О профессиональной и любительской лингвистике (по статье знаменитого языковеда, академика А.А.Зализняка в журнале «Наука и жизнь», часть 2-ая).О том, как отличить дилетантские построения от профессиональных, а также о том, почему любительский подход представляется профессионалам чрезвычайно вредным. - Говорим по-русски. Радио-альманах - 2009-04-19

М. КОРОЛЕВА: - Если человек, имеющий лишь смутное представление о правилах вождения, вздумает сесть за руль автомобиля, последствия сразу станут очевидны. Те же, кто берёт на себя смелость выводить исторические закономерности, опираясь на собственные измышления о языке того или иного народа, способны завести читателей в не менее аварийные ситуации. В этом убежден академик Андрей Зализняк.

О. СЕВЕРСКАЯ: Вторая часть его лекции «О профессиональной и любительской лингвистике», как и первая, опубликована в журнале «Наука и жизнь». Думаю, почитать или хотя бы послушать ее фрагменты многим нашим слушателям будет полезно. Итак…

(МУЗЫКА)

М. КОРОЛЕВА: – Итак: любители не знают главного принципа фонетической (то есть звуковой) эволюции. Более того, они не хотят его знать, даже если им его формулируют и разъясняют, — потому что он немедленно становится непреодолимым препятствием на пути их фантазёрства, считает Андрей Зализняк. Они любят подавать свои фантазии как что-то новое в изучении языка. В действительности нынешние любители в точности продолжают наивные занятия своих предшественников XVIII века. Их просто никак не коснулись великие открытия XIX века в области исторической лингвистики.

О. СЕВЕРСКАЯ: Представим себе человека, рассуждающего о веществах, которые он встречает в окружающем мире, не подозревая, что у этих веществ есть химический состав — нечто недоступное глазу, осязанию и обонянию. То, что открывается только с помощью выработанных целыми поколениями исследователей профессиональных приёмов анализа. Понятно, что именно в таком положении находились любознательные люди в древности. Но теперь такой наивный естествоиспытатель уже не вызовет ничего, кроме насмешки.

М. КОРОЛЕВА:Увы, не так с языком — здесь рассуждения точно такой же степени наивности многими принимаются с доверием, хотя ситуация аналогична: языкознание трудами целых поколений исследователей выработало профессиональные приёмы изучения, в частности, истории слов. Любитель усвоил только то, что фонетический состав слова может со временем сильно изменяться. И это вдохновляет его на то, чтобы для любого слова предположить нужную для его идеи замену одного звука на другой.

О. СЕВЕРСКАЯ: Ну да: скажем, предположить, что слово флот — это просто плот с переходом п в ф. В самом деле, у всякого любителя мы непременно встретим заявления типа того, что т может (вообще!) превращаться в д или что б может превращаться в в и т. п. А ведь современная историческая лингвистика похожа на алгебру с её строгими методами решения уравнений!

М. КОРОЛЕВА: Алгебра, говоришь? У любителя всё не так. Как справедливо замечает Андрей Анатольевич Зализняк, характернейшим свойством любителя является принципиальная нестрогость всего, что он делает. Например, он считает вполне допустимым, чтобы вместо ожидаемого б в разбираемом им слове выступало в, или п, или ф. Ясно, что при таких безбрежных степенях свободы у любителя нет никаких препятствий к тому, чтобы сравнивать (и отождествлять) практически что угодно с чем угодно — скажем, пилот и полёт, саван и зипун, сатир и задира и так далее до бесконечности.

О. СЕВЕРСКАЯ: В среде лингвистов-любителей широко распространён целый ряд совершенно фантастических идей относительно свойств языка, которые можно назвать мифами любительской лингвистики. Первый из таких мифов — это то, что гласные можно вообще не принимать во внимание, достаточно взять так называемый костяк согласных. Например, ничто не мешает любителю объявить первоначально тождественными слова мир, мэр, мор, мера, море, умора, амур, эмир и т.д. В действительности изменения гласных подчинены столь же строгим закономерностям, как и у согласных, только более сложным.

М. КОРОЛЕВА: Следующий миф любительской лингвистики — письмо важнее звучания. Для любителя написание первично, а звучание вторично: «это то, как прочли слово». Он не в состоянии осознать, что в истории человечества письменность была уделом совершенно ничтожной части умеющих говорить.

О. СЕВЕРСКАЯ: Еще один миф дилетантов – это миф о так называемом «обратном прочтении» слов. Он состоит в том, что кто-то может прочесть слово задом наперёд, и результат может войти в язык в качестве нового слова. Например, вместо собака появится акабос, вместо Мадрид — Дирдам и т.д. Араб якобы видит запись Тула и читает её привычным для себя способом как Алут. И таким путём как будто может возникнуть новое слово, которое станут употреблять как новое название города.

М. КОРОЛЕВА: Младенческое понимание того, что такое письмо и чтение! В первый момент просто невозможно поверить в серьёзность тех, кто его нам преподносит.

О. СЕВЕРСКАЯ: А преподносят снова и снова… Продолжим через несколько секунд.

М. КОРОЛЕВА: Итак, вот некоторые примеры из числа любительских построений, которые в изобилии встречаются в различных публикациях и в Интернете. Свобода в замене одних звуков на другие сочетается в них с нелепыми выдумками о том, как возник смысл того или иного слова, сокрушается знаменитый языковед Андрей Зализняк. Например, мы читаем, что слово маска произведено от глагола мазать, — это якобы «нечто намазанное на лицо». Хотя достаточно заглянуть в словарь Фасмера, чтобы узнать, что слово маска пришло в русский язык из немецкого Maske или французского masque.

О. СЕВЕРСКАЯ: К глаголу мазать любитель возводит и слово помада, поскольку, по его утверждению, «имелся и переход з в д», — хотя из того же словаря Фасмера нетрудно узнать, что слово заимствовано (через немецкое посредство) из французского pommade.

М. КОРОЛЕВА: Тут можно, правда, услышать такое возражение: «Ну и что из того, что в словаре Фасмера про слово помада сказано именно так? У Фасмера одна гипотеза, а здесь перед нами другая. Чем она хуже?»

О. СЕВЕРСКАЯ: Это чрезвычайно характерное возражение со стороны тех, кому кажется, что по любому вопросу ничего нельзя сказать, кроме того, что есть такое мнение, а есть другое мнение. Поэтому следом за Андреем Зализняком разберем этот пример подробно. Во французском языке слово pommade прозрачным образом членится на корень pomm- (pommе ‘яблоко’) и суффикс -ade, то есть ясен первоначальный смысл «паста, полученная из яблок» (известно, что вначале данный вид мазей изготавливали именно из яблок).

М. КОРОЛЕВА: При заимствовании в русский язык французского слова такого фонетического состава, судя по другим словам с аналогичной историей (баллaда, блокaда, бригaда, рулaда и т. п., мармелaд, маскарaд и т. п.), должно было получиться помaда или помaд. Один из этих двух вариантов мы реально и видим. Таким образом, объяснение Фасмера находится в согласии с ситуацией как во французском, так и в русском языке.

О. СЕВЕРСКАЯ: Сравним с этим гипотезу любителя о том, что слово помада — русского происхождения, с корнем маз-. Прежде всего, замену воображаемого помаза на помада можно оценивать только как уникальное искажение, не имеющее никаких аналогий и никакого объяснения. Далее, если принять данную версию, французское pommade придётся объяснять либо как поразительную случайность, либо как заимствование из русского.

М. КОРОЛЕВА: А если это заимствование из русского, то, во-первых, придётся признать, что в данном случае заимствование слова шло не в том хорошо известном направлении, в котором распространялись в Европе новшества косметики, а в противоположном. Во-вторых, ничем, кроме некоей фантасмагорической случайности, невозможно будет объяснить тот факт, что взятое из русского языка слово вдруг оказалось легко членимым на французский корень и французский суффикс.

О. СЕВЕРСКАЯ: Как мы видим, версия любителя в каждом из своих звеньев основана на предположении, что произошло нечто случайное, причём имеющее вероятность, близкую к нулю.

М. КОРОЛЕВА: Вот ещё несколько примеров любительских этимологий, но уже без подробного разбора (их тоже приводит в своей лекции Андрей Зализняк).

По мнению некоторых, солнце — это сол-неси, то есть ‘несущее силу’.

О. СЕВЕРСКАЯ: Бразилия — это брез-или, то есть брег + ил (‘берег илистый’);

М. КОРОЛЕВА: А Венесуэла — это венец вел-икий (частью -икий нужно пренебречь);

О. СЕВЕРСКАЯ: Молоко — это «то, что мелют, доводят до состояния, когда оно мелко (то есть размолото), а когда это мелко кладут в воду, получают млеко, то есть молоко (взвесь размолотого в воде)».

М. КОРОЛЕВА: Увы, это не злая пародия, а реальные примеры любительских домыслов — рядовые из сотен подобных. Особый интерес лингвисты-любители проявляют к именам собственным. Как известно, немало иностранных имён собственных совпадает с теми или иными русскими словами. Таковы, например, личные имена Боб, Том, Люк, Кнут, названия городов Вена, Рига, Киль; под Ливерпулем протекает река Морда и т.д. Лингвист-любитель чрезвычайно склонен к тому, чтобы рассматривать такие совпадения как глубоко знаменательные.

О. СЕВЕРСКАЯ: Ему не приходит в голову, что не меньший успех ожидал бы и иностранного лингвиста-любителя, который захотел бы отыскать свои родные слова на карте России. Например, испанский любитель быстро сообразил бы, что Кама и Ока — это просто испанские слова cama ‘кровать’ и oca ‘гусь, гусыня’; итальянец догадался бы, что река Пьяна — итальянское piana ‘тихая’, а турок — что Дон и Нева — турецкие don ‘мороз’ и neva ‘богатство’.

М. КОРОЛЕВА: И вот еще что академик Зализняк отмечает особо: любители часто делают заявления, будто латынь, или английский, или немецкий и т.д. произошли из русского, причём даже не из древнего, а именно из такого, на котором мы говорим сейчас. Некоторые ещё более решительны и сообщают нам, что все вообще языки произошли из русского.

О. СЕВЕРСКАЯ: Ничего более нелепого с точки зрения истории языков нельзя и придумать. Не говоря уж о том, что такие «открытия» делают люди, которые из 99% языков мира не знают ни единого слова, не знают даже названий этих языков. Но, увы, этот абсурд тешит самолюбие определённой части дилетантов.

М. КОРОЛЕВА: Потребность в такого рода мифах обычно возникает у представителей народов, которым в ходе истории приходилось страдать от притеснений со стороны более могущественных соседей, которым нужны какие-то дополнительные моральные опоры для самоутверждения.

О. СЕВЕРСКАЯ: Плачевно, что у российских авторов подобным образом проявляется комплекс неполноценности. Такой вывод делает всемирно известный языковед Андрей Зализняк.