Говорим по-русски. Радио-альманах - 2012-03-25

О.: Язык мой – друг мой, а бывает что и враг. Даже не отдавая себе в этом отчёта, мы смотрим на мир в соответствии с тем, как выстраивает его наша грамматика и как делит его на части словарь.

М.: Поэтому очень важно, какими они будут, наши словарь и грамматика. А вдруг им что-то угрожает? Иностранные завоеватели, интернет или текстинг? С этого, пожалуй, начнем.

О.: По поводу влияния увлечения текстовыми сообщениями на языковые навыки человека много спорят. Одни утверждают, что текстинг заставляет нас кратко и точно излагать свои мысли, другие считают, что чрезмерность в таком способе коммуникации скорее вредит. И они правы: исследование языковеда из Калгари Джоан Ли показало, что текстовые сообщения подавляют способность людей понимать новые слова.

М.: В ходе эксперимента на вопросы отвечали 33 студента. Сначала им предложили честно сказать, что они читают чаще: эсэмэски или книги, газеты и журналы. Потом студентам был предложен список слов — реальных и вымышленных, среди них нужно было отметить знакомые. Результат оказался неожиданным.

О.: «Я предполагала, что частое использование аббревиатур и специальных СМС-сокращений влияет на восприятие новых терминов и слов положительно, — говорит Ли. — Но исследование показало, что это миф. Студенты, которые эсэмэсками злоупотребляли, не увидели среди незнакомых слов реально существующие, они приняли их за выдумку!».

М.: Джоан Ли сделала вывод: любители текстинга не любят длинных слов, редко используют новые и совершенно не пополняют свой активный словарь, но чтение, по мнению канадки, горю помочь может.

О.: Психологи эти выводы подтверждают: человек легко усваивает стандарты общения, а при частом обмене СМС психика человека входит в особый режим восприятия и передачи информации

М.: Поскольку текстовым сообщениям присущи стереотипность, упрощенная логика и специфическая лексика, развернутые, логически обоснованные высказывания на их фоне уже должным образом не воспринимаются, понять их «эсэмэс-маньякам» становится трудно.

О.: В общем, если это еще не «ужас-ужас», то все равно близко к тому. Исследование Джоан Ли можно расценивать как сигнал, призывающий обратить внимание на проблему, которая требует дальнейшего тщательного изучения. Молодец Джоан. Она мне… симпатизирует.

М.: А вот это уже – «ужас-ужас»!

ОЙ-ОЙ-ОЙ!

О.: Я поспешу реабилитироваться: конечно, я знаю, что симпатизировать значит «испытывать чувство симпатии к кому-то или чему-то», и правильным будет мне самой симпатизировать кому-то или чему-то. Но я намеренно заострила внимание еще на одной проблеме: многие это слово слыхали, но не знают, как употреблять.

М.: Неужели такие люди встречаются?

О.: Увы. Слушала интервью с милой, симпатичной девушкой, правильно ставившей ударения, и вообще рассуждавшей здраво. И вот, когда ее спросили, не раздражает ли ее визави (нужно сказать, весьма неприятная особа, из тех, кто лучше всех все знают), моя героиня ответила: «Нет, у нее просто есть своя точка зрения, и этим она мне симпатизирует».

ОШИБОЧКА ВЫШЛА!

М.: Да уж, все с ног на голову поставила, вместо того, чтобы самой симпатизировать человеку с убеждениями, чувствовать симпатию к тому, кто не боится вслух высказать свое мнение.

О.: Конечно, девушка должна была бы либо симпатизировать своей визави, либо сказать что-то вроде: «Нет, она меня нисколько не раздражает, наоборот, она мне симпатична».

М.: Симпатия (от греч. sympatheia — влечение, внутреннее расположение) может выражаться в приветливом, доброжелательном обращении, оказании внимания симпатичному человеку, желании с ним общаться, помогать ему…

О.: Однажды возникнув, симпатия может постепенно перерасти в глубокую привязанность. Но бывает, что за симпатией следует разочарование, охлаждение, и тогда уж до антипатии – противоположного чувства – остается один шаг.

М.: Если человек нас раздражает, неприятен нам, мы можем сказать, что он нам антипатичен. Именно ОН – НАМ. А мы будем испытывать к нему антипатию, и только. Хотя, конечно, гораздо лучше людям симпатизировать, а они пусть будут нам симпатичны.

ЗА ПИВОМ, ЗА ПИВОМ!

О.: Мне лично симпатична появившаяся в журнале «Наука и жизнь» статья Елены Вешняковской «В плену грамматики и словаря». Так вот, цитирую: «Язык — не только орудие, но и диктатор. Чего нельзя выразить в языке, трудно укоренить в сознании. Что в языке есть, то из сознания трудно выкорчевать. Когда общество раз за разом никак не может решить одну и ту же историческую задачу, возможно, это не злой рок, а просто исторически сложившаяся нехватка нужных слов?».

М.: «Сколько копий поломано в русскоязычных полемиках просто потому, что в отсутствие артиклей совершенно невозможно понять, где «один из многих», а где «единственный», - продолжает Елена. - Иной раз закрадывается подозрение, что старая шутка «мнения делятся на моё и неправильные» или поиски единственно верного решения на все случаи жизни, это не более чем побочный эффект безартиклевого языка». Впрочем, русский язык полемики и анализа благополучно развил заменители — всевозможные «некий», «некоторый» (и парадоксальным образом — «определённый», как раз в обратном смысле).

О.: Или возьмем, вслед за автором, английское слово manage (от латинского manus — рука), которое мы сегодня чаще встречаем в значении «руководить». Но ведь то, что по-английски I managed, по-русски окажется «Мне удалось».

М.: Вообще, сетует Вешнякова, «синтаксические конструкции родного языка чаще, чем хотелось бы, грамматически представляют человека безвольной игрушкой внешних сил: мне нравится, мне видно, мне слышно, у меня получилось — во всех этих конструкциях герой сообщения, которому, казалось бы, сам Бог велел стоять в позиции подлежащего, в именительном падеже, как это происходит в английских эквивалентах (I like, I can see, I can hear, I succeeded in…), представлен не субъектом, а пассивным объектом «действия», которое совершает, надо думать, некое загадочное оно».

О.: «Оно» получилось у меня — где-то на моей территории, само, а могло бы пойти в другое место или вообще не получиться — кто его, это своевольное «оно» знает, что оно решит? «Оно» само мне понравилось, само привиделось, послышалось или подумалось».

М.: «Однако в том, что касается выбора синтаксических конструкций, мы (трудно не согласиться с автором) всё-таки свободны взять ответственность на себя. Ничто не мешает современному человеку сказать «я смог…» вместо «мне удалось…» и «я считаю…» вместо «общеизвестно, что…». Правда, для этого придётся преодолеть некое культурологическое табу. Легко «якать» англичанам, которые почтительно пишут это местоимение с заглавной буквы, а в русском языке, как известно, «я — последняя буква алфавита», о чём носителям языка с пелёнок напоминают воспитатели и учителя».

О.: «Посмотрите на слово «друг». Всего один «незамыленный» взгляд отделяет нас от осознания, что оно родственно слову «другой» — второе отбрасывает свой отсвет на первое, уточняет его значение. Не надо заглядывать в этимологический словарь Фасмера, чтобы далее увидеть, что с ним же ассоциируется слово «дружина» — однородное военизированное мужское сообщество», - говорит Вешняковская.

М.: Если теперь обратиться к его словарному переводу на английский — friend, то ассоциации окажутся иными. Английское friend этимологически связанo с древнеанглийским freogan — любить, чтить, проявлять благосклонность (Фрейей звали скандинавскую богиню любви, «родственницу» римской Венеры и греческой Афродиты). Кстати, от того же «любить» происходит и английское free — свободный. Хотелось бы приписать этому родству возвышенный поэтический смысл, но на самом деле «возлюбленными» этикетно называли друг друга члены древнегерманского клана, рода или племенного объединения, то есть люди в рамках своего общества полноправные, в отличие от рабов.

О.: «Свой — значит, свободный», эта логика отражена и в русском «свобода», этимологически происходящем из того же общеиндоевропейского корня-источника, что и «свой». Итак, «друг» — это, прежде всего, боевой товарищ, а friend — это свободный человек одного с тобою рода-племени, «возлюбленный и чтимый» в этом качестве, независимо от его возраста и рода занятий.

М.: Ещё один пример — английское woman и его русский, казалось бы, буквальный эквивалент «женщина». Слова «жена» и «женщина» восходят к общеиндоевропейскому корню gen со значением «род», «порождать». Английское же woman происходит из стянутых в одно древнегерманских слов wif — женщина и man — человек (изначально это слово относилось к обоим полам), то есть буквально woman — это «человек женского рода», партнерша, significant other («значимый другой»).

О.: Ну есть же языки, в которых женщина, по определению, тоже человек! Мне симпатичны люди, которые так говорят и думают.

М.: Ну, кто как говорит и думает – это отдельная тема разговора, к которой мы еще как-нибудь вернемся. А пока мы – О.С., М.К. и звукорежиссер… - с вами на неделю прощаемся. До новых встреч, а значит – до новых слов!