Илья Птицын - Сотрудники - 2000-06-17

17 июня 2000 года. Передача "Сотрудники" - памяти Ильи Птицына.

Эфир ведут Сергей Бунтман, Алексей Венедиктов.

С.БУНТМАН: Мы хотим сегодня вспомнить нашего сотрудника, нашего коллегу, нашего друга. Хотя он был нас младше и не так долго работал у нас, был корреспондентом Илья Птицын с его характерным голосом, характерным произношением домучивал, допрашивал Сергея Адамовича Ковалева, Аслана Масхадова

А.ВЕНЕДИКТОВ: Виктора Черномырдина

С.БУНТМАН: кого угодно. Как Илюша появился у нас на Эхе?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Сам пришел, как пришло 80% сотрудников Эха Москвы. Сам пришел, попросил работу - все равно, какую. Соответствующий голос, соответствующая дикция. Единственная работа, которая тогда была, - это была должность курьера. У нас очень многие прошли через курьера, начиная от Володи Варфоломеева, между прочим. И бегал. Но поскольку каждому любопытствующему субъекту на Эхе всегда есть дело, дальше он начал бегать уже как корреспондент. Но даже эта грань была не видна: сегодня он курьер, завтра он корреспондент, послезавтра опять курьер. И как-то очень быстро тут прижился. Добр был до необычайности. Все полюбили его. Он был очень добрым.

С.БУНТМАН: Добрый, хороший человек. Для того чтобы стать профессионалом, этого мало.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Но это основа. Для Эха Москвы это основа.

С.БУНТМАН: Заметили мы все такого парня, небольшого роста и кто-то сказал: О, плохо выбритый пионер. Потому что Илюша, достаточно взрослый парень, небольшого роста, который этого и стеснялся, и преодолевал постоянно свою несколько инфантильную внешность. Была масса всевозможных случаев, как он выполнял каждое задание. В Конституционный суд и даже с курьерскими бумагами он ходил как на боевое задание. Он относился к этому как к разведзаданию.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Он очень боялся потерять Эхо, потому что сначала это не было работой, это было милосердие к пацану. И поэтому выполнение любого задания он виртуозно доводил до абсурда. Известна история: когда шел процесс по делу КПСС в Конституционном суде и Илюша туда пошел, я ему дал задание взять самое общее интервью у Шахрая, тогда представителя президента по делу КПСС в Конституционном суде. Я сижу, веду эфир. Звонок. Сказали Вот Илюша сейчас выйдет на провод. Мне показывают, что можно включаться, я включаюсь и слышу: Шахрай слушает! Потом такая пауза, и дальше интервью. Потом выяснилось, что история была совсем другая - с той стороны. Илья у охранников попросил возможность позвонить по городскому телефону (мобильных еще в 92-м году не было, у нас, во всяком случае). Набрал эфир, в это время проходил Шахрай. Он бежал от журналистов, он отказывался давать интервью в момент этого сложного процесса. И когда Илья услышал соединение, он закричал: Сергей Михайлович, Вас к телефону! Шахрай посмотрел на незнакомого пионера: ну явно, что не журналист и никакой не сотрудник Конституционного суда. Он взял трубку и попал в прямой эфир. Для Ильи это было абсолютно нормально, он не считал это никаким подвигом. Безумно интересно он входил в контакт с людьми совершенно противоположными здоровыми, могучими, такими, как Служба федеральной охраны. Я однажды пытался пройти в кабинет председателя Конституционного суда Зорькина, так мне было назначено. Зорькин был строго охраняемым человеком, и охрана не пускала меня, у меня то ли пропуска не было, то ли списка. И в это время я увидел через две комнаты уже внутри Илью. Я сказал: Илюша Он сказал: Это ко мне, пропустите! И охрана пропустила меня в приемную к Зорькину. Конечно, самые лучшие две трагикомичные истории, чтобы вы понимали, что такое корреспондент радио Эхо Москвы Илюша Птицын. Две истории: с Березовским и с Черномырдиным. С Черномырдиным это было во время знаменитых переговоров с Басаевым. Я человек невысокий, но Илья мне был по плечо. Поэтому когда туда были пущены журналисты, он залез под стол к Черномырдину, почти не сгибаясь. Там он сидел, и только торчал микрофон Эха Москвы, он все это писал, передавал, как и многие другие. И когда Черномырдин договорился о том, что туда вылетит делегация на переговоры, чтобы спасти заложников, он сказал: Все, все пошли! И он вышел, а Илья вылез с другой стороны стола, со стороны Черномырдина. И пошел за ним. И оказался в зоне. И Черномырдин идет по коридору и отдает команды: Ты готовишь самолет, формируешь делегацию, обеспечиваешь охрану. Илья семенит сзади и говорит: А я? Черномырдин поворачивается, видит незнакомого человека, который находится в премьерской зоне. Он говорит: И ты! И идет дальше. Они заходят в свой кабинет. Все стоят, Илья собирается идти к телефону, его хватают за плечо и говорят: Ты куда? Кортеж идет с пятого подъезда. Какой кортеж?! Как? Премьер сказал: И ты! В смысле, и ты летишь в Чечню. Илья: Мне надо позвонить! Ему дали мобильный, он позвонил, попал на меня, говорит: Алексей Алексеевич, я уезжаю с Сосковцом в Чечню. Я говорю: Илья, брось шутить! Все, меня уводят И все. И вот он как был, так и улетел в Чечню и оттуда передавал. Это все, с одной стороны, такие забавные случайности, журналистские удачи или неудачи. С другой стороны, обаяние этого человека, этого корреспондента, умершего совершенно нелепой смертью

С.БУНТМАН: Да, кстати, здесь вопрос на пейджер: Так все-таки что случилось? Он же был такой молодой

А.ВЕНЕДИКТОВ: Разрыв сердца. Мы дотошно пытались выяснить, что случилось. Это был разрыв сердца. Просто на скамейке в парке.

С.БУНТМАН: Это было в июле 97-го года.

А.ВЕНЕДИКТОВ: И очень было пусто без него. Все мы особенные, без каждого из нас на Эхе будет пусто. Но Илья был особенный-особенный. Когда меня спрашивают часто: Что ты так сдержанно говоришь всегда о Борисе Абрамовиче? Он вам так гадит Я, наверно, действительно говорю сдержанно. Но я помню, что мы никого не звали на похороны Илюши, но вдруг на отпевание, на прощание, совершенно неожиданно приехало без приглашения довольно большое количество известных людей или их представителей. Среди них был Березовский. Он прошел молча, постоял у гроба, повернулся и так же молча ушел. Пытались взять у него интервью другие коллеги, которые были - он отмахнулся. Он пришел и простился с Илюшей. И я ему потом, через много лет, когда мы уже разошлись в понимании политической ситуации, сказал: Борис, я все равно помню, и тебе это зачтется.

С.БУНТМАН: Алеша, те, кто очень давно работают на Эхе Москвы Приходят молодые сотрудники, и такая вещь, как самовоспитание и их воспитание Илья, я помню, всегда очень много подходил и спрашивал, что-то записывал у себя

А.ВЕНЕДИКТОВ: Да, у него был такой блокнот безумный, дряхлый, где он записывал рекомендации, которые даются журналистам. Вообще я должен сказать, что в этом смысле это было самовоспитание. Он абсолютно с чистого листа, без образования, без любви к книге, без любви к факту, без любви к кино даже. По-моему, его увлекал факт, а не результат это очень редкое качество. Сам факт работы. Эта безумная история, когда мне чуть не оторвали голову, эта его шутка насчет увольнения Черномырдина На одной из пресс-конференций Илья был в майке Эха Москвы, а мы считались и считаемся людьми чрезвычайно информированными в назначении и смещении, что правда. Не все даем в эфир, но, тем не менее Илья стоял там с корреспондентом НТВ, это был стажер. Пресс-конференция была рядовая. И они разговорились. Илья сказал: У нас через два часа пройдет, что Черномырдин подал в отставку. Со стороны Ильи это была шутка. Стажер НТВ вставил это в свой репортаж, причем с ссылкой на Эхо Москвы. Эхо Москвы этой информации, естественно, не давало, Илья об этом сказал и забыл. Он пошутил, как анекдот - рассказали и забыли. Он приехал на радиостанцию. Потом мне позвонил Киселев с криком: Я тебя убью!!! Потом стали разбираться. У Черномырдина уже предынфарктное состояние. Звонили из правительства, звонили из Кремля. Мы это не сообщали, это сообщило НТВ с ссылкой на Эхо. И никому не могло прийти в голову, что это Илюша где-то кому-то сказал. Как это можно представить себе?! А после того, как все это выяснилось совершенно случайно, несколько наших самых серьезных информационных ведущих завели Илью в туалет и стали ему в популярной для них форме объяснять, что такое информация. Я специально спрятался, чтобы не давить авторитетом, и слышал только жалобное: Я все понял! Шутить нельзя! Они шуток не понимают, понял! А потом, на следующей встрече с Черномырдиным, долго уже разбирались с Черномырдиным. Поскольку Черномырдин Илюшу знал, он сказал: А этот! Ну ладно. Но вообще инфаркт ему был обеспечен. Так что не одни журналистские удачи преследовали Илюшу.

С.БУНТМАН: Наташа спрашивает, из какой семьи был Илья и поддерживаем ли мы отношения с его семьей.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Я даже не знаю, из какой семьи Бунтман, грубо говоря. Нет, конечно, мы знаем и раз в год, в годовщину смерти Илюши, общаемся. Но так - нет.

С.БУНТМАН: Сколько ему было лет?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Он был 1973 года. Сейчас бы ему было 27 лет. Тогда было 24 года. Но выглядел он на все 14.

С.БУНТМАН: Да, на полные 14 лет. Всегда ужасно бывает, когда расстаешься, строишь планы. Тогда, я помню, я уезжал в командировку, и мы тогда с этим самым пресловутым блокнотом, о котором рассказывал Алеша, как всегда, мы что-то записали, что-то наметили. Я сказал ему: "Как только я приеду, мы с тобой здесь собираемся, делаем то-то, то-то и то-то". И потом, когда я был в командировке, как раз как обухом по голове - мне позвонили и сказали

А.ВЕНЕДИКТОВ: Да, я тоже помню эту совершенно чудовищную историю. Я прилетел из Севастополя, это был День военно-морского флота. Я прилетел с тогда помощником президента по вопросам национальной безопасности Юрием Батуриным. И как только я увидел, что вдруг меня встречают (меня Батурин должен был добросить до станции, он все равно ехал в Кремль, так что мимо ехал, какая разница), и вдруг я увидел машину, Сашу Плющева - я понял: что-то случилось, что-то неприятное. Он сказал: "Умер Илюша" - и всё. Мы пошли к Батурину, я сказал: "Юрий Михайлович, можно попросить Вас? Вы пойдете со спецсигналами, не слишком гнать. - Это был вечер воскресенья, по-моему. - Мы поедем за Вами в хвосте, чтобы нас не остановили. Нам срочно нужно в город". Я помню, это безумно: воскресенье вечер, лето, июль, все возвращаются с дач. Впереди машина помощника президента, он расталкивает с визгом, с сиреной, с огоньком, расчищает нам дорогу, а мы за ним едем на станцию. Хотя что было спешить, уже было непонятно.

С.БУНТМАН: Нам говорит Галина Марковна, наша слушательница: "Мне очень жаль, что не звучат ролики с голосом Ильи, которые записывали". Были смешные ролики, в играх "Два болельщика" у нас были смешные интермедии, которые Антон Орех записывал с Илюшей.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Нам же больно это слышать. Больно слышать Илюшин голос.

С.БУНТМАН: Это всегда и больно, и светло.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Нет, Сереж, у меня светло нет Это же был сын полка. Ночевал здесь часто, девочки его кормили, одевали.

С.БУНТМАН: Вот, я давно ждал, когда мы скажем это слово. Сейчас мы послушаем полностью небольшой фрагмент беседы, который был, когда Илья только что вернулся, и Алексей Венедиктов с ним беседовал. Он как раз вернулся очередной раз из Чечни с важного тогдашнего события.

(фрагмент беседы)

А.ВЕНЕДИКТОВ: Буквально сейчас, когда я шел в студию, я увидел, что вернулся из Чечни наш корреспондент Илья Птицын. Добрый вечер, Илья.

И.ПТИЦЫН: Добрый вечер, Алексей Алексеевич.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Он прилетел только что вместе с секретарем Совета Безопасности Иваном Рыбкиным, который представлял федеральные власти России на инаугурации Аслана Масхадова. Новости вы знаете, новости были у нас в эфире. Илья, ты часто летал в Чечню. Когда вы прилетели, когда прилетел Рыбкин, какая была встреча? Как относились к тому, что Рыбкин прилетел на инаугурацию Масхадова?

И.ПТИЦЫН: Я бы хотел начать немножко с другого. Отмечу, что когда прилетал раньше тот же Александр Иванович Лебедь, когда занимал пост секретаря Совета Безопасности, все-таки ощущалась какая-то настороженность. Все-таки стена отчуждения была. Соответственно, значительно больше охраны, больше подозрительности.

А.ВЕНЕДИКТОВ: В чем это заключалось?

И.ПТИЦЫН: Скажем, тогда не только меня, но и многих других моих коллег-журналистов не покидало ощущение, что достаточно грубого слова, и может произойти какая-то неприятная вещь. В этот раз все было спокойно. Мы абсолютно спокойно прилетели в аэропорт "Северный", который сейчас называется "имени Шейхмансур". Там от силы было пять человек охраны Рыбкина и человека четыре милиционера.

А.ВЕНЕДИКТОВ: И всё?

И.ПТИЦЫН: И всё.

А.ВЕНЕДИКТОВ: А в сообщениях информационных агентств говорилось о том, что четыре кольца охраны.

И.ПТИЦЫН: Это уже ближе к Дворцу химиков. Действительно, когда приезжаешь в Черноречье, пригород Грозного, там, действительно, проезжаешь один слой охраны. Потом через некоторое время, метров через 500, был еще один слой. А где происходила сама церемония, там, действительно, было очень много охраны, были представители Забыл, как называется.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Департамента безопасности?

И.ПТИЦЫН: Да. И там, действительно, было очень тяжело, потому что Иван Петрович прошел сразу, для него специально сделали коридор, а журналистам - и не только журналистам, той же Элле Памфиловой, Галине Васильевне - им пришлось с боем прорываться, потому что охрана не пускала в здание.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Объясняли как-то чеченцы вам, журналистам, или депутатам, почему приняты такие меры предосторожности?

И.ПТИЦЫН: Как удалось выяснить, вчера вечером были задержаны двое людей, которые пытались взрывчатку пронести в здание, где должна была проходить церемония. Как мне лично объяснили представители МВД, это связано именно с этим.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Понятно. Когда вы получили сообщение, что на инаугурации присутствует Зелинхан Яндарбиев, Мовлади Удугов, Ахмед Закаев - то есть, все конкуренты. Но не говорилось о том, был ли там Шамиль Басаев.

И.ПТИЦЫН: Шамиль Басаев был. Он приехал после нас. Мы приехали где-то в 10.10, а он приехал где-то в половине одиннадцатого, тоже с очень усиленной серьезной охраной, сразу прошел на сцену и встал рядом с Ахмедом Закаевым.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Он говорил что-то?

И.ПТИЦЫН: Нет.

А.ВЕНЕДИКТОВ: А Салман Радуев?

И.ПТИЦЫН: Нет. Его точно не было. Мы его искали, но его там не было.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Как общаются Рыбкин и Масхадов в новом качестве? Как тебе показалось, изменились ли их отношения?

И.ПТИЦЫН: Мы присутствовали на обеде, который устраивал Масхадов в честь своего официального вступления в должность. Может, я ошибаюсь, но нет. Рыбкин понимает, что он теперь говорит не с одним из участников переговорного процесса, а с главой республики, за которого проголосовали подавляющее большинство жителей Чечни. Но в то же время мне кажется, все останется на том же уровне.

А.ВЕНЕДИКТОВ: То есть, вопрос не решен и подвешен?

И.ПТИЦЫН: Да.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Когда на обратном пути вы летели с Рыбкиным, вы обменивались наверняка какими-то соображениями, впечатлениями.

И.ПТИЦЫН: Да, безусловно.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Что было наиболее запоминающимся для тебя в этом обмене мнений в самолете?

И.ПТИЦЫН: Сложный вопрос.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Там ведь говорили и журналисты, и охрана, и сам Иван Петрович. Это разные люди.

И.ПТИЦЫН: Ну, к Ивану Петровичу не допустили, правда, в самом самолете. Допустили уже потом, когда мы сюда прилетели. Больше всего поразило, что на самом деле приехал Зелинхан Яндарбиев.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Не ожидали?

И.ПТИЦЫН: Да. Думали, пришлет какое-то письменное поздравление, бумажку. А тут - приехал. Для меня лично, и для многих моих коллег, и для охраны это было самое сильное впечатление. Но там есть один момент, хотел бы на нем остановиться. Яндарбиев, когда он произнес речь, пожелал удачи Масхадову, сказал: "Я ухожу из этого зала, потому что присутствуют некоторые люди, которые здесь быть не должны". Все три часа полета занимала мысль: "А кого он имел в виду?". К сожалению, так мы и не выяснили это.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Значит, на инаугурации Масхадова был Аушев, Памфилова, Старовойтова, Иван Петрович Рыбкин. А кто еще был из известных тебе людей?

И.ПТИЦЫН: Был Магомадов, председатель Госсовета Дагестана. Что меня больше всего порадовало, был Тим Горгеман (?).

А.ВЕНЕДИКТОВ: Он успел вернуться в Грозный. Они случайно с Яндарбиевым друг другу руку не пожали?

И.ПТИЦЫН: Нет.

С.БУНТМАН: Уже три года нет Илюши. Те люди, о которых сейчас Илюша говорил, и места те не существуют даже многие вокруг Грозного.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Да, это уже история. Хотя Илюша никогда не думал, что он принимает участие в каких-то исторических важных Вы же слышали. Он просто как видел, так и рассказывал.

С.БУНТМАН: "Почему называли на "ты" Птицына, а он Алексея Венедиктова на "вы"?". Я помню историю с Михаилом Задорновым, который, помня свои школьные дела, когда уже стал министром финансов, страшно переходил на "вы" - "вы" или "ты", народное обращение. Может быть, это и школьное. Но Илья бы очень обиделся. Некоторые люди есть, кто его называл: "Скажите, Илья". Это означало бы страшное

А.ВЕНЕДИКТОВ: недоверие, отстранение.

С.БУНТМАН: недоверие, опалу, хуже, чем штраф или чем выговор, висящий на стене.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Это правда.

С.БУНТМАН: "Борис. Правду ли говорят, что во время интервью с Клинтоном Вы также обращались к нему по имени?". Нет, неправда, "господин президент" обращались.

А.ВЕНЕДИКТОВ: И в интервью, и за интервью я обращался к нему "господин президент" или "Вы".

С.БУНТМАН: Это установленное обращение к президенту, кстати Ну, что же, мы сегодня вспомнили Илью Птицына, который был первым нашим коллегой и сотрудником, который так внезапно умер и покинул нас уже три года назад.