Говорим по-русски. Радио-альманах - 2012-02-19
О.: «Выжлятник, дормез, тармалама, фероньерка», - эти экзотические слова можно встретить на страницах классиков русской литературы, мы их читали понемногу – по большей части, как-нибудь, не вдаваясь в смысл этих «непонятностей».
М..: Вместе с тем, слова эти есть в словарях. Например, в «Словаре устаревшей лексики к произведениям русской классики». Заглянем и узнаем: выжлятник – это тот, кто заворачивает гончих собак после гона, чтобы дать простор борзым, дормез – просторная карета со спальными местами – для длительных путешествий.
О.: ТармаламА – это плотная шелковая ткань, фероньерка – украшение, обруч, лента или цепочка с драгоценным камнем или жемчужиной, горящим во лбу красавицы. Фероньерка украшает головку Натальи Николаевны Пушкиной на знаменитом ее портере. Облик помним, а слово – забыли, а может, и не знали никогда…
М.: Забытым словам и значениям посвящена статья Алексея Михеева «В партикулярном платье с брыжами», она опубликована в «Учительской газете». И речь в ней – об архаизмах и историзмах. Какая разница? – спросите вы. Ответим вместе с автором: большая.
О.: Историзмы – это имена предметов и понятий, которые вышли из употребления. Вышли из моды кафтаны и камзолы, девушки уже давно не танцуют котильон или англез… Но даже те слова, которые остаются в обиходе, нередко меняют значение. Например, нынешний дворник когда-то был… владельцем постоялого двора, а институт – учебным заведением исключительно женским и привилегированным.
М.: Архаизмы же – это старые названия существующих и поныне предметов и понятий, которые сегодня называются иначе: красота победила взрачность, пальцы – персты, мы теперь чего-то желаем, а не алчем. А какие-то архаизмы сохранили свое значение, изменившись лишь на одну-две буквы: скажем, раньше младые господа девиц угощали конфектами, дабы смягчить их хладность, другие же слова поменяли суффикс: миллионщики стали миллионерами, рыбари – рыбаками, либо род, как метода или рояль, бывший раньше женского рода, либо число: раньше актеры срывали аплодисмент, а теперь – аплодисменты.
О.: Часто бывает так, что слово кажется знакомым, а потом оказывается, что раньше оно значило совсем не то, что сегодня. Возьмем анекдот – смешной юмористический рассказик, например, такой - свеженький: «Д.А.Медведев объявлен претендентом на получение Оскара в номинации «Лучшая мужская роль второго плана»». А в «Войне и мире» Толстого гвардейцы рассказывают анекдоты о словах и поступках, доброте и вспыльчивости великого князя, в «Идиоте» Достоевского с генералом Епанчиным приключается несколько забавных анекдотов – забавных, неожиданных происшествий.
М.: Вот другой пример: инвалидом мы называем сегодня человека больного, с физическими недостатками, нетрудоспособного. Но почитаем Пушкина: Идль чума меня подцепит, Иль мороз окостенит, Иль мне в лоб шлагбаум влепит Непроворный инвалид… - в «Дорожных жалобах» инвалид хоть и неловок, но служит, инвалидом в царской России называли ветерана войны, отставного военного. А Онегин, считавшийся в любви инвалидом, даже в армии не служил, но вполне отвечал своими качествами словарному определению: инвалидом называли и опытного в каком-то деле человека, а Онегин в любовных делах был искушен.
О.: Сейчас кто-нибудь подумает: а может, Пушкин просто не знал точного значения, ошибался? В этом случае – нет. А вот над какими ошибками наш гений работал, вы узнаете прямо сейчас.
ОЙ-ОЙ-ОЙ!
О.: Пушкин не скрывал, что на критику в свой адрес всегда обращал внимание, - пишет Мария Аксенова в книге «Знаем ли мы русский язык?», более того, «читая разборы самые неприязненные», Александр Сергеевич «старался войти в образ мыслей своего критика и следовать за его суждениями, не опровергая оных с самолюбивым нетерпением, но желая с ними согласиться со всевозможным авторским себяотвержением».
М.: «Вот уже 16 лет, как я печатаю, и критики заметили в моих стихах 5 грамматических ошибок (и справедливо). Я был им искренно благодарен и всегда поправлял замеченное место», - восхитимся этим признанием Пушкина: всего 5 ошибок за такой срок, и все – проработаны!
О.: Вот доказательства. Например, первоначально в поэме «Кавказский пленник» у Пушкина было: Остановлял он долго взор на отдаленные громады», здесь вместо творительного падежа ошибочно использован винительный. В последующие издания были внесены поправки: Вперял он неподвижный взор на отдаленные громады.
М.: Поэма «Руслан и Людмила». Было: Уж утро хладное сияло на теме полунощных гор. Стало: Уж утро хладное сияло на темени полнощных гор.
О.: В стихотворении «Буря» у Пушкина первоначально ветер воил и играл, а позже уже бился и летал, форма выл, которой надо было заменить это самое воил, в размер не уложилась. А еще поэт исправил был отказан на получил отказ, а игумна заменил игуменом.
М.: Вот, берите пример с Александра Сергеевича. А то сделаете ошибку, а исправлять ее кто будет – Пушкин?
ОЙ-ОЙ-ОЙ!
О.: Но вернемся к статье Алексея Михеева об историзмах и архаизмах. У Пушкина, Некрасова или Горького можно встретить обывателя – так называли раньше просто постоянного жителя какой-то местности, а не человека с косными мещанскими взглядами, как сегодня. С мещанином дело обстоит чуть-чуть иначе: конечно, изначально - это городской житель, но вот намек на узость его интересов и мелкособственничество хоть и редко, но встречался уже в старину.
М.: Из оборота постепенно вышли и стали употребляться крайне редко, пишет Михеев, такие слова, как добродетель, отрада, почтение, учтивость и другие. Об этом можно только пожалеть.
О.: Как и о том, что стало гораздо меньше слов, начинающихся с «благо-».: остались глаголы благоволить и благовестить, почти не упоминаются благочиние «соблюдение установленного порядка, правил поведения» и благостыня «вознаграждение, плата за что-либо».
М.: Что еще мы утратили? «Табель о рангах». Нет, речь не об одноименной программе Антона Ореха. Мы сейчас о гражданских (статских), военных и придворных чинах с их градацией по четырнадцати рангам.
О.: Например, ранг пушкинского станционного смотрителя – коллежский регистратор – это последний, XIV уровень в гражданской иерархии, в военной ему в разные исторические периоды соответствовали чины подпоручика и прапорщика (в пехоте), секунд-поручика (в артиллерии) и гардемарина (на флоте).
М.: «Табель» определяла и порядок титулования обладателей чинов разных уровней: Благородие, Высокоблагородие, Высокородие, Превосходительство, Высокопревосходительство…
О.: Мы утратили не только эти, благородные обращения, но и многие другие. Хорошо, что они хоть в словарях сохраняются: до революции было несколько десятков разных форм – барин, батюшка, ваша милость, ваша честь, господин, любезный, милостивый государь, почтенный, сударь и прочие. А теперь мы ограничиваемся простым извините, или бросаем: мужчина, женщина, девушка…
М.: При этом девушкой мы называем лицо женского пола независимо от возраста: Девушка, покажите вот это… - можно сказать даже пожилой продавщице.
О.: Зато она почувствует себя молодой. Знаешь, я за сохранение девушки. «Девушек» вообще можно уже заносить в красную книгу: в 1972 г. В Германии запретили слово «фройлейн», в Великобритании попала под запрет «мисс», а во Франции уже во многих городах приняты законы, изъявшие из лексикона «мадемуазель»: ко всем представительницам прекрасного пола предписано обращаться «мадам».
М.: Это – происки феминисток: им, видите ли, обидно, что мужчин вне зависимости от семейного статуса именуют одинаково: «месье». А нам кажется, мадемуазель звучит свежо и гордо. Но это так, между нами, девушками.
О.: С вами были М.К., О.С. и звукорежиссер… До встречи через неделю.
ВСЕ СЛОВА, СЛОВА, СЛОВА…