Купить мерч «Эха»:

Александр Роднянский - Разбор полета - 2017-06-19

19.06.2017
Александр Роднянский - Разбор полета - 2017-06-19 Скачать

А.Ежов

21 час и 5 минут в российской столице. Это программа Разбор полета, как всегда по понедельникам. Ее ведут Станислав Крючков и Андрей Ежов. В гостях у нас - продюсер Александр Роднянский.

Я напомню средства связи с нашей студией. Телефон для sms: +7 (985) 970 45 45, аккаунт vyzvon в Твиттере, форма на сайте «Эхо Москвы». Все ваши вопросы, которые, я уверен, у вас возникнут, а также реплики и комментарии на нашему эфиру можете присылать именно по этим координатам, которые я только что огласил.

С.Крючков

Александр Ефимович, добрый вечер!

А.Роднянский

Добрый вечер!

С.Крючков

Кстати, не забудем, что мы ведем прямую трансляцию в нашем YouTube, в официальном аккаунте «Эхо Москвы».

А.Ежов

Программа, собственно, у нас о людях, которые принимают решения, о том, как им эти решения давались, тяжело или, может быть, легко. Самое свое сложное, может быть, решение, над которым вы долго сомневались и все-таки к нему пришли – вот сейчас с ходу вспомните? В жизни в целом и если брать последнее десятилетие.

А.Роднянский

Это длинный период в моем случае.

С.Крючков

Это традиционный такой вопрос. Решение, над которым мучительно долго размышляли, сомневались, которое оказалось, может быть, судьбоносным для вас, о котором жалеете, или, может быть, наоборот, спустя годы, все более убеждаетесь в его правильности.

А.Роднянский

У каждого человека есть эти решения. И у меня их немало, если честно. Было несколько поворотных. Знаете, в драматургии есть такое понятие «поворотная точка» - это событие, которое радикальным образом меняет ход предыдущего повествования. Так вот, у меня таких поворотных точек было несколько. Был переход из кинематографа, в котором я успешно занимался как режиссер-документалист, к телевидению, которое в те времена, когда я совершил этот переход, казалось совершенно другой вселенной, и таковой было, кстати сказать.

Потом такой же поворотной точкой стало решение создать независимое – смешно даже сейчас такое сказать, но в начале 90-х годов это казалось реальным – независимое телевизионное предприятие, которое превратилось в самый влиятельный на тот момент канал в соседней стране, в Украине. А поворотным было для меня решение, оставив созданное и преуспевавшее украинское предприятие, больше и важное, двинуться по тем временам в малый, казавшийся не маргинальным, но, в общем, второстепенным телевизионный канал СТС для того, чтобы изменить его.

И таким же радикальным было решение оставить телевидение и полностью заняться тем, чем я всегда хотел только и заниматься – кино.

Собственно, каждое из этих решений забирало очень большой количество времени и сил, требовавшихся для его принятия, и в общем, каждое было сопряжено с определенного рода сложностями.

А.Роднянский: Характер потребления неигрового кино очень изменился

А.Ежов

Вы во многих интервью говорили, что вы практически выросли на территории киностудии, при этом киностудии фильмов документальных. И почему, как вам кажется, вы в итоге пришли к игровому кино: это естественная эволюция такая или же здесь, может быть, целенаправленно к этому шли?

А.Роднянский

Нет, я не шел к этому целенаправленно. Я всегда очень любил документальное кино и, кстати, по-прежнему очень люблю, много его смотрю и как бы внутренне даже примеряю на себя отдельные проекты. Но так исторически сложилось, что и мои родители, мои дедушка и бабушка были связаны с неигровым кино. И вся семья большая тоже была связана с неигровым кино. И сестра моего деда – классик документального кино.

И я, в общем, я шел заниматься – вот я для себя долго думал перед поступлением в киноинститут, чем бы я хотел заниматься – и у меня был внутренний, распиравший меня выбор между наукой и неигровым кино, и я принял внутреннее решение не без совета со стороны. Это был, кстати, совет, надо сказать, большого кинематографического авторитета для меня, друга моего детства, выдающегося классика документального кино Ромена Лазаревича Кармена. Он сказал: «Любишь науку, ну и делай кино о науке», - сказал он.

И я вдруг понял, что это простейшее решение обещает мне счастливое будущее. И поэтому я пошел в киноинститут с идеей заниматься кинематографом о науке, чем пытался заниматься некоторое количество лет после завершения института на лучшей в те времена студии – я убежден – в Советском Союзе, которая назвалась Киевнаучфильм, и которая производила все что угодно, кроме партийных, пропагадндистских, идеологических фильмов. Она делала сильное, мощное, исследовательское кино о науке, которое заставляло аудиторию, что трудно себе даже представить, сопереживать.

И вот, собственно, эта студия родила и мой учитель в институте, выдающийся режиссер Феликс Соболев, автор таких классических фильмов, вошедших в золотой фонд нашей документалистики: «Язык животных», «Думают ли животные?», «Я и другие», «У истоков человечества» и так далее, - он, собственно говоря, вместе со своими коллегами и товарищами родил кинематограф, в котором секретов в начале фильма и тайн было меньше, чем в конце. То есть кинематограф, который был построен на абсолютно точно описанном еще Альбертом Эйнштейном, инстинкте тайны и распознавании тайн, свойственном человеку. И вот это меня кино привлекало.

А затем вдруг случилась перестройка, которая пробудила во мне все социальные чувства. Я начал делать кинематограф, имеющий отношение к тому, что сегодня очень общо называют перестроечным, то есть как бы документальное кино быстро откликнулось на возможности того времени. Например, игровое было намного менее решительным, и требовалось больше времени. Телевидение вообще было подцензурно. И я начал делать фильмы, которые имели отношение к экологическим, историческим, публицистическим, короче, контекстам и сюжетам.

А дальше жизнь развивалась. И я увлекся тем, что на сегодняшний день называется повествованием в игровом кино. Увлекся не сразу. Вначале долго сомневался, но потому же, в начале 90-х начал активно продюсировать, чем, собственно, занимаюсь до сегодняшнего дня увлеченно и не жалею об этом

А.Ежов

А почему вам кажется, сейчас в документально кино именно российском, произведенном на постсоветском пространстве, на мой взгляд обывательский, мало что слышно. Притом, что такой бэкграунд именно с точки зрения опыта людей, которые здесь производили это кино, достаточно серьезный. Почему сейчас оно не скажу в упадке, но во всяком случае…

А.Роднянский

Я бы точно сказал, что оно не в упадке. У нас есть просто несколько выдающихся кинематографистов, авторов, чьи фильмы известны. И, на самом деле, если я вам назову навскидку трех больших режиссеров моего поколения, моих товарищей, каждый из которых делает свое и очень яркое документальное кино, я убежден, что о каждом из них вы слышали. Ну, во-первых, Виктор Косаковский, абсолютно классик неигрового кино, который в данную секунду вот уже год, как путешествует на айсберге, снимая свой очередной документальный фильм. Это режиссер, чьи фильмы ретроспективами показываются на главных на главных фестивалях документального кино во всем мире, член американской киноакадемии, и вообще, человек абсолютно легендарный.

Это Сергей Мирошниченко, абсолютный еще один режиссер-классик. Тоже мы вместе начинали еще в те времена. И его компания называется, как его прозвучавший первый фильм - «Остров». И он последовательно исследует человеческую природу в разных обстоятельствах. И он делает очень разные фильмы. Например, последним у него был – мы не говорим, мы суеверные люди – крайний фильм был об Олимпиаде. Всегда Олимпийские игры должны быть запечатлены в виде документального фильма, который хранится в штаб-квартире Олимпийских игр. И вот от России этот фильм сделал Сергей Мирошниченко во главе огромной команды операторов и помогавших ему режиссеров. И это «Олимпийские кольца», по-моему она называлась, блистательная картина, которая шла в кинотеатрах.

И Виталий Манский, человек, чьи фильмы всегда на слуху, всегда вызывают дискуссии, пробуждают к себе интерес. То есть иными словами: есть режиссеры вполне известные, есть молодые и яркие. Мне кажется, надо просто следить за неигровым кино.

Другое дело, что характер потребления неигрового кино очень изменился. И в те времена, скажем, когда начинал я, документальное кино имело свое место в кинотеатрах. И мало, что этот документальный кинематограф объединяло с телевидением. На сегодняшний день телевидение – без сомнения ключевая площадка для неигрового кино равно, как и онлайновые платформы. И для того, чтобы фильм вышел в кинотеатрах и заставил о себе говорить, как о художественном явлении, у него должны быть определенные атрибуты или, условно говоря, некие причины, которые обратят внимание широкой аудитории именно на этот фильм и заставят на него пойти.

Но, я думаю, что таковых фильмов немало, и достаточно посмотреть на программу того же Центра, скажем, документального кино, который работает в Москве во главе с Софьей Капковой, и вы увидите там несколько классических фильмов ежемесячно, которые выходят на этот большой экран. Другое дело, что этих экранов очень мало.

А.Ежов

Слушатели в SMS-сообщениях спорят, говорят, что не согласны с тем, что документальное кино в упадке, подтверждая ваши слова. Напоминают об «Артдокфесте».

А.Роднянский

«Артдокфест» - это как раз фестиваль, созданный Виталием Манским, и который традиционно собирает очень большое количество замечательных картин со всего мира. И там всегда блистательная подборка того, что делается в России. И я для себя открываю вселенную неигрового кино, когда смотрю эти картины.

Я как-то был там членом жюри и был потрясен, до чего разнообразна и хороша программа, собираемая из регионов. В отличие от игрового кино нашего, которое до недавнего времени было абсолютно столичноцентрично, то есть практически все производилось в Москве и в Санкт-Петербурге до недавнего времени (сейчас ситуация несколько меняется), но неигровое кино оно делается везде, приходит из разных регионов и городов и по-своему свидетельствует о времени и проговаривает это время, в чем, собственно, и заключается его основная функция.

А.Роднянский: Телевидение – ключевая площадка для неигрового кино, равно как и онлайновые платформы

А.Ежов

Поэтому программа Разбор полета. У нас в гостя – продюсер Александр Роднянский. Я напоминаю, что свои вопросы, реплики и комментарии нашему гостю вы можете задавать по телефон для sms: +7 (985) 970 45 45.

С.Крючков

Мы к кино, безусловно, еще вернемся. Но сейчас о полете, о вашем полете. Вот этот путь из «Киевнаучфильма» в телевидение пролегал, насколько я знаю, через Германию. Распад Советского Союза как-то поспособствовал тому, что вы оказались на Западе?

А.Роднянский

Только распад и поспособствовал, честно говоря. Я не представлял своей жизни без кино. В тот момент, когда распался Советский Союз, то немножко раньше, практически одновременно распалась вся отечественная индустрия. А документальный кинематограф, которым я так пассионарно был увлечен, он, естественным образом существовал только за счет государственной внутренней политики и финансирования государственного. Мы еще не были готовы, и документальное кино долго готовилось к тому, чтобы перейти на рыночные рельсы.

Иными словами: большинство моих коллег просто перестали работать. Я с этим не мог согласиться и ответил согласием на одно из многочисленных на тот момент – у меня было как минимум четыре – предложения очень твердых от разных европейских телевизионных каналов, которые предложили мне сотрудничество. Я ответил согласием на предложение самого большого общественного канала в Европе - немецкого ZDF, которые предложил мне делать картины, в общем, во многом по моему выбору, чем я и занимался некоторое количество времени.

И это позволило мне познакомиться с телевидением изнутри. Я до этого с телевидением не сталкивался. Я понял, что оно бывает разнообразным, что оно бывает общественно и витаминозным, то есть содержать именно насыщенную и полезную информацию, ориентированным на дискуссию с аудиторией; а бывает – на тот момент бурно развивалось уже коммерческое телевидение, в Германии, в частности, это был такой феномен канала RTL и чуть позднее появившихся каналов Sat.1 И ProSieben. И я на этом, собственно говоря, познакомившись с телевидением, и заразился идеей создания телевидения, которое было, как ни крути, близко к моему пониманию функции документального кино.

То есть переход из документального кино, каковым я занимался особенно во время перестройки, к телевидению, не был столь радикально иным. Я даже называл это для себя той же режиссурой, но только в больших форматах. Поскольку если в документальном фильме драматургия строилась на сцене или эпизодах, снятых с разными героями в разных обстоятельствах, в совокупности предлагавших некую дискуссии или, в лучшем случае, послание, некую мысль, обсуждение и желательно в эмоциональной форме, то телевизионный канал мог сделать это в совершенно иных форматах, более разнообразных, но тоже, в общем, полезно и витаминозно.

В общем, я оказался увлечен идеей такого витаминозного телевидения, чем, собственно говоря, и начала заниматься. И первые несколько лет того канала, который я строил в Украине (и на Украине, как говорят в России), собственно, он назывался 1+1, это была идея такого витаминозного телевидения с ретроспективами Джозефа Лоузи, Питера Грина и прочих в праймтайме. Вот с этого мы начинали с большим количеством документального вещания и научно-популярного. Дальше уже жизнь начала менять и телевидение изменило, в том числе, и мои системы приоритетов и решений.

А.Ежов

А решение такое радикальное смены дислокации и переезда в Германию, оно легко далось, или тогда, в принципе, открыты были, особо, может быть, даже не задумывались о том, что происходит, ну как-то легко, я имею в виду, это происходило?

А.Роднянский

Нет, как же легко? Я задумывался. Я уж точно не был готов к этому.

А.Ежов

Это другой мир, по сути.

А.Роднянский

Это другой мир. Я же был советским человеком. Не забывайте, что мы намного были готовы к жизни за пределами где бы то ни было за пределами Советского Союза, чем нынешние молодые люди. Я помню, что я не знал даже, извините, как покупать билетик в трамвае и как этим пользоваться, куда его вставлять. И очень многое: как снимать квартиры, и как платить – это не знакомое слово – кауционы. То есть то, что сегодня знает любой ребенок. А это все было неизвестно.

Но я принял для себя решение вслед за профессией. Я понимал, что нужно заниматься своим делом и снимал картины, и достаточно последовательно этим занимался, связанные только с контекстами бывшего Советского Союза, и больше меня ничего не интересовало. И как только возникла возможность оставить столь комфортное место работы, каковым без сомнения был ZDF, немецкий телевизионный канал, я не преминут этим воспользоваться.

Просто в те времена был выбор: либо не делать ничего и пытаться найти себя в новой, абсолютно неожиданно обрушившейся на всех реальности – я к этому не было готов не потому, что я не в состоянии, а потому что меня ничего кроме кино не интересовало, и признаюсь, не интересует и сегодня, если говорить, с точки зрения реально жизни. И всё, поэтому я сказал да. Ну, расширим горизонт, научимся, поймем. И в общем, многому научился. Когда тебя бросают в воду и ты начинаешь учиться плавать – это очень полезная вещь, особенно для людей, которые привычны к такого рода состояниям. А я привычный в силу того, что как-то по характеру мне это свойственно.

А.Ежов

Но, тем не менее, с ходу вспомните это свое самое сильное впечатление именно от передислокации, от своей новой жизни в этом новом капиталистическом мире, совершенно для вас, я уверен, непривычном в тот момент.

А.Роднянский

Знаете, у меня же все началось с работы. Да нет, все это было очень сложно. Мы приехали. У меня контракт, как сейчас помню, начинался с 1 сентября, и мы приехали и отдали сына в школу. А он не знал ни одного слова на языке. И я помню, мы его отдали, и у меня мучительно сжалось сердце, когда я посмотрел на маленького, идущего в первый класс ребенка, который не говорит на языке ни одного слова рядом с детьми, которые вместе с ним шли.

И точно так же я пошел в офис телекомпании, думая, что справлюсь по-английски – на языке, на котором я говорил. Мне в первый же день сказали: «Но-но-но, это немецкое телевидение. Говори, пожалуйста, по-немецки», - сказали они. И мне при этом осталось только промычать что-то в ответ, хотя я понимал, что они знают, что я не говорю по-немецки, по меньшей мере в тот момент, когда я подписывал с ними договор, это было очевидно. Но, видимо, таким образом, они меня мотивировали. И я, взяв 20 частных уроков в 20 дней по 4 часа в день, я уже как бы через 20 дней начинал говорить, а уже через полгода мы все говорили достаточно бегло. Но это было достаточно сложно.

Что же говорить про капиталистический мир, то, я думаю, не сильно системой правил отличалось уже от нашего мир. Но единственно, что Германия – это такой социальный рынок. Он в каком-то смысле походил, как ни странно, на советское прошлое, нежели на капиталистическое наше на тот момент настоящее.

С.Крючков

А каким оно было это советское прошлое, с которым пришлось расстаться, войдя в эту новую д ля себя воду? Вот я читал в одно интервью о фильме «Прощай СССР». Вы говорили, что пришлось преодолеть некую утрату, пережить некий крах системы культурных, прежде всего, ценностей. Что было утрачено и что было приобретено в этот переломный и для Украины и для России в тот момент времени?

А.Роднянский

ВЫ меня вбросили в какое-то далекое прошлое. Ну, смотрите, я, во-первых, категорически не предполагал распад страны. То есть для меня это была такая неожиданность абсолютно радикальная, в которую я не верил, и мы все – я имею в виду мое поколение, - мы, пожалуй, мечтали о модернизированном и реформированном Советском Союзе, а не о сумме разных государств. Это даже в голову не приходило, признаюсь вам откровенно, даже в 91-м году. Если бы за два месяца до того, как Советский Союз объявили распавшимся, мне бы об этом сказали, я бы не поверил.

Поэтому, откровенно говоря, все идеи сводились к тому, чтобы, конечно же, суметь, таким образом, совокупными усилиями модернизировать страну, чтобы она оказалась конкурентоспособной, свежей, открытой, предоставляющей своим гражданам право передвижения, свободы выборы, профессию, чего угодно. Совершенно понятно. Права человека – слова такие знали, они были в обиходе, так сказать, еще диссидентском, но мы в своем понимании отдавали отчет, что, с одной стороны, конечно было здорово сохранить – может быть, так не формулировали, это сейчас все ясно – но сохранить элементы социальной политики, которые на тот момент были закреплены за Советским Союзом и начали разрушаться очень быстро.

Ну, а по-человечески… мы же все были молодыми, мы все, так сказать, очень любили друг друга, и ту ситуацию, в которой оказались. Нам показалось, что мы востребованы временем. Когда ты в 25-26 лет вдруг делаешь фильмы, на которые выстраиваются очереди в кинотеатры, и эти фильмы документальные, - это такая была реальность, - и пишут главные газеты, дискутируют главные люди на телевидении; и все спорят, каким образом должна быть переорганизована страна, - нам казалось, что это удивительное время, которое востребовало столь разных и до недавнего, до перестройки времени лишенных права на реализацию людей, безусловно, превратиться и или выльется в нечто новое в целом со страной.

И когда этого не случилось, и она распалась, и оказалось, что город, в котором я родился и вырос – Киев я имею в виду – оказался столицей совершенно другой страны, и мне выдали… ну, не сразу выдали, но совершенно понятно стало, что я гражданин другого государства, сам того не ожидая. То есть меня уже не особенно вот с этой реальностью многое связывало. На тот момент я вообще очень не любил эту новую реальность, потому что я понимал, что руководство Украины, как и большинства республик – это руководство партийных центральных комитетов партии. И вот в Украине первым президентом стал первый секретарь ЦК Компартии Украины Кравчук.

И мне все это было несимпатично, потому что мы все были воодушевлены перестройкой как идеей, в том числе, избавиться от 6-й статьи Конституции, избавившей от «руководящей и направляющей роли». И поэтому как бы наличие этих прекрасных людей, которые еще недавно назывались секретарями по идеологии, мне было глубоко не близко. Кроме того моментально началась национальная тема, которая мне была категорически чужда, как и любому человеку, воспитанному в интернационалистском духе – я таковым был.

И я в общем, совершенно спокойно, я вам признаюсь честно, вот с этой реальностью моего родного города расстался достаточно быстро, переехав в Германию и пропустив несколько лет упорного развития национального государства. Я уже присоединился к этому 4 года спустя.

А.Роднянский: Я категорически не предполагал распад страны. Для меня это была неожиданность абсолютно радикальная

А.Ежов

А суммарно вы сколько провели в Германии?

А.Роднянский

4 года.

С.Крючков

А на сегодня, по вашим оценкам, этот процесс переформатирования советского человека в Украине, здесь завершился или мы все-таки несем с собой этот груз из прошлого 25-летней давности.

А.Роднянский

Ну, это же моментальный период с точки зрения истории. В качестве примера, уж извините, мы называем войну 100¬-летний Франции и Англии, хотя, наверное, для современников это была такая длинная история, состоящая из множества войн, по меньше мере пяти, разделенных 20-30 годами. Точно так же, я думаю, через 200-300 лет не будет с исторической точки зрения Первой и Второй мировой войны, будет одна мировая война, потому что совершенно очевидно, что это глубоко связанные между собой колоссальные события.

Так же и с точки зрения распада Советского Союза эти жалкие 25 лет, мне кажется, ничто. И потребуется еще, по крайней мере, одно поколение для того, чтобы появилось некое, уже окончательно не связанное с советским прошлым поколение людей свободных и способных принимать решение без опоры на прежние фобии, комплексы, тревоги и чаяния.

А.Ежов

Это программа Разбор полета, программа о людях, о решениях, которые они принимают и о мотивах, которым они руководствуются. У нас в гостях кинопродюсер Александр Роднянский. Я напомню средства связи с нашей студией. Телефон для sms: +7 (985) 970 45 45, аккаунт vyzvon в Твиттере, форма на сайте «Эхо Москвы». Мы вернемся в эту студию после кратких новостей и рекламы

НОВОСТИ

С.Крючков

21 час, 35 минут в российской столице. Мы продолжаем программу Разбор полета, программу о жизненных решениях, выборе пути, если хотите. Сегодня разбираем полет продюсера, медиаменеджера Александра Роднянского. Еще раз, здравствуйте!

А.Ежов

Свои вопросы вы можете направлять по телефону для sms: +7 (985) 970 45 45. Наш слушатель Дмитрий Мезенцев спрашивает, есть ли у вас ностальгия по «совку», как он выражается. Ему показалось, что вы тепло отзываетесь о том времени. Мы до перерыва говорили о моменте слома перестроечном.

С.Крючков

Вообще, советский человек нам симпатичен? И вообще, есть такой феномен?

А.Роднянский

Я бы так сказал: ностальгии у меня нет, но отношусь я ко многому тепло. У меня нет ощущения, что часть собственной жизни или жизни твоих близких, друзей, всех, кого ты знал или любил, следует полностью, так сказать, выбрасывать из собственного культурного кода. Конечно, теплое отношения о в мне есть, но, повторюсь, ностальгии нет.

Что касательно советского человека – и да и нет. Я очень далек от оценок простых. Для меня опасность самая большая, которая есть и существовала всегда – это опасность простых решений и простых отношений. То есть дихотомией – там хорошее – плохое, черное – белое – я ничего не описываю. Поэтому, скажем, в советском человеке мне бесконечно была близка эта страсть к образованию, интерес к науке, вера прогрессистская, что технология, эволюция может изменить человека к лучшему и человечество в целом. Это мне было близко. И, конечно, я жил – мне повезло - в хорошей среде – среде люди, которые занимались либо кино, либо наукой, и у нас было очень интересно.

С другой стороны, мне категорически не близко все, что связано с советским человеком по части коммунальной жизни, по части взаимоотношений друг с другом; естественно, всем том, что, перефразируя классика, к чему привел квартирный вопрос. Квартирный вопрос попортил. И зависть, и идеологизация, и чудовищная агрессия внутренняя – всё это было. Но при этом я бы не стал судить… Мы не имеем права судить ни в коем случае.

Я прочитал недавно очень хорошую книжку профессора… сейчас я припомню, как она называется, но она как раз о феномене человека позднего социализма. Очень точно сформулированная книжка такого профессора Юркова, ныне работающего в США. По-моему, в Принстоне она издана. И я абсолютно согласен с тем, что советский человек интересен внутренним дуализмом, вмещающимся в него двумя совершенно параллельно существующими сознаниям: человека свободного и тянущегося к изменению мира в хорошем смысле, образованию, и человека социального, который, конечно, боится, молчит, не высказывается, компромиссен, если не сказать большего.

Вот это всё существовало. То есть правила мы знали, вслух не говорили, вели себя в соответствии с определенного рода сложившимися на тот момент стандартами поведения. Но при этом эпоха была, в общем, на самом деле мирная. Поэтому вспоминают о ней многие люди старше меня значительно более тепло, чем я. Она была мирная. В ней не было такого кровожадного оскала предыдущих эпох.

А.Ежов

А вот советское телевидение, такое причесанное, сдержанное – не говорю о документальном кино, о чем вы в начале программы говорили – это, как вам кажется, какой-то позитивный пример, в принципе, каким телевидение может быть, или чего-то ему не хватало?

А.Роднянский

Да многого не хватало. Мне кажется, это, вообще, разговор неверный.

А.Ежов

Понятно, что сравнивать две системы сложно.

А.Роднянский

В том смысле, что вообще сравнивать не зачем. В советском телевидении блистательно было все, что связано с образовательным, просветительным вещанием. Блистательные были работы литературно-драматических редакций. Там же как бы очевидно было. А программа «Время» с вечно пашущими мирными комбайнами и репортажами с полей была отвратительна. Равно как и, вероятно, выступления вождей. Но это же всерьез-то никто не воспринимал. А смотрели качественные телевизионные программы.

Проблема-то состояла в другом – что телевидение на тот момент было телевидением Большого брата, опять же перефразируя уже другого классика. То есть у нас телевизионных было – 1, 2, 3, может быть, и все. Если Москва – то 4. Там 4-й канал образовательный. И всё. И, соответственно, цена этого телевизионного высказывания была колоссальная.

И телевизионный сигнал покрывал и до сих пор покрывает – вот и «Первый канал» и «Россия» нынешняя, они же покрывают всю территорию страны. И та территория на тот момент еще большая – Советского Союза, она внимала словам ведущих тележурнала «Сельский час» или программы «Очевидное - невероятное». И поэтому все зависело от того, кроме того сидел, собственно, в кадре. Если «Сельский час» вел блистательный журналист – мало кто его помнит сегодня – Юрий Черниченко, то это было хорошо. А «Очевидное - невероятное» вел замечательный Сергей Петрович Капица и редактировал выдающийся Лев Николаевич Николаев. Это тоже было замечательно. И внутри литдрамы было здорово.

Ну, чего там говорить? Это другая вселенная, в которой мы сегодня живем. Тысячи телевизионных каналов, огромный выбор. Есть онлайновые ресурсы, стрим-ресурсы. Кино и телевидение не обязательно сегодня делать на сегодняшний день в связи с телевизионными каналами. Их можно делать самостоятельно, а потом они найдут себя в этой вселенной технологических платформ. Это, мне представляется, категорическая смена, радикальная смена потребительского поведения, когда мы смотрим фильмы, телевизионные программы и сериалы на собственных смартфонах, айпедах, компьютерах и нам для этого не нужен какой-то определенный телевизионный канал.

А.Ежов

Тем не менее, решение создавать собственный телеканал на Украине вы приняли еще до начала той эпохи этого технологического развития. Понятно, что тогда, в принципе, на всей территории бывшего Советского Союза рождались проекты, может быть, похожие. Это дело во времени особенном таком, кураж был, что ли?

А.Роднянский

Кураж был. И была потребность. Хотелось говорить о главном, хотелось уйти от консервативного на тот момент выглядящего чудовищно государственного телевидения. Это же была Украина. Не забывайте, что она была по отношению к московским контекстам и петербуржским категорически провинциальна и очень политически зашорено, потому что украинское руководство – я имею в виду партийное – много более жестким, нежели московское. И практически все, что было живого, было выдавлено либо в Москву, либо в какие-то более отдаленные и менее комфортные направления.

Поэтому потребность была в другого характера коммуникации, и мы это понимали. И я построил со своими друзьями канала, в котором не работал ни один человек с опытом телевидения. Мы сделали это все с теми, с кем я делал кинофильмы и был знаком по киноинституту и так далее. И это привело к тому, что телевидение оказалось очень молодым по среднему возрасту журналистов, продюсеров и тех, кто определял вещание.

Да, это было важно, и это происходило на территории, наверное, всего бывшего Советского Союза. В России в этот момент строилось интенсивно НТВ.

А.Роднянский: Мне категорически не близко все, что связано с советским человеком по части коммунальной жизни

С.Крючков

Безусловно, помимо телевидения произошли существеннейшие подвижки в плане кино. Кино из государственного бизнеса стала элементом частного бизнеса. И оставаясь искусством, чтобы стать успешным бизнесом, нужно было обрести, видимо, нечто, что не было ему присуще прежде. Вот каков этот рецепт? Вы, собственно, сделали кино успешным бизнесом? Можете поделиться?

А.Роднянский

Знаете, это более сложный разговор, я бы так сказал. Главное, чем мы разнимся с американцами, которые, в общем, естественно, живут в стране, называемой чемпионом, извините, в этом виде спорта, я имею в виду киноиндустрию американскую или на сегодняшний день она скорее из себя представляет транснациональную, но, тем не менее, штаб-квартира в США, - она всегда была функцией бизнеса. Что, переводя на понятный язык, означает, что любой кинематографист, даже самый радикальный режиссер, который мечтает выразить себя в достаточно свежей, необычно, провокативной форме, всегда говорит о зрителе и мечтает, безусловно, удовлетворить интересы некого сегмента аудитории.

В Европе же в целом, и России, в частности, или в бывшем Советском Союзе, если хотите, кинематограф был всегда функцией политики или культуры. И поэтому у нас всегда к кино относились в последнюю очередь как к бизнесу. И этим, вероятно, на мой взгляд, и объясняется достаточно большая проблема с теми сценариями, которые способны преодолевать границы и увлекать, заставлять волноваться, плакать и смеяться очень разную аудиторию.

Но зато, с другой стороны, у нас всегда традиционно был силен кинематограф содержательный и авторский, потому что мы всегда поддерживали внутренне я имею в виду даже – я не о государственной политике, хотя она этому никак на последних этапах развития страны в целом не противодействовала. Ну, то есть противодействовала отдельным художникам, но понимала и отдавал себе отчет, что кинематограф – это функция культуры и искусства. И поэтому у нас всегда традиционно силен кинематограф большого автора. И даже на сегодняшний день, будем говорить, за пределами страны Россия известна, прежде всего, именами Звягинцева, Сокурова и Кончаловского и еще, условно, двумя десятками замечательных режиссеров.

Что касательно кинематографа политизированного и пропагандистского, быстро умирающего, он тоже у нас был традиционно силен. И в тот момент, когда мы оказались в рыночных обстоятельствах, стало необходимым, конечно же, первое: конкурировать с теми картинами, которые доминируют в отечественных кинотеатрах. А это американский кинематограф, большой, сложносочиненный, постановочно очень дорогой. И в общем, они долгие годы, последние сто лет, собственно говоря, развития кинематографа в США учились делать истории, способные волновать людей во всем мире, вне зависимости от языка, религии, культуры и прочих обстоятельств. В то время, когда мы, конечно, существовали в совершенно другом, извините за слово, режиме, дискурсе, как угодно это назови.

Поэтому строить кинематограф коммерчески состоятельный очень сложно. И последние годы, я думаю, история отечественного кино, вернее, новый этап отечественного кино начался в начале 2000, извините за тавтологию, когда усилиями американского кинематографа, шедшего в наших кинотеатрах, была возрождена кинотеатральная сеть. Грубо говоря очень утрированно, но «Титаник» спас российский кинопрокат. То есть зрители, прежде всего, молодая аудитория начала ходить в кинотеатры, понимая, что новый уровень американского визуального аттракциона невозможен в повторении дома. Ты теряешь значительно в восприятии, в качестве зрелища, если ты смотришь дом.

Эта молодая аудитория накопилась в таком количестве, что частные инвесторы начали инвестировать деньги в строительство кинотеатров и к 2002-му, 2-му. 3-му, 4-му году в России создана была заново сеть современных кинотеатров. И вот тут-то и началась новая страница отечественного кино. Появился «Ночной дозор», появился «Турецкий гамбит», «Девятая рота», «Дневной дозор» и так далее – те картины, появление которых было ознаменовано вдруг появившимся интересом собственной аудитории к собственному кино. Начался процесс, собственно, обретения идентичности через кино. Отечественный кинематограф заговорил на языке массового кино, с одной стороны, но, в общем, на основе собственных культурных контекстов и кодов более или менее удачно.

А с другой стороны, конечно, огромное количество телекомпаний, которые начали производить фильмы, встали перед естественной проблемой, а как делать картины, способные конкурировать с фильмами, созданными в Голливуде за сотни миллионов долларов, легко пересекающими границы, в которых играют самые популярные артисты, с фантастическими спецэффектами и прочим. У каждого свой ответ на этот вопрос. Я верю, что этим ответом может быть только талант автора. Вот традиционно я верю. У меня далеко не всегда получается.

Но у меня, например, с этим связана моя многолетняя уже работа с Андреем Звягинцевым, потому что я считаю, что наличие талантов собственных – это ответ на вопрос, зачем существует кинематограф и какое он имеет отношение к культуре. То есть как бы это способ проговорить время, это способ увидеть себя со стороны. Это, безусловно, возможность обрести некий опыт, которого у тебя в собственной жизни нет, глядя на экран; и говорить о серьезных, сущностных вещах, в то же время оказываясь универсальным, потому что человечество объединяют схожие проблемы.

С другой стороны, поскольку любой продюсер – человек значительно более всеядный, чем режиссер и сценарист в силу понятных обстоятельств, потому что продюсер, как бы, условно говоря, не был творчески мотивирован и каковы бы ни были идеи, в которые он верит, любит и хочет делать, он все равно, так сказать, пробует-то всегда разные жанры, потому что продюсер – предприниматель, принимающий на себя всю полноту рисков, в том числе, организационных, финансовых и творческих.

Поэтому я пробовал делать картины и жанровые. Делал, допустим, три фильма с Федором Бондарчуком, начиная с его первой картины «Девятая рота» и заканчивая «Сталинградом». Делал картины последовательно…

Я старался делать и авторские фильмы. У меня был опыт с Александром Николаевичем Сокуровым, которого я невероятно уважаю. Я имею в виду фильм «Солнце». А с другой стороны, опыты такого жанрового поиска, как недавний фильм «Дуэлянт». Они далеко не все удачные, но я верю, как ни банально звучит, что не существует рецептов.

Если бы существовали рецепты и формулы, то, поверьте, студии Голливудские, которое многомиллиардные предприятия с капитализацией в сотню миллиардов… там какой-нибудь Дисней, они бы этими рецептами обладали, и они бы не терпели поражений. А они поражения терпят. Их картины, которые они делают на основе огромного количества исследований, тестов, фокус-групп – фокус-группы – это такие исследования фильмов, когда показывают определенным группам и аудиториям, обсуждают и делают определенного рода выводы – то есть иными словами всех инструментов, которые позволяют, якобы избежать поражений, но, тем не менее, большие голливудские картины проваливаются.

И это хорошая новость для нас для всех. Это означает, что аудитория переменчива в настроениях, что влияет на нее огромное количество факторов, которые предусмотреть нельзя, в том числе, конкурентная ситуация на киноэкранах, ситуация в карманах, извините – много денег, мало – кризис на дворе и хочется спрятаться от проблем и увидеть на экране волшебный мир, в который унестись и забыть о проблемах сегодняшнего дня, или, наоборот, вдруг всмотреться в тот мир, который тебя окружает и понять что-то про тех людей, с которыми ты рядом живешь.

И вообще, огромное количество факторов. И в этой связи единственным рецептом является для меня – это работа с талантливыми людьми, которые могут время предвидеть и проговорить до того, как оно лучилось.

Это звучит, пожалуй, наивно, но поверьте, что, например, международные кинофестивали главные, скажем, Каннский фестиваль, открыли для себя Иран и Китай как факторы международной политики и такого состояния дел в мире задолго до того, как начали говорить политики и начали писать газеты – через китайский и иранский кинематограф. Туда пришло кино с пониманием того, что с людьми там зашевелилось, произошли какие-то изменения: люди изменились, ведут себя иначе, амбиции появились, комплексы появились, фобии, какие-то вызовы перед ними встали – это всё мы видим в кино.

Это проявляется подчас даже через очень скромные человеческие истории о разводах как «Развод Надера и Симин» - иранский фильм, получивший «Оскар» Асгара Фархади, очень хорошего режиссера. О чем угодно, и для этого необязательно делать масштабные исторические фрески. И вот это для меня является, если хотите, отвечая на ваш вопрос, рецептом – наличие подлинного дарования. А оно, извините, встречается нечасто.

А.Ежов

При этом в начале «нулевых годов», когда по вашим словам, произошел этот киноренессанс в России, вы не забросили и телевидение, возглавили холдинг «СТС Медиа» и переехали из Киева в Москву? Понятно, то расстояние меньше тысячи километров – это в 21-м веке не расстояние, но, тем не менее, знакомое окружение, наверное, ценность представляло некую.

А.Роднянский: Кинематограф был функцией политики или культуры. К кино относились в последнюю очередь как к бизнесу

А.Роднянский

Для меня на тот момент это не было до такой степени радикальным, потому что мы были значительно более близки. Потом, у меня была как бы биография кинематографическая, огромное количество друзей и близких в Москве, и я, конечно, чувствовал себя здесь не чужим. Кроме того, я переехал не в холдинг СТС Медиа, он тогда так не назывался, а на небольшой канал СТС. Холдингом мне предстояло его сделать, собственно говоря, на что я и потратил несколько лет жизни. И вместе с коллегами замечательными, сумев там увеличить аудиторию и добиться успеха сначала на СТС, потом создать канала «Домашний», потом создать этот холдинг, переименовав его в СТС Медиа, но это уже отдельная история.

Главное, что кино я не оставлял никогда. Я минимум один фильм в год на протяжении какого-то количества лет делаю. У меня всегда были, честно говоря, попытки делать такой кинематограф, быть причастным к такому кинематографу, который был универсален как внутри страны, то есть жил бы не только сегодня, но и сумел бы преодолеть время, запечатлев каким-то странным, как это бывает всегда с кино, образом человеческие мысли, тревоги определенного периода времени, но заодно и способным пересекать границы.

Поэтому в конце 90-х мы с партнерами, коллегами делали «Восток – Запад» с режиссером Режисом Варнье, с которым я и сейчас очень близко дружу, и мы сейчас новый проект заново делаем. И, конечно, в начале «нулевых» я бы не сказал, что это новый подъем, я бы сказал новый этап. Я никогда не использую риторику, способную привнести оценочность. Новый этап, появился новый кинематограф, претендующий на место в конкуренции с голливудским как минимум дом. И мы в начале «нулевых» очень верили, что мы о смело и быстро, развивая отечественное кино, сумеем отвоевать очень значимую долю собственного рынка. Думаю. что это была некоторая наивность с нашей стороны, но зато многому научились.

А.Ежов

Наши слушатели благодарят вас за картину «Нелюбовь» и спрашивает Михаил из Москвы, будете ли вы продюсировать следующий фильм Звягинцева? Уже известно, о чем он будет, если вы будете его продюсировать?

А.Роднянский

Обязательно, конечно. Мы же с Андреем уже три картины вместе сделали, и я, естественно, ничего другого и не предполагаю, как делать с ним следующую картину. У нас всегда после завершения фильма уходит несколько месяцев, во-первых, на то, чтобы, извините, выполнить все объемы ответственности, особенно Андрею. Вот он сегодня каждый день вот уже месяц и, я думаю, еще не один месяц встречается с аудиторией, потому что такого рода фильмы как «Нелюбовь», то есть авторское кино, оно живет достаточно долго в кинотеатрах, оно не выходит огромным количеством экранов, но держится долго, и везде аудитория хочет разговаривать. И Андрей встречается. Он и сегодня выступает и завтра. И я думаю, пройдет два, три, четыре месяца, когда мы сядем вместе и договоримся о том, что мы делаем.

А.Ежов

Спасибо большое! Это был кинопродюсер Александр Роднянский в программе Разбор полета.

С.Крючков

Провели ее Андрей Ежов…

А.Ежов

И Станислав Крючков. Встретимся через неделю, как обычно, и продолжим разбирать полеты.


Напишите нам
echo@echofm.online
Купить мерч «Эха»:

Боитесь пропустить интересное? Подпишитесь на рассылку «Эха»

Это еженедельный дайджест ключевых материалов сайта

© Radio Echo GmbH, 2025