спецвыпуск - Юлия Гладких - Разбор полета - 2018-11-13
13.11.2018
М. Максимова: 22
―
05 в Москве. Это специальный выпуска программы «Разбор полета». И у нас в гостях специальный гость. Представлю ведущих – Марина Максимова, Максим Курников.
М. Курников
―
Да, я сегодня заменяю постоянного ведущего.
М. Максимова
―
Юлия Гладких, девушка, которая живет вопреки диагнозу. Вот так вот.
М. Курников
―
Здравствуйте, Юля!
Ю. Гладких
―
Здравствуйте!
М. Максимова
―
Здравствуйте, Юля!
М. Курников
―
Давайте сразу скажу, что Юля здесь в рамках проекта, о котором мы пока не можем говорить. Но тем не менее, давайте мы, Юля, о вас все сначала узнаем. Расскажите, откуда вы.
Ю. Гладких
―
Я из города Тимашевска, Краснодарский край
М. Курников
―
Так. Что это за город? Расскажите, что это за город.
Ю. Гладких
―
Это очень теплый город, гостеприимный город.
М. Курников
―
Большой город?
Ю. Гладких
―
Большой.
М. Курников
―
Вы там живете с самого рождения?
Ю. Гладких
―
Да, я родилась в этом городе, в Тимашевске. Живу с родителями.
М. Курников
―
Расскажите о своей семье.
Ю. Гладких
―
У нас большая семья. Родители, у меня две сестры родные – старшая и младшая, трое племянников у меня чудесных, замечательных.
М. Максимова
―
Большая семья, да.
Ю. Гладких
―
Да.
М. Курников
―
Давайте поподробнее. Об истории своей семьи расскажите.
Ю. Гладких
―
Об истории?
М. Курников
―
Да.
Ю. Гладких
―
Родители у меня строители. Старшая сестра – юрист; также параллельно занимается, можно так сказать, моим спасением.
М. Курников
―
Кем вы работаете (или работали)?
Ю. Гладких
―
Я по образованию фельдшер, медсестра, массажист. Это именно образование мое.
М. Курников
―
Почему вы выбрали эту профессию?
Ю. Гладких
―
Не знаю. Желание еще со школьных лет у меня возникло.
М. Максимова
―
Быть врачом?
Ю. Гладких
―
Да, хотела именно быть врачом, хотела всем в округе помогать творить добро.
М. Курников
―
Ну, Юль, давайте рассказывайте, почему вы в Москве сейчас.
Ю. Гладких
―
Так получилось, что мне пришлось сюда по болезни обратиться. И я сюда летаю на протяжении уже года: раз в две недели у меня здесь «химия», на которую я летаю лечиться.
М. Максимова
―
Химиотерапия, да?
Ю. Гладких
―
Химиотерапия, да, у меня здесь.
М. Курников
―
У нас программа довольно большая и понятно, что разговор нам предстоит где-то – серьезный, где-то – не очень. Но, с одной стороны, очень неловко спрашивать человека о диагнозе. С другой стороны, мы с вами прекрасно понимаем, что в некотором смысле сегодня и должны поговорить.
М. Максимова
―
Ну и потом, мы уже обозначили слегка.
М. Курников
―
Да. Расскажите, как вы узнали вообще о том, что вы чем-то больны, и как это происходит? Что вас заставило задуматься вообще о том, чтоб обратиться к врачу?
Ю. Гладких
―
Обратилась к врачу я в 2014-м году. Я поехала на море отдыхать в Крым в очень такой солнечный город. И, в общем, я получила очень сильный загар, то есть, можно сказать, даже ожог.
М. Максимова
―
То есть так, по-нашему, по-русски, я смотрю, да? Позагорали на славу.
Ю. Гладких
―
Да, сильнейший ожог у меня был.
М. Максимова
―
Это случайно, кстати?
Ю. Гладких
―
Это было случайно. Я просто уснула на пляже под палящим солнцем, меня никто не разбудил. И когда я проснулась, я поняла, что беда, потому что были сильные действительно ожоги. И когда я прилетела обратно домой, приехала, то обнаружила, что…у меня была на бедре изначально, с самого рождения родинка. Очень маленького размера она была, никогда себя не проявляла, то есть не меняла цвет, н болела никак.И после вот этого сильного загара она стала сочиться, то есть кровить. И я обратилась к хирургам – они мне ее удалили. И, соответственно, пришла гистология, что это клетки меланомы. Меланома считается одним из сильнейших диагнозов – именно рак кожи – так как дает очень быстрое и очень серьезное метастазирование.
М. Курников
―
Давайте так… Маленькую паузу здесь сделаем. Смотрите, вы медработник сама, да?
Ю. Гладких
―
Да.
М. Курников
―
Вот тогда вы почему пошли к врачу? Потому что знали, что это так? Или потому что…
Ю. Гладких
―
Потому что я увидела изменения, которые произошли: сама эта родинка изменила цвет, она начала сочиться. И зная, помня все наши лекции на учебе, я поняла, что нужно идти, обращаться к хирургам. И вот с этого все и началось.
М. Курников
―
Понятно. Когда вам озвучили этот диагноз; когда вам сказали, что пришли анализы какие-то, они не очень хорошие, что вы тогда уже знали, что вы тогда понимали об этом заболевании и что вам тогда сказали врачи?
Ю. Гладких
―
Когда пришла первая моя гистология, меня вызвал доктор и сказал, что мне нужно в КОД поехать. Я еще так поулыбалась и говорю: «Что такое КОД?». Я на самом деле не знала, что это такое.
М. Максимова
―
А что это такое?
Ю. Гладких
―
Ну, мне сказали, что это Краевой онкологические диспансер. Меня уверяли, что это все действительно на самом деле ошибка, что это 100% все неправда, но ты поедь, перепроверь на всякий случай, потому что всякое может быть. Врачи – не боги, они тоже ошибаются. Я поехала на следующий день в этот онкодиспансер краевой наш, прошла ряд обследований, и поставили мне вот диагноз.
М. Максимова
―
То есть он подтвердился.
Ю. Гладких
―
Диагноз подтвердился, да. Мне назначали операцию, сделали одну, вторую, третью, а затем началось длительное лечение. И вот спустя год после того, как мне диагноз поставили, у меня пошло метастазирование во внутренние органы, с котором я сейчас борюсь уже 2 года.
М. Курников
―
Просто для того, чтобы, опять же, было понимание у нас у всех. Никто не хочет ни в чем врачей ни винить, ни говорить, что они хорошие, плохие и так далее… Ну, просто, объективно: вам как это все объясняли; что вам подсказывали, можно сделать; насколько, как вам кажется, вы тогда получили максимум информации о том, что может вам помочь, а что не может вам помочь? Вы сами ее узнавали, где-то что-то читали или тут врачи были главным проводником в мир вот этих знаний?
Ю. Гладких
―
Честно скажу, несмотря на то, что я сама медик, я ни секунды не читала, не залазила, не смотрела, какие побочные действия от препаратов; я не читала, какие могут быть последствия от этого диагноза. Ну, потому что я думала…
М. Максимова
―
Это была такая вера?
Ю. Гладких
―
Это была, наверное, вера.
М. Курников
―
Или попытка закрыться просто от этой информации?
Ю. Гладких
―
Наверное, скорее всего, вера. Я до последнего не верила, что это все может со мной происходить. К тому же, я думала, что если я сейчас начну читать…я верю в то, что мысли материальны…если я начну читать о том, что может быть, то вдруг это со мной тоже случится. И поэтому я как-то… Врачи на тот момент, конечно…ну, было всякое. И было, когда успокаивали, и было такое, что домой отправляли.
М. Максимова
―
То есть? Что значит, домой отправляли?
Ю. Гладких
―
То есть, когда я проходила ряд обследований и уже когда у меня было много метастаз найдено, то говорили, что едьте домой, делайте так, чтоб у вас каждый день был радостным.
М. Курников
―
Это вам врачи так говорили?
Ю. Гладких
―
Да.
М. Курников
―
Вам прямо?
Ю. Гладких
―
Да.
М. Максимова
―
То есть они расписывались в собственной беспомощности или они говорили, что ничего нельзя сделать? Они даже не предлагали? Или что?
Ю. Гладких: Спустя год после того, как мне диагноз поставили, пошло метастазирование во внутренние органы
Ю. Гладких
―
Ну, предлагали, да. Предлагали и лечение. То есть когда это уже прям совсем запущено было, то говорили, что едьте домой.
М. Максимова
―
Это где-то там у вас было, да?
Ю. Гладких
―
Да.
М. Максимова
―
Это не в Москве. Вы сказали, что, в принципе, вот год ушел на вот это. То есть прежде чем вам поставили диагноз и пока пошли метастазы, прошел год. Вот вы расскажите про это первый год.
Ю. Гладких
―
Я лечилась этот первый год. Мне назначили препарат, который называется Интерферон альфа. Сказали, что это инновационный препарат.
М. Максимова
―
Это иммуномодулятор же, по-моему.
Ю. Гладких
―
Да, да.
М. Максимова
―
Это даже я не врач и вообще человек, далекий от медицины…
Ю. Гладких
―
Да. Но мне объяснили, что если я пройду этот курс лечения, то никаких последствий не будет и что все будет хорошо. И вот на протяжении года я этот препарат колола, но произошло то, что произошло – они мне не помогли.
М. Максимова
―
А это кто?
Ю. Гладких
―
Это Краевой онкодиспансер наш.
М. Максимова
―
Я здесь потерялась. Честно могу сказать, потерялась, потому что…зеленку бы порекомендовали. В моем понимании.
М. Курников
―
Мне интересно еще, как в этот момент происходят какие социальные вещи. То есть: вы в это время лечитесь, вы не работаете. В это время положены какие-то пособия, бесплатные лекарства? Как это все организовано у нас в стране? Потому что мы разговариваем с человеком, который прошел этот путь от самого первого пункта, когда его посмотрели, и сейчас вы летаете в Москву для того, чтобы делать какие-то процедуры. Вот как это происходит в социальном плане?
Ю. Гладких
―
После того, как у меня убрали первые метастазы (это была уже третья операция по счету), мне дали группу инвалидности вторую. То есть это рабочая группа, но я рядом ограничений. Там идет очень большой ряд ограничений: это и больше должен быть обеденный перерыв, и сокращенный день, и отпуск больше полагался. Но вот этот иммунопрепарат, который мне назначили, первые несколько месяцев я его очень плохо переносила. И поэтому мне пришлось просто уволиться с работы. Я сказала, что я восстановлюсь и приду обратно.Но, так как мне этот препарат в итоге потом не помог, и пошло дальше метастазирование, меня перевели на первую группу – была перекомиссия. И сейчас у меня уже как год первая группа инвалидности. Перекомиссия будет в 2019-м году, то есть мне группу на 2 года дали. Хочу вам сказать, что при второй группе у меня была пенсия 8400, а сейчас, при первой группе инвалидности, у меня 14600 пенсия.
М. Максимова
―
Ух! Да вы просто богачка!
Ю. Гладких
―
А также мне полагается выдача бесплатных препаратов. Но тот препарат, который мне положен, и вот я сейчас прохожу терапию препаратом ниволумаб, то есть Опдиво по-другому еще можно его называть. Оно очень дорогих денег стоит. И поэтому мне его пока край не выдает. Запрос сделан, но пока еще на стадии рассмотрения – вот уже как год. И поэтому мне приходится сюда летать в Москву, чтобы этот препарат мне здесь делали, кололи.
М. Максимова
―
А, то есть его там вообще колоть не могут или его там не могут бесплатно?
Ю. Гладких
―
Его там нет бесплатно, да.
М. Курников
―
Его просто нет вообще, да?
Ю. Гладких
―
Первые несколько месяцев, когда мне его назначили, мы его закупали сами.
М. Максимова
―
А его назначили где: здесь или там?
Ю. Гладких
―
Его назначили тоже в Москве.
М. Курников
―
Вот я как раз и хочу понять, как сильно…
Ю. Гладких
―
Почему мы в Москву приехали, да?
М. Максимова
―
Да-да.
М. Курников
―
Да. Как сильно чувствуется этот разрыв в медицине между тем, что происходит в регионах, и тем, что происходит здесь в Москве?
М. Максимова
―
И знаниями, и возможностями, я хочу сказать.
М. Курников
―
Да, и возможности, и знания, и вообще все.
Ю. Гладких
―
Разрыв большой. Даже если учесть то, что человеку с первой группой инвалидности приходится летом, когда была жара и 40, и 50 градусов, 2000 километров летать сюда, чтобы получить эту получасовую капельницу – это смешно, конечно. Приехали мы в Москву потому, что наступил тот момент, когда мне в моем городе сказали, что…ну, вот есть «химия» стандартная, которая колется при любом онкологическом заболевании…«то есть мы вам ее прописываем, мы ее вам и назначаем». Ну и как бы мы стали другие варианты искать, потому что сестра и мои родные, близкие очень много читали про этот диагноз, он очень редкий.
М. Максимова
―
Это вот тот момент, когда вы начали читать.
М. Курников
―
Мне очень интересно понять этот момент. Когда вы вдруг поняли, что то, что вам говорят врачи – это не совсем полная информация?
Ю. Гладких
―
С самого первого дня моего заболевания каждые 3 месяца я проходила полностью диагностику, то есть это УЗИ, компьютерная томография была.
М. Курников
―
Это где?
Ю. Гладких
―
Это в краевом.
М. Курников
―
Это в Краснодаре?
Ю. Гладких
―
Да.
М. Курников
―
То есть это в Краснодаре, не в вашем городе?
Ю. Гладких
―
Это в Краснодаре было, да.
М. Курников
―
А сколько ехать?
Ю. Гладких
―
Ну, он краевой у нас онкологический диспансер.
М. Курников
―
Да-да. А сколько ехать?
Ю. Гладких
―
90 километров от моего дома, где я живу.
М. Курников
―
Просто, насколько я понимаю, Краснодарский край огромный.
Ю. Гладких
―
Да.
М. Курников
―
И люди со всех уголков Краснодарского края едут в Краснодар для того, чтобы сделать эти процедуры.
Ю. Гладких
―
Часа 2-полтора вот мы добирались до туда, чтобы пройти ряд обследований. И когда у нас на протяжении какого-то определенного времени – уже почти полгода – у нас была постоянно отрицательная, отрицательная, отрицательная динамика, когда нам постоянно говорили, что мы вам можем только «химию» предложить…
М. Курников
―
Отрицательная динамика – это хорошая?
Ю. Гладких: Мне назначили препарат Интерферон альфа. Сказали, что это инновационный препарат
Ю. Гладких
―
Это плохая. Это когда метастазы дают рост, когда новые метастазы появляются. И в очередной раз, когда они нам прописали эту «химию», сестра собрала все документы, все мои обследования и поехала в Институт им. Герцена. Очень много мы отзывов хороших слышали об этом Институте. Она туда поехала, проконсультировалась с врачами. Они сказали, что меланома лечится, это не приговор и что есть препараты. Да они дорогостоящие, но они выводят из 4-й стадии, из 3-й стадии. То есть это не приговор.
М. Курников
―
Я прошу прощения. А, соответственно, на уровне Краснодарского края вам говорили, что это приговор.
Ю. Гладких
―
Да.
М. Максимова
―
Ну, если вас отправляли домой несколько раз, да?
Ю. Гладких
―
Да. Так вот. Так мы и попали в Москву.
М. Курников
―
А можно я, опять же, такие социальные вещи спрошу? А вот для того, чтобы поехать в Москву человеку, который с заболеванием или просто даже с анализами какими-то, нужно заплатить за этот прием или это все по общей медицинской страховке, которая есть у каждого из нас?
Ю. Гладких
―
Ну, изначально, конечно, это все через кассу, это было официально все. Но сейчас уже, конечно, мне и квоту выделают…
М. Курников
―
Регион выделяет квоту на лечение в Москве.
Ю. Гладких
―
Я приезжаю в Москву, они делают запрос, квоту отправляют в край. И вот по этой схеме я уже дважды лечилась, лежала в Герцена. И вот сейчас мне предстоит третья госпитализация буквально в понедельник этот, и вот опять они мне квоту выделяют.
М. Максимова
―
Правильно понимаю, что последние 2 года в Москве вот это все проходит?
Ю. Гладких
―
Да.
М. Максимова
―
Я прервусь только на секунду. Хочу сказать все средства связи с нами. Если наши слушатели (и зрители, потому что у нас еще идет Ютюб-трансляция), хотят задать вопрос нашей гостье, для СМС номер: +7 985 970 45 45, Твиттер-аккаунт @vyzvon и специальная форма на сайте. Ну и, соответственно, чат в нашем Ютюб-канале. Поэтому присоединяйтесь. Вам тут уже пожелали удачи.
Ю. Гладких
―
Спасибо большое!
М. Максимова
―
Еще раз спрашивают, что за красавица. Ну, представляем…
М. Курников
―
Да, Юля Гладких. Юль, скажите, пожалуйста, вот вы говорите, что последние 2 года, то есть вы поняли, что нужно делать; врачи говорят вам, отрицательная динамика; в это время ваши родные прочитали уже много об этом заболевании и поехали в Москву и что-то получилось. Были ли у вас попытки узнать о каких-то препаратах, или о методах лечения, или о клиниках, которые за рубежом что-то делают?
Ю. Гладких
―
Да. Мы отправляли различные запросы и в Израиль, и в Германию. Отправляли все мои документы, все мои обследования. И лечение то, которое я сейчас получаю (вот эту терапию ниволумабом) – это самое новейшее лечение, которое при моем диагнозе есть, то есть везде. И из-за границы прислали нам ответы, что лечение именно этого диагноза везде одинаковое. Это последний препарат, который как-то может еще повлиять на эту меланому.
М. Максимова
―
Тут спрашивают… Я не знаю даже, это технический или какой-то такой вопрос. Если это препарат…капельница, правильно? Его же капают.
Ю. Гладких
―
Да, да, да.
М. Максимова
―
А разве его нельзя отправить вам в регион?
Ю. Гладких
―
Нельзя. Это условие клиники, где мы капаемся. То есть я за свой счет прилетаю – они мне ее бесплатно делают. Но это в 10 раз дешевле, если я буду этот препарат сама покупать и дома колоть. Поэтому вот приходится нам сюда летать.
М. Курников
―
Юль, а скажите, вот вы говорите об этом препарате… Вы о нем узнали каким-то образом, вам врачи рассказали в Москве или вы еще где-то об этом узнали?
Ю. Гладких
―
Это нам в Москве об этом препарате рассказали.
М. Курников
―
А он какой-то новый? То есть почему могут врачи, допустим, в Краснодарском крае о нем не знать? Я просто пытаюсь понять, как работает эта схема и почему так происходит, почему такая разница в подходах.
Ю. Гладких
―
Я не знаю, почему врачи в Краснодаре об этом не знаю. Может, они знают, но не говорят об этом. Я не могу на этот вопрос ответить. Но по препарату… В России он зарегистрирован с 1-го января 2018-го года.
М. Курников
―
То есть он новый.
М. Максимова
―
Меньше года.
Ю. Гладких
―
Да. Когда только мне его назначили, на тот момент его еще в России не было. И мы обращались в аптеки города Москвы, и они из Израиля делали запрос, закупали этот препарат. И мы прилетали сюда с чемоданом-холодильником, потому что там определенная температура должна соблюдаться, чтоб этот препарат перевозить. Вот приезжали и закупали до тех пор, пока не попали в эту клинику.
М. Курников
―
Это, в общем, немножко оправдывает краснодарских врачей, которые действительно могли об этом не знать.
М. Максимова
―
Нет, это конечно, просто, получается, он не был зарегистрирован в России.
М. Курников
―
Сразу скажем, что мы ни в коем случае не рекламируем никакие лекарства. Мы просто рассказываем историю Юлии. И вы не забывайте, что это все нужно каждому индивидуально подбирать. Я, знаете, что, Юлия, хочу вас еще спросить… Несмотря на то, что сейчас, я так понимаю, вы лечитесь за счет региона, который оплачивает ваше лечение в Москве, вы летаете за свой счет.
Ю. Гладких
―
Да.
М. Курников
―
Вы, в принципе, на что-то живете. Как? Вы нашли какую-то работу? Как это все работает?
М. Максимова
―
У вас есть волшебная палочка? Вы знаете какие-то заклинания?
Ю. Гладких
―
Я бы очень хотела волшебную палочку иметь.
М. Максимова
―
При такой пенсии это…
Ю. Гладких
―
В общем, изначально, когда мы только в Москву приехали, еще до назначения ниволумаба, мне назначили московские врачи-химиотерапевты таргетную терапию. На протяжении 3 месяцев я должна была принимать эту таргетную терапию – это был Котелик и Зелбораф (это таблетки). Я их принимала по 12 штук в день. Стоимость лечения на месяц обходилась по 750-740 тысяч.Я помню этот момент, когда мы вышли от химио-терапевта, и нам сказали, что есть такой препарат новейший, а за ним уже ниволумаб, если уже какая-то прогрессия пойдет; есть препарат, но очень дорогой. Мы еще так посмеялись с сестрой, вышли, я говорю: «Интересно, сколько это?». И мы начали в интернете пробивать и, конечно, были в шоке от этой суммы, которая была. И мы приехали домой, это была жуткая истерика, где брать деньги. Потому что даже если продать дома: свой дом, дом бабушек, дедушек…
М. Максимова
―
И выходит на несколько месяцев, да.
Ю. Гладких
―
То есть этого хватило бы только на несколько месяцев, да. И мы собрали семейный совет, всех родственников, друзей, и, в общем, приняли решение открыть сборы в соцсетях. Нам очень помог наш город, вообще весь Край. И не только Край, и люди из других городов абсолютно. То есть за 3 месяца мы собрали более 3 миллионов. Мы купили эту таргетную терапию, я их 3 месяца пропила. Но у меня после них ухудшение, наоборот, стало. И тогда вот меня на этот ниволумаб перевели.И вот те деньги, которые люди собрали… У нас есть официальная группа Вконтакте, которую ведет сестра. Там есть официальные все отчеты, все билеты, чеки на препараты, то есть все, все, все. И вот эти деньги, которые у нас от сбора остались, мы засчет них сейчас в Москву летаем. Потому что я работать не могу – у меня первая группа инвалидности. Даже если бы я сейчас хотела – это невозможно. Потому что это постоянная сдача анализов, постоянные перелеты в Москву на капельницу. Ну и как бы силы пока не те. Также, конечно, родители кредиты брали изначально, которые сейчас до сих пор платят, спустя 2 года.
М. Курников
―
Вы знаете, тут, на самом деле, многие в Ютюбе, наверное, не поверят, потому что тут все восхищаются вашей красотой, Юль.
Ю. Гладких
―
Спасибо!
М. Курников
―
И ругаются на оператора, который иногда перекрывает ютюбную камеру своей камерой и говорят: «Дайте посмотреть на девушку». Юль, вы рассказали о том, что через соцсети собирали деньги. А вот расскажите об этом подробнее. Во-первых, насколько трудно было решиться на этот шаг – обратиться к людям?
Ю. Гладких
―
Было очень трудно. Это были постоянные слезы, по крайней мере с моей стороны. Я очень этого не хотела и не хотела огласки. Потому что даже первый год, когда я только заболела, очень многие, даже друзья…ну, не самые которые близкие…в общем, даже многие друзья и одноклассники не знали, что у меня есть такой диагноз и что я онкологией болею.
М. Максимова
―
А почему не хотели?
Ю. Гладких
―
Я не хотела какой-то жалости, чтоб кто-то на меня смотрел, чтоб обо мне кто-то говорил. То есть я думала, поболею немножко, год пройдет сейчас и все пройдет. У меня была коса раньше ниже пояса. И на тот момент, когда пришел период лишиться всех моих волос, все просто говорили: «О, ты такая отчаянная – себе имидж сменила!», даже не задумываясь. То есть люди до последнего не знали и не думали, что я болею.
М. Курников
―
А вы им все равно не говорили, почему это.
Ю. Гладких
―
Я все равно не говорила. Я говорила, на да, прикольно. Потому что еще во времена школьных моих годов я любила поэкспериментировать: это были ежики, всякие короткие стрижки. То есть поэтому особо никто не удивился, что я косу свою убрала. Ну, мы понимали в тот момент, что другого выхода нет: либо мы этот сбор открываем – все обо всем узнают, либо сидеть тогда дома, сложить руки и ждать своего часа, грубо говоря.
М. Максимова
―
Вы пытались как-то обращаться к властям: что-то писать, что-то пытаться пробивать?
Ю. Гладких
―
Мы писали и президенту, и Малышевой писали, и в «Человек и закон» писали, и в «Пусть говорят». Мы во все передачи, которые есть на «Первом канале»… Мы во все инстанции писали. Но везде приходил ответ о том, что препарат также не зарегистрирован в России, и что он просто в перечень жизненноважных, жизненнонеобходимых препаратов он не входил в России.
Ю. Гладких: При второй группе у меня была пенсия 8400, а сейчас, при первой группе инвалидности, 14600 пенсия
М. Максимова
―
А вот эта таргетированная…
Ю. Гладких
―
Таргетная терапия.
М. Максимова
―
Да. Она тоже никуда не входит?
Ю. Гладких
―
Она тоже, да. Это лечение заграничное.
М. Курников
―
Смотрите, я все-таки вернусь к тому, что вы обратились в соцсети – это был тяжелый шаг.
Ю. Гладких
―
Это был очень тяжелый шаг.
М. Курников
―
Как вы это сделали? Как вы на это решились? Что в итоге стало решающим? Почему вы это сделали?
Ю. Гладких
―
Вы знаете, мне очень стыдно, но до сих пор ни в одной из соцсетей, в которых я есть, лично у меня с моей страницы нет поста о том, что я прошу помощи у людей. Я не знаю, почему я это не делаю, но вот 2 года уже прошло, и я ни разу не выставляла даже свою фотографию с реквизитами. Всеми делами занимается моя сестра. И вот первый пост, где она написала…ну, это был просто как крик души…что люди, одноклассники помогите, требуется очень дорогостоящее лечение. Ну, и с реквизитами. И вот этот вечер, когда посыпались…абсолютно разные суммы были: были и 7 рублей, были и 5 тысяч, и тысяча, и 60 рублей.
М. Максимова
―
То есть в тот же вечер, да?
Ю. Гладких
―
Да, и в тот же вечер просто посыпались деньги. И я поняла на тот момент, что это все реально.
М. Курников
―
А кто были эти люди?
Ю. Гладких
―
Изначально это, конечно, были близкие, друзья, какие-то знакомые, знакомые знакомых, приезжали друзья и говорили: «Вот мы походили по работе, пособирали. Вот тебе передали». Потом, в итоге, это все начало расширяться и расширяться. И сестра постоянно начала посты разные выкладывать, фотографии мои выкладывать, чеки (что это действительно так, что мы никакие не обманщики, не мошенники). Потому что были и такие моменты, когда обвиняли в мошенничестве. Ну, без это никуда.
М. Максимова
―
Ну, сейчас – да. Доверие сложно иногда завоевать.
Ю. Гладких
―
Да.
М. Максимова
―
Мы сейчас прервемся буквально на 3 минуты на новости и потом вернемся в студиюНОВОСТИ/РЕКЛАМА
М. Максимова: 22
―
35 в Москве. Продолжается спецвыпуск «Разбор полета». Юлия Гладких, девушка, которая живет вопреки диагнозу, здесь у нас в студии в гостях. Марина Максимова, Максим Курников. Ну что ж, большой был путь до этого момента – до того, как вы решились попросить о помощи в соцсетях.
М. Курников
―
У людей.
М. Максимова
―
Да.
М. Курников
―
Наши слушатели очень удивляются, почему вы не обращаетесь к людям напрямую. То есть в этом же нет ничего стыдного. Это же правильно. И люди, видите, хотят вам помочь. Ну, вы сказали, что есть какой-то психологический барьер, да, тем не менее?
Ю. Гладких
―
Да.
М. Курников
―
И рассказали о том, что много разных людей…я так понимаю, что людей разных профессий… присылали вам деньги. А какая самая большая сумма была, которую вам прислали?
Ю. Гладких
―
Самая большая – 30 тысяч. Самая маленькая – 6 рублей 70 копеек. Знаете, самое трогательное – это когда вместе с суммой приходит СМСка. Я помню СМС самая душераздирающая, в скобках было написано: «Извините, со следующей пенсии еще немножко скину». То есть это было просто до слез.
М. Максимова
―
Это незнакомый был человек.
Ю. Гладких
―
Это абсолютно… Это вот какой-то там месяц, может, полтора прошло, и вот просто посыпалось. Вот я же говорю, буквально за несколько месяцев мы насобирали больше 3-х миллионов рублей. Это люди были вообще отовсюду: и из Сибири, Ростов, Самара, и Махачкала. В общем, просто разные абсолютно города и станицы, и поселки, и даже из села такого писали, что я даже ни разу не слышала и не знала о таком существовании.
М. Курников
―
Если мы заговорили о сборе денег, есть ведь фонды, да? Расскажите, в какие вы обращались? Как это работает вообще?
Ю. Гладких
―
Прям названия фондов я сейчас не скажу, потому что уже не помню.
М. Курников
―
Это не так важно.
Ю. Гладких
―
Как правило, у нас вообще в России больше фондов детских. И во многих, куда мы ни обращались, нам говорили, что извините, только до 18 лет. Единственный из фондов, который на тот момент откликнулся, когда мы собирали сбор, – это фонд «Живой». Они приезжали, снимали видеоролик про нас и реквизиты наши выставляли, и закупали нам на определенное время тоже препарат.
М. Курников
―
А это вы к ним обратились или они сами вас…?
Ю. Гладких
―
Мы к ним обратились, да. Ну, это единственный фонд, который на тот момент откликнулся. А так – все. Все на деньги, собранные людьми.
М. Курников
―
Просто, вы же знаете, наверное, что есть такая дискуссия очень большая, что жертвовать надо только фондам, а не конкретным людям, потому что фонды все проверяют, во-первых, нет ли мошенников и так далее. Во-вторых, они четко говорят с врачами и четко понимают, как что работает. Ну, люди могут ошибаться, не доверять врачам или что-нибудь в этом духе. То есть вы в этой дискуссии все-таки говорите, что фонды хоть и помогают, но их помощи сильно недостаточно.
Ю. Гладких
―
Недостаточно, да. Конечно, фонды различные. Какие-то фонды требуют, чтобы именно от Минздрава твоего края было официальное письмо, где именно прописано, что мы не выдадим вам и что у нас это не выдается. Естественно, Минздрав этого не даст, потому что есть закон, на основании которого они обязаны меня лечить, они не могут от меня отказаться и на произвол судьбы меня оставить. И поэтому многие фонды такой запрос делают.
М. Максимова
―
То есть правильно я понимаю, что они просят невозможное априори?
Ю. Гладких
―
Да, это невозможно, потому что это письмо тебе никто не даст. Какие-то фонды требуют, к примеру, параллельно не вести абсолютно никаких сборов. То есть, если мы обратились в этот фонд, то мы не имеем права абсолютно никакие сборы больше вести. Но мы же не можем быть уверены, сколько этот фонд мне за неделю соберет. То есть, может, они мне дадут, а мне этого даже на неделю не хватит. И поэтому пришлось в итоге нам самим. То есть сестра все сделала. Они свои хрупкие руки… И начала этот сбор вести.
М. Максимова
―
А никаких гарантий в фондах…?
Ю. Гладких
―
Да, гарантий нет. Никто никаких не дает. То есть замкнутый круг.
М. Курников
―
Юль, раз уж мы заговорили о силе социальных сетей и того, как люди объединяются, чтобы помочь друг другу… Когда вы ездили в этот центр, где вы лечились еще в Краснодарском крае…. И, вообще, наверняка есть какие-то группы, люди объединяются с похожими диагнозами для того, чтобы делиться лекарствами, для того, чтобы помогать друг другу, подсказывать что-то или нет? Или вы по крайней мере как-то не почувствовали, ни в какие такие сообществ не вступили?
Ю. Гладких
―
Чтобы прям группы – нет. Огромное количество СМС приходит и мне, и сестре старшей моей, которая, собственно, всем этим занимается. Очень многие пишут свою историю, просят помощи какой-то: «Вот подскажите, как вы все это начинали, через что там прошли?». И бывает такое, что стоишь в коридоре в больнице и к тебе подходят, начинают обнимать: «А вы Юля, которой я денежки переводила?».
Ю. Гладких: Самая большая – 30 тысяч. Самая маленькая – 6 рублей 70 копеек
То есть узнают и делятся своими историями какими-то. Чтобы прям группы – нет. У меня огромное количество друзей новых появилось, знакомых. И звонят, и пишут, и посылки бесконечно мне домой приходят различные: бывает – просто коробка со сладостями, бывает – какая-то шапка, бывает – перчатки, платочки, игрушки. У меня комната вся как музей.
М. Максимова
―
В Москве холодной пригодится и шапка, и перчатки.
Ю. Гладких
―
Да, да, да. И даже многие в Москве… К примеру, мы пост выставляем: у меня сестра в Инстаграме ведет официальную страницу, где все эти репосты, пишет каждый отчет. Мы едем в больницу – она выкладывает фото, что мы вот едем, мы в больнице.
М. Максимова
―
Давайте мы все-таки сестру представим, а то все – сестра, сестра.
Ю. Гладких
―
Лазаренко Анастасия Владимировны. Она даже в Инстаграме как Лазаренко Настя подписана. У нее 10 тысяч подписчиков за вот это все время, пока я болею.
М. Максимова
―
Раскрутилась на вас.
Ю. Гладких
―
Да, да, да. Не говорите!
М. Курников
―
Смотрите, тут много вопросов по СМСкам. У нас есть еще вопросы с Мариной, но давайте мы их чуть на попозже оставим, потому что очень хочется успеть спросить то, что слушатели пишут. Вот Дмитрий Мезенцев, наш постоянный слушатель, он спрашивает вас про тот момент, когда врачи начали отправлять вас домой. Что вот в тот момент вам давало веру в свои силы и желание с этим бороться? Как вы в тот момент… Вы им поверили, не поверили? Как вы пережили этот момент?
Ю. Гладких
―
Я смотрела прежде всего на свою семью: на две свои сестры родные, которые безумно меня любят; на маму, которая просто как опекает и пылинки с меня сдувает. То есть я понимала, если я начну паниковать и начну падать духом, руки опускать, то это будет просто крах, это будет женская истерика настоящая. Конечно, было обидно. Но я знала, что мы найдем другие пути. Я знала, что сестра у меня все возьмет в свои руки и что поможет мне.
М. Максимова
―
Вот она сила юриста!
Ю. Гладких
―
Да.
М. Курников
―
Дмитрий Мезенцев спрашивает: «А были моменты, когда опускались руки?».
Ю. Гладких
―
Были моменты, да. Это первые месяцы лечения, когда это были жуткие просто побочные действия от препаратов: что от таргетной терапии (первый месяц было очень плохо), что от имунной терапии (от простого, банального Интерферона мне было безумно плохо). И были моменты, когда я садилась плакала и говорила маме, что ты прости меня, пожалуйста, но я не буду больше; я не поеду больше ни на одну капельницу. То есть я лучше буду сидеть дома и пусть у меня ничего не болит. То есть сам рак, сама онкология, которая у меня сейчас есть, она никак не беспокоит.
М. Максимова
―
Да?
Ю. Гладких
―
Беспокоят побочные действия, которые идут от лечения всего.
М. Максимова
―
То есть вот именно сама болезнь в таком плане не проявляет себя?
Ю. Гладких
―
Нет, она никак не проявляет. Это то, что внутри там у меня, я этого не вижу. Это видно только на снимках, только на УЗИ. Боли от этого никакой нет. Были боли страшные – именно побочные действия. И вот да, я садилась плакала, говорила маме, что, пожалуйста, не надо, не отправляйте меня больше никуда. Но она говорила: «Давай последний раз поедем. Если также будет, то я тебе обещаю, я тебя оставлю в покое». Ну и мы ехали. И каждый раз вроде бы как терпимо-терпимо было, а так, в итоге, вот. Сейчас уже тот период наступил, когда уже адаптация организма произошла, и таких, конечно, побочных действий уже нет. То есть я прокапалась, села в самолет и полетела домой. То есть нормально.
М. Максимова
―
Даже вот так, да?
Ю. Гладких
―
Даже вот так. По сравнению с тем, что было, это, конечно, очень…
М. Курников
―
Юль, а вы вообще можете сравнить. Это очень интересная штука. Сколько вы лет уже лечитесь?
М. Максимова
―
3 года будет, да?
Ю. Гладких: С 2015
―
го.
М. Курников
―
И вы своими глазами видите, как меняется технология. Я так понимаю, что как раз онкозаболевания – это та сфера, где каждый день практически происходит что-то новое.
Ю. Гладких
―
Да. Это каждый раз нужно смотреть, нужно читать.
М. Курников
―
Вот расскажите об этом поподробнее. Как это происходит? Какие изменения вы увидели своими глазами?
Ю. Гладких
―
В плане препаратов?
М. Курников
―
Да вообще! В плане методов лечения… Я там понимаю, что еще 2 года назад большинство врачей бы вам сказали, по крайне мере в нашей стране, что это очень сложная и практически…как вам там сказали, ехать домой.
Ю. Гладких
―
Ну да.
М. Курников
―
А сегодня уже вам говорят, у вас хорошие шансы, вам надо лечиться и так далее. Правильно?
Ю. Гладких
―
Да. Онкология – такая вещь, что нужно каждый день следить за выпусками каких-то препаратов новых. Сейчас очень много технологий…даже взять облучение. Я лежала в Институте Герцена: мне там делали точечное облучение легкого. То есть это настолько технология новейшая: там по миллиметрам бьет, не задевая какие-то другие органы. Прогресс идет, не стоит на месте.
М. Максимова
―
А вам приходится вот сейчас все равно что-то, несмотря на то, что в Москве вроде бы как владеют по крайней мере знаниями, препаратами и технологиями, все равно приходится как-то слегка контролировать и что-то читать, самостоятельно отслеживать?
Ю. Гладких
―
Выискивать что-то…
М. Максимова
―
Да не то чтобы выискивать, а просто, может быть, вы подписаны на какие-то медицинские новости…
Ю. Гладких: Онкология – такая вещь, что нужно каждый день следить за выпусками каких-то препаратов новых
Ю. Гладких
―
Нет, такого нет. Не подписана ни на что такое.
М. Курников
―
Юля, есть еще одна тема, о которой я хотел спросить у вас. Вы наверняка видели и вам наверняка задавали кучу раз такой вопрос. Есть кучи фильмов, где люди узнают о том, что у них какое-то сложное заболевание и это меняет их жизнь определенным образом. Во-первых, расскажите, как это происходит…ну, то есть, насколько в фильмах это показано так или не так? Насколько это в жизни так выглядит? Насколько это действительно мощный толчок?
М. Максимова
―
Смотрели какой-нибудь? Наверняка ведь!
Ю. Гладких
―
Смотрела.
М. Курников
―
Расскажите, какие фильмы вы видели, и как это сравнивали с собой.
Ю. Гладких
―
Я смотрела фильм «Ангелы Чарли». Очень интересный фильм. Это фильм о девушке, которой изначально ставили меланому, потом, в итоге, саркому. И в итоге, в конце фильма она умерла. Ну, это трогательный очень фильм. Затем, я смотрела фильм «Ангелы не плачут» или «Дети не плачут» – общем, что-то такое. Тоже про маленькую девочку, как у нее была саркома. Он, в итоге, тоже умерла. Но это, конечно, все печально и такие фильмы мне, наверное, нельзя смотреть. Сбилась я с мысли. Извините.
М. Курников
―
Насколько, на ваш взгляд, это действительно меняет жизнь, как в каких-то фильмах показывают? Знаете, типа, человек сразу переоценивает все, что у него было, и по-другому начинает относиться к жизни.
Ю. Гладких
―
Мне кажется, да, в фильмах показывают – это на самом деле. Я очень много вещей…по-другому стала на все смотреть. И все очень переоценила.
М. Максимова
―
Ну вот, например, что?
Ю. Гладких
―
Я поняла, что нужно реально наслаждаться каждым днем. Вот ты проснулся – ты должен просто радоваться тому, что ты проснулся, что на улице солнышко, на дворе там травка у тебя растет. Если этих буквально каких-то мелочей ты раньше не замечал, то сейчас… Я увидела, сколько вокруг меня очень много добрых и отзывчивых людей, хотя я в это никогда не верила. И когда мы хотели сбор открывать, я до последнего не верила, что у нас что-то получится.Потому что лично я признаюсь, что никогда в жизни не обращала внимание в соцсетях на вот такие крики о помощи. Не знаю, почему. Потому что тоже думала, что очень много сейчас в нашем мире лжи. И вот сейчас я увидела, сколько на самом деле много отзывчивых и добрых людей, которые мне помогают, которые на моем пути вообще встречаются. Безумная благодарность у меня ко всем ним. Жизнь поменялась!
М. Курников
―
Юль, приходит огромное количество СМС-сообщений в вашу поддержку. И желают вам удачи, и желают вам держаться, и желают вам бороться.
Ю. Гладких
―
Спасибо!
М. Максимова
―
Кстати, я все-таки спрошу. Тут у вас даже спрашивают, у вас есть PayPal? Тогда люди из-за границы вам тоже смогут делать переводы. Вадим спрашивает. А я думаю, что повесим в комментариях или еще что-то, да, наверное, ваши координаты?
М. Курников
―
Я думаю, что если на вашу сестру выйти в социальных сетях… Еще раз скажите, как ее зовут.
Ю. Гладких
―
Настя Лазаренко.
М. Максимова
―
Настя Лазаренко.
Ю. Гладких
―
Да.
М. Курников
―
Тогда можно и помочь.
М. Максимова
―
И связаться можно, и поговорить.
М. Курников
―
Да. Юль, смотрите, есть еще одна вещь, которую очень хочется успеть проговорить. В принципе, у нас достаточно для этого времени. Вы человек, который прошел какой-то путь от того, как вы просто, мне показалось, прятались даже от какой-то информации, чтобы не знать, (так, вроде бы, и спокойней живется), до человека, который теперь может лекцию, наверное, прочитать о том, что нужно делать для того, чтобы вовремя заметить, как лечиться и так далее.
М. Максимова
―
И чего не делать, да?
М. Курников
―
Вот теперь поделитесь опытом. Вот когда человек сталкивается с чем-то подобным, что-то замечает, как себя вести, что делать? Сразу срываться ехать в Москву или, наоборот, нужно просто найти врача, который тебе все объяснит на месте? Стоит ли прятаться, как вы прятались, от какой-то информации? Расскажите о своем опыте. В этом смысле, поделитесь, подскажите, как быть людям. Потому что мы все прекрасно знаем, онкология – это очень распространенная история.
Ю. Гладких
―
Сейчас уже да, очень. Самое первое, конечно – ни в коем случае никогда не отчаиваться. Потому что мысли материальны. Если хоть какая-то минутка отчаяния наступила, то тяжело человеку потом, на самом деле, из этого состояния выйти. Не отчаиваться ни в коем случае. И если где-то кого-то что-то беспокоит, нужно сразу же идти к врачам.И если какие-то сомнения появились в рекомендациях врача, то, конечно, нужно не останавливаться на одном мнении – нужно идти дальше и дальше и узнавать второе, третье мнение. По голове за это никто не даст, а тебе будет хорошо, и ты продлишь свою жизнь. Не отчаиваться, идти вперед всегда, верить в себя, не опускать руки и иметь желание жить.
М. Максимова
―
А вот сейчас что врачи говорят? Вот сейчас на какой вообще всё стадии? Сказали, операция?
Ю. Гладких
―
Очень длительное время у меня была отрицательная динамика, то есть постоянные ухудшения были. Последние полгода у меня была разносторонняя динамика, и сейчас она продолжается. То есть где-то – хорошо, где-то – немножечко хуже. Но врачи говорят, что это уже очень хорошо, что она уже разносторонняя. То есть это уже маленькая победа. То есть для меня это уже большая победа. И вот сейчас мне предстоит по счету уже седьмая операция, если не ошибаюсь: мне удалят еще один лимфоузел. И буду я бороться только с легкими своими.
М. Максимова
―
То есть останутся только в легких метастазы, да?
Ю. Гладких: Ни в коем случае никогда не отчаиваться. Потому что мысли материальны
Ю. Гладких
―
Да.
М. Максимова
―
А химиотерапия будет продолжаться, соответственно.
Ю. Гладких
―
Это нельзя химиотерапией назвать.
М. Максимова
―
Это лекарство, да?
Ю. Гладких
―
Да. Вот эта терапия ниволумабом. Ее нужно продолжать до полной ремиссии, пока не будет ни одного метастаза. И плюс для закрепления – год-полтора года. Ну, это так врачи по крайней мере говорят. Может быть, за несколько месяцев грядущих еще какой-то суперпрепарат выйдет, который меня избавит от всего. Но покамест это вот такие прогнозы.
М. Максимова
―
Но, в любом случае, получается, что с того момента, когда вам сказали, когда вас отправили домой, вам уже удалось вот это…
Ю. Гладких
―
Очень большое, да.
М. Максимова
―
То есть, если вам казали отправляться домой, то речь идет…месяц, может быть, максимум.
Ю. Гладких
―
Да. Уже мы очень больших успехов в этом плане добились.
М. Курников
―
Я не знаю, тут согласится Марина со мной или нет, но я думаю, что каждый из наших слушателей и мы можем рассказать какие-то истории. И вот в истории как раз Юли очень важную роль играет семья и та поддержка, которую семья оказывает. Вот просто чтобы было понимание, у семьи уже был опыт столкновения с чем-то подобным. Они, когда узнали, уже знали, как помогать или нет? Или они впервые об этом узнали и сразу поняли, что нужно делать, просто исходя из того, что прочитали в интернете и так далее?
Ю. Гладких
―
У семьи был опыт. У меня папа мой родной умер в 28 лет. На тот момент нас уже было трое у родителей, самой младшей сестренке было 2 годика. И папа умер от рака крови.
М. Максимова
―
Тоже рак!
Ю. Гладких
―
Да, у него был тоже рак. И поэтому, когда нам впервые с мамой озвучили диагноз, это, конечно, была жуткая истерика. И врач в итоге мне сказал, выведите маму, просто успокойте, потому что я дальше прием вести не буду. Что касается остальных членов моей семьи, то, конечно, осознание пришло чуть-чуть попозже, потому что как-то никто сначала особо не понял и не осознавал всю серьезность всего, что нам предстоит, то есть какая-то немножко растерянность была.И уже потом, когда уже начались слезы у меня, когда бесконечные поездки в больницы и когда сестра уже начала открывать какие-то сайты, читать и она поняла, что нужно все брать в свои руки, конечно, семья безумно огромный вклад в мои сейчас успехи внесла. Они постоянно со мной, они безумно меня любят и трусятся надо мной, и опекают бесконечно. Эта поддержка очень много значит.
М. Максимова
―
Скажите, это опыт с вашим отцом так вот сказался? То есть там не удалось побороться?
Ю. Гладких
―
Конечно, когда его не стало, мы были все еще очень маленькие. Старшая сестра тогда только в первый класс пошла. Это просто, наверное, наша любовь друг у другу. Мы привыкли, что мы всегда вместе, что мы любим друг друга, держимся всегда, поддерживаем друг друга. У нас очень дружная семья. И вот просто вот это. наверное, нас все еще больше скрепило.
М. Курников
―
Вы мне простите мою медицинскую неграмотность. Я правильно понимаю или нет? Когда в семье есть случаи онкозаболеваний, то увеличивается ли шанс, что они будут в семье и дальше у поколений или нет?
Ю. Гладких
―
Мнения врачей на этот счет…
М. Курников
―
Расходятся?
Ю. Гладких
―
Расходятся, да. Кто-то говорит, что, может, это у нас в роду какая-то предрасположенность; может, это наследственность; может, это вообще никак не связано друг с другом, потому что у папы одна разновидность рака, у меня – другая.
М. Максимова
―
Получается, что не просто это другая разновидность. Все-таки была какая-то триггерная точка. Ведь все это произошло после того пляжа, да?
Ю. Гладких
―
Да, да, да. Поэтому говорить о том, что это наследственность какая-то от папы. Я думаю, все-таки, наверное, нет. Наверное, это просто судьба моя такая – пройти через какой-то этап. Знаете, одна женщина мне недавно сказала, что тебя, наверное, что-то суперинтересное и хорошее в жизни ждет, раз ты прошла через такой этап всего плохого и сложного. Вот я жду.
М. Курников
―
Да. Тем более после того, что говорили врачи в Краснодаре. У нас совсем немного времени осталось. Пару слов, Юля, скажите. Я так понимаю, что вы сегодня как-то необычно день в Москве проводили.
Ю. Гладких
―
Да.
М. Курников
―
Что вы делали?
Ю. Гладких
―
Вообще, последние несколько дней у меня безумные дни проходят. Я каталась с байкерами, я познакомилась с Даниилом Поздниковым – это была одна из моих мечт. Сегодня была поездка в кинотеатр. Ну, то есть много чего интересного. И вот поход к вам.
М. Максимова
―
Ваше платье отметили тут уже такое количество раз.
Ю. Гладких
―
Да?
М. Курников
―
Да. Платье, я так понимаю, тоже сегодняшнее…
Ю. Гладких
―
Да, это сегодняшний подарок тоже, да.
М. Курников
―
Слушайте, я так понимаю, что это как раз ваш подход: нужно брать от жизни все.
Ю. Гладких
―
Нужно брать от жизни все и радоваться каждому дню. И благодарить бога, что ты жив, улыбаешься.
М. Курников
―
И тот самый совет, который вы давали: не отчаиваться никогда, даже если самый страшный диагноз.
Ю. Гладких
―
Не отчаиваться никогда, ни при каких условиях, да.
М. Курников
―
Ну что, у нас буквально минутка еще осталась. Правильно я говорю?
М. Максимова
―
Да, да, да. Полторы минуты у нас есть.
М. Курников
―
Полторы минуты осталось для того, чтобы еще что-то спросить. Ну, во-первых, вы сказали о том, как вам можно перечислить деньги. Вы сказали о том, что нужно делать, чтобы вовремя все сделать и не отчаиваться. Давайте, наверное, только передадим привет, что называется, всем, кто вас поддерживает. Там у вас такая группа за дверью.
Ю. Гладких
―
Я хочу сказать огромное спасибо всем, кто рядом со мной на протяжении всего этого сложного периода, кто помогает мне… Хоть бы не расплакаться опять! Я желаю всем огромного здоровья, огромного счастья. И спасибо большое всем, кто рядом! Я это безумно ценю. Мне иногда не верится, что вокруг меня столько добрых и отзывчивых людей.
М. Курников
―
Это была программа «Разбор полета». Максим Курников, Марина Максимова.
М. Максимова
―
И девушка, которая живет вопреки диагнозу – Юлия Гладких. Удачи вам!
Ю. Гладких
―
Спасибо!
М. Максимова
―
Это уже от нас. Удачи вам и всей вашей семье. А про вашу веселость и ваш оптимизм наши слушатели уже тут все написали.
Ю. Гладких
―
Спасибо большое!
М. Максимова
―
И вам спасибо, что пришли! Удачи еще раз! Счастливо!
Ю. Гладких
―
Спасибо!
М. Курников
―
До свиданья!
Ю. Гладких
―
До свиданья!