«Говорим по-русски!» – 1 и 2 сентября - Говорим по-русски. Передача-игра - 2004-08-31

О. – Вы заметили? В последнее время рядом с уже набившими оскомину лизингом, трейдингом, мерчендайзингом, операционистами и рецепционистами появились новые «заграничные» прелести. «Ах, шармэль!» – восклицают наши соотечественницы, отведав воздушного сладкого «дамского счастья». И чудится им в этом словечке французский шик. Но по-французски-то нужно было бы сказать: charmant.

М. – А я каждый раз вздрагиваю, когда слышу: «Давайте помоментальничаем!» Это, наверное, тоже от французского momental? Но «моменталь» – это все же смесь французского с нижегородским.

О. – Ничего удивительного, считает старший научный сотрудник Института русского языка РАН Эдуард Григорян.

Пленка – 2.00

М. – Да, падки мы на «импорт», что уж греха таить… или – грех?

О. – Разберемся через пару минут.

М. – Первые годы нового века и нового тысячелетия– самое время для того, чтобы оглянуться на ушедшие века и ахнуть: батюшки, да что же это за скорости там были? Почему люди веками передвигались на лошадях и разговаривали глаза в глаза – максимум писали друг другу письма – а за последние сто с небольшим лет и телеграф, и телефон, и Интернет, и сотовая связь, и пЕйджеры…

(ОШИБОЧКА ВЫШЛА)

О. – Ты действительно говоришь «пЕйджер»?

М. – Честно говоря, у меня это получилось случайно. Я вдруг вспомнила, как сегодня так сказал один мой коллега– ну вот и у меня вдруг выскочило… Хотя обычно говорю «пЭйджер». А что у нас там в словарях?

О. – Скорее, не в словарях, а в словаре. Слово-то новое. Вспомни-ка, о каких пейджерах могла идти речь еще пятнадцать лет назад? Зато сейчас пейджер – в сравнении с мобильным телефоном – уже рассматривают как давно пройденный этап.

М. – Ну да, не успеем мы научиться произносить это слово, как

оно оказывается уже ненужным…

О. – Как знать… А вдруг еще пригодятся? Вот мы на «Эхе», например, используем эфирный пейджер самым активным образом… Да, так вот: слово «пейджер» есть в последнем издании «Словаря ударений» – как раз уходящего, 2000-го года издания. И не только «пейджер», но еще и «пейджинг», и «пейджинговый». Везде - /ПЭ/ - Пэйджер, Пэйджинговый, Пэйджинг.

М. – Собственно, так же как и «компьютЭр» - и все его производные: компьютЭрный, компьютЭрщик и т.д. Что на самом деле означает одно: эти слова пока не освоились в русском языке.

О. - А вот это странно, согласись! Мне кажется, слово «компьютер» теперь даже младенцы знают.

М. – И тем не менее языку нужно время, чтобы, так сказать, «освоить» слово, сделать его целиком и полностью своим. На это иногда уходят десятилетия. Конечно, мы давно говорим «тЕнор», «компрЕсс», «прЕсса», «фЕдЕрация». Но ведь когда-то все эти слова были заимствованы из других языков! Просто потом накрепко вошли в русский, к ним привыкли…

О. – И начали смягчать согласный перед «э»: не «тЭнор», а «тЕнор», не «прЭсса», а «прЕсса» – ну и т.д. Закономерность такова: чем больше слово живет в языке, тем выше вероятность того, что звучать будет не «Э», а «Е».

М. – Надо только еще раз напомнить, что речь на самом деле идет не о гласном – Э или Е – а о том, какой будет согласный – мягкий или твердый. О «Э» или «Е» мы говорим исключительно для простоты. Так поступают и нормативные словари.

О. – Да, так еще раз: «пЭйджер» и «компьютЭр» пока в русском языке относительные новички. Поэтому словари и не рекомендуют нам произносить «пЕйджер» и «компьютЕр». Вот может быть лет через двадцать…

М. – Ну знаешь… Лет через двадцать о компьютерах, может, и не вспомнит никто. Они устареют, и будет что-нибудь этакое… Чему и названия еще не придумали.

***

О. – «Что греха таить!» – мы так часто это произносим, что даже не задумываемся: а оправдан ли грамматически в нем родительный падеж? «Нормальным», на первый взгляд, кажется винительный: если уж таить, то грех! – так считают многие ревнители правильности речи.

М. – Валерий Мокиенко в своей книге «Почему так говорят?» замечает: выражение «что греха таить», которое можно встретить и у Пушкина, и у Толстого, и у Тургенева, правильно, но необычно с точки зрения современных грамматических представлений. Откуда же этот оборот взялся?

О. – Дело в том, пишет Мокиенко, что в древних текстах глагол таить гораздо чаще употреблялся не в утвердительной, а в отрицательной форме: не таи обид, не утаивай погрешений, не скрывай недопонимания… Вот и этот оборот первоначально звучал: нечего греха таить. В таком виде он и попал в Словарь русского языка XVIII века, в язык Крылова, Гоголя, Чехова, других писателей… Дожил он и до нашего времени: именно так выражался, например, герой повести «Судьба человека» Шолохова: «Нечего греха таить, вот тут-то у меня ноги сами собою подкосились, и я упал, как срезанный, потому что понял, что я – уже в окружении, а скорее сказать – в плену у фашистов».

М. – Постепенно нечего заменилось на просторечное чего, а затем и на вполне литературное что. И стали мы говорить: что греха таить…

О. – Вообще-то на этот оборот очень похоже по смыслу другое выражение – что и говорить… Оно тоже образовалось из отрицательной конструкции: нечего и говорить…

М. – Валерий Мокиенко приводит и другие формулы: что и сказать, что и подумать, что поделать…

О. – И делает вывод: «Фразеологизм законсервировал лишь одну из грамматических возможностей языка. А законсервировавшись, та или иная форма употребляется уже как закономерная».

М. – Нам – О.С., М.К. и звукорежиссеру… - добавить нечего.