Елена Ханга - Разбор полета - 2018-04-23
Ст.Крючков
―
Добрый вечер, дорогие друзья! Это «Разбор полета», в гостях у нас Елена Ханга, здрасьте!
Е.Ханга
―
Здравствуйте, спасибо за приглашение!
Ст.Крючков
―
Проведут передачу Андрей Ежов и Станислав Крючков. Вы можете не только нас слушать, но и смотреть на YouTube-канале.
Е.Ханга
―
Смотрите-смотрите на симпатичных молодых ребят!
А.Ежов
―
На самом деле, только на вас.
Ст.Крючков
―
К сожалению, камера нас не берет.
А.Ежов
―
Да, на YouTube, на основном канале «Эха Москвы» идет трансляция. Присоединяйтесь, там есть чат, вы можете туда писать свои вопросы, реплики и комментарии, я уверен, они у вас, несомненно, возникнут. Также есть традиционные средства связи к вашим услугам: это номер для смс-сообщений +7-985-970-45-45, Twitter-аккаунт vyzvon и форма на сайте «Эха Москвы» (там есть такая ссылочка «Задать вопрос»).Елена, традиции ломать не будем, первый вопрос этой программы, как всегда: каким было ваше самое непростое, может быть, спорное, поворотное решение в жизни, которое нелегко далось, вероятно, над которым вы долго думали, в итоге, может быть, пожалели? Все наши гости говорят, что таких решений, как правило, в жизни у них было много, но вот если попробовать и постараться вычленить что-то одно?
Е.Ханга
―
Очень сложно, потому что в личной жизни одни вопросы, в карьере другие вопросы. В нашей стране когда я жила, были одни повороты, вопросы, когда я уехала в Америку, там были другие. Поэтому было бы нечестно сказать, что вот это вот один такой поворотный, который…
Ст.Крючков
―
Но если сузить круг поиска и сказать: такое решение в личной жизни, такое решение в профессиональной жизни, такое решение, обобщая.
Е.Ханга
―
В личной жизни очень легко. Они, эти решения, были правильными, то, что я все-таки вышла замуж за того, за кого я вышла замуж, и решилась родить ребенка в преклонном возрасте. И правильно сделала, жалею, что не родила после этого еще нескольких.
Ст.Крючков
―
В профессиональной?
Е.Ханга
―
А в профессиональной… у меня была такая разнообразная жизнь, что были и правильные решения, были и ошибки, были вещи, о которых я сейчас жалею. Я вспоминаю, когда это было, я уже сейчас не помню, какой, может быть, 1992, 1993 год, когда Егор Владимирович Яковлев, главный редактор «Московских новостей» когда-то, и я у него работала, потом он стал руководителем российского телевидения. Он приезжал в Нью-Йорк и уговаривал меня переехать в Москву, чтобы стать телеведущей. Я тогда отказалась, я сделала это значительно позже.
Ст.Крючков
―
Вы жалеете?
Е.Ханга: Я играла в КВН за сборную США, и мы победили сборную СНГ. Масляков приезжал с командой наших: Лазарева, Шац
Е.Ханга
―
Да, я жалею. Наверное, надо было приехать пораньше. Я тогда моложе, я лучше, кажется, была.
Ст.Крючков
―
Вообще, это такое поворотное время в истории нашей страны, современной России.
Е.Ханга
―
Да, это было очень интересное время.
Ст.Крючков
―
Вы многого не застали, или вы контакта никогда не теряли?
Е.Ханга
―
Нет, я, к сожалению, очень потеряла многое, когда… я же практически 13 лет провела в Америке, и почти у меня не было никаких связей с Россией. Это трудно поверить кому-то, но, когда я приехала сюда, меня практически перевез Леня Парфенов, я даже стеснялась говорить, я боялась, что я потеряла язык, я чувствовала, что я очень многих слов не понимаю. Я уж не говорю о том, что очень многих людей не знала, и мне заново надо было узнавать всех медиалюдей. А это можно понимать, только когда ты здесь живешь. Когда ты далеко, даже если ты читаешь газеты, ты теряешь интонации, жаргоны, вкус, интересы – ну, вот все теряется.
А.Ежов
―
Получается, что даже с нашими соотечественниками в Штатах вы практически не общались все эти 13 лет?
Е.Ханга
―
Нет, почему? Это другая страна, наши соотечественники – их очень много, я с ними общалась. А можно мне похвастаться?
А.Ежов
―
Безусловно.
Е.Ханга
―
Я играла в КВН за сборную США, и мы победили сборную СНГ. Да! Масляков приезжал с большой командой наших, Таня Лазарева, Шац были, то есть вот такие вот просто…
Ст.Крючков
―
Золотой состав.
Е.Ханга
―
Да, и их приезжало, по-моему, человек 30 или 40, как мне сейчас кажется. Мы проехали, во-первых, было большое турне по Америке, потом поехали в Израиль, и мы играли. Ну, в нашей сборной были люди из Одессы, «Одесские джентльмены», что может сравниться с ними?
А.Ежов
―
Я думаю, многие наши слушатели шокированы самим фактом существования сборной КВН США.
Е.Ханга
―
Да!
А.Ежов
―
До сих пор есть, не знаете?
Е.Ханга
―
Слушайте, в любом уважающем себя американском университете есть сборная КВН. Значит, самые интеллектуалы, это Boston University, бостонцы, было Чикаго, по-моему, они назывались «Чикагские гангстеры». В Нью-Йорке несколько команд, включая девичью сборную. Вы можете себе представить – на один город несколько команд? Это в Восточном… Если мы берем Западное побережье, там Сан-Франциско команда, Лос-Анджелеса команда, Сан-Диего команда, ну и далее по списку. Филадельфии была своя команда. То есть везде, где были русские, русскоязычные, точнее сказать, были сборные. Поэтому нет, я, конечно же, не теряла никакой связи. Но это совсем другая национальность. Наши люди там – это все совсем другое.
Ст.Крючков
―
А сколько времени потребовалось для того, чтобы влиться вот в эту новую русскую жизнь?
Е.Ханга
―
Так. У меня было два возвращения. Первый раз, когда я приехала делать…
Ст.Крючков
―
1997. «Про это».
Е.Ханга
―
Да-да, приехала делать «Про это». Но я жила на два дома: я приезжала сюда, я за 3 дня снимала 9 передач, мы снимали по 3 передачи в день, и я уезжала. И все равно я жила, все-таки, считается, в Америке, и поэтому я за эти 3 дня не успевала ничего понять. А потом, передача «Про это», там, в общем-то, от меня не требовалось каких-то реалий нашей жизни.
А.Ежов
―
Слушайте, но ведь прилетать на 3 дня в Москву – это просто чисто физически…
Ст.Крючков
―
Это и финансово накладно.
Е.Ханга
―
Финансово проблем не было, потому что…
А.Ежов
―
Оплачивала компания.
Е.Ханга: Я приезжала сюда, за 3 дня снимала 9 передач, и уезжала. И все равно я жила, все-таки, считается, в Америке
Е.Ханга
―
Это оплачивало НТВ. Но…
А.Ежов
―
10 часов туда, 10 часов обратно, плюс джетлаг.
Е.Ханга
―
Бешеной собаке…
Ст.Крючков
―
Неделя прочь.
Е.Ханга
―
Да. Слушайте, я тогда училась в Нью-Йоркском университете, и я врала в университете, что я работаю в России. Я, когда отлучалась, я говорила, что там навестить бабушку или еще-что-то. И потом был дикий скандал, потому что New York Times опубликовали огромный разворот, можете себе представить? Разворот про передачу «Про это» с огромным моим портретом, где я блондинка была, и об этой передаче.И меня вызывает декан. И я какой-то платочек нацепила, пришла говорить: «Ой, там больная бабушка, мне надо отлучиться на секундочку, вы извините, я не успела сдать какой-то…». И он сказал: «Так, хватит врать», - и положил на стол. Я говорю: «Ну, хорошо, ну, что теперь будет?». Чувствую, сейчас выгонят. И он говорит: «Ладно, я тебе это зачту как практику (а я училась на психотерапевта), потому что все те, кто к вам туда приходит, - это, конечно, клиенты».
А.Ежов
―
Это был зачет или оценка? Что поставили в итоге?
Е.Ханга
―
Поставили, поставили зачет, и все, и я была счастлива, после этого я уже исчезала официально. Но я возвращалась, потому что я хотела закончить Нью-Йоркский университет. Но так мне это и не удалось сделать, потому что Леня потом все-таки дернул меня переехать в Москву.
Ст.Крючков
―
Тем не менее, Нью-Йоркский университет по счету в вашей жизни был?..
Е.Ханга
―
Второй, всего второй. Я стажировалась в Гарвардском университете, Институт политики, но это была стажировка. А закончила я МГУ.
А.Ежов
―
Журналист и телеведущая Елена Ханга – гость прямого эфира «Эха Москвы», программа «Разбор полета». Тут в YouTube, где идет трансляция, где вы можете наблюдать за всем, что происходит в этой студии, очень наших слушателей заинтересовала история с КВН. Александр Русанов интересуется, на каком языке играли в КВН в Штатах.
Е.Ханга
―
Как? Конечно же, на русском языке.
А.Ежов
―
Вот, Александр!
Е.Ханга
―
Да. И вот у меня там была классическая фраза, по которой я поняла, что я проснулась знаменитой, потому что у меня была фраза, где я выходила и говорила: «Думала ли я, простая русская баба…», - и там дальше текст. И я приехала в Израиль спустя какое-то время, и вдруг в спину, я слышу, мне кто-то говорит: «О, пошла простая русская баба!». Я поняла: вот, слава пришла.
А.Ежов
―
Давайте начнем, может быть, хронологически, с детства. По поводу простой русской бабы: вы в детстве замечали косые взгляды, вот живя здесь? Все-таки ощущение, что вы немножко не такая как все, когда оно к вам пришло?
Е.Ханга
―
В тот самый момент, как я вышла на улицу.
А.Ежов
―
В 3 года.
Е.Ханга
―
Я же черемушкинская девочка, пошла в ясли, детский сад. А дети жестокие, и все все называют своими именами. И то, что вокруг меня все были совсем другие, а я хотела, как все дети, быть такой же, как и все. Я помню, у меня бабушка, она была американка, белая американка, и мы шли по улице, и она меня вела за руку, и она так и не научилась говорить по-русски, поэтому она говорила со мной по-английски. А я ей громко отвечала по-русски, потому что я думала, что если все услышат, что я отвечаю по-русски, никто не заметит, что я другой национальности.
А.Ежов
―
И то, что бабушка говорит на английском, никто не должен заметить?
Е.Ханга
―
это я как-то не могла изменить, а вот громкие ответы по-русски, четко, хорошо выговаривая все слова, чтобы никто даже не заподозрил… Я думала, что вот таким образом я сольюсь с остальными детьми.
А.Ежов
―
Слушайте, а с детства, получается, вы билингва, то есть у вас два языка в семье было, или как это происходило?
Е.Ханга
―
Знаете, я всегда отвечала по-русски, и поэтому сказать, что я говорила по-английски так же, как моя бабушка, нельзя. Я все понимала, но отвечала я демонстративно по-русски.
Ст.Крючков
―
Вот эта детская жестокость, о которой вы говорите, она вас скорее закалила или какой-то такой след, может быть, оставила по жизни, к которому вы всегда возвращались?
Е.Ханга
―
Другими словами, был ли у меня комплекс неполноценности? Нет, вы знаете, комплекса не было, потому что это был не расизм, это был бытовой… ну, некомпетентность. Но, с другой стороны, в нашей стране было неприлично быть националистом и расистом, и поэтому каждый раз, когда какой-то там ребенок что-то мне там говорил на улице, он тут же получал подзатыльник от взрослого человека.
Ст.Крючков
―
От своего же родителя.
Е.Ханга
―
Ну, или от своего же родителя, или от каких-то других взрослых. То есть это не была агрессия от взрослых. А потом, с другой стороны, у меня было очень много друзей. Мой лучший друг Сашка, он меня сейчас, конечно, не слышит. Но у нас была соседка Нина, она была рабочая с завода, и моя мама и она родили в одно и то же время, только у моей мамы молоко пропало, а у Нины нет. И Нина, соседка, сказала: «Давай мне Лену, я ее буду кормить, какие проблемы?». И я выросла вскормленная Ниной. Вот так вот, с одной стороны была я, с другой стороны был Сашка.Я была уверена, что мы с ним брат и сестра, и он меня всегда защищал, он мне объяснял, что делать, если ко мне подходят с дурацкими вопросами. Он говорил: «Так, давай, Лена, запоминаем: ты черная, потому что у тебя папа черный». А все ему говорили, а нам было тогда лет 5, мы на улице гуляли, все ему говорили: слушай, ну, папа – это ладно. Во-первых, где этот папа? Его нету, не видно. А, во-вторых, она же здесь родилась, она должна быть уже белая к тому времени. И мы с Сашей терли, не сходила краска.
И он говорил: «Так. Следующий вопрос: если они не согласны с нашим тезисом, бьем в глаз». Я говорила: «Как?». Он говорил: «учу». Значит, он брал бутылку, это нам было 5-6 лет, разбивал бутылку, делал вот эту вот «розочку». И он говорит: «Пугаем». И мы вообще выросли такими драчунами, у меня было такое боевое детство. Если видите, у меня шрам вот здесь, под глазом. Это боевой грам.
А.Ежов
―
Зрители YouTube, присоединяйтесь.
Е.Ханга
―
Да, это боевой шрам. И Сашка меня защищал. Он учил меня бросать ножичек перочинный, я могла бросить его и попасть в дерево, мы часами тренировались, боролись. То есть у меня было очень боевое детство. Но, опять же, вот комплекса у меня никогда не было, потому что системно меня никто никогда не обижал. Травмы позже начались, когда я стала превращаться в девушку. И вот когда я хотела, чтобы у меня появился парень, я понимала, что вот я такая, таких больше нет, а полюбить-то меня может только такой же, как и я. И я думала, что вот так вот на всю жизнь я так вот и останусь.
Ст.Крючков
―
А это почему у вас такая убежденность была, что полюбить вас может только такой же, как и вы?
Е.Ханга
―
Ну, мне так казалось. Мне казалось, что я была очень страшная, вот просто страшненькая. Я всегда говорила: мама, ну чего я такая страшная? Она говорит: «Ну что ты, ты такая симпатичная». Я думала: «Ну конечно, а что еще может мама сказать?»., И я так хотела быть похожей на Анну Владимировну Дмитриеву, она была моим тренером по теннису. Она такая красивая женщина, и такая вот прямо, вот космос, и совсем не такая, как я. И я даже пыталась макияж какой-то положить, я уже была в школе, а моя подруга увидела меня в макияже и сказала: ой, Лен, ты что-то испачкалась. То есть ей в голову не могло прийти, что это макияж, и я что-то пыталась с собой сделать. Вот тогда действительно стали появляться комплексы.А у меня мама, она из Америки единственное, когда приезжали друзья, просила привезти журналы. Там же журнал для афроамериканцев, называется «Black is Beautiful», какие-то такие. И там действительно модели. И мне мама говорила: «Вот посмотри, вот они нашей с тобой крови, и ты такая же, как они». Я хватала этот журнал, я бежала к Сашке, и там все собирались, заводская такая семья, и они смотрели на этот журнал и говорили: «Лен, слушай, это какой-то левый журнал, там одни черные, выбрось от греха подальше, кто эти люди, убери-убери-убери».
И вот жила вот в таком вакууме. Хотя были такие же люди, как и мы, вот афророссияне. Моя бабушка приехала с дедушкой из Америки, там было несколько афроамериканцев, и мы дружили, вот уже второе поколение и третье, дружили, собирались на какие-то праздники, День благодарения, еще какие-то дни. И мы, конечно же, знали друг друга. И у многих была такая судьба, они решили выйти за таких же, как мы, и поехали кто в Америку, кто в Африку вышли замуж. Вот второе поколение, поколение моей мамы. Как правило, хорошим это не закончилось. Но были такие вот эксперименты.
Ст.Крючков
―
Давайте к первому поколению: что заставило это поколение в 20-е, далекие 20-е годы оказаться во советской республике?
Е.Ханга
―
В моем случае мой дедушка, он полюбил мою бабушку, это очень трогательная история, достойная вообще романа и фильма. Моя бабушка была дочка раввина, очень была такая феминистка и участвовала в какой-то демонстрации, после которой загремела… я не знаю, как это называется…
Ст.Крючков
―
В каталажку.
Е.Ханга
―
В каталажку, по-нашему. А мой дедушка, афроамериканец, он был борец за гражданские права и тоже после очередного митинга загремел в ту же самую каталажку. Там они познакомились, подружились, и на следующий день отец моей бабушки пришел ее выкупать, можно внести залог и забрать. Она сказала: «Ой, как здорово, выкупи меня с моим новым другом». Разумеется, тот сказал: «Знаешь что, подруга, ты остаешься в этой каталажке со своим новым другом». И вот это было начало прекрасной любви, они после этого решили соединиться. Но в те годы в Америке, 20-е годы, это было практически невозможно, потому что даже законы не позволяли им вместе и жениться, и жить, и даже в кино когда они ходили, он сидел на верху, на галерке, она сидела снизу. Тем не менее, они хотели быть вместе.А в это время американцев приглашают в Советский Союз строить социализм, еще Ленин написал письмо к американским рабочим, где говорил, что, вот, вмсете построим… И мой дедушка подумал: а почему только белые американцы строят это прекрасное будущее? Вот я тоже хочу приобщиться. И он создал группу, по-моему, 17 семей афроамериканских собрал, моя бабушка была единственная белая. И вот они приехали в Советский Союз строить прекрасное будущее.
А.Ежов
―
Это была Москва или какой-то другой город?
Е.Ханга
―
Они решили поехать в Узбекистан, потому что, по представлениям моего дедушки, там люди были не белые, и он думал, что будет какое-то единение на почве цвета кожи. Ну и там они поселились, они прекрасно жили, особенно первое время, иностранные специалисты, он работал по специальности, он закончил университет, был специалистом по сельскому хозяйству, бабушка преподавала английский язык в университете. Они получали прекрасные деньги, и, в общем-то, на тот момент они были счастливы.
Ст.Крючков
―
А вот эта вера в прекраснее советское будущее, она через поколения до вас донеслась каким-то образом, или вы сильно цинично?..
Е.Ханга: В нашей стране было неприлично быть расистом, когда какой-то ребенок что-то говорил, он получал подзатыльник
Е.Ханга
―
Я думаю, уже моя мама все понимала, потому что я еще хорошо помню вот эти наши постоянные споры уже спустя много лет, когда уже дедушки не стало, и бабушка приехала в Москву. И вот бабушка, поскольку она была замужем за одним из основателей компартии США, поэтому всегда все руководство компартии приезжало к нам домой. Вот они прилетали когда к Брежневу, выходили с самолета, и они ехали не к Брежневу вначале, вот этот огромный кортеж приезжал к нам в Черемушки на поклон к моей бабушке. Они приходили сказать, «сестра», все.
И вот они садились и обсуждали: «Вот забастовка в Чикаго, надо помочь нашим рабочим!». Мы с мамой сидим, на это смотрим. Значит, Гэс Холл говорит: «А вот империалисты то-то, то-то, это ужасно, мы должны…». Мою маму это так раздражало, и, когда они уходили, она говорила бабушке: «Почему мы должны, мы в стране, в которой нет этого, этого, этого, мы на полном серьезе должны переживать за рабочих в Чикаго, или в Детройте, или еще что-то?». А бабушка говорила: «Ну, как ты не понимаешь? Мы один мир».
Она до последнего дня считала, что это было правильно, все, что было. А вот то, что происходило, и она знала, она про Сталина знала, что было позже, она знала. Она говорила: «Да, но на пути к прекрасному будущему… Да, были перегибы, да, это было». Моя мама все уже прекрасно понимала, и она мне всегда говорила: так, не надо бабушку травмировать, давай не будем с ней вести эти разговоры, давай не будем о политике, не надо. Иначе обесценивалась вся жизнь. Вот если бы они поняла, что это была колоссальная ошибка… Вопрос: а вообще ради чего все это было, вот это вот все? Она потеряла семью в Америке, она потеряла все. Вот ради чего?
А.Ежов
―
У нас в прямом эфире журналист и телеведущая Елена Ханга, это программа «Разбор полета». А вообще, выяснение, насколько глубоко вы стали копать в свои корни этнокультурные, я знаю, даже книга вроде как вышла, которая во многом посвящена этому. Когда это произошло, что вас к этому привело?
Е.Ханга
―
Я вообще всегда хотела понять, откуда я, и как я, и почему я такая, почему я от всех отличаюсь. Тем более что у меня еще и папа был из Танзании, он был премьер-министром Танзании. Я его практически не знала и не видела, потому что он погиб во время переворота. И тоже какой-то миф, я жила в этом мифе, какая-то страна где-то далеко, Африка, что-то. И я понимала, что надо разобраться, чтобы потом своим детям, которые когда-нибудь будут, это рассказать. А то непонятно, как я посредине заснеженной Москвы вот такой вот появилась и что с этим делать.
А.Ежов
―
В Танзании вы были в итоге?
Е.Ханга
―
Да. Меня пригласили написать книжку, W. W. Norton, такое большое издательство нью-йоркское. И я во время написания этой книги поехала в Африку, поехала в Танзанию. Это совершенно другой мир, для меня это было потрясающе интересно, потому что я попала на остров Занзибар, я увидела свою бабушку, которой уже на тот момент было лет 80-90, я увидела совсем другой мир. Вышел мой дядя, брат моего отца, с пятью женами мал мала меньше, а ему уже было хорошо, скажем, 70. Я разговаривала с младшенькой, я пыталась понять, я спрашивала: «Как ты можешь жить с моим дядей? Ему же столько лет». И она со мной очень поспорила, у нас были очень такие споры, правильно ли многоженство, хорошо это или плохо. И, вы знаете, я в общем-то не могу сказать, что я выиграла в этом споре, она была убедительна.
А.Ежов
―
А как вы коммуницировали? Суахили?
Е.Ханга
―
Нет-нет-нет. Ну, во-первых, они все говорят по-английски. А третья жена моего отца, Мама Ханга, она преподавательница была английского языка, она переводила моей бабушке, так что мы хорошо говорили. Ну а вообще, в Танзании второй язык – английский, и проблем нет, только старшее поколение не говорит по-английски. Там другое интересно: мусульманская жизнь – это вообще все совсем другое, совсем другие традиции, и вдруг ты понимаешь: это твоя семья.
А.Ежов
―
Ну, плюс еще на африканской почве. Я думаю, это такой микс довольно экзотический.
Ст.Крючков
―
Иудейских и исламских корней и христианской культуры, в который вы выросли.
А.Ежов
―
И заснеженная Москва вокруг.
Е.Ханга
―
Да-да, это все и заснеженная Москва вокруг, да-да. Это было безумно интересно.
Ст.Крючков
―
Коротко, у нас 2,5 минуты остается до перерыва: ксенофобия, ее советские проявления, позднероссийские проявления и американские, принципиальные различия.
Е.Ханга
―
Ой, там столько различий, что одним словом нельзя сказать. Если сравнивать российское и советское, то, я скажу, в Советском Союзе были проявления, но они были скорее от необразованности, и это было неприлично, потому что была политика о том, что все расы, национальности равны. А в России такого нету, у нас сейчас такой политики нету. И поэтому полезли вот все темные… Хотя, с другой стороны, сейчас у так много: и футболисты, и баскетболисты, и музыка, культуру черную мы любим, и джаз мы любим, и блюз мы любим. С одной стороны. А с другой стороны, мы слышим страшные истории, которые происходят, сейчас даже не хочу говорить, включая убийства. И это все переплетается, и поэтому трудно проводить сравнительный анализ.
Ст.Крючков
―
А чтобы снять этот вопрос для себя, оставшись в Нью-Йорке раз и навсегда, слиться с массой населения, такой выбор перед вами стоял? Вот навсегда снять для себя этот вопрос и не возвращаться сюда?
Е.Ханга
―
Снять для себя вопрос? А я же уезжала совершенно не…
Ст.Крючков
―
С возвратом?
Е.Ханга
―
Нет-нет, вообще вопрос расовый совершенно не стоял. У меня был вопрос любопытства, но проблем-то у меня никогда таких не было. Поэтому раса – это был последний вопрос, по которому, если бы я захотела оставаться… Но у меня таких планов не было.
А.Ежов
―
Об американском периоде жизни Елены Ханги мы поговорим во второй части программы «Разбор полета». Мы работаем в прямом эфире, присоединяйтесь, идет трансляция и на YouTube-канале «Эха Москвы», у нас более тысячи зрителей, можно видеть все, что происходит в этой студии. +7-985-970-45-45 – номер для ваших сообщений с вопросами, репликами и комментариями. Сейчас краткие новости с Алексеем Гусаровым, через 5 минут мы вернемся в эту студию.НОВОСТИ / РЕКЛАМА
А.Ежов
―
21 час и 35 минут почти в российской столице. В программе «Разбор полета» сегодня мы общаемся, разбираем полет журналиста и телеведущей Елены Ханги. +7-985-970-45-45 – привычный, известный многим и знакомый номер для смс-сообщений с вопросами, репликами и комментариями, есть Twitter-аккаунт vyzvon, форма на сайте «Эха Москвы». Мы читали тут Елене ваши сообщения и в том числе сообщения из чата YouTube, все очень забавно, и много добрых слов.
Е.Ханга
―
Спасибо, спасибо большое!
Ст.Крючков
―
Елена, в 1997 ворвались буквально в нашу жизнь с программой «Про это», потом был «Принцип домино», и как-то в середине нулевых потихонечку исчезли с федерального телевизионного эфира. Где обосновались?
Е.Ханга
―
Вначале одно время я еще работала и на радио «Комсомольская правда», и на Russia Today, и на телеканале «Дождь». Но, на самом деле, я обосновалась дома. У меня дочка росла, и я понимала, что нужно переключиться. Это так интересно! Вы знаете, телевидение – это, конечно же, наркотик, чего говорить. Но еще больший наркотик… Знаете, есть, я слышала, легкие наркотики и тяжелые (я слышала). Я скажу: ребенок – это тяжелый наркотик, потому что такого наслаждения, какое я испытывала, когда я стала девочку водить на теннис… Я сама когда-то играла в теннис, и потом я ее повела руку в то самое место, где я играла. И вот смотреть, как она растет, что ей нравится, что получается, что не получается, - это ни с чем не сравнимое наслаждение, и поэтому я как-то особенно не жалею, что настолько выпала из обоймы.
А.Ежов
―
Смотрите, телеканал Russia Today, который вы упомянули, и телеканал «Дождь», о котором вы также сказали, - это все-таки немного разные вещи.
Е.Ханга
―
Да.
А.Ежов
―
Russia Today сейчас, допустим, репутация многих смущает. 9 лет назад, когда вы получили, видимо, это предложение, как это произошло – не знаю, у вас не было каких-то сомнений, стоит или нет? Или просто было желание попробовать?
Е.Ханга
―
Во-первых, меня пригласил Гурнов Саша, я его очень много лет знаю.
А.Ежов
―
У него тоже был проект на Russia Today, насколько я помню.
Е.Ханга
―
Совершенно верно, он до сих пор там работает. А мы делали передачу, за которую мне не стыдно, я вам скажу, совсем даже не стыдно. Мы делали передачу, у нас были разные позиции в этой передаче, мы с ним спорили. Гурнов – очень большой специалист, очень хороший профессионал, и мне с ним было интересно работать. Russia Today тоже изменилась за это время. Мы делали передачу на русском языке для русскоязычного сегмента, и, в общем, к нам приходили очень интересные люди на эфиры. Так что я не могу сказать… Ну, с тех пор прошло много лет, и канал очень изменился. Я совмещала, между прочим, я работала одновременно и на Russia Today, и на «Дожде», это было одновременно.
А.Ежов
―
но вот нынешнее состояние канала вас скорее удручает, или просто вы не задумываетесь об этом, не следите? Или, может быть, наоборот?
Е.Ханга: Я всегда хотела понять, почему я от всех отличаюсь. Тем более папа был из Танзании, он был там премьером
Е.Ханга
―
Смотрю ли я Russia Today? Честно говорю: нет.
А.Ежов
―
Вы еще на радио, соответственно, работали. Вы сейчас на «Комсомольской правде» не работаете?
Е.Ханга
―
Нет, уже давно не работаю.
А.Ежов
―
А что интереснее, радио или телевидение? Вы сказали, телевидение – наркотик. Радио легче наркотик в этом смысле?
Е.Ханга
―
А это разное, знаете? Это нельзя сравнивать, мне кажется. Это как… Нет, не так. Это как шахматы и шашки. Телевидение я бы сравнила с шахматами, там очень много разных фигур, надо помнить, как куда они идут. Но в шашки играть сложнее. То есть шашки – это радио. Почему сложнее? Потому что вот сейчас у вас есть всякие YouTube-каналы, а тогда, когда я работала, был только голос. И вот голосом держать, мне кажется, сложнее, потому что на телевидении ты можешь лицом хлопотать, ты можешь улыбаться, подмигивать, хихикать. А на радио ты лишен этого всего, и ты должен только держать, и вот эти две секунды…На телевидении можно большие паузы делать многозначительные, потому что чем-то другим можешь это добирать, видеорядом каким-то, а на радио – все, человеку… и все, он уже переключился, если ты не сможешь его держать. Там, тембр голоса и манера разговаривать, чувство юмора. И это все только шашками, которые ходят только вперед-назад – и все.
А.Ежов
―
Но при этом телевидение – оно технологически сложнее, поэтому да, тут, конечно, разные вещи.
Е.Ханга
―
Нельзя, мне кажется, сравнивать. Потом, смотрите, радио, человек едет, и там… Сложнее, потому что он в машине это слушает. Никто же не садится, как в советское время, вот так напротив приемника, как во время войны, и не слушает это. Всегда что-то параллельно ты делаешь, поэтому, мне кажется, удержать гораздо сложнее человека у радио, чем на телевидении. И потом, если говорить о каких-то молоденьких девушках, на радио никто не увидит, что она красотка невозможная. И поэтому что у нее есть в голове и на языке, то оно и есть. А на телевидении мы видим много красоток, которые, может быть, и не должны быть там, но они там за счет того, что они очень привлекательны, и вот они этим добирают.
А.Ежов
―
Журналист и телеведущая Елена Ханга у нас в прямом эфире. Я по поводу просто телевидения еще хотел уточнить: вы работали в команде «Взгляда», и, собственно, ваше знакомство, по сути, началось с этого, нет?
Е.Ханга
―
Не совсем так. Я не работала в команде «Взгляда», я работала в газете «Московские новости». Но поскольку я время от времени ездила в США, то меня просили делать сюжеты для «Взгляда». Вот так я появилась на «Взгляде», не будучи сотрудником. Но я себя считала членом этой команды, потому что меня пригласила вот эта вот троица, которых я называю мушкетерами, Любимов, Захаров и Листьев, и Лысенко был руководителем, которого я до сих пор уважаю, и время от времени мы видимся. И там я познакомилась… ну, лучшие люди нашего телевидения, которое сейчас мы смотрим. И поэтому я себя считаю внебрачной дочерью Лысенко.
А.Ежов
―
Смотрите, знакомство с самим процессом телевизионным, оно произошло именно там, или журфак до этого как-то помог?
Е.Ханга
―
Нет-нет-нет, я была на газетном отделение, и телевидение – это был для меня космос, я даже не смотрела в ту сторону, у меня даже знакомых не было с телевизионного отделения. Нет-нет, все начиналось тогда, на телевидении. И это же был прямой эфир, представьте себе! Потом же, понимаете, больше не было прямого эфира, а тогда «Взгляд» выходил… Правда, мы выходили вначале куда-то на Дальний Восток, но это был прямой эфир, и это было так страшно, так интересно. И, вы знаете, описать это чувство тех лет… Я думала, что вообще все возможно. Вот мы когда выходили после эфира, а это было час ночи или два, я думала, что, в принципе, если я сейчас оттолкнусь, я полечу. Это было такое чувство надежд, это было такое чувство, что вот все возможно, и прекрасно, и мир прекрасен, и все друг друга любят.Это было еще и «Московские новости», которые флагман перестройки, под руководством Егора Яковлева, когда люди выстраивались в очереди, вы себе представить не можете, что люди в семь утра вставали в день выхода, по-моему, по средам выходили «Московские новости», чтобы купить. И та Тверской вывешивали на билбордах, и люди вот так вот с обеих сторон вставали и читали. И самый лучший подарок девушке, когда парень шел на свидание, было подарить газету «Московские новости». Вы себе такое можете представить вот сегодня?
А.Ежов
―
С трудом, честно говоря. Ну, время другое, безусловно.
Е.Ханга
―
Очень интересное время.
А.Ежов
―
Елена, а как в вашей жизни журфак МГУ появился, почему именно журфак, почему именно это место?
Е.Ханга
―
Очень просто: потому что мой отчим был Борис Владимирович Яковлев, это очень известный писатель, он про Ленина писал, в «Литературке», даже что-то возглавлял. И я жила под стук печатной машинки. Во-первых, он печатал свои статьи, во-вторых, моя мама… ну, она была, в общем, ученый и так же журналист, она свои книжки несколько написала. Ну а моя бабушка была переводчицей «РИА новости», она для них переводила. Поэтому я засыпала, я вообще могу засыпать в любом положении, шум… Они все печатали.
Е.Ханга: Раса – это был последний вопрос, по которому, если бы я захотела оставаться в Нью-Йорке
И было решение, что журфак, потому что журналистика. И потом, я хотела быть как Анна Владимировна Дмитриева, моя мечта меня не покидала. Хотя, конечно же, она была на телевидении, но, видите…
А.Ежов
―
А правда, что вы дочь назвали в честь Анны Владимировны?
Е.Ханга
―
Да, да. Она Елизавета-Анна. Когда она родилась, я хотела назвать Анна, а мой муж хотел Елизавета в честь своей бабушки.
А.Ежов
―
Компромисс.
Е.Ханга
―
У нас были долгие споры, он угрожал лишить меня финансовых потоков. И я решила, что пора идти на компромисс, и вот она Елизавета-Анна.
Ст.Крючков
―
В жизни вот этой семьи советского ученого и журналиста, тем не менее, на определенном этапе возникает человек, который уезжает за пределы родины и, более того, берет американское гражданство, получает американское гражданство. Как это, с чего?
Е.Ханга
―
Вообще, я уехала, это был не какой-то вызов, это было не политическое решение, просто я хотела попробовать себя в другой стране. Знаете, такой максимализм юношеский: вот получится у меня или не получится, потому что здесь мне все-таки мама помогала, а там, я подумала, вот я начну с нуля, и что из меня получится, во-первых? Во-вторых, меня тянуло, как мне казалось, к своим. Я думала, я сейчас поеду в Америку, и встречу черного красавца, такого, как, например, Сидни Пуатье или как мы на картинках видели, и полюблю его, и мы пойдем далеко-далеко. Вот это меня влекло. Меня многое влекло в Америку.И поэтому я туда поехала, и потом я работала, стажировалась в Фонде Рокфеллера, это было безумно интересно, писала книгу, потом меня пригласили… Я, кстати, хотела одно время работать на CNN, но это отдельная история, которая любопытна, но только, наверное, для журналистов. Потом стажировалась в Гарвардском университете, потом у меня вышла книжка моя. И, в общем, жизнь как-то складывалась. Потом я поступила в Нью-Йоркский университет, должна была стать психотерапевтом, и я уже знала больницу, в которой, скорее всего, я буду работать. И как-то уже все, жизнь наладилась, я уже осела. И вот тут вот появляется Леня Парфенов который говорит: «Все, собираемся, едем обратно. Вчера было рано, завтра будет поздно, революционная ситуация, если не мы, то кто». Сбил меня с панталыка.
А как я получила гражданство? Тоже очень просто. Дело в том, что, когда моя мама родилась в 1934 году в Узбекистане, американский посол тогда в России написал письмо в Госдеп, где сказал: в далекой России родился американский ребенок (потому что ребенок, рожденный от американцев, - это американец). Русские записали его советским ребенком, но мы-то знаем, что это американский ребенок. и послал это письмо в Госдеп. Естественно, никто не подозревал даже об этом письме. И когда моя мама приехала в Америку, ей сказали, что есть в архивах это письмо, и поэтому мы вам возвращаем паспорт, который, по идее, мы должны были вам вручить в 1934 году. Вот так вот мама стала американкой.
Ст.Крючков
―
Мама приехала вслед за вами, по хронологии это как происходило?
Е.Ханга
―
Мама приехала до меня, потому что я же получила, так как моя мама – американка. То есть моя мама получила его… не знаю, лет на 5, на 8, на 10 раньше, чем я, и потом уже я приехала. Я долго не получала, мне Леня Парфенов запрещал. Он сказал: «Лена, прекращай!».
А.Ежов
―
Я смотрю, Леня Парфенов сыграл НРЗБ роль в вашей жизни.
Е.Ханга
―
Да-да-да.
Ст.Крючков
―
А вот если об определяющих знакомствах: Парфенов, Яковлев, Гурнов, вы называли имя. Вот если этот ряд продолжать?
Е.Ханга
―
Ой, слушайте, если мы начнем… Во-первых, Геннадий Иванович Герасимов, который был главным редактором «Московских новостей» одно время. И потом, вы себе не представляете, «Московские новости» тех лет – это была кузница нашей сегодняшней журналистики. По списку: Герасимов, Яковлев, дальше Тетьяков, между прочим, главный редактор «Независимой», Лошак, между прочим, главный редактор «Огонька». Ну, следующее поколение: Ленька Милославский, который был главным редактором «Коммерсанта», Андрей Васильев, главный редактор… Ну и дальше. Женя Альбац, которая у вас работает, Таня Малкина, которая тоже у вас часто появляется. Вы мне скажите, кто из великих сегодня есть, и я скажу, что они или работали, или стажировались в газете «Московские новости».
А.Ежов
―
По поводу США не могу не уточнить: это был первый выезд за границу для вас, или до это куда-то?..
Е.Ханга
―
не поверите, это был первый выезд за границу.
А.Ежов
―
Мне кажется, это такая шоковая история во многом.
Е.Ханга
―
Это очень шоковая история. И знаете, как еще получилось, дело в том, что к нам, поскольку газета «Московские новости» гремела во всем мире, к нам приезжали на стажировку американцы из Christian Science Monitor. А Яковлев сказал: слушайте, если вы к нам, то и мы к вам поедем. И поставил условие, что я туда поеду. И, в общем, у меня были в начале сложности, потому что это первый выезд. Но он поставил условие и настоял на том, что я поеду, и вот так вот я поехала. Это был, конечно, шок.
А.Ежов
―
Смотрите, первый выезд, Бостон, не самое плохое место. Оказавшись там, что вас больше всего удивило, шокировало, к чему долго, может быть, не могли привыкнуть, может, не привыкли до сих пор?
Е.Ханга
―
Первый день, что меня, кончено, удивило, я готовилась к тому, что я поеду в Christian Science Monitor, но я не совсем понимала, что это такое.
А.Ежов
―
Я читал, вы в Нью-Йорк сначала прилетели, да?
Е.Ханга
―
Мы прилетели в Нью-Йорк, тут же пересели и перелетели туда, в Бостон. Но я приехала больная, я заболела в Москве, было очень холодно, я приехала дико простуженная. И я попросила у них лекарство. Они сказали, нет, потому что мы Christian scientists, и мы не принимаем лекарств, мы против лекарств. И я валялась больная, и я не понимала, как это так. А они мне говорили: вот силой воли, ты сможешь! Это, конечно, меня очень удивило.Но это ерунда. Я скажу, что меня реально потрясло. Главный редактор была Kay Fanning, это была женщина, наверное, лет 60. Я такого уважения к женщине – главному редактору не видела нигде в нашей стране. Ведь в нашей стране женщина могла быть только председателем профсоюза, собирать деньги на что-то, или какого-нибудь женского комитета. Все главные редакторы были только мужчины. А тут я вижу женщину, к которой относятся с большим уважением, с большим пиететом, и какого-то снисхождения или «вот, женщина…», нет. Я впервые видела, как, с одной стороны, это может быть женственно, с другой стороны, она была очень жестким главным редактором одной из самых влиятельных газет в Америке и, в общем, в мире. То есть это меня очень удивило.
Вторая вещь, которая меня очень удивила и насмешила: Кей меня водила на всякие тусовки журналистские. И вот я пришла, там какая-то была номинация очень большая, и меня спросили: ой, вот вы из России, кем вы хотите стать, когда вырастете? Я сказала: «В журналистике я бы хотела, наверное, работать на телевидении». А они так посмотрели на меня разочарованно и сказали: «А мы думали, вы хотите быть журналисткой». Я вдруг поняла, что у них очень большое разграничение между говорящей головой, которая что-то такое говорит, а вот газетчики – это считается голубая косточка, газетчики – это что-то. А телевидение – ну, это тоже мило, но это все-таки…
А.Ежов
―
Детские забавы.
Е.Ханга
―
Да, это развлекуха, да, информационное развлечение. Но настоящие – это те, которые сидят и печатают, вот этот гранит копают. Это тоже меня удивило.
Е.Ханга: Телевидение – это, конечно же, наркотик. Но еще больший наркотик… Я скажу: ребенок – это тяжелый наркотик
А.Ежов
―
Не могу не спросить, в двух словах, вы сами упомянули, по поводу CNN. Что это было, получилось что-то или нет?
Е.Ханга
―
Это было вот что, одно время я хотела работать на CNN, даже приехала в Атланту, провела там, по-моему, две недели, встречалась c Тедом Тернером, со всякими разными людьми, и уже практически меня брали на работу, и меня вызвал главный отдела кадров и спросил: «Чем бы вы хотели заниматься?». Я сказала: «О! Я бы хотела поехать в Москву корреспондентом CNN, я бы стояла напротив Красной площади, и я бы объясняла, я бы говорила «CNN Moscow», я бы объясняла им загадочную русскую душу, вот вы ничего не понимаете, а я бы это рассказала».Он долго это смотрел, а потом сказал: «А с чего вы взяли, что нас интересует ваше мнение как корреспондента?». Я говорю: «Как это? Ну как же?». А в России как раз каждый журналист считал своим долгом высказать свое мнение. А они говорят: «Нет-нет-нет, запомните, корреспондент – это человек, который отвечает только на 3 вопроса: кто, когда и где. Все. Больше от вас ничего не требуется. Если мы захотим аналитику, мы позовем аналитика, мы позовем эксперта. Но корреспондент, вот не надо путать, это совершенно разные группы мышц работают у корреспондента и у аналитика». Я так расстроилась, думаю: уу, не, я так не играю.
А.Ежов
―
Слушатель из Москвы, который не подписался, задает простой вопрос: Елена, нынешнее телевидение смотрите?
Е.Ханга
―
Если честно, нет. Потому что появился интернет. Вот чего я буду садиться и смотреть телевизор, когда в интернете я могу найти абсолютно все, что мне интересно, все, что мне надо, без рекламных пауз?
А.Ежов
―
Условно, то же телевидение можно потреблять с планшета, через интернет и так далее. То есть вот именно сам продукт, который производят те или иные российские, может быть, не только российские телеканалы. Вам это, может, просто неинтересно? В чем причина?
Е.Ханга
―
Ну, во-первых, не очень интересно. Есть несколько передач, которые я считаю исконно нашими, которые я с удовольствием смотрю. Это «Что? Где? Когда?», в который я, между прочим, выиграла один вопрос. Во-вторых, КВН, я по-прежнему смотрю КВН. Конечно же, я, как старуха, говорю: КВН уже не тот, в наше время все было по-другому, у нас было смешнее, и трава зеленее, и небо голубее. Но я смотрю КВН, вот не далее как вчера смотрела КВН. И есть какие-то передачи, которые я смотрю. Я с удовольствием с дочкой смотрела Animal всякие Planet и вот это вот все. Исторические передачи я смотрела. Но, опять же, вот так вот прийти, и сесть, и смотреть по телевизору – ответ нет.
А.Ежов
―
Шоу формата «Про это» возможно на нынешнем телевидении? Вот если представить.
Е.Ханга
―
Вы знаете, тут у вас недавно выступал Красовский, НТВшник, и он стал отзываться об НТВ. А я это читала.
А.Ежов
―
В программе «A-Team», кажется.
Ст.Крючков
―
Это и послушать интересно было.
Е.Ханга
―
А я это читала. И неожиданно, я смотрю, он начинает отзываться. И я с ужасом думаю, что сейчас он дойдет и до меня, я прямо так содрогнулась, думаю: ой, не буду читать.
А.Ежов
―
Там, по-моему, обошлось все.
Е.Ханга
―
Не буду читать. А потом за любопытства смотрю, он и правда, он говорит, да, была такая тоже Елена Ханга, вела передачу «Про это». Но он говорит: если сейчас посмотреть программу Малышевой, то вот это «Про это» (я своими словами говорю) – жалкий лепет на лужайке на фоне Малышевой. Поэтому возможна ли сейчас такая передача? Думаю, возможна. Но там должен был бы быть другой совсем поворот, потому что тогда мы шли по непаханому полю, и все, что мы говорили, было безумно интересно не потому, что мы здорово это делали, а потому что мы были первые. Сейчас уже столько информации, сейчас уже не удивить этим. Значит, нужен какой-то другой поворот. Но, мне кажется, нужна такая передача, потому что контента много, а разговора нормального, человеческого не то что с подростками, но даже со взрослыми, ну нет такой передачи до сих пор.
А.Ежов
―
Вам было бы интересно сейчас работать в формате дневного эфира, а-ля «Принцип домино», только сейчас? Или сейчас это было бы, может быть, не востребовано, или вам просто неинтересно?
Е.Ханга
―
Было бы мне интересно? Да, мне было бы интересно. Но насколько это было бы интересно зрителям, я не знаю, это у зрителей надо смотреть. Но, опять же, мне кажется, что все зависит от интонации, с которой ты разговариваешь. Новые люди, невозможно одних и тех же людей звать, это, конечно, надоело, но сейчас огромное количество новых интересных людей, которых можно было бы позвать. И я все равно убеждена, что можно всегда найти интересный поворот, потому что нет неинтересных людей, есть неинтересные журналисты.
А.Ежов
―
Вы суммарно провели в Штатах, сами сказали, почти 13 лет. В каком месте, городе, штате вам было комфортнее всего?
Е.Ханга
―
Нью-Йорк, Манхэттен. Ист-Сайт, I’m east girl. Ист-Сайд, да.
А.Ежов
―
Но ведь жутко шумное. С климатической точки зрения так себе.
Е.Ханга
―
Слушайте, Нью-Йорк мне дико напоминает Москву. Вот первый мой город был Бостон, он прекрасный, культурный, чистый, ну просто культурная столица. Не мое. Приехала в Нью-Йорк – Москва практически, причем не по архитектуре, разумеется, но по этой энергетике, потому что как в Москву приезжают люди самые-самые, самые интересные, самые наглые, самые непорядочные, самые пробивные, самые глубокие – вот просто все самое со всеми знаками, с плюсами и с минусами. И то же самое в Нью-Йорке. И манера вести себя и разговаривать, и психология. Москва равно Нью-Йорк, мне так кажется.
А.Ежов
―
Журналист, телеведущая Елена Ханга была гостем программы «Разбор полета». Спасибо, что смотрели нас и слушали, все можно пересмотреть, переслушать и через некоторое время даже перечитать на сайте «Эха Москвы». Меня зовут Андрей Ежов, мой соведущий – Стас Крючков. До встречи в следующий понедельник в «Дневном Развороте», затем в «Разборе полета», в общем, еще услышимся. Елена, спасибо вам!
Е.Ханга
―
Удачи вам, и спасибо, если вы нас слушали!
Ст.Крючков
―
До свидания!