Купить мерч «Эха»:

Александр Шерель - Сотрудники - 2000-05-20

20.05.2000

Эфир 20 мая 2000 года.

В гостях программы Сотрудники - Александр Аркадьевич Шерель.

Ведущий программы Сергей Бунтман.

С. БУНТМАН - Добрый день! И прежде, чем мы приступим, предлагаю послушать досье на нашего сегодняшнего гостя - Александра Аркадьевича Шереля, эсквайра. Характер - невыносимо-сдержанный. Принимал непосредственное участие в создании информационно-подрывной радиостанции Эхо Москвы путем легального заседания на факультете журналистики МГУ. Трудовую деятельность по заданию Центра начал на типографии Красный пролетарий учеником машинного наборщика. Затем в рядах вооруженных сил стал отличником боевой и политической подготовки, получил право на сдачу экзаменов в университет. Поступил и по заданию Центра начал работать в Московском комсомольце. Приобретя опыт идеологический работы, решил развалить театральное искусство, для чего внедрился в театр-студию Современник главным администратором. Выдавая себя за плохого администратора, ввел новшество в театральную практику - устроил самую большую в Москве актерскую бронь и ночные просмотры для коллег и студентов. Затем был переброшен на радио, где и осел. Был лично знаком с Левитаном. Защитил кандидатскую и докторскую диссертации, напечатал более 10 научных работ на многих языках. По заданию ставки читал лекции в США, Китае, Германии и Франции. Недавно выпустил подрывную литературу - учебник по радиожурналистике. Из специальных сведений: имеет кличку многолетний второгодник - первый раз остался на второй год, сидя за партой супер-агента Владимира Ульянова в 1944 году. В связях, порочащих его, замечен не был. В еде неприхотлив, хотя склонен к поеданию горячих котлет с картошкой в 2 часа ночи. Добрый день!

А. ШЕРЕЛЬ - Добрый день!

С. БУНТМАН - Сегодня вы уже здоровались с нашими слушателями в свой передаче Наша первое радио. В вашей характеристике есть такой любопытный факт, изначальный для радиостанции Эхо Москвы. Чуть подробнее здесь. Думаю, наши слушатели помнят, что Эхо организовалось в 1990 году, и так сошлось, что хотели радио и в Моссовете, и на факультете журналистики, была ассоциация радио, был журнал Огонек. Но вот с какой стороны подошел к этому Александр Аркадьевич Шерель, как это было?

А. ШЕРЕЛЬ - Я заседал на факультете, когда обсуждался вопрос: рискнуть или нет, можно или нельзя, был ярым сторонником того ,что можно. Я понимал, что что-то должно начать происходить уже серьезное, немножко независящее от денег, не понимая, что все равно мы будем зависеть от денег. И мне казалось тогда, что идеи, с которыми начиналось Эхо Москвы, возможны. Хотя я понимал, как это трудно, потому что уже тогда была произнесена фраза, которая потом стала девизом станции, и теперь я уже достаточно серьезно могу утверждать и пишу об этом в новой книжке, что Эхо Москвы оказалось единственным каналом информации, когда произошла демонополизация эфира, когда государство отказалось от 2 монополий - за мыслью и за словом, отменив цензуру, и от монополии на эфир. Так вот Эхо оказалось первым и единственным, которое реализовало этот лозунг Свободное радио для свободных людей. Должен сказать, что слушать Эхо не так уж просто, потому что для этого часто нужно преодолевать себя, нужно приучиться к свободе других людей, надо помнить, что формула свободы - это, на самом деле, не столько свобода для моего кулака, сколько свобода для носа, сидящего рядом. Это очень трудно, мы привыкли к обратному. Реализация этой свободы и воспитание такой аудитории, мне кажется, и стало смыслом существования Эха. А первое мое участие - это рассказ о новых поисках комиссии по творческому наследию Мейерхольда и прелестное интервью, которое взяла Ксюша Ларина, может быть, для программы 19:05 или для какого-то ночного выпуска.

С. БУНТМАН - Как вы все помните! У меня даже вопрос был такой - программа 19:05.

А. ШЕРЕЛЬ - Это была замечательная информационная программа. И мы были с близким мне замечательным человеком, театральным деятелем Маргаритой Александровной Эскиной на Никольской поздно вечером. У нас была программа, посвященная Дому актера. Тогда это был первый выход в эфир. Потом однажды был момент, когда я полностью удовлетворил свой тщеславие, благодаря Эху. Я защитил докторскую, и в какой-то газете была заметка из 2 строчек, что это первая в отечественной науке докторская диссертация по радиоискусству. И вдруг я услышал эту заметку с комментариями в новостях Эха Москвы. И я понял, что я выбрал правильную дорогу.

С. БУНТМАН - Всегда спрашивают, откуда вы происходите.

А. ШЕРЕЛЬ - У меня, я считаю, 2 корня. Один корень - моя семья, мама, которой, к сожалению, уже давно нет. Она работала на заводе Лихачева, а потом в Ульяновске на его филиале, где меня и выперли за то, что я был слишком любопытный. Я учился в школе, где учился Володя Ульянов. У нас было 4 первых класса, 4 вторых и 3 третьих класса эвакуированных детей. И меня как отличника поначалу посадили за парту с табличкой Здесь сидел Володя Ульянов. Я, естественно, поинтересовался у учительницы: А что, Володя Ульянов был многократный второгодник? У нее глаза стали больше, чем мои теперешние очки, она сказала - как это может быть?! Я сказал - ну как, у нас 4 первых класса, 4 вторых, 3 третьих - и в каждом есть парта, за которой сидел Володя Ульянов! И меня выперли из школы, оставили на второй год. Это совпало, правда, с арестом мамы - ее арестовали по более серьезным политическим причинам. Это один корень. И второй корень - это, конечно, беспризорничество, которое потом последовало в течение нескольких лет и которое научило меня, как это ни странно, мудрому правилу: Все проходит. Пройдешь и ты. Не относись к себе серьезно.

С. БУНТМАН - Вот вы тогда высунулись с замечанием о Володе Ульянове - это и другие обстоятельства научили вас не высовываться? Или наоборот, вы считали, что в какие-то бурные моменты нашей истории высовываться надо?

А. ШЕРЕЛЬ - Судя по количеству неприятностей, которые были у меня на всех моих работах, слава богу, я этому не научился. Думаю, что друзья детства и учителя - у меня были великие учителя и в профессии, и в театре, и в университете, они научили меня одной вещи: самое легкое - потерять собственное достоинство, уважение к себе, тогда ты уже никому не нужен. Что значит - высовываться? Мы же высовываемся тогда, когда мы не помещаемся в этом окопчике! Роешь окопчик, а потом оказывается, что вырыл волчью яму и из нее все равно надо вылезать.

С. БУНТМАН - Скажите, а почему - радио? Ведь с какого-то времени все начало занимать телевидение, вы занимались таким искусством как театр, и вы к нему сохраняете любовь.

А. ШЕРЕЛЬ - Я попал в литературно-драматическую редакцию совсем мальчишкой внештатным корреспондентом. Мне стыдно сейчас вспоминать о том, кто были первыми героями моих репортажей и художественных программ, потому что это была официальная редакция, постсталинская культура. Первая моя программа - 1952-1954 годы. А потом, когда я начал уже что-то понимать, это стало интересно. Неожиданно случилось, что в 1965 году я получил первую премию на Всесоюзном конкурсе радиожурналистов, это было неожиданно для меня. Я делал передачу о журналистах, погибших во время войны. Украл с чужой книжки название В редакцию они вернулись и сделал передачу. Тогда в ней участвовали и Константин Симонов, и Юрий Жуков. Передача об обобщенном образе журналиста, погибшего во время войны. И старики из Маяка сказали мне - плюнь и приходи, тебя возьмут. Потом была очень смешная история. Так как на радио часто звонят люди весьма определенного толка, то я могу рассказать тогда собеседование, которое у меня было тогда с заместителем тогдашнего управления кадрами. Он посмотрел на меня и сказал: М-да, ты вообще-то нам не подходишь ни по фамилии, ни по профилю, но у тебя первая премия, а это все равно что беспартийный русский. Возьмем! Взяли на выпуск на Маяк. Я сейчас пишу большую книжку о Маяке 60-х годов. Это была совершенно поразительная по мощи редакция. С одной стороны, репортеры, которые прошли 30-е годы, которые вещали с дирижабля и со дна морского, а с другой стороны были люди, обладавшие колоссальным интересом к жизни - Константин Ретинский, Юрий Арди. Вы сказали, что я был знаком с Юрием Борисовичем Левитаном - более того, в очень трудный для меня момент, когда меня размазали по стенке и лишили эфира, он встретил меня в коридоре и задал 2 вопроса: есть ли деньги на лекарства для мамы - он знал, что мама болеет, и второе - Я никому не давал интервью про Сталина. Тебе дам! Напечатаешь, заработаешь, и вообще, займись историей радио. Вот так я начал заниматься историей радио. Это были 60-е годы, а дальше уже просто покатилось - довольно большое количество программ я сделал, потом начал работать на телевидении, довольно успешно. Вот у Табакова есть такая формула - успешный артист. Я довольно успешный радиожурналист - я был совсем сопляком, а у меня на Маяке уже была своя радиопрограмма! В 23:00 каждый день - 3 минуты о культуре. И своя программа на Маяке в 12:30. Это была уже не информационная программа, это называлось Дебютанты Маяка. В Дебютантах Маяка у меня бывали самые замечательные актеры: Светлана Коркошко, которая приехала из Харькова. Это был уже 1965-1966 годы. В 1965 я получил эти 2 премии - одну у нас, а другую - международную, за программу, за которую меня потом и размазали. Это была программа, посвященная войне, 1418 дней. Мое начальство съездило в Париж, получило за нее премию, вернулось и выступило на партсобрании, что я в этой программе подрываю нашу дружбу с немцами. Я в программе приводил множество документов о том, как мы воевали с немцами. Нет, говорили, мы воевали не с немцами, а с фашистами. Сейчас я участвую в одном очень интересном проекте, где рассказывается о русско-германских связях. Одна из программ десятилетий будет как раз этому посвящена. Это поразительные вещи, которые мы умудрялись брать друг у друга, и добрые, и... Понятно, что "Лубянка" с "ПринцАльбертШтрассе" имела прямые контакты. Вот так складывалась судьба, пока я не начал писать сценарии, это все превратилось в книжки, в судьбу.

С. БУНТМАН - Скажите, а чем принципиально отличается телевидение?

А. ШЕРЕЛЬ - Тем, что оно не требует таких душевных затрат, как радио. Где происходит действие, когда вы в театре - на сцене, вы это видите. Где происходит действие в кино - на экране. Где происходит действие телевизионного пространства - где-то между экраном и вами. А где происходит действие радиоспектакля? У вас в голове, это ваша фантазия. Вы получаете только толчок! Более точный толчок - вы правильно представите то, что вам хотят рассказать, менее точный - вы довольно быстро выключаете радио. Природа и всевышний нас так образовали, что у нас нет другого более сильного возбудителя наших собственных фантазий и эмоций, чем звук.

С. БУНТМАН - Здесь есть вопрос о самых сильных художественных впечатлениях.

А. ШЕРЕЛЬ - Я видел несколько дней назад замечательный фильм Дом для богатых. Это фильм по сценарию Гребнева, снятый Фокиным. Там даже Окуневская успела сняться, там гениальная работа Дмитриевой, ушедшей от нас, к сожалению, замечательный Баринов, много интересных еще актерских работ. И это - судьба московского дома много лет, это кинороман о том, как же бывает страшно у нас в городе и в стране, когда что-то сильно меняется. Я с огромным уважением отношусь, скажем, к поискам Михалкова в Утомленных солнцем, я очень нежно отношусь к Герману, я думаю, что он выдающийся наш режиссер, но то ,что сделал Фокин, особенно в этой картине, сильнее, объемнее, интеллектуально мощнее. Там есть сцена ареста, типичный наш 1937 год. Все очень просто: замечательный уважительный КГБ-шник - его играет блистательный актер Феклистов, все очень точно, а отличается это от обыденной жизни только одним - все время плачет ребенок. И этот плач ребенка превращает эту простую сцену в такую страшную сцену, что когда это продолжается такой метафорой - главный герой, которого должны арестовать, увидел черный ворон и начинает метаться, и вдруг оказывается, что он мечется между каменными заборами, что он в мышеловке - крик ребенка превращает это в обобщение глобального масштаба, в обобщение всех наших страхов 20 века того времени. Вот что такое звук и что такое радио.

С. БУНТМАН - Вы - не только сотрудник, но вы - доктор, ученый, и мы здесь - не только как коллеги, сотрудники, но и как объекты для изучения. Это же наверняка, невольно, вы же ученый!

А. ШЕРЕЛЬ - Я доктор филологических, а не медицинских наук! Это искусствоведение, а не предметоразрезание.

С. БУНТМАН - А что, мы не можем быть предметом искусствоведения? Вот скажите, как вам видится и как слушателю, и как исследователю, вот что здесь - команда, контора? Только честно!

А. ШЕРЕЛЬ - Команда, очень мощная, редкостная команда! Несколько дней назад я оппонировал очень интересный диплом одной вашей сотрудницы, который она защищала на факультете журналистики. У нас сейчас вообще складывается такая школа изучения 90-х годов во главе с Людмилой Демьяновной Болотовой, это блистательный педагог, и вот она со ее учениками разрабатывают эту тему. У меня было только одно серьезное замечание к дипломнице. Мне кажется, что она поскупилась привести портреты членов этой команды! Это замечательная команда! Вы напоминаете мне футбол времен ЦДКА, Динамо, где Гринин, Николаев, Федотов, Бобров в нападении, Чистохвалов, Кочетков в полузащите, где они были одним телом. Когда мы протыривались на футбол, мы получали кайф от того, как они все существуют как одно единственное тело! Я смотрю, как вы работаете, мне кажется, что вы - команда, не только потому что каждый из вас умеет провести свою передачу. Я восхищаюсь ночными эфирами, потому что здесь та внутренняя свобода и та тактичность, которая есть при колоссальной энергетике Венедиктова, Корзуна, вашей, которая никуда не уходит, она иногда бывает на грани фола. Но вы дополняете друг друга, потому что возникает образ мира, пропущенного не через я, а через мы. И вам поэтому доверяешь. Вот эта слаженность кажется самым главным фактором станции. Не дай вам бог этого потерять. Думаю ,что у станции уже появилось очень много таких подводных камней, довольно много барьеров - я имею ввиду не со стороны, не сверху. Но думаю, как это не парадоксально, вот я - не огородник, я ничего не понимаю в огородном деле, но я не пропуская ни одной программы Во саду ли, в огороде, хотя я ничего не буду растить, потому что эта программа настолько мила мне интонацией, что после нее я могу выслушать любые, даже пугающие меня выпуски черкизовского мясокомбината.

С. БУНТМАН - В слове команда есть и свои недостатки, по теории любого управления. Для того ,чтобы все было объективно, честно, должна быть не команда, а, наверное, контора - считают очень многие. Жестко установленная структура, например, японского типа - там, где все друг друга понимают, а американского - там, где все друг друга уважают.

А. ШЕРЕЛЬ - Я был в Японии, между прочим, японская контора начинает рабочий день с общей молитвы, где люди молятся друг за друга. Я не думаю, чтобы вы молились друг за друга. Вы все-таки - собрание индивидуальностей. Иногда в коридоре можно нарваться на такую разборку, мимо которой хочется пройти побыстрей. Второе - я не думаю, что контора может существовать только благодаря приказам. На стенке у вас бывают довольно жесткие приказы, и вообще нравы у вас бывают достаточно серьезные - и у главного редактора, и у вас, и у главного продюсера характеры, воспитанные нашим временем и иновещанием. Поэтому думаю, что здесь другая вещь, что ваша команда сильна пониманием общей цели. Опять-таки, как в футболе: главное - забить гол, но сделать так, чтобы тебя при этом не выгнали, желательно при этом не ударить соперника по ногам. Потому что если выгонят, то играть будут 8 против 11!

С. БУНТМАН - Самый красивый счет - счет на табло, как говорят. Но все-таки я из вас выжму критику! Все-таки скажите, в чем опасность у нас?

А. ШЕРЕЛЬ - Вы очень сильно, бурно расширяетесь - у вас уже более 60 городов-регионов, и я думаю, опасность заключается в том, что вы можете пойти за слушателем. Иногда, в отдельных программах, начинается треп просто для того, чтобы вызвать интерес слушателей. И уровень культуры, который вы взяли, ни в коем случае нельзя опускать. Это мне кажется самой важной и, может быть, самой серьезной угрозой, которая существует у любой станции.

С. БУНТМАН - Но мы же для слушателей существуем!

А. ШЕРЕЛЬ - Да! Но вы - для слушателя, но - не под слушателя, извините за откровенность.

С. БУНТМАН - Ага! Я все себе представил. Знаете, я всегда прошу всех моих собеседников сказать несколько слов слушателям. Это не совет, как слушать, а, может быть, просьба какая-то или еще что.

А. ШЕРЕЛЬ - Знаете, какая вещь, мои студенты задали мне недавно поразительный вопрос: Почему, задание, в котором надо про любовь, выполнять труднее, чем задание, которое про ненависть? Мне думается, что мы очень многие вещи ненавидим. Думается, что ненависть бывает сильнее любви, и если говорить о том, что бы я мог пожелать и ближним, и не ближним, и тем слушателям, которые поверят, и тем, кто не поверит, их будет, наверное, тоже довольно много, - я все равно желаю любви и веры в любовь, потому что ничего больше, чем вера, любовь и дружба на свете нет. Никакой другой на самом деле движущей силы - ни исторической, ни механической не существует!

С. БУНТМАН - И последнее - тут слушатели на каждого из нас составляют гороскоп, когда вы родились?

А. ШЕРЕЛЬ - 23 июня 1937 веселого года.

С. БУНТМАН - Спасибо вам! Хочу напомнить, что Александр Аркадьевич присоединяется к нашему проекту 10-2000, звуки десятилетий будут у нас звучать, по-моему, непосредственно в следующую субботу?

А. ШЕРЕЛЬ - Да.

С. БУНТМАН - Спасибо вам большое! Не болейте, работайте!

А. ШЕРЕЛЬ - Спасибо вам большое, спасибо!

С. БУНТМАН - Всего доброго!


Напишите нам
echo@echofm.online
Купить мерч «Эха»:

Боитесь пропустить интересное? Подпишитесь на рассылку «Эха»

Это еженедельный дайджест ключевых материалов сайта

© Radio Echo GmbH, 2025