Говорим по-русски. Радио-альманах - 2015-05-03

О.: «Иностранцы» в России – в последнее время эти слова заставляют подумать, в первую очередь, о волне заимствований, во вторую – о языковых трудностях мигрантов, а потом уже – об иностранцах и их впечатлениях от России и русского языка…

М.: Между тем, путешествуя, иностранцы испокон веков записывали в дневниках увиденное и услышанное, благодаря чему сохранились не только уникальные описания обычаев, нравов и реалий соответствующей эпохи, но и оказались зафиксированными редкие русские слова и именования.

О.: «Мы уселись за стол, обильно уставленный едой в русском духе, в первую очередь рыбой, которую тут готовят лучше, чем у нас, была очень вкусная икра, из напитков – кислые щи (kichlesti), мёд и пиво – никакого вина…» - эту цитату из дневника Франсиско де Миранда из Каракаса, столицы испанской колонии Венесуэлы, которому в XVIII веке довелось почти год провести в России, приводит Маргарита Чернышева, ведущий научный сотрудник ИРЯ РАН (ее статья «Старые записи иностранцев о русском языке» опубликована в «Литературной газете»). Креола поразили не только «кислые щи», но башня – «Сухарева», название которой он почему-то перевел как «голова сахару».

М.: В записях иностранцев сохранились и свидетельства о русском языке допетровского времени. Дважды, в 1517 и в 1526 годах, Россию посещал австрийский дипломат барон Сигизмунд фон Герберштейн. В его «Записках о Московии» в оригинальный латинский текст включены русские слова с объяснением значений, типа: «Mille на их языке [т.е. по-русски] называется «тысяча» (Tissutzae); точно так же десять тысяч (decem millia) они выражают одним словом «тьма» (tma), двадцать тысяч (viginti millia) – «две тьмы» (Dvuetma)».

О.: Известны русские «вкрапления» гораздо более древние, например, целая фраза на русском языке, написанная греческими буквами, в «Теогонии» византийского филолога-энциклопедиста Иоанна Цеца (это XII век): «Сдра(в), брате, сестрица… добра день» («здравствуй, брате, сестрица… добрый день»).

М.: Но помимо «вкраплений» существуют составленные иностранцами лексиконы и разговорники с иноязычной и русской частью. «Мы привыкли, -замечает Чернышева, - черпать сведения о родном языке из произведений русской литературы разных эпох, т.е. из основного фонда источников по истории русского языка, однако подобного рода лексиконы и разговорники довольно долго в этот фонд не включали».

О.: Только в тридцатые годы прошлого века Борис Александрович Ларин приступил к их научному анализу, продолжает Маргарита Ивановна. Ларин прочитал (фактически расшифровал) сложные рукописи, провёл исследование их языка и опубликовал три иностранных источника XVI–XVII веков. Это: 1) отражающая московскую речь конца XVII в. «Русская грамматика» Генриха Вильгельма Лудольфа, немецкого филолога, участника дипломатических миссий, 2) имеющий французскую и русскую части «Парижский словарь московитов» (Dictionaire Moscovite) капитана Жана Соважа, произведение которого позволило довольно полно восстановить фонетический облик холмогорско-архангельской разговорной речи и диалектных особенностей конца XVI в. и 3) русско-английский «Словарь-дневник» учёного пастора Ричарда Джемса, записи которого показывают северорусские диалектные особенности, профессиональную речь рыбаков и местную лексику. Но есть и другие подобные источники.

Ой-Ой

М.: В статье Маргариты Чернышевой особо отмечается «Грамматика» Генриха Вильгельма Лудольфа, написанная на латинском языке: в предисловии к ней автор указал на такую особенность русского языка XVII века, как «двуязычие», когда «разговаривают по-русски, а пишут по-славянски»: «Большинство русских, чтобы не казаться неучами, пишут слова не так, как произносят, а так, как они должны писаться по правилам Славянской грамматики, например, пишут сегодня (segodnia), а произносят севодни (sevodni)».

О.: Автор «Грамматики», подчеркивает Чернышева, открыто провозглашает принцип передавать в своем труде в приводимых диалогах «звуки, которые слышатся в произношении» русских слов, с тем чтобы «книга послужила на пользу тем, кто хочет научиться разговорному русскому языку». Он выражает надежду, что такое его, почти революционное для своего времени, решение, может быть, «убедит Русских, что можно печатать некоторые вещи и на народном наречии». И восклицает, что «только к пользе и славе Русской Науки может послужить…, если они, по примеру других народов, начнут культивировать собственный язык и издавать на нём хорошие книги».

М.: Позже, отмечает ученый, в научный оборот были введены и другие подобного рода произведения, например, русско-немецкий разговорник XVI века, копия которого была заказана дерптским (тартусским) бюргермейстером Томасом Шрове. Разговорник Шрове послужил образцом для другого словаря на русском и нижненемецком языке – Тенниса Фенне, называемого иногда «Псковским разговорником» 1607 г. В XVI веке появился также первый англо-русский и русско-английский словарь Марка Ридли (Ридлея), личного врача царя Фёдора Иоанновича.

О.: Важная информация, содержащаяся в таких словарях-разговорниках, побуждает специалистов обратиться к исследованию их лексического состава и последовательно вводить в научный оборот содержащиеся в них сведения. Все известные лексиконы, напоминает Чернышева, включены в состав источников таких крупных исторических словарей русского языка, как издающийся в Москве «Словарь русского языка XI–XVII вв.» и публикующийся в Санкт-Петербурге «Словарь обиходного русского языка Московской Руси XVI–XVII вв.».

М.: В чём же ценность записей иностранцев? Маргарита Чернышева, автор статьи, которую мы продолжаем читать вместе с вами, сама отвечает на этот вопрос: записи содержат разнообразные свидетельства о диалектных особенностях звучащего русского языка и включают богатые подборки русских слов, в том числе разговорных, которые слабо представлены (или отсутствуют) в литературных произведениях.

О.: В созданных иностранцами словарях, разговорниках и грамматиках оказалась зафиксированной уникальная лексическая информация. Это: целый ряд единственных употреблений в памятниках письменности (так называемые hapax legomena), ранние фиксации слов, которые известны только в текстах более позднего времени, дополнительные значения, не отражённые в других произведениях, и лексические сочетания, обнаруженные только в этих памятниках; во всех источниках можно встретить также редкую иноязычную лексику.

М.: Чернышева приводит выписки из некоторых выпусков «Словаря русского языка XI–XVII вв.», которые наглядно демонстрируют, сколь значимо произведения заезжих иностранцев пополняют словесную сокровищницу русского языка. Вот примеры уникальных употреблений слов: сутяга «проволока» (в Псковcком разговорнике); талья «дикая утка» (в Словаре Ричарда Джемса) – в словаре В.И. Даля упоминается таловка, «белая куропатка». В Словарь Джемса попал и типунъ «птичья болезнь: хрящеватый нарост на кончике языка»; а в Словарь Шрове - убавокъ «скидка, убавление цены» .

О.: Есть и примеры ранней фиксации слов: сурьма «серебристый хрупкий металл; сурьма (краска)» и тюфякъ «мешок, набитый сеном или чем-л. мягким (соломой, мочалом, шерстью, пером), обычно простёганный, служащий матрасом» впервые упомянуты в Словаре Ридлея; сусло «неперебродивший отвар крахмалистых и сахаристых веществ (из муки и солода), из которого изготавливают пиво и квас; сусло» - в Словаре Томаса Шрове.

М.: Приводит Чернышева и примеры, в которых отражаются дополнительные значения слов: творительный «в составе названия падежа в грамматике: творительный падеж» (в «Грамматике» Лудольфа); теребити «вырывать перья, ощипывать» (значение зафиксировали Словарь Ридлея и Словарь Ричарда Джемса); трубка «полое гнездо, углубление в металлической чернильнице для хранения перьев» (в Словаре Ридлея). Ридлею удалось поймать в словарные сети и редкую турскую курицу «индейку».

О.: «Всемогущий Творец этого мира <…> видимо, хотел, чтобы жители земного шара завязали бы сношения между собой…» - мы, М.К., О.С. и звукорежиссер… - согласны с Маргаритой Чернышевой, автором статьи о старых записях иностранцев о русском языке. Спасибо «ЛГ» за эту публикацию.

М.: И до встречи через неделю!