Говорим по-русски. Радио-альманах - 2014-12-14
14.12.2014
М.
―
«Автор был втянут в чудовищный по масштабам водоворот быта, в смеющийся, плачущий, кричащий и в высшей степени оригинально мыслящий «океан», «солярис», имя которому – Москва…». Откуда это, как ты думаешь?
О.
―
Даже предположить не могу.
М.
―
Из предисловия к словарю «Язык старой Москвы» Владимира Елистратова. И ты не представляешь, какие это точные слова! Такой словарь можно читать как увлекательную книгу. Мы вам это сегодня докажем.
О.
―
Казалось бы, кто не знает слово «яма». Яма как углубление в земле.
М.
―
Москвичи еще иногда называют «Ямой» все эти улицы Ямского поля в районе Белорусской.
О.
―
Это сегодняшние москвичи. А ведь было такое понятие, как «долговая яма», которое сейчас мало кому понятно. Так вот, если заглянуть в упомянутый словарь Елистратова, обнаружится целая история. «Ямой» называли московскую долговую тюрьму. Это место заключения располагалось возле Воскресенских ворот, в здании губернского правления, сажали туда несостоятельных должников. Там, во дворе, в одном из флигелей было отведено довольно большое и чистое помещение с окнами за железными решетками.
М.
―
Заметьте, чистое помещение! И, кстати, процедуры была отлажена. Например, не платил купец по векселю. Кредитор предъявлял к взысканию в коммерческий суд опротестованный вексель и притом вносил «кормовые деньги». Должника немедленно арестовывали и отправляли с городовым в «яму», «на высидку». Туда, как их называли, «несчастненьким» жертвовали чай, сахар, калачи. А иногда к праздникам Пасхи и Рождества сердобольные благотворители выкупали заключенных, то есть уплачивали их долги, и должников выпускали на свободу.
О.
―
Надеемся, вы понимаете, что «яма» - в кавычках. То есть, сидели должники все-таки в помещении, а не в канаве, как многие думают. Откуда же это слово, «яма»?
М.
―
Да попросту у Воскресенских ворот раньше находился так называемый «львиный ров» - низкое место, обнесенное тыном, где еще в 16 веке содержались львы, привезенную в Москву «на потеху». Что-то вроде зоопарка. Отсюда и «яма».
О.
―
Кстати, купец, который хотя бы раз попал в «Яму», навсегда лишался уважения коллег, их доверия. А с другой стороны, «Яма» демонстрировала и своеобразную солидарность в среде купцов (это когда кто-то выкупал должника).
М.
―
Понятно, что редкий бизнесмен (выражаясь современным словом) отправлялся в «Яму» добровольно. Вот что писали об этом современники: чаще всего купца «накрывали» на улице или в пьяном виде в каком-нибудь заведении. Случалось так, что тот же квартальный надзиратель, который у купца пил и ел, препровождал его и в «Яму». Обыкновенно это бывало вечером. Шли они друг от друга на благородной дистанции, но у ворот «Ямы» квартальный быстро настигал купца и здесь уже сдавал его вместе с предписанием…
О.
―
А какой был транспорт в Москве! Те, кто сейчас пользуется метро, автобусами, троллейбусами или трамваями, в последней трети 19 века оказались бы в конке. Вы наверняка встречали это слово, «конка», в художественной литературе, но немногие представляют себе, как эта конка функционировала.
М.
―
Это как раз понятно: раз конка – значит, лошади.
О.
―
Да, но как именно?
М.
―
Определение из Словаря Ушакова – «городская железная дорога с конной тягой, бывшая в употреблении в крупных городах до введения электрического трамвая». Первая линия такой дороги была проложена по Тверской от Страстного монастыря (это на нынешней «Пушкинской») до Петровского парка. Потом эти линии стали прокладываться приблизительно по тем же улицам, где теперь проходит трамвай: по кольцам бульваров и Садовой и по радиусам, пересекающим эти кольца.
О.
―
Вагон конки с открытым «империалом» (то есть, с местами на крыше, куда допускались только мужчины) тянули по рельсам парой плохоньких тощих лошадок в шорах. Ими управлял, помахивая кнутом, стоящий на передней площадке кучер. А при подъемах в гору в этой паре лошадей прицеплялась цугом еще пара лошадей с мальчишкой-форейтором. У него, кстати, была специальная форма: коричневое пальто со светлыми пуговицами, а летом темная блуза…
М.
―
А были и совсем крутые и трудные подъемы (например, от Трубной площади к Сретенскому бульвару). Так вот здесь приходилось прицеплять аж по две пары таких тощих лошадок, их долго и усердно нахлестывали и кучер и форейтор, и только после такого воздействия, с криками и звонками, вагон благополучно поднимался в гору. Пишут, что иногда можно было увидеть на улицах целые отряды этих форейторов, которые переезжали из одного места в другое.
О.
―
Но надо заметить, что конка была средством сообщения куда более демократическим, чем теперешний трамвай или автобус. Ездил в ней преимущественно мелкий московский обыватель. Люди с положением, тем более московская аристократия, на конках не ездили. Правда и то, что этот способ передвижения был очень медленным. Еще ведь надо было ждать встречного вагона! Колея-то поначалу была только одна.
М.
―
Так что на вокзал к поезду, например, на конке добраться вовремя было нереально. И даже учителя московских средних учебных заведений ездили на уроки только на извозчиках!
О.
―
Вообще – в Словаре Владимира Елистратова «Язык старой Москвы» много таких слов, которые вроде бы нам знакомы, но что они означали в ТОЙ Москве – мы в точности не знаем. Вот, например, выражение «мести улицу» понятно, правда?
М.
―
Конечно. Берешь метлу и метешь.
О.
―
Так-то оно так, да не совсем. «Мести улицу» означало еще и «быть задержанным полицией, отбывать наказание в полицейском участке». По московским правилам, правонарушители, задержанные ночью, утром выгонялись полицией мести улицы.
М.
―
Ну да, вот почему «метельщиками» называли мелких воров, преступников – их наказание заключалось как раз в обязанности мести улицу. Пойманного на мелкой краже не тащили в квартал, а всякий городовой был уполномочен тотчас же куском мела нарисовать круг на спине вора и в кругу сделать крест. После чего воришке давалась метла из ближайшей буки, и он должен был мести мостовую у места совершения преступления.
О.
―
Понятно, что вокруг этого метельщика собиралась толпа, его вышучивали иногда до слез. Невероятно, но факт: таких метельщиков особенно много было по праздникам, когда обыватели толпами осаждали торговые заведения. И вот тогда между ними шныряли воры – мужчины и женщины, иногда шикарно одетые. Теперь представьте, как потом эти франты и дамы в бурнусах, с нарисованными на спинах крестами, метут улицы…
М.
―
Вот так за одним только словом всплывает целый мир.
О.
―
Мы, Марина Королева, Ольга Северская и наш звукорежиссер… - за это и любим слова. Так что до новых слов!