Спектакль "Любовник моей матери" - Наталья Чернявская, Александр Кудрявцев, Зинаида Госмер, Наталья Стеркина - Саундтрек - 2013-02-06
С. АНИСИМОВ: Это программа « Саундтрек». У микрофона Станислав Анисимов. Звукорежиссер – Илья Крылов. Сегодня мы снова возвращаемся к теме театра. Будем говорить с нашими героями об очень необычном музыкальном спектакле « Любовник моей матери» режиссера Натальи Чернявской. Пьеса - концерт по роману Урса Видмера, современного швейцарского автора, приемника знаменитых Фридриха Дюрренммата и Макса Фриша. Из программки к спектаклю: « Это романтическая история любви. Она – поклонница великого музыканта, фанатка, которой выпал шанс войти в жизнь своего кумира. Но это не сделало их ближе. Как видно из названия, рассказ ведется от лица молодого человека, сына главной героини. В спектакле он тоже музыкант, пианист. Живая музыка становится еще одним действующим лицом спектакля. « Любовник моей матери»- пьеса- концерт. Сценическую адаптацию романа создала писатель и сценарист Наталья Стеркина, с которой мы побеседовали о судьбе произведения.
Н. СТЕРКИНА: 10 лет назад Зина затевала тогда театральною фойе, проект. Только это начиналось. Планировалось, что это будет музыка плюс текст. Текст какой-то, какой будет монтироваться с идеей. Стали искать текст участники проекта. Разные тексты пробовали. В какой-то момент я сама набрела на этот роман, приобрела его в магазине, прочитала с восторгом. Поняла, что мне нравится этот роман. Я его предложила, но режиссер сказал, что хорошо бы его переложить для сцены. Я села его перекладывать. Я разложила его на партии. Он интересен именно тем, что там две партии: женская и мужская. Это как раз сочетается с музыкальными партиями. Попробовали, тогда был поставлен этот спектакль первый раз. Он был сыгран, была живая музыка: скрипка и фортепиано. Потом прошло время, эта инсценировка ждала своего часа. Многие люди пытались, но не давалось. Вроде не так сложно. Разговаривают два человека, жизнь, любовь. Жизнь женщины, любовь к дирижеру. Есть музыка, которая освещала его всю жизнь. А вот не получалось. Люди многие преступали к этому. Не получалось. В 2009 году была другая история. Антрепризный спектакль, два актера из разных мест. Мальчик - музыкант, он не совсем профессиональный пианист, который учился в фортепианном классе университета. Был сыгран спектакль, несколько раз его показали, была премьера. Но тоже не пошло. У актеров что-то изменилось, изменились их планы. Опять лежала эта инсценировка. Ждала своего часа. Наконец, сложилось все вместе. Музыкант – актер, Зина, которая у истоков этой истории. И Наташа. Когда все это соединилось, получилось, нельзя сказать, что это спектакль. Это некий особенный жанр. Это музыка и текст, они соединились в уникальную композицию. « Любовник моей матери» дождался своего часа.
С. АНИСИМОВ: Вы сказали, что была сложная судьба у постановки. Не связываете вы это с самим текстом и драматургией?
Н. СТЕРКИНА: В некотором смысле связываю. Рассказать так историю жизни одной женщины, чтобы это до конца дошло до зрителя, наверно, это не так просто. Трудно сказать, почему текст не так легко дается. Может, он ждал такого соединения с музыкой. Просто уникального. В первом случае был актер, была актриса, была музыка, но, наверно, что-то перетягивало, требовало баланса. Второй раз были актеры, и был мальчика – музыкант. Наверно, актеры перетягивали на себя. В этот раз сложилось так, потому что есть актер и музыкант в одном лице, актриса и великолепная скрипка. Вы понимаете, получилось вот такое трио.
С. АНИСИМОВ: Когда вы работали с текстом, вы сталкивались со сложностью в переводе в сценический вариант?
Н. СТЕРКИНА: Вы знаете, нет, что удивительно. Текст дался мне легко, почему я его так люблю. Это было очень увлекательно. Написан роман, где не было такого: он, она, мать, сын. Надо было просто разложить на партии. Дать каждому слово. И ничуть не сократить. Роман не был изменен и оставлен.
С. АНИСИМОВ: А сам автор видел?
Н. СТЕРКИНА: Нет, он должен был приехать осенью, как нам говорили, но отложил свой приезд. У венгров мы уже сыграли, я с самого начала хотела, чтобы сыграли там, потому что Барток, но те постановки, которые были, они не годились. А в этом году все сложилось. Какая-то тайна есть, почему не давался спектакль. А теперь уже год будет, как его играют. 25 апреля была премьера. Сейчас уже январь.
С. АНИСИМОВ: Расскажите подробнее об изначальном тексте. Что он из себя представляет?
Н. СТЕРКИНА: Структуру я не меняла. Роман, как вы читаете: « Сегодня умер любовник моей матери». С этого начинается роман. Там нет пересказа, что это говорит сын или мать. Дальше идет: « Да, я любила его». Практически все реплики, которые вы слышите в спектакле, это вот поток сознания идет от первой строчки до последней строчки.
С. АНИСИМОВ: Но вам нужно было вложить это в уста двух?
Н. СТЕРКИНА: Т.к. это мать и сын. Для постановки было не так важно, кто на первом месте. Кто начинает. Мог играть и один актер. Но тоже с музыкой. Я даже представляла, что есть голос за кадром, который подает реплики. Могла быть разная транскрипция. Дело в том, что эти реплики на что ориентировались? На ритм этого романа. Я слышала ритм и перекладывала эти реплики. Даже были повторы. Я давала возможность кому-то подхватить предыдущую фразу, чтобы не ломался ритм. Это единственное, что я делала, когда работала над текстом.
С. АНИСИМОВ: Музыку вы тоже вписывали в произведение?
Н. СТЕРКИНА: Нет. С музыкой я не участвовала.
С. АНИСИМОВ: Сами произведения не прописаны в тексте инсценировки?
Н. СТЕРКИНА: Нет. Если он упоминались в тексте, то я их вкладывала в уста персонажа. Но я ничего не вкладывала сама.
С. АНИСИМОВ: Наталья Стеркина о сценической адаптации романа У. Видмера « Любовник моей матери». Современная постановка этой пьесы этого концерта принадлежит ведущей актрисе Российского молодежного театра Наталье Чернявской, с которой мы поговорили о работе над спектаклем.
Н. ЧЕРНЯВСКАЯ: Я прочла это. Мне это безумно понравилось. Я начала думать об этом. Начала болеть этим. Не спать ночами. Я поняла, что это неизбежно. Дальше мы с Сашей ту замечательную инсценировку, которую написала Наташа, мы немножко ее перелопатили под себя, под ту историю, которую мы бы хотели рассказать.
С. АНИСИМОВ: Какие это были изменения?
Н. ЧЕРНЯВСКАЯ: Изменения были. Мы что-то сокращали, что переставляли местами. Именно в той последовательности, в какой было бы более целесообразно донести эту историю до зрителя. Именно в нашем исполнении: матери и сына. Все это перемежается музыкальными произведениями. Тут тоже такая вещь. Я затрудняюсь даже сказать, что первично, музыка или текст. Как текст в этом произведении, для меня это – музыка. Когда мы работали, мы искали, где у нас смена темпа, ритма, где у нас настроение, где выше, где ниже. Это для меня была некая музыкальная партитура. Поэтому логически этот текст логично вливался в музыку и следующий драматургический кусок выплывал из музыки. Музыка для меня – это текст. Когда я сижу, слушаю, как ребята играют, в это время для меня процесс не прерывается. У меня идет внутренний монолог. У меня идет некая жизнь. Так я подготавливаюсь к следующему куску, который для меня тоже становится неожиданным. Было прописано в инсценировке: мать и сын. Но мы тоже кое-что меняли. Местами текст сына отдавали матери, а текст матери – сыну.
В. АНИСИМОВ: Что касается работы над мизансценами. Как это происходило?
Н. ЧЕРНЯВСКАЯ: Мизансцена. Для меня была задача – прочесть чтецкий материал. В то же время какие-то куски проникнуться и сыграть, но так, как чтецкий материал. Мне хотелось, чтобы было понятно, что это не совсем спектакль, не совсем концерт, но и не совсем чтецкое произведения. Мизансцены находились уже по ходу. Что-то рождалось, что-то мы отговаривали и т.д, что-то подсказал А. Смольяков, очень удачно. Когда Саша исполняет музыкальные произведения, я вижу, как он проживает их. Они не просто так исполняются, они исполняются, потому что это накопления в его душе, которые потом не могут не прерваться в слова.
С. АНИСИМОВ: Если говорить о режиссуре, бы33ли какие-то особые установки для персонажей?
Н. ЧЕРНЯВСКАЯ: Особых установок не было. Все рождалось из души, все рождалось из текста, из музыки, из того, как мы это понимаем и чувствует.
С. АНИСИМОВ: Насколько важно пространство, в котором исполняется спектакль. Или он может быть адаптирован под любое пространство исходя из того, что на сцене должен быть инструмент, минимум реквизита.
Н. ЧЕРНЯВСКАЯ: Начиналось это все в галерее «Аксарт», где была небольшая сцена, на которой стоял рояль, стул. Мы придумали антуражный столик, где программки, сухие цветы, фотографии. Нам это помогало, чтобы некая атмосфера возникла. Мне казалось, что самое главное – это наличие рояля. Как выяснилось, можно и без рояля. Когда нам привезли пианино, выяснилось, что можно и так. Мне сейчас нравится, раньше мне казались, что мы дальше этого не пойдем, галерея «Аксарт», а сейчас мне очень нравится, мы играли и в посольстве венгерском, мы поменяли все мизансцены, мы обросли таким пространством. Мы уже обыграли и балконы, и авансцена, и большое пространство. Мне это очень нравится. Мне кажется, что сейчас мы настолько в материале, что мы можем это играть в любом пространстве, если у нас будет инструмент.
С. АНИСИМОВ: Если говорить о постановке в открытой сцене, то особую роль там играет свет. Мы по радио не можем передать. Если описать, как происходила работа над светом.
Н. ЧЕРНЯВСКАЯ: Свет нам поставил замечательный художник по свету, который работает в Большом театре, это Сергей Шевченко. То, что он сделал, нам очень помогает, потому что он уникальный художник. Свет – это действующее лицо у спектакля. Каждый световой кусок соответствует определенному настроению сцены. Носит образное начало.
С. АНИСИМОВ: Нет такого ощущения, что названия световых фрагментов разбили спектакль на независимые сцены?
Н. ЧЕРНЯВСКАЯ: Нет, они помогают, потому что их название рождалось именно из сцен.
С. АНИСИМОВ: Переходим к персонажу. Пару слов о том, что это за персонаж, что он из себя представляет?
Н. ЧЕРНЯВСКАЯ: Это некая женщина с непростой судьбой. До конца, я думаю, каждый поймет по-своему, где грань фантазии этой женщины и реальности. Это явно очень неординарная женщина с бурным воображением, которая с детства, может быть, ее родословная, может, в силу жизненных ситуаций, заложен дар любить. Любить безумно, безоглядно, сжигая все за собой. Этим мне эта женщина очень близка.
С. АНИСИМОВ: По отзывам зрителей можно сказать, что это персонаж неоднозначный. Может восприниматься как отрицательный. Была ли задача показать его…
Н. ЧЕРНЯВСКАЯ: Отрицательно? У меня – нет. Я абсолютно понимаю эту женщину, да, я могу рационально понять некую степень фанатизма. Зная некоторые судьбы актеров, зная, как актеры страдают от таких фанатичек, что это плохо. Поскольку я изнутри в этом персонаже, поскольку я рассказываю ее судьбу, то, естественно, я ее оправдываю. Она не может жить иначе. Эдвин тоже неоднозначный персонаж. Вроде бы он всю жизнь ей испортил, а в конце даже сын его прощает и понимает. По одной фразе: ты бы мог быть моим сыном. Мы не понимаем до конца, была эта история или ее не было. Может, он не такой плохой персонаж.
С. АНИСИМОВ: Эдвин - это объект обожания, который на сцене не присутствует, но о нем все время говорят?
Н. ЧЕРНЯВСКАЯ: Да. Но у нас полное ощущение того, что он присутствует.
С. АНИСИМОВ: Наталья Чернявская, режиссер и исполнительница главной роли в спектакле « Любовник моей матери». Роль сына главной героини исполнил пианист Александр Кудрявцев, с которым мы побеседовали не только о его персонаже, но и о подборе музыки.
А. КУДРЯВЦЕВ: Пьеса построена так, что все действие – это воспоминания моего персонажа. Оба главных героя умерли. Умерла моя мать, умер ее любовник. Я – человек, для которого прошлое становится настоящим. Он живет им, он мучается им. В этом его трагедия. Благодаря этому с детства формировалась его личность. Он очень впечатлительный человек. Благодаря своей впечатлительности, благодаря тому, что он был вынужден испытать те потрясения, которые он испытал, он в данный момент может рассказать эту историю. Мне кажется, одна из больших сложностей в том, что он идет где-то 1.20 вместе с музыкой. Нас всего двое актеров. Всего три человека на сцене. У нас есть задача – за 1.20 не потерять нить повествования, сохранить форму, чтобы она не распалась.
С. АНИСИМОВ: Спектакль начинается с музыки. Музыка вплетена в действие. Каким образом вы ее подбирали и включали в действие, которое на сцене?
А. КУДРЯВЦЕВ: Мы с Наташей договорились так, то мы придем на репетицию, каждый отметит места, где по нашему мнению должна звучать музыка. Получилось так, что что-то у нас совпадало, что-то нет. Потом мы ассоциативно мы подбирали музыку, слушали ее, думали, подходит она или нет. Это был первый этап работы. Потом мы смотрели на время, сколько идет музыка, сколько идет произведение литературное, мы ужаснулись, потому что оно шло около 2-х часов. Какие-то произведения мы резали. Закон формы, прежде всего. Таким образом, родилось то, что родилось. Мне кажется, что произведения органично вплелись в ткань драматическую.
С. АНИСИМОВ: Что это за произведения? Какие это композиторы?
А. КУДРЯВЦЕВ: Тут есть произведения, написанные именно для фортепиано. Это из прелюдий и фуг Шостаковича. Здесь есть транскрипция симфонических произведений. Это начало увертюры к опере « Тангейзер». Здесь есть произведения, написанные для скрипки и фортепиано. Их большинство. Это Барток, это авторы, которые были современниками героев. Это Штраус, его соната. Мы выбирали авторов по современности героям. Вагнер туда попал просто, как ассоциация духа дирижера.
С. АНИСИМОВ: Предполагается, что публика уже знакома с этими произведениями или они настолько органично должны быть вплетены?
А. КУДРЯВЦЕВ: Мы стремились к непрерывному повествованию, которое не прерывалось бы отдельными вставными музыкальными номерами. В этом тоже была своя сложность. Эти произведения обозначены в программке, но мне кажется, что они носят больше характер связок. Музыка – это продолжение слов, в данном случае. Когда слова заканчиваются, начинается музыка.
С. АНИСИМОВ: А идея сочетать музыку и слово была у вас при производстве?
А. КУДРЯВЦЕВ: Не очень близко подобное сочетание, потому что есть произведения, которые написаны специально для мелодекламации, когда есть декламация под музыку. Это направление разрабатывалось композиторами. Мне кажется, что когда берется музыкальное произведение, которое не создано для подобного сочетания, и под него начинают читать стихи, зачастую это несовместимо. Произведение музыкальное настолько самостоятельно, что оно может перетянуть часть внимания на себя. Оно говорит не совсем о том, о чем говорит речь. Это проблема искусства оперного и драматического. Мы попытались уйти от этого. И только в некоторых моментах, когда экспрессивность повествования вынуждает прибегнуть к помощи музыки, нам пришлось сочетать их.
С. АНИСИМОВ: Играть на театральной сцене и играть на сцене консерватории, это разные состояния?
А. КУДРЯВЦЕВ: Здесь вопрос о средствах выражения. Искусство имеет дело с чувствами человека. Прежде всего, в искусстве выражаются мысли человека, вызванные чувствами. Эмоциональные состояния очень важны для искусства. В данном случае, переживания человеческие, как человека, который исполняет музыкальные произведения, они, мне кажется, имеют одну природу, но разные средства выражения. Если музыкант имеет уши, и руки, и свой инструмент, то для артиста его инструмент – это его организм. В данном случае, основная сложность для меня – это переход с одного инструмента на другой. Чтобы переход был органичным, чтобы он не требовал усилий. Это основная сложность, с которой мне приходится бороться.
С. АНИСИМОВ: Александр Кудрявцев о своей работе в спектакле « Любовник моей матери». Персонаж Зинаиды Госмер единственный молчаливый. Говорит только инструмент, скрипка.
З. ГОСМЕР: Изначально у меня не то, чтобы была мысль, как себя позиционировать. Музыка в чистом виде напрямую доходит до зрителя. Это совершенно другой язык. Язык эмоциональный. Задача была такая, чтобы найти те музыкальные произведения, которые будут создавать второй план, с одной стороны, с другой стороны, не будут перебивать произведения, а будут возвышать эмоциональную сферу. Доводить до уровня самого наивысшего воздействия. Цель была такова: поскольку речь идет о музыкантах, то в оркестре есть струнные инструменты. Без струнных инструментов невозможно существование оркестра. Есть еще такая аллегория, ну, может быть, общепринятая, но, тем не менее, это так. Скрипка – это инструмент, который олицетворяет что-то, связанное с жизнью, с судьбой, с душой, с личностью. Здесь это все действительно очень органично было для тех персонажей, для этого романа, для этой истории, для этой любви, все связано с музыкой. Скрипка здесь, так уже родилось.
В. АНИСИМОВ: Вы сказали, что создается второй план. Есть у вас ощущение, что именно ваше исполнение выходит на первый план?
З. ГОСМЕР: Цели такой нет. Если это случается, то не по злому умыслу. Музыка, как таковая, она имеет такое свойство воздействия на зрителя. Бывает такое, что в какой-то момент люди начинают как-то реагировать после исполнения произведения. Цели такой нет.