Рустам Ибрагимбеков - Разбор полета - 2019-02-18

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков

Так что у меня время от времени возникают такие проблемы. Я отношусь к ним очень легко, потому что считаю, что это часть жизни. Некоторые люди думают, что жизнь это нечто удобное, а на самом деле это все, включая и резкие снижения, и даже падения и взлеты, и поэтому если ценишь самое главное - саму жизнь и само время, что самое ценное, тогда ко всему относишься легко.

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков

И у каждого свои критерии этой успешности. Для меня главным критерием всегда была интересность жизни и максимальное стремление получить удовольствие от нее.

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков

Р.Ибрагимбеков: Если действительно любишь свою страну, а у меня их две, то отношения не могут быть простыми

М.Максимова

Р.Ибрагимбеков

Еще три дня тому назад я не знал, что полечу в Баку. А у меня там очень сложные отношения. И сегодня ночью, сразу после вас я приду домой и вылечу в Баку.

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков

Но знаете, я стараюсь об Азербайджане говорить в Азербайджане, а в России лучше поговорим про Россию. Потому что при том, что я действительно делю свою сердце на две части, я люблю Россию не меньше, чем Азербайджан. И это связано просто с тем, что Азербайджан это место, где я родился, к которому привязан плотью, кровью, генами и всем остальным. А Россия для меня – не только сама Россия, сколько российская культура. Поэтому я, живя в сегодняшней России, все-таки ориентируюсь на какие-то ценности довольно давние. У меня даже есть картина под названием «Храни меня, мой талисман», где я определенным образом по этому поводу высказался.

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков

Р.Ибрагимбеков: Самое ценное, что имеет народ, часть его памяти исторической гений народа в материальном

А люди пишут в основном, формируются в первые годы в своей жизни, отсюда. Поэтому я все равно человек из того старого Баку, что бы со мной ни происходило. И впечатление было огромное, потому что тогда это был уникальный город, который формировался на протяжении 150 лет истории - в связи с открытием нефти, потом революционные события. И туда съехалось огромное количество людей, очень интересных, с разных концов - как Клондайк. И основное население баку это примерно 40-45% - до войны. После войны население росло, и это было очень хорошо, постепенно. И в мои годы это было уже 60% азербайджанцев и 40% любой другой национальности.

И я вам должен сказать, что это очень хорошая пропорция для большого современного города. Потому что металл в чистом виде, даже золото, даже сталь это сплав. И я очень любил тот Баку.

Вот вчера мне в связи с юбилеем подарили книгу «Памятники архитектуры Азербайджана» 46-го года. И тщательно замерены, описаны все памятники архитектуры Азербайджана, включая какие-то небольшие бани. И сделал это потрясающий коллектив, в котором три азербайджанца и шесть людей другой национальности, живущих в Баку, замечательных ученых. Причем, они это сделали перед самой войной, а в 46-м году это издали.

И мы сейчас всем этим пользуемся. Я не знаю, продолжаются ли такого рода тщательные исследования, но я исполнен глубочайшей благодарности к этому коллективу, потому что это самое ценное, что имеет народ, часть его памяти исторической, выраженной в чем-то материальном - гений народа в материальном. И это делали наравне с азербайджанцами русские, евреи и армяне.

Поэтому я очень люблю этот период. А воспоминаний связанных - сколько угодно. Я помню, как когда умер Сталин – я уже это описывал - я пришел заплаканный домой, это известие меня застало во дворе с друзьями. И мама что-то делала на кухне, папа лежал на кожаном продавленном диване и читал. Я зашел заплаканный и услышал, как мама флегматично сказала отцу: «Усатый дал дуба» - на азербайджанском это звучало несколько мягче.

Я был потрясен. Моя пионерская душа – это был 53 год, и я вот-вот должен был вступить в комсомол. Я сказал: «Что ты говоришь, мама? Я всегда знал, что ты нас не любишь». Она сказала: Кого – вас» - «Нас, советских». Она меня приобняла и сказала, - а тогда Павлик Морозов был очень популярным героем и она поняла, что со мной спорить бессмысленно: «Вот когда ты вырастешь, ты все поймешь. А сейчас я тебе ничего объяснять не буду».

А я всегда подозревал маму, потому что помню в 45-году, сразу вскоре после Победы, она повела нас с братом на бульвар. Был замечательный солнечный день, мы были с братом в чудовищном настроении, пасмурном, потому что мы с ним поспорили из-за нескольких кусочков печенья «Коровка». Она один раз сказала «прекратите спорить», второй, в третий раз она взяла печенье и выбросила. А это была тогда огромная ценность.

Дело в том, что она придерживалась какой-то никому неизвестной системы немецкого воспитания, которая выражалась в таких поступках. Я потом долго выяснял, и кроме нее никто про эту систему не знал. Но система была очень действенной - после этого мы никогда не спорили. Она сказала: «Мои дети не должны спорить из-за этого».

И вот она повела нас на бульвар, мы там немножко отошли. Потом повела нас смотреть на строительство Дома советов, который строили пленные немцы. И по дороге мы проходили через площадь, которая называлась площадью Петрова – а никто не знал, кто такой Петров. Я там увидел странное сооружение, спросил у мамы. Она ответила: Это трибуна, здесь проходят парады, наверху стоит правительство.

И это было в восточном стиле сооружение. И я увидел зарешеченную арку. Видимо, я уже тогда испытывал какой-то нездоровый интерес к власть предержащим, спросил: что там за решетка внизу? Она сказала: «Они сперва стоят там наверху, а потом их сажают за решетку». Я спросил: «Именно за эту?» - «Нет, решеток много».

То есть, я уже тогда заподозрил что-то неладно. И вот это подтвердилось со смертью Сталина. Потом понадобилось достаточно много лет, вернулся из ссылки из-под Иркутска мой дядя, - он сидел за космополитизм, - который оказал на меня большое влияние. И уже к окончанию школы я очень хорошо разбирался, в какой стране я живу. Поэтому я не вступил в партию, - а в комсомол я рвался. Я даже подделал – поскольку пошел в школу в 6 с половиной, а в комсомол принимали в 14, а в 7 классе все вступали, а мне еще не исполнилось, - я что-то там подделал, чтобы вступить со всеми в комсомол. И вот за оставшиеся 5 лет я все понял.

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков

Она прибежала к нам, забежала и сказала, счастливая: «Фатьма, - произошло». Папа мой стал делать какие-то страшные гримасы, чтобы она при мне это не говорила, и вывела меня. Но я уже услышал, что что-то говорят про моего любимого Сталина и стал прислушиваться. И тогда я услышал о том, что Сара Лазаревна пришла в связи с тем, что было уже объявлено, что некоторое количество… нет, это было уже позже, в 49 году, когда уже была известная вся история с Еврейским комитетом, который возглавлял Михоэлс, они сотрудничали с еврейской организацией по организации помощи СССР, начались уже аресты.

И тогда я услышал впервые имя Голден Мейер и Жемчужная, которые в это время пострадали. Оказывается, Сара Лазаревна пришла к маме с просьбой от наших евреев написать письмо на имя Сталина. Причем, хотя мама по образованию была юристом, но она была очень подкованным человеком, некоторое время работала в исполкоме и ушла, когда от нее потребовали, чтобы она вступила в партию. Она была директором детского дома, много лет потом работала в Совнаркоме. В общем, была очень серьезным человеком.

И она написала это письмо Сталину. И там было написано, что наши евреи очень довольны жизнью в Баку и совершенно не одобряют тех, кто хочет перебираться в Крым. Потому что их все устраивает. Не знаю, дошло это письмо или нет, но у нас в квартале все были убеждены, что именно это письмо спасло наших евреев.

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков

Вот я ставлю своих персонажей в разного рода придуманные мной обстоятельства. И то. Как они себя ведут, дает возможность судить, что они за люди. Я практически никогда не описываю внутреннюю жизнь людей. Это такая очень действенная и аскетическая проза, потому что слово для меня, прежде всего – от самого слова я удовольствие не получаю. Я испытываю наоборот, дикий дискомфорт, потому что понимаю, что даже сотую часть того, что я чувствую и понимаю, я описать не могу.

Поэтому я выбрал вот такой способ – аскетического изложения. Тем не менее, ее многие любят и находят в ней какие-то свои достоинства. А он купался в слове, он был прозаиком в полном смысле этого слова, потому что для него имело значение не только то, о чем он рассказывает, а и то, как он рассказывает.

В театре он практически ничего не понимал, драматургом, хотя закончил Высшие сценарные курсы, и я поступил на них вслед за ним – я в это время заканчивал аспирантуру, и даже помогал ему, еще сам практически ничего не написав, помогал ему из его рассказов сконструировать сценарий дипломный, по которому потом сняли – очень хороший.

Р.Ибрагимбеков: К окончанию школы я хорошо разбирался, в какой стране живу. Я не вступил в партию, а в комсомол рвался

Поэтому, прежде всего, прозаик. Но очень многие его произведения экранизировались – потому что они действительно замечательные. Он написал и несколько пьес – их ставили и в Москве – но это все практически по прозаическим произведениям.

М.Максимова

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков

Он водил меня по всем московским ресторанам своей молодости, и когда мама – причем, в таком помятом парусиновом костюме, он - были такие прюнелевые туфли, он их чистил зубным порошком. А я был в футболке и финках сатиновых. И мы ходили в «Савой», «Метрополь». И когда мы приехали, папе сказали: «Что ты наделал?», и папа сказал: «Я должен был показать мальчику Москву».

Он бы большим гулякой в молодости, учился здесь в Бауманском, потом прервалось это все, вернулся в Баку. Потом уже заочно закончил педагогический и преподавал всю жизнь.

Папа всего боялся – в отличие от мамы. Всего боялся, и каждый раз говорил маме: « Ты нас доведешь до неприятностей». Уже сидел брат, посаженный в 49 году.

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков

М.Максимова

Р.Ибрагимбеков

Там были выдающиеся ученые. И когда я вошел в этот институт – я вышел на площадь у трех вокзалов, подошел к милиционеру, спросил: Здесь недалеко где-то должен быть ИАТ. Он мне показал палкой: вот там. Я пришел туда – естественно, меня туда не пустили. Я получил телефон отдела аспирантуры, сказал, что хочу поговорить с великим - а там была вывеска. Уж не помню, там был Хрущев или Брежнев, - был большой плакат. И там было написано: «ИАТ – институт, ничем не уступающий Массачусетскому технологическому институту. Норберт Винер». А Норберта Винера я почитал больше, чем всех революционеров мира, Че Гевару, который был очень популярен в то время. И я понял, что мой выбор правильный.

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков

С.Крючков

НОВОСТИ

М.Максимова

Р.Ибрагимбеков

В 71 году я делал доклад на всемирном симпозиуме по сложным системам управления в Баку. И когда меня спросили - а уже было «Белое солнце в пустыне» и несколько других фильмов - «как вас объявить?», я сказал: «сценарист Ибрагимбеков».

И доклад начинался так: «Задача управления рекреационной колонне каталитического крекинга практически похожа на ту проблему, которую решает сценарист, когда пишет сценарий. Потому что и эта колонна и сценарий представляют собой сложную иерархическую систему, в которой верхние слои и верхние уровни зависят от нижних, а нижние от верхних не зависят».

Потому что когда ты пишешь сценарий, те сцены, которые ты пишешь в начале, определяют очень многое потом – обратного влияния не бывает. То же самое и в колонне - там нагревают нефть и она начинает подниматься, и в этой колонне много тарелок, и эти пары нефтяные осаждаются на этих тарелках. Оператор должен выбрать такой режим с точки зрения выбранного им критерия, чтобы оптимальная, то есть, какая-то норма выгоды, была наиболее высокой - сколько мазута, сколько чистого бензина, и так далее.

То же самое сценарист – он, когда пишет, должен написать так, чтобы, с одной стороны, начало было интересным, а с другой стороны там закладывается начало всей последующей истории. И алгоритм я это доказал математически - примерно один и тот же.

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков

Я понял, что если я признаюсь, что никогда не был в Средней Азии и не участвовал в Революции, меня в компанию не возьмут. Но я произвел на них хорошее впечатление - картину должен был снимать Андрон Кончаловский, потом он ушел. И мы с Валей буквально через два дня – я лауреата Ленинской премии называл «Валя», мы с ним за эти два дня уже несколько раз крепко выпили и сдружились до конца жизни – это был мой очень близкий друг, несмотря на разницу в 19 лет - и даже мастерскую он мне завещал.

Замечательно работал с Ромой Балаяном. Это мой близкий друг, и я продолжаю с ним дружить. Прекрасно работал с Михалковым Никитой - щедрый, остроумный, прекрасно придумывающий человек. К сожалению, мы разошлись с ним в связи с разными взглядами на то, как должна складываться общественная жизнь кинематографистов.

Р.Ибрагимбеков: Когда пишешь сценарий, сцены в начале определяют очень многое потом, обратного влияния не бывает

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков

Вот, как это возникает. В процессе разговора он нас упрекнул, сказал: «Восток – дело тонкое». Мы сказали: и это тоже берем. И так набиралось. Какие-то фразы придумывали мы, естественно – очень многие.

Или же, как появились замечательные письма Захарова. Когда Мотыль – картину закрывали много раз, еле-еле доковылял до финала, мы были абсолютно убеждены, что ничего из этого не получится, - выяснилось, что там нет течения времени. Было полное ощущение, что все события происходят в один день. Тогда мы придумали эту историю с письмами – надо этими письмами определить, где они стоят, что там должно быть написано. Но в это время начался очередной Московский фестиваль. Когда мы начинали писать - это был фестиваль 67-го года, а это уже был международный.

Владимир Валентинович Ежов очень серьезно относился к гуляниям на фестивале, а поскольку я был пристяжным, мы сказали – не будем писать эти письма, надоело это нам все. Я сказал – можно я попрошу своего дуга. Марка Захарова?: Мне сказали «можно», и Марк написал эти блестящие письма, которые очень украсили картину. По содержанию - в драматургию он не вникал, - а в стиле дореволюционного письмовника, был такой письмовник, человек его открывал, там письмо солдата матери, письмо невесте. И был выбор. И он в этом стиле написал эти замечательные письма.

Поэтому работать можно только с очень – ну, я и говорю, это как выбор друга. Не случайно я продолжаю - с Никитой я дружил 20 лет.

М.Максимова

Р.Ибрагимбеков

Но надо, чтобы оно было многослойным, как моря. И тот, кто умеет плавать и глубоко нырять - у него должна быть возможность нырнуть поглубже и понять глубинный смысл того, что написал. Но первый слой обязательно должен быть веселым, легким, интересным. Поэтому мы придумывали все, что связано с «солнцем» легко и озорно, а Сергей Герасимов, который боролся за мой сценарий в одном южном городе – это был первый скандал в Азербайджане, связанный со мной, он сказал: «Рустам, я думал, вы серьезный человек – чем вы занимаетесь?»

А Никита Михалков, которому я в это время уже писал сценарий к дипломному фильму, сказал: «Ни одной поставленной трюковой сцены, все сделано монтажно». Эльдар Рязанов, который очень ко мне хорошо относится, сказал: «Рустамчик, симпатичный фильм, но все время белый рояль в кустах», - и так далее, - то есть, профессионалы.

А прошли годы, и Никита представляется: автор «Белого солнца». Не свои картины называл, а именно эту. То есть, народ изменил отношение к этой картине. И я понял, что в ней есть что-то, что не поддается влиянию времени.

Ну, во-первых, замечательная режиссура - очень молодая до сих пор. А во-вторых - он-то не революционер у нас. И я первые годы своей жизни, сам того не осознавая, жил одной темой: человек и среда, в которой он существует – общество, коллектив. И я уже об этом говорил не раз.

Речь идет о том, что мы жили в достаточно агрессивной среде, и трудно было остаться самим собой. Иногда это каких-то людей поднимало, а людей более или менее умных, серьезных, достойных, со своим представлением о жизни, очень часто ломало. И эта тема меня очень волновала – как выжить. И я фактически навязал многоопытным своим коллегам «Белого солнца пустыни» эту тему. Потому что их склоняло немножко к тому, чтобы... а я им принес, и горжусь этим, что они не читали сокровенного, очень образованные люди, а я бакинский мальчик, - дал им Платона «Сокровенный человек», и сказал – прочтите эту повесть. И там герой некто Пухов, которого кидало по России, по стране в связи с Гражданской войной или Первой мировой, в которой он участвовал. Я сказал: «Вот человек, которому до лампочки, в чем он участвует. Такова судьба. Главное – остаться человеком».

И вот это помогло картине, и когда распался СССР, в некоторых республиках стали говорить про Сухова – это завоевать. И там же ответили: какой он завоеватель? Он хороший человек, который и пальцем не тронул наших женщин, относился к ним с уважением.

Она заказная картина – так же, как очень многие картины, которые я делал – они заказные. Я, может быть не великий сценарист, но я очень профессиональный сценарист, очень глубоко знающий профессию. И я не стесняюсь своим студентам, тоже говорю – все великие произведения эпохи Возрождения были сделаны по заказу. Но нужно приспособить и сделать это своим. Но надо выбрать правильно. А если не получается, надо отказаться.

Поэтому очень много картин я написал по велению души. То, что я написал - «Храни меня, мой талисман», «Допрос», «Храм воздуха». Я работал с выдающимся азербайджанским режиссером Расимом Оджаговым, он ставил семь моих фильмов, с моей точки зрения, очень хороших. Вот он точно выражал. И это были не заказные картины.

М.Максимова

Р.Ибрагимбеков

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков: Я не считаю «Белое солнце пустыни» шедевром. Это народ так считает. Это массовая культура

Р.Ибрагимбеков

И если ты нормальный гражданин, думаешь про свою страну, думаешь о ее будущем, то ты не можешь не высказывать свою точку зрения на то, что происходит. И в какие-то моменты тебя за это наказывают – это неизбежно. И надо быть к этому готовым, я это проходил.

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков

Когда я встречался с ним, начинался разговор. А разговор чаще всего был связан с искусством. За то время, что я с ним общался - иногда это было час-полтора, - он обучался и к концу разговора он уже крыл мои карты легко. Это мощнейший аналитический ум.

И эта картина – она была очень сложно принята в этом южном городе Общество азербайджанское раскололось. Один орган ЦК ее уничтожал, другой орган, русскоязычный, хвалил. То есть, полный раскол. И он был тогда просто председателем КГБ.

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков

И картина с большим трудом прошла, и это был в истории СССР, может быть первый случай, когда судьбу картины решил Сергей Герасимов, Щербаков Костик, который написал мощную статью в «Комсомольской правде». Ее запустили, потом выдающийся театровед Азербайджана, который хорошо знал мое творчество, когда я был молодой, стал секретарем ЦК, - это сплошное везение, - скажу так. И он это отстаивал. И в тот день, когда бюро ЦК Азербайджана должно было вынести окончательный вердикт по поводу картины, - в этом профилактории темном в ЦК, где сидели все челны бюро ЦК, раздался голос моего брата: «Рустам». Все вздрогнули, я подошел, он мне сунул газету «Комсомольская правда», сказал: «Смотри, тут статья Щербакова в защиту». И когда они шли наверх, чтобы казнить нас, я дал секретарю ЦК эту газету. А тогда «Правда», «Комсомольская правда» многое определяла. И там этот умный театровед сказал: пусть интеллигенция обсудит эту картину и решит ее судьбу, потому что «Комсомольская правда»№ это написала. И картину поддержали, она вышла. Маленьким тиражом. А потом в Москве уже ей дали больший тираж.

То есть, уже тогда возникли первые… Потом очень долго были серьезнейшие нападки на моего брата за его выдающуюся повесть «И не было лучше брата», в партийной газете вышел подвал о Солженицыне, а на следующий день подвал о моем брате, где его осуждали. Я дал телеграмму Гейдару Алиевичу. А к этому времени уже были нападки на мою пьесу, которая шла в Баку под названием «Ультиматум», - о первой демократической республике.

Нынешние очень многие азербайджанские демократы и революционеры тогда были членами партии и помалкивали. А я в 82-м году написал пьесу, в которой впервые восславил Азербайджанскую демократическую республику. И конечно, очень умный человек, Гейдар Алиевич, не стал ее закрывать, но через какое-то время воспользовались тем, что там что-то произошло, и ее прикрыли.

Так вот я написал и послал ему телеграмму, что так и так, вот моего брата осуждают, мою пьесу, и в конце написал: «В стране с единой идеологической политикой вызывает недоумение, что наши произведения, которые хорошо принимаются в Москве, почему-то систематически осуждаются в Азербайджане». Он нас принял, и сказал: «Вы знаете, это все ваши братья-писатели все организуют. Они приходят сюда со всякого рода жалобами на вас», - умолчав о том, что за полгода до этого на Пленуме ЦК осудили картину, которая вышла «В этом южном городе» - ее все-таки осудили.

И как бы наступило время таких - ну, неплохих отношений с ним. Возникло ощущение какого-то взаимного уважения. А вот потом, уже, правда, когда он уехал в Москву, какие-то люди, те, кто там был - секретари ЦК по идеологии, и так далее - сделали все, чтобы убрать меня из Союза кинематографистов. И я на пять лет уехал в Москву. То есть, было время, - уже в советское время - я в Баку приезжал очень редко, именно потому что ко мне так относились.

А вот с Ильхамом, который все-таки Ильхам Гейдарович, поскольку он президент моей страны, - у меня сложились очень хорошие отношения до того, как он стал президентом. И несколько раз он очень помогал Союзу кинематографистов, я обращался к нему и через него к папе, и он решал все эти вопросы.

Р.Ибрагимбеков: Великие произведения эпохи Возрождения сделаны по заказу. Но нужно приспособить и сделать это своим

Мало того, до 2008 года у нас были с ним очень хорошие отношения, и в 2008 году мы с ним даже встретились, ион одобрил программу, которую я предложил, которую успешно бойкотировало министерство культуры и Совет министров, - как у нас и делается. Программа была замечательная. В 2008 году вышло мое интервью газете «Правда», ему ее подсунули, и вот с тех пор…

А в этом интервью я говорил - вот вы говорили о Баку – дело в том, что огонь это замечательная вещь, но когда его много, это пожар. Вода – без нее жить нельзя, но много - потоп. Еда - когда много, становишься толстым, как я. Приток, огромный приток из деревень. Который произошёл – большой город всегда подпитывается из провинции. И этот процесс должен быть постепенным, чтобы город мог их переварить и сделать городскими жителями.

К сожалению, начиная с 68 года, начался мощный приток. А уже потом, после этих событий, с захватом 20% азербайджанских земель со стороны Армении, - огромный поток беженцев пришел в Баку. И в результате в Баку возникла чудовищная диспропорция.

И я написал об этом – что это демографическая катастрофа, это как потоп. И это уже другой город – может быть, лучше, - я не определяю его качество, но это совершенно другой город. И начался мощный отток людей – не только другой национальности, но большого количества бакинцев. И поэтому город очень изменился, - об этом писал. О том, что к власти, - и это и сейчас: то снимают министра госбезопасности, то другого, - такого количества, - я в 2012 году написал статью, - что такого количества людей невежественных и вороватых никогда в руководстве Азербайджана не было.

И это все испортило наши отношения. При том, что через какое-то время он сам стал снимать этих людей, обвиняя их в кражах, коррупции, воровстве.

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков

По сравнению с Туркменией, Таджикистаном, Узбекистаном и с многими странами, ситуация хорошая. Но это 180 политзаключенных. И самое главное - в этом нет никакой необходимости. Это тоже окружение президента. Со мной, в общем-то, сводят счеты мои враги - не хочу сейчас называть имена.

И эта кампания, когда вышла картина «Кавказское трио», и начались страшные нападки – остановил ее президент. Он сказал: прекратите это безобразие. Но я знаю, что это без него, и кто это начал. А он это остановил. Поэтому я знаю, что он в сложнейшей ситуации: чудовищная коррупция, которая, может быть, такая же, как в России, - то есть, тут они могут…

М.Максимова

Р.Ибрагимбеков

Вот те же самые люди, поскольку это было связано со мной, разогнали этот форум. И сделали из этих людей радикальных противников режима, - понимаете? Сами создают, к сожалению. Поэтому то, что я встрял в эту президентскую кампанию, - это абсолютно вынуждено. Никогда ни сном, ни духом не думал. Я увидел, что силы оппозиционные в Азербайджане 30 лет не могут объединиться. И я сумел их объединить – в так называемый "Национальный совет демократических сил".

С.Крючков

Р.Ибрагимбеков