Владимир Дашкевич - Разбор полета - 2019-08-19
19.08.2019
С. Крючков
―
Добрый вечер, здравствуйте! Это «Разбор полёта» - программа о людях и решениях, которые они принимают в своей жизни. Программу проведут Станислав Крючков и Марина Максимова. И сегодня наш гость - композитор Владимир Дашкевич. Владимир Сергеевич, добрый вечер!
В. Дашкевич
―
Добрый вечер!
М. Максимова
―
Здравствуйте!
С. Крючков
―
Мы собрались здесь в преддверии большого юбилейного концерта, который состоится в начале сентября в Большом зале Консерватории. Расскажите, что это будет?
В. Дашкевич
―
Это концерт, который состоится 6 сентября, если всё будет как задумано. Я впервые рискну показать программу из двух новых сочинений «Чеховской симфонии» и «Пушкинской симфонии». Но вы не бойтесь слова «симфония», потому что композитор прошёл школу киномузыки и главное в ней - это чтобы зритель шёл в зал смотреть фильмы и слушать музыку. Поэтому моя школа направлена на то, чтобы люди слушали симфонии. А почему симфонии - это вопрос интересный и важный. Я убеждён, что музыка на самом деле спасает человечество от зла. Человеческий мозг так устроен, что в силу дарвинизма он устраняет конкурентов с помощью новых форм зла, изобретает всё новые и новые формы. Первый раз музыка спасла человечество, когда шаманы - первые музыканты - своими заклинаниями исцелили человечество от каннибализма. Пищи было мало, конкуренция за пищу была страшной и люди стали поедать друг друга. И тогда шаманы своими заклинаниями воздействовали на людей и запретили им, наложив табу на людоедство. Сегодня мы переживаем примерно то же самое, потому что в XX веке в мир пришло большое зло под названием мировая война. Это зло отравляет человеческую жизнь даже тогда, когда войны нет, потому что она висит в воздухе и влияет на психику людей. Если маленькое зло можно победить маленькими музыкальными формами, 3-4-минутными песенками, то большое зло требует больших музыкальных форм. Поэтому симфония. А Пушкин и Чехов - это моя любовь к русской культуре, к России. Ещё это потребовало от меня двух задушевных гениальных голосов - голосов моих друзей. «Пушкинскую симфонию» завершает голос Юлия Кима, а «Чеховскую симфонию» завершает голос Елены Камбуровой. Очень важно, что симфония идёт навстречу людям, помогая им справиться с этими ужасными вещами, которые без музыки и без культуры устранить, к сожалению, невозможно.
С. Крючков
―
Владимир Сергеевич, а традиционные популярные мелодии, которые ассоциирует с вашим именем большинство жителей нашей страны, мелодии из кинофильмов, будут исполнены в этом концерте?
В. Дашкевич
―
Обязательно будут. Во-первых, будет сюита «Шерлок Холмс» из музыки к фильму, будет сюита «Собачье сердце» из музыки к этому фильму. А в «Пушкинской симфонии» прозвучат такие вещи: скажем, вторая часть - это «Лукоморье». А «Лукоморье» - это Если вы не очень боитесь Кощея Или Бармалея и Бабу Ягу, Приходите в гости к нам поскорее Там, где зелёный дуб на берегу. Там гуляет чёрный котище учёный. Пьёт молоко и не ловит мышей. Это настоящий кот говорящий, А на цепи сидит Горыныч Змей. Это типично пушкинские образы. Специалист по пушкинскому языку, ближе всего понявший тайны этого стиха - это, конечно, Юлий Ким, мой гениальный друг. А «Чеховская симфония» - это другое дело. Там финал - монолог Сони из «Дяди Вани»: «Что поделать - надо жить. Мы будем жить. Мы проведём долгий, долгий ряд дней. Мы проведём долгий ряд вечеров. Будем трудится для других - и сейчас, и в дни старости, не зная покоя. Что поделать - надо жить. Мы увидим небо в алмазах. Мы увидим, как мир потонет в милосердии, которое спасёт людей. Мы увидим жизнь светлую». Вот эту надежду русского человека на то, что он увидит светлую жизнь, как никто передаёт Елена Камбурова, потому что это идеальный голос. Голос русской, а по-моему, даже мировой души.
С. Крючков
―
Это история дружбы, которая длится долгие-долгие годы? И Камбурова, и Ким?
В. Дашкевич
―
Страшно сказать, но это где-то около полтинника.
С. Крючков
―
Ого! А давайте, как мы это традиционно делаем в нашей программе, вспомним о самом ярком воспоминании детства. Потому что вы человек московский, насколько я знаю, но, тем не менее, детство-то покидало: и эвакуация, и возвращение, поиски отца и поездка в Воркуту к отцу. Каким оно было, это московское детство поздних 30-х и 40-х?
В. Дашкевич
―
Я должен сказать, что у меня отсчёт времени начался с войной. Моё первое юношеское, детское воспоминание связано с трагедией, когда я был у бабушки. А бабушкина квартира стояла прямо впритык к Вахтанговскому театру. И ровно через месяц после начала войны, 22 июля, в Вахтанговский театр и в квартиру бабушки упала огромная фугасная бомба, которая разнесла и театр, и квартиру. Моего дядю убило, нас засыпало. Когда мы вышли и посмотрели в небо, в котором шарили прожектора, мы видели, как они высвечивали немецкие кресты на самолётах, которые летели довольно низко. Впечатление было такое, что их было много, а наших вроде бы не было видно совсем. Вот это страшное впечатление послужило толчком, с которого началась моя детская память.
М. Максимова
―
Я где-то читала, что в одном из своих интервью вы говорили, что после этого вы очень не любили никакие произведения, ни фильмы про войну. Но я вот смотрю, что как минимум к одному фильму - «Под каменным небом» - вы всё-таки писали музыку.
В. Дашкевич
―
Нет, это совсем не значит, что... Скажем, такие фильмы, как «Летят журавли» - это, конечно, шедевры. Фильмы про войну были замечательные, тут и разговора быть не может. Но я считаю, что был определённый перебор, когда эксплуатировалась тема войны. Потому что вот об Отечественной войне 1812 года почти никто не писал. Ну, можно сказать, Лермонтов написал «Бородино», а потом Толстой написал потрясающий, гениальный роман «Война и мир» и аккумулировать всё, что можно было сказать об этом страшном явлении. Потому что я считаю, что война - это болезнь человечества. А болезни лучше забывать. Хотя иногда надо о ней знать и помнить, но часто вспоминать о ней нельзя, потому что это приводит к повторению, к рецидиву.
С. Крючков
―
Кстати, одна из ваших семейных линий, насколько я знаю, так или иначе соприкасается и с семьёй Толстого, и с ним самим.
В. Дашкевич
―
Безусловно. Мой дед, предводитель дворянства Тамбовской губернии, написал несколько статей о столыпинских реформах, где он резко подверг их критике. Потому что он считал, что вот это неумеренное движение капитала разрушает крестьянскую общину, которая является носителем морали, носителем всех глубинных культурных ценностей России. Толстой очень поддержал эту мысль. В книге дочери Толстого Татьяны Сухотиной как раз описывается, как Толстой переписывался с дедом. И когда мой дед уехал в Париж, а потом хотел вернуться в Россию, ему было отказано и он 5 лет был невъездной. И в течение 5 лет Толстой трижды обращался в правительство. На третий раз моего деда всё-таки впустили в страну, родился мой отец, а, следовательно, и я тоже.
С. Крючков
―
Удивительная история. Ведь по большому счёту, семья в принципе имеет дворянские корни. И тем не менее, отец после революции пошёл на сотрудничество с большевиками и в 30-е вот этот маховик репрессий затронул и его. Как так вышло?
В. Дашкевич
―
Когда он вернулся и мы говорили на эту тему, он очень разделял две эпохи - эпоху ленинскую и эпоху сталинскую. Он считал, что Ленин был человеком, действительно идущим за Марксом, последователем Маркса. И главное, что Ленин понял одну очень важную вещь - что центр тяжести передового класса от неграмотного пролетариата, неспособного работать с высокой техникой, переходит к среднему классу. И поэтому он ввёл НЭП. НЭП, новая экономическая политика возродила Россию. Отец говорил, что буквально из ничего вдруг произошло изобилие товаров и началась совершенно другая жизнь. И эта жизнь была остановлена после смерти Ленина, который, в общем, объективно правил страной 4,5 года и за эти 4,5 года построил довольно стабильную государственную структуру. Всего 4,5 года, включая гражданскую войну. Сталин был человек малокультурный и все ленинские мысли о том, что надо поддерживать средний класс, он перечеркнул. А ведь все последние работы Ленина - работы, которые я сам читал - были о построении государственного капитализма в России.
С. Крючков
―
Владимир Сергеевич, но это такая теория. А вот что касается жизни - ведь фактически донос стал причиной ареста отца.
В. Дашкевич
―
Донос был уже в те годы, когда изменился социальный климат в стране. При Сталине он абсолютно перевернулся. То есть если главным, что держало русского человека в революции, было чувство социальной справедливости, оно было Сталиным уничтожено. Возродились такие дремучие качества человека, как зависть, злость. И на моего отца был написан донос - как сказал Булгаков, человека испортил квартирный вопрос: потому что наш сосед по коммунальной квартире хотел получить нашу комнату.
М. Максимова
―
То есть всё объяснялось просто.
В. Дашкевич
―
Объяснялось всё просто. Он написал донос, который я читал. Там говорилось, что мой отец собирается с какой-то станции Москва-Товарная с дрекольем идти штурмовать Кремль. То есть был бред полный. Отцу в то время дали, в общем, по минимуму - по 58-й (антисоветская агитация) ему дали 5 лет. Но эти 5 лет превратились в 18. Потому что это повторялось, повторялось. В 1949 году пошла вторая волна репрессий. Всех тех, кто уцелел, посадили. Так что я насмотрелся. Я был в Воркуте, когда отец был на вольном поселении. Видел тюрьмы. Помню обыск у отца, который был в 1949 году. Отец работал в таком заведении Геотехконтора. Он фактически был геологом, работал как геолог, хотя по специальности он был военный историк, блестяще знал 4 языка. Тем не менее, он работал геологом. Его вызвали в Москву и в Москве арестовали. У нас был обыск. Я очень хорошо помню этот обыск и этот арест. Мне было уже 14 лет.
С. Крючков
―
Самое такое щемящее впечатление.
В. Дашкевич
―
Да, конечно, не дай Бог никому пережить такое в детстве.
С. Крючков
―
Владимир Дашкевич, композитор, заслуженный деятель искусств Российской Федерации. Очень серьёзный у нас разговор зашёл. В одном из ваших интервью прочёл по поводу вашего «Шерлока Холмса». Много у кого ваше имя ассоциируется именно с мелодиями из этого кинофильма - «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона». Внутренний компас всегда напоминает мне, что тема Шерлока Холмса - это одна из лучших тем, написанных для оркестра в мажоре. Я предлагаю сейчас просто послушать увертюру и в очередной раз всем вместе насладиться этим понедельничным вечером замечательной композицией авторства Владимира Дашкевича.МУЗЫКА.
С. Крючков
―
Композиция Владимира Дашкевича в эфире программы «Разбор полёта» на «Эхе Москвы». А ведь подступы к музыке были такими ступенчатыми. То есть сначала было институтское образование, попытка поступить в консерваторию. Затем институт Гнесина. С чего начиналась-то всё?
В. Дашкевич
―
На самом деле попытка произошла моментально и был ожидаем результат. Потому что консерватория практически не принимала никого со стороны. Я был человеком, у которого не было ни справки об окончании детской музыкальной школы, ни тем более справки об окончании училища, а это было необходимо. Но в советские времена был такой закон: в любое высшее заведение не могли не принять документы у абитуриента, который имел аттестат зрелости. Аттестат был и меня допустили к экзаменам. По гармонии - такой самый коварный, каверзный предмет - и по сольфеджио я получил 4 и 5 и шёл в лидерах. И на последнем экзамене меня просто грубо срезали на истории. Срезал меня человек, который историю не знал, потому что он преподавал философию. Был такой доцент Трелин, который просто, как только я открывал рот, говорил: «Неправильно».
М. Максимова
―
Даже если говорили правильно?
В. Дашкевич
―
Историю я знал гораздо лучше, чем он, это факт. И буквально с теми же документами я пошёл, прошел несколько десятков метров, дошёл до Гнесинского института, передал им те же документы и получил на экзаменах в Гнесинском институте 24 балла из 25 возможных. То есть и там, и там я шёл в числе абсолютных лидеров. Моими работами заинтересовались композиторы и меня взял к себе Арам Ильич Хачатурян.
С. Крючков
―
К этой увлекательной истории мы, безусловно, вернёмся, лишь рассказав нашим слушателям о том, что навык музицирования появился неспроста. Соседка по коммунальной квартире по имени Ниночка выходила замуж и освобождавшееся место за пианино в её комнате в конечном счёте перекочевало в ваше владение. У нас в гостях сегодня Владимир Дашкевич. Мы вернёмся к этому разговору после новостей и рекламы на «Эхе».НОВОСТИ. РЕКЛАМА.
С. Крючков
―
Владимир Дашкевич с нами. Мы тут за эфиром заговорили о том, какими средствами информации пользуется композитор.
М. Максимова
―
Электронные или бумага.
В. Дашкевич
―
Нет, конечно, бумага для композитора гораздо важнее, чем все электронные способы сочинения музыки, потому что рука должна чувствовать близость к материалу. Вот гусиные перья, я думаю, были идеальными. Композиторы с гусиными перьями и поэты с гусиными перьями сочиняли получше, чем потом. А когда появилась такая электронная тенденция всё набирать, что можно убрать ошибки... А ошибки у поэтов - это не ошибки. Это особый вид краски, которая должна остаться. Черновики Пушкина полны таких как бы ошибок. На самом деле это поразительная кардиограмма его творческой работы. Она говорит о том, что количество вот этих красок, эпитетов, образов настолько концентрируется, когда ты видишь их перед собой. А когда ты их стираешь, убираешь и позволяешь вместо своей руки писать ноты какому-то электронному монстру, этот электронный монстр обезличивать вот эту музыку. Так же я считаю, что переход на сэмплеры, на новые виды звукоизвлечения делит композиторов на две категории. Первая категория - это истинные композиторы, которые сочиняют музыку в душе и переводят её на бумагу. И сэмплеристы, которые тоже уважаемая профессия, но это совсем другая профессия, которая требует знания той библиотеки нотных звуков, звучаний, которые, в общем, ограничены. И постепенно все композиторы, которые пишут таким образом, теряют индивидуальность. Они становятся похожими друг на друга.
М. Максимова
―
Означает ли это, что в будущем музыка будем деградировать? Потому что смотрите: у нас же все технологии - мы пишем в основном не от руки, а печатаем на компьютере. Друг другу отправляем сообщения - тоже не пишем письма: те же письма через емайл или пишем в телефоне. Я думаю, что лет через 100 это будет вообще... В общем, есть всякие фантастические фильмы.
В. Дашкевич
―
Это, конечно, большая опасность для человека, потому что есть отношения человека с неким... То есть что такое композитор? Композиторов должно быть мало. Они получают некоторые программы выживания, которые мы называем мелодией, симфонией, и их передаёт нам такое электронное облако, как в интернете - облако информации, из которого мы извлекаем нужные для себя сведения. Вот это электронное информативное облако - его можно называть «Бог», его можно называть «коллективное бессознательное», но именно оно посылает импульсы, о которых когда-то замечательно сказал Моцарт, что музыку он не сочиняет, а она ему передаётся. И передаётся в кратчайший миг. То есть за одно мгновение он получает целую симфонию. Потом он говорит: Бог наделил меня хорошей памятью. Я запоминаю это всё и потом могу перенести это всё на бумагу. Но я думаю, что он это всё должен был перенести именно на бумагу, а не в цифровую запись. Цифровая запись - для этого существует переписчики, люди, которые делают это оперативно и регулярно. Композитор должен... Вот в пол-4 ночи меня что-то пробуждает - я каждую ночь встаю сонный и что-то такое записываю. Откуда оно приехало, я не знаю. И утром я смотрю, что это такое. То есть вот это сообщение говорит о том, что наш мозг играет со злом, а есть некоторая высшая инстанция, которая посылает нам формы своего рода антидота, который спасает нас от этого зла. И вот этот антидот заставляет композиторов писать большую музыку, большую форму. В 3-4 минуты сегодняшнего формата эту программу выживания уложить невозможно.
С. Крючков
―
Кроме хронометража, что отличает большую музыку от музыки сиюминутной, преходящей?
В. Дашкевич
―
Я бы сказал, в музыке зло выражается диссонансом, а добро выражается мелодией. Так вот мелодия должна исходить из преодоления этого диссонанса. Чем слаб авангард - он эксплуатирует один диссонанс. Чем слаба попса - она избегает диссонанса. И то, и другое нежизнеспособно и не даёт настоящих программ в жизни. Вот когда ты слышишь диссонанс... Скажем, какой диссонанс слышал Шуберт, когда сочинял Ave Maria? Божественная мелодия - но она была посвящена Голгофе, смерти Христа, и уже после этого появилась Дева Мария, которая стала источником жизни. Вот ощущение какого-то предмелодийного катастрофического события, которое композитор превращает в божественную мелодию - это и есть отличие настоящего композитора, которых должно быть немного. Они получают импульс не от своего мозга, а от этого некоего огромного коллективного мозга, который роднит музыку с космосом. Музыка - это единственное искусство, которое носит абсолютно космический характер. Об этом догадался ещё Пифагор много тысяч лет назад.
М. Максимова
―
А всё-таки что вы относите к поп-музыке? Не знаю, неужели песни Queen, Beatles, Элвиса Пресли, Мирей Матье - всё, что традиционно относится к поп-культуре, поп-музыке? Этим песням же тоже как минимум 50 и больше лет.
В. Дашкевич
―
Вы понимаете, поп-музыка бывает очень разная. Есть замечательная музыка, которая как раз посылается откуда-то. И битлы, и Фредди Меркьюри, и какие-то невероятные хиты, которые запоминаются - это есть знак качества музыки. У музыки есть только одно свойство, и это свойство не зависит от человека. Это свойство запоминаемости. Когда человек говорит «это хорошая музыка» или «плохая», он на самом деле ничего об этом не знает. Потому что сегодня эта музыка ему нравится, а завтра перестаёт нравиться. А вот длительное запоминание - это знак качества музыки, потому что мозг берёт это лекарство, целительное лекарство и человечество носит это лекарство в себе долгие годы. Вот классика - это длительность запоминания, превышающая век. Хорошая музыка - я думаю, лет 50 она должна храниться. Когда музыка столько времени хранится человеческим социумом, это значит, она ему нужна. Если музыка не запоминается, эта музыка отвергается мозгом. Это значит, мозг говорит: я этой программы жизни здесь не вижу. Мозг безошибочно находит лекарство. И люди запоминают самые разные виды мелодий, в том числе и которые написаны в популярной музыке. В конечном итоге, попса - это популярная музыка. Вот мы говорили с Артемьевым и пришли к выводу, что в попсе больше открытий, чем в классической академической или в авангардной музыке. Там действительно существуют интересные явления, появляются новые ритмы, появляются какие-то вбросы новых фактур, новых звуков. И композитор должен знать это и использовать в своей музыке любого качества. И симфония - почему я говорю «открытый симфонизм»? Потому что симфония должна быть открыта абсолютно для всего. И в этом смысле для меня попса - скорее выражение, обиходное слово, чем пренебрежение. Музыка битлов - это гениальная музыка, и здесь и речи не может быть о том, чтобы отнести её в какой-то другой разряд.
С. Крючков
―
Но, тем не менее, повторяемость, свойственная попсе, зачастую приучает нас к тому, чтобы напевать и воспроизводить то, что по большому счёту никак не свидетельствует о способности композитора подключаться к этим сферам, о которых вы говорите.
В. Дашкевич
―
Понимаете, ведь всё-таки попса - она очень гибкая. Она отличается тем, что там постоянно... Вообще, что такое, собственно, попса? Вот когда музыка спасала человечество от каннибализма, понадобились шаманы, которые били в свои шаманские барабаны. Когда произошла Вторая мировая война и понадобилась борьба со злом, кто появился в это же время? Появились шаманские барабаны, только под названием «джаз». Эти шаманские барабаны перешли в рок, перешли в рэп, перешли в техно, перешли во все стили. Этот стиль шаманских барабанов - почему он очень действенен? Потому что шаманы и вообще хорошая музыка вводят человека в так называемое изменённое состояние сознания, когда человек способен вытряхнуть из себя зло, агрессию и всякую гадость. Это гигиена мозга, необходимая человеку. И поэтому люди слушают музыку в режиме нон-стоп - и в машинах, и ходят с наушниками целыми днями. Они хотят этого лекарства. Но, опять же, малые формы этого лекарства не дают, потому что мозг, слушая малую песню, перезагружается каждые 3-4 минуты. А для того, чтобы дать программу, ему нужно хотя бы полчаса. Вот эти полчаса классической музыки, которую мы называем симфоническими произведениями, давали эту программу. Потом, в ХХ веке, когда возникло страшное зло под названием мировая война, породила геноцид, холокост, репрессии и все формы зла, композиторы оказались неготовыми. У них не было средств борьбы с этим злом. И в борьбу с этим злом вступило молодое искусство - кинематограф. И он позвал за собой музыку. И так появилась киномузыка, которая снова осваивала борьбу с новыми формами зла. ХХ век - это лучшие образцы музыки родились в кинематографе.
С. Крючков
―
Владимир Сергеевич, а в вашей жизни как возник кинематограф?
В. Дашкевич
―
В моей жизни? Это вопрос, который я хотел задать, и цена этого вопроса...
С. Крючков
―
Два билета на концерт.
В. Дашкевич
―
Да. Это вопрос такой: к какому фильму написал свою первую музыку композитор Владимир Дашкевич?
С. Крючков
―
А пока наши вечерние радиослушатели и YouTube-зрители размышляют над этим, мы, наверное, послушаем ещё одну композицию из кинофильма «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона» - тему зла из этого фильма. Это 4-й трек в нашей специальной программе. А Владимир Сергеевич потом расскажет, как возникала эта композиция и какие мысли, рефлексии на этот счёт приходили.МУЗЫКА.
С. Крючков
―
Композиция из кинофильма «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона». А мы задавали вам вопрос о том, какой фильм был первым из тех, к которым Владимир Сергеевич написал свою музыку. И вот пока мы ждём ответа в нашем YouTube-чате и на наш SMS-приёмник, который теперь уже работает, мы, наверное, затронем ещё один сюжет. Вот вы поступили в институт Гнесиных. Человек, который пытался поступить в консерваторию, но был, как говорят, срезан, вот так несправедливо. Выпускник семинара Каретникова и Гершковича поступил в класс Хачатуряна. Тем не менее, там на определённом этапе тоже возникли какие-то сложности. С чем это было связано?
В. Дашкевич
―
Я бы тут сказал такую вещь, которую избегаю говорить, особенно в таком огромном форуме, перед которым я сейчас выступаю. Это то, на что мне пришлось пойти, чтобы поступить в медицинский институт. Дело в том, что у меня был шанс, чтобы поступить. Но для этого мне надо было пойти в школу гармонии и сольфеджио. И оставалось на это всего полгода. Полгода работы с гениальным педагогом Валентиной Алексеевной Таранущенко. Она, услышав меня (я пришёл к ней впервые), сказала: «Володя, вы поступите, но вы должны полгода заниматься». А я работал на заводе. И мне как офицеру запаса химической службы пришла повестка явиться на сборы. И я совершил уголовное преступление. Понимая, что если я пойду на сборы, то о музыке надо забыть совсем. Я принёс эту повестку на завод, сказал, что иду на сборы. А на сборах я заявил, что заболел, и вызвал врача. И у меня действительно самым непонятным образом поднялась температура, когда пришёл врач. И эти 3 месяца я занимался как проклятый. Я стал изучать задачи Мутли, Аренского. Перерешал все задачи. Решал по 30 задач в день, хотя сейчас ученикам с большим трудом удаётся решить 1-2 задачи. И поэтому я и получил такие оценки. Но, конечно, это был чреватый путь. Я понимал, что если меня поймают, это дело добром не кончится. Я просто хочу сказать, что когда человек заведён на какую-то мысль о том, что он чего-то хочет, им уже руководят какие-то силы, которые выше его. То есть меня двигало это желание идти наперекор всему.
М. Максимова
―
У вас были сомнения? Учитывая, что у вас всё-таки не была в детстве музыкального образования, что у вас было всего полгода, вам ещё прислали повестку. Казалось бы, всё идёт против.
В. Дашкевич
―
У меня было только одно: я должен это сделать. И больше ничего другого не было. Любой ценой я должен это сделать, должен поступить. Почему - даже не могу сказать, потому что это было, вообще говоря, безумие. Идти на преступление никому не советую. Но когда какая-то высшая сила начинает на тебя действовать, противиться ей нельзя. Это значит, там хотят, чтобы ты это сделал.
С. Крючков
―
Владимир Сергеевич, вы много говорите о наитии, о действии высших сил. А роль дисциплины и прежде всего некой установки - нужно это сделать - она велика в композиторском творчестве? То есть нужно вот так написать что-то из расчёта...
В. Дашкевич
―
Ну, вся композиторская музыка - это музыка, которую ты пишешь по заданию режиссёра. Но что такое режиссёр? Режиссёр - это философ наших дней. Это новое мировоззрение, которое тебя обогащает. Мои замечательные режиссеры, с которыми я работал - Левитин, Эфрос, Товстоногов, Ефремов, Галя Волчек, Валерий Фокин, Абдрашитов, Бортко, Масленников - это были корифеи, которые дали мне огромное количество новых представлений о жизни.
М. Максимова
―
Всегда же есть какие-то дедлайны, как это называется, если пользоваться зарубежным словом. Крайний срок, к которому нужно что-то записать. А если не идёт? Такого нет?
В. Дашкевич
―
Нет, когда ты идёшь под влиянием какой-то мощной творческой личности, ты работаешь в его ритме и делаешь как кино. Все говорят: кино - это фабрика. Это не совсем так. Кино - это дисциплина, но высокая творческая дисциплина. То есть когда ты понимаешь, что ты вошёл в этот ритм и должен на том конце выйти с готовыми партитурами, которые будут сыграны, которые будут хорошо звучать. Киномузыка - это такая жёсткая вещь: если ты не прибавляешь количество зрителей в зале, тебя второй раз просто не приглашают. Поэтому решающая инстанция - это зритель, которого ты чувствуешь спиной.
С. Крючков
―
У нас остаётся буквально минутка. Что необходимо для того, чтобы аккумулировать эту энергию? Где-то читал у вас, что лень композитору вполне позволительна, потому что это время накопления творческой энергии.
В. Дашкевич
―
Я думаю, что есть какое-то высшее начало, которое мы не знаем. Как Моцарт, которого спросили, почему он пишет, и он сказал: «Я не знаю, мне это дано». Вот это дано не только мне, но и нашим замечательным композиторам. Я учился и у бардов - и у Кима, и у Окуджавы. Для меня огромное счастье, что я живу в такое время, с такими людями.
С. Крючков
―
Спасибо большое! Владимир Дашкевич - сегодня гость программы «Разбор полёта». Провели её Стас Крючков и Марина Максимова. Есть правильный ответ - это «Бумбараш». И мы обязательно передадим билет человеку, ответившему в чате YouTube. Это Сергей.