Как государство борется за жизнь детей, чьи родители не верят в ВИЧ. Материал "Медиазоны" - Маргарита Логинова - Рикошет - 2019-02-13
А. Соломин: 18
―
34 в российской столице. Всем здравствуйте! Меня зовут Алексей Соломин. Сегодня в программе «Рикошет» обсудим статью, большой репортаж в «Медиазоне» – «Как государство борется за жизнь детей, чьи родители не верят в ВИЧ». И подготовкой этого материала занималась корреспондент информационно-аналитического интернет-издания «Тайга.инфо», автор «Медиазоны» Маргарита Логинова. Маргарита, добрый день! Здравствуйте! Вы нас слышите?
М. Логинова
―
Да, здравствуйте! Слышу вас.
А. Соломин
―
Приветствую вас! Насколько я понимаю, материал был посвящено в большей степени ВИЧ-диссидентам и тому, как от этого страдают их дети. Можно ли сказать, насколько популярно сейчас, сегодня в 2109-м году ВИЧ-диссидентство в России? Вот чудовищно ли, пугающе ли количество случаев, когда люди отказываются верить в то, что у них ВИЧ, и лечиться, соответственно?
М. Логинова
―
Давайте сразу с терминами определяться. Я сегодня уже отметила про себя, что диссидентство – это все-таки много чести называть так этих людей. Поэтому будем называть их ВИЧ-отрицателями – это более корректно и маскировано.
А. Соломин
―
Договорились.
М. Логинова
―
Что касается количества этих людей, какой-то официальной статистики, сколько отрицают ВИЧ, будучи ВИЧ-положительными (или не будучи ВИЧ-положительными), конечно же, нет. Но если судить по масштабам сообществ в интернете, то это довольно обширное движение. К сожалению, это так. Причем это свойственно всему постсоветскому пространству: они есть и в Украине, и в Белоруссии, и у нас. И их довольно много, к сожалению.
А. Соломин
―
То есть это такое не региональное явление, не исключительно нашей страны.
М. Логинова
―
Нет. Ну, в принципе, и в Западной Европе, и в Штатах они тоже есть как любые люди. Как, допустим, антипрививочники. Эта история, просто. каждое какое-то количество времени заходит на новый виток.
А. Соломин
―
Да. Если ВИЧ-инфицированный не принимает соответствующие лекарства, то есть риск передачи вируса и детям при рождении. Сейчас нынешние лекарства позволяют это предотвратить. Вот на каком этапе государство может вмешаться в эту историю, чтобы спасти детей?
М. Логинова
―
Не знаю, к сожалению или к счастью, но ребенок становится таким объектом, на который действует право, только после своего рождения. Взрослый человек, будучи ВИЧ-положительным, сам принимает решение, лечиться ему или нет. Как и тестирование на ВИЧ, лечение является добровольным процессом. Хотя, конечно, всем это делать нужно, потому что ВИЧ – болезнь больше не смертельная, а хроническая; и жить, принимая лекарства, можно долго и счастливо.Что касается беременной женщины, то с того момента, как она родила, собственно говоря, повлиять на нее как-то юридически сложно – она сама принимает решение, лечиться ей или нет. Соответственно, на ребенка как-то воздействовать уже можно после того, как он появился на свет, не раньше.
А. Соломин
―
Воздействовать, опять же, юридически: с помощью органов опеки, полиции, судов и так далее?
М. Логинова
―
Именно так. И правовые механизмы, на самом деле, есть. И они действуют по всей стране. Вопрос только в применении и, наверное, в настороженности людей, которые с беременной женщиной так или иначе работают. Как правило, врачи, сегодня уже зная и видя, что женщина идет в такую глухую отказку – не хочет сама принимать терапию и отказывается от терапии для ребенка – начинают бить тревогу: обращаются в органы опеки, в прокуратуру. А дальше – уже как повернется.Ну, в 2019-м году, наверное, шансов на то, что ребенка вопреки воли матери начнут лечить, больше. Но еще 5 лет назад даже в суде было сложно доказать в некоторых регионах, что лечение необходимо, что оно изменит жизнь ребенка к лучшему, что оно, собственно, спасет ему жизнь.
А. Соломин
―
Вот вы приводите случаи в статье, когда суд встал на сторону родителей, и мальчика, по-моему, маленького продолжали держать в семье и не давали никакой терапии, естественно, ВИЧ-отрицатели.
М. Логинова
―
Да, этот случай произошел в Самарской области. В общем, это было в 2013-м году. Женщина была уверена, что ВИЧ…его нет. Там сложно с мотивами: и лечение неэффективно, и все это отрава, – ну, такие обычные аргументы ВИЧ-отрицателей. И на суде, несмотря на большое, такое развернутое выступление руководителя местного СПИД-центра, которая утверждала, что ребенок находится в опасности, не удалось убедить судью, что это так, и она оставила ребенка в семье. Только спустя 5 лет, когда ребенок уже находился в таком довольно тяжелом состоянии, его начали лечить.
А. Соломин
―
То есть там смогли добиться. Его изъяли, по-моему, да, из семьи на какое-то время?
М. Логинова
―
Да. Сообщество, которое так или иначе с ВИЧ в России связано, оно, конечно…мало кто в принципе радуется такому факту изъятия ребенка из семьи. Отобрание ребенка, если говорить на языке прокурорском. Но в ряде случаев это единственный способ как минимум начать лечение и уже потом, может быть, в процессе работы с родителями убеждать, переубеждать их, что лечиться необходимо.
А. Соломин
―
Но ведь были случаи (их, я так понимаю, не один и не два, и не три), когда не спасали детей, к сожалению; когда в результате вот этого неверия в ВИЧ ребенок просто умирал.
М. Логинова
―
Это тоже случалось. В прошлом году уголовные дела начались в Иркутске, в Красноярске вследствие смерти детей. Самое громкое дело сейчас известное в России, наверное, это дело Сычевой Наташи и ее родителя. Православный священник в Питере не лечил. То есть он лечил ее. Лечил в меру своего понимания того, что нужно делать. Никак не мог почему-то поверить, что нужно лечить именно так – АРВ-терапию давать.
А. Соломин
―
То есть он лечил ее от ВИЧ или от набора заболеваний, которые приходят из-за сниженного иммунитета?
М. Логинова
―
Да, предпринимались какие-то попытки помочь ребенку. Кажется, возили ее за рубеж, чтобы там доктора посмотрели, что можно сделать. Но вот до АРВ-терапии ребенку дело не дошло. Так тоже бывает, к сожалению. Тут сложно сказать… Надо смотреть, на каком этапе в каждом конкретном случае что-то пошло не так, потому что вариантов множество. Начиная от родителей и заканчивая врачами.
А. Соломин
―
Маргарита, позвольте, я запущу голосование. В нашей передаче это такая традиция. И спрошу у наших слушателей, сколько среди вас людей, которые знают, что ВИЧ существует, верят, что ВИЧ нет. Если, с вашей точки зрения, ВИЧ существует, это болезнь – 101 20 11. Если, с вашей точки зрения, ВИЧ не существует, это миф – 101 20 22. Если ВИЧ существует – 101 20 11. Если ВИЧ не существует, это вымысел – 101 20 22.Посмотрим, сколько среди аудитории радио ВИЧ-отрицателей, как вы сказали. А можете сказать, Маргарита, почему…может быть, у вас сложилось впечатление – вы общались с матерями ВИЧ-отрицателями…почему они так верят вот этим странным людям, убеждающим всех вокруг с настойчивостью, что ВИЧ – это выдумка, созданная в каких-то там лабораториях и так далее какая-то история? Не в лабораториях, а просто вот выдуманная западными спецслужбами.
М. Логинова
―
Тут можно не вдаваться, какое именно основание у теорий заговоров в каждом конкретном случае, но, в принципе, можно обобщить, почему такое случается. Ну, представьте себе беременную женщину – это в принципе довольно уязвимое существо, которым довольно легко манипулировать (и только что родившая). Допустим, она в принципе никогда не употребляла наркотиков. Ну, так получилось.Она никогда не считала, что ВИЧ – это про нее, эта история с ней случится. Вот ей говорят, когда она сдает анализы на ВИЧ, в женской консультации, что анализ положительный, что теперь это лечение навсегда, что это такая тяжелая болезнь. Многие из нас слышали, наверное, что ВИЧ – это прям страшно-страшно-страшно. Хотя, опять же, в 2019-м году это не так далеко.
А. Соломин
―
Да, это неизлечимая, но это и не смертельная болезнь сегодня. Ее перевели, по-моему, даже.
М. Логинова
―
Все правильно. Да, да, да, в разряд хронических. Как диабет, наверное. Можно с этим сравнивать. В общем, женщина очень сильно испугана. Ей не очень легко смириться с этой ситуацией. Естественно, она идет в интернет. И там одна из первых ссылок, которая ей попадается – это ссылка на сообщество ВИЧ-отрицателей (или на одно, или на второе, или на третье). И как раз там сердобольных людей, которые с ней поговорят, объяснят, что это заговор фармкомпаний, что это зеленые человечки, что это американцы хотят истребить русскую нацию, таких людей там очень много. И времени у них предостаточно.
А. Соломин
―
Для этого. А у врачей, как правило, нет. Да.
М. Логинова
―
У врачей его достаточно мало. На самом деле, врачи, готовы работать тоже много, но все же меньше, чем те, у которых на прием считаные минуты. И женщина просто уходит в итоге без каких-то объяснений.
А. Соломин
―
Да. Спасибо большое! Маргарита Логинова – автор «Медиазоны». Статья: «Как государство борется за жизнь детей, чьи родители не верят в ВИЧ». 84% у нас уверены, что ВИЧ есть. И 16% в него не верят. Счастливо! Это была программа «Рикошет».