Живой гвоздь - Дмитрий Демушкин - Разворот (утренний) - 2021-03-01
А.Нарышкин
―
9 часов, 35 минут. Продолжается разворот на «Эхе Москвы». Маша Майерс и Алексей Нарышкин. Заходите в YouTube, у нас идет там трансляция. Можете вопросы задавать нашему гостю. Это Дмитрий Демушкин, политик. Дмитрий, приветствуем вас!
Д.Демушкин
―
Здравствуйте, Алексей!
А.Нарышкин
―
В последние дни вы главный спикер по теме, связанной с Навальным. Вы сидели в той самой ИК-2 во Владимирской области, куда сейчас навальный этапирован. Ну, и как?
Д.Демушкин
―
Так вышло, что я угадал. То есть я тыкнул и попал — что я полтора месяца назад еще дал интервью, что велика вероятность того, что Навального этапируют в Покров. Я предположил, что это режимная зона в Центральном федеральном округе. Его статья не позволяет его увезти далеко. И так как «ломка» Покрова считается одна из самых близких в Центральном федеральном округе, помимо Карелии, Омска и Красноярска, то я посчитал, что его увезут туда и попал просто.
А.Нарышкин
―
А что там? Вы там сколько времени провели?
М.Майерс
―
8 месяцев? Давайте убьем вашу Nokia. Давайте кинем ее в стену. А у вас кнопочный телефон, да?
Д.Демушкин
―
Нет, это не мой. Просто здесь оставили его да.
А.Нарышкин
―
Сейчас по призыву Маши Майерс Дмитрий Демушкин, наш гость убивает Nokia.
М.Майерс
―
Слушайте, мы же в радиоэфире. Кто не знает эту мелодию? 8 месяцев вы провели в ИК-2?
Д.Демушкин
―
Нет, 8 месяцев я провел в Секторе усиленного контроля «А». Приехал туда — год и 8 месяцев или 9, я не помню, у меня было.
А.Нарышкин
―
А скажите, пожалуйста, вас же из Москвы после приговора этапировали. С чего вообще начинается. Если мы представляем, как события развивались с Алексеем Навальным на той неделе. Для осужденного человека с чего начинается этот процесс этапирования?
Д.Демушкин
―
Выносится судебное решение. Если вы его обжалуете, то сидите в следственном изоляторе. Я тоже отбывал…
А.Нарышкин
―
Не-не, это понятно. А вот уже, когда прошла апелляция, вспомните, как это с вами было.
Д.Демушкин: Колония изначально создавалась и делалась с целью перевоспитания сложных осужденных
Д.Демушкин
―
Вы получаете на руки вступившее в законную силу решение. Обычно это 2 недели занимает. В случае с Навальным это было быстро. И после этого начинаете ждать этапа. Обычно это тоже это длится несколько недель. Но опять же с Алексеем, видимо, это был спецэтап. Они увезли без остановок. Везут вас сначала в СИОЗО. То есть меня повезли в СИОЗО №1 Владимира, а Алексея в Кольчугино.
М.Майерс
―
А везут на чем?
А.Нарышкин
―
На автомобиле, железная дорога?
Д.Демушкин
―
Железная дорога, «столыпин», поезд. Но спецэтап может быть и на самолете и на машине вполне. До Владимира, как вы понимаете, ехать недалеко, поэтому лично начальник ФСИН мог на машине подвести, видимо. И уже в СИЗО опять же вы ждете пока вас отравят на лагерь. У него, соответственно, это Покров, зона общего режима. Владимирской управе для первоходов она только одна. На самом деле для первоходов — это маленькая хитрость, — судимых в России. Так как в эту колонию свозят огромное количество контингента, которые отбывали ранее наказание — вот мой сосед, который со мной сидел, он 26-й году сидел — и по 10 и по 15 лет, и по 7 судимостей имели, просто они были судимы в Беларуси, на Украине, в Азербайджане, в Грузии, имели за тяжкие преступления судимости, но в России они считаются первоходами. Их тоже свозят в эту владимирскую колонию для перевоспитания. Также туда свозят дезорганизаторов с других колоний, которые отличались где-то тем, что препятствовали установлению режима, и тоже их привозят туда на перевоспитание.То есть колония изначально создавалась и делалась с целью перевоспитания сложных осужденных. Их, собственно, четыре. Когда мы сидели в спецблоке, их было 4 места, куда заключенные считали, что нельзя попадать. Эти колонии никогда не называли вам, когда вас везли на этап. Владимир был запрещен к упоминанию. То есть вам никогда не сказали бы, куда вы едите, потому что были случаи, когда люди вскрывали себе шею, живот, руки и так далее, чтобы их не увезли.
М.Майерс
―
Насколько в вашем случае эти, скажем так, опасения подтвердились, исходя из того практического опыта, который вы получили в этой колонии?
Д.Демушкин
―
Меня тоже не предупредили, что меня везут во Владимир.
М.Майерс
―
Вы не знали.
Д.Демушкин
―
Не знал, конечно. Мне сказали, что это будет недалеко, но куда, не сказали. Этот «столыпин», который меня вез, он проезжал… и в Костроме были — места лишения свободы, — и в Чувашии и дальше ехал. То есть могли попасть в любую из этих колоний. А моя статья подразумевала, что меня могли увезти в любую точку страны, то есть 280-я, 282-е, 205-е, 208-е, 209-е, 210-е, они позволяют ФСИНу увезти вас без привязки к местности. Все остальные, как у Алексея Навального, уже обычно действует правило 500 километров. Хотя оно тоже не всегда соблюдается. Но понято, что в отношении его оно соблюдаться будет и соблюдалось, поэтому я предположил, что он тоже поедет в Покров. И вы уже узнаете, когда поезд останавливается и называют вашу фамилию и вас выводят.У меня тоже были профучеты, как у него, которые были повешены на «Матросской тишине». Меня даже не вызывали ни на какие комиссии.
А.Нарышкин
―
Профучет — это вы имеете в виду вот то, что ярлык на Навального навесили «склонный к побегу».
Д.Демушкин
―
Да, «склонен к побегу». А мне повесили аналогичную полосу «нападение на сотрудников правоохранительных органов, хотя этого никогда не было, никак в деле не обосновывалось и «склонен к экстремизму, терроризму и к дезорганизации работы исправительного учреждения». И эти профучеты я у знал, что они у меня есть, только уже когда меня везли на этапе, и конвой со мной странно со мной поступал: они приковали тросом и всячески давали мне понять, что я буду ехать плохо и в лагере мне будет плохо с этим профучета.Он вешается для того, чтобы вас потом поместить на Сектор усиленного контроля «А». В этом лагере туда заводят профучетников. Их позволяют там держать. Это позволяет внутри уже лагеря ограничивать еще вашу свободу довольно значительно.
А.Нарышкин
―
Дмитрий Демушкин я напомню, у нас в эфире, политик, который сидел в ИК-2 во Владимирской области, где сейчас Алексей Навальный.
М.Майерс
―
Я хотела уточнить этот момент. Я читала публикацию Евы Меркачевой, в «МК», как обычно, она публикуется, и она говорит, что все эти страсти — это я от себя добавляю — всё это происходило при другом начальнике Александре Зотове, о котором ходит дурная слава. «Поклонник Сталина и Дзержинского, он поддерживал максимальную жесткость на грани с ненужной жестокостью. Сейчас руководит колонией Александр Муханов, как говорят, не кровожадный. Его заместителем по безопасности стал Василий Конаков. Как говорят, беспредела не любит. Так что дела там обстоят намного лучше. Изменилась сама приемка. Сейчас всё происходит исключительно культурно. К каждому обращаются на вы, не бьют».Вот как вы можете это прокомментировать?
А.Нарышкин
―
Улыбается Дмитрий Демушкин, да.
Д.Демушкин
―
Ну, с Верой Меркачевой я знаком. Мы с ней обсуждаем эти вопросы. Действительно, начальник поменялся. И я не знаю нового начальника. Но я знаю тех осужденных, которые освобождаются и выходят на связь, кто сидел со мной непосредственно там. Действительно, они подтверждают, что дела изменились в лучшую сторону. Не так, конечно, как вы описываете. По имени, отчеству там никто никого не называет.
М.Майерс
―
Это не я, это Меркачева.
Д.Демушкин: Гораздо хуже, когда вас помещают в условия содержания в Сектор усиленного контроля
Д.Демушкин
―
Приемки, конечно же, присутствуют. Но опять же, приемки, если вы имеете в виду физическое воздействие, это не самое страшное. И в отношении Алексея Навального оно точно применяться не будет. Меня тоже, например, не трогал пальцем. И иной раз я завидовал тем заключенным, которых просто месяц бьют и забывают про них. Гораздо хуже, когда вас помещают в условия содержания в Сектор усиленного контроля. Вас не будет никто бить, да это и не нужно. Вы и так будете деформироваться как личность. Ну, попробуйте помолчать какое-то время. Даже я как психолог людям порекомендую: попробуйте два дня помолчать…
А.Нарышкин
―
Нет, подождите. Мы говорим про колонию. Там барак. Там же у вас есть сокамерники.
М.Майерс
―
Столовая, прогулки, работа. Как ваш быт выстроен? Библиотека, храм.
Д.Демушкин
―
Нет, забудьте. Все перечисляют то, что есть в этой колонии. Оно, действительно, все это есть: и библиотека, и церковь и столовая, и спортивная площадка. Но нигде там вы не побываете. То есть спортзал есть у начальника. Но при чем здесь вы? Сектор усиленного контроля — это всегда стационарное положение. Вы либо стоите, голова всегда опущена вниз, вы не можете глядеть никуда, коситься, руки всегда на бараке за спиной, всегда в любом случае. Ножки вместе. Раскачиваться нельзя. Нос почесать — с разрешения администрации. Разговаривать не допускаете. Либо вы сидите в стационарном положении. Вы никуда не можете пойти и даже повернуть голову. Ручки у вас тогда на колени в этом случае. Раньше тоже были за спиной. Сейчас они на коленях, сделали они послабление. Ножки вместе.В туалет вы ходите с разрешения в сопровождении другого осужденного. И разговаривать, может быть, Навальному лично никто не будет запрещать. Но на этом секторе, в принципе, разговоры запрещены, поэтому другие осужденные с ним точно не будут общаться. У них не такой иммунитет, как у него. Поэтому на них все меры физического воздействия распространяются в отличие от него. Но, я думаю, они найдут там много механизмов, как на него надавить, абсолютно не прибегая ни какому механическому воздействию. Я помню свое нахождение там, и помню, как зачастую люди страдали, когда я что-то не выполнял.
А.Нарышкин
―
Дмитрий, а расскажите про быт в колонии. Как там организован день, какие там возможности мыться, бреют ли там всех, кто прибывает?
Д.Демушкин
―
Да, бриться вы начинаете каждый день. Вас бреют специально обученные люди.
А.Нарышкин
―
Налысо — мы говорим об этом, да?
Д.Демушкин
―
Нет, бриться…
А.Нарышкин: А
―
а, щетина, да?
Д.Демушкин
―
Да, щетину. Каждый день вас бреют люди с бритвами. Это активисты.
А.Нарышкин
―
А голову надо побрить?
Д.Демушкин
―
Да, раз в неделю там бреют голову, и каждый день с утра вам бреют лицо. Выйти на проверку без этого нельзя. Полшестого на Секторе усиленного контроля — подъем.
А.Нарышкин
―
А бреют, простите за подробность — просто насколько это рискованное мероприятие — это электрическая бритва или такая…
Д.Демушкин
―
Нет, опасная.
А.Нарышкин
―
А… у!.. Ну, это специально обученные люди. То есть сам там не можешь помазок взять.
Д.Демушкин
―
Ну, все режутся все равно. Нет, сами вы ничего не можете взять. У вас нет бритвенного станка на Секторе усиленного контроля никакого, ни опасного, ни безопасного. Вас бреют люди.
А.Нарышкин
―
А душ, туалет — как это выглядит всё?
Д.Демушкин
―
Раз в неделю отрядом вас водят в баню. У нас времени давали мало. У нас отряд был 50 где-то человек. Нам давали порядка 5-7 минут. То есть надо было очень быстро. Иногда даже люди не раздевались, в одежде в робах принимали душ и потом сохли на улице стоял, если это лето было. Зимой, конечно, старались раздеться.
М.Майерс
―
Чтобы время не терять?
Д.Демушкин
―
Всё быстро. Вы всегда опаздываете. Чтобы вы понимали, на зоне нет свободного времени абсолютно никакого. У вас есть время, когда вы стоите, у вас время, когда вы сидите, есть время, когда вы слушаете утренние новости. Там разрешено несколько каналов: 1-й канал, 2-й канал, еще какой-то познавательный у них есть канал, который они включают.
А.Нарышкин
―
А прессу могут получать — газеты, журналы?
Д.Демушкин: Вы либо стоите в стационарном положении, либо сидите в стационарном положении. Нельзя повернуться, встать
Д.Демушкин
―
Выписывать можно, но вам ее не дадут. Вам покажут через несколько месяцев, что она вам пришла и всё. Выписывать можете, но вам ее не принесут. Я говорю, вам некогда будет читать. Мне 15 минут выделяли в неделю на написание письма, чтобы вы понимали. Я за 3 недели писал письмо, 45 минут мне хватало, чтобы написать одно письмо. Но его все равно не отправляли, как правило.
А.Нарышкин
―
А что там делают заключенные? Обязательна ли работа? Опять же вчера говорили о том, что из описания самого ФСИНа следует то, что можно стать поваром, швей при желании.
Д.Демушкин
―
Нет, Навальному Алексею это абсолютно не грозит. Это относится к обычным заключенным, которые попадают на умеренный сектор контроля. На Секторе усиленного контроля нету посещения церкви, нет посещения библиотеки, нет выходя даже на локальный сектор, то есть из барака. Там вы можете не гулять вообще или гулять целый день. Это как решит местный актив. Нету такого, что вы куда-то пойдете. Для вас всё, что есть в лагере, недоступно. Вы не можете ничего. Вы либо стоите в стационарном положении, либо сидите в стационарном положении. Нельзя повернуться, нельзя встать, нельзя что-то сделать. У вас нет личных вещей, вы не можете есть свои продукты. Вы ходите в столовую. Вас будет. Вам дают несколько минут, чтобы на бегу. Последние двое получают наказание, кто это делает. Потом вы бежите, у вас несколько минут, чтобы надеть зимнюю одежду, чтобы выбежать в локальный сектор. Опять же двое последних получают наказание. Вас бегом ведут в столовую. Опять же двое последних получают наказание, кто поел последним. Всё это на бегу делается, всё это быстро.При мне так было. Я не знаю, как они при Алексее Навальном будут делать, но при мне было именно так: на все вам давалось две минуты, чтобы съесть, встать и показать руки. Потом вы бежите быстро на барак.
А.Нарышкин
―
Туалет как выглядит? Это хотя бы огороженное пространство?
Д.Демушкин
―
Нет, конечно. Ну, какие огороженные?.. Несколько дырок, комната и всё. Вы не можете быть один там. С вам обязательно должен быть заключенный.
М.Майерс
―
Другой заключенный.
Д.Демушкин
―
НРЗБ заключенный.
А.Нарышкин
―
А есть отдельные камеры? Как выглядит пространство, где ты, как вы описываете, сидишь, стоишь, спишь.
Д.Демушкин
―
Одна большая комнате… не комната — зал, один большой зал, где стоят шконки двухъярусные плотно друг к другу. В одном этом зале до 100-120 человек. Ну, 70 где-то. БУР — это было 55 человек. Разной наполняемости. Отдельно комната ПВР для воспитательной работы и отдельно туалет.
М.Майерс
―
Я просто пытаюсь понять, вы это так описываете. Хорошо, бегом, несколько минут на душ. То есть у вас оставшееся время — бодрствование. Вот за минусом этих пробежек в столовую, у вас остается часа 22, наверное. Из них 6 часов вы спите или сколько вы можете спать — 7.
Д.Демушкин
―
7 с половиной.
М.Майерс
―
Хорошо, соответственно у вас еще часов 14 остается. Вы 14 часов сидите в стационарном положении?
Д.Демушкин
―
При мне было: мы 8 часов стояли. Какое-то время давали посидеть. Ноги, конечно, отекают из-за этого. В столовой даже соль не использовалась, чтобы не отягощать состояние. Да, стоите, не раскачиваясь. Голова вниз, нельзя ее ни поднимать… Стоите, бывало на улице, если это теплая погода, хотя и зимой, бывало стояли. Либо уже в помещении барака стоите. Не разговариваете, ничего.
М.Майерс
―
И при этом в комнате 100-120 человек и 120 человек 8 часов стоят между этими шконками, молча, с опущенной головой?
Д.Демушкин
―
Да.
М.Майерс
―
И так фактически проходит каждый день в течение нескольких месяцев.
Д.Демушкин
―
Или несколько лет может проходить.
М.Майерс
―
Или нескольких лет. То есть мы предполагаем, что это та реальность, в которой будет существовать Алексей Навальный. Они не могут разговаривать, не могут раскачиваться, не могут шевелиться, не могут поворачиваться, они стоят 8 часов с опущенными головами.
Д.Демушкин
―
Да.
М.Майерс
―
120 человек в маленькой комнате.
Д.Демушкин
―
Да.
М.Майерс
―
Скажем так, в маленьком пространстве, которое остается от того, что там между кроватями.
Д.Демушкин
―
Да, там буквально несколько НРЗБ.
М.Майерс
―
Дмитрий Демушкин у нас в эфире. Я правильно понимаю, что эти жесткие условия в этом отсеке — это еще и гарантия того, что между заключенным не будет никаких конфликтов, применения насилия, изнасилований, что-то такое.
Д.Демушкин: В этой зоне не может быть никаких конфликтов. Там даже мухи без спроса оперотдела не летают
Д.Демушкин
―
В этой зоне не может быть никаких конфликтов. Там даже мухи без спроса оперотдела не летают. И когда вас переводят с Сектора усиленного контроля, если у Алексея это произойдет, а я на это надеюсь, он перейдет все равно на режимный отряд, скорей всего. 6-й, где будет отбывать наказание тоже в изоляции. Там тоже есть большие ограничения. Вот Котову, в частности — он недавно освобождался — это фигурант «московского дела» Константин Котов — ему тоже запрещали разговаривать, в том числе, на режимном отряде. Мне на режимном отряде разговаривать разрешали, но там очень ограничены темы. Там можно беседовать только о женщинах и только о еде. Обсуждать политику, экономику запрещено, обсуждать условия содержания, руководство колонии категорчески запрещено. Собственно, даже упоминать фамилии каких-то руководителей запрещено.Там уже легче. Там можно посещать церковь. Один раз в неделю, либо один раз в две недели в зависимости от того, как определят ваше расписание, там можно ходить на спортивные мероприятия какие-то. Там уже есть какая-то свобода. Там уже более-менее можно жить. Но опять же работы Алексею Навальному не грозят никакие. Все эти отряды нерабочие. На 700-800 осужденных там 100 рабочих мест, и чтобы туда устроиться, это надо совсем на другой сектор перейти, ну очень много для этого сделать. Я думаю, что Алексей по этому пути не пойдет. Поэтому все эти рассказы, что он будет шить там какие-то детские кресла или варежки — можете забыть сразу. Он и близко туда не подойдет.
Его главная задача сейчас — выйти из этого Сектора усиленного контроля. Не знаю, насколько администрация будет настроена его там удерживать. Туда направляют осужденных обычно на 2 недели. 2 недели хватает людям, чтобы прочувствовать эту атмосферу и сделать всё, чтобы туда никогда больше не попасть, отбывая наказание в этой колонии. Очень редко, одного из 100 оставляли на три недели. То есть три недели — это считалось… там люди плакали, когда им говорили, что еще на неделю они остаются. Я просидел там 8 месяцев. Профучетники там могу сидеть сколько угодно. Плюс туда свозят всех террористов — 205-е, 208-е, «пособничество». Там при мне чеченцы в основном сидели. Один выходец с Дагестана. Средняя Азия кто-то. В основном пособники, всё, что касается 205-х, 208-х…
А.Нарышкин
―
Так если там нельзя общаться, Дмитрий, как вы узнали, что они по этим статьям и их этническую принадлежность?
Д.Демушкин
―
во-первых, статьи написаны у вас на ваших шконках. Во-вторых, вы каждые два часа должны на Секторе усиленного контроля давать доклад. Каждый час его сотрудник приходит, дает сам ночью, то есть вас будят каждый час ночью. Алексей привыкнет, будет спать урывками. Это нормальная там ситуация. Первое время непривычно, потом нормально. И каждый два часа будет приходить сотрудник, и он должен будет давать полный доклад вместе с другими осужденными. Конечно, он будет знать, кто по какой статье сидит. То есть это: «Я Демушкин Дмитрий Николаевич 1979 года рождения. Осужден по статье 282-й, часть 1-я на срок 2 года 6 месяцев. Начало срока 21.10. 2016 года, конец срока — 20.04 2019 года, склонен к экстремизму, терроризму, нападению на сотрудников правоохранительных органов…
А.Нарышкин
―
А это надо скороговоркой вот так вот?
Д.Демушкин
―
Когда вы это будете произносить на протяжении долгих месяцев каждый день через каждый два часа, у вас это будет вылетать. Любое обращение сотрудника, любая встреча с сотрудником на этом лагере может начинаться только с этого доклада. Если вам сказали: «Здравствуйте, ключник», а вы не сказали доклад, при мне на этом лагере была постанова, что вы уезжаете в угловые. Поэтому за этим все очень следили, и этот доклад он будет давать на протяжении дня по сто раз. Он его выучит, поверьте мне.
А.Нарышкин
―
А если нет?
Д.Демушкин
―
Угловые — это осужденные с низким социальным статусом.
А.Нарышкин
―
И что с ними делают?
Д.Демушкин
―
Отправляют спать в уголок барака.
А.Нарышкин
―
Я не понимаю, объясните.
Д.Демушкин
―
Осужденный с низким социальным статусом.
А.Нарышкин
―
Опускают. «Петухи».
Д.Демушкин
―
Да, прямо так вот. Не в бровь, а в глаз. Я просто тут не употребляю этого слова.
А.Нарышкин
―
Могли бы. Дмитрий Демушкин, политик в нашем утреннем эфире. Спасибо большое!