Виктор Шендерович - Разворот (утренний) - 2012-05-07

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: К нам пришел Виктор Шендерович. Вас задерживали же, Виктор Анатольевич, вместе с Борисом Немцовым, да, по-моему?

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Да, а то бы я видимо, не пришел.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Расскажи, пожалуйста, что случилось?

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Виктор, у меня одна просьба.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Автограф?

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Нет, это радиостанция, нас слушает много народа. Поэтому…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И дети.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Ты считаешь, что дети, да?

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да. Цензура, мат, если можно…

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Знают ли дети слово хунта?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я думаю, что им уже начали рассказывать.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Вот им пора начать объяснять, что это такое Хунта – это по-испански власть. Просто власть, без подробностей. Вот мы здесь, мы сильнее, поэтому мы будем делать то, что мы хотим. Вот и все. Вот надо просто понимать, что вот это вот, все вот это вот, то, что идет сейчас на наших глазах по красной дорожке – это не президент. В том смысле, в котором президент во Франции вот появился. В Америке, в Польше, в других странах. Это глава режима. Его коллеги – не Олланд, не Обама, а его коллеги Уга Чавес, Лукашенко.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Слушай, я тебя давно не видел в таком состоянии.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Со мной все в порядке.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Слушай, ну расскажи, что там случилось, как вас там задержали, отпустили? Чего вообще в городе происходит? Мы тут 4 часа просто с Ганапольским (неразборчиво) сидим.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: В городе войска. Как положено, при хунте, в городе войска. Вот видишь, как раз вот войска чего-то докладывают.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нет, Ален, расслабься, это не тебе.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Значит, некоторое количество, оно исчислялось сотнями конечно людей, шло по бульварам, с белыми ленточками, без белых ленточек. Ну, так сказать, там было мало людей, без высшего образования, признаться. Вот в автозаке, в котором я имел честь сидеть. Там вообще, по-моему, без высшего образования никого не было. Это были интеллигентные люди, которые шли выразить свою позицию. Гранатометов не было, должен сказать. Тратила не было. Шли, да? Значит, перекрыты бульвары… Ну, перекрыто все, разумеется, да? С Бог знает, какого уже дня. Сколько суток уже войска нагоняются Значит, на уровне въезда в тоннель, было просто оцепление, мощное оцепление ОМОНовское. Видимо меня ждали. Потому, что ровно к тому моменту…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Наверняка. Встреча с поклонниками.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Да. Ровно к тому моменту, как я подошел, а подошел я в компании с некоторыми ещё журналистами. Там был Лер Рубинсшейн, там был Артур Соломонов, там я встретил Илюшу Барабанова. Там некоторое количество журналистов было, и просто людей. К тому моменту, как я подошел, они начали стремительно довольно гнать, просто гнать, тыча палками в спины там женщин, не женщин, по бульвару, и по тротуарам. Вот такой цепью пошли. Мощной цепью, толщиной там в 5-6 ОМОНовцев, плотно. Можете сами посчитать, сколько их там примерно было. Вот просто гнали, гнали людей. Я, на самом деле, действительно шел на «Эхо Москвы», поделиться впечатлениями о вчерашнем.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Теперь ты делишься…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сегодняшним.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: И так 8 раз, как в том анекдоте. Я уже в процессе, они довольно стремительно шли, тыча палками мне там в диафрагму. Я, тем не менее, тыча им встречным образом в лицо удостоверением…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Конституцией.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Нет, какой конституцией? Удостоверением. Это уже не канает. Но хоть удостоверением журналиста. Я говорил: «Слушайте, где тут у вас старший? Вот офицера позовите». Тыкнув ещё несколько раз меня палкой в живот, меня выдали офицеру. Он тут же был в цепи, он сказал: «Я офицер». Я сказал: «Я журналист, вот что вы делаете? Кто отдал приказ? Представьтесь, пожалуйста». «И скажите, кто отдал приказ это делать»? Потому, что просто били людей. Просто били людей, гнали их по бульвару, в сторону Никитских ворот. На что, в полном соответствии с конституцией, (неразборчиво) сказал сержанту: «Прими его». И меня приняли. Самым банальным образом, заломив руку. Значит, рука назад, банка к асфальту, и привели в автозак, где сидело уже к тому времени человек 7 с высшим образованием. А потом ещё столько же напихали туда же. Через стенку, в том же автозаке, как потом выяснилось, когда меня уже выпускали, сидели Немцов, Саша Раквин, ещё там столько же человек, как сельди в бочке. Очень душно.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Выпускали как? Просто, типа: «Ну чего, посидел? Успокоился? Ну, иди».

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Нет. Я сначала… Значит, журналистское удостоверение унесли на посмотр, его там смотрели, читали.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Водяные знаки искали.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Видимо у них с мышцами лучше, чем с грамотностью. Потому, что читали довольно долго, мои 10 букв моей фамилии. И несколько букв радиостанции. После чего, мне сказали: «Сударь», - сказал мне подполковник, я его фамилию записал. Он сказал: «Сударь»…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Именно слово сударь?

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Сударь. Вообще, они в перерыве между… Это меня попросили передать из автозака. Попросили Нургалиева специально, что либо колотить женщин палками по головам и спинам, и ломать ребра, да? Но когда это делаешь, не надо говорить: «Уважаемые граждане». Вот в этот момент, не надо этого делать. Надо как-то выбрать, либо уважаемые…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Прости, мы прервем тебя на секунду.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Давай, сейчас на новости, а потом расскажешь, как срочно выпускали.

НОВОСТИ.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Сейчас 12 часов 35 минут, мы были с вами свидетелями инаугурации Владимира Путина. Важная вещь произошла, только об этом хочу сказать. Вот Тань, ты не видела, да? И Виктор, тоже ты выходил, не видел. У нас в студии Виктор Шендерович, из автозака пришел, вдруг.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Инкогнито был из Петербурга, да.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да, а Шендерович из автозака. На улице… То есть, по всей видимости, это такая, церемониальная история. Ну, был такой момент, как бы, прощание и Путина и Медведева, с ВИП гостями.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: С женами. Это было прощание с женами. Ты видел, да? Там…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Ну, прощание с женами.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Они попрощались с женами только что, на наших глазах. Это был праздник.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да. Но очень важно (просто, чтобы не было разговоров). Между Валентиной Ивановной Матвиенко, я не помню женой то ли Путина, то ли Медведева, я не очень их различаю, потому, что редко вижу, стояла Наина Ельцина.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, Наина Ельцина.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: И которую… Её поцеловал и Путин, и Медведев. То есть, такой церемониальный акт. То есть, в данном случае, никакого презрения, отторжения в данном случае не было как с одной, так и с другой стороны. Я на это обращаю внимание. Мы сейчас продолжим… Мы объявим результаты голосования, продолжим разговор с Виктором Шендеровичем, который из автозака, и продолжим принимать ваши телефонные звонки. Все это буквально через 2 минуты.

12 часов 38 минут, мы продолжаем «Утренний разворот». Такой внеплановый, потому что только что мы были свидетелями инаугурации президента Путина. И мы должна Танюш, сказать с тобой результаты голосования. Я не знаю, Виктор Шендерович у нас в студии, слышал ли он. Дело в том, что Владимир Путин выступил с такой краткой речью, какой он видит Россию в будущем. И сейчас, не перечисляя то, что он сказал, мы спросили нашу аудиторию. Считают ли они, что Путину удастся выполнить свои обещания? Конечно, субъективна аудитория, но только 5% вот в телефонном голосовании считают, да. 95%, что нет. А вот Таня, у тебя?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, у меня было примерно так же до тез пор, пока интернет-редакторы все снесли.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Но приблизительно так же, да?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но было примерно так же, да.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Ты знаешь, я тут просто вспоминаю по поводу того, что удастся ли обещанное выполнить. По Стругацким. Комната выполняет не те желания, которые ты ей говоришь, а то, что ты хочешь.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Вот то, что Путин хочет – он выполняет, и выполнит. И мы видим практически, плоды его руководства России, мы видим.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Может быть, это не умение?

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Нет, это просто другая задача. Другие задачи. Свои задачи, те, которые он, и его корпорация ставит, они выполняют очень эффективно, и успешно. Просто комната не слушает слова, комната прислушивается к желаниям.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Так давай вернемся к тому, как всех выпускали из автозаков. Мне просто очень любопытно, что там в итоге? Места стало мало? Решили освободить?

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Нет, все банально. Нет, в моем случае, ну не знаю, почему… Значит, есть какие-то догадки, почему меня выпустили.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Книжку читали? По телевизору видели?

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Да, где-то… Он говорит: «Слушайте, я вас где-то видел». Ну, память хорошая у человека. Но почему-то выпустили. Не важно, не выпустили несколько журналистов, которые были там. Вообще, били без разбору. Классик русской литературы Лев Рубинштейн, получил при мне, так сказать, ногами и дубинками, при мне. Ломали стулья там, в «Жан Жаке».

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Потому, что бьют не по паспорту.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Да нет, и даже не по морде. А просто все, что на дороге. Вот они метелили все, что попадалось у них на пути. Они просто шли, и метелили. Вот и всё.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Подожди.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Да, я очень важную вещь. Выйди из автозака.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Мне важно понять, Просто что? Просто шел ОМОН, и метелил? Такого же не бывает.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Да. Бывает. Потому, что никаких фаеров, никакой попытки прорыва, никакого выстрела из гранатомета, в сторону Нового Арбата не было. Просто в какой-то момент они увидели, что людей действительно много, и решили на всякий случай… И кто-то дал команду винтить. Гнать и винтить, вот и всё. Значит, тут что важно? Я потом, выйдя из автозака, я, надо сказать, поставил по стойке смирно несколько офицеров, и попытался добиться у них: а – фамилии. Один человек мне представился. Один. Подполковник, у меня записана его фамилия. Тот, который назвал меня сударь. Он аккуратно представился. Было видно, что ему… Знаешь, как у Бабеля, «В ком квартировала совесть». Было видно, что в нем квартирует совесть, ему немножко неловко. Да, но я хочу заметить, на мой прямой вопрос, кто отдал приказ? Как фамилия вот этого человека, вот этого человека, который мне заламывал руку, этого лейтенанта старшего, который дал команду, меня волочь. Кто отдал приказ вообще, на разгон этого. Он сказал: «Я не могу вам это сказать». Я спросил: «Это военная тайна»? Он сказал: «Да. Вы же понимаете». Значит, я предположил, что мы имеем дело с организованной преступной группировкой Потому, что там никто не признается в… Да? Крестный отец приказов письменных не отдает. Полиция, по моим представлениям, должна мне, налогоплательщику ответить, кто дал приказ меня бить. И на каком основании это было сделано? Вот отсутствие всякой обратной связи… То есть, обратная связь заключается в том, что меня бьют. А на мои вопросы, кто отдал приказ, не отвечают. И никто не добьется этого ответа. Никто. Потому, что никому не охота быть крайним. Вот просто они, тем не менее, дали эту команду. Должен отдельно отметить, вот я наблюдал, поскольку меня потом из автозака выпустили, а за оцепление на Новый Арбат ещё минут 10 не пускали, потому, что было перекрыто. Я еще некоторое время бродил среди этих усталых победителей, они сели в «Жан Жак», откуда с поломкой стульев выгоняли там только что, да?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вообще ужасно, конечно.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Они сидели в этом «Жан Жаке», утирали свои потные шеи, и победители такие, да? Я должен… Я наблюдал эти бессмысленные лица. Им сказали метелить – они отметелили. У них так сказать, совершенно такие, солдаты Урфина Джуса.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Хорошо, давай вот о чём поговорим, есть такая возможность. И порассуждаем о том, как же будет…

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Даю Ой, подожди, очень важная вещь. Когда все-таки меня выводил за оцепление этот подполковник, он мне сказал, ну так вот дайте нам… Пусть дума примет закон, что мы должны объявлять приказ, чей приказ. Мы будем объявлять, чей приказ. Он мне сказал: «Так давайте, вы в думу своего депутата выберите», сказал он мне. Чем проявил не дюжинные так сказать, на самом деле, умственные способности. Потому, что он связал явление. То есть, не знаю, до какой степени он святой этот подполковник. До какой степени он на самом деле думает, что я могу выбрать своего депутата…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Нет, ну это просто была такая-то форма…

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Нет, он мне искренне посоветовал, вполне искренне: «Вот вы выберите, вот в думе пусть будет ваш депутат, который внесет это, они примут, и тогда мы будем… Мы не виноваты». Я ему напомнил, правда, что вообще, законным требованием полиции человек должен. Вот им сейчас будут вклеивать за неподчинение вот по этой статье. Но там черным по белому сказано: «Законные требования». Законные требования – это представься, назови статью, по которой ты меня задерживаешь. Вот тогда это законно. А это мы имели дело в хунтой, и мне жаль этого подполковника.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сейчас сделаем небольшой перерыв, там я так понимаю, регионы от нас уйдут. Ну, а мы остаемся в студии, и продолжаем восхищаться сегодняшним днем.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: 12 часов 45 минут, и вместе с Татьяной Фельгенгауэр, и нашим гостем неожиданным, но крайне приятным, Виктором Шендеровичем, мы говорим о событиях вчерашних, и сегодняшних. Я хотел бы тебя Виктор, как более активного человека, я имею в виду более активного, с точки зрения взаимодействия с оппозицией спросить, ну и что должно быть дальше? То есть, должна ли на твой взгляд, оппозиция и дальше заниматься уличными выступлениями? И как бы, стратегия понятна, но тактика должна поменяться.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Ну, во-первых, ты преувеличиваешь степень моей включенности.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Нет, просто ты бываешь на митингах, ты…

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Да, бываю на митингах. Я был бы на митингах, если бы был сантехником, да? И не знал бы лично Немцова, я бы тоже ходил на митинги, я думаю. Не знаю, нет ответа на этот вопрос. Потому, что ясно только одно. Вот «Не пустим вора в Кремль», да? Был лозунг Вот вор пролез в Кремль, и теперь он оттуда не может выйти. Не сможет выйти. Он ощерился там, он окопался там, ему теперь обратно дороги нет, как всякому авторитарному правителю, который к власти пришел, а потом наворочил такого, что не может уйти. И вот то, что он сам себя загнал… И страну, и себя, да? Отрезав, последний шанс был в декабре, и весной. Последний шанс. Какого-то диалога, какого-то эволюционного развития. Мне кажется, он это отрезал. И то, при каких обстоятельствах чудесных он вступает, инаугурируется, да? Совершенно ясно говорит о том, что… О стиле будущего правления, на самом деле. В этом смысле, я не могу призывать людей выходить на улицы, прорывать оцепления, и так далее. Я понимаю, что это очень (неразборчиво) острый путь, во всех смыслах слова. Но эволюционный, то, что у нас называется элита, эта группа убогих, она отрезала эволюционные пути. На наших глазах, вот много лет, отрезала, и последний раз отрезала уже весной. Отрезала возможность эволюционного пути общества. Потому, что вы же видите, да?

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Почему? Позвольте возразить. Дело в том, что пусть дискредитированы выборы губернатора, мы знаем по какой причине, да? Из-за многочисленных вот этих вот преград и фильтров, которые… Но организация партии, например, все-таки остается. 500 человек…

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Послушай, значит, не будем путать по анекдоту, оргазм с астмой. Это астма, это всё астма. Это не имеет никакого отношения к народовластию. С этими всеми (неразборчиво). Ну, будет 15 карликовых партий, который все будут (неразборчиво).

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: А почему карликовых?

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Значит, давай разделять субъективные и объективные вещи. Есть проблемы в оппозиции, есть проблемы в ну, просто масштабе, да?

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Оппозиции. Оппозиция не смогла видимо предложить, самореорганизоваться. Не организовали коалицию, да? В декабре. Так и остались 15 партий движений, каждый из которых со своим флажком, игрушечным детсадовским, выходит на эти митинги. Это отдельная проблема, которая только подтверждает уже наблюдения давнишние, аксиому. Что когда деградирует власть, в любой стране, то вместе с ней, деградирует оппозиция. Мы сейчас видим там какую-нибудь египетскую оппозицию, ливийскую оппозицию. Понятно, что чем дольше было все закатано под асфальт, тем более убогие плоды обнаруживаются потом.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, но с другой стороны, я помню, как мы все обсуждали о том, что вот, все, в декабре все получилось, ну в январе-феврале тоже было все мощно. А потом, все начало скукоживаться, и люди не выходят, им это уже не интересно.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Скукоживаться…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И не важно. А вчерашний день показал, что нет, люди могут выйти. И более того, они могут как-то и… Не знаю, разозлиться.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Вот! Вот ты сказала ключевое слово. Изменилась интонация. Драматическим образом изменилась интонация. Вчера не было веселья, бодрого веселья. Радостного, бодрого, победительного веселья, которое было в декабре. И не было уже вчера. Вчера вышли… Было раздражение. И это значит, инструментарий может поменяться. Мы в двух шагах от (неразборчиво). Во-первых, вчера был в двух шагах от Ходынки настоящей. Там чуть-чуть было до настоящей большой крови. Ну, такой уже, да? С трупами. Чуть-чуть. А это просто ну, можно сказать, повезло в каком-то смысле. Но интонация, раздражение вместо веселья… Веселье на чем было основано? Что все-таки, мы сейчас вот вышли, нас услышали, и мы начнем какое-то медленное… Понятно, пошаговое движение вперед, да? Ему хватило ума, этому нашему, да? В Кремле. Разломать, сломать о колено вот все эти поклоны, просто сломать о колено. Ну, сломал о колено, дальше с переломанным будем жить. Срастется уже не эволюционным путем. Срастется уже другим путем. Мы уже видим, мы уже по вчерашнему дню видим раздражение. И вот эти вот усталые победители, которые сегодня в «Жан Жаке» сидели бесплатно, да? После того, как отмолотили некоторое количество людей с высшим образованием, Они не представляют, какого они… Ну, не они, конечно. Их хозяева. Не представляют, какого джина они в эти дни выпускают из бутылки.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Послушай меня, я все-таки хотел бы вернуться. Ты так сказать, чуть замазал историю с оппозицией. Я понимаю раздражение, все это мне понятно. Какая бы была максимальная степень свободы? Люди бы вышли на Болотную, ничего бы этого не было, и они бы прокричали в очередной раз…

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Понимаешь, какая штука?

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Подожди, сейчас минуточку, я сформулирую вопрос.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Да, хорошо.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Владимир Владимирович, который сегодня избран как президент, и ты по этому поводу даже улыбнулся. Он неоднократно говорил такую фразу: «А с кем, собственно, вести переговоры? Пусть они сначала самоорганизуются…», да я приблизительно говорю его слова. «И пусть сформулируют требования дальше, в рамках существующего законодательства». И я все время спрашиваю. Просто поверь, мне по-человечески интересно. Вот что, так и будет? Или все-таки, будет создана какая-то партия? Наконец поймут, что через колено будут переламывать, да? Значит, нужно идти каким-то другим путем. Что будет дальше? И будем только жаловаться на злого Путина, (неразборчиво).

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Значит смотри, давай как ты говоришь, не замазывать, и давай в одну куч все не валить. Слова Путина о том, что не с кем говорить – это цинизм и лицемерие. Требования были внятно сформулированы, они звучали: «Честные выборы – наказание фальсификаторов». Точка, да? Не наказание фальсификатор был главный награжден, а то есть, крышиватель фальсификаторов был только что награжден орденом Александра Невского.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Ну, это их…

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Нет, секундочку, стоп. Значит, в шахматы играют вдвоем, да? Один человек делает ход, другой человек делает ход. Значит, когда на твой ход, на твой гамбит, в голову летит доска с гирей, то затруднительно играть в шахматы. Значит, требования свободных выборов, оно может быть либо услышано кем-то в элите. Кем-то в ком здравый смысл и знание истории хотя бы, на троечку. Который понимает, что если не будет обратной связи, если вот будет хунта, то рано или поздно, это рванет. И рванет уже не эволюционно. Либо, общество сможет настоять. Общество может настоять, наверное. Если польское общество, говоря там, и французское общество. Если бы сейчас Саркози объявил, что пошли вы все… Я не знаю, как по-французски задница, да? Я вот останусь президентом, и всё. И посчитали мне 60%, и пропадите пропадом. То конечно, послезавтра его бы не было просто, да? просто вся Франция вышла бы, включая его сторонников. Значит то, что Россия несколько отстала в своих представлениях о механизмах. И то, что там некоторой гордости в этом смысле… То, что они не будут кучумать, а мы будем кучумать. Это мы вносим раскопки, это аксиома. Мы об этом не говорим. Да, у них вышли бы десятки миллионов, у нас выйдут десятки тысяч. Мы об этом е говорим, мы констатировали эту отсталость. Дальше, что делать?

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Я вот жду твоего ответа на этот вопрос, и…

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Ну, я например…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Смогут ли все эти ребята, которые сидят в автозаках, наступить на горло тем самым распальцовкам, и создать нормальную партию, или…

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Нет, секундочку. В автозаках из людей, которые могут создать партию, я увидел только Немцова. Остальные люди – это были просто люди с высшим образованием, но некоторым (неразборчиво) достоинством.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Я понимаю, Виктор. Ты же понимаешь мой вопрос. Я говорю, вот дальше… Ты видишь, вот ты.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Я не вижу пока никаких движений в эту сторону. И думаю, что они…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: В плане создания…

В. ШЕНДЕРОВИЧ: В плане создания партии, да? Я этого не вижу.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Это печально.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Это очень печально, мне тоже печально. Значит, тем не менее, вот есть общество. Партия – все равно, наконечник. Некоторый наконечник копья.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Конечно, но это наконечник копья…

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Совершенно верно.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Потому, что если бы не было партии, которую возглавляя Олланд, то вокруг её не объединялись бы люди.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Нет, наоборот, все в обратном порядке. Есть люди, которые требуют некоторого полевения… Ну, в данном случае французского общества, некоторого изменения политики. И эти настроения консолидирует партия, которая выдвигает своего кандидата. Вот, как выглядит технология.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: А в чем сложность? Вот эту партию сделать? Объединились бы, либо вокруг республиканской партии Рыжкова, которая вот должна вроде бы появиться.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Матвей, ты задаешь такие простые вопросы, на которые нет ответа. Я, не являясь политиком, не понимаю, почему 11 декабря нельзя было всем сесть, в диапазоне партии в данном случае.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да. Это очень важная вещь, Виктор, о которой ты сейчас говоришь. Очень важная вещь.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: В данном случае, речь идет не о партии, а о коалиции.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: О коалиции, о чем угодно.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Я об этом 10, 11, 12 и далее, как ария попугая, да? Не сели, не договорились. Почему нельзя было сделать коалицию – это вопрос в Немцову, Рыжкову, Удальцову, Навальному. Через запятую там Пономареву, и далее по списку. Это к ним всем вопрос. Это вопрос важный, но как не странно, не первостепенный сегодня. Потому, что сегодня у нас день констатации. У нас инаугурация, некоторый цикл пройден.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: И у нас сегодня день констатации. Мы сегодня констатируем, особенно на фоне Франции это заметно. Где свободная страна, выбор свободного образа нового лидера. Старый, проигравший выборы его поздравил, ничего с Францией не случилось, во Франции поменялась администрация. Франция - великая страна, продолжит свои поиски идеала, да?

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Которого никогда не найдет, но тем не менее, да? В процессе. И это в любом случае, никто победителю не кинет в лицо, что он самозванец.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А у нас тут пока продолжают задерживать, всех запихивать в автозаки, в том числе журналистов. Вот такая вот у нас Манежная площадь.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Просто я…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: 120 человек уже задержали.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Как журналист, как ведущий эфиров, я не понимаю, честно тебе скажу, как мне к этому всему относиться. Вот сегодня мы говорим, называем некоторые фамилии. Ты исключение. Потому, что ты писатель. Просто, который имеет свою точку зрения, он может приходить на митинги, может не приходит. У тебя тут передача «Особое мнение», вот ты это все описываешь, да? Так несколько литературно. Но я, как ведущий, я не понимаю, как относиться к эти людям, которые кричат: «На баррикады»! Но дальше этого… И лозунг, у которых «Путин, уходи»! Просто, пойми меня чисто по-человечески. Это что? Инфантилизм? Они предполагают, что он покроется красными пятнами, повернется, выйдет, и сам уйдет?

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Нет, секундочку, стоп.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Я не понимаю, как к этому относиться.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Матвей.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Косишь под дурачка. По настоящему, ты извини, диагностирую. Косишь под дурачка.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Это моя работа.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Я понимаю.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Для того чтобы ты ответил.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Типа…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Нет, я веду себя естественно.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Адвокат дьявола, хорошо.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: А я должен, я за это деньги получаю.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: А, извини.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Минута у вас, дорогие мои.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да, вот ответь, мне это важно.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Отвечаю. Были совершенно внятные требования. Кроме «Путин, уходи», были совершенно внятные сформулированные требования. Дальше, вопрос в инструментарии, да? За (неразборчиво), которой говорит (неразборчиво) «Уходи», стоят два миллиона на верфях. И (неразборчиво) садится как миленький, и они не уходят. И садится за стол переговоров. За ними не стоит 2 миллиона. По крайней мере, они не могут постоять, да? Они во-первых сами не выходят, потому, что россиянин капризный. Один раз вышел, а другой раз сказал: «Да ну, они меня разочаровали». Да?

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да.

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Как будто он выходит к Удальцову и Немцову а не к себе. И не за своими правами. Значит, это очень важное… То есть, собственно, то и есть суть дела.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Последний вопрос, у нас осталось…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: 30 секунд.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: 30 секунд. Нужна ли коалиция? Нужно ли наконец, организоваться в какую-то политическую структуру?

В. ШЕНДЕРОВИЧ: Детский вопрос задаешь. Да Это 10 декабря был ответ.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Спасибо большое.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Спасибо большое, на этом самый длинный в моей жизни «Утренний разворот» заканчивается.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Это только начало.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Матвей Ганапольский, Татьяна Фельгенгауэр, большое спасибо Шендеровичу.