Говорим по-русски. Радио-альманах - 2013-06-16

О. СЕВЕРСКАЯ: Жесты иногда выразительнее слов. Хотя бывают и словесные жесты.

М. КОРОЛЕВА: Вот об этом мы сегодня и поговорим.

О. СЕВЕРСКАЯ: Считается, что 80% всей информации мы передаем друг другу с помощью жестов, и не мудрено, что этот язык тоже имеет национальную окраску. Большинство жестов — это сильно укоренившиеся привычки, за появлением которых часто стоят исторические события и личности. И большинство жестов закреплены в словах и выражениях. О том, что за ними стоит, пишет интернет-портал AdMe.

М. КОРОЛЕВА: Вот, например, есть такое выражение: «чесать в затылке». Русский человек чешет затылок, когда чем-то озадачен. Вопрос — для чего? Конечно, вряд ли, чтобы простимулировать кровообращение мозга. Одна из версий гласит, что жест этот пришел из народной магии: таким образом наши предки вызывали на помощь пращура, гения рода.

О. СЕВЕРСКАЯ: А еще русские любят рвать на груди рубаху. Вероятно, изначально так выглядела импровизированная клятва. Есть гипотеза, что таким экспрессивным жестом наши предки показывали свою принадлежность к православной вере, демонстрируя крест. Кроме того, известно, что при казнях и некоторых телесных наказаниях экзекуторы разрывали у наказанного верх рубахи. Так вот, добровольное разрывание одежды в качестве убеждающего аргумента призвано было показать готовность человека взойти на плаху за правду.

М. КОРОЛЕВА: Бить себя в грудь русским тоже свойственно. Этот жест по одной из версий пришел из воинской традиции кочевников и был занесен на Русь татаро-монголами. Так «степняки» приносили клятву своему сюзерену. Удары кулаком в грудь в качестве жеста должны были показать преданность.

О. СЕВЕРСКАЯ: Шапкозакидательство – еще одна отличительная черта русских. А еще они нет-нет, да бросят шапку оземь, принимая какое-то отчаянное решение. Головной убор, как и борода, для русских мужчин был символом достоинства. Публичное снятие шапки считалось тяжким позором, своего рода гражданской казнью. Обычно этой процедуре подвергали должников. Добровольное же сбрасывание шапки на землю демонстрировало готовность человека пойти на самый безумный риск, в котором ценой неудачи могло стать изгнание из общины.

М. КОРОЛЕВА: Коза. Как правило, этот жест ошибочно связывают с уголовной «распальцовкой». На самом деле, «козе» уже несколько тысячелетий, и связана она была с защитой от черной магии, от злых духов. Вероятно, старшее поколение еще помнит потешку: «Идет коза рогатая за малыми ребятами...», - взрослый показывает, как бодается коза, и изображает ее рожки с помощью мизинца и указательного пальца правой руки. На самом деле, это не просто игра с ребенком — таким образом наши пращуры снимали с детей сглаз.

О. СЕВЕРСКАЯ: Кукиш. Вообще этот жест характерен для многих культур. На Руси о кукише, вероятно, узнали от приезжих немцев, которые таким вульгарным жестом пытались соблазнять русских барышень. В русской традиции символ этого жеста (наверное, благодаря высокоморальным русским женщинам) трансформировался в обозначение категорического отказа. Причем, со временем «фига» стала использоваться как защитное средство от нечистой силы: видимо, из-за распущенности выходцы из германских земель приравнивались к бесам.

М. КОРОЛЕВА: Ну и чисто русский жест – щелчок по шее. Говорят, что Петр Первый как-то захотел отметить особые заслуги одного талантливого мастерового и спросил его, чего он хочет в награду. Тот попросил царской привилегии — пить бесплатно в любом кабаке. По желанию мастера ему поставили на шее сбоку особое клеймо в подтверждение права на бесплатную выпивку. Этот «документ» он и предъявлял особым жестом.

О. СЕВЕРСКАЯ: В сети роль жестов выполняют смайлики и специальные слова, с помощью которых выражаются чувства. Этим словесным жестам посвящена статья Дмитрия Целикова в журнале NewScientist.

М. КОРОЛЕВА: Возьмём два самых известных сокращения: OMG (oh my God!, «боже мой!») и LOL (laughing out loud, «ржунимагу»). Оба попали в Оксфордский словарь только в 2011 году, хотя они старше современной цифровой эры. Лингвисты обратили внимание на то, что OMG и LOL — прекрасные примеры искусственной драматизации общения.

О. СЕВЕРСКАЯ: В действительности человек, сообщающий невидимому собеседнику, что ему очень смешно, улыбается в этот момент крайне редко. Разыгрывается нечто вроде пьесы, а OMG и LOL — словно авторские ремарки. Не видя лица и не слыша голоса, мы не чувствуем потребности испытывать и выражать эмоции обычным способом. Словечко «лол» даже проникло в лексикон подростков, которые заменяют им улыбку и смех. Кстати, то же «лол» — один из очень немногих примеров того, как слово, родившееся на письме, проникло в живую речь.

М. КОРОЛЕВА: Конечно, LOL — лишь вершина айсберга. В интернет-мире приняты и такие варианты, как ROFL (rolling on the floor laughing, «пацталом») и ROFLMAO (rolling on the floor laughing my ass off, «ржунимагупацталом…- далее не вполне эфирно»), которые не столько сообщают о зашкаливающем уровне веселья, сколько повышают градус иронии.

О. СЕВЕРСКАЯ: Серьёзному лингвисту, считает Целиков, негоже отмахиваться от этого процесса, ограничивая кругозор Блоком и Бродским. Непрофессионально считать сие коверканием языка или маргинальным явлением. Это не просто сокращения для смеха или удобства. Это рождение нового лексико-семантического инструментария, обусловленного техническими причинами.

М. КОРОЛЕВА: Например, корни минимализма — в неожиданной популярности СМС: возможность отправки текстовых сообщений по сети мобильной связи предусматривалась для тестирования последней, но подростки, ко всеобщему изумлению, сочли этот метод общения очень удобным. Литера z на конце английских слов во множественном числе (вместо s) — результат ошибки при быстром наборе текста — стала таким же символом принадлежности к «касте», как и намеренное коверканье слов (например, lulz вместо lols). Зачем? Просто так! Вот такие мы странные анархисты-нигилисты, живущие рады «лулзов». И этим мы отличаемся от всех остальных.

О. СЕВЕРСКАЯ: В стремлении каждого нового поколения утвердиться за счёт отрицания общепринятых норм культуры, общения, языка и пр. нет ничего нового: в своё время для этого читали Новалиса и слушали Бетховена, хотя старшие предпочитали Расина и Генделя; потом боготворили Вагнера и Ницше в пику тем, кто выбирал Вебера и Канта; джаз и рок обязаны своей первоначальной популярностью юношам и девушкам, а вовсе не седовласым академикам. Теперь, заключает Целиков, мы дожили до «лулзов».

М. КОРОЛЕВА: И обратите внимание, говорит автор: этот молодёжный жаргон уникален тем, что предназначен для глаза, а не для слуха. Мы имеем здесь редчайший лингвистический феномен: варианту написания слова придаётся особый смысл. Любой жаргон в каком-то смысле перформанс (например, священник не должен изъясняться как мирянин). Но вместо выбора слов, интонаций и жестов он сведён к выбору букв.

О. СЕВЕРСКАЯ: Это, помимо прочего, позволяет пользователям интернета вести двойную жизнь: сидящий у компьютера (и набирающий текст) и аватар, который подтрунивает над всем и вся с помощью сетевого жаргона, — две разные личности. Человек не просто пишет: он перевоплощается, выступает, играет. Наверное, в этом и кроется причина популярности интернет-общения на этом странном языке.

М. КОРОЛЕВА: Кстати, в Оксфордский словарь были включены и другие менее известные у нас сетевые аббревиатуры, например TMI (too much information – «слишком много информации»), чьим аналогом, по-видимому, можно считать «олбанско-падонковское» выражение «слишкам многа букаф».

О. СЕВЕРСКАЯ: Чтобы нас не обвинили в «перегрузе» умов наших слушателей и многословности, мы прощаемся с вами на неделю, не забыв поблагодарить портал «Словари XXI века», собравший эту интересную информацию.