Говорим по-русски. Радио-альманах - 2016-07-03

О. Северская: Будет ли ошибкой невежей назвать невежду? На этот вопрос частенько отвечает портал “Грамота.ру”. И отвечает положительно, правда, с оговоркой: можно, но только в разговорной речи.

Между тем в допушкинскую эпоху они друг друга прекрасно заменяли. Невежи судятъ точно такъ: Въ чемъ толку не поймутъ, то все у нихъ пустякъ, – писал в одной из своих басен И.А. Крылов, используя так называемый “простонародный” вариант, а А.С. Пушкин в отношении своего героя в “Евгении Онегине” употребляет “высокое” слово: “Он сердцем милый был невежда”. В послепушкинскую эпоху слова невежа и невежда из синонимов превратились в паронимы.

Невеждой сегодня называют человека необразованного, “незнайку”, который ничего знать и не хочет, а к знающим людям относится враждебно, невежей – человека невоспитанного. Как следует из “Словаря паронимов русского языка” О.В. Вишняковой, невеждой можно быть либо полным, абсолютным, либо только в какой-то области – науки, знания, искусства, даже любви. Впрочем, некоторые называют себя невеждами, признавая, что знают отнюдь не все, как герой А.П. Чехова, автор “Письма к ученому соседу”: “Хотя я невежда и старосветский помещик, а все же таки негодник старый занимаюсь наукой и открытиями, которые собственными руками произвожу и наполняю свою нелепую головешку, свой дикий череп мыслями и комплектом величайших знаний”. А вот невежей лучше вообще не быть: грубиянов никто не любит. Козьма Прутков давал такой совет: “Не прибегай к щекотке, желая развеселить знакомую, – иная назовет тебя за это невежей”.

В древнерусском языке было и слово вежа, оно относилось к человеку опытному, знающему, как себя держать. Современному языку в наследство от вежи досталась вежливость, а древнерусская форма невежа стала обозначением человека невоспитанного. Необразованного, несведущего человека стали называть невеждой, использовав старославянскую форму слова. Но прилагательное, характеризующее такого “неуча”, образовалось уже от русского корня: невежественные люди встречаются до сих пор, и не только в языке.

Все эти слова произошли от одного и того же глагола ведать, то есть “знать”. Кроме самого глагола ведать, от которого так и веет стариной и книжностью, в современном русском языке остались частица ведь – “не так ли, разумеется”, образованная от формы повелительного наклонения глагола ведь – “ведай, знай, понимай”, существительные ведомость и ведомство, обороты с ведома или без ведома кого-либо (то есть с согласия или без согласия какого-то человека) и наречие неведомо (неведомо что, неведомо куда).

Впрочем, некоторые считают, что лучше ничего не знать и не ведать, потому что от ума – одно горе. Да, где разум, там и маразм. Не верите? Послушайте Марину Королеву.

О.Северская: у маразма есть разговорный синоним: чушь собачья. Это, как вы догадываетесь, не просто чушь, а нечто особенное. Так сказать, квинтэссенция нелепости.

Значение оборота легко вычислить, он всегда употребляется оценочно. Вот пример из романа “Зубр” Д.Гранина, где фразеологизм становится яркой характеристикой речи главного героя – генетика Тимофеева-Ресовского: “Он умел быть беспощадным… Он мог оборвать выступающего, ткнув его в недоказанный вывод, заорать: “Чушь собачья! Грязная работа!””. А в “НРЗБ” С.Гандлевского его использует критикесса, взявшаяся прочитать “на живую нитку зарифмованный исповедальный лепет студийца”: “Все это, – сказала она, возвращая тетрадку распаленному автору через неделю жара и холода, – чушь собачья, но вы, скорее всего, гений”. Известный бард А.Розенбаум сетует: “Люди говорят: “То, что вы поете, это про меня”. А всякие эстетствующие критики называют это конъюнктурой. Чушь собачья!”. Ну и, наконец, процитируем героя многих романов Т.Устиновой – капитана Никоненко, не гнушающегося детективных сериалов, и вот почему: “Это такая чушь собачья, что даже интересно”.

Но вот какой вопрос возникает: почему чушь именно собачья, а не, скажем, кошачья?

Каких только предположений не высказывают наивные носители русского языка! По мнению одних, чушь собачья – это лай без причины, то есть – просто собачья брехня. А может, – задаются вопросом другие, – мы называем собачий лай чушью, потому что собаки, перелаиваясь, понимают, о чем речь, а мы – нет? Кроме того, когда одновременно лают собаки разных мастей и пород, получается нечто нечленораздельное – звуковой ералаш, опять-таки –чушь. Если принять эту точку зрения, остается признать, что нести чушь – самое что ни на есть милое для собаки дело, потому что, как известно, собака лает, ветер эту самую чушь – носит… А поскольку кошки лаять не умеют, то чушь – и не их прерогатива.

Шутки шутками, а в “Толковом словаре русского языка” Ожегова – Шведовой есть четкое указание: ерунда (чушь) собачья – это полная ерунда или чушь. То есть – явление с высокой степенью проявления “ерундового” признака. А сильные проявления чего-либо действительно могут ассоциироваться в нашем языке… с собаками. Говорим же мы о собачьем холоде – очень сильном морозе, на который добрый хозяин собаку из дома не выгонит! А еще нам знакомы собачий голод, собачья усталость, собачья жизнь…

Но нужно принимать во внимание и то, что чушью и ерундой в торговых рядах называли собачью радость – лакомые для четвероногих, но отвергнутые людьми обрезки и шмотки мяса и ливера.

А еще известно, что собаками в Древней Руси называли иноверцев, потому и чужая, непонятная речь получила определение: собачья чушь (а слово чушь, по этой версии, происходит от чужь – “нечто чуждое”).

Мы и звукорежиссер… никогда бы так не сказали!