Говорим по-русски. Передача-игра - 2000-03-27

О.- Слово только потому есть орган мысли и непременное условие всего позднейшего развития понимания мира и себя, что первоначально есть символ, идеал и имеет все свойства художественного произведения, - этим высказыванием Александра Афанасьевича Потебни мы продолжим нашу импровизированную историю поэтики и поэзии.

М. Девятисотые годы были отмечены выходом в 1905 году в свет книги Потебни Из записок по теории словесности, во многом продолжившей труд 1892 года Мысль и язык, его идеи были подхвачены и символистами, и футуристами.

О. Развивая идею Гумбольдта о том, что язык есть вечно повторяющееся усилие духа сделать членораздельный звук выражением мысли, Потебня пишет: слово выражает не всю мысль, принятую за его содержание, а конкретный признак мыслеобраза. Образ стола может включать представление о форме, высоте предмета, о материале, из которого он изготовлен, но слово стол значит, по Потебне, только простланное, корень слова тот же, что и у глагола стлать. Звучание слова Потебня называет внешней его формой, этимологическое значение внутренней.

М. Возьмем слова голубой, голубь, приголубить, внутренняя форма слова голубь связана с представлением о голубизне, ну а глагол приголубить помнит уже только ласковую птицу; постепенное забвение словом внутренней формы и есть закон развития языка. В слове защита мы не ощущаем прямой связи с представлением о том, что можно укрыться за щитом. Но вот в словах начало, конец, стена образная составляющая, кажется, и вовсе утрачена

О. Безобразные слова в каждую историческую эпоху живут рядом с образными, кроме того, возникают и новые образы-слова. Из двух состояний мысли, сказывающихся в слове с живым и в слове с забытым представлением, - пишет Потебня, - возникают поэзия и проза. В поэтическом произведении он видит те же стихии: содержание, соответствующее чувственному образу или развившемуся из него понятию, внутреннюю форму, образ, намек на это содержание, и внешнюю форму, средства выражения художественного образа.

М. Ну а утверждение о том, что слово и само по себе есть уже поэтическое произведение, влечет за собой рассуждения о связи слова и мифа. Миф начинается тогда, когда сознание исходит не из сходства обозначаемых объектов мира, а из их действительного родства. Выражение ночь пролетала над миром может быть и метафорой (если человек сравнивает ночь с летучей мышью или птицей), и частью мифа (если человек верит, что у ночи действительно есть крылья). Потебня приводит еще пример: когда мы говорим про горючее сердце или что сердце горит, мы имеем в виду метафорическое обозначение горя или жара чувств, но ведь есть и история с московскими пожарами в 16 веке поговаривали, что Москва сгорела волшебством, чародеи вынимали сердца человеческие, мочили их в воде, водою этою кропили по улицам, как горючим

Как правильно?

М. Когда события исторического масштаба происходят на твоих глазах чувствуешь себя причастным к чему-то большому, великому. А сам ты такой маленький, незаметный И главное, совершенно ничего не в состоянии изменить.

О. Это ты о чем, о выборах?

М. Ой, да нет, что ты! Я совершенно о других событиях языковых.

О. А мне всегда казалось, что носитель языка не в состоянии отследить изменения, которые происходят в языке: он их попросту не замечает.

М. Да нет, есть такие изменения, мимо которых не пройдешь. Они, извини за грубоватое выражение, буквально лезут в уши! Например, в последние месяцы я постоянно сталкиваюсь со словом облЕгчить.

(ОШИБОЧКА ВЫШЛА)

М. Не знаю, как ты, а я это воспринимаю даже не как ошибочку, а как диверсию, настоящую лингвистическую диверсию!

О. Слушай, это у тебя, по-моему, признаки шпиономании.

М. Хорошо, пусть не диверсия. Но уж поветрие это точно. Причем, как мне кажется, процесс становится необратимым.

О. Откуда такой пессимизм?

М. Понимаешь, если бы я услышала это на улице где-нибудь в магазине, в троллейбусе, на рынке, - я бы не стала бить тревогу. Но всё чаще такое ударение делают наши коллеги-журналисты. Только за прошлую неделю - три подобных случая! Нет, не уговаривай меня, ничто не может облегчИть мои страдания по этому поводу

(ДРУГ АРКАДИЙ, НЕ ГОВОРИ КРАСИВО)

О. А главное откуда, откуда такое ударение?! Не понимаю.

М. Оттуда же, откуда берутся практически все неправильные ударения из просторечия. Но именно в этом конкретном случае насколько я могу припомнить, всё началось сверху - аж из Политбюро. Так начали говорить во времена Михаила Сергеевича. Только тогда широкого распространения это ударение не получило. И вдруг через столько лет! оно оживает.

О. Во всех словарях сказано совершенно четко: есть только один правильный вариант облегчИть, облегчённый. Что касается упомянутого нами варианта не хочу его повторять то рядом с ним стоит строгая помета неправильно.

М. Однако, если дальше так пойдет, и такими темпами, боюсь лингвисты через несколько лет решат пересмотреть свою позицию. Сначала в словари прокрадется помета допустимо, а потом неправильный вариант и вовсе станет правильным.

О. Нет, нет и нет! Должны же быть у языка какие-то собственные защитные силы. Ну не может он вот так просто взять и сдаться!

М. Да и мы со своей стороны постараемся помочь хотя бы немного. Для этого надо почаще повторять, как заклинание: я облегчУ, ты облегчИшь, он облгечИт, они облегчАт

Î. Но вернемся к тому, что Александр Афанасьевич Потебня говорил о словах как мериле художественного произведения. В книге Из записок по теории словесности мы прочтем: поэт должен избегать дробных частей, он не может оставаться на точке зрения живописца или музыканта, но должен говорить о явлении с точки зрения разных чувств, не может менять произвольно точку зрения, должен помнить, что каждая картина требует предварительного знакомства с описываемым Слово, объясняя новое через уже познанное, дает направление мысли.

М. Скажем: Чистая вода течет в чистой реке, а верная любовь в верном сердце. Образ текучей воды (насколько он выражен в словах) не может быть, однако, внешнею формой мысли о любви, - поясняет Потебня, - отношение воды к любвивнешнее и произвольное Законная связь между водою и любовью установится только тогда, когда, например, в сознании будет находиться связь света, как одного из эпитетов воды, с любовью. Это третье звено, связующее два первых, есть символическое значение выраженного образа воды В художественном произведении образ, представление, внутренняя форма выступают на первый план, через них познается мысль, идея.

О. Потебня классифицирует в своих трудах виды поэтической иносказательности, но замечает при этом: Элементарная поэтичность языка, т.е. образность отдельных слов и постоянных сочетаний, как бы ни была она заметна, ничтожна сравнительно со способностью языков создавать образы из сочетания слов, все равно, образных или безобразных. Слова: гаснуть и веселье для нас безобразны; но безумных лет угасшее веселье заставляет представлять веселье угасаемым светом.

М. Среди последователей идей Потебни можно назвать и Чехова, в драматургии которого планы выражения и содержания непосредственно не совпадают, и футуристов, с их поисками самовитого слова, и символистов, считавших символ изречением на языке намека и внушения чего-то неизглаголемого, неадекватного внешнему слову. Символисты, правда, пошли дальше Потебни, полагавшего, что символ и знак синонимы

О. Мы, Ольга Северская, Марина Королева и звукорежиссер Сергей Игнатов, тоже предлагаем вам стать последователями Александра Афанасьевича, хотя бы приняв тезис: При помощи слова человек вновь узнает то, что уже было в его сознании. Он одновременно и творит новый мир из хаоса впечатлений и увеличивает свои силы для расширения пределов этого мира. Звук становится намеком, знаком прошедшей мысли. В этом смысле слово объективирует мысль, ставит ее перед нами, служит тем делом, без которого невозможно самосознание, как первоначально, до приобретения навыка, невозможно считать, не указывая на считаемые вещи или не передвигая их, невозможно играть в шахматы, не передвигая шашек.