Леонид Волков - Разбор полета - 2018-01-15
Подписывайтесь на YouTube-канал
«Эхо Москвы»
Ст.Крючков
―
21 час 6 минут в российской столице, в гостях у нас сегодня Леонид Волков, политик, IT-специалист и оппозиционер.
Л.Волков
―
Добрый вечер.
А.Ежов
―
Добрый вечер. Я напомню, что программу «Разбор полета» ведут Станислав Крючков и Андрей Ежов как всегда по понедельникам. Для тех, кто нас по каким-то причинам не слышит по радио, есть YouTube-трансляция на канале «Эха Москвы».
Ст.Крючков
―
Да много еще где.
А.Ежов
―
Да, много еще где. Началась она пару минут назад, и тут у нас были такие небольшие дебаты Леонида Волкова с Ксенией Собчак. Я думаю, что какие-то подробности последуют рано или поздно. Давайте все-таки вернемся в наш формат. Леонид, напомню для вас, может быть, вы еще и не знаете, что у нас здесь программа, в которой люди рассказывают о решениях, которые они принимают, мотивах, которыми они руководствуются. Начнем, наверное, с традиционного вопроса, который мы задаем всем, долго обдумывать ответ на который не стоит: самое непростое решение, которое вам приходилось принимать за всю свою жизнь, шаг, над которым вы долго сомневались, но в итоге все-таки его совершили.
Л.Волков: Я не хочу сказать, что я какой-то вундеркинд, но школьная программа легко давалась
Л.Волков
―
Да, я не был готов, так сказать, к формату передачи, и, если бы я знал, у меня была бы, наверное, какая-то там заготовка на тему того, как отвечать на этот вопрос. Я думаю, что таких решений еще впереди у меня немало предстоит, а из тех, которые были, наверное, не так просто выделить какое-то прямо одно, но такие решения, конечно, были. Навскидку, я не знаю…
Ст.Крючков
―
Где он, Рубикон Леонида Волкова?
Л.Волков
―
Наверное, самое трудное решение было, когда я возвращался в Россию из Люксембурга в конце 2014 года, потому что это одновременно было связано и с большими переменами в личной жизни, и одновременно это было связано с большими переменами в том, чем я занимаюсь, потому что до осени 2014 – весны 2015 года, так или иначе, я всегда понимал, что у меня есть реальная работа в IT, повседневная, и есть моя политическая, общественная деятельность как некое хобби или там факультативное занятие, это все-таки одно.А в какой-то момент, ну, то есть, я знаю момент, 17 марта 2015 года, последствие принятых решений, это был последний день, когда full time, с утра приезжал в офис, вечером уезжал из офиса IT-компании. После этого у меня после 17 лет IT-карьеры вот такой работы не стало. Я продолжаю чем-то заниматься, консультирую какие-то стартапы, какие-то проекты, но с марта 2015 года я утром приезжаю, вечером уезжаю на политическую работу, на общественную: сначала Фонд борьбы с коррупцией, потом в штаб Навального. Вот это, наверное, самая большая перемена.
Ст.Крючков
―
Но именно возвращение из Люксембурга, а сам отъезд?
Л.Волков
―
Ну, это были связанные вещи. Нет, с отъездом было, как раз, немножко проще. Это было такое решение тоже непростое, конечно, но в тот момент оно мне казалось каким-то очень логичным. То есть кампания Навального закончилась мэрская, вроде как я реально сделал все, что мог, мне кажется, что сейчас в российской политике все окна возможностей закончатся, и будет реально очень трудно дальше что-то делать, и вот такой успех, который был, непонятно, каким образом повторить, мне надо вернуться к моей IT-деятельности, как-то, наверное, прийти в себя, дальше заниматься, там, зарабатывать деньги, не знаю. Мне казалось, что окей, я свое слово в российской политике сказал. И хотя уже через год мне стало ясно, что, наверное, это было неправильное решение… Вот вы спросили меня, какое было самое трудное. Принималось-то оно относительно легко.
А.Ежов
―
Смотрите, что касается отъездов – возвращений, вы скорее человек, который привязывается к месту какому-то конкретному, или для вас сменить дислокацию по большому счету не проблема? Говорят, что это от возраста очень часто зависит, то есть молодым проще, пожилым сложнее. Вот у вас как это? То есть в разном возрасте, опять же, случаются разные варианты.
Л.Волков
―
Я несколько раз в жизни переезжал, и мне, конечно, нравится переезжать в разные места. Мне кажется, что это важная штука для человека, мобильность и умение себя находить в какой-то новой ситуации, выходить из зоны комфорта. Многие люди рассказывают про себя такую историю, что им очень помогло, когда они меняли школу НРЗБ. Вот у меня была такая же история: я учился в своей 37-й школе в Екатеринбурге, был там типа отличником, лучший в классе, это было легко и комфортно. Потом бац! 10-й класс я учился в Германии, отец туда поехал, в городе Дрездене работал профессором в университете, и вся семья на год поехала. И мне пришлось как бы с нуля начинать. Окей, я учил немецкий в школе, но все равно я далеко не был лучшим в классе, совершенно другая программа, пришлось по куче предметов нагонять. Потом мы вернулись в Екатеринбург, и в 11-м классе я пошел с СУНЦ, в очень сильную физмат-школу. Снова надо начинать с нуля, нагонять. Я не могу сказать, что это было плохо, каждый такой опыт очень много мне дал. Поэтому мне скорее нравятся такие штуки.
А.Ежов
―
Глава предвыборного штаба Алексея Навального Леонид Волков – гость программы «Разбор полета». Мы работаем в прямом эфире радио «Эхо Москвы». В начале программы не сказали, не напомнили о номере для смс-сообщений +7-985-970-45-45. Для тех, кто может быть, его до сих пор не помнит, есть Twitter-аккаунт vyzvon, форма на сайте «Эха Москвы».
Ст.Крючков
―
Telegram-канал, чат YouTube и многое, многое другое.
А.Ежов
―
Везде следим за вашими сообщениями, прежде всего сейчас, наверное, на YouTube-канале «Эха Москвы», где нас можно не только слышать, но и видеть.
Ст.Крючков
―
Леонид, вы упомянули о Екатеринбурге. Каким было детство екатеринбургского пацана, родившегося в День милиции в апогей застойного 1980 года? Вообще есть такое понятие «уральский менталитет», насколько вам все это близко?
Л.Волков: Я в Москву никогда не стремился
Л.Волков
―
Слушайте, какой-то есть, мне нравится моя уральская идентичность, есть какие-то вещи, которыми я очень горжусь, что они наши, свердловские. Есть такой эффект, что ты идешь по Москве, видишь там какого-то уральского бренда аутлет, магазин, точка какого-то уральского банка или сети кафешек, которую ты знаешь, она в Екатеринбурге НРЗБ, и от этого приятно. Как Екатерина Шульман недавно обозвала это в комментариях у меня в блоге местничеством. Ну, наверное, это местничество. Я знаю какие-то байки, я люблю очень экскурсии по Екатеринбургу водить; когда я жил в Екатеринбурге, и приезжали какие-то люди, я водил, все показывал, это было для меня интересно. С другой стороны, я в другие места приезжаю, мне тоже там достаточно легко живется.Детство было, ну, обычное. Родители – научные работники. Город закрытый, очереди. Сейчас был этот срач знаменитый на весь Facebook…
А.Ежов
―
Там порвало новогодние каникулы.
Л.Волков
―
Да, там советское прошлое и так далее. Я очень хорошо помню, как я стоял в очередях, сдавал бутылки какие-то, еще помню, со страшной силой. Реально это было все унизительно, мучительно, и я уж не знаю, как родители выкручивались, чтобы вообще как-то все найти, чтобы было какое-то нормальное питание. Это очевидно была какая-то непростая штука, сейчас я задним числом это понимаю. То есть нельзя сказать, что мы как-то там бедствовали, хотя иногда достаточно трудно, наверное, приходилось, родители – бюджетники и все такое, но нельзя сказать, что это было прекрасное, легкое, беззаботное детство. Детство как детство.
А.Ежов
―
Самое супертеплое воспоминание с того момента, условного 1980 года, года вашего рождения, по 1991, когда страны СССР не стало?
Л.Волков
―
Забраться на стол с ногами и читать книжки с утра до ночи. То есть я не хочу сказать, что я был какой-то там вундеркинд, но школьная программа достаточно легко давалась, то есть я обычно 1 сентября получил учебники на год, их прочитывал, не знаю, к 10 сентября и потом реально постоянно что-то читал. Дома огромная библиотека, плюс папа из университета таскал, из библиотеки книжки. Вот я читал-читал-читал НРЗБ, все это было интересно. И сейчас у меня бывают очень приятные для себя моменты, когда меня арестовывают, и я могу тоже с утра до ночи читать. Вот это для меня самое большое какое-то интеллектуальное удовольствие.
Ст.Крючков
―
Слушайте, а как происходит перерастание города? В какой момент вы поняли, что поляну своей деятельности нужно расширять, и расширять существенно?
Л.Волков
―
Тоже хороший вопрос.
Л.Волков: Есть большая разница между Навальным и тем, что делают другие люди в этой тусовке
А.Ежов
―
Екатеринбург вообще не скажу, что маленький город.
Л.Волков
―
Екатеринбург – немаленькая поляна. Екатеринбург – все-таки это по населению четвертый, по многим показателям третий город страны, полтора миллиона в нем, там все есть, от IKEA до хороших ресторанов, от каких-то неформальных движений до независимой прессы, сложно устроенная общественная жизнь. Я не могу сказать, что я перерос Екатеринбург. Это в достаточной степени случайно получилось, что я в конце концов в Москве оказался. Наверное, у каждого «понаехавшего» есть своя история, как он вроде как не собирался в Москву, а в ней оказался. Я про себя могу точно сказать, что я в Москву никогда не стремился. У меня многие одноклассники после школы поехали в Москву поступать. Я вполне осознанно поступал на матмех родного университета, мне хотелось там учиться, я считаю, до сих пор считаю, что у нас отличный факультет, совершенно на уровне, ничуть не хуже московских или каких-то других, матмех лучше всех.Очень многие знакомые, друзья, однокашники после вуза уезжали в Москву делать какую-то карьеру. Я совершенно осознанно остался в екатеринбургской IT-компании, я считаю, что наш родной «СКБ Контур» - лучшая в стране IT-компания. В Екатеринбурге можно жить совершенно полноценно, при этом 20 минут – и ты загородом, не знаю, катаешься на лыжах или собираешь грибы, то есть есть какие-то вещи, которые в московской жизни недоступны. Есть посольства всех стран, летают прямые рейсы за границу, реально ты можешь вести полноценную жизнь. Я из Екатеринбурга даже в Европу на машине ездил пару раз. Ну, далеко, из Москвы гораздо ближе, но в целом нормально.
А.Ежов
―
Давайте хронологически пойдем.
Л.Волков
―
Да, сейчас, секундочку. И поэтому… Видимо, я слишком многословен…
А.Ежов
―
Не-не-не, все в порядке.
Л.Волков
―
Вот не было такого, что я взял и перерос. Это реально была какая-то там цепь событий, которая к этому привела, что я здесь в этой студии оказался.
А.Ежов
―
Давайте хронологически, я просто до матмеха. Школа, в которой вы учились, она была обычной общеобразовательной, или там углубленно какие-то дисциплины изучали?
Л.Волков
―
Я учился в школе с углубленным изучением немецкого языка с 1-го по 9-й класс, то есть 8 лет. Сейчас про это не все помнят, там была такая история, когда переходили с 10 на 11 классов, то у нас после 3-го класса был 5-й.
А.Ежов: 4
―
го не было.
Л.Волков
―
Да, 4-го не было. Ну вот, я учился 8 лет в школе с изучением немецкого языка, довольно хорошей, в том районе, где мы жили, просто в 100 метрах от дома, то есть просто в школе по месту жительства. А в 11-м классе я учился в СУНЦе, в одном из 4 в стране: вот есть в Москве Колмогоровский лицей, СУНЦ МГУ, есть такой же в СПБГУ, есть в Новосибирске и есть в Екатеринбурге СУНЦ УрГУ, в физмат классе.
А.Ежов
―
С одноклассниками общаетесь? Просто есть разные типы людей: кто-то расходится раз и навсегда после выпускного вечера, а кто-то…
Л.Волков
―
Ну, мне не кажется принципиальным… как там это было у Воннегута… «гранфаллон – это ложный карасс», то есть объединение людей по какому-то искусственному признаку, «окей, мы с тобой одноклассники, поэтому давай до гроба держать друг друга в курсе, что у кого происходит», - это искусственное объединение. С теми, с кем интересно общаться, общаюсь, со многими. С теми, с кем разошлись пути в жизни, не общаюсь. Тут у меня какого-то там святого трепета нету.
Ст.Крючков
―
А что, собственно говоря, может явиться для вас основанием для того, чтобы разойтись по жизни настолько, чтобы стена – и все, никогда?
Л.Волков
―
Ну просто у людей… Мы сейчас говорим не про взрослую политическую жизнь, мы сейчас говорим про школьников, студентов. Вот они вместе выросли, а потом у них разные интересы. Один занимается математикой или программированием, а другой пошел, не знаю, в институт МВД или там в прокуратуру работать – не потому, что он пошел в прокуратуру и это что-то плохое, а просто потому что ну какие у меня с ним общие интересы?
Ст.Крючков
―
Вы сказали: в 2015 году, выполнив свою миссию у Навального уже тогда, на мэрских выборах, вы эту страницу перевернули. Тогда вы относились к этой своей поляне деятельности как к разовому проекту, как к работе, или вас уже связывали какие-то отношения дружбы, быть может, с Алексеем Анатольевичем? Вообще в политике об этом стоит вести речь? Оно присутствует?
Л.Волков: Я ходил по дворам, разговаривал с бабушками
Л.Волков
―
Да, конечно. Это очень важно. Дружба, взаимное доверие и так далее. Вот смотрите, мы познакомились с Навальным в июне 2010 года, была конференция, ее, по-моему, устраивал Владимир Милов, в Москве была такая конференция демократических сил, что мы будем делать на выборах в Госдуму осенью 2011 года, то есть через полтора года. Тогда шла попытка регистрации «ПАРНАСа» по тогдашнему еще партийному законодательству, требовалось 50 тысяч членов, я занимался у себя организацией свердловского регионального отделения «ПАРНАСа», кто-то уже начинал формулировать стратегию «за любую другую».В общем, шли какие-то бурления, общение, и я ездил на такого рода мероприятия. Почему ездил? Потому что я был на тот момент депутатом Екатеринбургской городской Думы, единственным независимым депутатом, и фактически на таком уровне, муниципалитет миллионника, демократических взглядов независимых депутатов просто не было в стране других, видимо. В тот момент у «Яблока» уже пропали фракции в региональных заксобраниях. Если посмотреть на крупные города, я был, наверное, типа один такой, поэтому меня приглашали. Мне это тоже было небезынтересно, так скажем. Я тогда примерно со всеми познакомился: с Михаилом Михайловичем Касьяновым, с Немцовым, с тем же Миловым чуть раньше.
И вот, по-моему, на этой июньской конференции познакомился с Навальным лично. До этого, конечно, читал его блог в ЖЖ, было интересно. И вот как раз я присмотрелся, и мне стало ясно, что есть, на самом деле, большая разница между Навальным и тем, что делают другие люди в этой тусовке. Разница именно в проектном подходе, в том, что они мыслят больше категориями заявлений, собрались политсоветом нашей маленькой партии и решительно осудили очередной акт беспредела, приняли заявление и направили его, не знаю, в средства массовой информации.
А Навальный тогда уже формулировал конкретные проекты. Тогда уже была фраза про «тыкать острой палкой». «А давайте мы все коллективно напишем жалобу в прокуратуру по буровым «Транснефти»», «а давайте сделаем проект «РосПил», соберем ан него деньги и будем системно оспаривать конкурсы», «а давайте сделаем «РосЯму»» и еще что-то. То есть была системная проектная деятельность в духе – взять и сделать какую-то конкретную, понятную вещь. И мне, человеку из бизнеса, из IT-бизнеса это было гораздо более понятно, чем то, чем занимались другие, в том числе вполне уважаемые люди в демократическом движении.
То есть мы на этой почве как-то нашли общий язык, и в 2012 году у нас уже было взаимодействие в рамках конкретного проекта: это были выборы в Координационный совет. Там была вот эта идея, что давайте мы выберем некий орган, и Навальный, Удальцов, Пономарев, многие другие этой идеей горели, но никто не понимал, как это технически взять и сделать с начала и до конца. НРЗБ, дебаты, все это организовать. Они мне предложили этим заняться, и вышел хороший проект. Мы можем долго спорить о том, состоялся сам Координационный совет или нет, но есть, вроде как, такая точка согласия, что сами выборы были жутко интересным явлением, и достаточно успешным. Я тоже запомнил как-то, что можно брать и делать измеримые проекты, имеющие начало и конец и понятные цели.
Выборы мэра Москвы тоже были таким проектом, то есть… Опять же, наверное, я затянул с ответом. Это не было «поделали и разошлись», краткосрочно, это исходно и замышлялось так: вот мы возьмем и вместе 3 месяца, позабыв про все, просто втопим и поработаем очень сильно на какой-то результат. Получилось вроде неплохо.
А.Ежов
―
Раз уж мы заговорили о Координационном совете оппозиции: вот сейчас, спустя более чем 5 лет с тех пор прошедших, вы поняли, что тогда пошло не так? Я имею в виду не сам процесс голосования и выборов, а то, что, по сути, не получилось.
Л.Волков
―
А, с самим Координационным советом оппозиции? С самим Координационным советом пошло, сейчас уже довольно понятно, что. Стало понятно уже, наверное, года 2-3 назад, когда была вот эта вскрытая почта Прокопенко. Стало ясно, они же делали опросы в Администрации президента, по которым сразу после выборов было понятно, что 20-25% россиян поддерживают Координационный совет как явление, что это правильно, согласны с его программой, готовы за него голосовать или его поддерживать как политическую силу. И там была по этому поводу некая паника, и были предприняты достаточно скоординированные, активные действия по его развалу.Под давлением снаружи огромное количество людей, избранных в Координационный совет, получили какие-то неприятности, уголовные дела и так далее. Так и изнутри. Видимо, нашлась там пара-тройка человек, которые либо исходно были провокаторами, либо с которыми удалось договориться, и эти люди, в общем, смогли его достаточно аккуратно, жестко и быстро изнутри раскачать, а он, будучи очень разношерстным, к этому вызову, видимо, оказался не готов.
А.Ежов
―
Глава предвыборного штаба Алексея Навального Леонид Волков в программе «Разбор полета». Тут многие недоумевают наши зрители, слушатели в чате YouTube. Да, это биографическое интервью, Леонид Волков здесь рассказывает о себе.
Л.Волков: Мои родственники считают, что импульсивности во мне слишком много
Ст.Крючков
―
Собственно, зачем люди идут во власть? Хорошо, проект Координационного совета – это одно, а вот ваши личная история, когда вы на это депутатское поприще в 2009 году НРЗБ?
Л.Волков
―
Ха! Моя личная история… Очень смешно, что сегодня у нас этот эфир, потому что я сегодня с утра писал пост, поздравлял своего младшего брата с днем рождения, и как раз в этом посте это припомнил, у меня на Facebook это висит. 2007 год, и мой младший брат вдруг мне говорит: «Я записался в движение «Голос» наблюдателем на выборы в Госдуму».
А.Ежов
―
Для тех, кто не знает: насколько он младше вас?
Л.Волков
―
Ну, на 5 лет с небольшим, получается. Ему 32 сегодня исполнилось. И мне как-то так ревниво, что ли, стало, ничего себе, брат куда-то полез, а я ни сном ни духом. Я тоже пошел в этот самый «Голос», записался наблюдателем. Женя-то был тогда студентом, и «Голос» тогда, по-моему, тысячу рублей платил за день наблюдения, что-то в таком духе. То есть для него это, помимо гражданской позиции, была небольшая подработка, наверное. Хотя, может, он и не брал денег. А я пришел туда в пиджаке, я был замдиректора крупнейшей в городе IT-компании. Они офигели, говорят: «Давайте мы с вами договор оформим». - «Мне не нужна ваша тысяча рублей, мне просто интересно». В общем, понаблюдал. У меня сложилось большое впечатление о том, насколько все сломано с выборами, с представительством. Я, может быть, до того времени об этом не задумывался. А то, что я в декабре 2007 года день на участке отсидел, - это было просто очень большое впечатление.У меня тогда, как раз, завелся блог незадолго до этого в ЖЖ, как у всех. Я что-то писал, какие-то впечатления, и вот про свой день наблюдения я писал прямо очень-очень подробно, про все впечатления. И как-то это меня завело. Потом сходил в марте 2008 года на президентские и, в общем, начал достаточно часто что-то писать на политические темы. И в какой-то момент кто-то из друзей, я уже не помню кто, мне в комментариях написал: «Вот ты все так правильно пишешь, так всех ругаешь. У нас скоро в городе выборы в городскую Думу, не слабо? Пойдем, мы тебя поддержим». Что-то в таком духе. Ну, я пошел.
То есть реально это было совершенно с улицы, поэтому меня проморгали. Ну, то есть городская администрация меня плотно, конечно, вела, все 35 одномандатных кампаний по 35 одномандатным округам, они знали расклад, кто где из себя что представляет, кто там от какой местной финансово-промышленной группировки по какому округу идет, а я был реально никто из ниоткуда, и они просто меня совершенно проморгали. Я обошел все дворы, провел 84 встречи во дворах в январе-феврале 2009 года, и в марте меня избрали жители, собственно, депутатом городской Думы.
Ст.Крючков
―
За эти 4 года что продвинуть в Екатеринбурге удалось?
Л.Волков
―
4,5 даже года. Это был очень интересный опыт, я посмотрел вообще, как эта Дума работает. Я исходно не нацеливался на то, что я смогу что-то продвинуть, то есть я один депутат из 35, 31, кажется, был из «Единой России», 3 еще из каких-то других партий. Но времена были, с другой стороны, достаточно вегетарианские, я активно пользовался своими информационными правами, то есть публиковал какие-то вещи: все обсуждения по бюджету, все обсуждения по каким-то конкурсам тоже публиковал.И был ряд вещей очень правильных, которые мы сделали. Опять же, тогда еще в таком городе как Екатеринбург было все очень неплохо с независимыми СМИ. Была большая история, например, с инвестпрограммой «Водоканала» на 60 миллиардов рублей, 2 городских бюджета, совершенно коррупционная, неэффективная, вокруг которой нам удалось поднять большой шум и ее, по сути дела, отменить. Было несколько историй поменьше.
Самая любимая и важная, наверное, история – это площадь Труда, спасение площади Труда от застройки, когда губернатор и архиепископ решили воткнуть на любимой площади в центре города большой, довольно уродливый, на мой взгляд, собор, не посовещавшись с жителями, хотя это по законодательству было отнесено к вопросам местного самоуправления, граждане должны были решать на очередных публичных слушаниях, хотят они это или нет. Мне удалось организовать митинг, тогда еще не было никаких проблем с согласованием митингов, это было 10 апреля 2010 года, и вышло внезапно совершенно несколько тысяч человек в центре Екатеринбурга на митинг. И этот проект нам удалось отбить и отстоять.
А.Ежов
―
Вы в самом начале сказали, что Екатеринбург – в принципе, особый город во многих отношениях. Что касается политических предпочтений местного электората… Вам, я так понимаю, отчасти и это помогло попасть в местную Думу, я имею в виду историю с Ройзманом. Я понимаю, что это не связанные вещи.
Л.Волков
―
Когда я баллотировался в 2009 году в Гордуму, Ройзман здесь был ни при чем, он уже перестал быть депутатом Гордумы, и еще было 4 года до его мэрских выборов, он был глава фонда «Город без наркотиков». Когда я баллотировался в Думу, это была, конечно, история не про политику. Я ходил по дворам, разговаривал с бабушками. Явка на муниципальных выборах была процентов 15, то есть я получил там 2000 голосов или 1800 голосов в большом, сорокатысячном округе. Это была история, я ходил, с этими бабушками, сколько мне там было, 28 лет, молодой человек, разговаривал, говорил: «Бабушка, вот вы меня изберете, а я буду регулярно публиковать отчеты о деятельности своих депутатов и их вам в почтовый ящик класть. Вы будете знать, что в городе происходит». Звучало наивно, и бабушки, я думаю, покупались не на историю про отчеты, а на то, что они видели, что человек убежденно говорит и верит в то, что говорит.
Ст.Крючков
―
Вернемся после новостей в середине часа. Леонид Волков в нашей студии. Продолжим.НОВОСТИ / РЕКЛАМА
Ст.Крючков: 21
―
35. «Разбор полета», Леонид Волков, глава штаба электоральной забастовки политика Алексея Навального.
А.Ежов
―
Как мы выяснили в перерыве, да. Программа «Разбор полета», ведут Стас Крючков и Андрей Ежов, как всегда.
Л.Волков
―
И снова добрый вечер.
А.Ежов
―
Да, добрый вечер. Здесь биографическое интервью, здесь Леонид Волков рассказывает о решениях, которые он принимал в своей жизни, мотивов, которыми руководствовался, и так далее. Кстати, Леонид, вы скорее склонны анализировать, просчитывать сценарии как человек такого все-таки естественно-научного профиля, принимая решения, я имею в виду, или же импульсивность какая-то вам тоже свойственна? Или это вообще раз на раз не приходится, как у вас?
Л.Волков
―
Ох. Мои родственники считают, что импульсивности во мне слишком много, хотя я как раз пытаюсь обычно что-то оценивать. Хотя были, конечно, решения импульсивные.Я вспомнил! Вы меня спросили вначале про самое трудное решение. Вот если говорить не про глобальные жизненные решения, а про локальные, то я помню, что это было. 2015 год. О, к вопросу про импульсивность. Выборы в Новосибирске. Мы собрали идеальнейшие подписи, просто офигенные. Все это сделали максимально публично. Облизбирком нам зарубает эти подписи просто по беспределу. Начинается заседание облизбиркома типа в 8 утра, они проверяют, мы за каждую подпись бьемся, они что-то признают, что-то не признают, а заканчивается в 23:59. Они должны были до полуночи вынести свое решение, иначе наш список автоматически был бы зарегистрирован.
Л.Волков: Либо уж ты занимаешься наукой, либо ты занимаешься чем-то другим
И вот в 23:59 они все-таки принимают решение абсолютно дерзки, незаконно, потом, кстати, отмененное Конституционным судом, о том, чтобы нас не регистрировать. И я злой как собака, потому что я понимаю, что за мной месяц работы огромного штаба, вот эти 17 тысяч подписей, которые нам дались просто вот потом и кровью, и вот эти люди мне и в моем лице этим 17 тысячам людей цинично плюют в лицо. У меня внутри все кипит, с одной стороны, кипит, а с другой, стараюсь как-то рационально думать. И я думаю: «Ну блин, ну нельзя так, опять мы просто утремся, пойдем в суд опять и все такое». Эмоциональный момент не такой, он требует каких-то более сильных, что ли, решений. И я вдруг встаю и говорю, сам себе удивляясь и слыша себя со стороны: «Мы это решение не признаем, я объявляю голодовку». НРЗБ Сам говорю, сам пугаюсь, потому что заседание началось в 8 утра, и я ни хрена не ел. Я голодный как собака.
А.Ежов
―
Не подготовились.
Л.Волков
―
Это было очень сложно. Ну и потом 14 дней мы там голодали. Закончилось это допуском нашим на выборы в Костроме, это другая уже история, но вот если говорить про сочетание импульсивного и математического, я вроде как и считал, ну, типа, нельзя оставить градус напряжения на том же уровне. Ну сколько раз было «мы ваши подписи не признаем, вы идите в суд, проигрывайте, а мы выборы без вас проведем», надо что-то другое. А с другой стороны, чисто импульсивное было решение.
Ст.Крючков
―
Вот вы говорите, 2 тысячи бабушек стояли за вами, когда выбирали депутатом в 2009 году. Тут 17 тысяч человек, поставивших свои подписи. Ваше кредо в этом смысле – где та грань, за которой обязательства перед людьми, впрягающимися за вас, должны быть выполнены, и где от них можно отступиться в силу того, что ну мы понимаем, в какой стране мы живем, и условия таковы, что реально выполнить многое из того, что было обещано, просто невозможно?
Л.Волков
―
Как раз-таки обязательства перед людьми – это вообще важнее всего. Это самая важная штука, что вот эти люди стоят, они во что-то поверили, вложились, и ты их представляешь тоже. Мне иногда было достаточно сложно за эти 4,5 года, одному независимому депутату в городской Думе, но я понимал, что я представляю интересы какого-то существенного количества людей, которые за меня проголосовали и ждут, что я буду бороться даже в безнадежных ситуациях. С теми же подписями в Новосибирске я понимал, что я не могу просто так сказать: «Окей, мы в суд пойдем», потому что живым людям плюнули в лицо. Сейчас у нас 700 тысяч человек подписалось, я тоже чувствую огромную ответственность, больше 140 тысяч человек деньги прислали на кампанию, ну вот как мы не будем до конца бороться? Конечно, я чувствую большую ответственность. Это такая штука, которая очень много значит.
А.Ежов
―
В предыдущей части программы вы уже упомянули о младшем брате, который во многом поспособствовал тому, что Леонид Волков даже отчасти сидит в этой студии. Что касается других родственников, родителей, как они вообще восприняли шаг, уход в политику?
Л.Волков
―
Ну, родители меня безусловно поддерживают. Вообще я очень счастливый в этом смысле человек, меня поддерживает семья, меня поддерживает бабушка моя.
А.Ежов
―
Следит за блогом?
Л.Волков
―
За блогом, за Instagram, за Facebook, везде комментирует. Я подарил ей ноутбук на день рождения в 2008 году, ей 83 исполнилось, и вот она с тех пор его постепенно освоила, спешить ей некуда. Вот года за годом, сначала электронная почта была, потом соцсети, потом Skype, еще что-то, еще что-то. Сейчас глядит за каждым шагом и поддерживает. Это, конечно, тоже очень важно – чувствовать какой-то тыл или обратную связь. Мы спорим иногда, с мамой достаточно жарко бывает, спорим про политику, но в целом, конечно, на одной стороне баррикад.
Ст.Крючков
―
Слушайте, а развилась вот эта научная история, вы же кандидатскую защищали, да? Нет намерений, не хотите пойти дальше по этому пути? Ведь профессорская семья, по большому счету.
Л.Волков
―
Я защищал кандидатскую диссертацию по теоретической информатике, которая, по-моему, достаточно хорошая получилась, и тогда уже было у меня ощущение, что я сижу на нескольких стульях, и надо выбирать. Все-таки я тогда работал в большой IT-компании на большой должности, и работал с утра до ночи, и, чтобы диссертацию написать, специально на несколько недель уезжал куда-то там в санаторий, потому что параллельно с работой было невозможно. Все-таки хочется делать все вещи хорошо.У меня действительно перед глазами мой отец, профессор, доктор наук, один из ведущих математиков в стране. Он очень всегда серьезно подходил к тому, чем занимается. Я, как раз, хорошо понимаю, что то, против чего «Диссернет» борется: либо уж ты занимаешься наукой, либо ты занимаешься чем-то другим. Чтобы серьезно вести научную деятельность… это штука, которая требует погружения абсолютно полноценного, и там левой рукой что-то писать, или писать что-то, что не сделает тебя заметным, а просто написать, чтобы была диссертация – ну, это все-таки неинтересная штука.
Хотя иногда у меня такие мысли проскальзывают, что как бы было прекрасно, ну, это же очень круто, математикой заниматься, какой-то творческий поиск, придумываешь чего-то новое, чего не было. Вот круто было бы, не знаю, уехать в отпуск надолго и посидеть, какие-нибудь теоремы подоказывать. Примерно в октябре пытался одну штуку решить, который еще в студенчестве занимался, но, конечно, ничего не получилось, потому что, опять же, чтобы заниматься наукой, нельзя просто взять тетрадочку и почертить, надо перечитать очень много статей, быть в курсе каких-то современных вещей, которые происходят, и так далее.
А.Ежов
―
Смотрите, есть гуманитарии, есть приверженцы точных наук, естественного профиля. Вы прямо четко принадлежали к какому-то одному? Просто, учитывая немецкую школу…
Ст.Крючков
―
…и импульсивность характера…
А.Ежов
―
Да, у меня в голове это как-то плохо складывается, потому что я 8 и 7 складываю как-то с детства, и у меня разные результаты получаются иногда.
Л.Волков
―
Слушайте, ну мне никогда не был понятен спор «физиков и лириков», и я не вижу никакого противоречия. То есть, безусловно, я хорошо считаю в уме, но и читаю тоже много, много каких-то вещей знаю. Мне просто кажется, что важная штука – это образованность, начитанность, эрудиция, умение быстро принимать решение. Мне все это помогает.
Ст.Крючков
―
Вот в этом споре «лириков и физиков», юристов и математиков нередко раздается такое: Леонид Волков вечно второй, в тени Навального пребывает. Вы политик или политтехнолог? Вы ресурс Навального, или вы самодостаточная единица в работе его штаба?
Л.Волков
―
Я не политтехнолог, я очень обижаюсь на это слово. По крайней мере, в современном русском языке вокруг него такие коннотации, которые делают его безусловно оскорбительным. Вот.А что касается всего остального, я для себя на этот вопрос ответил так: у меня есть большой опыт в IT, я делал реально большие проекты, создал бизнес, который сейчас зарабатывает сотни миллионов долларов в год, один из очень немногих в России. Не один, конечно, но во главе какой-то команды. Достаточно серьезно 12 лет занимался и создал. Я, с другой стороны, что-то умею в политике: сам ходил на выборы, выигрывал выборы, что-то понимаю. Я при этом прекрасно понимаю, что есть айтишники сильно покруче меня, куда мне, не знаю, до Аркадия Воложа. Есть политики сильно покруче меня. Алексей Навальный лучше выступает, четче формулирует мысли, умеет не так многословно отвечать на вопросы, а очень четко формулировать какие-то правильные и сразу доходящие до людей вещи.
Л.Волков: Я не политтехнолог, я очень обижаюсь на это слово
И мое место, оно где-то в двоеборье. Я приводил уже как-то эту аналогию, она мне очень нравится: есть такой вид олимпийский, северное двоеборье, прыжки с трамплина и бег на лыжах. Я раньше не понимал, в чем фишка, почему мы не соревнуемся, не знаю, в прыжках с вышки в бассейн и плевках в длину. А потом мне объяснили: ты, чтобы бежать на лыжах, должен быть очень большой, и сильный, и мускулистый, а чтобы прыгать с трамплина далеко, ты должен быть очень маленький, легкий и воздушный. И вот в двоеборье не бывает очень крутых лыжников и очень крутых прыгунов с трамплина, которые круты в двоеборье. Оно выявляет правильно сочетание, человека, который наиболее гармонично развит.
Ну вот. Есть много крутых айтишников, много крутых политиков. Думаю, что в двоеборье я, наверное, один из самых крутых в этом сочетании. То есть мне удаются проекты на сочетании, на пересечении того и другого. Выборы в Координационный совет те же самые или там кампания мэрская Навального в 2013 году, где было много того и другого. Я пытаюсь для себя вот такие проекты искать. Вот это моя ниша, это то, что мне интересно делать, и то, что у меня хорошо получается.
А.Ежов
―
Наш слушатель из Москве Егор Артюхин обостряет вопрос Леониду, он прислал на +7-985-970-45-45: считаете ли вы себя этаким Троцким, если считать Навального условным Лениным, условным вождем?
Л.Волков
―
Нет, нет. Я сейчас уже долго отвечал на этот вопрос. То есть, конечно, нет, такие аналогии вообще всегда неправильны и хромают, но безусловно нет.
А.Ежов
―
Публичность вообще для вас важна как для человека, политика? Или вы скорее предпочитаете в тени оставаться? Где вам комфортнее?
Л.Волков
―
Я воспринимаю публичность как неотъемлемую часть того, чем я занимаюсь. То есть такое бремя.
А.Ежов
―
То есть не цель.
Л.Волков
―
Не цель. То есть, понимаете, я работал в IT-бизнесе. В чем заключался мой день: приходил на работу, мне надо было за день провести 5 собеседований, ответить на 30 писем, дать пару интервью, потому что надо рассказывать о своей работе профессиональным айтишным СМИ, провести пару каких-то совещаний. В чем сейчас заключается мой день, когда я работаю в штабе: мне надо написать 50 писем, дать пару интервью, что тоже часть моей работы, рассказывать о моей работе, провести несколько собеседований и совещаний.То есть в целом менеджерская работа, она все равно такая и есть. Это работа с людьми. Ты со своими сотрудниками работаешь, объясняешь какие-то цели, задачи, формируешь какие-то команды, пытаешься для каждого человека подобрать ту задачу, которую он оптимально может решать, и с внешним миром, конечно, потому что если ты не объясняешь внешнему миру сути и принципов своих действий, они просто теряют в эффективности. Это такая неизбежная штука, это не зло, не добро, а просто часть работы.
Ст.Крючков
―
Что было утрачено, эмоционально утрачено из той, прошлой жизни, если условно поделить напополам на части, и что было эмоционально обретено по приходу в политику? Бизнес – политика, вилка такая.
Л.Волков
―
Ну, я, опять же, пытался объяснить, что поскольку работа у меня и там и там менеджерская, то, на самом деле, поменялось, наверное, не так много, как кажется со стороны. Наверное, в бизнесе можно было позволить себе быть порезче, поэкстравагантнее, какие-то вещи сходили с рук в том плане, что… я не говорю там про дресс-код, у меня и так он достаточно вольный, хотя, конечно, в IT был гораздо более вольный. Ну, там можно было не так следить за каждым своим словом или там быть более эмоциональным и свободным в каких-то высказываниях, в текстах, которые ты пишешь, публикуешь. Сейчас с этим, конечно, посложнее.Что сейчас стало по-другому и лучше? Ты зато чувствуешь, что ты больше меняешь мир вокруг себя. В IT-бизнесе ты в первую очередь должен деньги зарабатывать, как и в любом бизнесе. А в политике ты должен в первую очередь мир менять. Это более, что ли, интересная штука.
Ст.Крючков
―
Но согласитесь, на сегодняшний день границы этого влияния, пусть даже и в масштабах поднятой Навальным волны, довольно велики. Что-то есть в этом от донкихотства, потому что симулятивный выборный процесс, которые мы до сих пор никак не поставим на рельсы ведущие в нужном направлении.
Л.Волков
―
Кажется очевидным, мне, по крайней мере, что в 2017 году мы полностью перепахали то, как выглядит политика в России, как выглядит российский политический ландшафт, и в чем вообще заключается политика в России. Это есть. Большое влияние на людей, на то, как они думают или относятся к тем или иным событиям, - это результат, которым я горжусь.
Ст.Крючков
―
Возврата на прежние рельсы уже не будет? То есть вот этот посыл, он услышан, не только группой сторонников Навального воспринят?
Л.Волков
―
Как последние 5 лет все ссылались на мэрскую кампанию Навального как в значительной степени на эталон, ориентир для того, что можно и нужно делать в российской независимой политике, так, я думаю, не меньше, а скорее больше, будут ссылаться и на нашу кампанию 2017 года.
Ст.Крючков
―
Вы хотите войти в российскую политическую историю?
Л.Волков
―
Это не значит, что мы не сделаем чего-то еще более крутого. Надеюсь, что сил хватит, и сделаем что-то еще более крутое.
А.Ежов
―
Глава штаба забастовки кампании Алексея Навального Леонид Волков – гость программы «Разбор полета». Мы работаем в прямом эфире, +7-985-970-45-45 номер для смс-сообщений, для ваших вопросов, реплик и комментариев. Вы, Леонид, сами сказали не раз за эту программу о своих опытах пребывания в изоляторах, приемниках временного содержания и так далее. А помните самый первый опыт, когда вы лишились свободы? Пускай, понятно, это административный арест, но тем не менее, что почувствовали?
Л.Волков: Есть политики сильно покруче меня. Навальный лучше выступает
Л.Волков
―
Ну, я помню прекрасно. Собственно, это было после 26 марта 2017 года, до этого никогда. Мне тогда дали 10 суток за трансляцию, за стрим из офиса ФБК, который посмотрело в итоге 4,5 миллиона человек и который оказался в каком-то смысле сенсацией. Я тоже не ожидал, что я так умею. Это был очень интересный опыт, вот этот марафон, когда я часов 10 или 11 в прямом эфире рассказывал о протестах по стране. Ужасно был собой доволен, с другой стороны, ошарашен и, конечно, вообще не очень понимал, что со мной происходит, куда я попал. Прибежали какие-то Эшники, ФСБшники, нас всех из офисов вывели, меня пугали, говорили, «ты сейчас сядешь надолго».И при этом было понятно, что они не знают, что со мной делать, я же ничего не нарушал. Ну, окей, это Россия, это не так важно. В итоге я ночевал в отделе полиции, это было дико неприятно, и я, конечно, пережил какие-то неприятные моменты на этих досках вонючих. А потом уже как-то успокоился. Потом был суд, дали мне эти 10 суток, я понял, что, в общем, от этого не умирают. Дали мне 19.3, «неповиновение законным требованиям сотрудника полиции». И, в общем, там уже как-то сидел, книжки читал. Было уже полегче.
Ст.Крючков
―
Слушайте, а есть предел, когда вы себе скажете: «О, Леонид, тут ограничились 10 сутками, тут 30, а здесь что-то серьезное светит». И вы скажете: «Нет, пожалуй, я докторскую сяду писать».
Л.Волков
―
Это интересный вопрос. И я его сам себе, не буду скрывать, довольно часто задаю. И, понимаете, как сказать… вот вы на меня смотрите, я человек, к большому сожалению, достаточно упитанный, и до 2015 года я всегда думал, что я, как говорится, за любой кипеш кроме голодовки. А оказалось, что нет. Иногда получается самому себя удивить, на самом деле. Ну тут тоже, я много раз сам себе говорил, что окей, есть какой-то предел, какая-то степень риска, что ли, которую я не готов принять. И черт его знает, наверное, несколько лет назад я бы сказал себе, что административный арест – это тоже штука, которая для меня уже совершенно неприемлема. А потом – жизнь идет, и выясняется, что ты способен вот здесь, здесь и здесь, в этом, этом и этом расширить границы приемлемого для себя. Не хочется тестировать, насколько далеко я готов, но пока я их, видимо, не достиг, раз я здесь, в этой студии, занимаюсь тем, чем занимаюсь.
А.Ежов
―
В начале программы вы говорили об отъезде в Люксембург, о возвращении. А почему было выбрано именно это место в качестве точки временной дислокации?
Л.Волков
―
Просто работу хорошую предложили. То есть я после выборов, после кампании Навального осознанно искал работу, и просто у меня было несколько предложений, и то, которое было в Люксембурге, было одним из самых интересных.
Ст.Крючков
―
То есть изначально был такой вариант на некоторое время, да? Не на постоянно?
Л.Волков
―
Я тогда об этом не задумывался. Ну как, перебирался ненадолго. Семью перевез, дом купил. После развода он остался моей первой жене, но обосновывались мы вполне себе серьезно в этом Люксембурге.
А.Ежов
―
А самый первый раз, когда за границей оказались? Первые ощущения, первая страна? Часто задаем этот вопрос более старшему поколению, для них это событие.
Л.Волков
―
Для меня это тоже было событие, потому что у меня не было какого-то там переходного периода, я сразу очутился в самом подбрюшье Западной Германии, в самом таком хобичьем, зажиточном Баден-Вюртемберге, и это было в сентябре 1993 года, то есть когда здесь вообще ничего не было, шаром покати. Контраст был такой разительный, что его было очень сложно переварить. У меня в моей немецкой школе был друг по переписке…
А.Ежов
―
Программа обмена?
Л.Волков
―
Нет, не программа обмена, просто в какой-то момент всему нашему классу выдали каких-то мальчиков и девочек из какой-то более или менее, я так понял, случайной школы из Германии, и мы друг другу писали письма. И вот мы писали, писали, и через пару лет, это было не сразу, как-то дописались до того, что нас эта семья позвала в гости. Мы с мамой туда поехали, и это была просто вот такая шокирующая достаточно штука после России сентября 1993 года – оказаться в Баден-Вюртемберге.
А.Ежов
―
А вот что больше всего запало, о чем, может быть, до сих пор вспоминаете?
Л.Волков
―
Да все. Я пару лет сохранял способность по дням пересказать эту поездку, в какой день мы что делали там, куда ходили, куда ездили. Нас эти ребята возили в Страсбург, там Страсбургский собор, возили в еще какие-то прекрасные города. Просто там все было настолько по-другому, настолько контрастировало с советской жизнью. Это, наверное, похоже на шок знаменитый, который в 1988 году в Далласе Борис Николаевич Ельцин испытал, впервые зайдя в супермаркет, сильно описано в литературе. Вот что-то такое.
А.Ежов
―
Фотографии есть.
Ст.Крючков
―
А чему в прекрасной России будущего вот из этой западной жизни, на ваш взгляд, не место? Вот есть такие вещи, от которых нам в силу русского менталитета стоит НРЗБ
Л.Волков: Мое место где-то в двоеборье
Л.Волков
―
В прекрасной России будущего всему есть место, самому разному. Пусть цветут цветы, но базисная версия заключается в том, что Россия – безусловно, европейская страна, безусловно, часть европейской цивилизации. И те механизмы, которые хорошо или плохо, но так или иначе в Европе работают, у нас тоже способны работать. Для этого не надо ехать в Германию, для этого достаточно съездить в прекрасный город Таллин, например, где на улице все говорят по-русски, где живут такие же прекрасные постсоветские люди, внешне от нас неотличимые, но где все-таки при этом 1100 евро средняя зарплата, все чистенько, бедненько, по-восточноевропейски бедненько там, не шикарно, но при этом как-то очень достойно, хорошо и гармонично устроено.
А.Ежов
―
Какой политический пост Леонид Волков, чисто теоретически, пофантазируем, готов был бы занять в прекрасной России будущего? Хотел бы, может быть.
Л.Волков
―
Мне этот вопрос задают часто и никогда не верят, когда я отвечаю, что у меня нет на него ответа. Но тем не менее, у меня нет на него ответа. Я не думаю в таких терминах. Я не думаю, что меня ждет какой-то высокий пост, это просто статистическое наблюдение, посмотрите, не знаю, на бархатные революции в восточноевропейских странах в конце 80-х – начале 90-х. в итоге после каких-то пертурбаций, мирных, бескровных и прекрасных, часто власть формировалась совсем не таким образом, как ожидали люди, которые, в первую очередь, были драйверами этих преобразований. Поэтому я об этом стараюсь не думать. Мне кажется, что есть большая цель, прекрасная Россия будущего, к ней надо прийти. Я достаточно уверен в себе, что там я смогу найти себе занятие по душе, заработать и чувствовать себя комфортно, свободно и хорошо.
А.Ежов
―
Глава штаба забастовки кампании Алексея Навального Леонид Волков был гостем программы «Разбор полета». Провели ее, как всегда, Стас Крючков и Андрей Ежов. До встречи через неделю. И спасибо, что откровенно обо всем рассказали.
Л.Волков
―
Вам спасибо, и всего доброго.
Ст.Крючков
―
До свидания.