Павел Устинов - Разворот (утренний) - 2019-10-02
02.10.2019
И.Баблоян
―
9:35 в столице.
М.Курников
―
Спасибо Сергею Семеновичу за такую заставку.
И.Баблоян
―
Максим Курников, Ирина Баблоян. «Живой гвоздь». Заходите в YouTube. Наблюдайте. Сидит у нас в студии актер Павел Устинов. Павел, здравствуйте!
П.Устинов
―
Добрый день!
И.Баблоян
―
Очень рады, что вы здесь, на свободе.
М.Курников
―
Еще раз напомните, что вы можете задавать свои вопросы по Viber, WhatsApp SMS: +7 985 970 45 45. Павел, скажите честно, устали давать интервью?
П.Устинов
―
Ну да…
М.Курников
―
Сколько уже интервью вы дали за эти дни?
П.Устинов
―
Где-то 5 или 6 интервью длительных таких.
М.Курников
―
Это только больших, не говоря о каких-то подходах. Павел, скажу вам честно, я был в тот момент, когда вас задерживали возле «Известий». Это было возле «Известий»?
П.Устинов
―
Да.
М.Курников
―
Значит, я видел ваше именно задержание. Я вас тогда, естественно, не знал лично и не мог идентифицировать, что это вы. Но в то самое время я видел, что кого-то задерживали. Там не только вас, и не только вы там были. Там было несколько человек. Но, как вы думаете, все-таки, почему они выбрали вас?
П.Устинов
―
Честно, я даже не могу предположить.
М.Курников
―
Я тоже рядом стоял. Казалось бы, вот мы — те, кто смотрит YouTube, могут сравнить — мы примерно одного возраста, Павел помладше, но не критически.
И.Баблоян
―
Но ты каждый раз говоришь, что у тебя лицо такое, что к тебе не подступишься.
М.Курников
―
Может быть, я полнее, я не знаю. Почему они выбрали вас?
П.Устинов
―
Я не знаю. Абсолютно какой-то хаотичный выбор у них был. Человек, который не привлекает никак внимание, стоит у входа в метро, уткнувшись в телефон, который хочет позвонить. Не знаю, что привлекло.
М.Курников
―
А как вы оказались в этом месте в это время?
П.Устинов
―
Я приехал встретиться с другом. Я уже неоднократно говорил…
М.Курников
―
А вы не знали, что там в это время какая-то акция?
П.Устинов
―
Нет. Я на Автозаводской был с девушкой. Мы созвонились с другом, говорим: «Давай сейчас встретимся где-нибудь в центре». Он говорит: «Ну, давай на Пушкинской». Я район знаю. Район хороший, с сестрой постоянно ходим на выставки, на ярмарки всякие. Там красиво. И то, что там много народу, меня совсем не смутило. Это же центр. Там всё время до фига людей.И когда потом меня уже увезли в отдел, там в автобусе, в автозаке разговорился с ребятами, они сказали, что был какой-то митинг, выборы какие-то… Я просто сижу, эту информацию воспринимаю и в шоке нахожусь. Я тут при чем, ребята?
И.Баблоян
―
А вы политикой вообще не интересуетесь?
П.Устинов
―
Нет.
И.Баблоян
―
Вообще.
П.Устинов
―
Нет, вообще.
И.Баблоян
―
Новости не читаете особенно…
П.Устинов
―
Новости я, конечно, в интернете смотрю, но редко. Я тогда был занят очень каждый день, поэтому даже в смартфон редко бывает…
И.Баблоян
―
А следующий тогда вопрос: Вы всегда так сомнительно выглядите?
М.Курников
―
Как утверждали сотрудники полиции, что вы выглядел подозрительно…
И.Баблоян
―
В кожаной куртке.
М.Курников
―
В телефоне что-то там рылся.
П.Устинов
―
Таким образом, можно каждого человека назвать сомнительным, потому что каждый человек может надеть куртку, брюки или стоять в телефоне.
М.Курников
―
Вы, кстати, неоднократно подчеркивали, что вы не интересовались никогда политикой. И сейчас говорили: «Меня пытаются втянуть в политику». Что вы имеете в виду, когда говорите, что вас пытаются втянуть? И самое главное: вы как-то пересмотрели необходимость каждого гражданина участвовать или не участвовать в политической жизни?
П.Устинов
―
Я вам честно скажу, участвовать в политике — это дело выбора каждого человека абсолютно. Я не судья. Кто-то хочет интересоваться — пускай интересуется. Я как не интересовался, так и не буду интересоваться. Втягивают почему? Ну, потому что, видите да, я сейчас политзаключенный опять-таки…
М.Курников
―
Хотя без взглядов.
П.Устинов
―
Абсолютно.
И.Баблоян
―
А сейчас взгляды какие-то появились? Поменялось, вообще…
П.Устинов
―
У меня, конечно, поменялось представление обо всем — о структурах, о судебной системе, ФСИН и так далее. Потому что я с этим никогда не сталкивался. У меня были какие-то предположения, как это может быть. Но как на самом деле — это вообще кардинально отличается. Но чем мне сейчас хочется заниматься — это общественной деятельностью, конечно. В первую очередь. Потому что я вижу, сколько людей сидит помимо «московского дела», куда нас вместе объединили. Сколько люди сидит вообще невиновных, реально невиновных людей по таким же сфабрикованным делам. Я видел неоднократно, у сокамерников там дела смотрели, экспертизы — всё-всё… Человека, например, обвиняют его в том, что он человеку сломал ребра, а на экспертизе написано, что за 3 с половиной недели до того, как они встретились, у него уже были сломаны ребра. То есть уже в экспертизе прописано…
П.Устинов: Район хороший. И то, что много народу, меня не смутило. Это же центр. Там всё время до фига людей
М.Курников
―
Бывает.
П.Устинов
―
Бывает.
М.Курников
―
Техническая ошибка.
И.Баблоян
―
Документы мы не видим. Как обидно: запись они вашу не видели. Ладно. Павел, очень хорошо, что вы на свободе, что вы не за решеткой, но все-таки год условно. Что это для вас означает? Что вы можете, не можете?
П.Устинов
―
Конечно, есть ограничения как и в плане сознания — я как-то себя чувствую некомфортно, как раньше себя чувствовал, ходя по улицам. Я пока не знаю, честно, какие там ограничения есть, потому что не было ни постановления пока судебного, я еще с адвокатами не успел встретиться, обсудить всё это. Участковый не приходил. Когда всё это будет, информация придет, тогда я могу уже более конкретно…
М.Курников
―
Еще 2 года надзора какого-то.
П.Устинов
―
Да, два года порядочного поведения или что-то такое.
И.Баблоян
―
То есть у перехода с телефоном не стоять.
П.Устинов
―
Не стоять.
М.Курников
―
Из метро не выходить.
П.Устинов
―
Не выходить из метро.
М.Курников
―
А вы говорите, что до этого вы себе не очень представляли. Но вы ведь до этого служили в Росгвардии.
П.Устинов
―
Да.
М.Курников
―
А вот скажите, что вы там делали? Вот у вас там наверняка друзья какие-то остались, сослуживцы.
П.Устинов
―
Конечно.
М.Курников
―
Как-то вы с ними обсуждали эту историю?
П.Устинов
―
Я созвонился, да, буквально недавно, дня три назад с офицером со свой роты. И я услышал всё то же самое, что и от других людей. Он говорит: «Как так? Что это такое? Как тебя могли повязать у входа в метро?» Он не понимал. Все в шоке, честно. Вот мы в армии, что делали? Мы ездили на ППС — на постовую службу. Выстраивали в основном коридоры, то есть направляли людей либо к метро…
М.Курников
―
Ну, например, когда футбольный матч заканчивается.
П.Устинов
―
Да. Вот на этом чемпионате мы делали. Мы стояли в коридоре, чтобы люди проходили в какое-то конкретное место, чтобы они не разбредались, а одним направленным движением именно пришли, сели и всё. А мы собрались, сели и уехали обратно в часть. Я лично никаких задержаний не производил.
И.Баблоян
―
А на митингах вы были?
М.Курников
―
Когда-нибудь стояли в оцеплении каком-нибудь?
П.Устинов
―
По-моему, нет. Мы стояли только на мероприятиях, на концертах, на день города Москвы, я помню, мы стояли.
М.Курников
―
Давайте тогда, Павел, зафиксируем. Правильно ли я понимаю, что те, кто стоят в таких оцеплениях, им все равно, что за мероприятия? Что это футбол, то это митинг — они просто стоят…
П.Устинов
―
Тем более, срочникам. Срочникам — вообще параллельно.
И.Баблоян
―
То есть не рассказывают, то есть: «Вы сейчас идете. Особое внимание на таких-то людей».
П.Устинов
―
Нет, почему, рассказывают… Нет, нам таких указаний, конечно, не дают. Наверное, давали командирам, именно начальствующему составу — офицерам, а офицеры уже — сержантам. Мы как рядовые служащие — нам чего? Мы встали и стоим.
М.Курников
―
Павел, вопрос, который мы задаем абсолютно всем. Когда вы находились в СИЗО, когда вы находились уже в заключении, чувствовали ли вы поддержки, если чувствовали, кто каким образом? Как до вас доносилась эта информация, что вся страна на ушах?
П.Устинов
―
Вот именно этот резонанс — я о нем узнал только за 2 дня до освобождения, когда ко мне пришли члены ОНК при президенте, мне рассказали, что уже и театры — в конце на поклоне выходят и говорят об этой ситуации и известные актеры, режиссеры, продюсеры, и простые люди, обычные граждане выходят на пикеты. Этот флешмоб «Я/Мы Павел Устинов». Я был в полном шоке. Конечно, было приятно ощущать эту поддержку всей страны. И именно это послужило моему освобождению непосредственно. Но вначале я не знал. Как только попал туда, поддерживали только письма. Ко мне приходила мама один раз в СИЗО на свидание и сестра.
И.Баблоян
―
Много писем получили?
П.Устинов
―
Писем достаточно приходило, да. Наверное, за всё время штук 40.
М.Курников
―
Что писали люди? Они описывали, как всё воспринимается или слова поддержки? Что там было?
П.Устинов
―
Они по-разному. Кто-то описывал свой день, чтобы я как-то разгрузился, переметнулся в нормальную реальность — как люди живут. Это было приятно на самом деле. Когда ты читаешь, ты абстрагируешься от всего вот этого… ну, вы поняли. И также, конечно, слова поддержки. Говорили: «Держись. Ты не виноват абсолютно. Вся страна это видит. Всё будет хорошо». И так далее. И родственники тоже писали. Было приятно. Девушка фотографию прислала такую… очень хорошее письмо с поддержкой, со словами — то, что она любит меня. Это было очень приятно.
М.Курников
―
Павел, много вопросов по поводу кассации: будете ли вы подавать кассацию какую-то, будете ли вы оспаривать приговор или вы не хотите рисковать, как говорится, не в тюрьме и ладно?
П.Устинов
―
Нет, я буду, конечно, обжаловать, потому что это несправедливо. Я знаю, что я не виноват, я не совершал никаких преступлений. Меня насильно делают преступником. Я не понимаю, конечно, зачем, но я буду с этим бороться, потому что это не так.
И.Баблоян
―
А вы видели на суде этого человека, которому вы причинили физические страдания?
П.Устинов
―
Лягина?
М.Курников
―
Да.
П.Устинов
―
Ну, конечно.
И.Баблоян
―
Как он на вас смотрел? Он вообще на вас голову поворачивал? Мне просто интересно. Вот взгляд, стыд какой-то в его глазах?..
П.Устинов
―
Первый раз встретился с ним в следственном изоляторе, когда я встретился с ним на очных ставках, когда пришел следователь, мой адвокат, и вот в первый раз псевдопотерпевший Лягин пришел. Он смотрел постоянно в пол, вы не поверите — постоянно. Вот сел и смотрел в пол. Мельком как-то глаза поднимал, но сразу же уводил. Когда я ему какой-то вопрос задавал во время очных ставок — я задавал вопрос: «А почему вы меня оговариваете?» смотря на него в глаза, — а он даже взглядом на меня не повел, просто молчал, сидел.
М.Курников
―
То есть никак не ответил на это.
П.Устинов
―
Нет. Следователь просто снял вопрос, сказал: «Это не относится к делу».
И.Баблоян
―
Действительно!
П.Устинов
―
Ну, техническая ошибка.
П.Устинов: Я о резонансе узнал за 2 дня до освобождения, когда рассказали члены ОНК при президенте. Я был в шоке
М.Курников
―
Слушайте, а этот самый момент — вы, наверняка его помните хорошо — когда вы уворачивались, он действительно как-то упал? Потому что на видео мы видим, что он падает. Но как так получилось, как вы себе это объясняете? Он, действительно, мог вывихнуть плечо, или этот вывих, скорей всего придуман?
П.Устинов
―
Начнем, во-первых, с того, что первый сотрудник — это не Лягин. Это понятно всем. Человек отличается, например, ростом, комплекцией. Мы на видео видим какого-то маленького человека, рост где-то метр 70, небольшой, щупленький, если сравнить просто со мной физические данные. А Лягин, он высокий. Он достаточно высокий, где-то метр 92 у него рост. Плюс берцы — несколько сантиметров и шлем, колпак — тоже там толщина где-то 5–7 сантиметров. То есть это под 2 метра. А локти мои, где находились? Они находились даже ниже моего лица, понимаете, да? У меня рост — метр 83. То есть логически, если рассудить, — если он бы был 2 метра, у меня локти были где-нибудь вот здесь. Это первый момент.Второй момент: я, естественно, не сопротивлялся, потому что я находился в шоке с самого первого момента. Я заметил их в тот момент, когда отвел взгляд от смартфона на ботинок первого сотрудника — буквально, в этот момент я заметил, поднял голову и меня вот так понесло. Они мне начали заламывать руки и я, естественно, начал терять равновесие. Я что-то начал более-менее осознавать, когда я встал на ноги на одну секунду, обосновался так, когда человек первый начал падать в ноги сам, я не притрагивался к нему абсолютно, тем более, я поднял руки. Я сказал слово «спокойно!» — спокойным тоном, это всё слышно на видео, если вслушаться.
М.Курников
―
Я, честно говоря, думал, что это омоновец говорил вам: «Спокойно!»
П.Устинов
―
Нет, это я сказал. И несколько раз повторял, когда меня избивали. Тоже несколько раз говорил: «Ребята, спокойно! Вы чего творите-то?»
М.Курников
―
Мы сейчас прервемся здесь на рекламу, после рекламы вернемся в студию.
М.Курников
―
Напоминаем, Павел Устинов у нас в гостях. Павел начал рассказывать, как его задерживали и сказал такую фразу: «Когда меня потом били…». Вы имеете в виду во время задержания или потому уже, по дороге в автозак, в автозаке?
П.Устинов
―
Нет, во время задержания, конечно, когда меня повалили в конце и стали бить по спине. У меня, кстати, спина болела до конца самого, пока я сидел
М.Курников
―
А если говорить о том опять же, как всё проходило. Тут Ира вспомнила, что Алексей Миняйло, который приходил к нам в студию, говорил, что среди сотрудников тоже попадались очень понимающие люди, который как-то хорошо относились к задержанным. Вы как, с кем столкнулись? Как к вам относились сокамерники, в конце концов? Они-то узнали, вообще, что вокруг их соседа, коллеги, так сказать по камере, такой хайп по всей стране?
П.Устинов
―
Конечно, они узнали. После того, как я пришел после встрече с членами ОНК, я рассказал ребятам. Они, конечно, были все в шоке. Они полностью офигели. Во-первых, у меня всё проходило в суперэкстренном варианте.
М.Курников
―
НРЗБ тест.
П.Устинов
―
Да, у меня был такой тест тюрьмы, я прошел — демоверсия. Потому что очень быстро всё проходило. Очень быстро прошло следствие. Ну, сфабриковали дело, всё хотели быстро, по-тихому соштамповать и отправить. Но не получилось, конечно, в связи с такой оглаской это сделать.Отношение было хорошее. Я сидел с бывшими сотрудниками. Они понимающие адекватные люди.
М.Курников
―
А потому что вы тоже бывший сотрудник Росгвардии или как?
П.Устинов
―
Ну, конечно. Бывших сотрудников сажают с бывшими сотрудниками. Но я-то срочником был, но это тоже считается, как бывший сотрудник. Люди там все с высшим образованием были. То есть я бы никогда не сказал, что они сделали какое-то преступление. И это действительно так. Там большинство просто реально невиновны. Сидят по несколько лет, как это бывает. Три года человек сидит, полтора года, просто ждет следствия.
М.Курников
―
Ждет, когда расследуют.
П.Устинов
―
Да, приходит один раз следователь, чтобы сказать язвительно: «Мы у вас изъяли имущество». Всё. И больше не приходит.
М.Курников
―
Еще задают вам вопросы. По крайней мере, тут приводят Дашу Егорову, которая якобы нарушила какую-то театральную этику, по мнению, видимо, руководства театра — выступила за вас. Ее уволили из этого театра. Вы слышали такие истории? И что, вы как-то собираетесь на это реагировать? Потому что люди вроде бы, как раз заступаясь за вас, пострадали.
П.Устинов
―
Да, я слышал про этот случай. Вы удивитесь, но это девушка — подруга моей невесты.
М.Курников
―
Вот в чем дело.
П.Устинов
―
Когда я это узнал, я был в шоке, потому что это несправедливо. Непонятно, чем люди думают. Если вся страна поддерживает, все большие театры выходят на поддержку, почему из провинции театры не могут поддержать? И в чем вина этой девушки? Ну, выступила она, поддержала. Я ей благодарен безумно за это. И я думаю, многие люди за это благодарны ей тоже. Но я не понимаю, как это возможно.
И.Баблоян
―
Очень много вопросов было одинаковых: «Почему вас не было на митинге?»
П.Устинов: 29
―
го?
М.Курников
―
Да.
П.Устинов
―
Потому что я готовился к апелляции. У меня апелляция на следующий день была.
М.Курников
―
30, соответственно.
П.Устинов
―
Конечно.
М.Курников
―
Слушайте, а когда вы услышали — 3,5 года приговор, — что почувствовали.
П.Устинов
―
Честно, я уже до этого я подготовил себя морально то, что могу уехать на лагерь…
М.Курников
―
Что будет обвинение.
П.Устинов: Если вся страна поддерживает, все большие театры выходят, почему из провинции театры не могут поддержать?
П.Устинов
―
Да. Ну, такое двоякое ощущение было: вроде как бы я расстроился, я уже понял окончательно, что люди не одумаются. Даже уже если дело дошло до приговора, до того, что я получил реальный срок, то тут, что-то подозрительно…
М.Курников
―
А когда вы поняли, что «всё, ситуация качнулась в другую сторону и я, кажется выйду на свободу»?
П.Устинов
―
Это произошло в тот момент, после встречи с членами ОНК, когда я понял, что такой общественный резонанс, и по любому надо будет как-то органам реагировать на это. Это же невозможно оставить без оценки, без какого-то слова, комментария.
М.Курников
―
А как вы оцениваете действия прокуратуры, которая сначала просили для вас 6 лет, а потом сказала: «Ой, вы знаете, 6 лет… Да даже 3,5 года слишком много. Надо же отменять». Вы им скорее благодарны или это скорее вызывает, я не знаю, смех?
П.Устинов
―
Да, конечно, это взывает какое-то сомнение. Как всё это нелепо, это какой-то цирк. Как выступала прокурорша, как выступал прокурор на первом суде, когда было первое заседание, как она подавала информацию, как она переворачивала всё с ног на голову, что меня сделали виновным, просто государственным каким-то преступником. Я не знаю, я какой-то террорист, член какой-то группировки — я себя ощущал, когда сидел в этом «аквариуме» один, изолировано. Как бы реально давят и просто насильно делают тебя преступником.
М.Курников
―
Павел, когда появился Кучерена у вас в качестве адвоката, насколько это было для вас неожиданно, сюрпризом, как это произошло? И что вы можете сказать по итогам, насколько это повлияло или не повлияло на то, как заканчивается сейчас эта история?
П.Устинов
―
Это было также неожиданно. Потому что я, во-первых, не знал этого человека. Я не интересовался никакими судами, судопроизводством в принципе. Но ребята знали его, тоже показали, по-моему, то ли в новостях, то ли кто-то из родственников им сказала, или с адвокатом передали, я сейчас точно не скажу, как это произошло. Но мы все узнали, и ребята удивились, сказали: «Ни фига! Тебя Кучерена защищать будет». Это было приятно. И, конечно, оба мои защитника работают адекватно, реально, хорошо. И мне нравится их работа. Но это, наверное, повлияло.
М.Курников
―
То, что вас будет защищать Кучерена, вы узнали из новостей, а не лично?
П.Устинов
―
Нет, не лично, конечно.
М.Курников
―
Понятно. Большая часть вопросов, которые приходят, они как раз такое легкое недоумение: «Почему вся эта история не заставила его задуматься о том, что дело в политике?» Как вы ответите этим людям.
П.Устинов
―
Нет, дело-то, конечно, тут в политике. Это политический уклон. Под этой призмой всё рассматривают, это естественно. Кто тут не увидит это? Но просто я к этому отношения никакого не имею и не хочу выражать каких-то чувств, как-то это оценивать.
М.Курников
―
Никакую политическую позицию вы все равно не будете занимать.
П.Устинов
―
Нет.
М.Курников
―
Это Павел Устинов. Мы сейчас прервемся ненадолго, после этого вернемся в студию.