Говорим по-русски. Радио-альманах - 2018-07-08

Сегодня поговорим о заимствованиям. Некоторые приживаются, иные уходят... А третьи мимикрируют. И не сразу поймешь, где “наше”, а где “не наше”.

Слова "смартфон", "социальные сети" и "волонтер" (их знают, соответственно, 78%, 74% и 71% россиян) прижились в русском языке как свои, будто и не англицизмы вовсе. По данным фонда "Общественное мнение", которые приводит “Российская газета”, в десятку лидеров-новичков, которые обрели статус литературной нормы, вошли "электронный билет", "GPS-авигатор", "блог", ДМС, "онлайн-трансляция", "аккаунт" и "грант".

“Я бы не спешила с утверждением, что эти слова стали русскими навсегда, - делится сомнениями языковед Ирина Бакланова. - Вспомните, литературной нормой и распространенным словом было ЭВМ. Сегодня его никто не использует. Не комильфо. Темп развития технологий так стремителен, что, того и гляди, мы начнем стесняться произносить слово "компьютер". Ему на смену уже идут разные термины, используемые в узкой профессиональной среде. Кстати, неспроста 22% сограждан о слове "смартфон" ничего не знают, а об "аккаунте" и вовсе подавляющее большинство - 68% - не слышали. Мало времени для их вживления в канву русского языка. И не исключено, что его и не будет: их могут вытеснить из употребления более "продвинутые" термины"”.

Сегодня соотечественники осваивают "онлайн-банкинг" (28%), "селфи" (19%), МВА и "чекин" (или "чек-ин") (по 14%), "фриланс" и "вебинар" (по 12%), "стартап" (11%), "лоукостер" (6%), "эйчар" (5%). "Русский язык силен в "переваривании" заимствований и опасаться за него не надо, - убежден социолингвист Института русского языка РАН Леонид Крысин. - Он как раз на современном этапе усвоения "цифрового" глобального языка смело отбраковывает проходные термины и не спешит с укоренением даже тех слов, что по внешним признакам стали литературными. Но слово только тогда становится словом, когда его используют в речи. Словами "смартфон" и "волонтер" активно пользуются, но не так долго, а вот о "хештеге", "селфи" или "блоге" пока больше говорят как о явлении коммуникации. Значит они пока, несмотря на высокий статус сразу в нескольких мировых языках, включая русский, остаются инструментами влияния, способными стать настоящими словами".

Вообще языкам свойственно обновляться и обогащаться, черпая новые слова из языков соседей или, как теперь принято говорить, “партнеров”. Вот только чЕрпают они то, что недостает, из чужого словарного запаса? Или тут другое ударение?

Спросим у Марины Королевой.

КАК ПРАВИЛЬНО? Черпать. Повтор от 10.07.14. (1.26).

О. Северская: Ну а теперь о словах, которые, на первый взгляд, неотличимы от “наших”. Возьмем две этикетные формулы прощания: “наше” пока! и почти близнеца пока-пока! Разбирается с ними Максим Кронгауз.

Пока! Формула прощания, фамильярная и дружеская, вызывавшая большие споры в XX веке и заслужившая общее признание в XXI-м. «Тише, ― сказал Остап грозно, ― завтра, значит, завтра. Ну, пока! Пишите письма!..» (это Ильф и Петров, «Двенадцать стульев»); «Пока, пока, уж ночь недалека. Пока, пока, вы нас не забывайте», - пел Леонид Утесов.

Мифы, связанные с этим прощанием, касаются его происхождения и вульгарности. Например, Лев Успенский в «Слове о словах» не признавал его

„литературным“ и достойным художественной прозы, полагал, что пока! - это сокращение какого-то более распространенного вежливого оборота, вроде: „Пока желаю тебе всего хорошего“, и . <…> Но слово „спасибо“ вы встре­тите и у Тургенева, и у Гончарова, у Толстого и у Чехова, а разговорное „пока!“ чести полноправно войти в художественную прозу и поэзию пока еще не дождалось». Был дважды неправ. В роли прощания, замечает Кронгауз, слово встречается у писателей уже в 20-х годах XX века: у Телешова, Вересаева, например. Произошло же оно, с большой вероятностью, из устойчивого выражения “прощай пока”, которое регулярно встречается именно как прощание в текстах XIX века. В Национальном корпусе первые примеры относятся к 1830-м годам. «Может быть, через Вас пришлет он и ответ. Прощайте пока! <…> Будьте здоровы и наслаждайтесь всеми благами науки, искусства и жизни», - писал Николай Станкевич Ивану Тургеневу. «Приходи же, мой тюлень! Я буду ждать… Не хандри… Прощай пока! Я живо соберусь!..» - дивный пример из Чеховской «Безотцовщины». В самом начале XX в. “пока” от “прощай” начали отделять запятой, что говорило о постепенном распаде речевого клише на два отдельных слова. В XX веке самостоятельное пока! раздражало филологов и пуристов, но в XXI веке к нему привыкли, и пока оно больше никого не бесит.

Чего не скажешь о пока-пока! Произносится в настолько убыстренном темпе, что гласные первого слога почти исчезают — пка-пка. Кажется, что это прощание было с нами всегда, но это, утверждает Кронгауз, иллюзия. Оно появилось в 90-е годы под влиянием английского bye-bye и может считаться его калькой.

Не надо путать это выражение с обычным медленным повтором пока, который, конечно же, встречался и ранее: «Пока, пока, уж ночь недалека», - помните Утесова? «Пишите больше, а печатайте меньше… Пока, пока! Вы еще очень желтый птенец [было написано: цыпленок]», - наставляла начинающего автора Нина Берберова. При «старом» медленном повторе обе части всегда записывались через запятую, а при новом постепенно утвердился дефис.

Современное пока-пока! ввел в оборот киножурналист Сергей Шолохов, ведущий телепередачи «Тихий дом». Максим Кронгауз цитирует его интервью 2008 года: «…А сейчас я оставил за собой только три фестиваля — Каннский, Берлинский и Венецианский. И в своих программах собираю лучшее — эксклюзивные интервью со звездами первой величины, которые говорят мне: „Привет, привет!“ и „Пока, пока!“ — Знаменитое двойное „Пока, пока!“ — это вы придумали? — Да, это мой персональный бренд. Но я разрешаю его использовать населению. Когда я открываю „Тихий дом“, я всегда говорю: „Привет, привет, дорогие телезрители… Тихий дом находится там-то…“, и в финале произношу: „Пока, пока, с вами был Сергей Шолохов“».

Интересно, замечает Кронгауз, что сам “автор” говорит лишь об удвоении, по-видимому не осознавая влияния английского языка. Раздражает сегодня эта формула лишь тонко чувствующих языковых консерваторов, которых остались единицы. Остальные взяли ее на вооружение.