Виктор Сухоруков - Разбор полета - 2022-02-07
С. Крючков
―
22 часа и 6 минут в российской столице. Это «Разбор полета» — программа о людях и решениях, которые они принимают в своей жизни. Здесь, в первой студии «Эха», я, Стас Крючков. По зуму Марина Максимова. Марина, здравствуй! И у нас в гостях сегодня собственной персоной, прямо вот здесь, очно народный артист России Виктор Сухоруков.
М. Максимова
―
Надеюсь, мне сейчас поправят звук.
С. Крючков
―
Слышно, Марина, всё отлично. Виктора Иванович, здравствуйте!
В. Сухоруков
―
Добрый вечер всем!
М. Максимова
―
Ой, отлично, вот это я услышала!
С. Крючков
―
Уже идет трансляция на основном канале «Эха» в YouTube и в Яндекс.Дзене. SMS +7-985-970-45-45, Twitter, Viber, WhatsApp, Telegram — всё это работает, ждет вашего участия и, я думаю, сейчас взорвется с вопросами в адрес нашего гостя. Виктор Иванович, просто счастливы вас видеть.
В. Сухоруков
―
Рад, рад. Будьте счастливы! И чем дольше вы будете счастливы, тем лучше для всех нас.
С. Крючков
―
Можно побыть сентиментальным — поздравить вас с 70-летием, которое было по осени?
В. Сухоруков
―
А в чем сентиментализм? Это факт.
С. Крючков
―
Всё-таки время прошло.
В. Сухоруков
―
Ну, прошло — поздравляйте. И завтра меня поздравляйте, и круглый год поздравляйте. Что в этом плохого?
С. Крючков
―
А вы сентиментальный человек?
В. Сухоруков
―
Очень.
С. Крючков
―
А в чем это выражается?
В. Сухоруков
―
Как? В сентиментальности.
С. Крючков
―
Это пришло как-то во времени или есть какой-то рубеж, перейдя который, оно стало вашей частью?
В. Сухоруков
―
Я думаю, любой человек, который когда-то замечтал быть художником, артистом, человеком искусства… Они все сентиментальны. Притворны, сентиментальны, лицемерны, ненадежны, но сентиментальны. Я стал сентиментален с детства. Может быть, когда еще слышал колыбельные. Или папа сидел — я был совсем маленьким, а он вдруг начинал, сидя в бараке… Я жил в бараке вначале, и вдруг он садился в коридоре и начинал петь:
В.Сухоруков: Я стал сентиментален с детства. Может быть, когда еще слышал колыбельные
По диким степям Забайкалья,
Где золото моют в горах…
И я начинал плакать. Вот, может быть, оттуда. А может быть, еще раньше.
С. Крючков
―
Это в Орехово-Зуеве?
В. Сухоруков
―
В Орехово-Зуеве.
М. Максимова
―
А вот эта сентиментальность — она помогает или мешает?
В. Сухоруков
―
А чему она мешает, если это в характере? Сентиментализм — либо он есть, либо его нет. Вот и всё. Просто мне кажется, если мы говорим, выбрали тоже тему: если человек сентиментален, значит, он настолько же не жесток, не злобен, не циничен, насколько он сентиментален. Если вы мне скажете, что враг, или какой-то жестокий человек, или плохой человек может быть сентиментален и гладить ребенка по голове — это уже что-то другое.
С. Крючков
―
Если бы родители узнали тогда, когда в бараке звучала эта песня, о том, что в городе будет стоять памятник их сыну, они бы поверили?
В. Сухоруков
―
Городская скульптура.
С. Крючков
―
Ну хорошо, но как вы думаете? Просто если смоделировать ситуацию, как бы отец воспринял?
В. Сухоруков
―
Я очень хотел, чтобы они если не до памятника, то хотя бы дожили до первой моей кинокартины или моей роли в театре. Им не суждено было меня увидеть ни в качестве актера, ни в качестве знаменитости, ни уже счастливым состоявшимся человеком, чего бы я очень хотел. Потому что мама вообще не верила.У меня есть теперь творческий вечер, который я назвал по первому фильму Балабанова «Счастливые дни». Творческий вечер — я его сочинил, срежиссировал и, наверное, дам ход и дам жизнь этому вечеру, потому что он почти похож на спектакль «Исповедь», где я рассказываю о самом себе. То есть я нашел...
Сейчас поймете, к чему я — это я не отвлекся. Вы заговорили о родителях: как бы они отнеслись к моей скульптуре, к бронзовому Сухорукову на центральной улице Ленина в городе Орехово-Зуево. Понимаете, в чем дело? В этом вечере я собрал истории из своей жизни, но я не рассказываю о себе, а я играю сам про себя.
Так вот там есть эпизод, когда я заявил родителям, что хочу быть актером. И мама взбунтовалась. Она говорила: «Что? Какие артисты?! С ума сошел! На фабрику! Нет, там один разврат! На фабрику, под мастером! Будешь зарабатывать деньги, заведешь семью — всё как у людей». А отец молча дергал бровь и читал советские газеты. Он меня тихо благословлял.
В.Сухоруков: Когда я заявил родителям, что хочу быть актером. И мама взбунтовалась
Но пройдет время, я специально возьму справку… Когда меня приняли в ГИТИС я выпросил справку о зачислении, чтобы предъявить ее матери и сказать: «Вот, мама, смотри — меня приняли в театральный институт». Она, не прокомментировав, не торжествуя, тихо произнесла: «Давно пора, сколько же можно?».
Но я сейчас о другом. Когда вы говорите: «Как бы они отнеслись к бронзовому памятнику?», — я не знаю. Я хочу придумать, как бы они к нему отнеслись — торжественно и гордо. Потому что уже когда я уеду в Москву учиться в театральном ВУЗе, мальчик из барака города Орехово-Зуево, мать зимой (это мне люди рассказали), когда она шла по улице и встречала знакомых людей, говорила: «А Витька-то мой на артиста учится, в самой Москве!». Гордилась. А представляете себе, что вдруг этот Витька да еще народный артист, да еще в бронзе на улице стоит?
С. Крючков
―
А с чего вдруг Витька-то поехал в Москву на артиста учиться?
В. Сухоруков
―
А куда?
С. Крючков
―
Как оно рождалось: «Я в театр — куда еще?».
В. Сухоруков
―
Мечта. Вот и весь ответ — мечта, одержимость. Как это? — есть еще одно слово — не желание, а страсть. Какая-то убежденность в том, что мне это надо. И я не ошибся.
С. Крючков
―
А с какого момента вы эту страсть почувствовали?
В. Сухоруков
―
А вот сколько себя помню. Я об этом тысячу раз рассказывал: вот сколько себя помню, столько и мечтал. И в 3 года в детском саду, и дальше, и дальше. Вся художественная самодеятельность всей моей жизни была со мной. Как-то я любил дурачиться, любил чудить, любил рядиться, любил смешить людей, веселить их. И даже когда люди смеялись надо мной, наверное, зло и издевательски, меня всё равно это радовало, потому что у них было хорошее настроение. Хороший вопрос, старинный вопрос, но ответ далекий: вот сколько себя помню, столько и хотел.Когда я мыслил о том, что если не примут… А могло такое случиться. Это отдельная большая тема: как сегодня принимают, кто сегодня выходит на сцену, если говорить о театре. У нас всё было намного строже, сложнее, избирательнее. Как попасть в артисты? Это сегодня как-то всё проще, а тогда это было намного серьезнее.
В.Сухоруков: Это только кажется, что я такой шустрый
Так вот пройдя этот путь… Как вам сказать? Я почему-то очень верил, что буду актером, но я хитро, даже хитрожопо рассуждал: а если не примут, то я тогда пойду туда, будет делать это, то-то и то-то. Вплоть до того, что геологом заделаюсь. Но меня везде и всегда пугала математика, физика и вообще точные науки.
М. Максимова
―
А у вас был какой-то момент неуверенности? Потому что, если я правильно понимаю, вы же вначале не поступили, потом пошли в армию, соответственно, а после армии у вас был вот этот перерыв в 2 года. Почему вы после армии сразу не попытались еще раз попробовать?
В. Сухоруков
―
Не 2 года — 1 год, Марина. Именно после армии все бараки советская власть выселяла в новые дома. У нас в городе появился новый мощный микрорайон Парковский, и все бараки вдоль железной дороги начали выселять. И я не мог бросить семью. У нас было трое детей, у мамы с папой — я их не мог бросить. А переселение как раз выпало на май-июнь. И я в это время перевозил себя и свою семью в новый дом. Это было грандиозное событие.И тем не менее, осенью этого же 1973 года, я успел-таки попробовать поступить к Сергею Бондарчуку во ВГИК. Но на моем месте оказался Виктор Косых, который играл в фильме «Неуловимые мстители» — Данька Щусь, которого играл Косых. Ой, это отдельная история.
Но в 1974 году меня брали во все театральные ВУЗы, куда я поступал, как и все молодые смертные, кроме одного заведения, куда я категорически не пошел, потому что в первый мой поход, в самый первый (я тоже об этом в своем вечере рассказываю), я вошел в это мощное серьезное театральное заведение, а мне вдруг профессор говорит: «Вы никогда не будете актером». — «Но поймите, мне нужен театр». — «Допустим. А вы задавали себе вопрос: вы-то театру нужны?». Я залил весь центр, Камергерский переулок (вот и проболтался) слезами, и после этого я больше туда ни ногой. Но судьба распорядилась по-другому, и сегодня я могу сказать: это перемена была счастливой для меня.
С. Крючков
―
А вот этот путь — он же был очень долгим. С одной стороны, завершение...
В. Сухоруков
―
Так я давно живу — вы сами меня поздравили с 70-летием. Это только кажется, что я такой шустрый. Ох, старость, старость!
С. Крючков
―
Тем не менее, осознание того, что, как вы сказали, счастлив и востребован — оно же в очень зрелом возрасте пришло.
В. Сухоруков
―
Да, и что? А в чем проблема? Так мне повезло или так сложились обстоятельства, что сниматься я начал в 39 лет.
С. Крючков
―
Но вот эти годы, до 39-ти — они вырваны? Или это такое взросление, такое собирание энергии?
В. Сухоруков
―
Жизнь рваной не бывает. Любые испытания, проверки — это всё равно твой путь. Это, знаете, как рельеф земли — горы, долины, пропасти, берега, сама река, океан, остров в океане... Вот так и жизнь. И так и путь человека — он неровный, он колдобистый, он неизведанный. А тем более когда ты устремлен, то впереди чаще туман, нежели чистый горизонт.
В.Сухоруков: Доказывал, что могу быть актером, я доказывал, что имею право на мечту
С. Крючков
―
Просто на одном этапе этого пути тебя сопровождают люди, которые воспринимают меру твоего успеха одним образом, а когда эта мера успеха возрастает, то в этих людях часто что-то меняется, и они перестают сопровождать тебя.
В. Сухоруков
―
Меняется. Так и сопроводители меняются, и сам ты меняешься. Это нам кажется, что мы остаемся прежними. Нет-нет, всё меняется. И почему если вы сентиментально поздравили меня с 70-летием, а я его проигнорировал сам для себя? Я не дал ни одного интервью, отказался от всех встреч, банкетов, всяких там гулянок. Потому что юбилей человека не в цифре, не в нулях, не в пятерках. Юбилей там, где в твоей жизни, в твоей биографии, в твоей судьбе, черт возьми, начинаются некие глобальные, дай бог, перемены, чудеса, события, которые переворачивают тебя. Тебе хочется остаться самим собой, быть какой ты есть — нет, не получается. Но это и есть юбилеи. Пришел из армии — юбилей. Приняли в театральный ВУЗ — юбилей. Дали главную роль — юбилей. Вот они! Вот пригласил меня тот же Юрий Мамин на главную роль в «Бакенбарды» — вот оно было, событие, чудо жизни моей. А стало быть, и там красная цифра моей жизни.Ровной жизнь не бывает. Поэтому да, это я сегодня, наверное, устав шагать, бежать, устав глядеть вперед выпученными глазами, немножко так с прищуром вышагиваю по своей жизни. Я понимаю, что там много чего произошло такого, чего я недооценил, не осознал. Но это со мной случилось. И конечно, я сегодня трачу много сил, чтобы оставаться человеком порядочным, неглупым, мудрым.
М. Максимова
―
«Цыпленок жареный» — это юбилей?
В. Сухоруков
―
Конечно. Я никогда не играл героев-любовников.
М. Максимова
―
Большой, наверное, юбилей?
В. Сухоруков
―
Сегодня, сидя с вами, я пропускаю дорогую моему сердцу серию. Я впервые в жизни, имея за плечами 100 с лишним картин.. Режиссер Николаева с оператором Максимом Осадчим — дай им бог здоровья, они брат с сестрой, оба талантливые люди. Кстати, Осадчий впервые снимал многосерийный фильм — супер-талантливый оператор. Елена Николаева мне предложила сыграть дядю Колю — красивого, элегантного…
С. Крючков
―
В усах.
В. Сухоруков
―
С усиками, да. Такого даже порочного, влюбленного человека. Я никогда в своем кинематографе сильно не целовался с женщинами, никогда не валялся в постели с проститутками, негритянка не сидела у меня на коленях... И я никогда не изменял женщинам в кино, что произойдет в этом фильме. А какой финал! Посмотрите, увидите. Виктора Сухорукова вы не узнаете.
С. Крючков
―
А снималось еще в допандемийное время, в 2019 году.
В. Сухоруков
―
Уже 2 года назад. На полочке пролежал маленько. Видать, его выдерживали как хорошее вино.
М. Максимова
―
Вот смотрите, сколько различных юбилеев, сколько у вас историй, сколько ролей, сколько всего за плечами. Читаю одно интервью этого — точнее, уже прошлого года. Вы говорите: «У меня по-прежнему нет уверенности, что меня признали, что меня приняли, что я на месте». Откуда такая неуверенность? Казалось бы, состоявшийся, знаменитый.
В. Сухоруков
―
Это не неуверенность. Это уже привычка. Вот там, мальчишкой, когда я вышел за пределы своей родины... Это не малая родина — это родина. Россия — моя страна, а родина — это город Орехово-Зуево. Это точка родимая. Вот как только я вышел за пределы, я всё время что-то доказывал. Я доказывал, что могу быть актером, я доказывал, что имею право на мечту, я доказывал, что-то кончил, я доказывал, что смогу состояться. Я всё время доказывал.Конечно, будут времена, где я сам себя же и сжигал, и уничтожал, и изнашивал, и портил, совращал, можно сказать, а потом снова, как птица Феникс, возрождался. Но в данном случае и там, в той жизни (по чему есть очень хороший документальный фильм «Три жизни Вити Сухорукова») нет этапов, нет канунов. Вот как сам жизненный путь весь из себя как рельеф земли, так и характер или мое поведение.
Очень многого я добился, но много и подпортил. И всё равно к чему веду? Вы сказали «неуверенность» — это не неуверенность. Доказывай, доказывай, что я есть, что я могу, что я буду, что я состоюсь... Я настолько привык доказывать, что я до сих пор доказываю.
С. Крючков
―
А доказывать себе или кому-то?
В.Сухоруков: Так мне повезло или так сложились обстоятельства, что сниматься я начал в 39 лет
В. Сухоруков
―
Людям, конечно, миру доказываю! Своим коллегам доказываю, режиссерам доказываю. Это плохо, но что делать?
С. Крючков
―
А гараж этот не нужен, наверное, когда вы скажете себе: «Да всё уже доказано»?
В. Сухоруков
―
Если только помру, а так буду доказывать.
С. Крючков
―
Кстати, говоря о событиях — о юбилейных, чудесных событиях, — вы вспомнили «Бакенбарды» Мамина. Тем не менее, а если за пределами кинематографа, в такой частной жизни Виктора Ивановича Сухорукова что было поворотным моментом? Потому что мы уже долгие годы, Марина, задаем на старте вопрос о ключевом жизненном решении, о выборе, который повлиял, перевел стрелку в определенном направлении, которое теперь сочтено уже тем, которое оказалась должным, нужным, важным.
В. Сухоруков
―
Вопрос немножко размытый. Поконкретнее, пожалуйста.
М. Максимова
―
Давайте я, может быть, немножко уточню, потому что кратко он звучит: какое-то важное решение в вашей жизни. Может быть, развилка какая-то. Сложное решение, которое вы, может быть, долго или быстро приняли, но которое повлияло на всю вашу жизнь.
В. Сухоруков
―
Всё понял. Я ведь сейчас, рассыпаясь своей речью, проболтался. Вы сказали о неуверенности, я сказал, что я всё время доказывал. А есть еще одно: сам себя сочинил, сам себя разоблачил, сам себя уничтожал, и сам себя снова рожал, возрождал, сочинял и снова предлагал себя людям.Опять, может быть, это общие слова, но так сложилось в моей жизни: когда вдруг вот-вот всё получилось — всё, давай нарядись, возгордись, иди и теперь царствуй, раздавай свои красивые, талантливые дела. А я вдруг — бабах! Там была и пьянка, там было одиночество, там был поиск любви, поиск друзей.
Я всё время находился в поиске. Получается, занимался доказательством себя самого. Второй момент: я всё время себя выдумывал. Я себя сочинял, разрушал — как бы рассыпал камни и снова эти камни собирал. А это же всё время. На это тратилась сама жизнь. А между этими трудами, распадом и возрождением, были кромешные паузы, в которых приходилось затаиваться, утихомириваться — и ждать. Я не борец, не революционер, не бунтарь. Наверное, я скандалист, но я не бунтарь. И поэтому я ждал, я надеялся, я вглядывался снова куда-то в какую-то свою тетрадь и ждал, когда напишут, позвонят, позовут. И это случалось.
Поэтому сегодня, будучи уже зрелым человеком, я вам сделаю заявление, дорогие друзья: и судьба существует, и Бог есть, и чудеса в жизни человека случаются. Перед вами сидит человек с мешком чудес за плечами. Это отдельный разговор и отдельная тема. Мало того — вы сейчас правильно, Марина, заметили. Вот вы задали мне всего третий вопрос, Стас — я могу увлечься и на любой ваш вопрос уйти в такие разговоры, что вам мало не покажется. Я трачу очень много энергии, сидя перед вами, чтобы себя сдержать от большого длинного словоблудия.
С. Крючков
―
А вот пересобирать себя заново — вы говорите, что для людей. А были моменты, когда вы сказали: «Я должен это сделать прежде всего для себя»?
В. Сухоруков
―
Всегда для себя. И даже говоря, что я делаю себя, строю, сочиняю, возвращаю для людей, я начинаю с себя. Страшную вещь однажды я себе сказал: «Будь эгоистом». Это очень плохой призыв, он разрушает человека. Но человека нормального. Я говорю о ненормальном человеке. Когда ты становишься ненормальным, надо быть эгоистом.
В.Сухоруков: И судьба существует, и Бог есть, и чудеса в жизни человека случаются
Зачем? Чтобы вернуться в общество, к людям, надо себя организовать, собрать. Помыться, побриться, одеть чистую рубашку, почистить зубы, привести себя в состояние приемлемости обществом. И только после этого ты можешь уже разговаривать если не на равных, то, по крайней мере, тобой не будут брезговать, не будут игнорировать и не будут вешать на тебя ярлык: подаваемый руку, неподаваемый руку, пожатный, непожатный, приемлемый он человек или неприемлемый.
Но мне повезло, потому что я был разным. Мое дарование почему-то было замечено и оценено. У меня и наград много, и чинов, и званий — всё у меня на сегодняшний день есть. Но я ни у кого ничего никогда не просил. Нет, простите, в конкретных вещах, наверное, я подходил к режиссеру, говорил: «Дай роль», — не давал. «Пусти», — не пускали. Но в данном случае мне так кажется, что я никому не принадлежу и остаюсь принадлежащим всем. Вот куда я забрел с вами. Ну-ка давайте возвращайте меня.
С. Крючков
―
Принадлежащий всем Виктор Иванович Сухоруков, народный артист России, в «Разборе полета». Здесь Марина Максимова и Стас Крючков. Я сделаю анонс, чтобы потом, во второй части после новостей, к этому не возвращаться (а эта вторая часть обязательно наступит). В 23 часа «Футбольный клуб» нас всех ждет. После полуночи «Битловский часа» с Владимиром Ильинским. С часу до 3-х пополуночи программа Игоря и Юджина «Хранитель снов». Вернемся в эту студию совсем скоро.НОВОСТИ.
РЕКЛАМА.
С. Крючков
―
Виктор Иванович Сухоруков сегодня гость программы «Разбор полета». Виктор Иванович, вот говорили о людях, которые приходят, которые сопровождают по жизни. Наверняка были фигуры, которые для вас стали определяющими. Это и Фоменко, это, конечно, Балабанов.
В. Сухоруков
―
Я хочу уточнить. Стас говорит, Фоменко — это Петр Фоменко, гениальный режиссер. Вот тоже я понял потом, какие гениальные люди брали меня в охапку. Это Петр Фоменко, театральный режиссер, у которого теперь собственный театр с его именем в Москве. А ведь я из его рук начал клевать первые свои зерна в театральном ремесле. Леша Балабанов, Говорухин Станислав… Продолжайте, продолжайте свой вопрос.
С. Крючков
―
Собственно, а были люди, которые уходили? Которые не сопровождали по жизни, которые подводили?
В. Сухоруков
―
Были, да, конечно. Поэтому я тоже сейчас повторюсь, наверное, но это уже у меня, знаете, как татуировка на груди — мой принцип или мои тезисы. Это терпение, жертвенность и непредательство. А если я говорю, что непредательство, значит, меня предавали. Для меня важно, почему не предать, удержать в чести свое слово, свое дело и свое отношение к человеку.Предавали. Мало того, у меня даже был сон интересный. Как будто мы идем — я иду со своими друзьями, которым верил, которых любил, обожал. Я бежал за этими своими друзьями. Их было несколько человек. Мужики. Сон такой снился. Это были пацаны реальные. Я за ними шел долгую часть жизни с котомочкой, где бутылки пустые, где веник банный — мало ли? И вот я за ними шел, и как будто я иду, иду и вдруг скатываюсь на обочину, а они продолжают уходить. Я хочу выкарабкаться из этой канавки, а у меня из-под рук сыпется земля, я не могу зацепиться. И вдруг вскарабкиваюсь на этот корявый асфальт и кричу: «Подождите меня, куда вы?». И вдруг один из них обернулся, посмотрел как-то вскользь: кто там копошится вдали? Махнул рукой и пошли дальше.
Это сон в руку. Таких случаев в моей жизни было достаточно. Я об этом рассказывать не буду, потому что это горько, печально, и они не стоят того, чтобы о них вспоминать. Но они меня закалили.
С. Крючков
―
То, что у позднего Балабаново вас нет — это из этой серии история? Это какого-то рода предательство, нет? Или это просто другая дорога?
В. Сухоруков
―
Стас, расскажу. Это не предательство, потому что я не разобрался, почему он меня бросил и оставил. Я вам сегодня впервые расскажу одну вещь. Когда он выбрал меня из огромной армии талантливейших молодых актеров города Ленинграда и утвердил меня на главную роль в своем дебютном фильме «Счастливые дни», который через год будет на Каннском кинофестивале, мы тогда с ним дискутировали. И он мне вдруг говорил: «Актеров надо снимать либо один раз, либо вообще не актеров снимать, а простых людей без образования». Потому что якобы артисты испорчены.И я ему тогда говорил: «Ты что, хочешь отказаться от Тарковского, Висконти, Антониони, Феллини? И даже у нас в стране есть много режиссеров, которые идут со своими актерами большой путь. Потому что выбор актера и сотрудничество с ним постоянное — это значит понимать друг друга с полуслова. Надежность в этом тандеме или в этом партнерстве». И вы знаете, он меня услышал. Он в дальнейшем будет снимать некоторых актеров довольно часто в своих картинах.
Я у него отслужу 5 фильмов. Я за эти годы и полюбил его, и возненавидел, и был раздражен им. Я был к нему очень сильно привязан как художнику, к творцу, к противоречивой личности. Это отдельная история, когда они вместе с Сергеем Бодровым ушли от меня. Я дал себе слово о них не распространяться, за что некоторые на меня обиделись, потому что я не давал интервью. Хотя рассказать есть очень многое.
Так вот Леша не предал меня — он оставил меня. И я не нашел ответа. Я спрашивал у него: «Почему перестал снимать?». Он говорит: «Ты такой крутой стал». Или говорит: «Нет для тебя роли». Было много ответов, и они противоречили друг другу. И тогда я понял, что он что-то скрывает такое про меня или против меня, что не хочет мне об этом сказать. Он так и уйдет, и я не получаю от него ответа, почему он перестал меня снимать. И когда я это понял, я ушел. У меня не было к нему вопросов и претензий. Также, как и к Сельянову Сергею Михайловичу, боссу кинокомпании СТВ, который меня уже не снимает в своей кампании и после ухода Балабанова. Хотя я считал эту компанию всегда родной.
М. Максимова
―
Скажите, актерское мастерство, вот эта способность вживаться в абсолютно разные роли — она в обычной жизни — то есть я понимаю, что актеры тоже люди, но в обычной жизни помогает сходиться с людьми? Может быть, находить какой-то общий язык или налаживать отношения с людьми, которые очень сильно от вас отличаются. Может быть, когда абсолютно разные характеры.
В. Сухоруков
―
Я сегодня исключил понятие «вживаться». Я вдруг понял, я сделал великое открытие. У меня есть своя методика работы над ролью, даже есть своя система. У Станиславского есть система — это ведь не закон природы, это тоже система. Он ее придумал, это тоже методика. Я не вживаюсь — я играю. Я игрок. Но одно дело играть с листа, играть или сочинять для себя — не в себе, внутри, а для себя, — играть, сочинять образ, некий персонаж, некую куклу… Как одеть пальто. Вот повяжи я сейчас на голову какую-нибудь тряпку, и уже буду чувствовать себя по-другому. Возьму я в руки ведро — всё, и походка будет другая.То есть я всё равно играю. И игра моя — в профессии. Это не говорит о том, что я коммуникабелен, бесстыден в жизни, в обществе. Бывает трудно. Бывает и закомплексованность, и страх — всякое бывает в реальной жизни. Жизни — это жизнь, игра — это игра. Это совсем разные вещи. И актер, будучи таким расхристанным, свободным, легким на подиуме, как бы на возвышении, может быть очень трусливым и зажатым в жизни. Я это часто наблюдал. Нет, я бесстыдный и я не стесняюсь ничего. Позорьте меня, позорьте.
С. Крючков
―
А понимание себя в жизни и в профессии — с успехом оно существенным образом меняется? Скажем проще: когда приходят деньги, большие деньги, это портит?
В. Сухоруков
―
Вы сказали слово «успех». Для меня слова «успех» не существует, потому что это результат. Это результат, но к нему надо прийти. Успех раздадут — вы разводите мне, скажете: «Это успех». Я не знаю. Я хочу прийти к определенному результату, который будет важен, интересен и необходим публике. Я не оговорился — именно необходим. А что значит необходим? Полезен. И в данном случае, если вдруг у меня результат складывается и он меня устраивает, а тем более если публика это примет, и это будет интересно ей — всё, я счастлив.И в данном случае не в деньгах счастье. Я мог бы вам сегодня рассказывать одну тайну, с которой сегодня живу. Я сыграл мощную главную роль у молодых людей, у молодого режиссера, а они меня обманули. Они до сих пор со мной не рассчитались, не заплатили ни копейки. И я не жалею пока об этом только потому, что я был счастлив в процессе. Я жду результата, но я не знаю, как я подойду к этим людям и как я буду воспринимать этот результат, даже если он будет успешен, потому что меня обожгли, мягко схожу, нехорошим поведением по отношению ко мне. Со мной обошлись неправильно — деликатно скажу, потому что это сугубо корпоративные вещи, внутрииндустриальные, и поэтому не могу рассказывать.
По-всякому бывает. Но поверьте, меня это не портит — ни деньги, ни успех, ни результат. Почему? А потому что мне это интересно. Я фанат своей профессии. Вот и всё.
М. Максимова
―
Вы как-то говорили — заголовок из вашего интервью (сейчас посмотрю даже): «Я бы сыграл и подонка, и Господа Бога».
В. Сухоруков
―
Да, сыграл бы, но не стал бы и не хотел бы быть.
М. Максимова
―
Это кем — Господом Богом или подонком?
В. Сухоруков
―
И тем, и другим. Сыграл, но не стал бы, не захотел бы быть. Но задайте вопрос.
М. Максимова
―
Есть ли всё-таки у вас какие-то внутренние ограничения? Например, роль, за которую вы не взялись бы. Или, может быть, вы уже отказывались от какой-то роли.
В.Сухоруков: Ровной жизнь не бывает
В. Сухоруков
―
За всё взялся бы. Конечно, при одном условии: зло должно быть наказано, добро должно торжествовать.
М. Максимова
―
Но такое же только в сказках бывает.
В. Сухоруков
―
А пусть будет сказка. Искусство и есть сказка. Реализм, реальная жизнь… Всё, что в кино, в театре — это не может быть реальной жизнью. Это неправда. Тогда давайте уж, извините, и срать, и блевать не краской или вареньем, а по-настоящему. Мы же этого не делаем. Нет-нет, искусство — это иллюзия. Искусство — это придуманный мир. Реальность — это одно, а всё, что надо реальностью, о чем мы говорим, моя профессия — это не имеет к жизни серьезного отношения. И поэтому взялся бы за любую роль, но только чтобы я, вызывая даже отвращение, но должен быть полезным, обязательно.
С. Крючков
―
А если за пределами жизни в корпорации, в профессии? Вот вы говорите «быть полезным для». А если смотреть с той стороны, со стороны зрителя, в чем польза вашего лицедейства в вашем понимании? Если вы заглядываете туда, на то, какими глазами на вас смотрят.
В. Сухоруков
―
Перечисляю. Начну с самого простого. Мы всё равно развлекаем. Мы украшаем жизнь человека развлечением. Мы зрителя или человека развлекаем. Мы его погружаем в некую иллюзию, что человеку необходима. И очень хочется, чтобы искусство или мое дело было сильнее любой отравы, как то наркотик, алкоголь и любая дурнота, которая уничтожает человека. Мы украшаем жизнь человека своей игрой, своим исполнением — должны, по крайней мере. Польза, просветительство, развитие — что еще? Искусство — как вам сказать? — я должен обогащать человека или, по крайней мере, его дух.Может быть, очень пафосно звучит, но цель такая. Потому что когда говорят: «Ой, гад, урод, глядеть не на что… Но что, зараза, творит, что вытворяет!» — и вот это удивление, это придыхание тоже делает человека лучше. Хочу делать человека лучше даже своей отвратительностью. В этом, мне кажется, цель любого творчества.
С. Крючков
―
А не получалось так: получилось только то, чтобы время провести?
В. Сухоруков
―
Где?
С. Крючков
―
Вот снялся, а в конечном счете на выходе — время. Может быть, даже не ваш результат, а общий.
В. Сухоруков
―
Стас, я и раньше, когда не был избалован предложениями, выбирал то, что мне интересно и где я мог бы реализоваться или самовыразиться. Были у меня неудачи, конечно. Даже были истории (они есть), когда я хлопотал, я стоял на страже какого-то проекта. Эти проекты реализовывались, и они были кромешной неудачей. И я говорил одному: «Будет тебе успех — он весь твой. Будет неудача — без меня». Были истории, которые я и проклинал, и проклял. Но я не могу от этого отказываться, потому что так сложились обстоятельства, что я остался недоволен собой, и за это себя казню и буду казнить.
М. Максимова
―
Вы рассказывали, что Олег Янковский вас как-то охарактеризовал «сумасшедший, но талантливый». Вы эти характеристики вообще спокойно воспринимаете, не обижаетесь?
В. Сухоруков
―
А чего обижаться? Почему меня нет в интернете, во всяких ваших этих сайтах, или как они называются там у вас?
С. Крючков
―
По-разному.
М. Максимова
―
Социальные сети.
В. Сухоруков
―
В сетях, да. Потому что там не только восторженные выражения, но и параллельная биография меня существует. Мне иногда рассказывают, что там пишут — так волосы дыбом и ноги подкашиваются. Ну что, а куда от этого денешься? То, что Олег Иванович это сказал — он это сказал Виталию Мельникову, когда меня утверждали на роль Павла I. Пусть говорят, лишь бы говорили. Пусть буду на слуху — значит, интересен. Здесь, если ко мне есть любопытство, уже неплохо. Я спокойно отношусь, хотя, конечно, где-то что-то щемит, пищит, что-то подскуливает в моей душе.
С. Крючков
―
Но вот это щемление, эти раны — это всё в копилочку идет? В человеческую, в актерскую.
В. Сухоруков
―
Конечно, всё туда. Я, к сожалению, давным-давно всю свою жизнь подчинил своему ремеслу. И наблюдение за людьми, и стояние у окна, и сочинение стишков.Рассветы и закаты,
А между ними путь.
И если вдруг устал ты,
Иди — в движеньи суть.
И знай, что жизнь прекрасна,
Не любишь за гроши.
И лишь одно опасно —
Изношенность души.
Я не хочу изнашиваться. Я хочу идти, идти, идти и не заметить, как упаду.
М. Максимова
―
Кстати, по поводу ролей, которые вы выбираете — которые выбирали и от которых отказались. Это правда, что вы отказались от предложения сниматься в очередной бондиане, в фильме про Джеймса Бонда?
В. Сухоруков
―
Дважды отказывался.
М. Максимова
―
Ух ты, даже дважды! Никогда не пожалели об этом?
В. Сухоруков
―
От встречи с Гринуэем отказался и отказался от Джеймса Бонда — 20-го, «Умри, но не сейчас». Но там Горевой сыграл эту роль. И когда я увидел, что сыграл Горевой, думаю: «Ой, так я ничего и не потерял». Понимаете в чем дело? Это кажется, что там порядок, а у нас что-то по-другому. Они тоже нарушители спокойствия, дисциплины, у них тоже есть некий бардачок.Я это конкретно рассказываю. Когда Ли Тамахори мне сделал предложение, я говорю: «Присылайте сценарий роли», он говорит: «Мы будем ее писать по мере знакомства с вами». В сотый раз это рассказываю — пусть новые поколения это слышат. Я говорю: «Хорошо, тогда вашему Броснану и делать будет нечего». Он засмеялся и говорит: «О'кей, а может, я этого и хочу».
И в результате мы договорились, что я должен уехать в окрестности Лондона 10 марта. А я к этому времени выпускал спектакль у Олега Меньшикова в «Театральном товариществе» «Игроки», я заканчивал у молодой режиссерши Погоничевой картину. Я должен был раздать эти долги. Со всеми договорился и думаю: с 10 марта до 9 мая уеду в окрестности Лондона, в этот ледяной дворец, куда-то, не знаю.
И вдруг звонят оттуда и сообщают, что я в связи с какими-то там тревогами, опасностями, террористической опасностью должен был туда уехать 24 февраля. Вот рассказываю по факту. Я говорю: «Вы с ума посходили? То 10-е, то… Мы же здесь тоже не папуасы, под пальмой не сидим, банан нам в рот не падает. Мы же здесь тоже работаем. Нет, говорю, так дело не пойдет». Я отказался. Потом, конечно, мои же будут надо мной смеяться: «Конечно, у тебя елки». Я говорю: «Да, а под елкой Дед Мороз. А вокруг елки дети». Детям, детям, детям...
С. Крючков
―
А если между этими двумя индустриями, каждая из которых со своим бардачком, выбирать — кино и театр? Или не стоит такого вопроса?
В. Сухоруков
―
Стоит. Сегодня стоит: театр. Я за театр. Потому что здесь всё живее, всё органичнее, честнее. Всё равно кино… Сам Бекмамбетов проболтался. Хотел он этого, не хотел — я так расстроился, что этот уникальный человек вдруг обозвал свое кино аттракционом. Мы дожили до такого времени, что кино уже обзывают аттракционом. Жаль. Кино — это всё равно иллюзион. Всё равно это некий вид искусства. Он так и считался одним из видов искусства. А сегодня это уже карусель — компьютерная, какая хотите.Но в данном случае, если выбирать, то я выбираю живое искусство, то бишь театр. Потому что здесь я хозяин. Я вышел на сцену, ошибся — я буду исправлять эту ошибку на глазах у публики, и публике это нравится, что я ошибаюсь на ее глазах, исправляю эту ошибку. Они потом говорят: «Ой, мы такое видели!». Но я за всё в ответе. Понимаете, а в кино я всё равно коробочка, штучка, винтик (слово штампованное), где я могу в 5 дублей, в 15 дублей накрутиться, навертеться, надраться, наплеваться, а потом я исчезну, а режиссер с монтажером, трижды гениальные, будут чик-чик-чик — резать меня сзади, спереди, сверху, снизу. И что там останется?
Вот сейчас вышел фильм «Чемпион мира». Я с удовольствием сыграл там Батуринского. Ой, впервые рассказываю и больше рассказывать не буду никогда. Мне Алексей Сидоров предложил эту роль Батуринского, руководителя вот этой делегации, которая поедет на чемпионат мира по шахматам.
Там есть один эпизод, ради которого я и согласился. Мой Батуринский — как мышь. Вот он такой чиновник, руководитель: документы, командировочные, статьи, чтобы все были здоровы. Вот он так следит, чтобы был порядок. Такой теневой начальник — тихий, шуршит, всё время боком. Я говорю: «Леша, как можно меньше показывай меня». Ради того, что когда побеждает наш шахматист Карпов, и у них там небольшой банкет, вдруг мой Батуринский выскакивает в круг и как начнет под вот эти филиппинские мандолины отплясывать камаринского! Вырезали. Понимаете, вырезали. Ну, будет потом полная версия. Есть вещи, ради которых и идешь, и жертвуешь, и стараешься идти к чему-то очень важному. А зачем я это рассказал?
В.Сухоруков: я сегодня трачу много сил, чтобы оставаться человеком порядочным, неглупым, мудрым
С. Крючков
―
А от ума или от сердца эта живинка, которая, вы говорите, должны идти, в вашем понимании? Вырезали-то потому, что, может, гиперэмоциональность эта, нет?
В. Сухоруков
―
Вот я почему и говорю, что во власти режиссера. В кино я во власти режиссера. В театре я до выхода на сцену подчиняюсь режиссеру, а на сцене я уже сам себе хозяин. Вот я к чему веду. Вот я и вспомнил. В «Чемпионе мира» взяли и вырезали. в театре как ты меня вырежешь? Пока я на сцене, шипи, не шипи из-за кулис, я тебе фигу покажу.
С. Крючков
―
Но сердце или голова, всё равно, Виктор Иванович?
В. Сухоруков
―
И голова, и сердце. Потому что в голове текст, а в сердце энергия, темперамент. Всё равно мы же не шизофреники, поверьте мне. Когда говорят: «Как пойдет»... Мне так однажды говорил один интересный артист, я говорю: «Как это пойдет? Надо сговориться».В чем разница между импровизацией и экспромтом? Импровизация — это некий дубль того задуманного, некая программа, которая может случиться на всякий случай. Если вдруг разобьется стакан, а я думаю: здесь может разбиться стакан — что я буду делать с этими осколками? А экспромт — когда не должно быть стакана, а он вдруг появился. Не должно быть стакана, а он появился, да еще разбился. Вот тогда — о, это бывает такой жар души и тела, когда ты должен изворачиваться, вывернуться и сочинить свой сюжет внутри той драматургии, которую ты обязан исполнить.
М. Максимова
―
Хорошо, но с таким опытом тогда у вас никогда не появлялось, не возникало желание оказаться по ту сторону камеры, по режиссерскую сторону?
В. Сухоруков
―
Нет, я человек подчиняющийся. Мне и преподавать предлагали, и в режиссуру тоже прочили. Не хочу. Я не наигрался. Я так и хочу остаться ребенком в понимании своей профессии. Мне это помогает. Я очень увлеченный.
С. Крючков
―
А вот эта коробочка счастья актерского — она уже собрана сейчас? Что такое счастье?
В. Сухоруков
―
Да, я могу сказать, что я доволен тем, как я живу. Это тоже счастье, когда у тебя нет претензий. У меня нет претензий ни к самому себе, ни к жизни, ни к прошлому. Может быть, я самонадеянно об этом говорю. У меня есть запросы. Желаньишки есть, и маленькие мечты есть. Но они как бы мне продлевают жизнь и говорят: «Пока ты мечтаешь, ты будешь жить». Но на сегодняшний день с вами сидит счастливый человек, несмотря на то, что о нем иногда, может быть, в сетях говорят гадости.
С. Крючков
―
А о чем этот человек сейчас мечтает? Сейчас конкретно.
В. Сухоруков
―
Вы знаете, я человек рисковый. Признаюсь — может, поэтому и пришел к вам, что именно ради этого откровения: вот 70 лет, а я ушел из театра. Люди, наоборот, цепляются за эти трудовые книжки, за казенные места, за какое-то спокойствие, какую-то надежность. А я вдруг раз! — распахнул дверь и ушел в никуда. В юбилейный год, ничего ни у кого не прося. Куда пошел?
В.Сухоруков: Я никогда не играл героев-любовников
Наверное, кто-то скажет: «Ой, врет, наверняка в заначке есть что-то». Есть! Но эти заначки тоже под вопросом. У меня сейчас остался спектакль в Театре Вахтангова «Улыбнись нам, Господи», мой шедевр гениального великого режиссера Римаса Туминаса. И тут я думаю: а может быть, и оттуда мне сбежать?
У меня есть спектакль в театральном агентстве «Свободная сцена» по Вампилову «Старший сын», который 8 лет идет с колоссальным успехом, где прекрасная компания актеров. Там тебе и Женя Пронин, и Женя Крегжде, и Граня Стеклова, и Вася Симонов, и Неведров — всех хочу перечислить, потому что команда талантливейших людей. А думаю: а может, и здесь все мосты посжигать и пойти сначала? Потому что неизведанное. Если ты способен прощаться не только со старой одеждой, но и с тем пройденным путем, ты молодеешь. Тебе кажется, всё еще впереди. Тогда, может быть, еще один юбилей дождемся.
М. Максимова
―
Коротко хотела спросить — у нас остается буквально минутка, — про чудеса и чудесные истории в вашей жизни. Вы сказали, что их было много. Как вы относитесь вообще к таким чудесным совпадениям и историям?
В. Сухоруков
―
Верю. Я в них верю и могу ими поделиться. Но в другой раз. Это будет большой интересный разговор.
С. Крючков
―
Это был «Разбор полета» — программа о людях и решениях, которые они принимают в своей жизни. Сегодня нашим гостем, вашим гостем был горячо любимый всеми нами Виктор Иванович Сухоруков, народный артист России. Марина Максимова и Стас Крючков провели этот эфир — ну, так, как смогли. Виктор Иванович, огромное вам спасибо!
В. Сухоруков
―
Спасибо вам за терпение!
М. Максимова
―
Спасибо, до свидания!