Русский бомбардир - 2013-10-04
А.ОРЕХЪ: У кого что. Я сейчас чувствую себя Татьяной Фельгенгауэр, которая обычно приходит рано утром, уходит поздно ночью. Сейчас Танюха, правда, с которой мы встречали этот день, улетела в теплые края.
Это программа политических паразитов «Русский бомбардир». Я Антон Орехъ, Василий Уткин опаздывает на пару минут. Я даже думаю, он слышит зачин нашей беседы, ну, а я пока виртуозно тяну время. У нас есть Твиттер, аккаунт – vyzvon, смс: +7-985-970-45-45, телефон +7-495-363-36-59.
И я сейчас прочитаю пару уже поступивших к нам смс. Павел Дубна: «А вы пока Таню вместо Васи посадите». Нет, ни к сожалению, ни к счастью, просто немного другой у нас тут коленкор. Так, а… Раньше-то Василий у нас только был телезвезда, теперь-то у нас телезвезд несколько, я тоже отчасти там мерцаю. Ну, в общем и вам тоже хорошего эфира, спасибо вам.
Что мы сегодня планировали обсудить, что из событий такого интересного, о чем вы уже можете подумать и начать нам что-нибудь писать. Безусловно, у нас октябрь 1993 года, мы с Н. Котовым за пределами эфир немножко даже об этом поговорили. У нас на днях в эфире был человек, который не был здесь примерно с этих событий. Было очень радостно его здесь видеть, из наших бывших эховцев. Мой 1-ый напарник по эфиру Александр Иванов. Для меня эти события 93 года интересны тем, что стало с людьми за 20 лет. Люди, конечно, изменились, но не до такой степени, чтобы их было невозможно узнать. И когда видишь людей, который не видел около 20 лет, они уже не те, но что-то такое узнается.
Я уже с утра об этом говорил, что эти события 93 года для меня были такой цветной историей в отличие, скажем, от ВОВ, от событий на о-ве Даманский в 60-е гг. Это такая цветная история, когда есть такие цветные фотографии, цветные съемки, когда ты сам в цвете можешь вспомнить все, что с тобой происходило. И вот эта история, которая для кого-то вообще печальная, для кого-то трагическая, воспринимается таким вот образом.
Что нам еще пишут? Хорошо, кстати, замечено, Чебурашка из Питера: «Ухожу на работу, Орехъ в эфире, прихожу – опять Орехъ, вы днем спите в тихий час?». Нет, ну, куда спать? В тихий час я писал реплику сегодня. «Про МЧС будем ржать?». Про МЧС ржать мы сегодня не будем. Сегодня в 10.26 утра, у меня было такое замечательное настроение, с Татьяной это был такой хороший, дали, как говорится, стране угля. Вы представьте состояние человека, который сидит о чем-то неумело шутит, вдруг ему приходит сообщение от информационного агентства, что 55 человек уже погибли от разлива хлора, 150 ранены. И как говорится, продолжение следует. И ты понимаешь, что все твои замысли легкие уже в тартарары полетели, а потом проходит минут 5, и тебе сообщают, что это была шутка. Вот такие учения, которые не все правильно поняли. Конечно, улучшается от этого настроение.
Вот и Василий. Василий, здоровеньки буллы.
В.УТКИН: Добрый вечер, придурок.
А.ОРЕХЪ: А, хорошо начал, что называется, человек в теме. В контексте. Вась, вот как мне воспринимать это? Профессор Медведев воспринял это как комплимент. А мне как?
В.УТКИН: Как хочешь, мы должны быть модными, в тренде.
А.ОРЕХЪ: Ну, что, я тут тянул время, как мог, теперь нас двое.
В.УТКИН: Что значит тянул время?
А.ОРЕХЪ: Как будто ты слышал?
В.УТКИН: Конечно.
А.ОРЕХЪ: Ты должен был быть в лифте.
В.УТКИН: Нет, я слышал. Сразу к делу.
А.ОРЕХЪ: Давай. К какому?
В.УТКИН: Вот у тебя тут списочек, я смотрю.
А.ОРЕХЪ: Ох, ты подсматривал. Хорошо, я начал с 93 года. Теперь твоя очередь.
В.УТКИН: Издалека.
А.ОРЕХЪ: Ну, да, 20 лет прошло. Мы сегодня утром были с Татьяной в эфире. И она говорит, вот все меня стыдят. Да, мне было 8 лет, да, я ничего не помню, да, я жила в Ташкенте, да, я ничего об этом не знаю. Вот вы так вот рассуждаете об этом, как такие пожилые люди: я помню, я сражался, пули свистели…
В.УТКИН: А ты сражался?
А.ОРЕХЪ: Конечно.
В.УТКИН: А где свистели пули?
А.ОРЕХЪ: Где только они не свистели. Ну, посвистывали, во всяком случае. «Выхожу один я на дорогу…». Мы же в Никольском тогда были. И выходишь – бум-бум-бум-бум-бум. Вот чисто 18-ый год: народу никого, гул канонады, ветер.
В.УТКИН: Канонада и вправду разносилась. Я был молодым начинающим журналистом, работал в программе «Взгляд». И я в этот день работал. И ситуация была очень забавная, т.к. тогда Телекомпания «Вид» делала довольно разнообразный бизнес всякий, тогда уже «Вида» был целый развлекательный вечер пятницы и много развлекательных программ и так получилось, что все собственные телекамеры и все собственные операторы находились в разъездах, и они находились на пароходе, который плыл в круиз, модная тогда форма жизни.
А.ОРЕХЪ: Да, на круизе «Вида» я тоже когда-то был. О-о, жестоко.
В.УТКИН: И самой большой проблемой было понять, над чем мы будем работать. Мне досталась камера австралийского ТВ. Нам предоставили свои возможности тогда разные иностранцы, т.к. было понятно, что мы-то пролезем куда надо, и снимем им эти материалы. Я работал с оператором австралийского ТВ, слово мне было сказать совершенно не с кем. И работал я весь день в конституционном суде. Тогда это было не нынешней тоской, а одной из сторон конфликта. Вот как сейчас говорят про духовные скрепы, тогда тоже была фраза Зорькина тогдашнего председателя: «Господин президент, вернитесь в конституционное поле».
А.ОРЕХЪ: О, да, уже все забыли, кто автор фразы, но вот это конституционное поле, куда должны были все вернуться, оно закрепилось.
В.УТКИН: Да, там появлялось много таких фигур как Кирсан Илюмжинов, которых хотел тогда всех примирить.
А.ОРЕХЪ: Каких-то людей он выводил из здания Парламента на финальной стадии.
В.УТКИН: Каких-то выводил, но пропорционально соотношению населения Калмыкии и России, и то, что он говорил с тем, что было в Белом доме.
А.ОРЕХЪ: Даже если 5 человек вывести, которые при определенном раскладе могли бы болванкой шарахнуть.
В.УТКИН: Орехъ, я не хочу ничего не приуменьшать и не преувеличивать, но 5 человек из Белого дома мог и я тогда вывести. Это было совсем не сложно, на это просто надо было решиться.
А.ОРЕХЪ: Значит, надо было решиться и вывести.
В.УТКИН: А я был а работе.
А.ОРЕХЪ: А в свободное от работы время.
В.УТКИН: Ну, ладно. Там все ходили какие-то люди сумрачные, призраки, тени. И, в конце концов, я записал интервью с Зорькиным. Вот я никогда не забуду, мне был тогда 21 год, у меня на лице кровь с молоком. И заканчивается интервью какое-то такое не очень длинное, австралийский техник сворачивает оборудование, Зорькин поднимает на меня усталые глаза и спрашивает: а вы сами-то чем, думаете, это кончится? Это я никогда не забуду.
А.ОРЕХЪ: Я сегодня утром рассказывал, но как говорит наш главный редактор, утром и ночью это 2 совершенно разные аудитории, т.е. я могу рассказать с гораздо большим количеством подробностей, которые я вспомнил за последние полчаса. Я всем рассказываю, тогда было принято, если война, то мы все не разбегаемся по лесам, а идем на работу, вдруг для чего-нибудь там пригодимся. И там была эта двойная история про нашу легендарную «9-ку», звукозаписывающая студия, которая до сих пор называется «9». Это была такая редакция, а в соседнем доме было учреждение. И сейчас на месте этой студии примерочная обувного магазина. И один из наших звукорежиссеров, девушка, она там уснула. А там была связь с ней только по местному телефону, там было всего 3 телефона в редакции, которые, естественно, дико разрывались, т.к. мобильных не было. И вдруг посреди всего этого балагана звонок по местному телефону, телефон связан только с этой развалиной и с вахтой, где сидят вахтеры, они все смылись к тому моменту, и звонит наш сонный звукорежиссер-девушка и спрашивает: ну, на «Спорт-курьер»-то кто-нибудь придет записываться? А тот, который записывал, его уже часов 6 назад отпустили… НРЗБ которых оборвали на 2 тайме, это было 1-е поражение «Спартака» за столько лет. Но до того ли было?
И она заснула в том помещении, сняли рамы там 3-метровые, а тогда не было такого выносить, и это несколько месяцев там лежало. И я тогда так переживал, а там уже строили баррикады, защищали «Эхо Москвы», а я сказал, так надо было открыть эту дверь, и все вынесли бы оттуда то, что месяцами лежало.
В.УТКИН: Вот ты все опошлишь, Орехъ.
А.ОРЕХЪ: Ну, а что, тогда ночью народ нас любил больше, чем сейчас. Привезли любимым ведущим «Эха», чтобы их как-то поддержать. Первым делом разбили, кстати, вывеску у Бунтмана, она лежала в качестве сувенира «Эхо Москвы», чтобы замести следы, наши разбили, чтобы не опознали. И привезли, по-моему, 60 батонов белого хлеба.
В.УТКИН: Угнали, видимо, хлебовоз.
А.ОРЕХЪ: Да-да.
В.УТКИН: А ты-то что делал?
А.ОРЕХЪ: Я помогал, кому делать нечего было – моя любимая формулировка. Я прибыл в редакцию, вдруг надо чего сделать. Ну, а что делать? 3 служебных телефона, 3 «Репортер-7» такая здоровая НРЗБ с маленьким микрофоном, в который ничего не слышно, и вот люди бегают туда что-то записывают. Плюс сколько-то людей рассылают по городу, звонить по телефонам стационарным вот этим вот. Мы были живым щитом, с Зорькиным я не беседовал, но…
В.УТКИН: У нас было дежурство, я отдежурил ночью в Белом доме, меня послали туда, т.к. до эфира еще было довольно долго и могла еще все случится. Тогда Рудской выступал, у него в руках было такое устройство, проще сказать, что это было похоже на маленький кошелечек, и там еще было 2 маленькие рукояточки. И он давал мне интервью у себя в кабинете, встал, пошел к окну с этим кошелечком, а там ни огоньков нет, ничего, он просто водил его, держа за эти усики: здесь же все прослушивается, говорил он, разгуливая.
А как он шел на съезд. Со мной был оператор Леша Михайлов, он очень невысокого роста был. Там холл с лифтами, мы с ним вдвоем сидим там. Я вижу, что он постепенно умирает, т.к. у него поднимается температура на глазах. И в это время Рудской идет выступать на съезд. Он шел такой приплясывающей походкой, видно было, что у человека внутри все играет. Его колбасило, у него покачивались плечи, он шел вприсядку практически. И с ним было человек 58 охраны. Один посмотрел на нас, кивнул, и 3 человека встали нас блокировать. Рудской подпрыгивал на ходу так, что я думал, что он сейчас в лифте может застрять. Вот такой бред феерический нес он.
Я получил огромное удовольствие от того, что я прослушал передачу про людей, принимающих решения, «Разбор полетов». Ничего не изменилось в человеке.
А.ОРЕХЪ: Я видел Рудского за 10 минут до программы, но только в совершенно другом месте, где был тот самый...
В.УТКИН: Работающий тубзик?
А.ОРЕХЪ: Сейчас не 93 год, сейчас работающим тубзиком, во-первых, никого не удивишь, во-вторых, никого не напугаешь. Рудской пожал руку и сказал: ну, все, я на «Эхо».
Вот, кстати, сакраментальное смс нам от Антона: «Не могу понять, в 93 Вы оба были за наших или за Ельцина?». Это как в том фильме про Чапаева: «Вы за большевиков или за коммунистов?». Ну, так за кого мы с тобой были в 93 году?
В.УТКИН: Мы были журналистами. Мы снимали все на свете, и мне тем более это забавно вспомнить, что за выступление в той ночи, ВГТРК, который единственный работал, после начальников наших, Политковского отстранили от эфира на «1 канале».
А.ОРЕХЪ: А, да, он тогда как-то высказался в таком не соглашательском, а таком нейтральном: обе вы хороши, примерно так.
В.УТКИН: Да.
А.ОРЕХЪ: А тогда оно тоже нельзя было.
В.УТКИН: Если вас интересует моя позиция, то я и тогда и сейчас в равной мере считаю людей, которые НРЗБ, они позорные, и все.
А.ОРЕХЪ: Я могу сказать, что я был тогда за Бориса Николаевича в целом, понимая, что то, что происходит в нашем городе, это, конечно, ужасно. Т.к. что бы там ни было, когда вы расстреливаете Парламент из танков, вы исчерпали все свои способности, т.к. каким-то образом вы этих людей выбрали, и когда вы их расстреливаете, это демонстрация слабости, а не силы.
В.УТКИН: Почему расстреливают? От расстрела бывают жертвы, там ни одной жертвы от расстрела не было.
А.ОРЕХЪ: Были.
В.УТКИН: Извини, от обстрела Белого дома не погиб никто.
А.ОРЕХЪ: Там на счет того, кто погиб, так разнятся данные. То, что из Белого дома стреляли, ни в кого не попали, это да. Что там было в Белом дома, да. Вот даже по факту, стреляли же не предполагая, что никого не убьют. Когда вы стреляете, вы же точно не знаете, что никого не убьете. Символ остался символом. Стреляли, думая, что делают правильно на тот момент. Но по прошествии 20 лет, я не вижу бесповоротно правой стороны, т.к. в той или иной степени все там проиграли в итоге. И этот наш закат парламентаризма, демократии и т.д. начался символически оттуда. Потом уже был 96 год, а после 96 все было. Более или менее все съехало к тому, что мы сейчас имеем. Это я так считаю.
В.УТКИН: А вот сообщение от человека, который, видимо, тогда сидел в Белом доме: «Проголосуем?»
А.ОРЕХЪ: Если сидел в Белом ломе, то уже проголосовали лет 20 как. Николай, какую-нибудь соответствующую моменту тему.
Музыкальная пауза.
А.ОРЕХЪ: Один пишет: «Порядка 200 человек убили», другой пишет: «Да никого там не задело». Мне нравится этот разброс. Но в этом вчерашнем фильме по НТВ там следователь Прошкин сказал мудрую вещь: выводили людей, расстреливали, выставляли к стенке, но где-то же должны были остаться следы. Были люди, а теперь не платят не за газ, не за свет, перестали выплачивать коммунальные услуги, пропали без вести, но должны были остаться какие-то следы. Расстреляли людей, они должны как-то пропасть. И как не искали, как-то не нашли. Чем меньше погибло, тем лучше. И если происходит что-то, не суть важно 200 человек погибло или 400. Это некий такой символический акт, когда человек убивает одного человека, он идет в тюрьму за убийство?
В.УТКИН: Да.
А.ОРЕХЪ: Сегодня он убил не пятерых, а всего-то одного. Ну, вот так. Но у нас не только этим же была славна неделя, вот про придурков тоже сегодня говорили. Это, конечно, прекрасная вещь, в Арктикой и с Гринпис, с этим чудесным кораблем, где уже все 30 человек оказались пиратами. Тут малоуправляемая история. Обвинения в пиратстве удивительное.
В.УТКИН: Удивительное, да.
А.ОРЕХЪ: И на следующий день выступил Владимир Владимирович, который сказал так аккуратно, что не пиратство это. Он там приплел зачем-то Кению, мы не знали, кто приплыл, хотя, конечно, знали. Мы там 2 дня вели эти пограничные службы, знали, кто к ним приплыл на надувных лодках.
В.УТКИН: Нет, но, может быть, знали, что плывут, но могли же не знать, кто. Они же там не заходили, паспорта не проверяли.
А.ОРЕХЪ: Ну, конечно, а в Арктике, там народу же полно слоняется. Даже Владимир Владимирович сказал, так осторожно намекнув, но они говорят, нет, все-таки пиратство, т.е. не просто насильственное завладение, но еще и в корыстных целях. И в Фейсбуке профессор Медведев написал, что можно всю Арктику передать под международных контроль. Вот есть же Антарктида. Есть, и никто не обижается, что это территория, на которой можно ставить научные станции, добывать природные ресурсы, и нельзя делить.
В.УТКИН: Забавно, что это происходит в Антарктиде, которую открыли русские. Чисто исторически она могла бы принадлежать России. Я не с точки зрения имперской говорю, а как обычно, открыли землю, все, застолбили.
А.ОРЕХЪ: Да, но, тем не менее, Антарктиды нет, а Арктикой профессор Медведев предлагал сделать то же самое. И Владимир Владимирович, думая, что микрофон выключен, назвал его придурком. А Медведев подумал-подумал и решил, что это комплимент.
В.УТКИН: Профессор должен как-то выходить из положения.
А.ОРЕХЪ: Это сходная ситуация, когда мой любимый герой Владимир Вольфович назвал меня придурком, я почему-то также отреагировал. Я подумал, ну, наконец-то заметили.
В.УТКИН: Но я, когда сегодня сказал придурок, я не как Жириновский сказал. Я как профессор Медведев.
А.ОРЕХЪ: В силу доброго ко мне отношения.
В.УТКИН: Да.
А.ОРЕХЪ: Подумал, то, что видишь перед собой на столе, это лучше всего характеризуется этим словом. Я тоже воспринял это как комплимент. Но вот такая вот история с пиратами.
В.УТКИН: Что тут сказать, была ли тут чья-то воля по предъявлению обвинения, т.к. наказать их могли и за хулиганство и за что угодно. Мне их не жалко никого.
А.ОРЕХЪ: За пиратство мне жалко, а так не жалко.
В.УТКИН: Согласен, что пиратство тут не причем, бывают люди, лезут на станцию.
А.ОРЕХЪ: Эту несложную мысль я 2-ую неделю пытаюсь донести до наших слушателей, которые нет, грабят природные ресурсы. Ребят, мухи отдельно, котлеты отдельно. То, что грабят ресурсы, вы тогда подавайте с суд, проводите какие-то экологически изыскания. А вы просто приплыли, высадили, здрассьте, я пришел, а тебя не звал никто. Есть вещи, которые нельзя делать. Нельзя вламываться в чужой дом.
В.УТКИН: Да, представьте, что пришли к вам домой. Вот у вас вчера дома было шумно. К вам пришли 5 человек, сели и сказали: мы протестуем.
А.ОРЕХЪ: Я понимаю, что отношение к таким акциям зависит от того, как вы относитесь…
В.УТКИН: Там были ссылки на свободу. У нас существует свобода религии, а вот существует она на Кутузовском проспекте? Вот человек вышел, встал на колени посреди Кутузовского, его просто собьет машина, будет это считаться нарушением свободы вероисповедания? По закону есть свобода собрания, вот придут ко мне домой и скажут, мы хотим провести съезд.
А.ОРЕХЪ: Хотим у вас собраться.
В.УТКИН: Да, ну, ничего себе, собирайтесь где-нибудь, пожалуйста. , причем здесь мой дом? И так практически по всем пунктам. То же самое говорили, когда стирал какие-то сообщения у меня в блоге: это нарушение свободы слова, пожалуйста, вы можете сказать это где угодно, когда угодно. Это мой блог, а в принципе я этого говорить не запрещаю.
А.ОРЕХЪ: Есть у нас такой человек Войтенко, который погружен по самое не балуй во всю эту морскую тематику.
В.УТКИН: Человек известный своей известностью.
А.ОРЕХЪ: Говорит, все эти бессеребренники, робин гуды, 8 тысяч в сутки стоит аренда этого ледокола. Он работает на углеводородном топливе, которое добывается то же в Арктике, и все, что надо было, это дать людям ту статью, по которой они провинились. Все получилось как с «Pussy Riot», была акция, которую мало кто поддержал, но довели до того, что девушки мученики, герои. Мы за них подписываемся, мы за них выступаем. Хотя изначально яйца выеденного история не стоила, а мы следим за голодовками, собираем подписи и т.д.
Музыкальная пауза
А.ОРЕХЪ: Как тебе интервью Сергея Борисовича Иванова?
В.УТКИН: Я как всегда был в восторге.
А.ОРЕХЪ: Я разделяю.
В.УТКИН: Нравятся вот эти интервью редкие, знаешь, мне очень нравится в них, знаешь, есть упоение в бою и чего-то там на краю. Самое главное, что в этих интервью, как правило, отсутствуют интервью. Человек говорит все, что ему придет в голову, и никто его по этому поводу не спросит. Помнишь, у Ельцина было 3 разных интервью, которые он давал Ильдару Рязанову? Сейчас Путин дал интервью, Иванов дал интервью, сейчас лучше всего писать в газету, т.к. в этих интервью полностью отсутствуют люди, которые их берут. Я не понимаю, как с одной стороны, Сергей Иванов считает, что хорошо, что мало людей ходит на выборы, т.к. у людей есть уверенность в завтрашнем дне, они могут не голосовать, поскольку уверены, что все будет идти нормально. И с другой стороны, буквально вы понимаете, xчто цифры Навального при той явке, которая была, не имеют никакого принципиального значения. Как это может сказать человек с интервалом в 5 минут, я не понимаю. Я допускаю, он мог бы это как-то объяснить, но его об этом не спросили. Для чего там находились журналисты?
А.ОРЕХЪ: Дядьку, конечно, вся эта ситуация уязвила, когда он говорит, что в Москве 15-20 млн. дармоедов. И дальше он начинает перечислять, и где-то 4 пунктом идут блогеры. 5 млн. блогеров на Москву. По поводу выборов у меня были соображения. Я подумал, как будут выглядеть выборы впредь, сейчас большая явка не выгодна. И мы понимаем, что чем меньше пришло народу, тем лучше. Т.к. все всем нравится, неявка – это показатель качества управления страной. Поэтому в какой-то момент начнется технология выброса бюллетеней. Пришло 30%, они говорят – много, и дальше мы видим все эти скрытые камеры в полутемных помещениях, как они оттуда выковыривают эти пачки бюллетеней. И говорят, не 30% было, 20, и уже даже неважно за кого. Идеал выборов это когда не явятся даже кандидаты. Тут выборы – и никого. А все довольны. Ни один человек не пришел на выборы это и есть полное и окончательное удовлетворение. Так я себе это представляю.
В.УТКИН: Т.е. картина по-своему идиллическая.
А.ОРЕХЪ: Да, я это и хотел сказать. Несмотря на то, что Сергей Иванов человек достаточно молодой, но застрял он где-то в 50-х. Выходишь – тут дымит какая-то фабрика, здесь дымит. на Кремль смотришь, там завод «Красный октябрь».
В.УТКИН: На Мантулинской.
А.ОРЕХЪ: «Серп и молот» завод дымит – не продохнешь.
В.УТКИН: Дальше «ЗиЛ».
А.ОРЕХЪ: вот, тогда мы понимаем, что производят, как в высокоразвитых странах. Ты был в Париже, Вась?
В.УТКИН: Давно.
А.ОРЕХЪ: Первые какие впечатления: зарево, ад, труп.
В.УТКИН: Конечно.
А.ОРЕХЪ: Ну, развитый город. И сталевары парижские, машиностроители, везде заводы.
В.УТКИН: Вечером в кафе сидят, прямо руки чернющие, мозоли у них у всех.
А.ОРЕХЪ: Ты в Лондоне же был?
В.УТКИН: Часто бываю.
А.ОРЕХЪ: Проходишь мимо Гайд-парка, там комбайн что-то собирает.
В.УТКИН: Да.
А.ОРЕХЪ: В Германии буровые.
В.УТКИН: В Германии буровых нет, поэтому они и проиграли в войне, у них только в Румынии была нефть.
А.ОРЕХЪ: Ну, какая-нибудь промышленность должна же быть в Берлине.
В.УТКИН: Да.
А.ОРЕХЪ: И Сергей Борисович к этому же стремится. Высаживаешься – и сразу завод, и понятно, чем занимаются 20 млн. москвичей. А так непонятно.
В.УТКИН: Так совершенно непонятно, чем занимаются.
А.ОРЕХЪ: И когда все эти люди, непонятно, чем занятые, не придут на выборы, тогда у нас и восторжествует.
В.УТКИН: Должно быть. В выходные работник что делает? Надо отдохнуть, наносился же, натаскался.
А.ОРЕХЪ: Ну, что, у нас все?
В.УТКИН: Константин лично мне прислал смс: «Василий спасибо вам, вы человек хороший, авторитетный, но…». Я считаю отличный финал. Спасибо вас, Константин, я пошел думать до следующей пятницы.
А.ОРЕХЪ: Над «но».