Говорим по-русски. Радио-альманах - 2013-03-31
М. – Русский язык за рубежом – богач он или бедняк? Стоит с протянутой рукой или благосклонно принимает дары? Полуграмотный язык рынков или законсервированный правильный язык без сленга и неграмотностей?
О. – Всё это языковедам только еще предстоит осознать. А нам – нам приходится принимать русский язык за рубежами России таким, какой он есть.
М. – Как ближнее и дальнее зарубежье обогащает русский язык? Это, кстати, тема 13-го Международного Пушкинского конкурса для учителей русского языка – учителей как раз оттуда, из стран ближнего и дальнего зарубежья. На каком языке говорят их ученики, родители учеников, люди вокруг? Понятно, что это не тот язык первой волны эмиграции, который сохранил красоту и стройность. Но это и не язык, на котором говорим мы здесь, в России. Ведь влияние языков, в окружении которых русский существует в других странах, огромно!
О. - Современные лингвисты весьма либеральны, они не называют все это «порчей языка», наоборот, они готовы с любовью описывать всю языковую стихию не только Москвы, но и улиц Киева, Душанбе, Кишинева… Но вместит ли всё это словарь?
М. - В интервью «Российской газете» ситуацию оценивает Максим Кронгауз, директор Института лингвистики РГГУ. По его словам, задача состоит в том, чтобы отмечать то, что действительно должно входить в словари русского языка, а что должно быть признано разговорной лексикой региона. Ведь такие местные словечки встречаются и в речи очень образованных людей. Скажем, коллега Кронгауза, профессор из Одессы, для которого русский язык - родной, вместо слова "любительский" использует "аматорский" - украинский синоним (от лат. - amare). Он говорит на прекрасном русском, но вот эту малозаметную вставку не замечает, а стороннее ухо услышало и насторожилось.
О. – Но как можно предъявлять претензии? Влияние языка-соседа неизбежно. Это есть и в языке русских, которые живут в Германии, в Израиле, в Америке, в Эстонии, в Латвии, да вообще во всех странах. В Латвии используется глагол "максать" - платить, образованный от соответствующего латышского глагола. Конечно, это слово не должно войти в словарь литературного русского языка, но оно настолько часто встречается в разговорной речи, что его надо зафиксировать и не говорить, что это "порча языка". Просто появился новый регионализм. Высокомерие здесь неуместно, считает Кронгауз.
М. – И все-таки во многих отношениях «зарубежный» русский, как это ни странно, чище, дистиллированнее, чем наш. Когда какая-то группа людей живет вдали от центра развития языка, она более консервативна, лучше сохраняет старые черты этого языка. В самой России идут мощные языковые изменения, происходят "тектонические сдвиги". А за границей идут два противоположных процесса: с одной стороны - консервативность и сохранение старых норм, с другой - изменчивость из-за соседства с другими мощными статусными языками.
О. – Коллега Кронгауз рассказывает о своих встречах с профессурой ближнего зарубежья. Последние поездки - Украина, Казахстан, Армения. Абсолютно чистый русский язык. Иногда коллеги ужасаются изменениям, которые произошли в современном русском! Простой пример: в 60-е годы прошлого века велась активная борьба со словом "пока" (в значении "до свидания"). Оно считалось вульгаризмом, недопустимым для интеллигентного, образованного человека. Сегодня это слово используют все, независимо от степени образованности. Речь, конечно, меняется, просто некоторые люди за собой не замечают этих изменений. Но когда я сталкиваешься с коллегами из ближнего зарубежья, то видишь, что у них русский изменился меньше, их речь ближе к русскому языку 70-х годов.
М. – Зато добавились новые словечки, да какие колоритные!
О. – Наши слушатели люди наблюдательные, всё замечают. Один из них жил какое-то время в Австралии и услышал, как там местные русские «кукают турку на Крисмас». Не знаю, как тебе, а мне срочно нужен переводчик.
М. – И он у тебя есть! Кукать турку на Крисмас – это готовить индейку на Рождество.
О. – Ничего себе.
М. – Английское to cook – готовить, turkey – индейка, Christmas – рождество.
О. – Тогда следующий вопрос – про копченую турку – отпадает. Копченая индейка, чего же тут непонятного.
М. – А эти прекрасные объявления об аренде жилья в англоязычных странах? Двухбедрумная или однобедрумная квартира – квартира с двумя или одной спальнями.
О. – Ну, это уже классика жанра, такая же, как «вам послайсать или писом» (то есть вам нарезать или кусочком). А есть уже и более изысканные варианты. Вот Ирина пишет, из Москвы: племянница живет в Америке и на вопрос «что случилось?» отвечает «ничего специального».
М. – Понятно. Калька с английского «nothing special».
О. – А вот слушательница Аня пишет: сын папиного друга-литовца предложил ей поиграть в «Космос две дУстанчи».
М. – О, это я не переведу!
О. – Аня сама нам перевела: оказалось – «Космос 2000».
М. – Русскоязычные в Германии делают покупки «по ангеботу» - то есть, по спецпредложению, со скидкой. А русские во французской Канаде ходят на рандеву – но это не романтическое свидание, а поход в банк или к врачу.
О. – В Кишиневе, оказывается, принято «ставить» в борщ сельдерей или свеклу.
М. – Ну, а если вернуться туда, где говорят по-английски, рискуешь услышать, например, такое: «Закройте виндочку!» (от window – окно).
О. – Или сесть в такси в Нью-Йорке, где водитель окажется выходцем с Украины. Разговоришься с ним – а он тебе: вот так воркаешь, воркаешь (от to work – работать), а мани (то есть денег) не бачишь…
М. – Шутки шутками, но английский, немецкий, французский, а также литовский, эстонский, молдавский, украинский и так далее учить все равно нужно – если ты живешь в этих странах. Если в советское время русский язык был обязателен для человека, который делал административную партийную или научную карьеру, то сейчас все поменялось, напоминает лингвист Максим Кронгауз. Карьеру делают или на государственном, или на английском языках. Скажем, в Казахстане идет жесткая конкурентная борьба казахского и английского за престиж.
О. - Но мы видим и другое - что восстановление экономических и культурных связей с Россией снова заставило бизнесменов и студентов обратиться к русскому. Это вопрос отношений между странами. Нельзя просто требовать, чтобы изучали язык Пушкина. Граждане возьмутся за него, если это будет нужно по экономическим или политическим соображениям. Навязывать не нужно, эта потребность родится внутри общества, подчеркивает Кронгауз. Ясно ведь: как только у нас возникают с соседями конфликты разных степеней интенсивности, престиж русского языка падает и изучение русского языка резко сокращается. Самый яркий пример - отношения с Грузией. Сегодня там русский язык для молодых - скорее экзотика.
М. – Не нужно бороться и с тем, что русский на постсоветском пространстве, и не только на постсоветском пространстве, но и в странах с большой российской или советской эмиграцией, впитывает что-то из соседних с ним языков. И ужасаться этому не стоит. Это нужно просто понимать и описывать соответствующим образом.
О. – Есть, правда, священное для любого лингвиста понятие «нормы».
М. – Разве кто-то говорит, что от нее надо отказываться? Нет задачи важнее, чем сохранить некий общий стандарт, то, что у нас принято называть литературным русским языком. Потерять это, конечно, не хотелось бы, признает Кронгауз. Для многих языков лишь стандарт и связывает многочисленные диалекты. Только существование единого стандарта позволяет нам считать одним языком то, на чем говорят в Швейцарии, Баварии и Саксонии. У нас, как считается, литературная норма закреплена за Москвой.
О. – Знаешь, и это не так уж очевидно: очень сильна лексикографическая школа в Петербурге. Соответственно, в Толковый словарь русского языка попадают некоторые слова, характерные именно для петербургского лексикона. Простой пример: "поребрик" - по-московски "бордюр". Язык разнообразен, и все его варианты заслуживают уважения, даже такие, о которых принято говорить презрительно: украинский суржик и белорусская трасянка. Если о языке говорить в категориях "порченый" или "первоклассный", то все варианты современного русского языка придется признать испорченными.
М. – Мы – Ольга Северская, Марина Королева и звукорежиссер…. этого категорически признавать не хотим. Любим язык во всех его проявлениях!
О. – И до встречи!