Говорим по-русски. Радио-альманах - 2018-04-08
О. Северская: Вы, конечно, слышали, как о ком-то говорят: он (она) – цельная личность или цельный человек, яркая индивидуальность. А ведь цельность и индивидуальность – это, по большому счету, одно и то же. По крайней мере, в истории языка. Не верите? Тогда слушайте внимательно.
Зайдем издалека. Поговорим о словах, которые попадают в язык, но как-то в нем не приживаются. «Часто люди смеются, говоря о словах, которые когда-то пытались проникнуть в язык, да не попали и забылись, – пишет Ирина Левонтина. – Ха-ха-ха, мокроступы! Какая потеха! Кто мог даже предположить, что такое дурацкое слово приживется? Вот глупость! А интересно, почему глупость-то? Самокат и паровоз прижились — и ничего. Мокроступы совершенно в том же духе. Повезло бы больше — и никто бы не смеялся, а наоборот потеша¬лись бы над тем, какое было когда-то уморительное слово — не то галоши, не то калоши. Вместо нормальных обычных мокроступов». А ведь Ирина права, нормальным нам кажется привычное. Но как тогда обозначать новое? Вот, например, взлетел человек в небо – и появился в языке… летчик. Слово, напоминает Левонтина, используется где-то с 1910 года, именно тогда в «Московских ведомостях» появляется заметка о том, как летчик, взобравшись на аэроплан, на открытом воздухе прочел лекцию об авиации. Но в 1912 году Блок называет стихотворение «Авиатор» и использует в нем слово летун. «Видимо, какое-то время слово летчик казалось странным и искусственным, – предполагает Ирина. – Наверно, летчик вместо авиатор — это было как мокроступы вместо калош». Не зря же возникла легенда, что слово летчик изобрел поэт Хлебников в 1915 году. А в 1984 году Борис Слуцкий уже писал: Понадобилось перешагнуть порог / небес, чтобы без всяких отсрочек / слово «летун» придумал Блок / и Хлебников чуть поправил: / «Летчик». Летчик, как и авиатор, летает до сих пор, а летун в русском языке остался только в жаргоне, летуном в переносном смысле теперь называют того, кто часто меняет место работы.
А бывало и так: одно и то же слово и заимствовалось, и калькировалось. Часто приживались оба варианта, как-то распределив между собой сферы влияния (как объект и предмет, например). А вот индивидуальности и неделимости не повезло. Но сохраним интригу еще на пару минут. А пока послушаем Марину Королеву. Одно из тех слов, о которых она рассказывает, тоже не прижилось.
КАК ПРАВИЛЬНО? Петух и кур. Повтор от 08.10.14 (1.54)
О. Северская: Вот ведь как бывает – были кур и кура чем-то неделимым, а потом кур взял, да и приказал куре с курицей с петухом долго жить. То же произошло и с неделимым.
«Французское individu, восходящее к латинскому individuus (неразделимый, неделимый) было вполне усвоено русским языком (индивид, индивидуум, индивидуальность). Хотя тоже, между прочим, не сразу приладились, как его склонять.
Сначала писали: индивидуов, индивидуам. Ну, потом приспособились— ненужное отрезали, суффиксов прилепили», – сообщает Ирина Левонтина. Однако в языке любомудров стала использоваться и калька – неделимое, точный перевод этого individu. Напри мер, у Н.В. Станкевича в письме А.М. Неверову было: Целое природы составлено из неделимых; каждое неделимое живет на основании общих законов, есть часть общей жизни природы... <....> Многие неделимые не сознают себя. В дневнике А.В. Никитенко под 1841 годом: Не целое жи вет, а живут неделимые, которые одни могут страдать или не страдать. Заботьтесь же о неделимых, а целое всегда будет, так или иначе хорошо, независимо от вашей воли. Значение это, напоминает Левонтина, просуществовало в русском языке достаточно долго, хотя потом уже в качестве редкого. Так, Даль использует его для толкования слова особь: Особь — неделимое, индивид; всякое отдельное существо или растенье. А вот дневниковая запись М.М. Пришвина: Реальность в мире одна — это творческая личность (творческое неделимое). Или вот у Бердяева: Индивидуум есть неделимое, атом.
Атом здесь – ключевое слово в понимании идеи неделимости единицы. Однако из-за внутренней формы это слово тяготело к выражению идеи слитности, цельности, неразрывной связи; то есть не единицы, а единства. Интересно, что в русском языке эти два понимания для прямого заимствования размежевались словообразовательно, замечает Ирина: для нас индивид — это единица общества, его атом, а индивидуальность — это уникальное единство свойств человека в его цельности и неповторимости. А калька неделимое так и не была вполне усвоена.
Слово это критиковал уже В.А. Жуковский в заметке конца 40-х годов XIX века «Философический язык»: «Говорят неделимое, чтобы выразить individu; едва ли это слово останется в употреблении... Неделимость не значит единство; оно означает одну только материальную сторону предмета, только его неразделимость на части. Слово лицо выражает, кажется мне, его полнее и точнее. … Никто не скажет: это неделимое у меня нынче обедает; этот неделимый очень глуп; его неделимость мне несносна. Это понятие должно быть раздроблено на многие выражения: лицо, личность — когда дело идет о человеке; единица, единичность — для выражения единственности вообще; неделимость — для выражения единства ма¬териального». Как мы теперь знаем, русский язык приспособил для описания человека и слово лицо, и слово личность, и индивид, и индивидуальность, и индивидуум. А вот неделимому места не нашлось. А могли бы ведь как ни в чем не бывало говорить: Меня восхищает его яркое неделимое...», – заключает Ирина Левонтина.
В ее книге «О чем речь» еще много интересных историй.