Говорим по-русски. Радио-альманах - 2010-10-17
«Говорим по-русски»! – 17 и 21 октября 2010 года
О.: Сегодня постараемся разобраться, что, кому и почему бывает до лампочки или до фонаря. И при чем тут вообще приборы, в которых источник света окружен стеклом.
М.: Присмотримся к стеклянным витражам и прислушаемся к звучанию соответствующего слова.
О.: А начнем с хрусталя и кристаллов.
О.: В советское время хрусталь – стекло высочайшего качества, способное особым образом преломлять свет, а потому обладающее особым блеском, - был настоящим символом достатка и занимаемого на социальной лестнице положения: люстры, вазы, посуду из хрусталя мог себе позволить не каждый. Поэтому счастливые обладатели хрустальных изделий отводили им в доме почетное место.
М.: Из хрусталя ели и пили по праздникам. Что понятно: хрустальные бокалы издают мелодичный, праздничный «малиновый» звон, а в хрустальной посуде как будто сияет солнце, и на душе оттого – радостно.
О.: А вот у Пушкина в «Руслане и Людмиле» обед роскошный княжна вкушала из приборов из яркого кристалла. И в толковых словарях пишут: кристалл – то же, что хрусталь. Но ставят помету: «устарелое».
М.: Получается, что это одно и то же? Слово кристалл заимствовано из греческого языка, в котором krystallos – это лёд. А слово хрусталь происходит уже от кристалла.
О.: И это случай так называемой народной этимологии, - замечает в своей «Истории слов» академик В. В. Виноградов. Греческое слово переходит сначала в древнерусский язык в виде кроусталь и в этой форме употребляется в древнерусском языке XI—XIII вв. Но по созвучию со звукоподражательными хруст, хрустеть, хрусткий быстро видоизменяется в хрусталь.
М.: Трудно с полной уверенностью ответить на вопрос, были ли в древнерусском литературном языке крусталь и хрусталь формами одного слова или разными словами. Но уже с XVIII в. со словом кристалл соотносятся два значения: буквальное ‘твердое неорганическое тело, принявшее форму симметричного многоугольника’ (так говорят, например, о кристаллах и даже кристалликах соли, льда) и переносное ‘прозрачное, чистое вещество’ – с кристаллом зыбких вод, например, знакомы почитатели Пушкина.
О.: А с начала XIX в. обособляется и хрусталь: это уже ‘самое чистое, белое стекло’ и еще – название минерала: горного хрусталя, самого чистого и прозрачного бесцветного кварца. Бытовому названию горный хрусталь и теперь еще в минералогии соответствует термин — горный кристалл. Слабая нить этимологии, связывающая слова — хрусталь и кристалл, здесь еще осталась не порванной.
М.: Интересно, а из хрусталя только посуду и украшения – бусы, пуговицы – делали? А если взять хрусталь – и в витраж? Что получится?
О: Может, не будем ставить таких экспериментов? А лучше рассмотрим получше сам витраж?
ОЙ-ОЙ-ОЙ!
О.: Витраж – это, как пишут в словарях, «произведение декоративного искусства, наборная орнаментальная или сюжетная композиция из цветного и расписанного стекла или других пропускающих свет материалов». Слово пришло к нам из французского языка, а произошло от лат. vitrum – ‘стекло’.
М.: Витражи были известны еще в Древнем Египте и Древнем Риме: там окна заполнялись прозрачными плитками алебастра и селенита. А расцвет витражного искусства пришелся на Средние века, когда стали использовать уже цветную слюду и стекло.
О.: В России витражи существовали еще в XII веке, однако моду на них сформировали в 1820-е годы увлечение рыцарскими романами и подражания готической архитектуре. Их называли тогда «транспарантными картинами» (от французского transparent — прозрачный), витраж в словарях «прописался» лишь в середине XIX века.
М.: И продержался до наших дней, … с вариациями в ударении.
О.: «Человек на 60% из химикалиев, на 40% из лжи и ржи. Но на 1% из Микеланджело! Поэтому я делаю витражИ», - писал А.А.Вознесенский в стихотворении «Хобби света».
М.: А у некоторых немного другое хобби: эти люди делают витрАжи.
О.: Кого-то, наверное, удивит такое ударение. Но «Орфоэпический словарь русского языка» под редакцией Р.И.Аванесова его приводит, настаивая на вариативности нормы.
М.: Можно стоять у витражА, но не возбраняется задержаться у витрАжа.
О.: У Вознесенского лес исповедуется перед витражОм, прибитым на тёсовую калитку. А кто-то из наших предков, возможно, возносил молитвы перед церковным витрАжем.
М.: Похоже, что ударение на корень характерно для старшей нормы, а ударение на окончании появилось позже. И эта младшая норма стала основной в наши дни.
О.: Но не все словари ставят ее на первое место. Например, в «Словаре ударений русского языка» И.Л.Резниченко сначала упоминаются витрАжи. А вот «Русское словесное ударение» под редакцией М.В.Зарвы дает только один вариант: витраж, витражА, витражОм, витражИ.
М.: Скорее всего, этот вариант и победит окончательно. Но пока колебания в ударении, еще раз повторим, допустимы. Это мы говорим тем, кто на ударение внимание обращает. Но есть и такие, кому оно, извините, до лампочки…
И ВСЕ-ТАКИ ОН ХОРОШИЙ!
О. – Мне это все до лампочки… Или до лампы, до лампады, до фонаря… Какое именно слово будет употреблено – не столь важно. Главное – то, что тот, кто это произносит, абсолютно ко всему равнодушен.
М. – Выражение это относительно новое, вошло в оборот в советское время, пишет Валерий Мокиенко. Вошло – и прижилось, хотя многие пытались с ним бороться. Как, например, артист Михаил Жаров, считавший его «словесной шелухой»: «Это те «семечки», - говорил он, - которые повисают иногда на губах говорящего, и хочется, чтобы он скорее их сбросил, так как это выглядит неэстетично».
О. – Однако народ так говорил, говорит и, пожалуй, будет говорить. Вот только почему он именно к лампочке тянется?
М. – Этимологи пока не нашли однозначного ответа. Но Мокиенко в своей книге «Почему так говорят?» высказал вполне убедительную версию.
О. – Ученый полагает, что здесь мы имеем дело с иноязычным влиянием. В польском языке есть обороты gadać jak do muru / do ściany, gadać jak do kamenia, gadać jak do pnia, do kołka, do słupa, которые намекают на то, что речь, адресованная собеседнику, с тем же успехом могла бы быть обращена к стенке, к камню, к пню, к колышку или к столбу.
М. – У нас тоже нечто похожее есть: если кто-то нас в упор не слышит, мы обычно вздыхаем – с ним говоришь, как со стенкой.
О. – Вот-вот! Валерий Мокиенко полагает, что в нашем «до лампочки» есть что-то польское или украинское, очагом возгорания этой лампы-лампады он считает одесское просторечие, в Одессе – нет-нет, да услышишь: «А шо ты до мене кажешь? – Та не до вас, до Опанаса…»
М. – А почему некоторым все не до лампочки, а до фонаря?
О. – Ну, от лампочки до фонаря в языке – один шаг, одно слово заменяется другим по ассоциации. Впрочем, и фонарь мы могли позаимствовать. В немецком языке есть выражение zu Laterne sprechen (говорить с фонарем), да и в чехи говорят mluvi s lucernou о – внимание! – безучастном ко всему пьяном человеке. В общем, картина ясна, напился бедняга, захмелел, утратил связь с окружающей действительностью, и все ему – до фонаря, до горящей в этом фонаре лампочки, обнял пьянчужка фонарный столб, с ним и разговаривает.
М. – Нужно сказать, что от лампочки «зажглось» еще множество оборотов, передающих крайнюю степень равнодушия ко всему: до форточки и до потолка, до жердочки и до мушки, до зонтика и до фени…
О. – Ну, это уже – не в нашей компетенции. А мы – М.К., О.С. и звукорежиссер…– на этом с вами прощаемся.
ВСЕ СЛОВА, СЛОВА, СЛОВА…