Языковые изменения - Говорим по-русски. Радио-альманах - 2009-11-15
М. КОРОЛЕВА – Как бы ни хотелось кому-то законсервировать русский язык, сделать его неизменным, неизменяемым, это не получится. Вот не получится – и всё тут.
О. СЕВЕРСКАЯ - В этом уверен наш коллега, лингвист Максим Кронгауз. Именно эту идею он пытался обосновать в беседе со Светланой Ярошевской на интернет-сайте «Газета.ру».
М. КОРОЛЕВА – Нам эта беседа показалась крайне интересной и полезной – для всех, кому русский язык небезразличен. Так что почитаем ее сегодня вместе с вами.
О. СЕВЕРСКАЯ – Итак, во-первых и в главных: директор Института лингвистики РГГУ Максим Кронгауз не верит, что русскому языку что-то угрожает. По его мнению, если угроза и есть, то это не угроза русскому языку, а его конкретным носителям, которые не согласны с изменениями, недовольны ими. Позиция лингвиста, успокаивающая и умиротворяющая, может быть сформулирована так: русский язык со всем справится.
М. КОРОЛЕВА – Ну, а позиция обычного человека, который находится в гуще событий, иная: он, носитель языка, вынужден приспосабливаться к изменениям, не всегда для него приятным, потому что сохранить свой язык неизменным он не в состоянии. Получается так: угрозы русскому языку нет, но он уже изменился и продолжит меняться, и от этого мы страдаем и чувствуем себя неуютно – мы, культурные носители, которые любят стабильность культуры и языка.
О. СЕВЕРСКАЯ – Возникает вопрос: почему изменения воспринимаются так болезненно?
М. КОРОЛЕВА – А вот тут есть несколько причин. Первая в том, что в своей родной среде, в русском языке, мы теперь постоянно сталкиваемся с чем-то незнакомым, чужим. Это касается не только огромного количества не всегда понятных заимствований. Сегодня сленг, жаргон стал заметен в тех ситуациях, где его раньше не было и быть не могло. Рухнули перегородки между общим стандартным языком и различными жаргонами.
О. СЕВЕРСКАЯ - Вторая причина связана с утратой определенных языковых ценностей. Скажем, знание языковой нормы (то есть, как правильно говорить или писать) перестает быть престижным, носитель литературного варианта языка оказывается ничем не лучше носителя просторечия, не имеет перед ним никаких преимуществ, даже практических, например, при приеме на работу.
М. КОРОЛЕВА – С другой стороны, то, как внимательно люди относятся к русскому языку в последние 10–15 лет, ни с чем нельзя сравнить. Такого интереса к языку раньше не было, хотя почти всегда имело место некоторое брюзжание.
О. СЕВЕРСКАЯ – Да, если на секунду отойти от интервью, - это и мы с тобой можем подтвердить. Программы «Говорим по-русски» - проявление того самого беспрецедентного интереса к языковым вопросам.
М. КОРОЛЕВА – Однако вернемся к беседе с Максом Кронгаузом. Он затрагивает такой непростой момент, как реформирование языка. Возможно ли оно в обозримом будущем? Нужно ли оно?
О. СЕВЕРСКАЯ – Ответ – через несколько секунд.
М. КОРОЛЕВА - Словосочетание «реформа языка» лингвист максим Кронгауз называет довольно странным. Он обращает внимание на то, что в языке есть более или менее регулируемые области, а есть традиционно нерегулируемые. Самые регулируемые – это орфография и пунктуация. В начале 2000-х была попытка не очень масштабной, но все-таки реформы орфографии и пунктуации. Однако она провалилась.
О. СЕВЕРСКАЯ - Есть еще одна более-менее регулируемая часть языка – этикет. При переходе от советского к постсоветскому периоду мы кое-что потеряли. Например, слово «товарищ», которое имело идеологический смысл и вошло в массовое употребление после революции. Но мало что приобрели, потому что «господин» и «сударь», по существу, не вернулись. И здесь реформирования не получается, никаких разумных предложений, которые можно было бы обсудить, нет.
М. КОРОЛЕВА - По всей видимости, делает вывод директор Института лингвистики, серьезные изменения в языке возможны в период таких жестких сломов, как революция, перестройка. Сейчас мы перешли к более-менее стабильному обществу. Оно, конечно, меняется, но не так резко, поэтому сейчас проводить какую бы то ни было реформу даже в регулируемых областях очень трудно. Культурная часть общества встанет на защиту норм, будет сопротивляться.
О. СЕВЕРСКАЯ - При этом сейчас мы находимся в неприятной ситуации. И это касается требований к сдаче экзамена по русскому языку. Например, абитуриенты могут написать что-то правильно с точки зрения одного словаря, но это может быть оценено как неправильное именно потому, что существуют несколько конкурирующих систем, и ни одна из них не является общепринятой. Все-таки через некоторое время мы должны придти к общему своду, где будут зафиксированы те принципы орфографии и пунктуации, которыми будут пользоваться все.
М. КОРОЛЕВА - В литературном языке степень вариативности обычно очень мала, напоминает Кронгауз. Один из самых жестких подходов существовал на советском телевидении: словарь-справочник для дикторов включал один-единственный вариант произношения, даже если общий стандарт допускал вариативность. Но в языке вариативность существует, и иногда она имеет очень важное социальное значение.
О. СЕВЕРСКАЯ - А если речь идет о каких-то новых словах, то, скорее всего, их в словаре просто не будет. Главная, насущная задача лингвистов в этой области – создание единого универсального словаря в интернете. Как только такой словарь будет создан – мы получим общий авторитет, надеется лингвист.
М. КОРОЛЕВА – Но, может быть, само понятие «литературный русский язык» становится ненужным, задает вопрос корреспондент? Может быть, оно отмирает?
О. СЕВЕРСКАЯ – А вот это вряд ли. Через несколько секунд объясним, почему.
О. СЕВЕРСКАЯ – Так вот, как бы много мы ни говорили о разрушении нормы, есть словари, есть специалисты, есть средства кодификации языка и, главное, есть понимание, что такая кодификация нужна, - настаивает языковед Максим Кронгауз.
М. КОРОЛЕВА - С другой стороны, литературный русский язык не может быть чем-то раз и навсегда фиксированным, как это иногда звучит в словах депутатов. Это абсурдно по определению: язык нельзя записать навсегда в одном словаре, потому что он меняется. Язык наших детей, например, отличается от нашего русского языка.
О. СЕВЕРСКАЯ – Но иногда ставят в пример русский язык эмигрантов, особенно первой волны.
М. КОРОЛЕВА - Действительно, в этом случае можно говорить о консервации языка, но именно здесь и видны ее недостатки. Обычная проблема эмигрантов, которые после долгого перерыва вернулись в Россию – они с трудом понимают, что говорится здесь. Но главное – их вроде бы чистого русского языка не хватает, для того чтобы говорить обо всем, происходящем в мире. Грубо говоря, они должны либо молчать, чтобы сохранить язык в чистоте, либо начать его пополнять, то есть, исходя из описанной выше точки зрения, «портить».
О. СЕВЕРСКАЯ – И здесь мы вместе с директором Института лингвистики РГГУ подходим к очень важному моменту. То, что многие называют чистотой – вещь обманчивая. И то, что называется порчей – не порча. Это субъективная оценка изменений. Часто без того, что называется порчей, язык не может прожить. Язык, который остается чистым независимо ни от чего – это язык, ступивший на путь вымирания.
М. КОРОЛЕВА - Консервация языка приводит к тому, что он перестает отвечать нашим потребностям. Поэтому «порченый» язык лучше «чистого», если он соответствует коммуникативным потребностям, а «чистый» – нет.
Получается, что «чистота» и «могучесть» языка – две вещи несовместные. Как ни любим мы язык Тургенева или Чехова, но ни мы, ни наши дети на нем не говорят и говорить уже не будут.
О. СЕВЕРСКАЯ – И еще один важный момент: бурно обсуждаемую в последнее время связь миграции и так называемой «порчи» языка Максим Кронгауз вообще считает чистой спекуляцией. Миграция, полагает он, непосредственно на русский язык никак не влияет.
М. КОРОЛЕВА - Сегодня слишком значительно действие глобализирующих факторов – радио, телевидения, интернета. При этом разного рода смешения неизбежны, и Москва в этом смысле – Вавилон. Кронгауз имеет в виду даже не количество языков, которые можно услышать на улицах города, а количество вариантов русского языка, так что точнее было бы сказать «русский Вавилон». Но это судьба мегаполиса вообще и его языка в частности. Знаменитая московская норма в целом, конечно же, утрачена.
О. СЕВЕРСКАЯ - И это еще один замечательный повод погоревать о безвозвратно ушедшем, подытоживает Максим Кронгауз.
М. КОРОЛЕВА - Понимая при этом, что жизнь – а в нашем случае русский язык – на этом не заканчивается.
(МУЗЫКА)
О. СЕВЕРСКАЯ – Мы – Марина Королева, Ольга Северская и звукорежиссер……… - горячо присоединяемся к выводам коллеги Максима Кронгауза. И подчеркиваем: наша программа на этом тоже не заканчивается.
М. КОРОЛЕВА– Через неделю встречаемся! И спасибо интернет-изданию Газета.ру.