Сакен Аймурзаев - Сотрудники - 2008-03-21

С. БУНТМАН: Давненько я не слышал этой заставки. Добрый вечер! Сергей Бунтман у микрофона как ведущий. Кстати говоря, должен сказать, что у нас идет web-трансляция. И у нас сегодня первый из новой серии сотрудник. Это Сакен Аймурзаев. Здравствуйте!

С. АЙМУРЗАЕВ: Здравствуйте-здравствуйте, и те, кто видит, и те, кто слышит. Действительно, из новой серии, потому что я пришел на «Эхо» тогда, когда программы этой уже не было.

С. БУНТМАН: Но она повторялась на две волны, мы еще повторяли к 15-летию. В общем-то давно и, казалось бы, прочно забытая программа. Но мы подумали, что много новых сотрудников и стоило бы нам эту программу возродить. Со всеми ее традициями. Вот – одна из традиций: «Объективно».

:

Подпись «Юстас».

С. БУНТМАН: Ну вот. Все соответствует действительности?

С. АЙМУРЗАЕВ: Все соответствует. Правда – в каждом пункте этой характеристики.

С. БУНТМАН: «Потенциальный семьянин»!

С. АЙМУРЗАЕВ: Спортсмен – мне больше нравится.

С. БУНТМАН: Да, «потенциальный спортсмен»! Замечательно!

С. АЙМУРЗАЕВ: У меня все еще впереди в этом!

С. БУНТМАН: У нас идет web-трансляция, и мы будем показывать здесь исключительно Сакена Аймурзаева. Я буду таким невидимым голосом.

С. АЙМУРЗАЕВ: В виде следователя, который…

С. БУНТМАН: Нет, как Ворошилов в «Что? Где? Когда?». Еще я должен сказать, что каждый сотрудник имеет право хранить молчание: не отвечать на те вопросы, которые ему не нравятся. Я могу задавать практически все вопросы. Мы прекрасно знаем – и, я думаю, Сакен это выучил, - что нет, за исключением плохих вопросов, когда бывают не те ответы. Но если вопросы не нравятся (если они какие-то личные или вбок уходящие) – пожалуйста, сотрудник может не отвечать. Раньше бывало, что на «Эхо» приходили просто так: парашютировались люди сами по себе. Но, Сакен, ты же прошел регулярный отбор.

С. АЙМУРЗАЕВ: Да, весенний призыв 2006 года. В апреле 2006 года я увидел объявление на сайте: был такой баннер - «Вакансия корреспондента на «Эхо Москвы»». Нужны были мужские голоса. Я «кликнул» на этот баннер, и открылось задание. Нужно было написать о себе: небольшую анкету, фотографию, чем занимался и т.д. И нужно было выполнить одно задание, которое придумала Марина Королева: нужно было написать небольшой репортаж по мотивам стихотворения «Наша Таня громко плачет: уронила в речку мячик». Ну, я и написал, естественно. Что тут сложного?! Хотя надо понимать, что в информационном материале все ограничено. У меня получилось (насколько я помню, хотя не смог найти дома в компьютере этого письма, но здесь где-то есть) на две страницы, наверное, репортажа о том, как Танечка сидит на берегу Москва-реки, подъезжают какие-то спасатели, МЧС, начинают этот мячик вынимать, нацпроект какой-то. В общем, бред абсолютный. Но – вызвали! Через две недели, по-моему, мне позвонили и сказали: «Мы с «Эха Москвы» и хотели бы Вас увидеть». Ну, хотите – хорошо. Я прихожу, и лежат бейджики с именами, и мои имя и фамилия написаны правильно. Это уже хорошо!

С. БУНТМАН: Бейджик, по-моему, был такой полутораметровый, чтобы вошло и «Сакен», и «Аймурзаев».

С. АЙМУРЗАЕВ: Да-да! И то, и другое. И началась такая селекция. Нас было, наверное, человек 15 в том призыве. Сначала с нами разговаривали, спрашивали, знаем ли мы, где живем, кто у нас президент, кто у нас премьер, слушаем ли мы «Эхо».

С. БУНТМАН: Такая выездная комиссия райкома!

С. АЙМУРЗАЕВ: Да! Потом демонстрировали нам всяких звезд эховских. Вот, Бунтман молча зашел. Пока рта не открыл, мы же не знали, что это Бунтман, а он стоит молча и нас изучает. Ганапольский! Ну, Ганапольского и за закрытой дверью слышно было, когда он заходил (мы в гостевой все сидели). С нами разговаривали, давали какие-то задания: сделать материалы небольшие, расположить новости (нам давали такие с ленты распечатки) в порядке приоритета: что важнее. Спрашивали, какие газеты мы читаем, вообще читаем ли мы какие-нибудь газеты. «Не читайте советских газет»! Я честно сказал, что не читаю советских газет: в интернете новости смотрю.

С. БУНТМАН: Марина поставила галочку себе.

С. АЙМУРЗАЕВ: Да, Марина все фиксировала. Это был первый тур. Потом меня вызвали на второй. Нас уже было не 12, а 8, положим. Потом был третий. И нас осталось четверо. 4 человека, которые должны были прийти. Там много было смешных моментов на всех этих промежуточных собеседованиях, когда мы писали материалы в записывающей нашей девятой студии маленькой. Стоял Володя Варфоломеев. Вы знаете, какой у Володи Варфоломеева голос! Обзавидоваться! А я пришел, он у меня был еще более писклявый чем сейчас. И я сижу, читаю что-то, как пономарь. И мрачный Володя говорит: «Вы тут должны рассказывать новости, как будто перед строем солдат стоите». А я не смогу при всем желании, даже если буду по 2 пачки сигарет в день выкуривать, таким голосом разговаривать. Но – ничего. Было много забавных моментов. В том числе – связанных с моим именем. Я хотел ответить, если позволите. Я подсмотрел на сайте вопросы. Один наш слушатель спрашивает, как мое имя правильно произносить. Он считает, что правильнее произносить с двумя «а». Знаете, вот точно так же считает Алексей Алексеевич Венедиктов, который называет меня Саакен.

С. БУНТМАН: Да! И уже все привыкли.

С. АЙМУРЗАЕВ: А главное, чем оправдывается! Оправдывается тем, что у него много армянских друзей. Но, знаете, там вообще есть такой корень – в имени Саакян. Но ко мне это не имеет ни малейшего отношения. Сакен – с одной «а». Я всегда говорю: запомните как «саке» - водка – и букву «н» добавьте в конце. И все хорошо будет. Слово это вообще арабское, переводится как «сосед». Фамилия моя Аймурзаев. «Ай» - это совсем не приставка, не надо ее писать отдельно от остальной части фамилии, как кто-то на сайте пишет.

С. БУНТМАН: С восклицательным знаком: «Ай!».

С. АЙМУРЗАЕВ: Да, с восклицательным знаком тоже не надо писать. «Ай» означает луна. Это самостоятельная часть моей фамилии.

С. БУНТМАН: Сосед луны – это Земля.

С. АЙМУРЗАЕВ: Да, Земля. Что касается моего имени, кстати! Как только я пришел, уже, видимо, было понятно нашим магистрам, которые нас отбирали – Марине Королевой и Владимиру Варфоломееву, - что, может быть, я и приду на «Эхо». Володя мне сказал: «Тебе надо менять фамилию. Нельзя с такими фамилией и именем на радио. Вот представь: бабушка жарит оладьи на кухне и слышит – «Сакен Аймурзаев». У нее от одного этого оладьи из рук выпадут!».

С. БУНТМАН: Я не знаю, как бабушка, но могло быть сложно тем, кто нас, как говорится, должен «подводить».

С. АЙМУРЗАЕВ: В первое время сложно было «подводить», да.

С. БУНТМАН: На самом деле, у нас всегда была тестовая проверка: «Марина Аствацаурян». И ничего, все выжили. А потом, у нас в новостях бывают разные фамилии, мне так кажется

С. АЙМУРЗАЕВ: Да, много фамилий есть таких. А президента Туркмении даже не вспомните!

С. БУНТМАН: Нет. Честно скажу, я учил-учил-учил, когда там случилось все это дело. И даже хвастался, что выучил. А потом – забыл.

С. АЙМУРЗАЕВ: Вот видите. А у меня все проще, всего лишь «Сакен Аймурзаев». И вот эту фамилию мне предложили сменить. И, знаете, кто ее защитил? Защитили ее Вы, Сергей Александрович! Вы сказали, что не надо ее менять. Так я и остался самим собой.

С. БУНТМАН: Да, так этот человек стал Сакеном Аймурзаевым.

С. АЙМУРЗАЕВ: Да, у меня псевдонима нет.

С. БУНТМАН: Вот так оно и получается. Ну что ж, мы продолжаем нашу программу и далее пойдем. Я только напомню наш sms-номер: +7-985-970-45-45. Можете задавать свои вопросы. У нас всегда только по желанию участников передачи мы включаем телефон.

С. АЙМУРЗАЕВ: Пожалуйста. Не против.

С. БУНТМАН: Кстати, как первая встреча со слушателями? Прошли материалы, прошло всегдашнее начало с монтажки.

С. АЙМУРЗАЕВ: Конечно, конечно! Я прошел всю дедовщину, я все прошел. Первый VIP, как мы называем, человек - крутой ньюсмейкер, с которым я разговаривал, был Борис Абрамович Березовский. Это было непросто. Да, я это делал. Но делал недолго. 2 или 3 недели всего. И потом сразу в корреспонденты. Я помню первый мой материал, который звучал в эфире «Эхо Москвы». Помню, что он вышел 6 июня 2006 года и был посвящен тому, как в разных странах отмечают «666». Я это рассказывал в «Большой программе «Эхо»» в два часа. Это была моя первая пленка. Потом пошло-поехало. Я много делала опросов. Там на сайте спрашивали: «Как Вам личное общение». Знаете, я делал еженедельные опросы для программы «48 минут». Где-то год, наверное, их делал, так что наобщался со слушателями. И лично. И здесь мы с моим другом Тишей Дзядко вели программу «Супервласть», так что со слушателями наобщались.

С. БУНТМАН: Кстати, когда инаугурация Бегемота?

С. АЙМУРЗАЕВ: Ну, раз ужу выборы у нас были 1 марта, 6-го сделаем инаугурацию - почему бы и нет?

С. БУНТМАН: Хорошо! Вот еще: «Что касается Исакьяна…»

С. АЙМУРЗАЕВ: Я такого еще не слышал!

С. БУНТМАН: Это новая транскрипция. «…, то мне нравится этот журналист. Репортажи у него грамотные, интересные, речь у него правильная и приятная». Во-первых, спрашивают, на каком факультете учитесь. Это Ольга, студентка МПГУ.

С. АЙМУРЗАЕВ: Знаете, Ольга, Вы меня там не увидите: я там бываю очень редко. А учусь на факультете иностранных языков. Можете встретить на Юго-Западной, 6-й этаж, завтра в 12, Оля. Если хотите!

С. БУНТМАН: Что же это такое?! «Сакен, откуда у Вас такой прекрасный, сохранный (какое хорошее слово!) русский язык? Даже коренные москвичи так уже не разговаривают», - Зоя.

С. АЙМУРЗАЕВ: Не знаю, Зоя. Я, правда, не коренной москвич и в Москве не так давно живу. Я жил в разных частях России, и не только России. Не знаю. Наверное, это свойство слуха. Знаете, моя сестра сейчас живет во Франции. Она уже три года там. Я слышу, что у нее появляются, когда она со мной говорит по-русски, вот эти странные штуки. Просто это слух. То есть, жил бы я на Украине, [имитируя украинскую речь] говорил бы с вами нормально, говорил бы «г» фрикативную. Это просто ты слышишь и принимаешь.

С. БУНТМАН: Неужели это потеряется? Если, паче чаяния, придется жить в другой стране, - неужели это потеряется?

С. АЙМУРЗАЕВ: Нет, наверное не потеряется, все-таки. Но какие-то ноты появятся.

С. БУНТМАН: Потому что тогда надо будет перенимать вокруг. А у нас же у всех разные интонации.

С. АЙМУРЗАЕВ: У всех, да.

С. БУНТМАН: Еще вот одна такая штука: у тебя очень много путешествий по стране, перемещений. Сакен Аймурзаев, как мы смотрели тогда, вообще из Сибири и еще где-то у иезуитов учился.

С. АЙМУРЗАЕВ: Да. Вы и это знаете? И это говорят?

С. БУНТМАН: Конечно. Это очень потрясающая штука. Что такое? Что за человек такой? И сын, Женя, говорил: вот есть Сакен Аймурзаев, приходи посмотри.

С. АЙМУРЗАЕВ: Действительно, я имел отношение.

С. БУНТМАН: Это что же кидало меня?

С. АЙМУРЗАЕВ: Вот так очень хотелось. Раз уж мы говорим об Ордене иезуитов, давайте скажем. Хотя в нашем досье ничего не говорили. Но, видите, это секретная вещь. Это такой тайный Орден, как многие считают, поэтому о нем открыто не говорят. На самом деле, никакой, конечно, он не тайный. И в России есть несколько городов, где работают иезуиты. В частности, в Новосибирске. И после школы не очень захотелось узнать, что это такое.

С. БУНТМАН: А в школе ты учился в Новосибирске.

С. АЙМУРЗАЕВ: Нет, я учился в Нальчике, на Кавказе. Мне очень хотелось узнать, кто такие иезуиты. И я поехал. И действительно, я несколько лет имел общение с ними, учился у них. Даже я был в Ордене, но вышел через какое-то время. Понял, что это не совсем мое. Но очень многим им обязан, надо сказать.

С. БУНТМАН: А чем? Очень много существует рассказов: «Рассказы об иезуитах для детей», для взрослых.

С. АЙМУРЗАЕВ: Ну да, были эти книжки. Даже они у нас печатались. У меня была в детстве книжка про то, как они Парагвай построили.

С. БУНТМАН: «Черная гвардия Ватикана».

С. АЙМУРЗАЕВ: Да, черная гвардия, шпионы Ватикана и т.д., и т.д. Для меня люди из этого Ордена, которые меня учили долго, сделали для меня то, как я, например, сейчас работаю, как это ни парадоксально, вроде бы. Иезуиты, которые где-то, где-то, где-то, миссионеры в Африке и Индии, в Китае.

С. БУНТМАН: В Парагвае.

С. АЙМУРЗАЕВ: Да. И – я, журналист, к духовной деятельности отношения никакого не имеющий. Но! У этого Ордена есть очень четкие подходы. Подходы, в первую очередь образовательные. Когда ты понимаешь, что ты структурируешь просто свое время, силы, если ты знаешь цель, ради которой ты это делаешь. Вот эта фраза, которую перевирали в советское время – «Цель оправдывает средства»…

С. БУНТМАН: Даже и в антисоветское время. Есть такая чудесная книжка «Мифы об иезуитах». Любили очень это дело.

С. АЙМУРЗАЕВ: Да. Так вот, для меня главное, что этот Орден дал мне структуру и умение учиться. Вот это очень важно! И, конечно, умение говорить с людьми. Вы, наверняка, тоже знаете действующих иезуитов, патентованных таких, с аттестатом. Ну, на мякине не проведешь. Я им благодарен.

С. БУНТМАН: А правда, что иезуитов учат смотреть между глаз?

С. АЙМУРЗАЕВ: Да, вот так надо смотреть, чтобы человек смущался. А еще можно смотреть в нижнюю часть лица. Но это, на самом деле, очень старые правила. Ребулы называются они и действовали в XVI веке, чтобы не смущать человека.

С. БУНТМАН: Наоборот?

С. АЙМУРЗАЕВ: Да. А у нас все не так.

С. БУНТМАН: Да, смотреть в «третий глаз». А строгости их, ограничения – это смущало?

С. АЙМУРЗАЕВ: Да. Собственно я из-за этого ушел. Это личная такая история. Я не хочу подробностей. Но если кратко, то да: конечно, есть строгости, есть ограничения. Есть очень хорошее объяснение того, зачем это нужно. Но это тоже воспитывает свободу, воспитывает отношение к свободе, ценность свободы. Для меня это очень было важно. С другой стороны, люди, которые мне там преподавали, совершенно замечательные. Например, латинский язык мне преподавал отец Алексей Стричек, иезуит из Словакии, который был профессором Сорбонны и преподавал русский язык. Он был знаком с Вячеславом Ивановым. Ему сейчас уже 97 лет, отцу Алексею. И вот этот человек мне преподавал латинский. Мы с ним очень много разговаривали. Он жил в Медоне, под Парижем, и учил детей русских эмигрантов русскому языку.

С. БУНТМАН: Потрясающая школа была медонская!

С. АЙМУРЗАЕВ: Да. И он привез с собой библиотеку медонскую, потому что колледж был закрыт. Мы с ним читали, говорили. Для меня это был огромный опыт, несмотря ни на какие запреты и ограничения. Поэтому я ценю бесконечно те годы, которые во многом сделали меня таким, какой я есть.

С. БУНТМАН: Здесь просят рассказать о родителях.

С. АЙМУРЗАЕВ: Родители мои… Ну, мама, папа. Вот. Это так всегда: о родителях – это такая личная штука. Если вы просите, я расскажу.

С. БУНТМАН: Можете не отвечать.

С. АЙМУРЗАЕВ: Почему? Я же не стыжусь своих родителей! Мою маму зовут Ольга. Она родилась в Нальчике. Отца моего зовут Ергин, такое имя непростое. Он родился в Казахстане. Потом они встретились. Они оба приехали учиться в Москву, они химики. Учились в Академии химической, на Фрунзенской. Рядом, как раз, с Педагогическим Университетом, где я учусь. Там они познакомились. После института они некоторое время жили в Москве, а потом уехали по распределению в Алма-Ату, и там уже я на свет и появился. Потом мы переехали в Нальчик, потом я переехал в Новосибирск. И потом приехал в Москву, если уж вы хотите знать всю мою историю. Мои родители живут в Нальчике сейчас по-прежнему. У меня есть сестра. Она учится во Франции, как я уже сказал. Она после школы уехала в Орлеан. Вот это – моя семья. Замечательные родители. Большое им спасибо. Они сейчас слушают.

С. БУНТМАН: Просят напомнить, сколько тебе лет.

С. АЙМУРЗАЕВ: Да! Меня и на сайте просили сказать. Мне 23 года. Будет 24 в апреле.

С. БУНТМАН: Мы продолжаем. Телефон 363-36-59. Можно звонить, так как Сакен против ничего не имеет. Вопрос, как всегда щекотливый, но на него тоже можно ответить. Вот кем ты себя считаешь по национальности и как это вычисляется? У тебя сложная история. Это всегда интересно. И мне очень интересно.

С. АЙМУРЗАЕВ: Я ждал этого вопроса. Конечно, это интересный вопрос. Кстати, недаром меня спрашивают о русском языке, который, вроде бы, по паспорту родным для меня не является. Отец у меня казах, у мамы отец осетин, а мама еврейка. То есть вот такая картина. При этом мне даже стыдно, что я не знаю своего родного языка – казахского, хотя отец мой знает его и даже изъясняется. Я осетинского не знаю, не знаю иврита. Я знаю русский язык. Я переехал в Россию, когда мне было 8 лет.

С. БУНТМАН: А дома на каком языке разговаривали?

С. АЙМУРЗАЕВ: По-русски говорили. Бабушка и дедушка говорили по-казахски, и все родные говорили. Но по-русски говорили тоже. Вот именно в нашей семье говорили по-русски. Что касается национальности – сложно сказать. Как-то определить себя… Эти метания всегда есть.

С. БУНТМАН: Для начала надо определить. Что такое национальность. По паспорту, хотя этого не пишут, отец у меня казах. Для меня это не просто какая-то формальность. Когда я приезжаю в Казахстан – это редко бывает, - я вижу там степи, и что-то в этом есть очень личное для меня. В его ландшафте и в людях, которые там живут, в моих родных, которых там много. И я, конечно, себя ассоциирую с этой страной, с этими людьми. С другой стороны, мне очень близка еврейская культура, но живу я в русской культуре.

С. БУНТМАН: Как в своей.

С. АЙМУРЗАЕВ: Как в своей. И считаю ее своей. Понимаете? При этом не делаю никаких ограничений. У меня был один раз очень интересный разговор с националистом. Не могу назвать его фашистом, потому что этим словом вообще кидаться, бросаться нельзя. Вот с таким кондовым, не в хорошем смысле этого слова, не так, как Путин говорил о Медведеве, националистом. Мы с ним встретились на митинге. Я – журналист, у меня микрофон «Эхо Москвы», который у некоторой части населения вызывает идиосинкразию: их трясет при виде «Эхо Москвы», потому что это радио известно как еврейское, сионистское. И вот он подходит ко мне и начинает говорить о том, что вот «ты сюда приехал да еще работаешь на такой радиостанции. Уезжай-ка ты отсюда!». Я слышу, КАК он говорит. Я перевожу вам в более или менее нормальные формы. Я ему говорю: «Вот Вы кто по нации?». Он отвечает: «Я русский, и этим горжусь». Я говорю: «Знаете, я ваш родной язык знаю лучше, чем Вы. И книжек по-русски прочитал больше, чем Вы. И Вы мне говорите о том, что я должен отсюда уезжать!».

С. БУНТМАН: А это, наверное, неважно для такого рода людей.

С. АЙМУРЗАЕВ: Не уеду.

С. БУНТМАН: Правильно. Моя страна, мой язык. Все. Дальше едем. Пишет Игорь из Ухты: «Сакен, доброй ночи! Вы романтик или прагматик?». Как там было сказано в характеристике?

С. АЙМУРЗАЕВ: Какой-то там романтик. Я вообще не понимаю этих делений в работе, как это ни страшно. Хотя я очень люблю романтику. Я учусь и знаю немецкий язык и немецкую литературу. Я ведь все это обожаю и люблю романтику, если Вы говорите о романтизме.

С. БУНТМАН: С их сумрачно-германским Гейне.

С. АЙМУРЗАЕВ: Да-да-да! Но в профессии, как это ни страшно для меня, этого быть не должно, потому что я очень хорошо помню одну сцену. Это была суббота, седьмого октября позапрошлого года, когда убили Анну Политковскую. Я с ней был знаком, и мы несколько раз виделись, еще до того как я пришел на «Эхо». Когда я узнал, что она умерла, что она погибла, ее убили, я стоял в корреспондентской. Это был шок. Просто человеческий шок. Ко мне зашел Алексей Алексеевич и сказал: «Почему ты не поехал сразу, как только ты услышал?!». Я сказал: «Я знал ее. Я в шоке!». Он сказал: «Не имеешь права». Это жестоко, это страшно, но когда на работе – не имеешь права.

С. БУНТМАН: Не имеешь права, да.

С. АЙМУРЗАЕВ: Вот это к Вашему вопросу о романтизме. А какой я в жизни – надо спрашивать у тех, кто знает меня в жизни, поэтому здесь я об этом, наверное, не могу говорить.

С. БУНТМАН: «Кто Вы по вероисповеданию?» - спрашивает тот же Игорь из Ухты.

С. АЙМУРЗАЕВ: Католик.

С. БУНТМАН: Римский католик?

С. АЙМУРЗАЕВ: Римский католик.

С. БУНТМАН: «И носило его от Амура и до Урала)))», - Александр с тремя смайликами.

С. АЙМУРЗАЕВ: Носило, носило.

С. БУНТМАН: «Здравствуйте, Сакен. Какая Ваша главная цель, которую Вы хотели бы осуществить?» - привет от Саши из города Жуковский.

С. АЙМУРЗАЕВ: Спасибо, Саша! Вот сам говорил тут о целях, средствах, о том, что переврали, а сам просто не могу сказать. Знаете, очень легко в пафос уйти, а этого не хочется никогда делать. Знаете, вот нас здесь много на «Эхе» молодых, и мы между собой друг с другом общаемся, дружим. Так, слава богу, получилось. И вне работы встречаемся, говорим. И в общении в этом у меня появилось четкое осознание того, что моя цель никакая не «стать главным редактором», как пишут. Сейчас или через семь лет. Сегодня вот только утвердили Венедиктова – о чем вы говорите! Это на ближайшие 20 лет! Нет, не хочу. Цель вот такая, какая у меня сейчас: то, что я сейчас делаю. Я сам называю для себя это «малый путь», это буддистское определение. Вот, прихожу на работу, вижу новости. Звонит мне какой-то человек, который меня знает, говорит что-то: вот об этом надо рассказать. Вижу Василия Алексаняна, который сидит больной на цепи. И делаю свое дело: рассказываю об этом. Понимаете? Я-то, конечно, для себя понимаю, зачем я это делаю. Я не рассказываю о том, как колосится пшеница на полях. Но у кого-то вот это – цель. И они рассказывают про свеклу, про урожай. Там свои цели какие-то. Если говорить о малом пути, то мне, рассказывая все эти вещи, хочется одного: чтобы те, кто это слушают, начали как-то думать. Вот это, наверное, моя цель.

С. БУНТМАН: Хорошо. Вот здесь был вопрос в интернете: какое-то число людей ушло. Кстати, сразу должен сказать, что ушли по своим причинам.

С. АЙМУРЗАЕВ: Да, конечно, нет же одной причины, из-за которой все ушли.

С. БУНТМАН: И одна из этих причин – выстраивание себя все более интересным. Я не буду говорить, кто это, но для меня это самый нормальный путь, когда люди меняют, например, радиостанцию на канал или одну радиостанцию на другую с другой там работой. Они себя ощущают как журналисты, профессионалы во всех кавычках – берем как тему. Они считают, что в поисках радиостанции, газеты, канала можно найти или развить свое более адекватное воплощение. Плюс есть люди, которым надо просто больше заработать, поэтому, а это бывает очень часто.

С. АЙМУРЗАЕВ: И это нельзя осуждать.

С. БУНТМАН: Вот сейчас ты говорил о другом выстраивании.

С. АЙМУРЗАЕВ: Да.

С. БУНТМАН: А думал ли ты о том, чтобы вот так пойти: вот тут стартую, а телевидение все-таки больше аудитории.

С. АЙМУРЗАЕВ: Для меня телевидение – это другое. Тут даже вопрос не в аудитории. Вообще если хотите об аудитории, то у меня другой подход к этому. Зачем делать так, чтобы тебя слушали миллионы? Важно, чтобы тебя слушали свои. Вот у меня с детства очень было развито чувство «своих людей». И у этих своих тоже есть свои. Никакие не «наши», а «свои» - действительно по крови близкие тебе люди, которые тоже это будут дальше передавать. Почему я на «Эхе»? – Потому что я чувствую, что здесь – свои люди. И мне здесь хорошо поэтому. Конечно, есть проблемы. Вы видите нашего главного редактора, слышите его и знаете, наверное. Он даже сам иногда рассказывает о таких вещах. Надо вам как-нибудь устроить видеотрансляцию летучки какой-нибудь скрытой камерой и показать, что там происходит. Всякое бывает. Конечно, есть и обиды, и вот чего-то там не тебя заметили. Мы же все люди, и это чувствуешь всегда. Но при этом понимаешь, что в данный момент в это время и в этом месте – свои. И здесь хорошо. И здесь не придут и не скажут: об этом нельзя рассказывать, потому что об этом нельзя рассказывать.

С. БУНТМАН: От Зауга призыв: «Срочно учи осетинский!».

С. АЙМУРЗАЕВ: Зауг – это слушатель постоянный, он писал на сайт. Спасибо. Будет время – обязательно. Язык древний, интересный.

С. БУНТМАН: Здесь спрашивают: «За какую команду, Сакен, болеете?».

С. АЙМУРЗАЕВ: Я только ПОТЕНЦИАЛЬНЫЙ спортсмен, понимаете. Я БУДУ болеть.

С. БУНТМАН: Почему «буду»? Мы же были на Нальчике.

С. АЙМУРЗАЕВ: Да, мы сидели! Это секрет был. Я сидел на трибуне (даже уже не помню, какая это трибуна) в Лужниках.

С. БУНТМАН: На С2.

С. АЙМУРЗАЕВ: На С2, да. Справа от меня сидел Бунтман-старший, слева – Бунтман-младший. Они болели за «Спартак» Москва, а я делал вид, что не болею за «Спартак» Нальчик. И мы, так молчаливо переглянувшись, решили с Сакеном больше не ходить, потому что счет был 2:2. Так мы с сыном и договорились. Вот смотри. «Правильность, законченность, округлость выражения мысли, наверное, от иезуитов. Это плохо влияет на качество передач. Интересно, сейчас, когда - настоящий», - Владимир. Вот такой упрек. Мне про «э-э-э» говорят. Алексею Алексеевичу про «а-а-а» говорят. А тебя обвиняет Владимир в округлости.

С. АЙМУРЗАЕВ: Округлость речи. Заговариваю вас! Владимир, я – шаман. Слушайте, слушайте! Сейчас-то я – настоящий. Вот так.

С. БУНТМАН: Хорошо.

С. АЙМУРЗАЕВ: Спасибо за комплимент.

С. БУНТМАН: За округлость. Слушаем телефон. Алло! Добрый вечер! Мы Вас слушаем внимательно.

СЛУШАТЕЛЬ: Доброй ночи! Я из Самары. К Сакену вопрос такой: отец из Казахстана, а сам он бывает в Казахстане. Пусть бы он создал репортаж о части Казахстана.

С. БУНТМАН: Спасибо за вопрос.

С. АЙМУРЗАЕВ: Мой отец, конечно, бывал там. Он родился в Казахстане. Я сам тоже там бываю. Последний раз, по-моему, три года назад. До этого – два года. То есть очень редко, один раз в два-три года.

С. БУНТМАН: 548 вопросов уже было: почему холостой. «А девушка есть?» - спрашивает Лара, и еще там есть, потом посмотришь.

С. АЙМУРЗАЕВ: Угу.

С. БУНТМАН: Что это значит?

С. АЙМУРЗАЕВ: Я телефоны их потом посмотрю после программы. Вы знаете, нету, если Вы хотите прямого ответа на Ваш вопрос.

С. БУНТМАН: Наталья пишет: «Был в руках иезуитов…». С интонацией читать? А тебя тоже с интонацией подмывает читать?

С. АЙМУРЗАЕВ: Очень! Но я сдерживаюсь.

С. БУНТМАН: Ну ладно Сакен, я у иезуитов не учился: [читает с издевательской интонацией] «Был в руках иезуитов и говорит что не завербован ими! Смешно! Ха-ха-ха!».

С. АЙМУРЗАЕВ: Дважды завербованный!

С. БУНТМАН: Конечно! Слушаем телефон. Алло! Добрый вечер!

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер! Сергей Александрович! Меня зовут Александр.

С. БУНТМАН: Александр, вопрос Сакену, пожалуйста!

СЛУШАТЕЛЬ: Сакен, добрый вечер!

С. АЙМУРЗАЕВ: Добрый вечер, Александр!

СЛУШАТЕЛЬ: Вопрос немножко общий, но хочу подвести к конкретике и через Вас увидеть радиостанцию. Вхождение нового человека в коллектив – это всегда столкновение личностей с какой-то сложившейся атмосферой, с каким-то сложившимся порядком, в конце концов. С тем, что начальство требует или хотело бы видеть.

С. АЙМУРЗАЕВ: Да, есть такое, конечно.

СЛУШАТЕЛЬ: Тем более что это радиостанция, и роль личности здесь очень важна. Как Вы сами эту проблему, этот вопрос решили или решаете, может быть решать будете всегда. И, что существенно, нет ли противоречия?

С. АЙМУРЗАЕВ: Спасибо, Александр, за интересный вопрос!

СЛУШАТЕЛЬ: И еще вопрос: не тесно ли Вам в рамках католицизма?

С. АЙМУРЗАЕВ: Вот уж точно не тесно! Очень не тесно! Вы знаете, столько простора, что не хватает сил даже все оглядеть. Что касается работы, вхождения в коллектив, конечно это было непросто. Через муки, буквально. Есть у нас персонажи уважаемые, которые жестко вводят себя в коллектив. Хочешь – не хочешь, понял – не понял: вот, перед тобой ставят такой набор требований. Если ты не соглашаешься их принять, ты очень быстро понимаешь это сам и уходишь. Вот готов ты к тому, что может подбежать Венедиктов и на тебя накричать просто потому, что такой эмоциональный человек, а потом это как-то сгладить? Есть люди, которые очень тяжело физиологически воспринимают повышенные тона. Или бег! У нас все время на радиостанции бегают-бегают-бегают, надо быстро двигаться. Первое замечание, которые мне сделали: медленно ходишь. Здесь я бегаю. Потенциальный спортсмен. Что касается того, как решаю вопросы, проблемы. Двое в комнате: я и Ленин. Как я живу с осознанием того, где я и где «Эхо»? Вы знаете, уникальность нашей радиостанции в том, что мы все разные. Если вступаешь в какое-то противоречие, то не с каким-то абстрактным «Эхо Москвы», которое давит своим авторитетом и волнами, а вступаем в противоречие друг с другом: в курилке, в корреспондентской. Не разговариваем, бывает, кричим друг на друга. Это личные какие-то вещи. Вот мы здесь сидим, причем это совсем не значит, что мы на разных звеньях находимся: вот мы в своей песочнице ссоримся, корреспонденты, и не можем, например, сказать Сергею Бунтману что-то. Например: неправда, я так не думаю. Никакой проблемы идентичности я, честно говоря, не ощущаю. С отдельными людьми я не согласен. Все мы разные, но есть какая-то общность, ощущение того, что все мы – свои люди.

С. БУНТМАН: «Репортажи Вы готовите по заданию редакции, или есть темы, которые Вы находите сами?» - Игорь из Ухты спрашивает.

С. АЙМУРЗАЕВ: Есть темы, которые мы находим сами, которые мы ведем, которые мы ведем.

С. БУНТМАН: Диана из Саратова спрашивает: «Ни в какой политической организации не состоите?». У нас это не полагается.

С. АЙМУРЗАЕВ: Не полагается, не по уставу.

С. БУНТМАН: «Что Вы слушаете из музыки, Сакен?» - Петр спрашивает.

С. АЙМУРЗАЕВ: Разное самое. Разное. The Beatles люблю, рок-н-ролл, Чака Берри люблю. Но вот не мог пойти – работал. Вот сейчас открываю для себя – вы удивитесь! – вроде бы воспитан на сем этом, у меня дома ставили рок-н-ролл, и рок, и джаз отец очень любил, и я воспитан на всем этом, а сейчас открываю для себя певицу Мадонну! Вот так потихоньку, по песенке. Как певицу, как философа. Это безумно интересно! Безумно!

С. БУНТМАН: У меня был большой интерес, когда я открыл ее как актрису.

С. АЙМУРЗАЕВ: А вот это рано еще для меня. Я хочу ее как певицу понять. Потихоньку.

С. БУНТМАН: И как трудягу.

С. АЙМУРЗАЕВ: И как трудягу, да. Потрясающая личность!

С. БУНТМАН: Интересный мне вопрос: «Когда Вы говорите о неопределенном множестве – всегда 548 или 538. Почему эти числа, а не 875?» Это как Швейк, извините. Это, кстати, тоже тема для изучения. «На интернет-трансляции не слышно звонящих». – Хорошо, учтем. «А езуиты (через «е», причем!) это случайно не масоны?» - Роман из Перми. Функционально они и масоны, и христиане.

С. АЙМУРЗАЕВ: Понимаете, в одну упряжку запрячь невозможно: ты или масон, ил иезуит.

С. БУНТМАН: Нет, не все католики члены Ордена иезуитов, как не все русские члены Союза русского народа. Про зарплату говорить не будем?

С. АЙМУРЗАЕВ: Не будем.

С. БУНТМАН: Как мощность роллс-ройса: достаточная или недостаточная.

С. АЙМУРЗАЕВ: Ну, это я уже сам для себя определяю. Не будем.

С. БУНТМАН: «Каких режиссеров любите?» - Станислав спрашивает.

С. АЙМУРЗАЕВ: Ой, каких режиссеров… Как Вам сказать. Очень люблю Озона, Очень люблю Параджанова. Поздно его для себя открыл. Сейчас вот был в Тбилиси и скупил все вообще, что только можно. Вот сейчас такой период: медленно-медленно, по фильму, по многу раз смотрю один и тот же фильм. Вот сейчас такой период Параджанова. Мне очень сложно вообще говорить о любимой книге, любимом фильме. Вот сейчас я пребываю в Параджанове. А вот конкретно последние три дня – в «Катыни». Вот посмотрел «Катынь» - и сейчас в ней как-то.

С. БУНТМАН: «Не хотите ли вести собственную передачу?» - спрашивает Кирилл из Твери.

С. АЙМУРЗАЕВ: Кто же ее не хочет, Кирилл? Все хотят собственную передачу. Придумать надо.

С. БУНТМАН: Да, потому что когда была придумана передача «Супервласть», придумали не вы с Тихоном.

С. АЙМУРЗАЕВ: Придумал слушатель вообще, из Петербурга, который написал Алексею Алексеевичу письмо. Вот Вы мне придумайте - и напишите.

С. БУНТМАН: Передача о великих людях уже идет. Это «Наше все». Уже есть, уже это занято.

С. АЙМУРЗАЕВ: Не претендую на лавры.

С. БУНТМАН: Кощей спрашивает: «Нравится ли тебе Босх?».

С. АЙМУРЗАЕВ: Нравится. Конечно.

С. БУНТМАН: Почему – «конечно»? Я не понимаю.

С. АЙМУРЗАЕВ: Не нравится Вам Босх? Но Брейгель больше мне нравится.

С. БУНТМАН: Мне кажется, есть люди позначительнее.

С. АЙМУРЗАЕВ: Да?

С. БУНТМАН: Вот в нашей профессии, да и в жизни вообще, есть очень много штампов. В том числе штампов образованческих и интеллигентских. У нас ведь такая работа, особенно у новостных: если не будешь убивать штампы – никуда не проедешь.

С. АЙМУРЗАЕВ: Да. Это опасная штука вообще.

С. БУНТМАН: А случалось в эти ловушки попадать?

С. АЙМУРЗАЕВ: Конечно, конечно. Мы все время говорим, особенно корреспонденты. Это же не живая речь, когда я вот сижу с Вами разговариваю. У меня, во-первых, есть рамка 40 секунд. Человек 40 секунд. Вот встал и сказал за 40 секунд: такой вот регламент. Есть какие-то очень четкие правила подачи этой информации: чтобы это было понятно, ясно, чтобы это было просто слушать. Поэтому ты невольно попадаешь в какие-то рамки. Потом, бывало, сам читаешь и думаешь: боже, это мастер художественного штампа. Конечно, бывает. Потом все это вычеркиваешь.

С. БУНТМАН: А вообще как себя слушать?

С. АЙМУРЗАЕВ: Первое время было очень тяжело. Вот это отдельная история, как я привыкал к своему голосу. Было очень тяжело. Сейчас – ничего, привык.

С. БУНТМАН: Говорит кто-то чужой, да?

С. АЙМУРЗАЕВ: Сейчас уже нормально.

С. БУНТМАН: Два вопроса очень важных. Дмитрий спрашивает: «Не чувствуете ли себя белой вороной среди сверстников?». Интересно. Предполагается, что есть кто-то, а среди них Сакен, Тихон, скоро еще ребята придут, девочки придут. И каждому будет такой вопрос.

С. АЙМУРЗАЕВ: Вообще среди тех, кому 23 года, кто ходит в университет и просто по улицам – чувствую, есть какая-то вещь. Вообще ощущать себя белой вороной, если это так назвать, было для меня с детства характерно. Вот представьте: вы знакомитесь с людьми в компании или в классе. Спрашивают: как тебя зовут – Вася, Ваня, Петя. А мне надо было сказать: а меня зовут Сакен. И первое, что говорят, не «Коля, давай пойдем куда-то», а «Как-как? Простите, не расслышал». И это всегда остается. Я вырос среди сверстников, для которых я априори был какой-то необычный. Но на «Эхе» я не чувствую себя белой вороной. И среди моих родных людей, любимых людей – конечно же, нет. На остальное, к сожалению или к счастью, времени нет, чтобы ходить и чувствовать себя белой вороной.

С. БУНТМАН: Вопрос второй: «Не страшно ли жить в Москве?».

С. АЙМУРЗАЕВ: Вы знаете, есть отдельные такие вещи.

С. БУНТМАН: Причем это спросил человек, которого тоже зовут из серии «Простите, как?!». Страшно жить в Москве?

С. АЙМУРЗАЕВ: Вы знаете, порой - очень. Бывает. Но это не останавливает меня. Вот сейчас мы закончим передачу, я пойду домой. А что делать? Иногда бывает, конечно, не совсем приятно, потому что порой слышишь какие-то лозунги. И даже несколько раз это в мой адрес было направлено. В первое время, когда я только в университете общался, однокурсники, одногруппники мне говорили: «Ты знаешь, мы, конечно, «черных» не любим, но ты какой-то особенный». Я из-за этого злился еще больше, понимаете? Это самое мерзкое. Кто-то у меня на сайте спросил, что самое неприятнее в людях. Вот это. Это очень неприятно. И не то что было бы страшно жить в Москве. Иногда бывает неприятно именно это. А страшно – да, иногда бывает.

С. БУНТМАН: Михаил из Томска. Вот ты знаешь, когда была у меня первая серия передач, был всегда вопрос от дамы, которая совершенно явно составляла гороскопы. Просят назвать число, месяц, год рождения.

С. АЙМУРЗАЕВ: 20 апреля 1984 года.

С. БУНТМАН: ЖЖ существует?

С. АЙМУРЗАЕВ: Существует, да: дивертисмент. Заходите.

С. БУНТМАН: Дивертисмент? И пишется правильно? Не «девир»?

С. АЙМУРЗАЕВ: Правильно пишется.

С. АЙМУРЗАЕВ: Хорошо. Это Сакен Аймурзаев. Скажи, вот тут спрашивают, как и во многих других передачах: что бы ты сказал самое главное человеку, который, может быть, хотел бы на «Эхо» прийти? Будь ему там 20 лет, 30, или 16, или 19.

С. АЙМУРЗАЕВ: Вы знаете, вы придите, наверное. Если вы очень сильно хотите, вы придете. А здесь вы уже поймете: подходите ли вы, или походит это вам. Если вы действительно хотите, вы сюда попадете, мне кажется.

С. БУНТМАН: Смешно пишут здесь: «Как, как, простите? Ведь это самое приятное». И смайлик поставили. Пишет слушатель, которого зовут Айтуган.

С. АЙМУРЗАЕВ: Спасибо Вам.

С. БУНТМАН: Сакен Аймурзаев. И это наша программа «Сотрудники», возрожденная. Я думаю, какое-то количество людей увидели Сакена в движении.

С. АЙМУРЗАЕВ: Целый час.

С. БУНТМАН: Да, целый час. Сакен говорил в видеоролике, который записывали у Венедиктова. Он говорил, что нет ни одного изображения Сакена Аймурзаева. Теперь – сколько угодно. Можете тиражировать, делать из них открытки. И даже приходить их подписывать. У Сакена Аймурзаева. Это была программа сотрудники. Первая передача. Надо как-то это назвать. Новый сезон?

С. АЙМУРЗАЕВ: Новый сезон.

С. БУНТМАН: Новый сезон программы «Сотрудники». Это был Сакен Аймурзаев. Спасибо, Сакен.

С. АЙМУРЗАЕВ: Спасибо!

С. БУНТМАН: Слушатели благодарят за передачу, и я присоединяюсь к ним.