Валдис Пельш - Разбор полета - 2020-10-05
С. Крючков
―
Добрый вечер, здравствуйте! Это действительно «Разбор полета» — программа о людях и решениях, которые они принимают в своей жизни. Проведем ее сегодня мы, Стас Крючков и Марина Максимова. И сегодня мы говорим с Валдисом Пельшем, актером, шоуменом и автором целого ряда документальных фильмов. Валдис, добрый вечер!
М. Максимова
―
Добрый вечер!
В. Пельш
―
Добрый, здравствуйте!
С. Крючков
―
Уже идет трансляция этой программы на основном канале «Эха Москвы» в YouTube. Также трансляция идет в Яндекс.эфире. Присоединяйтесь, там работает чат. К вашим услугам наши мессенджеры. Они привязаны к номеру +7-985-970-45-45. Валдис, мы по обыкновению начинаем нашу программу с вопроса об определяющем жизненном выборе нашего гостя; о некоем решении, которое так или иначе повлияло на судьбу — может быть, в большей, может быть, в меньшей степени. Если выбрать одно такое решение, вы возьметесь его назвать?
В. Пельш
―
Наверное, нет. Знаете, я никогда не мог ответить на вопрос «назовите свой любимый фильм, свою любимую книгу, человека, которого вы бы сочли для себя примером». Мне кажется, таких историй очень много. Наверное, определяющих какие-то этапы моего жизненного пути событий тоже было достаточно много. Если касаться документалистики, то это просто встреча в коридоре Останкино с Дмитрием Хаустовым, который предложил мне снять первый фильм, потому что он нашел дневник Георгия Филипповича Байдукова. Вернее, не дневник, а архив, который был никому не известен. Он сказал: «Вот, я нашел архив Байдукова, давай снимать кино». Я взял и сказал: «Давай». Вот это, наверное, определило мою деятельность, которую я уже потихонечку начинаю считать основной. Допустим, ведение каких-то развлекательных форматов я уже считаю почти второстепенным для себя делом. 5-6 лет — когда произошла эта встреча? В 2013 году, если мне не изменяет память, или в 2012 году. Даже больше — 7-8 лет.
М. Максимова
―
В тот момент, когда вы сказали: «Ну давай», вы задумывались?
В. Пельш
―
Нет.
В.Пельш: Я был блатной. Меня нужно была формально прослушать, чтобы меня приняли
С. Крючков
―
В том смысле, что вы, оказывается, чрезвычайно легкий на подъем человек.
В. Пельш
―
Я просто подумал, что, наверное, имеет смысл ввязаться, потому что тема действительно была интересной. Я с детства увлекался авиацией, историей авиации. Как мне казалось, достаточно хорошо знал тему, которая была предложена — история трансполярных перелетов Чкалова, Громова, попытки перелета экипажа Леваневского. Но выяснилось, что на самом деле всё гораздо интереснее. Вообще у меня в жизни часто бывает так, что я, как мне кажется, хорошо разбираюсь в теме, которую придумываю (с точки зрения съемок), а потом выясняется, что на самом деле мои знания составляют 5-10%. Это было с Эверестом, это было с Антарктидой. Но на самом деле тем заманчивее разрабатывать тему, что-то узнавать для себя и открывать какие-то новые интересные массивы данных. Скажем так, истории, которые мы любим рассказывать нашим зрителям.
С. Крючков
―
Детский поезд тронулся в Риге. Вы уроженец этого города.
В. Пельш
―
Да. Я в 16 лет сел в поезд и поехал в Москву учиться в Московский государственный университет на философский факультет.
М. Максимова
―
Расскажите, как это произошло. То есть вы учились в школе с французским уклоном, с французским языком. Вообще решение о вашем высшем образовании — как оно принималось, кем?
В. Пельш
―
Оно принималось моей самонадеянностью, потому что я подумывал над историко-архивным институтом. Но поскольку я в классе (да простят меня мои одноклассники) был, наверное, одним из лучших по истории и географии, я самонадеянно решил, что, наверное, в истории и географии для меня уже нет белых пятен. Я очень хорошо знаю эти предметы — поэтому чего уж там мне это учить? А вот такой предмет, как обществоведение — он преподавал в старших классах, в 9-10-м. Во-первых, он преподавался очень посредственно и фрагментарно. Во-вторых, он преподавался поверхностно. Я подумал, что, наверное, в штуке, которая называется философия, есть какие-то вещи, которые мне, наверное, следует уточнить. И поэтому я поступил на философский факультет Московского университета.Получил колоссальное удовольствие от учебы. Но, наверное, курсу к 3-му я четко понимал, что философа из меня не выйдет. Потому что все мои интересы уже лежали в сфере Студенческого театра Московского университета и группы «Несчастный случай», которую мы с Алексеем Кортневым основали через 2 недели после того, как стали студентами МГУ. 1 сентября ректор на площадке перед главным зданием вас официально зачисляет в студенты, говорит: «Идите, сынки, учитесь! Ну и вы, девчонки, тоже». 7 сентября мы познакомились с Лешей, потому что мы в один день пришли в Студенческий театр МГУ наниматься в качестве актеров. И 13 числа мы основали группу «Несчастный случай».
М. Максимова
―
А в актеры это вы, получается, как-то сразу. Вы приехали философом. Вы еще пока хотели быть философом.
В. Пельш
―
Но это же интересно — заниматься в достаточно известном коллективе. Народный коллектив, Студенческий театр Московского университета. Между прочим, самый старый публичный театр Москвы — был основан в 1756 году. Дело в том, что моя тетя (младшая сестра моей мамы) играла в этом театре. Я был блатной. Меня, собственно говоря, нужно была формально прослушать, чтобы меня приняли. А Леша пришел с улицы — малоизвестный московский мальчик. Но он был талантлив. И я согласен с тем, что его тоже взяли.
С. Крючков
―
А кто кого первым заметил — вы его или он вас? Вот так, по-человечески.
В. Пельш
―
Мы одновременно. Дело в том, что мы одновременно сложили друг о друге одно и то же мнение. Я так лениво что-то почитывал, потому что вопрос о моем приеме, как я понимал, был решен. А Леша очень старался, играл на гитаре, пел — у него такие вены напрягались здесь на шее. Поэтому мнение друг о друге было одинаково: чудак на букву «м». И на этом мы разошлись. А через неделю мы встретились на воскресной репетиции и как-то друг с другом притерлись. Мы тогда пошли курить (и он курил, и я курил) в курилку, и он говорит: «Давай сделаем коллектив. У меня есть название — группа «Несчастный случай». Дуэт». Потому что в школе у них была группа, которая называлась «Несчастный случай». Группа почила в бозе. А Леша тогда был младшеклассником и очень завидовал этим людям, которые что-то репетируют, и у них есть название «Несчастный случай». Поэтому когда группа почила в бозе, первое, что он сделал — украл название.
В.Пельш: Подташнивают люди, которые, совершив прыжок, заныр, съезд с горы на лыжах, говорят: «Я такой экстремал!»
С. Крючков
―
Каков был изначальный замысел? Создать рок-н-ролльный музыкальный коллектив? Ведь вы же, собственно, не имели музыкальной подготовки.
В. Пельш
―
Нет, это было невозможно, потому что изначально это был дуэт, где был один лидирующий, главный инструмент — это Лешина гитара. Потому что он играл. Я тогда тоже думал, что я играл на гитаре. Но посмотрев на технику игры Леши, я понял, что я не играю на гитаре и, наверное, не имеет смысла вот так диссонировать. И там было два вокала и одна гитара. Потом мы кооптировали в свой состав Павла Мордюкова, саксофониста, и нас уже стало трое. Тем более, что Паша тоже прекрасно играет на гитаре. Вообще потихоньку складывалась ситуация «Пельш-трутень», потому что потом пришел с Сережа Чекрыжов, клавишник-виртуоз, студент мехмата. Паша Мордюков — студент географического факультета. Вообще вся группа была университетская, полностью. Когда к нам пришел барабанщик, который нигде не учился, мы всем врали, что он тоже учится в МГУ на мореходном факультете, на кафедре якорей и шканцев. Мы придумали такую кафедру.
С. Крючков
―
Кто же не знает эту известную кафедру!
В. Пельш
―
Чтобы он не выпадал из общей канвы. То есть это был такой акустический квартет. Артемий Троицкий назвал нас «рок-кабаре». Наверное, в чем-то это определение нам подходит — ну, уже к ним, потому что ребята достаточно долго работают без меня и очень плодотворно. До сих пор это подходит. Коллектив «Несчастный случай», а тогда это ровно ложилось — рок-кабаре. Да, это было какое-то театрализованное музицирование с лешиными текстам, совершенно прекрасными, с попыткой пить многоголосьем (иногда нам, кстати, это очень хорошо удавалось) и попыткой, собственно говоря, рассказать людям о своих интересных мыслях, которые бродят в наших молодых головах.
С. Крючков
―
Жанр рок-кабаре не диссонировал с философским факультетом, который всё ж таки на протяжении какого-то времени оставался в вашей жизни? Где были диамат, истмат. Это же всё-таки 1983 год — в некотором смысле такое довольно суровое время: андроповщина, апогей...
В. Пельш
―
Нет, вы ошибаетесь насчет сурового времени. Философский факультет славился своим достаточным либерализмом. Мы читали Шопенгауэра, Шпенглера, Ницше. Надо признать, что эта литература выдавалась только студентам философского факультета. Допустим, Шопенгауэра вы могли получить с 3-го курса. Студентам 1-2-го курса, собственно говоря, зачем читать Шопенгауэра? У него полный завал по немецкой классической философии — Кант, Гегель, Фейербах. Попробуйте сдать. Не надо отвлекаться. Всё было мудро. И надо сказать, что там было два отделения — философии и научного коммунизма. Мы с отделения философии. Кстати, у нас в дипломе была, наверное, самая романтическая запись «философ, преподаватель философии». А на отделении научного коммунизма, поскольку нельзя назвать человека «научный коммунист», было написано просто «преподаватель научного коммунизма». На семинарах по научному коммунизму нам предлагалось разделиться на западников и социалистический лагерь и отстаивать разные точки зрения. Но поскольку очень часто гнилые буржуазные выкормыши побеждали, этот эксперимент через некоторое время закрыли.
С. Крючков
―
А сейчас так, навскидку, вспомните формулировку категорического императива или это уже ушло?
В. Пельш
―
Поступай всегда так, чтобы максимы твоей воли могли стать всеобщим законодательством.
С. Крючков
―
Валдис Пельш, шоумен и телеведущий, сегодня гость программы «Разбор полета».
М. Максимова
―
Смотрите, получается, философия не прошла даром. Я хотела вас спросить… Наверное, разделим по этапам, потому что в самом начале эфира вы уже сказали, что сейчас, скорее всего, считаете себя документалистом. Я как раз хотела задать этот вопрос: вы кто? Вот Валдис Пельш — это кто?
В. Пельш
―
На самом деле кто угодно — ведущий развлекательных шоу, человек, снимающий документальные фильмы… Кандидат в мастера спорта по прыжкам с парашютом.
М. Максимова
―
Вот, постепенно именно к этому моменту я и хотела переходить. Скажите, вот это экстремальное увлечение...
В. Пельш
―
Давайте уберем слово «экстремальное».
М. Максимова
―
Почему?
В. Пельш
―
Просто это виды спорта, которые предполагают повышенную ответственность в случае, если вы совершаете неправильные действия. Вот и всё.
М. Максимова
―
А почему слово «экстремальные» вам не нравится? Прыжки с парашютом, даже горные лыжи называют экстремальным спортом.
В. Пельш
―
Если честно, подташнивают люди, которые, совершив прыжок, заныр, съезд с горы на лыжах, говорят: «Я такой экстремал!». В парашютном спорте, допустим, есть дисциплины, которыми я, честно, никогда не буду заниматься (потому что я еще прыгаю до сих пор, как ни странно — редко, но прыгаю), которые действительно требуют максимальной концентрации, и в случае просто одного неверного движения или неверной оценки, скажем так, расстояния до земли вы просто погибаете. Это свуп, это проксимити, это тот же бейс. Там — да. У тех, кто прыгает со зданий, со скал, с мачт, антенн — бейсеры — нет запасного парашюта. Он не нужен, потому что они его не успеют ввести в работу. Я считаю, что это уже достаточно неоправданный риск. Поэтому вот этих людей я, наверное, могу назвать экстремалами. А мои занятия парашютным спортом — это большие формации, это очень красиво. Это ответственно.
В.Пельш: Я подозреваю, что Андрей Макаревич — в мировой дайверской мафии. Он вербует адептов
Да, есть определенный риск, потому что когда в небе собирают большую формацию, все парашютисты знают, что одно из условий — рекорд будет засчитан только в том случае (там большое количество парашютистов должно подойти к друг другу, взяться за руки за ноги, зафиксировать некую фигуру), рекорд будет засчитан только в том случае, если все парашютисты в течение 24 часов живы. То есть если произойдет столкновение, схождение под куполами, которое приведет к гибели парашютиста, рекорд не будет засчитан. Это некая такая дополнительная стимуляция для соблюдения техники безопасности. Там все знают правила. Многие их нарушают, многие стараются не нарушать. Поэтому иногда мы выкладывали мировые и европейские рекорды в небе. Это было очень красиво.
М. Максимова
―
Когда это увлечение пришло в вашу жизнь?
В. Пельш
―
Парашютный спорт — поздно, в 1999, если мне не изменяет память. Дайвинг чуть пораньше — в 1997. То есть уже когда я, наверное, был неким сформированным человеком. Ну, с дайвингом очень просто. Просто никогда не ездите в гости к Макаревичу, не выпивайте с ним спиртные напитки и не слушайте его рассказы про погружения. Потому что рано или поздно вы захотите сделать то же самое. Я подозреваю, что Андрей Макаревич — в мировой дайверской мафии. Он вербует адептов. Потому что Андрей рассказывает очень красиво, очень маняще. И я поддался его манению (ну, вы понимаете, что я сейчас говорю) и пошел учиться.
М. Максимова
―
В каком-то интервью я читала у вас, что, видимо, до того, до этого своего увлечения вы с опаской относились к большой воде.
В. Пельш
―
Да, страх глубины, страх высоты, конечно, присутствует. Он развит достаточно сильно.
С. Крючков
―
То есть это было какой-то попыткой преодоления детских фобий?
В. Пельш
―
Нет, просто вы можете совершенно спокойно дышать под водой. Если вы идете на глубины, которые не позволяют вам совершить экстремальное всплытие, то вам, наверное, имеет смысл еще овладеть некой техникой, которая позволит вам в случае отказа оборудования вернуться назад живым. Это не так сложно. Просто под водой вы совершенно спокойно, легко дышите. Под водой я могу выбросить изо рта регулятор, если мне нужно, могу дышать по 2 вдоха. Очень веселое правило в курсе спасателя: если на вас несется дайвер, и глаза его больше, чем маска, не ждите, что он покажет вам вот этот жест ладонью у горла, который означает «дай подышать». Потому что он его не покажет. Он задыхается. И у вас на боку висит запасной регулятор — он называется октопус. По правилам вы должны ему предложить, то есть взять его на свой октопус, на свой запасной регулятор.Не вздумайте этого делать, потому что он его никогда не возьмет. Он видит, чем дышите вы. Потому что он сейчас умирает — в своем сознании он умирает. Он понимает, что с ним происходит страшное. Он видит только то, чем дышите вы. Отдайте ему свой регулятор, возьмите себе октопус и дышите спокойно. Вот такие вещи просто нужно знать в дайвинге, и тогда вы будете спокойно нырять.
Точно так же, как на взлете, если мы взлетаем на вертолете с открытой рампой и снятой задней полусферой, то я до километра подойти к краю не смогу. Просто у меня будет совершенно страшно жужжать внизу живота, потому что слишком низко. На 1000 метров я встану на край, если у меня собрана парашютная система, и совершенно спокойно могу стоять с вами общаться. Потому что я знаю, что если я выпаду из самолета... вертолета (я и из самолета один раз выпал, у меня такое было — я потом это повторил на съемках), то я просто приму позицию стабильного падения, введу в работу основной купол и раскроюсь. Всё, ничего страшного там не будет.
С. Крючков
―
Чрезвычайно профессионально рассказывает Валдис обо всем этом. А если коснуться других увлечений, которые родом из детства. Я читал, что была стрельба, было дзюдо. Они остались с вами по жизни или в какой-то момент ушли?
В. Пельш
―
Стрельба — нет. У нас был великолепнейший преподаватель истории. Он же преподавал и начальную военную подготовку. Такой ветеран-артиллерист Виктор Петрович Колупаев. И он нас приучил. Наш и старший класс были такими стреляющими классами. То есть мы ездили на соревнования, защищали честь школы на районных и республиканских соревнованиях. Я даже один раз занял 3-е место в Латвии по стрельбе — так называемый стандарт: стоя, с колена, лежа. Но это осталось в школе. Дзюдо тоже осталось. Я занимался дзюдо еще тогда, и не потому что, а просто занимался. Это из спектакля «День выборов».
С. Крючков
―
Ну кто ж тогда знал-то...
В. Пельш
―
Я знал. Я лично всё знал. Потом, собственно говоря, игрушки поменялись. За спиной появился баллон, который я иногда меняю на парашютную систему.
В.Пельш: Мы прошли Антарктиду — всю, насквозь, 5519 километров — маршрутом, которым никто не ходил
М. Максимова
―
Я так понимаю, что свои увлечения вы передали по наследству своей дочери.
В. Пельш
―
Не все. Старшая дочь — да, ныряет.
М. Максимова
―
Она даже поставил рекорд.
В. Пельш
―
Она невольно поставил рекорд, но я этим рекордом горжусь. Она стала самым молодым дайвером, который совершил погружение у берегов Антарктиды. Ей было 14 лет.
М. Максимова
―
Это опасное погружение?
В. Пельш
―
Это сложное погружение, потому что, понятно, температура воды там 3-4 градуса. Вы совершаете погружение в сухом гидрокостюме. Погружения могут быть подледные, то есть вы можете уходить в так называемую надголовную среду. И там есть морские леопарды. Когда вы увидите морского леопарда на берегу, вы тут же четко отфиксируете себе мысль: с этим животным под водой я точно не хочу встречаться вообще. Это такой хищный тюлень, с такой мордой — мне почему-то кажется, что она чем-то от крысы или от бультерьера. Зубастый. Были случаи нападения на людей.
М. Максимова
―
В общем, опасный товарищ.
В. Пельш
―
Да, он представляет опасность для человека, без сомнения.
М. Максимова
―
На этой опасности мы сейчас поставим запятую, потому что пришло время новостей и рекламы, и потом вернемся в студию.НОВОСТИ. РЕКЛАМА.
С. Крючков
―
Мы продолжаем. С нами Валдис Пельш, телеведущий. А сразу после завершения этой программы в 23 часа — «Футбольный клуб» с Василием Уткиным и Максимом Курниковым. После полуночи — «Битловский час» с Владимиром Ильинским, а с часу до 3-х — программа Игоря и Юджина «Хранитель снов».
М. Максимова
―
Тут уже наши слушатели спрашивают про ваши различные фильмы. Мы к этому еще подойдем. Давайте пока начнем с того, как произошла ваша встреча с телевидением.
В. Пельш
―
С телевидением очень просто. Мы с Лешей Кортневым снимали клипы. Выступали как режиссеры, как сценаристы, как монтажеры, иногда даже как реквизиторы для группы «Несчастный случай». Наш приятель Сережа Денисов работал в «Авторском телевидении». Он пошел и показал наши клип Анатолию Григорьевичу Малкину. Когда я рассказываю эту историю, всегда ловлю себя на нескромности. Анатолий Григорьевич Малкин, как вы знаете, открыл огромное количество звезд. Леня Парфенов, Игорь Угольников, Леша Кортнев, Сережа Гинзбург — огромное количество людей. Получается, что я тоже к ним имею отношение. Анатолий Григорьевич сделал всё очень просто. Он вызвал нас — ну, попросил нас приехать. Мы пришли к нему в кабинет. Он сказал: «Ребята, слушайте, мне кажется, вы очень талантливые люди. Там в приемной у меня сидит Игорь Угольников. Я знаю, что вы с ним знакомы».А мы знали Игоря Угольникова, потому что мы ходили в театр-кабаре «Летучая мышь» на представления, они ходили на наши спектакли. Он сказал: «Вы пойдите, придумайте какую-нибудь передачу вместе. Потому что мне кажется, вы очень талантливые люди. Про что — я не знаю, но что-нибудь придумайте, а я это профинансирую. Идите». И мы пошли. Так, собственно говоря, появилась программа «Оба-на». Потом, поскольку мы с Углом разошлись в точках зрения на природу смешного — он хотел, как нам казалось, такой более народный юмор, а нам хотелось более изысканный, более утонченный, поэтому мы оставили Игорю Угольникову программу «Оба-на» и пошли дальше по миру. Всё, конец истории. Тут можно сказать такую фразу, которая тоже говорит о приступах звездной болезни: ну а дальше вы, конечно же, всё знаете.
М. Максимова
―
Наши слушатели спрашивают про самый, с вашей точки зрения, удачный, самый ваш любимый проект на телевидении. Что-то, что оставило особый след.
В. Пельш
―
Да они все прекрасные. «Угадай мелодию» — понятно, что это такой колоссальный труд. Потому что ответственность была очень большая: мы начали писать программу через 2 недели после гибели Влада Листьева. Он, собственно говоря, меня и пригласил стать ведущим этой программы. Он ее курировал. И вот через 2 недели после его смерти у нас первый съемочный день. Еще через 2 недели у нас уже первый эфир. И у нас нет шансов облажаться. А мы первый день писали… По моей вине — режиссер Алла Плоткина сделала всё, чтобы меня как-то поддержать, но первый день был очень тяжелый. Первые 4 программы я провел, я считаю, очень скованно. Но потом мы выстрелили. Просто на следующее утро я понял, что дальше так продолжаться не может, потому что мы не имеем права не исполнить то, что нам, собственно говоря, было указано.
В.Пельш: В Антарктиду запрещен ввоз любых животных, потому что они могут занести болезни, вредные для эндемиков
«Розыгрыш» — прекрасная программа с очередным мировым рекордом, я считаю, по вхождению в программу. Потому что Константин Львович позвонил мне в 6 часов вечера, спросил, где я нахожусь и не могу ли я подъехать в Останкино, потому что нужно поучаствовать в программе «Розыгрыш». Я спросил: «В качестве гостя? Конечно, сейчас приеду». Он сказал: «Нет, надо будет стать ведущим этой программы». В 8 я был в Останкино, в 9 мы нажали на кнопку.
С. Крючков
―
На сегодня планируются какие-то камбэки этих программ? Хотя бы в короткой перспективе.
В. Пельш
―
У вас есть телефон приемной Константина Львовича Эрнста — позвоните, спросите. Он вам всё скажет. Потом было кулинарное шоу «Властелин вкуса», «Русская рулетка». Программы «Первая эскадрилья» и «Русский керлинг», наверное, не буду указывать как знаковые точки своей жизни, но они были в моей жизни, они присутствовали. Сейчас мне интересен тот проект, который мы будем реализовывать через некоторое время.Мы прошли Антарктиду — всю, насквозь, 5519 километров — маршрутом, которым никто не ходил и условиями, которые никто никогда не мог выполнить. Полной автономка через три полюса. Более того, когда мы пришли к Василию Елагину, создателю вездеходов «Емеля», мы уже имели опыт общения с другими производителями. Мы прошерстили всех, кто делает вездеходы, которые могут пройти Антарктиду. Все отказались. Все сказали: «Мы не беремся». Василий Елагин сказал: «Да, мы пойдем». И благодаря этому человеку, благодаря механикам-водителям Леше Макарову и Володе Обиходу мы прошли. Собственно говоря, они на руках несли эти машины, потому что мы ломались, мы чинились, у нас была профилактика. Всё, этот проект пройден, он лежит как приятнейшее воспоминания. Он остался в истории. Тот же «Эверест», который я придумал, сидя на веранде и думая о горах. Потом выяснилось, что мои представления о горах — это 5% правды и 95% абсолютного незнания, непонимания этого процесса.
Когда мы в 2015 году вернулись после первой неудачной экспедиции (мы попали в непальское землетрясение, и гора была закрыта), мы нашли деньги, нашли дополнительное финансирование и вернулись в 2016 году. И когда Саша Абрамов, руководитель экспедиции, человек, который, собственно говоря, сделал всё, чтобы этот фильм состоялся, по рации сообщил, что они пришли в штурмовой лагерь (а когда вы приходите в штурмовой лагерь, через 12 часов начинается штурм горы: вы на высоте 8400 или 8300 — там варьируется, вы в зоне смерти и идете либо вперед, либо назад — сидеть там нельзя), он просто сказал: «Ребята, вы не расстраивайтесь, но у нас здесь ветер рвет палатки. Через 12 часов нам выходить, погоды нет вообще».
Я в этот момент стал искать деньги на третью экспедицию. И за час до выхода первой группы погода просто легла — полная тишина. И они пошли и через 6 часов достигли вершины Эвереста. И у меня появилось осторожное мнение, что мы сняли фильм. Потому что надо было еще взойти второй группе, надо было еще спуститься, а на спуске погибает столько же, сколько и на подъеме. И когда все спустились, и мы не потеряли на горе ни одного человека, мы все были счастливы. Потом мы сделали этот фильм. Он живет до сих пор. Но это тоже история.
М. Максимова
―
Смотрите, что вот эта история про Антарктиду, что про Эверест — это история какого-то преодоления.
В. Пельш
―
Конечно.
М. Максимова
―
Вот, например, откуда взялась вот эта идея про Антарктиду, пройти этим путем?
В. Пельш
―
Я ее придумал. Я начал спрашивать, можно ли такое. И тот же Саша Абрамов сказал: «Пойдем, я тебя познакомлю с Василием Елагиным. Это человек, который прошел Северный Ледовитый океан от берега до берега через полюс». Я приехал к Василию Елагину, рассказал ему эту идею. «Да, теоретически, — осторожно сказал он, — она выполнима». Потому что условие было идти без дозаправки. До нас, допустим, по-моему, в 2014 году ребята из Казахстана гоняли с Новолазаревской на Южный полюс по прямой. Там, по-моему, около 2.200 туда, и 2.200 обратно. Но они шли, и у них было то ли 8, или 9 пунктов дозаправки. То есть у них было топливо, а они шли налегке на больших скоростях.Мы шли не по дороге на полюс — мы шли целиной. Потому что мы уходили от всех трасс. Мы ушли в сторону полюса недоступности, а на полюсе недоступности до нас побывало 75 человек за всю его историю. Наверное, самое редко посещаемое место на земле, потому что на географический Южный полюс каждый год приезжает порядка 400 туристов. И нас очень просили не ломаться. Компания, которая прикрывала нас с воздуха и которая должна была нас эвакуировать, начать эвакуацию, если мы в течение суток не выйдем на связь, по последним данным геолокации должны были выслать самолет — они сказали: «Ребята, если вы сломаетесь в районе полюса недоступности — от брошенной американской станции Плато до полюса недоступности, в этом районе — учтите, что мы можем до вас добираться неделю. Поэтому вы там, пожалуйста, по возможности, не ломайтесь».
Но это было здорово, это было классно. Дело в том, что идея была снять фильмы про Антарктиду к 200-летию Антарктиды. Но нет никакого интереса и желания приехать на станцию Беллинсгаузен, или Новолазаревскую, или на Прогресс, повыпивать с полярниками, послушать байки, записать несколько подводок, прохаживаясь вдоль айсберга, и улететь назад. Мы хотели влезть в шкуру (я лично очень хотел влезть в шкуру) тех людей, которые за 100 лет до этого шли месяцами, чтобы понять, что ими двигало. Как им было тяжело, как им было страшно. Как им было однообразно. Потому что Антарктида — это огромная пустыня. Это вселенная, потому что вы едете по бескрайним просторам, абсолютно бескрайним, по принципу «на 8-й день возьми чуть левее». Вот езжай туда и просто на 8-й день — левее. Мы это выполнили. И вот тогда ты можешь рассказывать об Антарктиде, тогда ты можешь говорить о том, что это за континент — потому что ты его прошел.
М. Максимова
―
А это правда — такая история, что раньше полярники ежегодно ели несчастных пингвинов, еще кого-то, а теперь нельзя?
В. Пельш
―
Да. В начале века это было абсолютно логично — часть провианта запасти на Антарктиде. Забивали тюленей, забивали пингвинов. Точно так же, как у Амундсена: он взял гренландских хаски, потому что они каннибалы. И он четко знал, где он будет отстреливать какое количество собак, которые будут становиться кормом для оставшихся в живых собак. Сейчас это запрещено. Более того, в Антарктиду запрещен ввоз любых животных, потому что они могут занести болезни, вредные для эндемиков, то есть для тех же пингвинов и тюленей. И поэтому вот эта знаменитая экспедиция «Трансантарктика» — по-моему, 1991 года… Они еще прошли по самому длинному маршруту — около 7 тыс. километров — на собаках. Правда, у них было 11 так называемых продуктовых депо. Кстати, 2 из них они не нашли. Там был наш соотечественник Боярский. Они шли 7 месяцев через зиму. Вот этого уже не повторить никогда, потому что собаки там запрещены.
С. Крючков
―
Валдис, а проекты текущего года — в них были внесены какие-то коррективы в связи с пандемией? Может быть, какие-то были приостановлены, что-то продолжается?
В. Пельш
―
«Корабль разобьется, все звери погибнут» — вот что мы почувствовали, когда началась пандемия. Мы перебросили все значимые проекты на следующий год. Сейчас мы готовимся... Дело в том, что, к нашему удивлению и к нашей огромной радости, проект «Ген высоты» стал своеобразным брендом. Нас знают не только люди, которые увлекаются горами, но и люди, которым просто интересно смотреть подобные вещи. И мы будем снимать второй фильм из этой серии. Он будет называться «Ген высоты-2». Только там между «Ген высоты» и двойкой еще будет стоять буква «К». То есть это будет как бы второй фильм серии «Ген высоты», но это очень хитрый дизайнерский ход. Там будет «К2», и все будут понимать, что это про гору К2.Это, наверное, самая сложная гора в мире, второй 8-тысячник мира. Туда пойдет группа российских альпинистов-любителей, и мы хотим снять их восхождение, потому что взять К2 — это считается… Скажем так, К2 — это, например, единственная гора, которая никому не покорялась зимой. Все остальные 13 8-тысячников зимой были покорены. К2 до сих пор не покорена зимой. Она очень сложная, очень капризная.
И вот мы сейчас готовимся к съемкам. Мы просчитываем, что нам нужно, как, зачем, почему. Снова идем с Сашей Абрамовым, он руководитель экспедиции. Александр Абрамов, кстати, единственный 10-кратный покоритель Эвереста — россиянин. Он сказал: «Ребята, слушайте, вы не представляете, сколько людей стало хотеть со мной выпить после вашего фильма». Я надеюсь, что после фильма «К2» Саша бросит пить, потому что поймет, что это невозможно — удовлетворить такое количество заявок. Мы надеемся, что это будет а) интересное кино б) кино познавательное, потому что гора очень сложная, и рассказать о тех сложностях и преодолении тех сложностей, которые предстоят нашим альпинистам, мне бы было очень интересно.
В.Пельш: Просто есть интересные вещи, о которых хотелось бы рассказать людям. Я очень люблю рассказывать истории
С. Крючков
―
Это кино рассчитано на какие площадки? На телевизионные или прежде всего на YouTube?
В. Пельш
―
Оно рассчитано и на платформу, потому что у нас есть предложение. У нас есть свой YouTube-канал, который называется так скромненько «Валдис Пельш». И конечно, у нас есть Первый канал, наш любимый, у которого право первой ночи, и премьеры происходят, как правило, именно на Первом канале. Во всяком случае, все 10 фильмов, в съемках которых я принимал самое активное участие, были впервые показаны на Первом канале.
М. Максимова
―
Складывается ощущение... Вот смотрите, вы рассказывали про школу, когда вы думали, что всё знаете в географии и в истории, и поэтому решили пойти на факультет философии. А вот сейчас прямо не знаю — просится «а он, мятежный, ищет бури». То есть есть ощущение, что как-то всё в этой жизни попробовали, поэтому нужно куда-то выше, дальше, холоднее?
В. Пельш
―
Никоим образом. Фраза Таис Афинской «Ты опоздал, монах, мне ведомы все виды любви» — она не моя. Нет, мы посматриваем в космос. Это очень сложная история. Более того, не мы одни посматриваем в сторону космоса. Туда посматривает еще и Эрнст. Потому что они уже объявили о том, что в следующем году будет отправлен актер, который будет играть в художественном сериале, и съемки будут происходить в космосе. Мы об этом думали несколько лет. Константин Львович об этом уже заявил. Мы пока по-прежнему...
М. Максимова
―
Думаем, смотрим.
В. Пельш
―
Думаем, да. Есть кое-какие идеи. Просто есть интересные вещи, о которых хотелось бы рассказать людям. Я очень люблю рассказывать истории. И опять же, это определяет некоторое количество исторических фильмов, которые есть в нашем активе. Допустим, фильм «Полярное братство» об английских летчиках, которые воевали в Мурманске в сентябре-октябре-ноябре 1941. Мне очень хотелось рассказать людям. Самая большая награда для меня — то, что мы нашли трех ветеранов-англичан. Два летчика истребителя и один инженер-механик (мы их называли «наши летающие дедушки»), которые просто подарили нам этот фильм, потому что без них фильм не получился бы таким, каким он получился.Ощущение, что мы соприкоснулись с этими людьми, с их историями, с их жизнью. Представляете, вам просто говорят, что завтра вы едете в ледяной ад, откуда никто еще не возвращался. Так что давайте, ребята, грузитесь на пароход. Вот эта история. Я получаю колоссальное удовольствие, когда понимаю, что мы рассказали людям эту историю. Мы рассказали людям историю Чкалова, Громова, Байдукова и Леваневского — великолепных экипажей, великих людей, которые летали вместе с ними. У меня до сих пор какой-то ужасный, потрясающий пиетет.
Василий Васильевич Решетников, герой Советского Союза (кстати, Василию Васильевичу в декабре этого года исполнится 101 год — Василий Васильевич, мы вас будем поздравлять), человек, который бомбил Берлин не в августе 1941 (про это мы снимали кино), а бомбил Берлин в июле 1942. Когда я его спросил: «Василий Васильевич, а вот Чкалов, Громов...» — он сказал: «Это были люди, обреченные на подвиг».
И общаясь с этим человеком… Знаете, как он бомбил Берлин в июле? Я говорю: «Василий Васильевич, когда вы первый раз пошли на столицу?». Он говорит: «Вообще мы должны были идти на Будапешт. Я прогреваю движки, и ко мне на крыло вскакивает штабной и стучит мне в фонарь. Я откидываю, он мне кричит: «Вам на Берлин!» и спрыгивает с крыла. Я говорю штурману: «Ты на Берлин карту раскатаешь?». Он говорит: «Раскатаю». — «Ну, пошли на Берлин». Когда ты слышишь такие истории, ты понимаешь, что а) этими историями надо поделиться б) ты занимаешься абсолютно правильным делом, потому что ты получаешь возможность общаться с такими людьми.
С. Крючков
―
Валдис, зная десятки таких историй о людях с разным менталитетом из разных стран, как вы для себя отвечаете на вопрос о том, какова их мотивация? Главная мотивация в этих подвигах, в этой обреченности на подвиг.
В. Пельш
―
Абсолютно разная. В том же «Эвересте» Саша Абрамов сказал прекрасную фразу: «Идти на вершину Эвереста может только тот человек, для которого факт покорения горы важнее факта собственной жизни». Вот эти люди занимаются этим. Люди, которые совершают подвиги на войне, действительно подвиги — они просто идут и выполняют свою работу. Тот же Чкалов, тот же Громов и Леваневский — они же сами добились. Никто их не просил, никто их не заставлял, никто им не предлагал. Они сами ходили, добивались, выбивали возможность лететь и доказать всему миру, что они лучшие.Потому что когда закончились вот эти перелеты — сначала чкаловский, потом громовский, английский журнал «Аэроплан» напечатал статью, что перелеты — полная фигня, что они дозаправлялись, что они где-то садились. И когда председатель FAI, Международной авиационной федерации, задал вопрос главным редакторам «Почему вы так голословно утверждаете?», они сказали: «Потому что такого быть не может. Ну не может такого быть, чтобы русские взяли и долетели». И потом журнал «Аэроплан» приносил свои извинения.
Очень хочется рассказывать о каких-то таких очень сильных, очень значимых, очень честных штуках. Потому что в их перелетах не было ничего… Не знаю, Громов к этому времени уже герой Советского Союза. Чкалов к этому времени уже герой Советского Союза. Они все были героями Советского Союза к этому времени. Им доказывать что-то — они купались в славе. Нет, они шли, забыв о своих предыдущих достижениях, чтобы совершить новые.
Когда Громов уже подходил к границе с Мексикой, он радировал, что у него топливо до Панамы, он может лететь дальше. Ему приказали сесть на границе с Мексикой, то есть на территории Соединенных Штатов, потому что рекорд был показательным для Америки. И тогда Громов сказал свою фразу: «Как жалко, что Америка такая маленькая». Вот люди, которые творили такие штуки — про них очень интересно рассказывать.
М. Максимова
―
Мы спрашивали вас про планы — точнее, при изменение планов из-за пандемии коронавируса. И тут я вижу сообщение, что вы сняли фильм о будущем после этого самого коронавируса. Как оно выглядит?
В. Пельш
―
Мы сняли небольшой интернет-опус. Сейчас мы заканчиваем съемки фильма (у него есть рабочее название «Уроки идеального шторма», то есть такое же, как и у интернет-опуса), где мы попытаемся рассказать о возможном будущем через 10-20-30 лет. Это будет архитектура, медицина, политика, построение внутрисемейного общения и прочее, которое, скажем так, изменится в связи с новыми реалиями жизни.
В.Пельш: Я говорю завистникам: «Посмотрите вокруг: всё, что вас окружает, тоже когда-то было чьей-то несбыточной мечтой»
То есть это не история коронавируса: коронавирус-коронавирус, бойтесь-бойтесь. Это просто наша попытка заглянуть вперед и рассказать людям о том, как они, возможно, будут жить. И как нам кажется, жить будут неплохо. Во всяком случае, интересно.
Этот проект делается совместно с «Росатомом». Поэтому я надеюсь, что мы его скоро закончим, и что деньги у нас не закончатся. Единственно, что мы не смогли поехать… Нам очень хотелось съездить во Францию на токамак, то есть, собственно говоря, на строительство этого термоядерного реактора, которое сейчас ведется, чтобы рассказать об этой новой энергии, которая позволит закрыть все экологически небезопасные формы добычи электроэнергии. Но пока мы во Францию, наверное, не доедем, потому что кино надо сдавать к концу ноября. Мы стараемся успеть, во всяком случае.
С. Крючков
―
Вы говорите о перспективе 10-15 лет.
В. Пельш: 20
―
30.
С. Крючков
―
В фильме про Северный полюс, во всяком случае, называются эти цифры. То есть вы с большим оптимизмом относитесь к технологиям, к прогрессу. То есть не какая-то отдаленная — вот оно уже, практически здесь рядом.
В. Пельш
―
Но самое интересное, я в конце говорю всем завистникам: «Посмотрите вокруг: всё, что вас окружает, тоже когда-то было чьей-то несбыточной мечтой». На самом деле все проекты, о которых мы рассказываем в фильме «Арктика: увидимся завтра» — это всё либо на стадии доработки, либо на стадии уже представления планов, либо на стадии освоения технологий. То есть это абсолютно реальные вещи. Вопрос в том, понадобится ли это людям, или они пойдут другим путем, захотят каких-то других инноваций. Это решать человеку. В чем, собственно говоря, и прелесть бытия.
М. Максимова
―
Скажите, а всё-таки, тем не менее, не сам коронавирус, а вообще вот эта пандемия изменила мир? Знаете, как многие любят повторять вот эту фразу, которая уже несколько набила оскомину: мир не будет прежним. Мир не будет прежним после коронавируса?
В. Пельш
―
В фильме «Уроки идеального шторма», который уже вышел в интернете, я говорю, что скоро за такую фразу будут давать в морду. Вернее, в приличном обществе за это уже бьют в морду. Потому что это очевидно. Другое дело, что мы оказались абсолютно не готовы к тому, что к нам, что называется, зайдут с черного хода. Потому что, согласитесь, в 60-е, 70-е, в начало 80-х годов мы прекрасно понимали, что основная опасность — это ядерная война, столкновение двух сверхдержав . «Вспышка слева», «вспышка справа» — мы знали эти команды, знали, где бомбоубежище. Потом международный терроризм. Потом потепление. А потом выяснилось, что...
М. Максимова
―
Пришло, откуда не ждали. Спасибо большое! К сожалению, всё, у нас вышло время. Сейчас у нас уже начинаются новости.
В. Пельш
―
Ну и до свидания вам! Доброй ночи!
М. Максимова
―
Доброй ночи! Это Валдис Пельш. Марина Максимова, Стас Крючков. Спасибо, до свидания!
С. Крючков
―
Пока!