Сергей Филатов - Разбор полета - 2019-11-04
С. Крючков
―
Добрый вечер, здравствуйте! Это «Разбор полёта» - программа о людях и решениях, которые они принимают в своей жизни. Проведут её сегодня Марина Максимова и Стас Крючков. И в гостях у нас сегодня Сергей Александрович Филатов, руководитель Администрации президента России в 1993-1996 годах, а сегодня президент Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ. Сергей Александрович, добрый вечер!
С. Филатов
―
Добрый вечер!
М. Максимова
―
Здравствуйте!
С. Крючков
―
Мы традиционно начинаем программу с вопроса об определяющем жизненном выборе или о решении, которое во многом определило последствия того или иного действия, может быть, определённым образом поменяло траекторию того или иного периода жизни. Было такое?
С. Филатов
―
Много раз.
С. Крючков
―
А если вот так без обиняков, зная нашу аудиторию, признаться, что же было главным? Возьмётесь?
С. Филатов
―
Вообще была мечта в детстве: я очень мечтал быть летчиком. Но беда, которая случилась в пионерлагере, после которой я получил пожизненный отит, не позволила это осуществить. Хотя Слепнёв, с которым папа был знаком, сказал: «Ты оторви ему курятник». Потому что в то время авиация как раз была на таких предельных возможностях. Появились реактивные самолёты. Здоровье летчиков резко падало. Летчики вообще сами понимали, что это значит - быть летчиком. Вот поэтому дал такой совет. Но даже без этого совета, к сожалению, у меня не получилось. Но я до сих пор очень люблю авиацию, люблю самолеты. Всегда удивляюсь, как они летают. Хотя, как инженер, понимаю, что для этого нужно, но, тем не менее, для меня это всё-таки всегда фантастика. Даже, может быть, большая фантастика, чем ракеты.
С. Крючков
―
Тем не менее, последние годы жизни для вас неразрывно связаны с людьми творческих профессий. А вот в 60-е ваш выбор пал на Московский энергетический институт и на специальность инженера-электромеханика. То есть в этом выборе или в этом споре физиков и лириков вы оказались на стороне техников и инженеров.
С. Филатов
―
Когда я говорил о самолётах, было понятно, что я вообще склонен к инженерной деятельности. И первый мой опыт был в этом плане очень драматичный - когда я взялся на Новый год включить ёлочные лампочки одним проводом. Тогда я сам соображал, как это делать. Там же должно быть два конца, идут в розетку. Я взял один конец, прикрепил к нему дополнительный проводочек и двумя концами этого проводочка в 12 часов ночи включил в розетку. И во всём подъезде погас свет. Вот это был новогодний подарок.Но тяга и стремление познать в то время (я ещё был маленький, это был сразу после войны) вообще предопределило. Но не я выбирал технику. За мной в пионерлагерь приехала мама, взяла меня за руку и привезла в Московский металлургический техникум. На один экзамен мы опоздали, но, тем не менее, нам разрешили сдавать все экзамены. Так я поступил в техникум. По окончании техникума, уже работая на заводе «Серп и Молот», я поступил в Московский энергетический институт. Это был недолго, работал в цехе и в КБ. Меня очень быстро взяли на комсомольскую работу. На заводе работало 1400 комсомольцев, и секретарь райкома партии сказал мне: «Надо идти».
М. Максимова
―
Чем вы ему так приглянулись?
С. Филатов
―
Не знаю. Видите ли, все ребята там были уже запредельного возраста. Я окончил техникум, был секретарём комитета комсомола техникума. Может быть, этим. Но самое главное, что решило, не это. Решило то, что в 1957 году был фестиваль молодёжи и студентов. Надо было укреплять кадры и, в общем, максимально к этому готовиться. Это, конечно, был очень тяжёлый период для нас. Меня эта должность многому научила. Я понял, что комсомол - это если будешь просто говорить и устраивать субботники, ничего хорошего не получится. Надо было выбрать очень болезненные точки и попробовать как-то их решить.
С. Крючков
―
А помимо этой организационной работы, инженерная деятельность продолжалась? Или они разошлись по разным, скажем так, частям жизни?
С. Филатов
―
Ну как продолжалась? Я уже учился в институте. Вернее, когда был секретарём комитета комсомола, учиться в институте было невозможно. Просто невозможно. Я попробовал это сделать, но когда понял, что это не получается, я вышел из комсомольской работы и пошёл в КБ завода. Заодно учился в МЭИ. Через 2 года я понял, что жена моя не выдержит, и моя учёба на этом закончится. Я сказал: «Надо готовить тебя в институт, чтобы мы учились вместе». Она согласилась. Так что 2 годами позднее она окончила МЭИ, как и я, только по другой специальности. Ну а когда она окончила, меня направили на Кубу.
М. Максимова
―
А как так случилось?
С. Филатов
―
Американцы построили там металлургический завод Хосе-Марти. Там было 2 мартеновские печи. Кубинцы вообще очень хорошие строители. Они блестяще строят и дома, и коттеджи, и особенно дороги. Они, конечно, меня восхитили, как они делают дороги. Для строительства им нужна была арматура. Армированный металл - такой круглый, с насечками. Поэтому они развивали это производство. И к 2 мартеновские печам, которые построили американцы, нужно было построить 4 наши. Вот туда меня и направили как электрика в помощь тем ребятам, которые работали там. Нас было достаточно много - больше 20 человек специалистов разного уровня и разных специальностей. И мы там прожили 2 года и очень успешно проработали. И конечно, вывезли оттуда колоссальные впечатления. Потому что чудесный народ, просто совершенно чудесная страна.
М. Максимова
―
Язык выучили?
С. Филатов
―
Нет, к сожалению, мой подопечный говорил по-русски.
С. Крючков
―
Это о каких годах идёт речь?
С. Филатов: 1966
―
1968.
С. Крючков
―
А вам удалось застать этот романтический подъём, который испытывала Куба в этот период времени? Что это было?
С. Филатов
―
Конец этой романтики. Потому что начались трудности с продовольствием. На Кубе в тот период практически всё было по карточкам. Ну, за исключением сахара, которым они богаты, за исключением фруктов, ещё отдельных товаров. А в основном, конечно, тот товар, который у них выращивался и был, они продавали в Канаду. У них очень хорошо было поставлен сельское хозяйство. Они выращивали бычков, телят, коров. На каждого жителя было по 1 корове.Но тем не менее, они не могли этим питаться, потому что им нужна была валюта. Хрущёв, который заключил с ними соглашение на поставку сахара, к сожалению, за это не платил валютой. Мы расплачивались мазутом, который везли туда, строительством электростанций и так далее. Они всё время искали, были в поисках, как всё-таки получить валюту. Поэтому через какое-то время они начали сажать кофе. Но, к сожалению, через 2 года у них это всё погибло. Много всяких таких вещей.
Недавно я был там - там делали книжную выставку, ярмарку. Ездил уже несколько раз, несколько лет. Что приятно - что нашли нефть. Это очень приятно, потому что для Кубы это, конечно, серьёзный подарок природы. Приятно то, что разрешили продажу и покупку автомобилей. По-моему, сейчас и жильё тоже по ходу идёт. Приятно то, что вновь, после того, как мы практически порвали с ними отношения при Борисе Николаевиче, возвращается помощь России. Предполагается, что там будет довольно сильная реконструкция железнодорожного транспорта, энергетики. Потому что энергетика вся американская. Там идут высоковольтные линии, и у каждого дома стоит свой трансформатор, откуда уже берут питание дома. Это старая система, которая уже изжила себя.
С. Крючков
―
А вы ощутили в этот свой последний приезд на Кубу нечто, происходившее в нашей стране на переломе 80-90-х? Они расстаются со, скажем так, коммунистическим, посткоммунистическим наследием? Если не формально, но по сути.
С. Филатов
―
Я этого ничего не почувствовал. Жизнь людей очень трудная. У них свои цены на товары, у нас свои цены. Мы можем зайти в аптеку и купить лекарство - для нас это в несколько десятков раз дороже, чем для кубинцев. Они нуждающийся народ, но, тем не менее, неунывающий. Вот в этом, конечно, вся прелесть. Потому что когда находишься в стране и видишь сильно унывающих людей... Эти держатся мужественно. Но с приходом новой власти сейчас у них всё-таки много чего может меняться. Хотя, конечно, Трамп им очень сильно насолил. Потому что Обама начал восстанавливать отношения с Америкой.И, что самое интересное, при Фиделе кубинцы выстроили огромное количество таких... ну я не могу их назвать ни домами отдыха, ни санаториями, но местечки отдыха. Они очень красивые, очень удобные. Прекрасная индейская деревня, где домики стоят наполовину в воде, наполовину на земле. Например, Сороа - бассейн и отдельные домики для отдыхающих. Есть места, в которых домики находятся на высоте, прикреплённые к деревьям. И так далее. В общем, везде какой-то свой вкус, свой дизайн, совершенно неповторимый и удивительный. Но, к сожалению, из-за того, что их бойкотировала Америка, в то время это не было использовано. Сейчас туристов очень много.
М. Максимова
―
Ну да, безусловно.
С. Крючков
―
А стоило ли нам уходить с Кубы? Ведь, по-моему, с приходом Путина мы оставили существовавшие там базы с тем, чтобы сейчас, спустя 20 лет, фактически туда возвращаться. Мы знаем о советских долгах Кубы, которые во многом были списаны. Сегодня нас не ожидает нечто подобное?
С. Филатов
―
Я как раз застал тот период, когда всякие поставки на Кубу приостановились. Ждали решения Брежнева. И когда ему доложили, он сказал: «В Кубу нужно вкладывать столько, сколько нужно - это наша земля, территория Латинской Америки». И после этого всё опять возобновилось. По-моему, в год мы тратили миллиард долларов на то, чтобы помогать Кубе.
М. Максимова
―
Как раз к нашим сегодняшним новостям про... Сколько там отправили наличными - 315 миллионов?
С. Крючков
―
Но не на Кубу, а в Венесуэлу.
М. Максимова
―
Да, продолжаем поддерживать.
С. Филатов
―
К сожалению, политика... Понимаете, когда мы говорим о союзниках, о друзьях, они никогда никому не обходились бесплатно. И в этом плане Советский Союз, конечно, разбазарил очень много денег. Но у нас с приходом Путина через какое-то время опять началась эта помощь.
С. Крючков
―
Вот о политиках, союзниках и советском проекте. Вас ведь называют демократом «первой волны», человеком ельцинской команды. Собственно, так оно и было, безусловно. А вы ощущали какую-то очарованность советским проектом в период своей молодости, своей зрелости? Или вы относились к этому как к чему-то, что однажды должно завершиться? И в итоге завершилось в августе 1991 или в декабре 1991.
С. Филатов
―
Я всегда внутренне этого боялся. Я всегда понимал, что уход лидера может, вообще говоря, перевернуть всю систему. Потому что абсолютно неизвестно, кто будет. А самое главное не это - неизвестно, какое будет окружение. К сожалению, так случилось. Поэтому вообще переход... Если мы посмотрим, когда у нас во многих странах делаются перевороты, то эти перевороты держат лидера в течение времени не меньшего, чем подрастает новое поколение, которое нужно ему для поддержки. А то, которое остаётся, всегда в противоречиях. Нет такого, чтобы 100% людей поддержали. И у нашей власти, у Бориса Николаевича не было такого. Если за него голосовали, то голосовали 53-60%. Больше нет.
С. Крючков
―
Даже в 1991 у него были какие-то большие проценты.
С. Филатов
―
Ну, 60% с чем-то, больше нет. Он много получил в Екатеринбурге. Много получил в Москве. Но когда голосовали за президентство России, там были другие цифры. Это говорит о том, что оппозиция всегда есть. Это связано, во-первых, с условиями жизни этих людей, во-вторых, конечно, связано с привязанностью. Это очень тяжело изменяется в человеке. Требуются годы, большие годы, которые должны подтверждаться теми успехами, которые есть в государстве.
С. Крючков
―
С нами Сергей Филатов, руководитель Администрации президента России в 1993-1996 годах, а сегодня президент Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ. Знакомство с Ельциным. Вы к тому времени депутат Верховного Совета. Формально человек команды Хасбулатова. Я правильно понимаю?
С. Филатов
―
Да. Это мне Борис Николаевич как-то сказал: «Вы из команды Хасбулатова».
С. Крючков
―
Ведь они же в этот период времени были людьми, довольно близкими по каким-то своим посылам. Но, тем не менее, в короткой временной перспективе - 2,5 года - произошло нечто, приведшее к октябрю 1993, к кровопролитию на улицах главного города страны, Москвы. Когда вы познакомились с Ельциным, первое впечатление, которое произвёл на вас этот человек?
С. Филатов
―
Первый раз мы все познакомились. Нас же было 28% ребят из «Демроссии». Кстати говоря, я сегодня слышал, что Верховный суд России закрыл эту организацию. Я пока не очень понимаю, почему, и думаю, что исторически это очень большая ошибка. 1 апреля Борис Николаевич вернулся из Кисловодска и были как бы первые смотрины тех, кто хочет идти на должность председателя Верховного Совета. Там было несколько кандидатов-самовыдвиженцев, но мы, конечно, в большинстве своём все ждали выступления Бориса Николаевича, его представления и его согласия на то, чтобы пойти председателем Верховного Совета. Вот так впервые встретились - как бы мимоходом. Дальше мы работали.Почему я оказался в команде Хасбулатова? Хасбулатов пригласил меня стать секретарём президиума Верховного Совета. Такой должности не было в Конституции. Но это объяснялось тем, что Борис Николаевич, как глава Верховного Совета и, естественно, государства, очень много разъезжал. На Хасбулатова, как первого заместителя, пала очень большая нагрузка, и он захлёбывался. Особенно с работой аппарата, с работой по подготовке сессий Верховного Совета, съезда. Ему нужен был помощник, который этим бы занимался. Я вообще системщик по своей натуре. Я не люблю хаотичных решений. Я всё-таки люблю решения, продуманные вперёд. Видимо, он это заметил и попросил меня стать секретарём президиума Верховного Совета.
Я начал работать и уже тогда почувствовал такой холодок со стороны Бориса Николаевича. У них уже начиналось расхождение по некоторым вопросам. Потом предложил стать первым заместителем председателя Верховного Совета - то есть фактически то же самое, что было у секретаря, но только больше. Я уже имел возможность подписывать распоряжения и делать прочие вещи. Но это мы как раз только-только избрались. И здесь у них начались разногласия.
Для меня они были не очень понятны, потому что перед тем, как начать в 1992 году реформы Гайдара, мы встречались с Борисом Николаевичем - Хасбулатов и все 4 его заместителя. И договорились о том, что будем поддерживать реформы, будем нормально работать в этом направлении. Когда мы разошлись, 2-го числа (1-е было воскресенье) фактически начались реформы. Мы увидели новые цены. Я в это время был в Железноводске. Конечно, тоже ахнул, когда посмотрел на нули, которые прибавлялись к единицам. Но, тем не менее, 13 января Хасбулатов выступил в Рязани с таким разгромным выступлением, разгромной речью по отношению к реформам Гайдара. Это был первый удар для нас для всех - особенно для его заместителей.
М. Максимова
―
Это было неожиданно?
С. Филатов
―
Это было очень неожиданно.
М. Максимова
―
Ни с кем не обсуждал.
С. Филатов
―
2 недели назад - или сколько там? - максимум месяц назад мы дали согласие на реформы, дали согласие поддерживать эти реформы. И вдруг... Конечно, мы начали думать, почему. Скорее всего, потому что он экономист, и Гайдар экономист. Он посчитал, что Гайдар для этого слишком молод и слишком, так сказать, некомпетентен для таких реформ. Может быть, он ожидал, что на эту должность пригласят его. Не знаю. Но во всяком случае, это было начало. В апреле-месяце на съезде был такой разгромный дух по отношению к реформам. Хотя Шумейко, который был у Хасбулатова заместителем по экономике, не выразил в докладе всего того, что ему поручил Хасбулатов. У него в выступлении было больше ноток оптимизма. Но когда приняли резолюцию о том, что...
С. Крючков
―
За этим последовал кризис. Об этом мы поговорим после новостей и рекламы.НОВОСТИ.
РЕКЛАМА.
С. Крючков
―
С нами Сергей Филатов, руководитель администрации президента Ельцина в 1993-1996 годах. Мы говорили о старте либеральных реформ. 1992 год. Сначала реформы, казалось, были одобрены руководством Верховного Совета, а затем Руслан Имранович Хасбулатов поменял свою позицию. Затем это завершилось тем, чем завершилось. Реформы состоялись, а вот Верховного Совета спустя 2 года не стало. Хасбулатов был импульсивным человеком - не менее импульсивным, чем Ельцин. Так?
С. Филатов
―
Да, оба они в этом плане, конечно... Я должен сказать, на мой взгляд, мне кажется, они не любили никаких переговоров и, мне кажется, не стремились к тому, чтобы покончить с такими разногласиями. Когда в апреле-месяце состоялся съезд, и на этом съезде приняли отрицательную резолюцию по отношению к реформам - чуть ли не такую, чтобы вообще прекратить реформы Гайдара - я подошёл к Хасбулатову и сказал: «Руслан Имранович, мне кажется, мы принимаем неверное решение на съезде. Этого никто не поймёт, и, самое главное, неизвестно, как из этого положения выруливать». Он говорит: «Что вы предлагаете?». Я говорю: «Я предлагаю собрать президиум и правительство и попробовать обсудить и наметить, как выйти из этого положения». Он говорит: «Собирайте, только я туда не пойду».Ну, я собрал правительство и президиум Верховного Совета. Мы договорились, что примем резолюцию, противоположную решению съезда. Я с этим выступил, за это проголосовали, и на этом съезде получили резолюцию. В общем, к сожалению, эти отношения не прекратились. И так мы жили до конца года, когда Хасбулатову на съезде фактически удалось снять Гайдара. Это был удар, который, на мой взгляд, был не просто ударом. Это была подготовка к тому, чтобы убрать Ельцина. Потому что все последующие съезды, которые были, были направлены на импичмент президента. Вот тода мы начали думать о том, как нам выйти из этого положения. И единственный выход, который был - это провести референдум.
С. Крючков
―
И в апреле 1993 референдум был проведён.
С. Филатов
―
Да. Потому что было совершенно очевидно, что расстановка политических сил на съезде и расстановка политических сил в обществе неадекватна. Референдум это подтвердил.
С. Крючков
―
А Верховный Совет по своему составу был достаточно оппозиционен.
С. Филатов
―
Стал оппозиционным. Почему? Я думаю, тут, конечно, была и вина Бориса Николаевича, потому что наиболее яркие фигуры из Верховного Совета он вытаскивал в исполнительную власть.
С. Крючков
―
В том числе и вас.
С. Филатов
―
В том числе и меня, да.
С. Крючков
―
Когда вы оказались в Администрации?
С. Филатов
―
Вот когда проходил этот съезд, в конце 1992 года, Хасбулатов начал такую атаку один на один: «Сергей Александрович, уйдите с этой должности. Я вас устрою, обеспечу, вы ни в чём не будете нуждаться». Я говорю: «Почему я должен уйти? Дела у нас, как видите, ещё не очень хороши, и надо выбирать какую-то позицию, чтобы двигаться дальше».
М. Максимова
―
То есть он полагал, что вы будете его союзником, а вы, получается, как-то со временем...
С. Филатов
―
Ну, как он изменился, так и я изменился. Потому что я пришёл к нему заместителем как союзник Бориса Николаевича. Я не мог изменить Борису Николаевичу, потому что с самого начала мы, избирая его, уже понимали, что с ним надо связывать будущее России. Смотрю, никаких бумаг у меня на столе нет, писем никаких на столе нет - всё передано другому человеку. Ну, я думаю: надо дождаться, когда закончится съезд, потом мы объяснимся.Когда съезд закончился, мне сказали: «Борис Николаевич ждёт вас в Барвихе». Это было, по-моему, 24 декабря. И я поехал. Поздоровались. Он говорит: «Сергей Александрович, Хасбулатов вам всё равно не даст работать. Поэтому у меня есть предложение к вам: идите ко мне руководителем Администрации президента». А руководителем был Юрий Владимирович - его друг, соратник, с которым они вместе были в Свердловске. В общем, он говорит: «Мне нужно 2 недели, чтобы подготовить ему уход». Я говорю: «А мне нужно 2 недели, чтобы отвезти в Лондон нашу делегацию, Верховного Совета». В общем, 16 января я приступил к своим обязанностям уже в Администрации президента.
М. Максимова
―
Вы даже не раздумывали?
С. Филатов
―
А как?
С. Крючков
―
То есть это было предложение, от которого нельзя отказаться?
С. Филатов
―
Отказаться от предложения Бориса Николаевича значило, что я лишаюсь его поддержки.
М. Максимова
―
То есть взяли под козырёк...
С. Крючков
―
Сергей Александрович, а почему решение о референдуме «да, да, нет, да» в итоге не сработало? Почему кризис всё обострялся и обострялся?
С. Филатов
―
Вы знаете, я думаю, что мы сделали большую ошибку. Когда референдум прошёл, мы направили центр на создание новой Конституции вместо того, чтобы сразу распустить Верховный Совет, съезд и подготовить новое избрание.
С. Крючков
―
А не запоздали с работой над Конституцией? Потому что страна к тому времени фактически 1,5 года продолжала жить по брежневской, по старой.
С. Филатов
―
Нет, мы внесли в старую Конституцию порядка 400 поправок. Она, конечно, была ещё не до конца доделана, но основные положения в этой Конституции уже были. Можно был, но всё-таки было стремление сделать новую Конституцию, и уже по новой Конституции сделать выборы. Наверное, это всё-таки было ошибкой, потому что мы пережили очень тяжёлый период лета, когда ни та, ни другая сторона ничего не могла сделать и ждала только нового съезда, который должен был состояться в декабре-месяце. Мы знали, что на съезде готовится очень серьёзный удар по Ельцину.
С. Крючков
―
А вы знали о том, что готовится указ № 1400, который был подписан 21 сентября?
С. Филатов
―
Я не знал этого. Но когда Борис Николаевич сказал мне: «Почитайте», я прочитал и сказал: «Борис Николаевич, этого делать нельзя».
С. Крючков
―
А кто готовил этот указ?
С. Филатов
―
Пока не знаю.
С. Крючков
―
Это был указ, которым распускался Верховный Совет и ответом на который стало решение...
С. Филатов
―
Да. До этого он несколько раз пытался выступить по телевизору и взять всю влатсь в свои руки. Но как-то так получалось, что мы в конечном итоге срывали. Даже когда он выступил в последний раз, а указ не был подписан, я попросил его оставить указ, чтобы мы договорились с противоположной стороной (в основном, с Руцким), чтобы было согласие. Потому что с той стороны сосредоточилась довольно сильная команда - Хасбулатов, Верховный Совет, соответственно, съезд, Верховный суд и вице-президент Руцкой. Конечно, было очень опасно. Но, тем не менее, у Хасбулатова всё-таки было какое-то желание - то ли боязнь, то ли ещё что-то. Он как-то предложил мне: «Сергей Александрович, поговорите с Борисом Николаевичем. Давайте сядем, пообедаем втроём и поговорим. Может быть, мы всё-таки уйдём от этой конфронтации и договоримся».
М. Максимова
―
Это когда он сделал?
С. Крючков
―
Летний или уже осенний период?
С. Филатов
―
Это было зимой, когда снимали Гайдара. Поднимаемся на трибуну вместе с Борисом Николаевичем, я ему говорю: «Борис Николаевич, Хасбулатов предложил встретиться втроём, пообедать и поговорить по-деловому. Надо добиваться какого-то консенсуса». Он так махнул рукой и говорит: «Я с этим вруном никаких дел иметь не хочу. Сколько раз он давал мне обещания, ни разу не выполнял, а ведёт такую подстрекательскую войну».
М. Максимова
―
А как вы считаете, вот это предложение от Хасбулатова было по-настоящему, всерьёз, или...?
С. Филатов
―
Трудно сказать. Хасбулатов - сложный человек, вообще говоря. Сложный, умный, хитрый - в общем, все компененты. Я как-то говорил своим друзьям: «Вы знаете, чем ближе я его узнаю, тем больше мне кажется, что он походит на Сталина - по свой манере, по разговорам». Во-первых, он, безусловно, очень заботился о тех людях и старался, чтобы люди вокруг него были преданными людьми. Не терпел, чтобы это были люди, которые могут его предать.Потом я узнал, что назначая министров (потому что назначает Верховный Совет), он с каждым министром предварительно говорил о том, чтобы первые заместители были назначены по его предложению. То есть он готовил себе все цепочки получения информации и влияния. Это очень опасно. То, чего никогда не делал Борис Николаевич. Он в этом отношении был открытым человеком. Только узнавая, что человек где-то как-то провинился, он мог очень резко с ним поступить. У меня, например, многие звонили с телефоном-автоматов: «Сергей Александрович, у меня отключили телефон, спецсвязь. Что случилось?».
С. Крючков
―
По распоряжению Хасбулатова?
С. Филатов
―
Нет, это распоряжение Бориса Николаевича.
М. Максимова
―
То есть решения он принимал вот так.
С. Филатов
―
Да, решения принимал очень круто и, казалось, никогда не жалел. Хотя мы знаем, что в некоторых местах он очень жалел об этом. И когда он собрал совещание, я предварительно позвонил и Черномырдину, и министру внутренних дел, и ФСБ (тогда называлось ФСК). В общем, всем участникам. Он собрал их и договорился: «Давайте всё-таки бойкотировать этот указ. Нельзя его принимать, потому что последствия неизвестны. Неизвестно, как к этому отнесутся регионы. Неизестно, как к этому отнесётся армия». Которая, кстати говоря, не очень любила Бориса Николаевича, потому что он прекратил все учения, прекратил финансирование в достаточной степени. Армия очень страдала в те годы.
М. Максимова
―
А с чем была связана эта нелюбовь?
С. Филатов
―
Денег не было. Только тогда они боялись это говорить, а когда Борис Николаевич ушёл со своего поста, по телевизору многие генералы выступали вообще с резкой критикой его позиции в этом вопросе. И когда все вот так сели за стол - Борис Николаевич, я сидел около него - он говорит: «Давайте обсудим, у кого есть какие соображения». Все молчат. Я говорю: «Борис Николаевич, разрешите мне». Он мне так махнул рукой, типа удара. Говорит: «Мне ваша позиция известна. Помолчите». И после этого все разговорились: «Да, конечно, надо давить, надо уходить». Он говорит: «Мы подпишем указ, только единственное, это будет не 19-го сентября, а 21-го. Потому что 19 сентября и 19 августа 1991 года - как-то наводит на грустные размышления». Ну вот началась новая эпоха.
С. Крючков
―
А что происходило в эти 2 недели между 21 сентября и 3 октября?
С. Филатов
―
Вы знаете, я даже одно время пожалел вообще, что мы на самом деле так разволновались. Потому что приехал Растропович, выступал на Красной площади. Борис Николаевич присутствовал, я тоже. Слушал музыку и так себе задаю вопрос: «И чего я тогда так разволновался? Театр работает, кинотеатры работают, всё работает, всё спокойно, на Красной площади концерт».Но ситуацию разрядил патриарх Алексий. Вдруг из Соединённых Штатов приходит телеграмма о его выступлении - что он очень раздосадован тем, что происходит в Москве. Что он прерывает свою поездку и едет на родину, чтобы помочь как-то разрешить эту ситуацию. Но я почувствовал в этом выступлении некий укор президенту, президентской команде. Потому что в Белый дом в основном ходили священники. Они ходили не к нам, а туда. И, видимо, давали достаточно негативную информацию патриарху.
Тогда я позвонил митрополиту Кириллу (он сейчас патриарх), сказал, что надо бы организовать встречу Бориса Николаевича с патриархом, чтобы это не заходило глубоко. Он согласился. После этого звонит, говорит: «Патриарх согласен». Я ему говорю: «Борис Николаевич даёт 2 времени - в 11 часов и в 16». В общем, собрались - Борис Николаевич, я, патриарх и Кирилл. Борис Николаевич ему в долгой беседе на примерах рассказал об этом конфликте, как он складывался, к чему может привести и так далее. Патриарх согласился и сказал: «Давайте мы проведём в Даниловом монастыре встречу всех сторон». Борис Николаевич: «От нас будет Филатов, Сосковец и Лужков. Кто-то будет от Конституционного суда».
Предстояло найти, кто будет со стороны Верховного Совета. Я только вернулся к себе - звонок от Черномырдина: «Сергей, от меня только что вышли Соколов и Абдулатипов (это председатели палат Верховного Совета). Может быть, они как раз подойдут? Они готовы». В общем, мы с ними встретились. Допоздна были в мэрии, где располагалась наша спецслужба. Я говорю: «Знаете, единственное, что нам интересно и за что мы воюем - чтобы убрать из Белого дома оружие».
У меня даже был посол Соединённых Штатов, который советовался. «Мы, говорит, знаем, сколько оружия там стоит в окнах, которое направлено на мэрию и, соответственно, на посольство Соединённых Штатов. Я хочу вас спросить, господин Филатов, как нам быть с женщинами и детьми? Вывозить их в лес, куда-нибудь за город или всё-таки спустить в подвал?». Я сказал: «Я думаю, что вывозить в лес».
М. Максимова
―
А много оружия было?
С. Филатов
―
Много. Там всё было. Во-первых, это оружие было ещё закуплено в Чехословакии, когда я ушёл. Во-вторых, это оружие вообще было там. И самое неприятное было в том, что Хасбулатов в какой-то момент переподчинил охрану Верховного Совета от Министерства внутренних дел Верховному Совету. То есть это были 2 боевые единицы. Неважно, насколько у них была разница в оружии. Важно то, что была возможность стрелять.Это ведь как в 1991 году. Почему не пошли в атаку на Белый дом? Потому что Дунаев, министр внутренних дел России, привёл 100 учеников школы МВД, и все они были с оружием. И это их остановило, потому что в ответ на штурм могли стрелять, а это жертвы. Это тогда остановило атаку. Так и здесь. Было очень важно убрать это оружие. Потому что они же там делали вылазки. Я был свидетелем того, как они делали вылазки, выходили с автоматами на улицы. Зачем - я не знаю. Но тут же вступали в действие наши бронетранспортёры, загоняли их обратно в Белый дом. Вообще, конечно, это была безобразная ситуация.
С. Крючков
―
Чем останется эта ситуация в российской истории? Вот события августа 1991 мы называем путчем. А события 3 и 4 октября?
С. Филатов
―
На самом деле это действительно был путч. Одно дело, когда они не вышли из Белого дома. Был указ, и этому указу в принципе нужно было подчиниться. Потому что у нас была ситуация, неразрешимая конституционно. Было чистое двоевластие. Вся власть по Конституции принадлежала Верховному Совету, а главой государства был президент. Понимаете? И как в этой ситуации быть?
М. Максимова
―
То есть никакого конституционного пути не было?
С. Филатов
―
Не было.
С. Крючков
―
Как принималось решение подавить это, фактически, восстание или как это назвать?
С. Филатов
―
Совершенно неожиданно. Мы вели переговоры в Свято-Даниловом монастыре и уже подходили к концу - было где-то, по-моему, 5 часов. Раздался звонок. Мне позвонил Попцов и говорит: «Серёжа, идёт очень сильная потасовка на Смоленской площади. Если сейчас не обратиться по телевизору к москвичам, дело может плохо кончиться. Я очень прошу тебя приехать вместе с Лужковым и выступить». Я извинился. По-моему, у патриарха случился инфаркт. Мы попрощались и уехали.Но мы приехали на Шаболовку, а нужно было на Тверскую-Ямскую. Но на Шаболовке, по-моему, через час всё подготовили для выступления. Мы договорились, что Лужков выступит, а я на всякий случай буду в резерве. Лужков выступил. Я поехал в Кремль. Приезжаю - темно. На площади стоит вертолёт. «Ну, думаю, значит, Борис Николаевич прилетел сюда». В это время уже показывают, что творится в мэрии - прорыв. В Останкине настоящая стрельба. Армии нет, Грачёва найти пока не можем.
М. Максимова
―
Кстати, вот этот момент: почему долго не могли найти министра обороны?
С. Филатов
―
Мы не ориентировались на военные действия. Просто никак. Поэтому армия стояла на своих местах. И когда нашли Грачёва, она из загорода двинулась сюда, в Москву. Часть транспорта - бронетранспортёры - пошла к Останкино, остальные пошли перекрывать улицы, чтобы не распространялся беспорядок. В 2 часа собрался Совет безопасности в кабинете у министра обороны, у Грачёва. Вот там было принято это решение.Причём тоже был такой очень неприятный инцидент между президентом и Грачёвым. Когда сказали, что танки со стороны стадиона должны стрелять холостыми, а потом туда должны войти внутренние войска и «Вымпел», Грачёв сказал: «Борис Николаевич, мне нужно письменное распоряжение». Тот посмотрел на него очень строго, и тут Черномырдин вспылил: «Какое тебе распоряжение? Ты министр обороны, ты обязан защищать страну! Сейчас стреляют! Ты что, не видишь, что ли, этого?». В общем, этим кончилось. Но, по-моему, потом распоряжение было подписано, всё было сделано по закону.
С. Крючков
―
У нас остаётся очень мало времени. А как в последующем Борис Николаевич воспринимал это своё тогдашнее решение? Он считал, что всё сделал правильно?
С. Филатов
―
Мы на эту тему никогда не говорили. Старались вообще её обходить. Хотя, мне кажется, внутренне он тоже понимал, что что-то было сделано не так. Потому что мы, вообще говоря, склонили страну на такое единоличное правление. Хотя должен сказать, что первая Госдума, которая была избрана в 1993 году, начала с того, что готовила импичмент президенту. И с Думой, с Советом Федерации в начальный момент были такие отношения, которые, вообще говоря, не давали думать о том, что мы попадём в унитарное государство, построенное сверху. Но, к сожалению, Борис Николаевич этим не воспользовался, а следующий президент воспользовался.
С. Крючков
―
А не слишком ли короток был срок между событиями октября и 12 декабря, когда принимали Конституцию и выбирали ту самую Думу?
С. Филатов
―
Конечно, тут очень много факторов. Самый главный фактор - то, что общество неготово к новым условиям политической жизни и рыночной жизни. В рыночной жизни всё было благоприятно, пока мы шли на рост, то есть на повышение доходов и условий жизни. Но как только это всё затрещало, так все начали вспоминать Союз. Ностальгия всегда даёт себя знать.
М. Максимова
―
Она и сейчас даёт себя знать.
С. Филатов
―
Понятное дело, конечно. Поэтому мне очень грустно, что дело так повернулось. Хотя должен сказать, конечно, что не было той команды, которая могла бы последовательно вести дело к укреплению этой новой системы.
С. Крючков
―
Много тем остались незатронутыми. Сегодня в «Разборе полёта» был Сергей Александрович Филатов, руководитель администрации президента Ельцина в 1993-1996 годах, а сегодня президент Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ. Программу провели Марина Максимова и Стас Крючков. Сергей Александрович, спасибо вам большое!
М. Максимова
―
Спасибо, до свидания!
С. Филатов
―
Спасибо вам!