Аркадий Инин - Разбор полета - 2020-11-02
С. Крючков
―
22 часа и 5 минут в российской столице. Дорогие друзья, здравствуйте! Это «Разбор полета» - программа о людях и решениях, которые они принимают в своей жизни. Проведут ее сегодня Марина Максимова и Станислав Крючков. Привет, Марина!
М. Максимова
―
Добрый вечер!
С. Крючков
―
В гостях у нас сегодня писатель, драматург, киносценарист Аркадий Инин. Аркадий Яковлевич, добрый вечер!
А. Инин
―
Здравствуйте!
М. Максимова
―
Добрый вечер!
С. Крючков
―
Уже идет трансляция этой программы на эфирном канале «Эха» в YouTube, на основном канале. Также к вашим услугам sms-номер +7-985-970-45-45, чат основного канала «Эха» - там идет трансляция. Работает Яндекс.эфир, наша площадка - всё модно, быстро, бодро. Работа ждет вашего участия.Аркадий Яковлевич, по обыкновению эту программу, посвященную людям, мы начинаем с вопроса о самом сложном жизненном решении, которое так или иначе запечатлелось в памяти, стало чем-то, к чему возвращаетесь по жизни. Которое, может быть, явилось в чем-то определяющим. Чему радуешься в хорошем смысле - в том смысле, что это было в твоей жизни. Или напротив, сожалеешь, говоря о том, что вот, может быть, лучше бы его и не случилось в свое время. Возьметесь сейчас, этим вечером, нам припомнить нечто подобное?
А. Инин
―
Я вас должен огорчить в этой программе сразу и в начале насчет разбора полета, потому что разбирать касательно меня нечего. Никакого полета, никаких решений в жизни я не принимал. Перед вами человек, у которого никогда не было никакой мечты. Никогда я ни о чем не мечтал. Меня спрашивают: «Мечтал ли ты стать писателем?» - ни о чем я не мечтал. Я всю жизнь плыву по воле волн.Я закончил школу в родном городе Харькове. Мама моя работала на заводе. Она сказала: «Иди в инженеры». Я пошел в инженеры. Сказала бы она: «Иди в медицинский» - я бы пошел в медицинский. И так далее. Абсолютно никаких, как нынче говорят, преференций у меня не было.
Я пошел в Харьковский политехнический институт. Пошел, у меня была медаль, поэтому поступил легко. Всё. И дальше я был бы инженером, если бы не случайность. Дальше вам надо рассказывать жизненный путь?
С. Крючков
―
Подождите, и были ведь инженером. На протяжении довольно длительного периода времени работали по этой специальности.
А. Инин
―
Да, я, когда окончил институт, 8 лет работал инженером в Тяжпромавтоматике - был такой проектный институт в городе Харькове. 4 раза меня повышали - я был просто инженером, старшим инженером, руководителем группы. 4 раза мне повышали зарплату. Последняя была 120 рублей, как сейчас помню. То есть я был бы вполне успешным инженером, если бы судьба меня не увела в писательство.
С. Крючков
―
Появилась мечта после 4-го повышения зарплаты?
А. Инин
―
Никакой мечты, абсолютно! Ровным счетом. Вы хотите, чтобы я что-нибудь сочинил? Или вы хотите, чтобы я вам рассказывал, как было?
С. Крючков
―
От писателя все ждут именно этого.
А. Инин
―
Рассказываю. Никакой мечты ровным счетом не было. Никогда я в школе не писал стихи, не посвящал девушкам, не прятал стихи в подушку. Нет, вообще вру. Однажды когда-то - это был 1953 год. Нет, 1949 год. Было 70-летие вождя и учителя Иосифа Виссарионовича Сталина. И все мы писали ему поздравительные стихи. И я тоже писал. Но совершенно не помню.
С. Крючков
―
Не по велению сердца?
А. Инин
―
Нет, пришел учитель, сказал: «Надо поздравить нашего дорогого Иосифа Виссарионовича». И мы все написали стихи. В рифму, всё. Потом мне это пригодилось. Но вот всё - никаких стенгазет, никогда ничего не писал. Рассказывать дальше?
С. Крючков
―
Нет, подождите, а ВГИК? Вот на этом горизонте без мечты, со стабильно повышающейся раз от раза зарплатой, достигшей 120 рублей, вдруг на горизонте возникает Всероссийский государственный институт кинематографии. Как так?
А. Инин
―
Рассказывать?
С. Крючков
―
Да!
А. Инин
―
Рассказываю. Параллельно этой инженерной жизни шла другая жизнь, которая началась в институте, в Харьковском политехническом, где - ну вы пионеры, вы не знаете, а в наше время студентов, как только поступили, сразу отправляли на сельхозработы. Убирать бульбу (картошку) в Белоруссии, хлопок в Узбекистане. А мы на Украине убирали кукурузу.Это был сентябрь - дожди, грязь. А у меня абсолютное неприятие физического труда. Я вообще ничего не умею делать руками - гвоздя забить не могу. И единственным способом отвертеться от этих сельхозработ была возможность записаться в студенческую агитбригаду самодеятельности, которая ездила по колхозам и не пахала, а развлекала студентов и колхозников.
Вот я туда записался. Тоже ничего не умею - ни петь, ни танцевать, ничего. Так я записался (красивое название) конферансье - вести концерты. Я был стройный и очень кудрявый, и как-то подходил под образ конферансье. И всё, и была бы счастливая жизнь - выйду, скажу: «Сейчас студент 3-го курса Миша Бугров на баяне сыграет «Чардаш» Монти». Всё.
Оказалось не так. Мы приехали в колхоз. Украинский председатель колхоза говорит: «О, артисты приихалы - це добре! Тут у нас проблема. Треба написати сатирични стихи («вирши» по-украински) про Миколу-тракториста, который пьяный утопил трактор в реке. Его треба продернуть. А еще Галя-доярка - она проспала дойку, и коровы плачут, что их не подоили. Вот треба стихи сатирични написать».
Я гордо говорю: «Я не стихотворец, я конферансье!». - «А, конферансье? То иди до своих хлопцив и оставайся, значит, собирай кукурузу». Выхода не было, и я после сталинских стихов написал сатирические стихи про Миколу, который утопил трактор в реке, и про Галю.
В следующем колхозе всё было на удивление то же самое. Только был уже не Микола, а Петро, предположим, и не Галя, а Мария. Но он тоже пьяный утопил трактор в реке. И так за 1,5 месяца я написал кучу сатирических произведений, никогда раньше этим, клянусь, не занимаясь и не мечтая об этом.
Но дальше это всё идет параллельно. Значит, мы возвращаемся в институт. А у нас сложилась хорошая агитбригада. Ну, я - урод с этими стихами, а так там были и прекрасные баянисты, и певцы, и танцоры. И мы решили не расставаться, а на базе этой агитбригады создать студенческий эстрадный театр. Это было модно - СТЭМы.
А для студенческого театра надо было что-то сочинять, какие-то тексты. Я стал сочинять тексты. При этом я по-прежнему учился, был студентом, сдавал экзамены и так далее. И как-то получился наш театр хороший. Я был не один - были еще люди, которые сочиняли. Я им руководил. И постепенно о нас узнали. Были знаменитые первоапрельские вечера юмора в Харькове. Нас стали приглашать на харьковское телевидение. А я тем временем учусь, учусь, становлюсь инженером.
Потом из Москвы заказали Харькову «Голубой огонек» - был такой случай. Тогда «голубые огоньки» раздавали по крупным городам, когда в Москве и Ленинграде кончались. И там эти миниатюры, которые я писал для студенческого театра, попробовал снести в редакцию. Их стали печатать как юмористические рассказы. A параллельно я учился на инженера и сдавал чудовищно сложные...
А.Инин: Я вообще не умею говорить «нет». Поэтому я себе не представляю, как бы я командовал группой
Всё, я окончил институт с красным дипломом, всё по-честному. И продолжал писать так и писать так. И наконец где-то через 8 лет инженерной работы, как мы говорили, встал вопрос. Я подумал: надо или бросать это стихоплетство и юмористические рассказы и становиться серьезным человеком - писать диссертацию. Ну, как все нормальные люди.
М. Максимова
―
Что же вас склонило к ненормальному выбору?
А. Инин
―
Как мама хотела. Но хотелось всё-таки понять, что выбрать. Потому что я на этих юмористических рассказах уже начал зарабатывать тоже примерно 120 рублей в месяц. И надо было уже что-то выбирать, потому что и не там, и не там. И я, как я теперь понимаю, сдуру решил узнать мнение профессионалов. Я послал свои работы - где-то 20-30 страниц идентичных или аутентичных, как сейчас говорят, текстов в Литературный институт и во ВГИК.На одни и те же 20-30 страниц, одинаковых, из Литинститута мне написали, чтобы я даже не приближался к советской литературе, потому что это стыд и позор, а из ВГИКа на те же самые тексты мне написали, что без меня советское кино не выживет, и давай иди к нам поступай. Я, значит, эту записку из Литинститута сжег, пепел развеял, никому не сказал. А о вгиковской рассказал всем. И поехал поступать во ВГИК. Всё. Поступил.
С. Крючков
―
Записка из ВГИКа сейчас взята в рамку, висит на стене?
А. Инин
―
Это было какое-то такое письмо. Я же не знал. Я сейчас сам во ВГИКе, уже 20 лет профессор ВГИКа. Я же теперь знаю, как это. Я же как думал: отправлю свои тексты, мне напишут подробный разбор литературных и прочих достоинств, и я пойму, стоит ли этим заниматься.А теперь-то я знаю, как это. Присылают туда, профессор вообще ничего не читает - читает ассистент. Ассистент читает, а у него сегодня девушка согласилась на свидание, и он всем пишет: «Да, прекрасно, идите поступать». Или наоборот, у него болит живот, он всем пишет: «Отвратительные ваши работы! Вы нам не нужны». Теперь-то я знаю, а тогда я был наивен и верил в это. И вот, к счастью, так. Я думаю, к счастью, потому что мне это нравится больше, чем инженерное дело. Но это никогда не было мечтой моей жизни.
М. Максимова
―
То есть в определенной ситуации это всё-таки был ваш выбор. А вообще воля случая, случайность - они идут такой красной линией всю жизнь?
А. Инин
―
Да, я считаю, что всё случай. У меня не было никаких, как вы ждете... Ну вы же ждете, у вас же работа такая - нужно что-то такое желтенькое.
С. Крючков
―
Более того, Аркадий Яковлевич, слушатели ждут! Они говорят, что гость держит интригу - он скрывает свою мечту.
А. Инин
―
Может быть, что-то сочиню к концу нашей встречи. А пока говорю: у меня действительно было несколько случайностей. И я очень верю в случайность. В частности, вот это - во ВГИКе. С таким же успехом у ассистента мог болеть живот, и он мне мог написать: «Нет, у вас работы не годятся». И всё! И перед вами был бы тоже профессор, но уже технических наук. Я надеюсь, что тоже дошел бы до профессора.Это один случай. А вообще масса случаев. Ну вот, например, один из прекрасных периодов моей киношной жизни - это работа с Леонидом Иовичем Гайдаем. 5 лет мы с ним работали, сделали (мы сделали - он сделал по моим сценариям) картины «На Дерибасовской хорошая погода, на Брайтон-бич опять идут дожди» и «Частный детектив или Операция «Кооперация»».
Но поводом был абсолютный случай, если уже вы хотите о случаях. Мы с Гайдаем жили по-соседству, на метро Аэропорт, были прекрасно знакомы. И я, конечно, как всякий комедиограф, мечтал, чтобы он поставил. Но даже близко ничего этого не предвещало.
И однажды на какой-то премьере в Доме кино я опаздывал, уже было темно в зале. Я быстренько пошел в темноте и споткнулся о ноги - длинные такие, двухметровые ноги прекрасного режиссера Владимира Наумова, двухметрового человека с двухметровыми ногами. Он руководил объединением на «Мосфильме».
Я споткнулся, чуть не упал, он меня поймал за фалды пиджака. Я что-то отшутился, а он мне говорит: «Что ты вообще тут шутишь? Глупости всякие, шутки отпускаешь в темноте, а у меня Гайдай сидит без сценария. Чтоб завтра был с Гайдаем в 12 часов у меня в объединении «Союз»».
Мы пришли с Гайдаем. Мы были прекрасно знакомы с Гайдаем, но я и не мечтал, что он когда-нибудь станет снимать мое кино. Мы пришли с Гайдаем, о чем-то договорились, позвали еще Юру Воловича - нашего одесского товарища, известнейшего КВНщика, и сели писать сценарий. Один, второй. Начинали третий, но Леонид Иович, к сожалению, неожиданно ушел из жизни. Вот абсолютный случай - темнота, ноги Наумова и отсутствие сценария у Гайдая. Еще, наверное, были какие-то случаи.
С. Крючков
―
Скажите, вот Гайдай... Ну, Гайдай - это понятно: один из главных волшебников отечественного комедийного кинематографа. А вот для вас, если перечислить гениев этого жанра, кто-то еще из отечественных режиссеров может встать в один ряд с ним?
А. Инин
―
Ну, их было трое. Трое столпов. К сожалению, все ушли из жизни. Эльдар Рязанов, Гия Данелия и Леонид Иович Гайдай. Это были три столпа нашей комедии, три народных артиста СССР, три совершенно непохожих друг на друга человека - просто абсолютно. Эльдар - это одно, Гия - вообще отдельный человек, и Леонид Иович тоже. И три разных жанра. Это была в основном эксцентрическая комедия у Леонида Иовича. У Гия - понятно. Вот эти три, на мой взгляд, до сих пор непревзойденных, как бы ни пыжились нынешние молодые... Я их всех люблю, молодых, обожаю.
С. Крючков
―
А хорошо пыжиться, на ваш взгляд? Есть нечто сопоставимое по масштабу, по эффекту, главное, по результату в современном комедийном отечественном кинематографе? Потому что многие из режиссеров, в том числе, отвечая на вопрос о том, как работается, говорили нам о том, что сценариев не хватает. Действительно не хватает? А вы у нас как раз заведуете по этой части, причем за сатирические сценарии.
А. Инин
―
Мне хватает сценариев. А им не хватает - ну что я буду их осуждать и сейчас в эфире полоскать имена? Я лучше скажу хорошие имена. Вот, например, конечно, достойный - он работает в другом жанре, не поднимается до этих вершин, но по-своему очень хорош - Жора Крыжовников, который делал комедию «Горько». Ну, вы знаете. И другие у него работы. Очень хороший режиссер. Очень хороший - сейчас у него, по-моему, всего 2 или 3 картины, я недавно посмотрел новую - Михаил Сегал. Недавно я посмотрел картину «Глубже» - очень интересная картина.Наверное, можно назвать еще, но, в принципе, преобладают идиотские комедии. Я сам к ним имел отношение. Было время кооперативного кино - может быть, вы помните. Ну, вы молодые, ничего не помните. Значит, в 90-х годах, когда кинематограф вообще заглох, возникло так называемое кооперативные кино, когда на коленке...
Тогда возникли кооперативы - собственно, этому и был посвящен наш с Гайдаем фильм «Частный детектив или Операция «Кооперация»». Тогда в таком новом жанре рыночной экономики стали возникать фильмы, деньги на которые добывались абсолютно разнообразным и невнятным путем. Бандиты давали деньги или, наоборот, оборонка давала деньги, или просто какие-то богатые олигархи. В общем, набирали какие-то денежки, на коленке писали сценарий и снимали, снимали.
Единственное, что там всегда были прекрасные актеры. Потому что кина-то не было - большого кина, а есть-то надо было, и они были счастливы сниматься. Вот покойный Миша Кокшенов, режиссер и актер, снимал такие картины. И, в частности, к трем я писал сценарии. Это был «Русский бизнес», «Русский счет» и «Русское чудо».
Вот это то, что я называю идиотскими комедиями - сам свои. Но они пользовались большим успехом на рынке. Тогда еще были VHS, не DVD. И вот эти VHSные коробочки разлетались в ларьках на рынке со страшной силой. Наверное, потому, что там были замечательные артисты - и Леня Куравлев, и покойный Сава Крамаров (он приехал тогда из Америки), Наташка Крачковская, Саша Панкратов-Черный - масса прекрасных актеров. A комедии были идиотские. Поэтому не стану говорить, что я уж так всегда был на высоте.
С. Крючков
―
А путь от идиотского к тому, чтобы быть воспринятым широкой публикой - он, на ваш взгляд, короче?
А. Инин
―
Не понял.
С. Крючков
―
Ну вот смотрите: вы говорите, многие сценарии были писаны на коленках. По сути, это связано с тем, что время такое было. Тем не менее, сами эти фильмы вы отчасти характеризуете как идиотские.
А. Инин
―
Люди очень любили, да.
С. Крючков
―
Потому что эффект смешного, который возникает из этой «идиотичности» (беру это слово в кавычках) - он, что ли, более громок, более быстр?
А. Инин
―
Конечно, он более доходчив, естественно. Он народен. Он из разряда того искусства, о котором было сказано бессмертно (кто же это сказал? Забыл. По-моему, Богдан Титомир, боюсь перепутать) - «пипл хавает». Это, по-моему, Богдан Титомир. Вот это то, что пипл хавает.
А.Инин: Я абсолютно трезво отношусь к сценарию и считаю, что это основа, но главнее всё равно режиссер
М. Максимова
―
Но смотрите, сейчас же, например, по телевизору на Новый год, не на Новый год, но часто показывают старые комедии, которые тоже идут на ура. То есть пипл, если выражаться этим языком, хавает и качественные комедии, которые были сняты давным-давно. То есть получается, что изменилось? Люди могут воспринимать и этот юмор тоже.
А. Инин
―
Это совершенно разный пипл. Абсолютно разный пипл - который сидит в новогоднюю ночь и смотрит по телевизору эти комедии, и тот пипл, который ходит в кино. Меня часто спрашивают: «Ну что, ну напиши еще!». На встречах: «Ну напиши «Одиноким предоставляется общежитие». Ну еще раз напиши! Какая комедия, я так плакала на этом фильме. Или «Однажды 20 лет спустя» - ой, Наташа Гундарева!».
М. Максимова
―
НРЗБ.
А. Инин
―
Ну, если я это напишу - нет, написать-то можно - и отдам в кинотеатр... Нет, с телевидением всё нормально. Но кинотеатр - там другой пипл. Он и 3-х минут не выдержит! Эта публика, которая дает бокс-офис, как сейчас называют, а проще говоря, кассу - это от 14 до 23 лет. С попкорном и так далее. Кому нужны эти переживания тетки за своих 30-40-летних подруг, которых надо выдавать замуж? Да они не то что слезы не прольют...Сейчас этот пипл, который сидит в кинотеатрах - я не хочу его унижать. Это другое поколение, другой пипл. Но они не могут выдержать, скажем, диалог более 1,5 минут. Это невозможно. В советском кино могли. Актеры (не актеры, персонажи) могли часами говорить о жизни, о любви. Ну, я преувеличиваю - часами. Вот минуту-полторы люди разговаривают - всё, пипл валит из зала вместе со своим попкорном. Только экшн. Они же привыкли - ну как, мы их приучили, они и привыкли. Поэтому это разный пипл.
Которые, повторяю, смотрят наши старые добрые комедии и плачут над ними - это те, про которых печально сказал в свое время Федерико Феллини. Они, по-моему, с Бондарчуком как-то зашли в Риме в кинотеатр на его фильм, на Феллини. И там было 20 человек в зале. Бондарчук очень удивился, а Феллини сказал: «Мой зритель умер». Он не имел в виду, конечно, физическую смерть зрителя. Просто всё, пришли другие времена, пришло другое поколение. Ничего в этом обидного. Может быть, грустно нам, уходящей натуре, но это абсолютно естественный процесс.
С. Крючков
―
То есть, строго говоря, это значит, что никакого универсального секрета эффекта комического, эффекта смешного не существует?
А. Инин
―
Нет, может быть, он существует, но я его не знаю.
М. Максимова
―
Означает ли это, что современный кинематограф сейчас, получается, для совсем молодежи?
А. Инин
―
Конечно. Тот, который успешен - это в основном, естественно, американское кино. Ну, мы его не берем, но и наши тоже теперь умеют делать всякие триллеры, ужастики. Полно не полно, но много фильмов. Вот то, что делает Федя...
С. Крючков
―
Аркадий Яковлевич, здесь мы сделаем небольшую паузу. С нами Аркадий Инин, писатель, сатирик и драматург. Мы уйдем на новости и вернемся через 5 минут.НОВОСТИ.
РЕКЛАМА.
С. Крючков
―
Действительно «Разбор полета», его вторая часть. Здесь Стас Крючков и Марина Максимова. И наш гость сегодня - Аркадий Инин, писатель, сатирик и драматург. Сразу после этой программы в 23 часа «Футбольный клуб» с Василием Уткиным и Алексеем Дурново. После полуночи - «Битловский час» с Владимиром Ильинским. А с часу до 3-х пополуночи - программа Игоря и Юджина «Хранитель снов».
М. Максимова
―
Аркадий Яковлевич, может быть, случайно смотрели «Холопа» Клима Шипенко?
А. Инин
―
Смотрел, да. Ну, это такой блокбастер. Хотя к этому жанру не очень подходит такая формулировка, но он побил абсолютно все возможные рекорды. Для меня это не то чтобы изумление, но удивление. Потому что это очень крепкая картина, вполне с юмором - частично. И с плохим юмором - тоже частично. Но, в общем, я понимаю, что это картина, которая должна иметь успех у зрителя. Но не понимаю, как можно иметь такой оглушительный успех. Этого я понять не могу.Хотя чем мне нравятся режиссеры - их мало таких. Вот Клим Шипенко такой. Я читал его. Он честно сказал (ну, это чересчур скромно): это не моя заслуга. Примерно так: заслуга в том, что это был Новый год, была неделя... хотел сказать, пасхальная - нет, как она, рождественская. Это было время, когда так счастливо совпало, что ближайшие конкуренты - американские и так далее - отпали, и я был один на рынке, сказал Клим. И я его за это уважаю. Но картина вполне достойная, абсолютно.
С. Крючков
―
Скажите, а то, что здесь, в одном фильме, в одной картине сошлись и работа режиссера, и работа сценариста в одном лице (Шипенко это всё сделал) - от этого многое зависит? Потому что вопрос-то, строго говоря, кто главный человек в кино - режиссер или сценарист?
А. Инин
―
Нет, главный, конечно, режиссер. Я всегда это понимал и всегда это признавал. потому что всё-таки то, что делаем мы, сценаристы - это на бумаге. А там всё начинается сначала. Конечно, без хорошего сценария, мне кажется, создать хороший фильм невозможно. Но испортить сценарий очень легко, а следовать ему непросто. Вот для примера, на фильме, который я сегодня вспоминал - «Одиноким предоставляется общежитие»... Наверное, видели?
С. Крючков
―
Конечно.
А.Инин: Сейчас этот пипл, который сидит в кинотеатрах - я не хочу его унижать. Это другое поколение, другой пипл
А. Инин
―
Там в главных ролях Наташа Гундарева (царствие ей небесное) и Саша Михайлов. Шли сцены, репетиции. Тогда снимали не так, как сейчас - так, что артист приходит и вообще не понимает, в каком фильме он играет. А текст ему (вы думаете, что я шучу, но это так) наклеивают на холодильнике в кухне. Конечно, если он такой артист, который в 30 фильмах одновременно.А тогда были репетиции, так называемый НРЗБ период и так далее. И значит, идет сцена, они репетируют. Я беру и из своего собственного текста вымарывую полстраницы. Идет дальше репетиция - я вообще целую страницу вымарываю.
Самсон Самсонов, прекрасный режиссер, очень внимательно и уважительно относящийся к сценарию, говорит: «Аркадий, это же вы написали. Зачем же вы вымарываете?» А я ему говорю: «Самсон Иосифович, вот смотрите, Наташа посмотрела на Сашу. Просто посмотрела - и уже 10 фраз можно выбросить. Потому что она так посмотрела, что... А вот здесь, наоборот, он ее чуть обнял и так вот просто провел рукой по воротнику - и еще 10 фраз можно выбрасывать, они не нужны».
Понимаете? Поэтому я абсолютно трезво отношусь к сценарию и считаю, что это основа, но главнее всё равно режиссер. Если это сходится в одном лице, результат разный. Скажем, у Клима - да, хорошо. У Жоры Крыжовникова, которого я вспоминал - хорошо. Он же пишет сам себе сценарии. У Миши Сегала тоже хорошо. А в некоторых случаях режиссеры переоценивают свои сценарные возможности.
М. Максимова
―
Скажите, а вы вообще для себя представляете совместную работу? То есть вы можете пойти на уступки? Вы сейчас привели пример, когда вы сами редактировали сценарий.
А. Инин
―
Конечно могу, а как же? Я всегда был (подчеркиваю: был) в советские времена рядом с режиссером. Ну, не всегда, не каждый день, но почти всё время был на съемочной площадке. Мы с ним советовались. Я что-то советовал, он меня в чем-то убеждал. Это всегда была совместная работа. Так было в счастливые, прекрасные, незабываемые советские времена.Сейчас всё не так. Я мог приехать на съемку. Мы отсматривали снятый материал, и я говорил: «Сергей Михайлович, давайте подумаем». Условный Сергей Михайлович говорил: «Да, давай подумаем. Значит так, ребята, завтра съемка отменяется, выходной группе - может быть, 2 дня. Мы тут кое-что сообразим, сделаем».
Сейчас слова «давайте подумаем» - продюсеру это нож в сердце. Сейчас если снимают мое кино, то от меня скрывают, где оно снимается. Просто скрывают. Меня тут с одним украинским фильмом просто обманули - сказали «Мы в Одессе», а поехали в Черновцы.
Меня уже не зовут. Потому что сказать «давай подумаем» - это значит остановить конвейер. Это то же, что, не знаю, обувной конвейер. Идут ботинки, а автор говорит: «Что-то мне тут шнурки не нравятся. Давайте остановим на минутку, пересмотрим». Как можно остановить? Нельзя! И нынешний киноконвейер остановить нельзя. Как это можно, о чем думать? «Подумаем» - значит, продюсер теряет время и деньги. А он за деньги удавится. И правильно сделает, потому что это такая профессия.
Поэтому сейчас я практически никакого отношения - ну, за редкими исключениями, если уж режиссер совсем мой близкий товарищ и так далее. А вообще я в кинопроцессе не участвую, и сценарист, который в советские времена в кинопроцессе был желанным гостем на площадке, сегодня хуже татарина.
М. Максимова
―
В нескольких интервью вы говорили, что среди ваших любимых писателей Марк Твен и О`Генри. Скажите, отличается ли, допустим, американский юмор от российского?
А. Инин
―
Отличается, но я не теоретик, я не знаю. Конечно, он другой. Считается, что английский юмор такой чопорный, неоткровенный. Считается, что немецкий юмор - наоборот, такой ниже пояса: пивные, сосиски, сардельки и так далее. Но тоже очень индивидуально.
С. Крючков
―
А существуют какие-то специфические черты отечественного, российского юмора и даже сатиры? Когда студенты вашей мастерской задаются вопросом, адресуя его к вам, что почитать, чтобы выкристаллизовать в себе вот эту манеру, какую-то индивидуальную стилистику написания сценарных текстов, что вы им советуете? Или это всегда уже состоявшиеся взрослые люди? Как это бывает?
А. Инин
―
Нет, как же они состоявшиеся? Они же приходят учиться.
С. Крючков
―
Просто бытует мнение, что на сценарный идут люди, уже в чем-то прошедшие огонь и воду.
А. Инин
―
Нет, это не так. Но, конечно же, не школьники. То есть идут, но очень редко. Потому что сценарное дело - всё-таки нужен какой-то житейский опыт. В Литинститут на поэтический семинар, предположим, идет косяк 17-летних. Потому что это время писания стихов, это время излияния душ и так далее. А к нам 17-летние не приходят - ну, иногда бывае, за редким исключением. А если приходят, то потом им очень тяжело.Весь 1-й, 2-й, 3-й курс, пока у них не начнутся какие-то личные житейские ситуации, они пишут всё про то же. Мальчик полюбил девочку в 8-м классе. Это всё, что они знают. Ничего другого они не знают. А хулиган научил их колоться наркотиками. Идет борьба с этим. Всё, что они знают. К 3-му курсу уже есть житейская школа: пожили в общежитии, у девочек первые аборты, у мужчин первые подставы. В общем, начинается жизнь. А до того, конечно, нет. Но то, что вы сказали в начале - прямо побитые жизнью, такие джеклондоновские герои - нет, таких нет.
И потом, мастерских у нас 2 вида, которые я набираю и все набирают. Одна мастерская - это бакалавры, обычно 5 лет обучения. Туда идут после школы. Ну, не сразу после школы, но, в общем, молодые люди. Это бакалавры, 5-летнее обучение, как обычный институт. А вторая ступень - это магистры, 2-годичные. Туда приходят люди, уже имеющие одно высшее образование. И это, конечно, уже другой народ - 30-40 лет.
М. Максимова
―
Мы сейчас говорим о кино, а возвращаясь к воле случая: вы сейчас сказали, как вы, благодаря такому случаю, написали первый сценарий для Леонида Гайдая. А как вообще в вашу жизнь пришло кино? Как появился первый сценарий в вашей жизни? Это тоже какая-то воля случая?
А. Инин
―
Нет, это не воля случая, а учебная обязанность. Я поступил во ВГИК - значит, я обязан писать сценарии. Иначе меня выгонят. На 1-м курсе я пишу немые этюды. На 2-м курсе я пишу сценарии-новеллы. Начиная с 3-го, мы пробуем полный метр. В конце института мы обязаны защититься полнометражным сценарием. А как же, хочешь-не хочешь, но если уже поступил... У меня там красный диплом и здесь красный диплом, во ВГИКе тоже.Хотя умнее я от этого не стал. И честно вам признаюсь, что, скажем, в инженерном институте это был электромеханический факультет - это сложнейший курс. Например, теоретические основы электротехники. Сдавали с 5-го раза. Это ужас! Я с первого раза сдавал 5 раз. Но сейчас я понятия не имею. Вот я инженер-электрик с высшим образованием, с красным дипломом. Но для меня главное чудо - я не понимаю, как нажимаешь вот здесь кнопочку на выключателе, а тут загорается лампочка. Вот этого я объяснить не могу.
С. Крючков
―
Вы знаете, та же самая история.
А. Инин
―
Так ты же не инженер-электрик, а я инженер-электрик. Это же разные вещи. Не представляете, какие сложные вопросы я решал. А жена, которая училась со мной - вот она всё помнит, всё знает. Я где-то, в каком-то фантастическом фильме слышу про какой-то стиратель памяти: чтобы не загружать мозги, стирал всё, что не нужно. Вот у меня, видимо, такой стоит.А жена - мы же вместе учились. Кстати, познакомились в этой агитбригаде. Она была такой же сачок, как я, только она притворялась, что умеет петь. Лишь бы не работать на этой кукурузе. Ну, не соло, там был девичий квартет, и она, значит, пела в девичьем квартете. Вот там мы познакомились и не расстаемся уже 60 лет.
С. Крючков
―
Здорово! Слушайте, Никите Сергеевичу за кукурузу, мне кажется, нужно сказать огромное спасибо в этой связи. Аркадий Яковлевич, скажите, пожалуйста, а была такая история, что когда-то сценарий писался как такой сугубо сатирический, юмористический, комедийный (как угодно назовите), а фильм выходил драматический, тяжелый, в чем-то философский?
А. Инин
―
Да, один такой пример я могу привести из своих дел. Всё-таки, в основном, жанры совпадали - жанр сценария и жанр фильма. Когда вечно заходит речь о том, кто портит сценарии - вот эти вот режиссеры, негодяи, сволочи, портят сценарии - я всегда говорю и вам скажу, что это всё по-разному.У меня были, конечно, и такие случаи, когда от сценария ничего хорошего не оставалось. Но есть у меня и один обратный пример - когда фильм, по-моему, очень хороший, но заслуга в нем не моя, а режиссера. Режиссер Володя Бортко - вы, конечно, знаете такого режиссера. Знаете Владимира Бортко?
С. Крючков
―
Знаем.
А. Инин
―
Молодцы. Он снял фильм по моей всё-таки комедийной истории. Фильм называется «Единожды солгав». Очень советую вам посмотреть. Получилась такая мудрая, философская, серьезная картина, где чуть ли не впервые появился Юра Беляев в прекрасной роли. Это абсолютная заслуга Володи Бортко, а не моя. Так что всё по-разному.
М. Максимова
―
Возвращаясь всё-таки к мечтам и желаниям, вам...
А. Инин
―
Нет у меня никакой мечты! И даже не было в моей жизни (должен конкретно тебя, Марина, огорчить) ни одной девушки, о которой я мечтал. Ну не было! Да, пожалуйста, вопрос.
А.Инин: Для студенческого театра надо было что-то сочинять, какие-то тексты. Я стал сочинять
М. Максимова
―
По поводу того, чтобы сменить одно кресло на другое и самому стать режиссером.
А. Инин
―
Нет, ни в коем случае! У меня вот за дверью (здесь же моя мастерская, а соседняя его) известный вам Виктор Иванович Мережко, замечательный режиссер и мой друг, товарищ. Мы 47 лет в одном доме живем дверь в дверь. И он захотел стать режиссером. Я ему говорил: «Витя, ты что, идиот? Ну смотри, сидишь в тепле, на машиночке...». Тем более, если какой-то неудачный сценарий, но нет, у него миллион сценариев нарасхват. «Сидишь в тепле - а там что? Это же ужас! Сидишь, ждешь - выйдет солнце, не выйдет. Истерики у актрисы, пьяный оператор утопил камеру - ужас! Зачем?!». А он попробовал. И я ему говорю: «Ну ты идиот!». Я других слов не знаю - идиот, идиотские фильмы и так далее. Он говорит: «Нет, ты не понимаешь этот кайф».Но он очень властный человек. Может быть, в этом дело. Потому что я бы никогда. Я вообще не умею говорить «нет». Поэтому я себе не представляю, как бы я командовал группой. А он счастлив. Он уже снял с десяток картин - знаменитая «Сонька - золотая ручка» и так далее. Я ни за какие деньги не пошел бы.
С. Крючков
―
У вас же есть опыт, когда вы вставали по другую сторону камеры. Хоть эти роли были очень короткие.
А. Инин
―
Я? Где это я вставал по другую сторону?
С. Крючков
―
Опять же, у Гайдая мафиозник.
М. Максимова
―
Актером.
А. Инин
―
Когда я был актером? Ну, это просто смешно. Когда я читаю в википедии, что я актер - это вообще... Какой актер?! Мы поехали в Америку снимать «На Дерибасовской хорошая погода». Тогда впервые начали снимать Нью-Йорк не в Таллине, уже можно было выезжать. Но денег же не было никаких. Были только деньги на американскую актрису и всё. Поэтому все кого-то играли. Играли шоферы, операторы, водители, свободные осветители. И я тоже. Надели на меня какое-то таксидо, как это у них называется - смокинг. И я там играл начальника казино.И Леонид Иович Гайдай тоже играл. Но он-то был блистательный актер, действительно. Но он сыграл свою, увы, последнюю роль. Его там выносят - сумасшедшего игрока, который оторвал рукоятку. Тогда были не кнопки, а рукоятки на этих автоматах. Его выносят секьюрити, и он поет «Лютики вьюн заметал». Последнее его появление, к сожалению.
Поэтому какой актер, о чем вы говорите? Единственное, что у меня есть (это у многих киношников) такой типа талисман, поверье - называется «мелькнуть лысиной». Просто сижу, предположим, на остановке, или в кафе, или прошу у кого-то закурить. Такое вот «мелькнуть лысиной». Но это же не актерство.
М. Максимова
―
Хорошо, а если подвести какой-то небольшой итог этому эпизоду: в википедии, в разных интервью, в материалах о вас пишется, что вы писатель, сатирик, драматург. С вашей точки зрения, Аркадий Инин - это кто?
А. Инин
―
Это литератор. Писатель - это Толстой, Чехов, Бунин и так далее. А я литератор. Какой я писатель, с ума сошли? Я человек, зарабатывающий на жизнь литературным трудом. Вот так.
С. Крючков
―
А собраться и замахнуться на что-то действительно великое? В том плане, чтобы обобщить (ведь на самом деле кладезь цитат, разобранных по фильмам) и создать большое полотно. Неужели даже собственное тщеславие никогда не звало к этому?
А. Инин
―
Может быть, я бы достиг большего. Говорят, что если бы у меня вообще было тщеславие, может быть, я бы достиг большего. А у меня нет тщеславия. Я вас целый вечер огорчаю. Мне важно, чтобы мои сценарии покупались. Мне важно, чтобы мои фильмы ставились, конечно. Но ровным счетом никакого тщеславия у меня нет.
М. Максимова
―
Про юмор и сатиру хотела спросить.
А. Инин
―
Я не сатирик, ни в коем разе не сатирик. Я такой лирический юморист.
М. Максимова
―
Вы сейчас упомянули у нас в передаче, как было в советские времена. Вы считаете, что настоящий юмор может существовать только в рамках, не знаю, цензуры?
А. Инин
―
Юмор нет, а сатира - да. Юмор может существовать в любых рамках, а сатира - только в условиях неразрешенности. А какая у нас может быть сатира? Знаете, сатира - это «утром в газете - вечером в куплете», есть такая формула. А что смешного, когда уже утром в газете мы знаем, что министр - жулик, полицейский - сволочь, депутат - насильник? Уже всё написано! Что высмеивать, над чем смеяться сатирически? Вот так мне кажется. Я совершенно не понимаю. А юмор - да, юмор всегда возможен.
С. Крючков
―
То есть в этом смысле сегодняшнее время идиотично смешно, но отнюдь не подвержено сатире?
А. Инин
―
Нет, не сатирично. Мне кажется, сатирикам делать нечего. Ну, так мне кажется.
М. Максимова
―
Просто как раз когда у нас марте началась самоизоляция, многие вспоминали Жванецкого и его турникеты. Когда на каждой улице поставить турникеты, следить... Это ж какие годы!
А. Инин
―
Ну, он гений. Понимаете, Жванецкий - гений. На Жванецкого равняться бессмысленно. Он - Монблан, а мы все, юмористы, как мне кажется (я про себя скажу), копошимся у подножия этого Монблана.
С. Крючков
―
Аркадий Яковлевич, вы смотрите сегодняшнее телевидение, оно вам интересно?
А. Инин
―
Смотрю. Вот радио у меня нет, должен вам сказать честно. Радио ни ваше, никакое не слушаю. У меня вообще нет радиоприемника, радио нет вообще, в принципе. Я не понимаю, как это. Когда телевизор - я вижу: вот человек, он разговаривает. A радио - это откуда-то голос, мне страшно. Я не понимаю, кто там. А телевизор у меня в каждой комнате, включая туалет. Я круглые сутки смотрю телевизор.Как смотрю? Очень по-разному. В основном с ненавистью, конечно. С ненавистью, с негодованием, с омерзением. Но с другой стороны, неправы люди, которые говорят: ничего нет. Есть всё-таки. Есть в большинстве то, о чем я говорю. Предположим, программа «Умники и умницы» - прекрасная программа. Что тут добавишь к этому делу? Но потом начинается шоу типа... ну что я вам буду называть, вы знаете все названия этих шоу. Это невозможно! Я могу об этом говорить до утра, а могу просто сказать: мерзкое.
С. Крючков
―
А юмор чуть более тонок или более прямолинеен? По вашим оценкам, что-то произошло в этом направлении, в качестве нынешнего юмора? Может быть, позитивное, может быть, негативное, с вашей точки зрения.
А. Инин
―
Ну не знаю, мне ничего позитивного не попадалось. Я вижу только юмор, который опускается всё ниже и ниже. ... Куда-то вы делись.
С. Крючков
―
Мы здесь, прекрасно вас слышим.
А. Инин
―
А, это я куда-то делся. ... Он опускается. Понимаете, в двух словах - не знаю, есть ли время.
С. Крючков
―
2 минутки у нас остается.
А. Инин
―
Понимаете, в благословенные советские времена что такое был юмор? Мы работали с 8-и до 6-и. Приходили домой. У нас был миллион свободного времени. Мы садились на кухнях, поливали эту советскую власть как могли, смеялись, шутили, острили, стараясь это делать тонко.Сегодня жизнь другая. Сегодня у нас нет этой работы с 8-и до 6-и. Сегодня, чтобы выжить, надо работать с 8-и до 6-и, на вторую работу с 6-и до 4-х, и еще третью работу. Мы прибегаем в 11-12-м часу ночи, падаем перед телевизором - нам не до тонкостей. Нас надо быстренько рассмешить. А как быстренько? Тонко - надо шутить, заходя издали, как это делал Гриша Горин. А быстро - это упали штаны, и уже смешно. Вот и всё.
Поэтому деградация юмора происходит таким образом. Мы хотим, чтобы быстрее. Штаны падают, а нам уже мало. Тогда мы берем больше и больше, штаны ниже и ниже. И обратного пути нет. И должен вам сказать, никаких надежд на то, что юмор будет тоньше, интеллигентнее, лучше, уверяю вас, нет. Для этого надо что? (на прощание) - вернуть советскую власть. Тогда и юмор будет другой.
М. Максимова
―
Закончилось время?
С. Крючков
―
Да, совсем. У нас практически какое-то считанное количество секунд. Прощаемся с вами, Аркадий Яковлевич. Огромное вам спасибо за это интервью!
А. Инин
―
И вам спасибо!
С. Крючков
―
Это был «Разбор полета». Провели его Марина Максимова и Стас Крючков. Нашим гостем был Аркадий Инин, писатель и драматург. До свидания!