Валерий Максименко - В круге СВЕТА - 2018-11-13
13.11.2018
С. Сорокина
―
Здравствуйте. Это программа «В круге Света». И у нас сегодня один гость – зам. директор ФСИН, генерал-лейтенант внутренней службы Валерий Максименко. Здравствуйте, Валерий Александрович.
В. Максименко
―
Добрый вечер.
С. Сорокина
―
В последнее время приходило очень много всевозможных сообщений, которые, так или иначе связаны были со ФСИН. И даже не знаю, с чего начать. В принципе собиралась начать с того, что связано с Вячеславом Цеповязом. Недавняя история. Но этого мы еще коснемся. Но тут много чего другого. Вот, например, пришло сообщение о неком заявлении бывшей сотрудницы исправительной колонии №5 Челябинской области о том, что ее вроде как избивали. Ее непосредственные начальники. Она обратилась с видеообращением к Бастрыкину. И Корниенко. Соответственно, руководителю ФСИН. Вы разбирались с этим случаем. Что это такое?
Ю. Кобаладзе
―
Сотрудница?
С. Сорокина
―
Бывшая сотрудница, что ее якобы избивали.
В. Максименко
―
Вы знаете, лично я пока не разбирался с этим случаем. Вчера такая информация прошла. Насколько я понял, это было в 2006 году.
С. Сорокина
―
Да.
В. Максименко
―
Лет 15 она, конечно, прождала. Надо было сразу по горячим следам. Потому что здесь сейчас установить, кто ее избивал и где эти люди, может, их во ФСИН нет уже давно. Но конечно будем разбираться. Обязательно будем разбираться. Анализировать все это дело.
Ю. Кобаладзе
―
Это как с домогательствами. Харассмент через 20 лет.
С. Сорокина
―
На шуточки не своди. У нас тут серьезная тема.
Ю. Кобаладзе
―
А чего она молчала?
С. Сорокина
―
Может быть, не находила в себе решимости. Теперь такое. Непосредственно перед эфиром к нам пришла информация, которую должна честно сказать, Валерий Александрович пытался проверить насчет того, что приключилось что-то в Волгоградской колонии №26. Адвокат сообщил о том, что там тоже издевались над осужденным. Можете что-то сказать после звонка, который вы сделали, пытаясь уточнить эту информацию.
В. Максименко
―
На данный момент пока ничего сказать не могу. Почему – по сводкам нашим никаких таких вещей зарегистрировано не было. Потом адвокату хорошо бы назвать фамилию этого осужденного. Потому что в колонии полторы тысячи человек и опросить всех, над кем именно издевались - очень сложно. Тем более уже вечер, рабочий день закончился. Дежурная смена. В принципе завтра проверим. Я думаю, сейчас уже проверяют. Но если бы назвали фамилию потерпевшего – нам было бы намного легче в этом деле разобраться.
С. Сорокина
―
А как вы думаете, насколько много событий такого рода никак не фиксируются. У вас же есть внутренняя своя служба безопасности.
В. Максименко
―
Есть.
С. Сорокина
―
Ну и что, выявляют ли они что-то такого рода или только вот так случайно пленочка где-то всплывает или правозащитники что-то заметили.
В. Максименко
―
Я расскажу подробно, но я сейчас хочу просто один пример привести для начала. Буквально две недели назад у нас была проверка в колонии и СИЗО по Курску. Выезжала комиссия Москвы, центрального аппарата. Разбирались, смотрели. Просматривая записи видеорегистраторов, нашли интересный факт, что трое сотрудников тюрьмы СИЗО взяли одного заключенного, завели куда-то в комнату какую-то, камеру. Отдубасили. Ну не сильно, так побили в легкую. Подзатыльников надавали. Попинали. И ушли. Чего хотели – на пленке не совсем ясно. То есть его просто вывели, побили и увели обратно. Побили не сильно, в больницу он не попал, каких-то видимых повреждений вроде бы нет. То есть дело по большому счету могли бы сказать пустяшное. Но раньше, наверное, такое было много где. Оно везде происходит, и в Москве на улицах. У магазинов. В кинотеатрах. Где угодно. Но, выявив этот факт, проверили, что применение силы и спецсредств в виде дубинки какой-то, это нигде не зафиксировано. По протоколам не прошло. Наши сотрудники дали оценку, что здесь с нашей точки зрения как минимум превышение своих полномочий. Ну и плюс ненадлежащее отношение к заключенному. Были запротоколированы все эти действия, составлены соответствующие бумаги. И переданы в Следственный комитет. Спустя два дня Следственный комитет возбудил уголовное дело. В отношении всех этих троих сотрудников. Они сейчас уволены и находятся под следствием. Я думаю, что их посадят…
Ю. Кобаладзе
―
Они сумасшедшие? Они что, не знали, что там есть камеры.
В. Максименко
―
Камера была на груди у одного из них.
С. Сорокина
―
Сейчас же положено.
В. Максименко
―
Это регистратор.
Ю. Кобаладзе
―
Зачем они, логика какая?
С. Сорокина
―
А забывают.
В. Максименко
―
Вообще знаете, что хотел сказать. Много сейчас последнее время на информационном поле различных сообщений, что кого-то бьют, избивают и так далее. В разных регионах. Страна большая, заключенных много.
С. Сорокина
―
630 тысяч на прошлый год было.
В. Максименко
―
Вы знаете, когда я пришел работать во ФСИН, это был 2012 год, был миллион. Сегодня 472 тысячи.
С. Сорокина
―
А в прошлом году еще 630 было.
В. Максименко
―
Сейчас 472.
С. Сорокина
―
Резко.
Ю. Кобаладзе
―
А почему такое понижение?
В.Максименко: Цены на сотовую связь в колониях выросли в пять раз. Значит, телефонов стало в пять раз меньше
В. Максименко
―
За шесть лет количество заключенных снизилось более чем в два раза. Я лично это расцениваю, как бы это смешно кому ни казалось, что все-таки демократия она немножко у нас развивается. И мир становится немножко другим. Он становится более прозрачным. Не всегда люди готовы к этому. Но это так. Посмотрите и судебные решения, да, мы смотрим по каким-то резонансным судебным решениям. Нам кажется, кого-то жестоко посадили или что-то, но в принципе люди сейчас концентрируются в местах лишения свободы в основном по тяжелым достаточно статьям. Где большие сроки. За мелкие какие-то преступления, которые раньше бы год-два дали, сейчас, как правило, даже судьи дают условные приговоры или не связанные с лишением свободы. Это исправработы, исправцентры и так далее. Здесь я хотел бы вспомнить тот 12-й год, когда пришел на работу. Вы знаете, директор службы Корниенко Геннадий Александрович, когда пригласил меня, не только мне говорил, но и всем другим, что давайте попробуем сделать так, чтобы ФСИН стал прозрачным и открытым. Для нашего гражданского общества. Для наших заграничных партнеров. Как бы это смешно кому-то ни казалось. Ведь смотрите, история, что кого-то били и что-то выплывает, раньше могло произойти как – просто побили бы, убили, сказали, три раза по голове табуреткой сам себя ударил. Закопали бы и всё. Никто бы ничего не узнал. И такие случаи наверняка были. И примеров много знаете…
С. Сорокина
―
Ой, Валерий Александрович, я думаю, что и сейчас такое есть.
В. Максименко
―
Вы знаете, нет. Такого сейчас нет. Я лично считаю…
С. Сорокина
―
Про того же Макарова мы узнали вполне случайно.
В. Максименко
―
Могу вам сказать одну простую вещь. Про Макарова – да, наверное, случайно. Хотя, скорее всего, и про Макарова не случайно. Но когда поступило предложение сделать ФСИН открытым, первое, что было сделано – увеличение количества видеокамер – раз, второе – это видеорегистраторы эти нагрудные. Которые потом, с нас взял пример то же МВД. Сейчас у всех сотрудников ДПС, ГАИ на груди видите видеорегистраторы. То же самое появилось и у нас. Оно может быть сразу у кого-то получится скрыть какое-то преступление или нарушение, но, пользуясь случаем, хотел бы всем, кто слышит и если наши сотрудники вдруг слушают сказать, что рано или поздно оно выплывет. Все равно выплывет и ответить придется.
Ю. Кобаладзе
―
Эти сотрудники как-то объяснили свои действия? Вы сравнили с происшествием на улице, это немножко другое.
С. Сорокина
―
Конечно. После улицы как раз…
Ю. Кобаладзе
―
А тут в тюрьме сотрудники берут с камерами.
В. Максименко
―
Объяснить, конечно, объяснили. Что опять себя кто-то плохо вел, что-то не так. Решили показать, объяснить и все такое. Здесь встречаются, к сожалению, такие случаи. Я всегда говорю, если человек не думает головой, в принципе какой бы нарушитель не был, взять того же Макарова. Ведь надо было просто поступать в рамках закона. А делается это очень просто. Нарушил он что-то, плюнул в сотрудника. Составляется рапорт, фиксируется. Как нарушение. Накладываются взыскание. Раз, другой, третий. Подается в суд. Увеличивается срок. Дальше снова себя плохо ведет – переводится по суду в более строгий режим. А там глядишь, недалеко и до особого. Там уже не поплюешь, там совсем другие условия. Все это делается и должно делаться именно так. Мы ни в коем случае не стараемся кого-то оправдать. Так вот, что касается открытости ФСИН, здесь один из самых ярких примеров – Москва. Она ближе и мы в ней. Так вот, допустим, еще 5-6 лет назад в СИЗО Москвы, которых несколько, избивали, били, какие-то деньги у кого-то вымогали. Это было. И где-то еще года два назад какой-то случай был, что попробовали. Но в принципе сейчас этого нет. Нет этого в Москве практически точно. Здесь это не только заслуга ФСИН, у нас ведь есть два прекрасных закона. 76-й и 212-й. Это об общественном контроле и общественно-наблюдательных комиссиях. Где эти общественные комиссии работают хорошо…
С. Сорокина
―
Но это опять же Москва либо Санкт-Петербург.
В. Максименко
―
Знаете, почему. В Москве и Санкт-Петербурге сосредоточено больше всего заключенных.
С. Сорокина
―
Я понимаю. И здесь работают общественные наблюдатели. Но в регионах согласитесь это далеко не всегда.
В. Максименко
―
Их должно было быть человек 40, по-моему, избрали, кажется 30. Работает человек 5-6, но даже 5-6 хватает на то, чтобы был какой-то контроль. Мы всегда говорим, дорогие товарищи, друзья, неважно, правозащитники, журналисты, если кто-то узнает о каких-то фактах незаконных действий наших сотрудников, давайте вместе очищаться.
С. Сорокина
―
Валерий Александрович, про открытость. Раз напомнили. Когда Олег Сенцов голодал, в строгом сидел, строгий режим. То к нему пытался попасть священник. И его не пустили. Священник приехал туда, имел все, что необходимо для того, чтобы попасть и его не пустили. Как такое может быть? Человеку, который действительно в тяжелом состоянии на не знаю уже каком дне голодовки.
В. Максименко
―
Если мне память не изменяет, да, такой случай был. Какого-то священника не пустили. Вообще позиция по священникам она опять же в тему открытости ФСИН. Опять директор, скажем, не инновацию ввел, а на сегодняшний день так.
С. Сорокина
―
Тюремное служение.
В. Максименко
―
Не тюремное служение. У нас есть помощники по работе с осужденными из числа священнослужителей. Это действующие священники из каких-то приходов. Четыре основные религии у нас присутствуют. Мусульмане, это христиане, это буддисты и это иудеи. До нас этого не было. Понимаете, они выполняют работу помощника по воспитанию или как-то еще. По психологической разгрузке. Все говорили раньше, что вот есть и так специалисты профессионалы, психологи. На самом деле много чего делаем и в этой области.
С. Сорокина
―
Так к Сенцову почему не пустили?
В. Максименко
―
Я сейчас поясню. Много что делаем. Но когда спросили меня, надо, чтобы были священники или нет, необязательно именно священнослужители. Скажем, имамы или кто-то. Представить коллектив в тюрьме. Отряд сто человек. Вот человеку плохо, его посадили, может быть и незаслуженно, может быть подставили, что называется или как-то еще. Вот он сидит. С ним жена развелась, квартиру переписала три раза и он остался ни с чем. У него никого нет. Жить ему по большому счету незачем больше. Тут еще обстановка нездоровая. Потому что он из Москвы и очкарик. А не качок и не бандит. Пару раз дали ему и понимаете, человек начинает уже все, у последней черты. И надо идти кому-то сказать, пойти к психологу? – а это капитан. Вот он пошел, записался на прием. А окружение что подумает? Стучать пошел. Так ему потом еще хуже будет. И происходило очень много суицидов. Мы ввели помощников из числа действующих сотрудников, не сотрудников, служителей церкви, имамов, но туда если идет, то ни у кого вопросов не возникает. Сразу же количество суицидов снизилось очень намного. Поэтому здесь огромное спасибо и церкви, и православной и всем нашим другим религиям. Потому что работу они делают большую. Они по большому счету спасают жизни.
С. Сорокина
―
Ну так Сенцов-то.
В. Максименко
―
Сенцов. За каждым регионом у нас от патриархии выделены уполномоченные люди.
С. Сорокина
―
Он украинец. И он хотел именно с тем, с кем хотел.
В. Максименко
―
Понимаете…
С. Сорокина
―
Он умирал.
В. Максименко
―
Как минимум два гражданства, а то и три.
С. Сорокина
―
Но он умирал. Наверное, имел право все-таки согласиться на того, кто ему был ближе. Это же священнослужитель.
В. Максименко
―
Мы находимся на территории РФ. Патриархией выделены специальные люди, которые отвечают за этот регион.
С. Сорокина
―
Даже в этом деле такой формализм. Кошмар.
В. Максименко
―
Формализм, не формализм, понимаете, здесь подбирались люди не по каким-то признакам. Просто кого дает священный синод – с тем мы и работаем.
С. Сорокина
―
Случай уникальный был. Почему же не пустить было к нему священнослужителей.
Ю. Кобаладзе
―
А кто принимает решение?
С. Сорокина
―
Почему начальник колонии не мог принять такое решение.
В.Максименко: Сенцов голодал вовсе не потому, что был не согласен с условиями содержания
В. Максименко
―
Понимаете, в чем дело.
С. Сорокина
―
Пропустить священника. Не террориста.
В. Максименко
―
Понятно, к террористу священника тоже надо иногда. Здесь с вами нельзя не согласиться. Но священника к нему пустили. Я не помню, захотел он с ним общаться, не захотел. Этот факт у меня в памяти не особо остался. Но священника к нему приглашали. Приглашали из патриархии, общался или нет – для меня это не столь было важно.
С. Сорокина
―
Скажите, пожалуйста, а вы все-таки отслеживаете условия пребывания в ваших учреждениях, напомню, что СИЗО, тюрьмы и колонии всех трех видов. Общего, строгого и особого режима содержания.
В. Максименко
―
Колонии-поселения тоже.
С. Сорокина
―
Отслеживаете ли вы пребывание так называемых статусных заключенных. Ну вот сегодня Юрий Георгиевич упоминал про письмо, которое написал Улюкаев, который содержится в местах заключения. Отслеживаете ли вы, как они где находятся. И почему.
В. Максименко
―
Ну конечно отслеживаем. И заботимся не только о том, где они находились, заботимся об их здоровье. Потому что люди, как правило, в большинстве своем уже в возрасте. У каждого из нас с возрастом куча сопутствующих заболеваний. Так случается. Поэтому там здоровых почти никого нет. Поэтому всем нужна медицинская помощь. Она оказывается, оказывается очень хорошо и я считаю, что тот же Никита Белых, сколько раз его здесь в Москве выручали. Многие говорят, что тюремная медицина плохая. Но вы вспомнили про Сенцова. Мы предлагали несколько раз его госпитализировать в больницу в город Лабытнанги. Она хорошая больница для того региона.
С. Сорокина
―
По-моему, в результате туда и попал.
В. Максименко
―
Нет, он отказался туда ложиться. Наотрез. Второй более яркий пример – в свое время была у нас в Москве Надежда Савченко, летчица украинская и все такое. Которую потом помиловал президент, отпустили. На Украине сейчас она. В тюрьме, по-моему, тоже. Она тоже болела, она голодала. Ее вывозили в 20-ю Городскую клиническую больницу Москвы, пробыла там два дня, сказала: «Верните меня обратно, там лучше». И это на самом деле факт. Я не буду говорить, что наши больницы лучше московских. Нет. Но то отношение, которое у наших докторов…
С. Сорокина
―
А у вас собственные медики?
В. Максименко
―
Конечно. 36 тысяч медперсонал. Врачи и те, кто работает.
С. Сорокина
―
А я вот вычитала по количеству сотрудников ФСИН всего – около 300 тысяч. Это так и сейчас?
В. Максименко
―
Да.
С. Сорокина
―
На 472 тысячи заключенных? Много очень.
В. Максименко
―
472 тысячи заключенных, больше 100 тысяч это тех, кто под следствием находится в СИЗО, они не осуждены, поэтому мы…
С. Сорокина
―
То есть плюсуем.
В. Максименко
―
Да, потом те, кто отбывает наказание в исправительных центрах, кто находится на домашних арестах. Те, кто на каких-то исправительных работах и так далее…
С. Сорокина
―
А сколько всего примерно?
В. Максименко
―
Я думаю, тысяч…
Ю. Кобаладзе
―
До миллиона, наверное.
С. Сорокина
―
Тысяч 800?
В. Максименко
―
Туда ближе, да.
С. Сорокина
―
Но там еще не только вы, а всякие разные другие службы.
В. Максименко
―
Есть службы, какие участвуют. Принимает участие еще МВД. МВД принимает участие каким образом - возит на суд человека, пока человек не осужден, конвойный полк министерства внутренних дел. Это то, что касается Москвы. В регионах свои какие-то подразделения. Когда уже человек осужден, им уже занимается караульная охранная служба ФСИН. Но когда уже люди сидят или отбывают наказание в колониях поселении или исправцентрах, за ними смотрят только…
С. Сорокина
―
Валерий Александрович, вопрос, а к вам охотно идут на службу или все-таки нет. Там же я прочитала у вас зарплаты небольшие. Особенно в регионах. И вот я про возможность отсеивать тех, кто явно не годен к этой службе. Насколько у вас велико количество тех, кто хотел бы служить и есть из кого выбирать или нет?
В. Максименко
―
Выбирать, конечно, есть из кого. И в регионах порой так получается, что наши колонии это градообразующие предприятия.
С. Сорокина
―
Бывает и такое.
В. Максименко
―
И к большому скажем так, сожалению или нет, но это именно так. Поэтому когда закрываются колонии, выходят губернаторы с просьбой на руководство ФСИН и колонии оставить, потому что это поселение просто тогда загнется и умрет. Там ничего больше нет.
С. Сорокина
―
Ужас.
В. Максименко
―
Ну почему ужас. Если большая колония, это большая инфраструктура, это обслуживание.
С. Сорокина
―
Ну понятно. И там соответственно мужчины с удовольствием идут служить или, по крайней мере, это их место работы.
В. Максименко
―
Желающие есть. Другое дело, что не всегда в регионах идут люди с каким-то высшим образованием, какие-то интеллектуалы к большому сожалению, мы конечно проводим и обучение, и специальную подготовку, все это делаем. В принципе я думаю, что не так все плохо по большому счету.
С. Сорокина
―
Скажите, а до сих пор есть разделение на так называемые красные и черные зоны?
В. Максименко
―
Кто-то говорит, что так есть. Я лично в это не особо верю.
Ю. Кобаладзе
―
Это что такое?
В. Максименко
―
То есть те зоны, где верховодят воры в законе и те зоны, которые под контролем у сотрудников ФСИН. Скажу так, что на сегодняшний день я не могу сказать, что есть какие-то колонии, где руководили бы всем воры в законе. Если такое есть, значит, начальник совсем слабый. Его просто гнать надо. Жалко, что мы об этом что называется пока еще не знаем.
Ю. Кобаладзе
―
Вот Света знает. Ты откуда это знаешь?
С. Сорокина
―
Ну слушай, давно живу, слышала. Мне просто интересно, я думаю, что есть такие зоны. И не могу не припомнить теперь того самого Цеповяза. Который как известно прославился тем, что с крабами, шашлыками и прочим, будучи в робе с телефоном, айфоном в руках соответственно позировал перед, фотографии присылал жене. И если бы жена в какой-то момент их не обнародовала, то, что называется, так бы все и было. Как объяснить это. И у меня такое ощущение, что это не единичный случай.
В. Максименко
―
Возможно, конечно, не единичный. И такие случаи мы выявляем. Реально выгоняем. Я вам скажу, к примеру из числа начальников территориальных органов по всей РФ, по всем субъектам, наверное, в 60 регионах, если не больше руководство заменено. 60-65…
С. Сорокина
―
Из 80 с чем-то в 60 заменено.
В. Максименко
―
Да.
С. Сорокина
―
Ничего себе.
В. Максименко
―
Причем меняем, пример приведу. Скажем, Ульяновская область. Я просто еще по ФСИН отвечаю за медицину немного.
С. Сорокина
―
Почувствовали, что с любовью к этой теме.
В. Максименко
―
Конечно. Это надо любить. Это жизни людей, понимаете. И узнаем вдруг, приезжает на прием женщина, говорит, что ее муж находится в колонии. Ну находится и находится. Ну бывает. Совершил преступление, получил срок, сидит. Но он находится в карцере или штрафном изоляторе. А у него ВИЧ. СПИД, начинаем разбираться, что за ВИЧ, что за СПИД. Четвертая стадия. Последняя. Пять видов сопутствующих онкозаболеваний. И еще куча всего. И его бросили в карцер. Спрашиваем, что, почему, какие основания. Начинаем проверять. Сообщаем об этом в прокуратуру. Прокуратура отменяет те нелепые взыскания, которые были вынесены этому человеку. Но первым делом, что было сказано начальнику территориального органа: госпитализировать его немедленно. И срок – сутки. Это указание выполнено не было. Начали включать, что называется динамо-машину или как угодно. То бензина нет, то денег на бензин нет. Потом заявили, что он вообще здоровый.
С. Сорокина
―
Совести у них нет.
В. Максименко
―
Совести у них нет. Уволили этого начальника. Выгнали по недоверию. Потому что он соврал, он обманул. Его уволили с позором. Сейчас судится, на ФСИН в суды подает. Адвокатов нанял хороших.
Ю. Кобаладзе
―
Значит, деньги есть…
С. Сорокина
―
Значит, деньги есть – хором сказали мы.
В. Максименко
―
Да.
С. Сорокина
―
То есть то, что говорится чуть ли ни про фотошоп – это вряд ли.
В. Максименко
―
Смотрели вы фильм «Таежный роман. Граница». Там великолепно Алексей Гуськов сыграл. Великолепный фильм. Где-то там граница, леса, тайга. Комары размером со шмеля. Колония, заключенные и больше никакой работы. И вот сидит начальник, я говорю, как может быть, я не говорю, что это конкретно в этом случае.
С. Сорокина
―
И он хозяин тайги.
В. Максименко
―
Тайги, не тайги. Он сидит. Жизнь у него постылая, все плохо. Дети то ли растут, то ли не растут. И тут вдруг попал миллиардер. Это счастье. Выпадает не каждому, поверьте.
С. Сорокина
―
Как-то с чувством это произносите.
В. Максименко
―
И здесь есть возможность изменить свою жизнь навсегда. Чтобы дети учились в Москве или Санкт-Петербурге, чтобы отдыхать ездить на море.
С. Сорокина
―
Далее по списку. Мы сейчас прервемся на новости.
Ю. Кобаладзе
―
Это открывает такие возможности широкие.НОВОСТИ
С. Сорокина
―
Еще раз вас приветствуем. У нас в гостях зам. директора ФСИН Максименко Валерий Александрович. Мы остановились, не договорили про Вячеслава Цеповяза, который прославился недавно своими фотографиями. Некой вкусной жизни, которая была организована в месте заключения, где он находился. Что вы можете еще добавить?
В.Максименко: Только в этом году было три проверки ФСИН конкретно по Цеповязу
В. Максименко
―
В принципе те фотографии, которые были опубликованы, это уже сейчас известно всем, они в основном датированы 15-м годом, за это время уже наказали кучу народу, даже кого-то уволили. Все получили взыскания. Только в этом году было три проверки ФСИН конкретно по Цеповязу. Также проверял Следственный комитет, прокуратура, последняя проверка это, по-моему, конец августа. Нарушений в его содержании выявлено не было. Никаких ни предписаний, что что-то с ним не так делают или вольготно живет – не поступало. Но сейчас проверим и в четвертый раз. Если вскроются какие-то факты – накажем однозначно.
С. Сорокина
―
Это понятно. Но если бы жена что называется эти фотографии не предъявила, то сейчас бы все так и было, и сейчас бы с крабами в руке сидел. И глумился.
В. Максименко
―
Может быть, и глумился бы, может не глумился. Я могу сказать то, что на данный момент уже система ФСИН настолько напичкана видеонаблюдением, камерами, регистраторами.
С. Сорокина
―
Валерий Александрович, дело в том, что мы прекрасно знаем такое закрытие сообщество, каким является колония в глухомани где-нибудь, они там могут с этими видеорегистраторами и прочими камерами делать что угодно. Кто там это проверит.
В. Максименко
―
Что касается этого момента, мы стараемся сделать, не совсем это просто, но сделаем, что колонии и даже территориальные органы лишатся прав администратора системного. То есть исправить запись, повлиять на нее, размагнитить не получится. Все будет выходить сюда на Москву, на центр. Технически это возможно, хотя и не очень просто. Я думаю очень скорое мы это изменим. Никто ничего не сможет отключить. Если где-то камера будет разбита или отключена – сразу ясно, где это, будет загораться на табло, что в таком-то регионе.
С. Сорокина
―
Но это еще не сделано. А пока что личное дело тех, кто там.
В. Максименко
―
Но несколько лет назад и этих камер не было.
С. Сорокина
―
Потом случайно обнаруживаются записи, а потом адвокат того же Макарова просит защиты.
В. Максименко
―
Хорошо, что обнаруживается. Поверьте. Потому что раньше их не было и записей не было. И раньше было так, что люди, выходя из тюрьмы, спустя годы боялись даже рассказать, что там было, что с ними делали в этой тюрьме. Это было так. И всего несколько лет назад. А сейчас спокойно выходят и говорят…
С. Сорокина
―
Вот пришли sms про то, что беспредел в СИЗО номер 6 Горелово Ленинградской области. Про пресс-хаты пишут, что функционируют. Ну как-то возьмите себе на заметку, я понимаю, что навскидку не скажете, но может и там следует пристальнее проверить.
Ю. Кобаладзе
―
А в пресс-хатах есть камеры?
С. Сорокина
―
Не знаю. Вряд ли.
В. Максименко
―
Сейчас не во всех камерах есть видеонаблюдение, скажем так. Пока еще не во всех. В принципе идем к этому. Конечно, сумма там достаточно серьезная. Но потихонечку вставляем как можно больше этих камер.
С. Сорокина
―
Скажите, пожалуйста, вычитала, что на одного заключенного сейчас 83 рубля в день на питание.
В. Максименко
―
По-моему, 72.
С. Сорокина
―
И что вы еще и гордитесь, что снижаете потребление. Как это возможно? Ты можешь себе представить, Юр, 72 рубля в день на питание мужчине.
В. Максименко
―
Поясню.
Ю. Кобаладзе
―
Там может расценки другие.
В. Максименко
―
Мы этим не гордимся. Я могу сказать, что на 2012 год из федерального бюджета на питание заключенных выделялось 24 млрд. рублей. На 2017 год – 15 млрд.
С. Сорокина
―
Это ваш запрос или то, что государство выделяет?
В. Максименко
―
То, что выделяет государство.
В.Максименко: На сегодняшний день я не могу сказать, что есть какие-то колонии, где руководили бы всем воры в законе
С. Сорокина
―
А из чего они исходят? Что можно вообще не кормить.
В. Максименко
―
Да нет, ну причем тут можно вообще не кормить. Поэтому когда по прошлому году было 16 млрд. выделено, понимаем, что надо людей кормить и что-то делать. Что сделали мы – мы наняли хороших специалистов, пригласили на работу. К нам пришли лучшие умы скажем так группы «Черкизово», есть такая группа. Пригласили оттуда прекрасных специалистов, которые оканчивали нашу Тимирязевскую академию. Которые провели расчет, составили компьютерную программу. Ведь в принципе сложного ничего нет. Есть взрослый мужчина, женщина или подросток. То есть по категориям.
С. Сорокина
―
То есть свои огороды стали разбивать.
В. Максименко
―
Нет. Есть человек определенной комплекции и по медицинским показаниям ему надо, мужчине 3200-3300 килокалорий. Раньше была область, к примеру Калужская. Туда на питание выделялось 70 миллионов. Во второй год или на третий – 700. Я спрашиваю: почему? Там что, переселение народов или какой-то транзитный пункт через всю страну. Оказалось совсем по-другому. Сейчас там какие-то уголовные дела и все такое. Но дело не в этом.
Ю. Кобаладзе
―
Непонятно, почему.
С. Сорокина
―
Коррупция.
В. Максименко
―
Дело в том, что нужно на каждого человека сделать расчетные данные. Мы сделали такие программы, которые полностью дают расклад, какому региону сколько надо на питание. Больных, женщин, детей, беременных и так далее. И полностью идет расклад, сколько человек потребляет, сколько это будет стоить. Кроме того, подсобные хозяйства это штука хорошая. Вырастить свинюшку, курочку или что-то. Но этим хозяйством не всех прокормишь. Конечно, будущее за крупными агрохолдингами. Но сегодня мы заключили договор с одним из крупнейших агрохолдингов России. Который специально под нас приобретает предприятия сельскохозяйственного профиля. В Вологодской области. Мы совместно с ними производим мясо птицы, яйцо, и так далее. И сами это потребляем.
С. Сорокина
―
То есть просто еще какая-то экономия идет. В общем, мне трудно представить про 72 рубля в день, это конечно сильно.
В. Максименко
―
Понимаете, это не берется ресторанная еда.
С. Сорокина
―
Понятно. Если речь не о Цеповязе, то конечно…
В. Максименко
―
Если кто служил в армии, солдата кормили, по-моему, на 90 копеек. Офицера - на рубль 20.
С. Сорокина
―
Но это когда было. Тогда деньги другие были.
В. Максименко
―
Караульная собака – на 60 копеек ела.
С. Сорокина
―
Еще сразу сообщение: «ИК-7, Кимовск, беспредел, погибаем, спасите». Вадим написал.
В. Максименко
―
А какая это область хоть?
С. Сорокина
―
Не знаю.
Ю. Кобаладзе
―
А как они…
С. Сорокина
―
А, кстати, что за информация про то, что глушить будут мобильники по местам заключения.
В. Максименко
―
Глушить мобильники, конечно, надо. О чем мы говорили, мы пробовали глушить их в Москве. В районе Бутырской тюрьмы. Заглушили улицы Бутырский вал. В городах это сложно. Если взять Санкт-Петербург, сейчас в Колпино открыты новые «Кресты». «Кресты-2» или еще называют «Гранд Кресты». Это лучшая тюрьма в Европе. На самом деле очень красивая, очень хорошая…
С. Сорокина
―
Ужас какой. Звучит конечно. Кимовск пишут, это Тульская губерния.
В. Максименко
―
Хорошо. Так вот там, где за пределами Санкт-Петербурга, там можно заглушить, выключить несколько и работать не будет. Но если представить, что напротив Зимнего дворца мы чего-то стали глушить, это конечно было бы…
С. Сорокина
―
А в этом есть необходимость – глушить мобильники?
В. Максименко
―
Я думаю, что такая необходимость есть. Потому что бывает, проносят люди телефоны. Мы каждую неделю изымаем телефоны, по стране тысячи изъятых телефонов, которые пытаются пронести. Сотрудников выгоняем. Необязательно это сотрудники. Бывает, в колонию на геликоптерах запускают. Стреляют из арбалетов. Перебрасывают. Ловим, изымаем. Но все равно процесс этот идет. Я не так давно говорил, что цены на сотовую связь в колониях выросли в пять раз. Значит, телефонов стало в пять раз меньше. И пронести его стало намного сложнее и опаснее. Поэтому цены на эти услуги выросли. Значит, не так плохо мы боремся.
С. Сорокина
―
Скажите, пожалуйста, по вашим сводкам насколько часто происходят волнения, голодовки, забастовки какие-то в ваших учреждениях.
В. Максименко
―
Насчет забастовок трудно сказать, что часто. Голодовки – постоянно. В разных регионах кто-то обязательно голодает. Я слышал, в Москве в Лефортово кто-то голодал, сейчас вроде уже прекратил. Понимаете, люди голодают не потому что плохо им что-то не хватает. Тот же Сенцов голодал вовсе не потому, что он был не согласен с условиями содержания. У него претензий нет, он даже обещал свою книгу, которую напишет, первый пилотный экземпляр с автографом начальнику колонии. Потому что к нему у него претензий нет. Люди не согласны с теми приговорами, которые им выносят. Может по делу, может, нет. Но суд такое решение вынес. Мы его обсуждать во ФСИН не можем. Мы обязаны его только исполнить.
Ю. Кобаладзе
―
А почему бы не разрешить телефоны?
В.Максименко: Если кто-то узнает о незаконных действиях наших сотрудников - давайте вместе очищаться
В. Максименко
―
По большому счету разрешена телефонная связь, которая контролируемая. То есть людям разрешается определенное количество звонков, разрешаются даже видеозвонки. По компьютеру типа скайпа. Видео такие свидания и так далее. Это все разрешено, но как в той же армии – за хорошее поведение. Если человек злостный нарушитель, ну конечно, если его надо закрывать в штрафной изолятор, какие ему звонки.
С. Сорокина
―
А до сих пор отдельные зоны для силовиков? Для своих сотрудников что называется.
В. Максименко
―
Конечно.
С. Сорокина
―
Это просто небезопасно иначе.
В. Максименко
―
Нет. Здесь немножко по-другому. Есть колонии для бывших сотрудников правоохранительных органов и приравненных к ним. Я скажу больше, количество колоний для простых людей, которые не связаны с правоохранительными органами, сокращается. Сокращено значительно. Но резко увеличивается количество колоний для бывших сотрудников. В этом году мы две открыли и они уже заполнены. Надо открывать больше. И это какая-то тенденция. Видно, идет борьба с коррупцией. Идет какое-то очищение или что-то еще. Но именно колоний для бывших сотрудников сейчас открываем все новые и новые.
С. Сорокина
―
Но это общего режима или строгие тоже?
В. Максименко
―
Да нет, и общего, и строгого.
С. Сорокина
―
А сколько у нас особого режима. Это для пожизненных.
В. Максименко
―
Особого режима колоний не так много. Всего на сегодня, по-моему, 2 тысячи 18 человек. Тех, кто получили пожизненное заключение.
С. Сорокина
―
Это сколько, штук пять колоний.
В. Максименко
―
По-моему, шесть, седьмую сейчас открыли новую. И будем закрывать за Полярным кругом, старая колония. Она была с 30-х или каких-то годов. Уже там все износилось. Открыли новое современное здание, отвечающее всем условиям. Даже с площадью, превышающей требования ЕС. По требованию ЕС надо 4 кв. метра на человека. У нас в новых «Крестах» – 7.
С. Сорокина
―
Шикарно живут. Еще хотела спросить. Что касается женских колоний, есть какие-то особенности, проблемы.
В. Максименко
―
Знаете, есть женские колонии. Особенно, конечно есть, как и любые другие. Я, пользуясь случаем, хочу пригласить вас в женскую колонию.
Ю. Кобаладзе
―
Я как раз хотел только попроситься.
В. Максименко
―
И знаете, я посоветую, если разрешите это сделать, в эту пятницу. У нас будет большой праздник, к нам приедет волшебник Лео Бокерия, он будет спасать снова людей. Туда выходит автопоезд Бакулевского кардиоцентра, мы на территории Можайской колонии в прошлом году разворачивали госпиталь, было сделано 160 операций и спасены жизни. Причем которые кардиохирурги делали. Это лучшие кардиохирурги…
С. Сорокина
―
Опять на медицину свернули.
В. Максименко
―
…в нашей стране. Это жизни, поймите это жизни. И просто когда человек, делавший операцию, сказал, что из этих 30 двое умерли бы в течение недели, а сейчас они будут жить. Я не могу передать тех слов и эмоций, которые я испытывал. Я тоже себя считал причастным к тому, что я спас этих людей. И сейчас будет точно такой же автопоезд, сам Лео Антонович выезжает. Может быть, кому-то покажется смешным, но люди хотят в тюрьму. И знаете почему? Вот ко мне на прием обращается женщина…
С. Сорокина
―
Я читала, вы это в интервью рассказывали.
В. Максименко
―
Это я говорил. На самом деле врачи уникальные.
С. Сорокина
―
Просто те, кто вздрогнули при слове «люди просятся в тюрьму», это заход, что на воле не вылечится, а там можно вылечиться.
В. Максименко
―
Не то что не вылечится. Когда человек говорит, что спасти моего ребенка я не могу, квоты Минздрав не даст, а у вас спасут.
С. Сорокина
―
Скажите, а как с эпидемией туберкулеза. Все-таки немножко есть позитивные сдвиги?
В. Максименко
―
Я удивлю вас очень сильно. Наверное, тем, что за три года, что мы занимаемся медициной, снижение смертности от туберкулеза в пять раз. Такого нет нигде. Ни в одной стране мира.
С. Сорокина
―
То есть занимаетесь.
В. Максименко
―
Да, а это тоже пусть статистика, но это тысячи человеческих жизней.
С. Сорокина
―
Спрашивают нас, а как Никита Белых. Можете что-то сказать.
В. Максименко
―
Ну отбывает наказание.
С. Сорокина
―
Это мы и так знаем. Как у него со здоровьем.
В. Максименко
―
Со здоровьем у него сейчас нормально. Конечно, здоровье у него было не очень в Москве, но здесь стресс был, судебные заседания. Это конечно, человек переживал. Сейчас уже все как говорится устаканилось, успокоилось. Он вошел в определенный ритм и поэтому его здоровье опасений у нас не вызывает.
С. Сорокина
―
Более-менее. Еще хотела спросить. Постоянно циркулируют слухи о том, что вас снова хотят передать в ведение МВД. Я поясню, что сейчас ФСИН это Минюст. А было раньше МВД. А сейчас опять говорят, что надо в МВД вернуть. Как вы к этому относитесь?
В. Максименко
―
Вы знаете, здесь относимся, не относимся, Россия взяла на себя определенные обязательства. Перед Советом Европы, когда вступала в него, перед ООН. Где указано четко, что в составе силового ведомства, либо какого-то армейского пенитенциарная служба находиться не должна.
С. Сорокина
―
Сейчас наплевать на все международные организации.
В. Максименко
―
Не скажите. Я не знаю ни одного за последнее время международного обязательства, которое не выполнила бы Россия. Или Советский Союз. То, что мы брали на себя – всегда все выполняли.
С. Сорокина
―
Сейчас выйдем из Совета Европы и все станет проще. Отдадут вас в МВД. А вы лично как относитесь к этому? Мне кажется это неправильным.
В. Максименко
―
Здесь дело в чем. Очень будет плохо, если органы, которые ищут преступников, которые ведут следствие, органы, где находиться будут преступники – если все это будет в одних руках. Вот тут как раз и может быть та самая пресс-хата, выбивание показаний и так далее. Сейчас, если вы думаете, что в любую тюрьму может прийти какой-то следователь и чего-то попробовать там выбивать – это глубокое заблуждение. С этим покончено. Другое дело, что где может на дальней территории по знакомству кого-то пропустят. Но если такие факты всплывут – люди эти будут и уволены, и под суд отданы.
С. Сорокина
―
Еще одна тема, которую просто краешком заденем. Но мне кажется, ее нужно срочно решать. Это вопрос – жизнь после заключения. Даже когда мы смотрим какие-то фильмы западные, там плохо ли, хорошо ли, но какое-то жилье и работу предоставляют человеку. Это спасение ну хотя бы на каком-то этапе. У нас ничего в этом смысле не происходит. Человек выброшен, он выходит, часто негде жить. Непонятно, где работать. Огромная проблема. В этом направлении хоть что-то происходит?
В.Максименко: За 6 лет количество заключенных снизилось более чем в 2 раза. Я это расцениваю - демократия развивается
В. Максименко
―
Да, происходит, хотя когда человек выходит на свободу, он уже выходит из-под влияния ФСИН. Он переходит уже под надзор органов внутренних дел и так далее. Но это наши люди в нашей стране. Я вам начал рассказывать про агрохолдинг, где работают. Выкупаются фабрики. Фабрики в тех регионах, где находятся наши колонии. На них работают наши люди, которые отбывают наказание. По освобождению эти люди, становясь свободными, если хорошо себя вели, если все нормально и руководство предприятия довольно их работой, они остаются работать там. И я понимаю, что там зарплата в 20-30 тысяч рублей она не очень большая. Но это для Москвы. Для какой-нибудь деревни или поселка это хорошие деньги. Здесь мы пошли еще дальше. Мы с руководством агрохолдинга или с руководством исполнительной власти или губернатором или мэрией пытаемся договориться о чем – очень много по России заброшенных деревень. Откуда люди уезжают в большие города. На самом деле там уже и в домах крыши провалились. Мы готовы выкупать эти заброшенные дома. Ну, естественно, по сумме чтобы было не больше, чем 300 тысяч рублей. Своими силами восстанавливать. Для наших же бывших подопечных. Чтобы они там жили. Для чего? Мы пытаемся убедить в этом и губернаторов. Потому что 90% отбывающих наказание, это жители этого региона. И если он, освободившись, вышел, у него ни работы, ни семьи, ни дома. Что он сделает? Он получит свои 800 рублей и справку об освобождении и ни в чем себе не отказывает. Пойдет в магазин, купит водки и снова кого-нибудь зарежет. Или что-нибудь еще. Но когда он уже имеет работу, когда у него есть жилье…
С. Сорокина
―
Это понятно все. Но это должна быть какая-то государственная программа. Это же не какие-то точечные ваши усилия.
В. Максименко
―
Понимаете, мы планируем это сделать по всей стране. Сейчас запущены первые пилотные проекты. Они показали свою эффективность, они достаточно удачны и успешны. Мы планируем развернуть по всей стране.
С. Сорокина
―
Спрашивают про подростков. Про колонии, где подростки. Там какие проблемы?
В. Максименко
―
Проблемы какие с подростками.
С. Сорокина
―
И вот там реабилитация как раз очень нужна.
В. Максименко
―
Для меня стало очень большим откровением то, что допустим, из тех подростков, которые попадают в колонии, до 30% не умеют читать. Им 14-15 лет, они не умеют читать. Они не учились в школе. Они никогда не видели врачей. Просто они даже не знают, чем больны и как. Но почти все больные.
С. Сорокина
―
Но у вас же наверняка школа есть.
В. Максименко
―
У нас все есть. И школа, и институты, и техникумы, и ПТУ. С этим работаем. Психологи тоже с ними работают. Я скажу так, что многие подростки, попав в колонию первый раз спали на кровати с белой простыней.
С. Сорокина
―
Это, конечно, сильно говорит про нашу страну и про условия для многих. Александр спрашивает: «Несколько месяцев назад в СИЗО Санкт-Петербурга погиб бизнесмен Пшеничный. Что-то прояснилось?»
В. Максименко
―
Насколько я помню, да, такой случай был. Следствие работало, не знаю, закончено сейчас следствие или нет. Но по тем фактам и данным, которые я читал, там был, по-моему, все-таки суицид.
С. Сорокина
―
Да, притом что куча повреждений на теле и ничто не указывало на этот суицид. Интересно будет, если этим и закончится.
В. Максименко
―
Вы знаете, проверку ведем не мы. Тоже интересно, чем. Посмотреть. Здесь Следственный комитет разбирается.
С. Сорокина
―
Ну хотелось бы узнать, конечно же. И если действительно там было насилие, тогда это уже ваша будет ответственность.
В. Максименко
―
Конечно.
С. Сорокина
―
И, наконец, последнее что успеем. Наш постоянный слушатель Дмитрий Мезенцев спрашивает: «А есть что-то, чем вы гордитесь, а есть, что интереснее - что-то, за что вы стыдитесь?» В вашей работе. Ну гордитесь, наверное, понятно той самой медициной. А есть что-то, за что вам стыдно?
В. Максименко
―
Смотрите. Гордимся еще и работой со священниками. Гордимся нашей открытостью. Я хочу сказать вам, просто вы к большому сожалению меня так и не услышали. Я абсолютно убежден на сто процентов, что такого открытого ФСИН как сейчас не было никогда. Я считаю это наше большое достижение. Другое дело, что общество может быть не готово полностью пока к такой открытости. Она шокирует, она пугает. Но именно благодаря этому мы сможем изменить ситуацию в лучшую сторону. Люди перестали бояться говорить. Я уже рассказывал, что раньше не вытащишь и слова, а сейчас перестали бояться говорить. И после освобождения и говорят, когда находятся в местах лишения свободы. Люди говорить начали. Это уже хорошо. Подвижки идут. Мы идем по правильному пути. Я абсолютно в этом уверен. А стыдиться, чего стыдиться. Ну конечно в работе бывают какие-то упущения и промашки. Стыдно иногда за сотрудников, за то, как себя ведут. За это бывает стыдно. Стыдно за то, что не получается то, что запланировали. Но, по крайней мере, будем стараться сделать.
С. Сорокина
―
Спасибо. Это был Максименко Валерий Александрович, генерал-лейтенант внутренней службы, зам. директора ФСИН. Спасибо, до встречи через неделю.