Русский бомбардир - 2011-01-14
В. УТКИН: Добрый вечер. Это «Русский бомбардир».
А. ОРЕХЪ: Это он.
В. УТКИН: Программа политических паразитов.
А. ОРЕХЪ: Это о нас.
В. УТКИН: Это мы. Это я, Василий Уткин.
А. ОРЕХЪ: Я – Антон Орехъ.
В. УТКИН: Лицемерный Антон Орехъ.
А. ОРЕХЪ: Ты тоже, конечно, не подарок.
В. УТКИН: Я, конечно, не подарок, но ты на этой неделе здорово лицемерил.
А. ОРЕХЪ: Может, с этого и начнем прямо? Василий сказал: «Я тебя…» А я говорю: «А ты мне заранее не объясняй».
В. УТКИН: А я не собирался. Просто мы обсуждаем заранее содержание эфира. Сейчас прямо на первой странице сайта «Эхо Москвы»…
А. ОРЕХЪ: Как у нас говорят обычно?
В. УТКИН: Извини, я уже начал тебя обличать, я не могу остановиться.
А. ОРЕХЪ: Хорошо.
В. УТКИН: Прямо на первой странице сайта «Эхо Москвы» сейчас висит…
А. ОРЕХЪ: Это реклама.
В. УТКИН: …свидетельство твоего лицемерия. Буквально недавно в «Русском бомбардире» мы прекрасно обсуждали публикацию в журнале «Maxim» Анны Чапман и обсуждали влияние публикации ее более-менее эротических фотографий на разные процессы общественной жизни. Сейчас Волочкова сама себя сфотографировала и опубликовала по собственной инициативе, и ты назвал ее социальной шизофреничкой. Почему социальная шизофреничка? Что это, в конце концов, за двойные стандарты? Почему в одном случае Анна Чапман воспринимается как недоделанное кем-то делом, а Волочкова, которая всё показала, почему здесь наступает социальная шизофрения? Во-первых, что в этом социального?
А. ОРЕХЪ: Ты меня в чем обличил-то?
В. УТКИН: В лицемерии, в двойных стандартах.
А. ОРЕХЪ: Что-то ты не о том говоришь. Я ответить должен?
В. УТКИН: Не хочешь – не отвечай, смирись.
А. ОРЕХЪ: Что ж, я такое пропущу, что ли? Я не очень понимаю, о чем идет речь. Во-первых, я сказал, что привлекли к обсуждению фотографий Анастасии Волочковой психологов, которые вынесли вердикт, что ее поведение – социальная шизофрения.
В. УТКИН: Ты опирался на этот тезис, в конце концов.
А. ОРЕХЪ: Опирался, я не отказываюсь. Вася, это же всё просто.
В. УТКИН: Это очень примитивное лицемерие, я согласен.
А. ОРЕХЪ: Во-первых, это не лицемерие, во-вторых, не примитивное, а довольно изощренное. С Анной Чапман никакого лицемерия нет. Т.е. человек просто раскрывается перед нами по мере поступления. Сейчас она будет вести передачу про какие-то неопознанные объекты, про тарелки, про говорящие болота, про мумии.
В. УТКИН: Ты же с удовольствием обсуждал ее фотосессию в «Maxim» когда-то.
А. ОРЕХЪ: Мы на разные темы смотрели под разными углами.
В. УТКИН: Т.е. если бы Анастасия Волочкова это сделала в журнале…
А. ОРЕХЪ: Что касается Анастасии Волочковой, мы, мягко говоря, о ней узнали не из этой сессии и не сегодня, не позавчера, когда это появилось. Совершенно разные люди при разных обстоятельствах продемонстрировали разную степень своей анатомии. У Анны Чапман какая была анатомия? Пистолет – это была главная деталь ее анатомии. Кстати, игрушечный. А Волочкова, она не мэр Сочи, уже очевидно, она уже не балерина… Из этой фотосессии мы поняли, что уже она точно не балерина. Это красиво, но для балерины это много. Это меня Уткин, кстати, втянул, потому что я не собирался это обсуждать.
В. УТКИН: А знаешь, для чего этого вполне достаточно?
А. ОРЕХЪ: Для чего?
В. УТКИН: Очень интересное явление может получиться. Дело в том, что, на мой взгляд, совершенно вакантно место российской Чиччолины, которая происходила из порнозвезд, но в конце концов она же стала депутатом парламента.
А. ОРЕХЪ: Беркову выберите – будет вам Чиччолина.
В. УТКИН: Беркова пока в концовке этой гонки. И потом все-таки непосредственно порно, оно у нас не ту роль играет.
А. ОРЕХЪ: Не развито порно у нас.
В. УТКИН: Развито, но в совершенно другом направлении. Я думаю, что сейчас как раз эта борьба и развернется между Волочковой и Анной Чапман.
А. ОРЕХЪ: Пес его знает. Может быть. Поскольку я не очень понял твой посыл, я разовью параллельную мысль. Человек решил таким образом продемонстрировать, в силу какого-то умственного сдвига. Да ради бога.
В. УТКИН: Я вижу в Волочковой родственную душу. Я считаю, что она тоже политический паразит, как и мы.
А. ОРЕХЪ: С этим я спорить не буду. Тезис про лицемерие мне показался странным, поэтому я даже не обиделся. И что-то еще было сказано – тоже не расстроился. Хорошо, будем считать политическим паразитом. Я с удовольствием посмотрел на эти фотографии. Знаешь, бывают такие прискорбные фотосессии. Т.е. какие-то звезды минувшего или полуминувшего, видно, что всё, человек не просто на последние деньги уже играет, а на какие-то уже заемные.
В. УТКИН: И вид у него такой заемный-заемный.
А. ОРЕХЪ: А тут с эстетической точки зрения всё достойно, красиво, хорошо. А я же про партию «Яблоко» говорил и про завтрашнюю демонстрацию.
В. УТКИН: Нет, про партию «Яблоко» ничего подобного быть не может.
А. ОРЕХЪ: Да, с сексом там тяжело.
В. УТКИН: От этого, кстати, многие беды, я думаю.
А. ОРЕХЪ: Я, кстати, за эту партию голосовал на первых выборах.
В. УТКИН: Там была другая немножечко партия, другая ситуация, тут абсолютно нечего стесняться.
А. ОРЕХЪ: Я не стесняюсь, поэтому я об этом открыто говорю всегда. У меня с партией «Яблоко» даже были какие-то переписки.
В. УТКИН: Я никогда не голосовал за «Яблоко», я голосовал еще глупее.
А. ОРЕХЪ: За СПС, что ли?
В. УТКИН: Хуже. Я за Шахрая голосовал, который теперь президент федерации то ли бадминтона, то ли еще чего-то.
А. ОРЕХЪ: Ракетных видов спорта это называется. Хорошее название. За Шахрая – почему нет? Не худший человек. Я до какого-то момента голосовал за «Яблоко», потом мой любимый кандидат был «против всех». Не то чтобы я выпендривался, а просто объективно… Если нет вкусных напитков на столе – не пей, выпей чаю. Я не из тех, кому чего налили, то и буду пить. Если невкусно, попрошу чайку, водички, сока. Поэтому если я не вижу в списке достойных кандидатов… Потому что говорили, что раз вы не за Путина или за кого-то, то давайте голосовать за СПС. Да какого черта я буду голосовать за Бориса Ефимовича Немцова?
Вот он сидел сейчас в каземате 15 дней. Конечно, паскудная история. Но я не пойду пикетировать в пользу Бориса Ефимовича Немцова, потому что мне этот человек не симпатичен. Не интересен, не симпатичен. Даже мне кажется, что он из этой истории извлек не меньше выгоды, чем те люди, которые его туда посадили.
В. УТКИН: Я с тобой не согласен только в одном: пикет – это не форма выражения симпатии. Скорее это выражение гражданской позиции. Я тоже не очень понимаю: не ходил, не ходил на пикеты – и вдруг теперь пойду.
А. ОРЕХЪ: Я точно не пойду. Тут вообще повода нет. Потому что когда говорят 37 год… Не смешите вы людей. Какой 37 год?.. Во-первых, не оскорбляйте память жертв 37 года. Какой тут 37 год? Человек каждый день пишет в «Твиттере», ему приносят передачи, он всё время в он-лайне, у него можно взять интервью, он медиен, он не бедствует.
В. УТКИН: Притом что поступили с ним, конечно, несправедливо.
А. ОРЕХЪ: Абсолютно несправедливо. Поступили пошло. Более того, там была замечательная история, когда рассматривалась апелляция. И они не просто рассмотрели апелляцию, они посмотрели это сакраментальное видео, когда его берут, из которого понятно, что шел человек, ему надо было туда… А ему: «Ах, тебе надо туда? Пойдем тогда вот оттуда». Посмотрели видео, сказали: «Видно, что человек оскорбляет милиционеров».
В. УТКИН: По-моему, они вообще не стали смотреть видео.
А. ОРЕХЪ: Они посмотрели. При первом рассмотрении была судья Боровкова. Ну, какое видео? У нас же есть два прекрасных милиционера.
В. УТКИН: Была апелляция.
А. ОРЕХЪ: Да, была апелляция. Когда уже прошли праздники, когда уже все съели салаты, некоторые даже собрали елку… Там была другая судья, правда, тоже известная по делу Магнитского. Такое впечатление, что три судьи в стране.
В. УТКИН: Боровкова, Данилкин и вот эта женщина на «с».
А. ОРЕХЪ: Не буду сейчас искажать фамилию, человека зазря обижать, потому что там и так можно много чего сказать. Нет, посмотрели видео, по которому понятно, что никакого особого криминала, действительно, нет. Говорят: ну как, видно же, что нарушает порядок, злостное всё, 15 суток – это еще мало. Я этой точки зрения понятно, что это несправедливость. Я думаю даже, что там не политические, а какие-то личные дела. Мне очень понравилась версия Юлии Латыниной, которую я с неослабевающим вниманием, как всегда, прослушал, что Немцов на своих прениях с Тимченко (это известный банкир, предприниматель и, как говорят, друг Путина) имел то ли неосторожность, то ли специально обнародовал какую-то бумажку, что Тимченко с Алиной Кабаевой и еще с каким-то товарищем летали…
В. УТКИН: Шамаловым.
А. ОРЕХЪ: Летали в этот дворец…
В. УТКИН: Я, правда, не знаю, кто это.
А. ОРЕХЪ: Я тоже не знаю. Даже и не хочу знать. Они летали в этот дворец за миллиард долларов, который строят для Путина. И вот когда Немцов эту бумагу приволок, тут уж сказали: ах, Борис Ефимович, вот ты чего достал… Будут тебе каникулы.
В. УТКИН: Лариса Латынина рассказывала…
А. ОРЕХЪ: Юлия Латынина.
В. УТКИН: Извинтите, ради бога. Я чувствую себя идиотом.
А. ОРЕХЪ: Всё время путают великую гимнастку и великую журналистку. И эта версия мне тоже близка, я в нее тоже верю.
В. УТКИН: Меня в этой ситуации волнует немножечко другое. Мне кажется, что точно так же, как власть в нашей стране очень мало печется о завтрашнем дне, и как только что-то ломается, сразу видно, что об этом не пеклись лет несколько…
А. ОРЕХЪ: Яркий пример – оборвавшиеся провода.
В. УТКИН: Просеки заросли деревьями – и всё. Мне кажется, что в данном случае эта волна, которая поднялась по поводу несправедливости, допущенной в отношении Бориса Немцова, Яшина и человека по фамилии Косякин... Я не настолько слежу за событиями, чтобы знать, кто это такой.
А. ОРЕХЪ: Между прочим, во всей этой ситуации мне больше всего жалко Косякина. Потому что он человек со слабым здоровьем, борец со стажем.
В. УТКИН: Дай бог ему здоровья. Я просто не знаю, кто это. Я удивлен вот чем. Вот те люди, которые по нормальной политической привычке эту историю раскручивают, берут на щит и так далее (я, кстати, не имею в виду лично Немцова), они что думают – у этой истории есть какая-то перспектива, что ли? И дальше что?
А. ОРЕХЪ: Как наш кумир, который говорит: «Ну и?»
В. УТКИН: Даже у какой-то экономической истории, у истории Навального, там понятна перспектива, об этом можно дальше разговаривать, как-то на это обязаны реагировать. А что из этого дальше можно сделать? Что теперь, Борис Немцов вместе с Ильей Яшиным будут вместе выходить на митинги и их будут представлять как узников совести, что ли?
А. ОРЕХЪ: Можно и так.
В. УТКИН: Можно. Но это же глупо.
А. ОРЕХЪ: Там же о чем идет речь? Что оппозиция, она ищет какого-то кандидата, вокруг которого объединится. Нужно найти какой-то противовес действующей власти, чтобы наконец был единый кандидат от демократических сил. И вот сейчас на волне того, что Немцова повязали, что стул ему не давали, он пять часов… Еще вот это идиотское рассуждение – давали ему стул или не давали ему стал. И вот сейчас поняли, действительно, вот этот человек – он и красноречив, и харизматичен, и достоин, и известен, и стул ему не дали, и отсидел он уже 15 суток… Вот он, наш кандидат.
В. УТКИН: В отличие от тебя, мне лично он очень симпатичен. Но это уже дело десятое.
А. ОРЕХЪ: Ради бога. Дай бог здоровья ему и тебе. Симпатия – это же абсолютно личное отношение. Человек может тебе по абсолютно иррациональной причине не понравится, а может иррационально понравиться. Вот он мне не симпатичен. Но это опять же не значит, что с ним поступили хорошо.
В. УТКИН: Несправедливо поступили.
А. ОРЕХЪ: Я не буду говорить, что с ним поступили хорошо только потому, что мне не нравится сам по себе Немцов. Он мне не нравится, но поступили с ним еще хуже. А то, что ты говоришь, что у него нет перспективы… Вот кандидат (неразборчиво), у него раньше рейтинг был 0,1%, а сейчас станет 0,5%. И то мы же понимаем, что, когда люди придут на выборы, в крайнем случае, докинут какую-нибудь пачку бюллетеней или подправят какие-нибудь цифры… Вообще бессмысленная эта часть.
В. УТКИН: Про видение перспективы и контроле ситуации со стороны власти. Помимо того, что она коррумпирована, плоха, нетерпима к другому мнению, ведь очень важный упрек заключается в том, что она не контролирует ситуацию уже давно.
А. ОРЕХЪ: На Манежке это проявилось замечательно.
В. УТКИН: А вот оппозиция, она что контролирует то, что может противостоять?
А. ОРЕХЪ: Ей нечего контролировать.
В. УТКИН: Почему нечего.
А. ОРЕХЪ: А что она контролирует? Свои 500 сторонников.
В. УТКИН: Всплески народного гнева. Эти всплески и вспышки, как бы мы к ним не относились, это же объективный процесс, как извержение вулкана. Они существует. Они оказывается проистекают в совершенно другом направлении, лежат в другой плоскости. На мой взгляд, оппозиция точно в той же мере не опирается на народ, как и власть.
А. ОРЕХЪ: Я с тобой не буду спорить, потому что это очевидно. И когда ты начал с этой своей странной идеи, что я чего-то лицемерил или двуличил…
В. УТКИН: Это же шутка была.
А. ОРЕХЪ: Я же понял. Я о чем говорил? Про партию «Яблоко». Люди, действительно, они хотят каким-то образом участвовать в процессе общественном.
В. УТКИН: Ты имеешь в виду, что они хотят принять участие в марше, посвященном памяти Егора Свиридова.
А. ОРЕХЪ: Да, завтра на Кронштадтском. Родственники к этому отношения не имеют, болельщики «Спартака» тоже, основная организованная часть не имеет к этому отношения. А больше там делать-то нечего и некому. Это личная трагедия семьи, которая осталась без отца, без мужа, трагедия друзей, они ходили с ним на футбол, они его любили, многие годы знали, у них было общее дело. Его теперь нет. Это беда семьи Свиридова и беда болельщиков «Спартака». А придут совершенно посторонние люди. А партия «Яблоко», она вообще здесь не пришей к чему рукав. Остановить какие-то националистические тенденции, повлиять на болельщиков… Какое-то даже не ребячество, а глупость. Я это называю социальной шизофренией…
В. УТКИН: Я согласен. Только причем здесь фотосессия Волочковой? Это, по крайней мере, прекрасно.
А. ОРЕХЪ: …оттолкнувшись от показавшегося мне смешным определения психотерапевта, данного Анастасии Волочковой.
В. УТКИН: Данного анестезии Волочковой. Анестезия не поддержала Волочкову. Поехали дальше. На этой волне – не на той, на которой Волочкова, а на другой волне – мне бы хотелось предложить тебе обсудить перемены на «5 канале», которые сейчас с определенным жаром обсуждаются.
А. ОРЕХЪ: Тут ты не считаешь, что я был двуличен? Или ты не ознакомился с этим текстом?
В. УТКИН: Я не ознакомился с этим текстом?
А. ОРЕХЪ: И слава богу. Дай бог тебе здоровья.
В. УТКИН: На мой взгляд, произошла очень интересная история. Сейчас практически невозможно, просто даже с логической точки зрения, подразделить – где какой разговор является главным. Я имею в виду разговор о том, что на канале перемены и он теперь будет развиваться в другую сторону, или же это на канале перемены, потому что распустились, потому что нечего вообще и скоро выборы. Это же вещи отчасти взаимоисключающие. Потому что если канал переделывается под выборы, то там никакую экономику подтягивать не надо, это уже экономика, там уже не нужно говорить о рейтингах, о ребрендингах, обо всем остальном.
Что мне кажется странным? Мне кажется странным, что сосуществование двух этих тем, по сути, не позволяет поставить никакого этического акцента. Ну, закрывают и закрывают. Я, допустим, «5 канал» не смотрел. Я помню прекрасно, что я посмотрел одну программу, когда я был в гостях у родителей. Я посмотрел ее с удовольствием. Это был документальный фильм и позднее обсуждение этого фильма о Егоре Гайдаре, где рассказывала о нем его дочь Мария. Мне это понравилось, но в дальнейшем я все равно не стал смотреть этот канал. Я не знаю, как об этом бы пожалеть-то. И не жалею как-то. Не случилось. Почему сейчас нужно обсуждать именно вот эту историю как очередное удушение свободы? Я совершенно не понимаю. «5 канал» не дошел ни до какого владычества думами.
А. ОРЕХЪ: Понимаешь, какая там ситуация была? Кстати, люди, которые занимаются телевидением, но не как ты, в смысле ты просто живешь в телевизионном процессе волей-неволей, а телевизионные критики, аналитики. Они говорят, что эта история такая, что там вообще трудно было о чем-то судить, потому что все эти программы в эфире были довольно недолго. Для того чтобы говорить о том, хорошие они, плохие, собирают они рейтинги, собирают они рекламодателей, аудиторию…
В. УТКИН: Насколько они влиятельны для аудитории.
А. ОРЕХЪ: Т.е. ни по экономическим, ни по зрительным параметрам они еще ничего не могли показать ни в хорошую, ни в плохую сторону, т.е. там очень маленький был промежуток времени – от полугода до 8-9 месяцев. Как я понимаю, по телевизионным меркам это немного.
В. УТКИН: Совсем немного.
А. ОРЕХЪ: В принципе, это такое решение, за которым чего угодно может стоять.
В. УТКИН: А может вообще ничего не стоять. Мне, единственное, жалко, что большое количество хороших людей лишились работы.
А. ОРЕХЪ: Я надеюсь, что не навсегда.
В. УТКИН: Думаю, что не навсегда.
А. ОРЕХЪ: Бывает иногда, что какое-то нехорошее событие в жизни человека, оно к лучшему, что, например, Николай Карлович Сванидзе, уважаемый и почитаемый мной… Вообще, всегда приятно, когда умный человек, образованный, в общем, со всякими хорошими данными, он еще интересуется футболом, спортом.
В. УТКИН: Только в этом случае он и становится по-настоящему образованным.
А. ОРЕХЪ: Конечно. Мы с ним иногда встречаемся в узких коридорах, он говорит: «Вы смотрели вчера «Барселона» – «Леванте»?» – «Конечно». – «А первый гол?..» – «А второй?..»
В. УТКИН: Не отвлекайся. Хорош бомбардирствовать, про голы говорить.
А. ОРЕХЪ: А почему бы не сказать про голы? Вторая часть нашего названия как-то же должна оправдываться.
В. УТКИН: Меня больше зацепила за живое другая фигура – Светланы Сорокиной. Она, кстати, уже написала в своем блоге об уходе. И запись эта скорее говорит о том, что не приходится там искать политическую подоплеку, со всей ясностью, уже с той степенью профессионализма распознавания этой политической подоплеки, которая, в частности, Светлане Сорокиной присуща. Я, по крайней мере, так понял этот текст. Но мне пришла в голову другая мысль. Действительно, Сорокина уже много лет по-настоящему не работает на телевидении.
А. ОРЕХЪ: Работает эпизодами.
В. УТКИН: Я это и имею в виду.
А. ОРЕХЪ: Т.е. с тех НТВшных времен человек постоянно, по сути, не задействован.
В. УТКИН: И это притом, что для этого нет каких-то потрясающих противопоказаний. Потому что Сорокина – человек, безусловно, определенных убеждений, которые скорее можно определить как либеральные…
А. ОРЕХЪ: Я бы даже сказал, что скорее как перпендикулярные.
В. УТКИН: Я не могу сказать, что Сорокина в той степени, как Евгений Киселев, к примеру, является человеком, которого просто трудно вообразить на телевидении, в силу его политических взглядов, ориентиров.
А. ОРЕХЪ: На Первом канале да, Евгения Алексеевича я сейчас с трудом представляю.
В. УТКИН: Глядя сейчас на то, как очередной ее проект вместе с телеканалом в данном случае закрыт, мысль возникает другая, в первую очередь. Ведь никого, подобного Сорокиной или, допустим Митковой, женщины, которые были в свое время, буквально лет десять назад, не просто прекрасными ведущими… Хорошие женщины-ведущие всегда есть, как всегда есть вообще хорошие ведущие. Но они каким-то образом, не высказывая особенно дум, они, тем не менее, были этими властительницами дум в известном смысле, по крайней мере, рулевыми дум. Совершенно же никого нет в этом направлении больше.
А. ОРЕХЪ: Может, никто не нужен.
В. УТКИН: Вы меня, конечно, извините за такой намек, но мы говорим о профессии. Они находятся в возрасте, в котором многие телевизионные ведущие прекращают работать в кадре, что, собственно, с Митковой и произошло по ее собственной воле, как я понимаю. Но, тем не менее, оказывается, что никого дальше-то нет и не появилось.
Эти годы оказались совершенно непродуктивными в том, чтобы появился человек на телевидении, появилась девушка, которая могла бы вот так разговаривать с людьми, на темы, может быть, не глубоко политические, а какие-то социальные, которой бы хотелось верить, которой бы хотелось сочувствовать. Вспомни историю, когда Путин принял НТВшников, когда всё еще только начиналось, когда НТВ выходило в эфир, еще никого не разогнали. Ведь когда Сорокина сказала: «Как же так, Владимир Владимирович?», в камеру сказала, это показали, и он немедленно с ними встретился. Это было по-настоящему круто. Сейчас такую ситуацию даже смоделировать не смогли бы, потому что нет такой фигуры на телевидении.
А. ОРЕХЪ: Вася, ты же в телевидении разбираешься на 10 порядков лучше, чем я. Ты скажи мне: на телевидении есть вообще интерес? Ведь если какого-то продукта на телевидении, его почему нет? Потому что он не производится или потому что нет нужды в том, чтобы он производился.
В. УТКИН: Я немножечко о другом говорю. Если мы под продуктом в данном случае понимаем ведущего…
А. ОРЕХЪ: Ведущего, да.
В. УТКИН: Я имел в виду немножечко другое. Все-таки типажи ведущих, они как типажи литературных героев. Как известно, в литературе, если говорить о самых главных, архетипических, базовых сюжетах, насчитывается то ли 7, то ли 12, я точно не помню. Можно их, наверное, по-разному считать, чтобы получить столько или столько. Сорокина кому-то наследует на телевидении, так или иначе. В чем-то, например, Валентине Леонтьевой, в чем-то еще кому-то другому. Это тоже тема для отдельного разговора, я к нему не очень был готов. Кроме того, Сорокина – это человек, который работал на телевидении с тех пор, как я стал задаваться серьезными общественными вопросами для себя. Да и времена раньше были другие, советские.
Но типаж, он должен быть как-то востребован. Появляется кто-то новый, работающий под него. Конечно, не на сто процентов. Яркие, талантливые люди, они не могут повторять друг друга со стопроцентной точностью. Разумеется, несколько иначе. Но, тем не менее, он должен продолжаться. А ведь этого нет. И нет никого, похожего на Миткову. Это притом, что, когда Миткова работала в кадре, работала в «Новостях», все хотели быть на нее похожими. Ровно половина женщин, работающих в новостях – а женщин работало и работает в новостях куча невероятная, прекрасная, обаятельная толпа, – все они хотели быть похожими на Миткову, работали немножечко под Миткову. Кроме той половины, которая работала под Сорокину. И в итоге нет ни той, ни другой.
А. ОРЕХЪ: Ни всех тех, которые хотели работать под них.
В. УТКИН: Не из кого ничего не получилось.
А. ОРЕХЪ: Ты мне так и не сказал. Этого нет, потому что не нужно уже или потому что на Руси перевелись…
В. УТКИН: Я думаю, что это как раз самый главный вопрос. Потому что он-то и указывает на то, что изменилось время. Потому что не с чего было им вырасти. А где на телевидении сочувствие? Где разговор о человеческих проблемах? Такие люди, такие женщины, возможно, есть, они просто не работают на телевидении.
А. ОРЕХЪ: Василий, ты же не читал мое выступление. А как созвучны твои мысли…
В. УТКИН: Это очень приятно.
А. ОРЕХЪ: Приятно или неприятно – это вопрос пятый. Когда говорили о политической подоплеке, пересмотре сетки «5 канала», мне эта мысль вообще не приходила в голову. Ну, какое там могло быть влияние сейчас у ток-шоу? Я считаю, настоящее ток-шоу, хит, когда там была та же Анна Чапман у Малахова, или когда обсуждали по поводу Киркорова: таскал ли он Яблокову за волосы, бил ли он ногами, или только за волосы, или только ногами. Это такое ток-шоу. Я понимаю, что люди, придя домой после рабочего дня, успев к одному из сегментов прайм-тайм, они хотят отдохнуть. И ток-шоу как степень такого развлечения в виде пинг-понга, т.е. люди говорят о чем-то, и они таким образом отдыхают – их мозги, глаза, душа.
В. УТКИН: А что, раньше люди не возвращались с работы и не хотели отдохнуть? А что сейчас изменилось в процессе возвращения с работы и отдохновения?
А. ОРЕХЪ: В процессе возвращения с работы, может быть, физически ничего не изменилось, но люди-то поменялись. Например, скажи мне, когда ты в последний раз…
В. УТКИН: Но ты же не говоришь, как они поменялись, ты говоришь, как они приходят с работы и хотят отдохнуть. Ты давай дело уже говори.
А. ОРЕХЪ: Люди поменялись, они по-другому отдыхают.
В. УТКИН: А почему они по-другому отдыхают?
А. ОРЕХЪ: Генезис – есть такое паразитическое слово. Поменялись времена, поменялись люди. Скажи мне, ты толстый журнал – помнишь, «Новый мир», «Октябрь», «Знамя» – когда последний раз читал?
В. УТКИН: Никогда.
А. ОРЕХЪ: Вот видишь. Но ты все-таки человек образованный, не глупый, тебе есть чего почитать.
В. УТКИН: Я книжки читаю, они теперь не обязательно в журналах публикуются.
А. ОРЕХЪ: Я вчера наткнулся на то, что журнал «Континент», который в свое время был чрезвычайно влиятелен в среде интеллигенции, оппозиции, русского зарубежья, там была хорошая табличка, как менялось количество его подписчиков и читателей. Раньше он, допустим, издавался, условно говоря, тиражом 30 тысяч, но знали, что его прочитали 300 тысяч и обсудили 30 миллионов, к примеру. А сейчас у него 1365 экземпляров, часть из которых не распродана, часть не прочитана, часть лежит в редакции. Они уже начинают выпускать не журнал, а лучшие номера журнала.
В. УТКИН: Но люди читать меньше не стали. Они читают в Интернете…
А. ОРЕХЪ: А тогда люди приходили с работы и что-то читали, во что-то вникали. Они что читают в Интернете? Вот сколько человек посмотрели – она, наверное, обчихалась уже – на Анастасию Волочкову?
В. УТКИН: Орехъ, а тебе не кажется, что манера отдыхать – это на самом деле не зеркало социальных перемен, а это на самом деле тренд. Вот как принято отдыхать, так люди и отдыхают.
А. ОРЕХЪ: Чем отличается напрямую тренд от социальной манеры?
В. УТКИН: Потому что тренд вполне можно насадить. Я не имею в виду злостное насаждение. На самом деле люди всегда приходили с работы и включали телевизор, с тех пор, как появился телевизор. И разница заключается только в том, что иногда показывают одно, а иногда показывают другое.
А. ОРЕХЪ: Т.е. ты считаешь, что, если вместо первых двух кнопок поставить канал «Культура», всё изменится?
В. УТКИН: Нет. Изменится, только если это делать постепенно, с каким-то умом. Безусловно, это обоюдный процесс: не может быть одного телевидения при другом обществе. Но они же взаимно влияют друг на друга. Мы же говорим о том, что, если сейчас поменять местами кнопки, всё наладится. Я как раз совершенно не это имею в виду. Я думаю, мы сейчас стоим перед такого масштаба общественными проблемами, которые не решить без помощи телевидения, без пропагандистской поддержки телевидения.
А. ОРЕХЪ: Для подавляющего большинства населения это главный, единственный и неоспоримый источник чего бы то ни было – информации, развлечений, кино, всего остального.
В. УТКИН: Музыки. Стас Михайлов, по-моему, на днях был признан заслуженным артистом России.
А. ОРЕХЪ: Дай бог ему здоровья. Я, правда, не слышал ни одной песни.
В. УТКИН: Я совершенно не хочу желать ему здоровья. Я и болезни не желаю, но здоровья ни в коей мере.
А. ОРЕХЪ: Я не знаю, потерял ли я или приобрел от того, что я не слышал. Я везде вижу его лицо, я знаю, что есть такой артист, что он выступает в Кремлевском дворце съездов, и я понятия не имею даже, в каком жанре он поет. Просто значительная часть нашего населения живет там, где есть первая и вторая кнопка с помехами. И у них нет вообще ничего – ни Интернета, ни модернизации, ни газет. Ничего нет у людей.
В. УТКИН: У них есть разговоры о модернизации. На Первом канале, бывает, президент выступает.
А. ОРЕХЪ: Изредка. В остальном у людей есть какая-то работа, самогон и Первый канал, который показывает им то, что он показывает. Вот такая жизнь. Да, безусловно, телевидение является главным, доминирующим, основным.
В. УТКИН: Мы приходим к тому, что телевидение ни в той, ни в другой редакции тоже не отражает ни в коей мере реальную жизнь и реальные проблемы, которые беспокоят людей. Беспокоят они их в силу их образованности (это в наименьшей мере, потому что образованных людей меньше), или в силу их возможной темноты, или стихийно беспокоят, вызывают всплески типа Манежки. Ни то, ни другой, ни третье не происходит. Это же тоже проблема. И очень характерно, что и телевидение – ни зарождавшийся «5 канал», ни что-либо еще не подарили в этом отношении ничего яркого. Одни – потому что там просто ничего нет, потому что там обсуждают, бил ли ногами, и как еще бил, и бил ли вообще Филипп Киркоров режиссера Яблокову, а в других обсуждают, возможно, не так, возможно, не те, но скорее всего не вовремя… И это не способно заинтересовать тех, кого по-настоящему волнуют эти проблемы. Хотя все очень стараются. Получается, что не выходит ни отвратить от проблем, ни заинтересовать проблемами, обсуждением проблемы. Вот как так выходит?
А. ОРЕХЪ: Боюсь сбиться на какие-нибудь банальности. Предлагаю 30 секунд перерыва.
ПЕСНЯ
В. УТКИН: Вот к нам на радиостанцию приходил замечательный депутат Евгений Федоров, в программу «Народ против». Я поразился. Я был восхищен. Кто-то возмущается, я был абсолютно восхищен. Как выясняется, сказать точнее Троицкого в некоторых вопросах бывает сложно.
А. ОРЕХЪ: Троицкий, он вообще молодец, я должен сказать.
В. УТКИН: Нужно быть абсолютным уродом, чтобы быть на государственной работе, и тому подобные вещи. Депутат Федоров поразил меня до глубины души ясностью своего мышления или того, что ему это мышление заменяет.
А. ОРЕХЪ: Это прелесть.
В. УТКИН: Ему оказалось достаточным наличие в бюджете США 100 млн. долларов, направленных на поддержку средство массовой информации за границу, чтобы утверждать на этом основании, что вся история про Ходорковского – это пиар. На этом основании можно сказать, что Евгений Федоров сам не имеет ни чести, ни страха, ни совести, поскольку известно же, где он получает зарплату, какие у него привилегии. Соответственно, ни против кого, ни против чего он вякать никогда не сможет, пользуясь логикой самого же Евгения Федорова, которая, видимо, истина, потому что он же сам ее и продуцирует. Это настолько пример явной чистоты. Гений чистой красоты. Я давно не встречал таких по-настоящему ярких, гениальных высказываний.
А. ОРЕХЪ: И простых. За что я, например, люблю поэта Пушкина? Когда говорят, например, «а я люблю Гумилева, Пастернака»…
В. УТКИН: А я люблю женатого.
А. ОРЕХЪ: А я люблю Пушкина. Люди надо мной смеются. Ну как можно любить Пушкина? Это так просто…
В. УТКИН: Это всё равно что говорить – а я люблю мясо.
А. ОРЕХЪ: Надо чего-нибудь повитиеватее. Я за что люблю Пушкина? За то, что он прост, понятен, кристален, чист. И знаешь, за что еще люблю я Пушкина? Что у него очень редко в его рифмах меняется ударение. Известно же, что для того, чтобы была рифма, переносят ударение туда, где оно не должно стоять. Я сейчас не могу привести пример.
В. УТКИН: Не подготовился
А. ОРЕХЪ: Переносят ударение ради рифмы. А у Пушкина оно всегда где положено. Да, у Федорова все ударения стоят где положено.
В. УТКИН: Он был настолько незамутнен, что все оторопели просто. А Немцов? Он говорит: а это политика госдепартамента, это другое совершенно.
А. ОРЕХЪ: Это как с той самой пленкой, когда все-таки немцовскую апелляцию частично удовлетворили, но в плане просмотра видео. И люди сидели в зале, по видео ясно, и говорят: вот сейчас состоится, мы же всё наконец посмотрели, нам же что нужно было – посмотреть кино. Вот мы его посмотрели. Мы же видим по кино, что ничего не происходило, всё хорошо. Судья смотрит и говорит: «Вы знаете, всё же виноват человек, действительно нарушил, ругался, прорывался, оскорблял». Говорят: «А не те милиционеры же» Там же в чем штука еще была? Что показания-то давали другие милиционеры.
В. УТКИН: Что Диму Муратова очень возмутило.
А. ОРЕХЪ: «Ну как другие милиционеры? Они же, в общем-то…» И тут я согласен, они похожи. Ну, другие. А если под этим углом, то вроде как и такие же.
В. УТКИН: Интересный вопрос. А почему тех милиционеров не привели? Они что, отказались лжесвидетельствовать?
А. ОРЕХЪ: Не парились просто.
В. УТКИН: Или их просто не нашли?
А. ОРЕХЪ: Там стояло сто милиционеров. Сказали – ну вот два человека придут. Ну что, искать именно тех?
В. УТКИН: Пришлите нам двоих. Ты прав. Зачем искать-то?
А. ОРЕХЪ: Они разделяют же точку зрения. Все видели, сто человек было, все скажут. Ты сейчас сказал – сто миллионов, выделенные госдепом.
В. УТКИН: И что интересно – Германия тоже сто миллионов выделила. Они одинаково по сто миллионов выделяют.
А. ОРЕХЪ: Когда так упрекают в продажности, хочется сказать – всё равно продались, дайте хоть чего-нибудь уже, чтобы оправдать.
В. УТКИН: А Федоров, получается, другим продался.
А. ОРЕХЪ: Он за идею.
В. УТКИН: Он тоже продался. По его логике, продался.
А. ОРЕХЪ: Чем прекрасен обыватель? Он говорит: слушайте, а чем вы возмущаетесь, в чем он неправ? Сто миллионов выделили. Куда они пошли? Конечно, к нам. И к нам в том числе. Ах, еще и Германия сто миллионов выделила. Тогда до нас-то сто миллионов в сумме от Америки и Германии дошли. А на что же они выделили сто миллионов? Значит, все-таки до «Ходора» дошли. А Магнитский? Тоже до него дошли. Чего вы, Василий, тут ерничаете? Почему смеетесь?
В. УТКИН: Я смеюсь, потому что мне смешно.
А. ОРЕХЪ: Тебе смешно, а человек слушает… Я про тех, у кого трехпрограммный приемник и Первый канал и где-то очень-очень далеко с самогоном. У человека же нет еще каких-то источников информации, может быть, у него недостаточно знаний, образования…
В. УТКИН: Мозгов.
А. ОРЕХЪ: Иногда и мозгов.
В. УТКИН: Это не исключено.
А. ОРЕХЪ: Недостаток мозгов, он, кстати, абсолютно не объясняется наличием или отсутствием источников информации. А действительно, всё же понятно: сто миллионов Америка дала? Дала.
В. УТКИН: А на что еще она могла дать?
А. ОРЕХЪ: Кстати, была прекрасная история по близкой нам с тобой теме. Даже моя родная радиостанция ее как-то затронула. Я говорю: ребят, а чего вы так вцепились в эту идею? Кириленко получил американский паспорт.
В. УТКИН: У Федорова не хватало только одной фразы – что Черноморск будет объявлен вольным городом буквально на днях. Точно такая же логика. Они же производят сельскохозяйственные орудия. А вот мы их и будем покупать. Вот и сложилось всё, вот и сложилась прекрасная картина мира.
А. ОРЕХЪ: Когда звучит «Америка и деньги», у людей сразу закрадывается определенное подозрение. Андрей Кириленко, баскетболист, получит американский паспорт. Он 10 лет живет в Америке, играет за «Юту Джаз».
В. УТКИН: Дети у него американцы.
А. ОРЕХЪ: Он бОльшую часть времени проводит там. Ничего страшного в этом нет. Очень многие люди в мире имеют много всяких паспортов. А иметь иностранный паспорт, тем более американский, это удобно. Человек не теряет российского гражданства, не теряет право выступать за сборную России. Он вообще ничего не теряет. Он просто приобретает американский паспорт, который помогает ему жить в стране, в которой он и так живет большую часть своего времени. В общем, облегчает ему жизнь. В этом абсолютно нет ничего удивительного. Если бы он получил французский паспорт, или немецкий, или любой другой – литовский, по баскетбольной линии…
В. УТКИН: А если израильский?
А. ОРЕХЪ: Вот израильский паспорт и американский – вот это, конечно… «Орден Отечественной войны у него был – вот это меня смутило». Что же он? Он предал, он изменил. Кто он теперь вообще?
В. УТКИН: Он Кириленко.
А. ОРЕХЪ: У него американский паспорт. Он не просто Кириленко. Нет, это поверхностный взгляд. Спортивная пресса написала, неспортивная. Человек оформил формальную бумагу. В принципе, это почти то же самое, что ОСАГО. Еще на какой-то вопрос он не ответил смешной. Оказывается, весь сыр-бор в Америке в 1776 году разгорелся из-за налогов. Мы-то думали… Статуя с факелом, еще что-то. Нет, налоги.
В. УТКИН: Мы по поводу часов должны прояснить. Мы понимаем, что Евгению Федорову, в принципе, среди тех льгот, за которые он, судя по всему, продался, по его же собственной логике…
А. ОРЕХЪ: Мигалка. Я настаиваю, что у него мигалка.
В. УТКИН: Мы брезгуем пользоваться его логикой, но, по его логике, он продавшийся за всё это дело. Я думаю, что ему очень не хватает часов президента.
А. ОРЕХЪ: Песочных таких.
В. УТКИН: Он бы страшно хотел их получить, но мы их ему не дадим.
А. ОРЕХЪ: Мы могли бы ему дать манометр, вспоминая Жванецкого. Почему всё время пол какого-то? Так это манометр.
В. УТКИН: А без десяти 12 почему всё время?
А. ОРЕХЪ: Это манометр.
В. УТКИН: Это «Радиодетали».
А. ОРЕХЪ: Василий, рекламируйте смежный продукт. Спасибо вам, друзья. Мы сегодня с Василием установили абсолютный рекорд, ни разу не включив телефон, не прочитав ни одной смс-ки и даже не назвав ни одного из этих номеров.
В. УТКИН: Мы в следующий раз исправимся.
А. ОРЕХЪ: Мы надеемся, что мы не помешали вам провести эти 45 минут.
В. УТКИН: Если, конечно, он будет, следующий раз. Мало ли… В какое время живем…
А. ОРЕХЪ: Должен быть. Мы надеемся.