Александр Васильев - Разбор полета - 2018-12-03
С. Крючков
―
Добрый вечер, здравствуйте! Это «Разбор полета» - программа о людях и решениях, которые они принимают в своей жизни. Проведут передачу Марина Максимова и Станислав Крючков, а в гостях у нас сегодня Александр Васильев — историк моды, художник и коллекционер. Здравствуйте!
А. Васильев
―
Здравствуйте, добрый вечер!
М. Максимова
―
Добрый вечер!
С. Крючков
―
Присоединяйтесь к нам! Напомню о наших эфирных координатах. Вы можете отправлять смс на номер +7-985-970-45-45, сообщения в эфир, и работает наш чат в ютьюбе — присоединяйтесь в том числе и к видеотрансляции, она уже идет. Александр, мы начинаем традиционно с вопроса о самом сложном жизненном решении. Возьметесь ответить?
А. Васильев
―
Да, конечно, потому что сложных жизненных решений было много, и какое из них выбрать во главу угла? Обескуражен. Возможно, решение приехать в Россию из Франции в эпоху путча в 1991 году, когда мне надо было приехать и я очень боялся, что не смогу вернуться. Но время распорядилось иначе: путч закончился, танки ушли, и в 90-е годы можно было путешествовать без проблем. Но это было очень сложным для меня: покупать билет, не покупать, выждать? Сделано!
С. Крючков
―
А забегая вперед: тогда, между 1982-м, когда вы уехали, и 1991-м, когда вы приехали, вы посещали Советский Союз?
А. Васильев
―
Нет, я не мог этого сделать. Во-первых, у меня были просроченные документы, и для того, чтобы их получить, мне сказали, надо территориально обязательно находиться на территории страны. В посольстве это сделать в ту пору почему-то не могли. А потом все изменилось, и я получил открытку из тогдашнего, еще советского, посольства в Париже: «Товарищ Васильев, зайдите за получением вашего паспорта». Потому что при Ельцине это было очень легко. Я думаю, что они провели тогда массивную кампанию для того, чтобы вернуть хотя бы какую-то часть эмигрантов назад, на родину. Мне кажется, я как раз попал под этот жребий.
С. Крючков
―
А сейчас у вас два паспорта?
А. Васильев
―
Да, у меня есть французский и русский. И я не скрываю: я даже подал заявление об этом, когда государство меня попросило это сделать, вовремя и солидно. Но на мой взгляд, проведено это было тоже не слишком организованно. Нас попросили заполнить анкету, которая не была компьютеризирована. А я считаю, что заполнение анкеты от руки, когда человек сам пишет номера и особенно сложные фамилии, ведет к неразберихе в любой стране, потому что любую букву можно написать так невнятно (как и цифру), что потом ищи-свищи, кто во что зарегистрировался. Я считаю, что все должно быть компьютеризировано, в том числе и лица, которые имеют и два, и три гражданства — это существует. И тогда они могут спокойно спать.
С. Крючков
―
А вашу знаменитую коллекцию костюмов вы компьютеризировали? Вы ведете каталог?
А. Васильев
―
Я сейчас веду этот каталог. К счастью, я нашел одного русского спонсора, который очень добрым, таким генеральским жестом купил для меня одну компьютерную программу. Дело в том, что компьютерная программа музейного плана должна иметь европейский стандарт. Иначе она не подойдет под поисковую систему других музеев мира. Для того, чтобы компьютеризировать 1 предмет из коллекции, требуется минимум 15 минут. Дело в том, что в коллекции 65 тысяч предметов. На это уйдет приблизительно 10 рабочих лет. Конечно, можно увеличить количество сотрудников (что тоже стоит денег) и сделать это как-то побыстрее. Но новые поступления настолько значительны и настолько массивны, что угнаться за этой программой мы не можем.Тем более что, как я понял по собственному опыту, не все сотрудники моего фонда могут сделать это за 15 минут. Порой у них уходит и 2. и 3 часа. Объясняю почему: потому что поиски биографий автора костюма ли, живописи, изделия декоративно-прикладного искусства обычно ведутся в интернете — не в словарях, потому что это заняло бы еще больше дней: за словарем надо ехать в библиотеку, надо его заказывать, надо его листать. Это тоже метод. Но по сравнению с компьютерным он гораздо более трудоемкий.
Раньше мы все делали в библиотеках, мы никогда не пользовались компьютером. И я — бывшая библиотечная мышь (если не сказать крыса), потому что мои знания я почерпнул в Театральной библиотеке в Москве, которая сейчас называется Библиотека по искусству на Большой Дмитровке. Это был наш дом в свое время. Просто компьютер, конечно, многое изменил. Это нормально. Мы идем в ногу со временем.
С. Крючков
―
Зашла речь о десятках лет, которые требуются для каталога. Вы сами накануне круглой даты. Видимо, время мемуаров пришло. Зрители ютьюба могут видеть книгу, которую Александр сейчас держит в руках.
А. Васильев
―
Расскажу. Да, мне 8 декабря исполнится 60 лет. Это такая круглая, но очень симпатичная цифра. Я знаю, что не выгляжу на эти годы. Я знаю, что сделал все и со своим лицом, и со своей прической, и со своей фигурой для того, чтобы выглядеть моложаво, потому что я веду на Первом канале очень известную программу для женщин - «Модный приговор», который каждое утро смотрит приблизительно о 25 до 30 миллионов зрителей — это очень много — только в стране, потому что нельзя подсчитать всех зарубежных зрителей. А Первый канал смотрит кто угодно от Австралии до Канады.Эта книга - «Фамильные ценности», которую, кстати, выпустила редакция Елены Шубиной в издательстве «АСТ», а это крупнейшее издательство в России. Это значит дистрибуция по всей стране, а для меня это очень важно. Выбор пал именно на это издательство из-за широкой продажи. Собственно говоря, воспоминания о моем детстве, воспоминания моего дяди — известного режиссера Петра Павловича Васильева, моего папы — народного художника России, академика живописи Александра Павловича Васильева. Я смог это все собрать вместе. С кучей иллюстраций — здесь очень много врезных иллюстраций.
Ну и, собственно говоря, сегодня время хвалиться — я и хвалюсь: в магазине «Москва», одном из самых крупных книжных магазинов у нас в стране и, соответственно, в Москве, на Тверской, кроме того, что есть витрина, посвященная моему 60-летию, эта книга — лидер продаж в области мемуарной литературы. Мы только вынесли около 10 дней — может быть, недельку — в продажу, и она побила мемуары всех мемуаристов. И я по продажам — хвалюсь опять — номер 5 среди русскоязычных книг. Потому что меня перебивает, естественно, беллетристика. Но все равно неплохо, я хочу сказать. «Шел трамвай 10-й номер»...
С. Крючков
―
Вы заканчиваете ее 1982-м. Это значит, что будет продолжение?
А. Васильев
―
Да, я бы хотел написать еще 2 тома. Один — посвященный моей жизни в эмиграции во Франции. А я прожил там в общей сложности 21 год. Это очень большой срок для любого человека в любой области, как бы ни брали. И затем, конечно, я бы сказал, триумфальное возвращение в Россию на белом коне, когда (спасибо Первому каналу) я стал особенно популярен благодаря вот этой женской развлекательной (не скрою) программе о переодевании, о the looking, как говорится в Англии, когда мы женщин превращаем в видных персонажей, когда они от природы такими даже как бы не являются. Естественно, многие женщины мечтают о сказке Золушки: хороша я, хороша, да плохо одета — никто замуж не берет девушку за это.Это, конечно, лейтмотив нашей программы — поменять облик и сделать людей счастливыми. Это действительно «министерство счастья». Очень много запросов — и прекрасные результаты. Я лично веду эту программу только 10 лет. До меня ее около 2 лет вел Вячеслав Михайлович Зайцев. Именно поэтому меня часто путают и называют Александром Васильевичем Зайцевым. Я не он, я Александр Александрович Васильев. Но люди нас смешали, потому что не все же смотрят программу каждый день. Они думали, что это просто Зайцев после пластики стал вот таким — Александр Васильевич. А фамилия его Зайцев, это уж точно. Симпатично, правда?
М. Максимова
―
Наши зрители на ютьюбе говорят: не только телезрители — и на ютьюбе вашу программу смотрят. Как же вы их забыли!
А. Васильев
―
Да, я знаю. У меня очень много, конечно, и лекций на ютьюбе, и всяческих выступлений. Я стараюсь максимально популяризировать свое творчество. На это уходит очень много времени. Я придерживаюсь такой мысли, что каждый человек — кузнец своего счастья и кузнец своего несчастья. Поэтому все зависит от того, какую часть вы выбираете. Это моя философия. Я — кузнец своего счастья. Я делаю все, чтобы обеспечить себе хорошую старость. Конечно, никто не заречен ни от чего, я не забываю. Хорошее здоровье — настолько, насколько известно — правильное питание, правильную жизнь. А главное, памятуя о том, что пенсия в нашей стране никогда не может быть высокой, надо делать какие-то сбережения. И я это делаю в виде недвижимости и в виде движимости: собираю старину — и собираю дома.
С. Крючков
―
Мы к этому вопросу еще вернемся.
М. Максимова
―
Кстати, вы сказали, что у вас два паспорта. И в книге мы прочитали: у вас есть дом в Литве. Вы сейчас очень много времени проводите в России, в Москве, потому что вы работаете. Во Францию ездите. Скажите, где вы чувствуете себя комфортнее всего, как дома?
А. Васильев
―
Вы знаете, перед вами родовитый космополит. Я действительно родовитый, потому что у меня есть очень много аристократических предков. Начиная с 13 века, я их знаю — из Франции, из Англии. Чтобы сказать нашим слушателям: мой 7-й прадедушка — мэр города Лондона в 17 веке. Мой 4-й прадедушка — министр военно-морского флота при Екатерине Великой, адмирал Чичагов. Так что мне есть чем хвалиться. Мой двоюродный дедушка — знаменитый русский художник Михаил Васильевич Нестеров.Это, конечно, вопросы отношения к истории. Напомню, что я себя чувствую дома абсолютно везде из-за знания языков. Да, я не скрою: я говорю на 7 языках. Свободно я говорю только на 4-х.
М. Максимова
―
Это русский, французский...
А. Васильев
―
Английский и испанский. То есть на этих языках я шпарю так, как будто я местный. Я говорю бегло по-итальянски, прилично по-польски и прилично по-турецки. Поэтому в этих странах тоже считают, что я местный товарищ. Хотя моих знаний недостаточно, чтобы прочесть лекцию по-польски — никогда не смогу. Мало того: я даже не смогу грамотно написать по-польски письмо — но рассказать его содержание смогу.
С. Крючков
―
Поскольку у нас программа все-таки биографическая, давайте к детству. Знание об этих истоках в вашем, скажем так, советском детстве накладывало отпечаток?
А. Васильев
―
Огромный, вы знаете, но больше всего я узнал в конце, ближе к моему возрасту. Дело в том, что и мама, и папа рассказывали — но ограниченно. Например, моя мама была из западнобелорусско-польского рода Гулевичей. И у нас есть рыцарский герб со знаком — отрубленной рыцарской ногой в латах. Она всегда говорила мне: «Помни, наш герб — отрубленная нога рыцаря». Но никогда мне его не показала. А почему? Тогда не было интернета, не было возможности искать. Это была другая эпоха. Это был как бы словесный разговор. Теперь-то я знаю, как он выглядит, потому что он везде опубликован.Или, скажем, мой папа мне говорил: «Да, у наших Чичаговых был знаменитый дворянский герб. Там был и двуглавый орел, там был изображен дельфин, корабль, лавровый венок славы». - «А где на него посмотреть?». - «Ну, надо идти в Ленинку, искать, запрашивать». Никто не сходил. Ну теперь-то он у меня есть — на всех моих тарелках, на всех моих супницах и чашечках. Это уже другой вопрос.
То есть, конечно же, я благословляю интернет за то, что он популяризировал знания архивного характера, которые ранее находились в труднодоступных источниках. Но не надо думать, что в интернете вы можете найти все. Пример: моя книга «Фамильные ценности» снабжена очень важным инструментом. Это указатель имен.
С. Крючков
―
Я посчитал: там 1200 имен.
А. Васильев
―
1200 имен, которые я упоминаю. Но дело не в том, что я упоминаю 1200 имен. Дело в том, что многие из этих имен, когда редактор обратился ко мне, были незнакомы в интернете. Мне сказали: «А вы можете нам помочь — сказать отчество и имя к этой фамилии?». Дело в том, что не все есть в интернете. В интернете есть только то, что туда люди положили, начиная приблизительно с 1995 года. А если история более старинная — ну не нашлось людей положить эту вещь в интернете. Поэтому, читатели, пользуйтесь и архивами тоже. Читайте мемуарную литературу. Вы будете просто удивлены, какое количество людей здесь упомянуты, которые не проходили ни в русском, ни в западном интернете как герои. И я очень рад, что ввел их, что называется, в оборот, что люди начнут их тоже вспоминать.В чем прелесть моей книги, можно я скажу? Мы можем с вами поиграть. Откройте ее на любой странице, прочтите любой абзац — и вам будет интересно. Я просто так сказал. Здесь нет воды, здесь абсолютно нет какой-то такой, знаете, мемуарной литературы, где вы философски о чем-то думаете, но ничего конкретного не пишете. Здесь в основном фактология. Здесь очень много описательного характера, причем, с достаточно эстетской точки зрения. Очень много о моде, очень много об интерьерах, очень много о вкусах времени, о еде времени, о запахе.
Потому что эпоху трудно удержать. Конечно, ее держит кино, отчасти фотография, живопись, беллетристика. Но я хотел глазами ребенка рассказать о том мире, который я застал. А я застал мир, которого сейчас совсем нет. Но он всегда разрушается. Не надо думать, что что-то у нас вечно. Даже пирамиды рушатся. Мир создан для того, чтобы погибнуть. Это мое глубокое убеждение.
С. Крючков
―
В этом смысле меня совершенно тронула история: вы описываете, как отец делал для вас игрушки и в какой-то момент смастерил пряничный домик из коробки для пылесоса.
А. Васильев
―
Пылесоса «Вихрь». Вы знаете, почему? Потому что в советское время игрушки были дефицитом. Вообще советское время знаменито дефицитом. Вот такое слово было. Я часто повторяю: вхожу в советский магазин — теряю весь адреналин. Это действительно так, потому что вот вы хотите купить куклу ребенку — а кукол не завезли. Хотите купить неваляшку — говорят: «Сейчас их нет. Но будут». И сам факт, что ты должен постоянно заходить за любым предметом... «А сапоги в продаже?». - «Нет, но говорят, привезут».В общем, это все было там. И конечно, каждый маленький ребенок хочет иметь свой домик. Сейчас эти домики — зайдите в любую IKEA: они в изобилии стоят, и вы можете себе позволить все, что угодно. А у меня такого домика не было — но была коробка из-под пылесоса, которая моим папой была расписана прекрасными темперными красками как игрушечный пряничный домик с окошками. Конечно, я оттуда не вылезал. Это было приятно. Я понимаю, что я теперь такой большой, в пылесос не залезу. Но в ту пору...
Он мне делал многое. И вообще в ту пору считалось хорошо, когда родители, например, умеют шить. Мама очень много шила для детей. Тогда очень многие женщины вязали. Сейчас это редкое дело. Во-первых, потому что у нас нет времени, а во-вторых, в магазине дешевле купить, чем то время, которое мы потратим на это рукоделие. Все женщины умели вышивать — и крестиком вышивали, и тамбурным швом, и бисером. Это было естественное дело. Но, во-первых, не было интернета. Во-вторых, не было мобильного телефона. И не было тех отвлекающих факторов, которые сегодня (например, отвлекающий фактор — соцсети) убивают кучу времени. Вы болтаете с совершенно неизвестными вам людьми на совершенно бессмысленные темы, которые ни к чему не приводят.
М. Максимова
―
А вам удается это контролировать? Потому что наши слушатели как раз спрашивают, присутствуете ли вы с соцсетях.
А. Васильев
―
Да, я присутствую во всех соцсетях — например, в Инстаграм у меня около 700 тысяч подписчиков. Наберите «Александр Васильев» и вы удивитесь. Более 300 на Фейсбуке, то же самое — в Одноклассниках, в Контакте. Везде меня много. Но есть одно «но»: я не пользуюсь айфоном. Я пользуюсь старой Nokia. Она кнопочная. И это мое умышленное решение. Я не хочу быть рабом соцсетей, потому что если у меня будет айфон, я буду каждую секунду смотреть, кто мне что-то написал, кто что-то хочет от меня, где я должен поставить новую ставку в интернет-покупке. Я этого не хочу. Я хочу жить счастливой, свободной (а я живу свободной жизнью, потому что я очень много путешествую по миру), самодостаточной жизнью, не привязанной к рабскому телефону.
С. Крючков
―
На свой день рождения вы собираете друзей?
А. Васильев
―
Да! Мой день рождения будет праздноваться 16 декабря в концертном зале «Зарядье». Это будет очень шумное мероприятие приблизительно на 1000 человек. Билеты продаются. Да, там будут и угощения, и подарки, и награждения орденами, и концерт звезд Большого театра и оперных певиц. К сожалению, там не будет попсы. Так что это будет интеллигентное дело, без вот такого повседневного, что мы видим везде. Будет это идти около 3 часов. Я буду рассказывать целый час о себе, своей семье и об этой дате; о вехах, фазах моей жизни.Будет и презентация этой книги «Фамильные ценности», и автограф-сессия, и, конечно, фотосессия, потому что, не скрою, очень многие женщины приходят просто на меня поглазеть. Им хочется узнать, какого я реально роста, сколько я реально вешу, как я с ними буду разговаривать, влюблюсь ли я в них с первого взгляда, потому что они наклеют ресницы или ногти, и тогда я точно не смогу устоять. Я это знаю по себе: куда бы я ни приехал, всегда одна и та же история — дамы с красивыми начесами, с красивыми ногтями, которые бегут ко мне и говорят, что они всегда мечтали.
И я тоже мечтал! Это мои фанаты, и они, можно сказать, кормят, поят меня и поддерживают морально. Когда вы делаете, вы понимаете, что да, вы нужны женщинам. Скажете: а почему не мужчинам? А потому что мужчин приходит на любую, даже тысячную, лекцию очень маленький процент. Если в зале тысяча женщин (а для меня это обычное дело: вот вчера в Петербурге было), то мужчин будет 20. Вот такая пропорция.
М. Максимова
―
А это только в России пропорция, или по всему миру?
А. Васильев
―
Нет, я вам расскажу. Во всем мире модой не интересуются. Модой интересуются только у нас в стране. Почему? Потому что была ущербная мода 70 лет советской власти. Мы хотим наверстать то, что мы упустили. Что мы упустили? Недостаток одежды, недостаточно развитый вкус, а самая главная проблема (это уже социальная проблема) — обилие женщин, недостаток мужчин. 54% женщин по официальному пересчету. В результате пока мы в 20-летнем возрасте, баланс одинаков. А начиная уже с 35 лет мужчин меньше, с 40 лет еще меньше, с 50 вообще нет, а женщина еще молодая, в самом соку, хочет опять замуж. Почему наши дамы так часто выходят за молодых? Почему у нас так любят, когда даме 50, а любовнику 25? Это обычное дело, не так ли?
С. Крючков
―
А в вашей жизни интерес к моде когда возник?
А. Васильев
―
Я думаю, что в 5 лет. Во-первых, потому что мой папа был выездной, он привозил мне очень много тогда редких, так называемых импортных вещей. Я очень много наряжался. Моя мама была актрисой, и она была очень элегантной женщиной и, конечно, с детства приучала. И потом, я провел очень много летних каникул в детские годы в Литве. А Литва в свою пору была частью Польши. Когда я там жил (а я родился в 1958 году) в начале 60-х годов, расстояние от Польши до Литвы (только 15 лет) было очень свежим. И там царила эта белопанская атмосфера. У нас была прислуга. Мы должны были есть так, как учили в институте благородных девиц. Всегда были вилки и ножи. Это было всегда очень торжественно.В моей семье всегда было очень много жертв моды. Очень много людей, которые просто ради моды жили. Моя сестра обожала моду, мама ее очень уважала. Моя тетка Галинка Пекарская была просто жертвой моды номер один в семьей, потому что она считала, что надо переодеваться желательно 5 раз в день. Моя двоюродная бабушка Ольга Петровна Васильева прожила до 96 лет и каждый день переодевалась по 2 раза: до 12.00 одно, после 12.00 — другое. И это все время надо было сопровождать прическами, гримом, духами. Такая была культура.
С. Крючков
―
У нас остается буквально минута до новостей.
А. Васильев
―
Я люблю эту минуту.
С. Крючков
―
Этот дом был потерян в какой-то период времени, а в последующем вам удалось его вернуть.
А. Васильев
―
Вы знаете, он не был совсем потерян. Его самолично в 1965 году, после смерти моей двоюродной бабушки продали наши родственники, и в нем образовались коммунальные квартиры. Я как бы выкупил назад то, что сами родственники по нужде и продали. Этот дом, к счастью, не отнимали — отнимали землю. Разница большая. Земли было слишком много.
С. Крючков
―
Пришлось поработать, чтобы восстановить?
А. Васильев
―
Нет, вы знаете, как раз землю в Литве получить нетрудно, если у вас есть все документы и вы являетесь потомком помещика, который ей владел. Дом тоже могут вернуть. Реституция существует и в Польше, и в Чехии, и так далее. Но в нашем случае это была покупка назад и расселение коммунальных квартир. Потому что иначе никак нельзя было сделать. Никто на улице не остался.
С. Крючков
―
Мы вернемся к этой увлекательной истории после новостей на «Эхе Москвы».НОВОСТИ.
РЕКЛАМА.
С. Крючков
―
Мы продолжаем. Александр Васильев — сегодня гость нашей программы. Здесь Марина Максимова и Станислав Крючков. Александр, вы же театральный ребенок?
А. Васильев
―
Это правда. Я сын театрального художника и актрисы и детство свое провел за кулисами Центрального детского театра в Москве. Теперь это называется Театр молодежи РАМТ. Моя мама была одной из ведущих актрис этого театра. Начинала как инженю, то есть молоденькая девушка, затем стала героиней. А затем, после беременности и родов, выйдя, собственно говоря, после этого самого декретного отпуска, она уже не смогла оставить то место в театре, которое у нее было, потому что пришли более молодые. А в детском театре надо быть всегда молоденькой, потому что зрители такие. Там не нужны были возрастные героини. Она проиграла там 25 лет, ушла на пенсию и стала ведущим педагогом по сценической речи — откуда у меня, собственно, и есть вот такая речь, поставленная, которую вы слышите сейчас; которую со мной репетировала моя мама — педагог по речи.Люблю театр. Сейчас я работаю в Художественном театре. Вместе с Аллой Сигаловой мы готовим премьеру «Бал века». Премьера будет 5 декабря — это буквально на днях. 4 декабря — VIP-открытие, 5 декабря — открытие для всех. В этот же день, 5 декабря, на ВДНХ, в 16-м павильоне я открываю новую уникальную выставку. Она называется «Гламур 80-х». Моя коллекция вновь в Москве, вновь очень широко показана.
С. Крючков
―
Ваша личная история с театром началась же еще до Школы-студии МХАТ, до постановочного факультета в «Современнике»?
А. Васильев
―
Безусловно. Дело в том, что я учился в очень забавной школе. Она называлась «раз, два, семь» - 127. Она называлась «школой рабочей молодежи», но ни одного рабочего там не училось. Там были дети знаменитых родителей. Со мной вместе учился сын писателя Аксенова, дочка Михаила Ульянова, сын Олега Табакова и много других звезд того времени. И для того, чтобы иметь рабочий стаж, я честно в 16 лет оформился бутафором в театр «Современник». Работал там 1 сезон. В ту пору все актеры еще были молодыми, живыми. Шел потрясающий репертуар. Я получил массу эстетического удовольствия. И целая глава в моей книге «Фамильные ценности» посвящена театру «Современник».Следующая моя работа после окончания школы-студии МХАТ была в Театре на Малой Бронной, где тогда играл и в первую очередь работал Анатолий Эфрос. Играла знаменитая примадонна Ольга Яковлева. Мне это тоже было очень полезно во всех отношениях. Работа в этих двух театрах, может быть, дала толчок к моей будущей парижской карьере в театре, потому что когда я приехал во Францию, у меня уже был солидный послужной список и опыт. А опыт в театре очень важен. Ведь театр — это коллектив очень многих людей. Амбициозных людей, каждый из которых хочет быть впереди всех — или на афише, или в творческом лидерстве. И ужиться в театре довольно трудно. Надо научиться и молчать, и как-то смотреть ласково, и особенно не выражать своего мнения. Потому что если вы в театре начнете разглагольствовать, вы конечно быстро потеряете и расположение, и отношение.
Этому меня учили и родители. Знаете, есть такая очень смешная театральная пословица. Когда где-нибудь в курилке, в коридоре сидят актеры и актрисы, говорят, когда вы проходите мимо, сразу замолкают, надо спросить: «Против кого дружим сегодня?». Потому что у них тоже свои интриги. Любой творческий коллектив, будь то балетная труппа, оперная — это, конечно, своего рода террариум, в котором надо очень аккуратно двигаться, потому что они всегда в закрытом месте, они ограничены во многих своих правах, они ждут своей роли, иногда годами, и делают массу интриг.
М. Максимова
―
Это просто какая-то борьба за выживание, получается.
А. Васильев
―
Безусловно, потому что надо добиться. Поймите, любой театр в России устроен так, что он государственный. Практически все. У них есть бюджет. Этот бюджет позволяет им держать очень большую труппу. Скажем, в Художественном театре около 150 актеров. Мало требуется на сцене, поэтому, к сожалению, многие сидят в запасных — как в футболе. И вот им не хочется быть в запасных. Им хочется быть в первых рядах. Это не касается только такого великого театра с такой традицией, как МХАТ — это касается и любого другого. В труппах массы московских театров — до 100 человек, а требуется только 30, возможно, для того, чтобы они играли. А остальные — что им делать?
С. Крючков
―
Александр, а в полной мере это понимание пришло уже в театральной жизни или еще до, в детстве?
А. Васильев
―
Понимание чего?
С. Крючков
―
Понимание того, как устроены взаимоотношения.
А. Васильев
―
Родители рассказывали с детских лет. Все время жаловались. Мой папа был главным художником в театре у знаменитого в ту пору режиссера Завадского. Он работал с Любовью Орловой, с Верой Марецкой, с Ростиславом Пляттом, с Раневской Фаиной Георгиевной. Это действительно был очень важный театральный коллектив в ту пору. И он каждый день жаловался на то, как себя ведут женщины на примерках.Я это вижу каждый день. У меня приходят артистки. Готовый костюм, а они приносят из дома что-то: «В этом же я буду лучше». Как это можно допустить? А она говорит: «В этом я буду лучше». Это типичное решение любой артистки, которая считает, что она может облагородить любой костюм своей личной шляпкой, сумочкой, очками. Потому что публика-то ее любит такой. Она может играть Бабу-Ягу и наклеить себе ресницы, накрасить гламурные губы, хотя понимает, что к роли это совершенно не подходит. «Я же не хочу выходить с бородавкой», - скажет она. А если по роли надо? «Нет, извините. Публика меня ждет красивой и утянутой в корсете».
М. Максимова
―
Мне казалось, современные актрисы...
А. Васильев
―
Нет, разные бывают. Бывают актрисы, которые еще даже институт не закончили, только выходят на сцену, но их похвалили пару раз, и у них вырос нимб — они считают, что они великие звезды современности. И к ним, пожалуйста, подходить надо в лайковых перчатках.
М. Максимова
―
По-моему, это роднит их с нашими футболистами.
С. Крючков
―
Что более действенно — хвалить или поругивать?
А. Васильев
―
Надо сказать: «Мы сделаем именно так, как вы хотите», и потом не делать ничего.
С. Крючков
―
Давайте обратимся к истории коллекции. Я вычитал, что один из первых экспонатов (или, может быть, это даже не экспонат) был найден вами буквально на помойке. Это образ Николая Чудотворца.
А. Васильев
―
Да, это так. Я действительно его обрел, когда учился во 2-м классе (стало быть, мне было 8 лет) во дворе дома, где жил Юрий Никулин. Была такая история, что в ту пору даже иконы выкидывали в помойку. А вы говорите: «религиозный, глубоко духовный народ». Они иконы выносили. Выносили сундуки со старинными платьями — запросто. Выносили запросто старинные кожаные альбомы с фотографиями с золотыми обрезами. Выносили целые библиотеки, выносили мебель красного дерева, карельской березы. Посуду.Почему? Боролись за жилплощадь в коммунальных квартирах. Как правило, когда умирала какая-нибудь старорежимная старушка, соседи хотели поскорее занять ее комнату, потому что у них было много детей и им было негде жить. Я их прекрасно понимаю. А как освободить комнату? Наследников нет — знают, ждать решения долго. Мы сейчас быстренько ее займем и по факту уже там живем. И так делали очень многие.
Поэтому я в детстве, учась в 29-й английской школе на Кропоткинской (теперь уже на Пречистенке), регулярно после школы шел не делать уроки (мне это было неинтересно), а шел по помойкам искать старину. И эту старину можно было найти всякий раз. Я приносил эти кузнецовские тарелки, эти подсвечники, эти бисерные вышивки, эти прекрасные шкатулки от монпансье или халвы. Все это мылось и чистилось. Моя мама меня очень поддерживала. Она считала, что лучше чтобы ребенок собирал это, нежели хулиганил в подъезде. И она была права.
М. Максимова
―
А учиться вы не любили?
А. Васильев
―
Я учился очень плохо. Особенно по химии, физике, алгебре, геометрии. И знаете, мне многие говорили, что все эти науки мне пригодятся. Действительно, геометрия мне пригодилась, потому что я много рисую, особенно театральные декорации. Все это было важно. А вот химия и физика мне не пригодились. И несмотря на то, что я прослушал этот курс, лучше бы я его не прослушивал.Я считаю, что лучше бы нам давали еще один язык — не только английский, но и, например, французский или латынь. Это очень важно. Я считаю, что нам надо было давать обязательно уроки по этикету, потому что это пригождается всегда. Надо было больше давать уроков по чистописанию, потому что почерк у нас у всех был как курица лапой, а это надо выводить. И, конечно, я бы с удовольствием прослушал больше курсов по русской поэзии и литературе, чем те пропагандистские тексты, которые мы учили по-глупому. Ну и, конечно же, я бы отменил, если бы я мог вернуться, все те уроки по истории КПСС, которые я слушал в институте, по научному коммунизму и марксистско-ленинской философии, потому что сами педагоги не верили ни одной секунды в том, что они говорили. Это была пустая трата времени, а творческим людям надо было дать гораздо больше более ценной информации.
С. Крючков
―
С отъездом в Париж ваша коллекция, собранная с детства до этого момента времени, потерялась?
А. Васильев
―
Нет, она не то что не потерялась. Она хранилась у моих родителей. Затем, к счастью, у меня были очень хорошие друзья-дипломаты, которые помогли мне (в ту пору же это было нельзя) перевезти часть в Париж. Хотя ничего безумно ценного, качества Оружейной Палаты, в ней тогда не было. Затем в Париже я очень сильно пополнил свою коллекцию, очень ее развивал и дошел до великолепия сегодняшней коллекции. Вы сами знаете, что она выставлялась, например, в ГМИ имени Пушкина на выставке «150 лет Бакста», в Царицыно, в Литературном музее Пушкина, в ГУМе, в Музее Москвы, на ВДНХ постоянно. Сейчас она выставлена, например, в Петербурге бесплатным образом, на вокзале, который называется Витебский. Потрясающая — даже ночью она работает.Одновременно у меня сейчас открыто шесть выставок. Одна из них работает в городе, который называется Баку, в Центре Гейдара Алиева. Другая в Риге, третья в Вильнюсе, четвертая в Петербурге, пятая в Москве, шестая в Красноярске. И еще одна в Самаре (извините, их семь). Может быть, это нарциссическое утверждение, но, поверьте, я не могу привести пример ни одного частного коллекционера, в России или за границей, который может держать 7 полноценных выставок в разных музеях. И при этом чтобы склад был переполнен, и мы не знали, куда деть остальное. Но так бывает.
Это уникальный случай. Как я добился этого, объяснить не могу. Может быть, потому что я скряга и потому что я стяжатель. Может быть, потому что я все тащу и ничего не выпускаю. Но в результате эти вещи оказались настолько значимы, что музеи хотят их смотреть, а люди покупают билет, чтобы на них прийти и с ними как-то познакомиться.
С. Крючков
―
Коль скоро мы заговорили о моде, о музеях, о коллекциях, о женщинах. Вы описываете короткую встречу в Музее изобразительных искусств имени Пушкина с Лилей Брик. Что было в этой женщине такого, что...?
А. Васильев
―
Я вам расскажу. С Лилей Брик я был шапочно знаком. Она никогда меня не знала. Я с ней встретился в музее, потому что она была посетительница. Она на меня произвела очень декоративное впечатление. Позднее, уже после ее кончины, так как я был очень хорошо знаком с ее приемным сыном Василием Катаняном, я дважды бывал в этом доме. Там тогда жила Инна Генс, его вдова. Они мне показали и рисунки Модильяни, и потрясающие вещи от Параджанова, замечательную старинную мебель, узбекские ткани, керамику.Надо сказать, что Лиля Брик была женщиной разносторонней. Вот эта разносторонность была очень богато представлена в ее интерьере. Но об этом я буду писать позже, когда буду описывать как раз этот период. Но я очень хорошо знал ее главную соперницу — Татьяну Яковлеву, другую любовь Маяковского, с которой поэт познакомился уже в Париже и ради которой он был готов остаться во Франции. Он написал поэту Кольцову: «Представьте: входит входит красавица в зал, в жемчуг, меха оправлена». Одно время я жил дома у Татьяны Яковлевой в США, справлял там Новый год. Это был период 1986-1987 года. Незабываемые встречи с людьми, которые общались лично с великим поэтом. Но кроме этого я знал, конечно, такое количество других див — начиная с Ирины Одоевцевой и кончая Майей Плисецкой — что этого хватит на много книг, потому что эти люди действительно были уникальны.
И я считаю, что интерьер Лили Брик, коль скоро вы о ней заговорили, был настолько красноречив и настолько великолепен в разнообразии ее эклектического вкуса, что я понимаю, что она была великим эстетом и ценителем прекрасного. То, чего я не могу сказать о многих звездах нашего кино и театра, потому что я побывал в квартирах очень многих знаменитостей. Они на меня не произвели никакого впечатления, даже показались мне несколько убогими. К примеру, квартира Лидочки Смирновой — знаменитой сталинской дивы кино, которая мне показалась настолько неинтересной и мещанской по своему быту, что, конечно, в этом смысле Лиля Брик — это, знаете, как отсюда до Марса.
С. Крючков
―
А можете ответить на вопрос, где мода, как своего рода язык, перестает быть таковой и становится пошлостью? Где она граничит с тем самым мещанством?
А. Васильев
―
Я расскажу. Понимаете, мода всегда направлена на саморазрушение. Она никогда долго не держится. Иначе люди не побежали бы в магазин и ничего бы не приобрели для себя. Поэтому обязательное условие моды — это самосвержение. И вот когда она свергнута и растиражирована мелким фабрикантом из Китая, она становится пошлостью. Она становится никому не интересной. В тот момент, когда она стала старомодной, еще не винтажной, она уже пошла. То есть осталось ждать еще приблизительно годик, один сезончик.
С. Крючков
―
А какая из эпох в русской истории наиболее интересна в плане моды, в плане костюма лично для вас?
А. Васильев
―
Конечно, то, что очень ярким образом повлияло на мировую культуру — это все-таки Серебряный век, потому что это эпоха Дягилева. Никогда Россия так сильно не влияла на вкусы Запада, как это было в эпоху Анны Павловой, Иды Рубинштейн, Мары Карсавиной и Вацлава Нижинского. Наш балет не только пробил брешь в западном искусстве, но и поразил своими костюмами, своими декорациями, своей музыкой. Это была настоящая Жар-птица, которая прилетела и не улетела, потому что следы этой эпопеи живы повсюду до сих пор.Это очень важно. Вот совсем недавно я вернулся из Южной Америки — из театра «Колон» в Буэнос-Айресе, где как раз сейчас заседала эта двадцатка, из муниципального театра в Сантьяго в Чили. Знаете, как это прекрасно, когда вы приходите в театр, а там стоит бюст Шаляпина и написано: «Великий русский бас пел здесь в 1909 году». Вам тепло. Дальше вы приезжаете, например, в Вальпараисо в Чили, в казино — на нем доска: «Великая Анна Павлова танцевала здесь «Умирающего лебедя»». Это и есть тот шлейф, который дожил до нас, до сегодняшнего дня.
Я собираю костюмы дягилевской эпохи в том числе. У меня их немало. Бакстов немало, немало костюмов Рериха, Натальи Гончаровой. Это очень ценный вклад и я стараюсь его популяризировать. Хочу, чтобы люди больше ценили свою культуру, отделяли хорошее от плохого и поняли, что наша культура — не лишь попса. Если сейчас мы живем в период попсы, это не значит, что мы должны только молиться на Ольгу Бузову. Я преклоняюсь перед талантом мобилизировать толпу. Она все-таки собрала в Инстаграме 12 миллионов людей. Мадонна столько не собрала. Значит, у нее есть какое-то очарование для современника. Они не за деньги к ней пришли. Хоть бы там и накручивали детишками, но все-таки какой-то процент настоящих есть.
А если вы хотите жить ценностями прошлого, у вас всегда есть такая возможность. Вы же не обязательно должны слушать только какое-то определенное радио. Можете поставить себе диск Стравинского или Рахманинова, наслаждаться им. Взять в руки книгу, чашку чая. Для счастья надо очень мало — в том числе и денег, потому что многие считают, что без денег счастья нет.
Можно быть счастливым — только тогда поменяйте страну. Например, я вам всем дам совет. Сейчас огромная распродажа недвижимости в Венесуэле. У них такой тяжелый режим, что квартиры стоят 2 тысячи долларов, а особняки у моря — 10 тысяч долларов. Я понимаю, что многие сейчас встрепенутся: айда в Венесуэлу. Самый момент! То есть ищите там, где дешево — и вы, как и я, к 60 годам соберете немало домов.
М. Максимова
―
Скажите, из того, о чем вы мечтали в детстве...
А. Васильев
―
Все осуществилось.
М. Максимова
―
Нет ни одной мечты, которая бы осталась нереализованной?
А. Васильев
―
А вы знаете, я так боялся не успеть, что перевыполнил план. Как стахановец. Я думал: что же я буду оттягивать до 80 лет? Там будет неинтересно ходить, слушать, лежать. Я считаю, что все надо делать, пока вы действенны, детородны и наслаждаетесь жизнью. Пока у вас варит желудок, пока у вас нет изжоги после стакана боржоми, пока вы рады каждому бокалу вина или шампанского, пока вас радуют ваше домашнее животное, ребенок или цветок. Поэтому спешите жить! Живите на всю катушку. Потом будет поздно. Нас всех ждет либо костыль, либо инвалидное кресло. Так вот не тяните это, мои слушатели, до последнего момента. Делайте как Васильев — поступайте сразу, быстро туда, куда вам надо. Реализуйте свои планы и делайте свою жизнь интересной. Поверьте: никогда никто нам не может помешать, потому что это всегда личный выбор.Я не верю людям, которые говорят: «Вот, мне мешает режим» или «Мне мешает состояние моих денег». Так эмигрируйте! Не можете жить при каком-то режиме — что вам стоит? Поезжайте туда, где вы можете.
С. Крючков
―
В Венесуэлу.
А. Васильев
―
Ну например. Или в Африке вообще можно жить с 200 долларами в месяц. Просто их там трудно заработать.
М. Максимова
―
Ищите варианты.
А. Васильев
―
Вот! Мой призыв: ищите варианты, читайте книги, ну и приходите ко мне на мой юбилей в «Зарядье» 16 декабря. Я буду счастлив вас увидеть, обнять. Лучший подарок — не цветочки, а винтажный подарок в мою коллекцию. Поэтому, пожалуйста, букетики не тащите, а вот бабушкины туфли и сумочку — с большим удовольствием.
С. Крючков
―
Александр Васильев, историк моды. Провели программу Марина Максимова и Стас Крючков. До свидания!