Купить мерч «Эха»:

Олег Басилашвили - Разбор полета - 2016-07-18

18.07.2016
Олег Басилашвили - Разбор полета - 2016-07-18 Скачать

О. Чиж

Добрый вечер. В эфире радиостанция «Эхо Москвы», «Разбор полета». Это вторая часть программы, главным героем которой стал актер Олег Басилашвили.

О. Чиж

Это программа «Разбор полета», Ирина Воробьева, Оксана Чиж и Олег Басилашвили, у которого мы в гостях сегодня.

О. Басилашвили

Да, вы сейчас сказали, что вы в гостях у меня, а я должен доложить, что вы в качестве гонорара привезли мне два батона докторской колбасы.

(смех)

О. Басилашвили

Но я вам все равно заплачу.

И. Воробьева

Нет, мы этого не допустим.

О. Басилашвили

Нет. Ладно, спасибо. Колбаса очень хорошая, я уже попробовал.

О. Чиж

Как вы принимаете решение, на какую роль идти, а на какую роль не идти? Это какое-то внутреннее чутье и внутреннее согласие или понимание?

О. Басилашвили

Трудно мне объяснить. Мне трудно объяснить. Вот совсем недавно – ну, как недавно? – года два тому назад, мне предложили очень хороший сценарий, назывался он «Ворята», и снимать должен был его Худяков – очень хороший режиссер, у которого я снимался. Я прочел сценарий. Внутренне – это моя роль. Это бывший, ну, не диссидент, такой вот демократически настроенный человек, ходивший на митинги, стоявший вокруг Белого дома в кольце против «Альфы», кричавший: «Ельцин!» и так далее.

О.Басилашвили: Что такое Навальный – я не знаю. Просто не знаю

Сейчас он преподает в университете, у него зарплата 40 тысяч, а его студенты приезжают на «Мерседесах» на лекции. И он их называет «ворятами», потому что, оказывается, Лжедмитрий, вор, у него был сын, и этого сына звали «воренок» - ну, сын вора. А Лжедмитрий был московский Тушинский вор. Вот он их называет «ворята». Его там бьют, издеваются.

Очень мое дело. Но я полагаю, что внешне этот человек должен быть похож, ну, на Ясуловича, знаете? Вот такой вот какой-то. У меня чересчур благополучная внешность. Я поэтому отказался.

И думаю, что Худяков подумал, что я не хочу с ним работать. Это не так, это не так! Я очень хотел, но мне казалось, что вот по сравнению с этими «мерседесными» ребятами, которые – вот недавно мы видели по телевидению, как они гоняют по Москве – этот человек должен быть абсолютно беззащитный, какой-то вот такой, а не – все-таки я плотный, понимаете? Я поэтому сказал: я не буду это играть. – А кто? – Я говорю: Ясулович, кто там еще из такого рода артистов. Я думаю, он обиделся и больше мне не звонил – решил, что я не хочу с ним работать как с режиссером. А я очень высоко его ценю и хотел бы, но вот одна из причин: а почему я отказался от одного такого сценария.

И. Воробьева

Ну, если в театре вы выходите и играете сегодня так, а, может быть, через, там, какое-то время чуть-чуть иначе, то в кино вы же не можете переиграть?

О. Басилашвили

Нет. Кино – это (неразб.) искусство для актера. В театре, понимаете, я выхожу на сцену – у меня безумно болит палец на ноге, я, преодолевая это, все играю. А завтра у меня не болит, а наоборот, мне девушка сказала: «Я тебя люблю», юная прекрасная молодая девушка. Я играю уже иначе. Я не стараюсь что-то делать иное, но у меня иная психофизика, да, внутри?

Я привел вам два крайних таких ярких примера, а может сыграть все что угодно. Я помню, у нас был замечательный спектакль, поставленный польским режиссером Эрвином Аксером «Карьера Артуро Уи, которой могло не быть». Эту вот пьесу надо сейчас ставить обязательно, но как-то никто не решается – приход Гитлера к власти в брехтовской манере отчуждения. Это был замечательный спектакль. Спектакль поставлен был совершенно в чужой манере для Товстоногова. Но основа была все-таки – это общение артистов между собой, сюжет, действие. Все это было, в отличие от современного режиссера. Блистательно играл Юрский, Лебедев, Копелян, блистательно играли. Это карикатуры на этих всех вождей и так далее.

И вот мы играем спектакль, и вдруг вбегает человек и говорит: только что убили Кеннеди. – Как? – Да, вот Кеннеди убит…

И как спектакль повернулся другой стороной совсем! Знаете, удивительно.

И. Воробьева

(неразб.)

О. Басилашвили

А люди почувствовали это, из них поперло вот это – политика… я не знаю, как это назвать. Но он стал другим тут же. Это живое искусство, театр. А когда мне некоторые режиссеры показывают, что наша жизнь с вами, и вообще театр – это дерьмо собачье, и что в конце «Братьев Карамазовых» звучит песня, которую поет вынутый из гроба Федор Карамазов «Я люблю тебя, жизнь, и надеюсь, что это взаимно», то у меня кроме отвращения это ничего не вызывает. А тут вот такая вещь – живой театр. Живой театр.

О. Чиж

Вот тут слово прозвучало «политика», в другом, правда, контексте, но хотела вас спросить про 90-93-й года, когда вы стали народным депутатом. Это такой серьезный поворот в интересах и в собственной биографии. Почему вы приняли для себя решение этим заниматься?

О. Басилашвили

Во-первых, тогда не было никакого еще движения, ничего. Ко мне, как к народному артисту Советского Союза считали возможным обращаться все люди по самым разным поводам – квартиры, пенсии, доктора, лекарства, устройство на работу, больницы ну, и так далее. И я бегал по всем этим делам. Когда у меня возможность появилась стать народным депутатом, иметь мандат, я понял, что я могу, пользуясь этим правом, открывать двери ногой и уже более оперировать другими категориями.

И, собственно говоря, это меня вдохновило на какое-то приглядывание к тому, что происходит. А когда я увидел съезд народных депутатов Советского Союза – там, где был Андрей Сахаров, Лихачев, Собчак и так далее, и председателями которого были Лукьянов и Горбачев, я понял, увидев, например, речь Сахарова о новой Конституции, которую он писал и поведение Михаила Сергеевича Горбачева, который сидел у него за спиной и говорил: ну все, ну все, ну хватит, ну все... А человек вынашивал идею Конституции всю жизнь, новой Конституции для свободной демократической России, а ему говорят: ну, все, уже 2 минуты – все. Я понял, что это надо убрать все, понимаете?

И как Сахаров кричал – так в плохих фильмах играют нехороших людей – у меня мандат повыше вашего! И зал смеялся – ха-ха-ха. Ну, дадим еще минуту на Конституцию? Дадим. Что и требовалось доказать. Все. И его выгнали с трибуны. И он умер – будем так говорить – своей смертью.

И у меня возникла ненависть к этому. Может быть, Сахаров был неправ, может быть, он ерунду какую-то написал – вполне может быть. Но уважай человека, дай ему высказаться. Или скажи: на это сейчас нет времени, я предлагаю комиссию отдельно образовать сегодня вечером с 2-х до 8-ми будем вас слушать, а сейчас давайте… Хотя бы! Ну все, все! – Ну, это что такое? Омерзительно.

Или все это вранье по поводу Фороса этого. Но я не хочу этого касаться. Я просто понял, что мне надо помогать тем людям, которые вроде типа Андрея Дмитриевича Сахарова. Понимаете? Таких я много увидел. И когда мне предложили баллотироваться, я долго думал, и Ксюшка моя, которая работает на «Эхе» сейчас, говорит: давай, давай… А ей было просто интересно. Она как футболиста, знаете, меня выставляла туда: давай, давай…

О.Басилашвили: Мы играем спектакль, и вдруг вбегает человек и говорит: только что убили Кеннеди

В общем, я стал баллотироваться и подумал: мне надо победить всех своих соперников. А среди них было очень много хороших людей. Блоков Ваня такой был, он по защите природы работал. И я думал: вот я их победю и откажусь, отдам в пользу Вани все эти голоса. И я победил.

Там был – фамилия уже его забыта – такой черносотенец, по-моему, Любомудров, они приходили с хоругвями, кричали: боже, царя храни!

И. Воробьева

Уже тогда.

О. Басилашвили

Ужас. Но это были абсолютно свободные выборы. Свободные выборы – мы дрались друг с другом до хрипоты, и мне приходилось преодолевать крики «жид пархатый, раздавим, зараза, тебя» - вот этот весь зал, который состоял из «Черной сотни», их передавливать. И меня выбрали.

Я говорю Собчаку: Анатолий Александрович, все, я голоса свои отдаю Блокову. – Вы с ума сошли! Вас выбрал народ, вы не имеете права! Какое вы имели право баллотироваться, если вы в такие игры играете! Ну, ладно – я пошел туда. А там я встретился с замечательными людьми, разными совершенно.

Кучеренко такой, например, Игорь. Он незаметный был человек, но абсолютно порядочный, честный. Бывший милиционер, или следователь, что-то вроде этого, высокого ранга. Вот с ним можно было советоваться по любому вопросу. Или Сергей Адамович Ковалев, допустим. Или Боря Немцов, допустим. И ряд других людей. Все они разные, с каждым был нужен свой подход, и они понимали значительно больше, чем я, общую картину видели, я у них учился многому.

А Егор Тимурович Гайдар. Он говорит: а что такое стоимость? Я говорю: как? Нас учили, стоимость - это стоимость товара, стоимость работы плюс к этому цена всех ингредиентов, его составляющих. Он говорит: нет, ерунда это. – А что такое стоимость? И он говорит: вот лежит мобильный телефон, да? – Да. – Вы хотите у меня его купить? – Да. – Я говорю: 2 миллиона долларов. Вы же не купите у меня за 2 миллиона долларов? – Нет. – А вы говорите сколько? – Вы говорите: 40 копеек. Нет, я вам за 40 копеек не продам. И мы начинаем с вами договариваться. Вот то место, где мы сошлись на цене, это и есть подлинная цена этого продукта. Я никогда этого не забуду. Абсолютно правильно. Нам же дурили голову и сейчас продолжают дурить. А вот что такое цена.

Я многому у них научился, многое понял. Что такое демократия, и что депутат совсем не обязан бегать по делам пенсионеров, больных и так далее, а надо создать ту систему, когда, если этот человек больной, пенсионер, нарушаются его права, он мог подать в суд, и что посадят в тюрьму тех, кто их нарушает. Вот такую систему надо создавать.

И, в общем-то, Гайдар и Ельцин начали при нашей поддержке, какая бы она ни была – сильная, слабая – но мы помогали создавать эту систему. И это мои личные наблюдения. Долго этот самый баррель нефти стоил, по-моему, 4 доллара или 7, и благодаря реформам, которые начал проводить Гайдар, экономика стала подниматься, несмотря на цену на нефть, стала расти. Вот в отличие от сегодняшнего дня, где 67, 66, а то и больше.

Сейчас падает экономика, а она росла, потому что люди, поверив в то, что это может произойти, стали работать. Вот в подобном настроении я жил тогда и я понял, что надо менять и политическую систему тоже. Вот таким образом я, собственно говоря, занимался своей политической деятельностью. Можно много на эту тему говорить, но просто…

И. Воробьева

Так почему вы перестали?

О. Басилашвили

Я не перестал.

И. Воробьева

В депутаты больше не пошли.

О. Басилашвили

Я отказался. Вот те выборы, о которых я говорил, это были абсолютно свободные демократические выборы. Могли выбрать кого угодно – народ диктовал. Вот выбрали нас.

И. Воробьева: 90

й год.

О. Басилашвили

Да, 90-й год. Мы там на митингах у метро, где-то еще. Ребята мне из театра помогали, Валера Матвеев с матюгальником стоял там кричал. Мне кричали: а сколько вы получаете? – А я только с концерта. – Сколько вы за концерт получили? Я говорил: 25 рублей. А, я 25 рублей в месяц!.. И начинали – ужас, знаете, как это страшно. Кошмар.

И. Воробьева

Главное, что честно отвечали. Вы понимали же, что будет.

О. Басилашвили

Да, да. Рвал на себе рубаху этот человек, его держали, эти с хоругвями… Кошмар какой-то. Ну, вот, победил, и все. Да. Ну, еще потому, что артист известный. Конечно, это работает. Ну, вот так.

О.Басилашвили: Гайдар и Ельцин начали при нашей поддержке, мы помогали создавать эту систему

А потом мне Анатолий Александрович Собчак говорит: давайте с вами баллотироваться. Сначала «Выбор России», опять-таки на честных выборах, Гайдар получил 5%. Это были честные выборы. Потому что если бы они были нечестные, Гайдар бы получил 90, а не 5.

Когда Жириновский ходил, говорил: так, вас повешу, вас тоже повешу. Знаете эту историю? И когда Карякин сказал: Россия, ты охренела! Действительно, она охренела. В этом состоянии находится и сейчас, даже большего охреневания, чем тогда.

Тогда мне Собчак предложил участвовать в движении партии, которая была им основана «Российское движение демократических реформ» - РДДР, которое возглавлял Собчак, Федоров (глазник) и я. И мы гордо пошли на выборы, провалились со страшной силой. С тех пор я этим не занимаюсь.

И. Воробьева: А 91

й год, когда все случилось у Белого дома, вы были там?

О. Басилашвили: В 91

м году я был в Питере в это время, в ночь перед путчем была абсолютная тишина, и мы читали Бродского с моей дочкой, его нобелевскую речь в тишине в избушке там на берегу моря, здесь под Питером. Потом раздался страшный выстрел, это из бутылки с сидром – знаете, я купил в магазине сидр и открыть я не мог, потому что так была по-советски вбита пробка, что открыть невозможно. Но все-таки она постепенно двигалась, и когда мы читали про Нобелевскую премию – ба-бах – мы думали, что бомбежка, американцы напали. Это, значит, сидр вылетел.

А утром я узнал об этой истории и рванулся в Москву. Но мне очень помешали два обстоятельства. Шел безумный дождь, и у моей террасы стоял человек в носках (не в ботинках, а в носках) и в мокром тренировочном костюме. Знаете, этот синий, с пузырями на ногах. И спрашивает меня: а вы едете в Москву или нет? – Что это такое? А потом я понял: напротив моего дачного домика в Репино дом финского консульства, ну, тоже не дом, а одноэтажный домик с баней. А он рядом жил, наблюдал за тем, как они там работали.

И вот он ко мне прибежал: еду я в Москву или нет. Я говорю: я не знаю вообще, что делать – ехать мне в Москву, не ехать – что мне делать? Тут приезжают двое моих демократов, говорят: поехали, неизвестно, чем все это кончится. Если бы кончилось не нашей победой, то вряд ли многие из нас остались бы живы. Я говорю: поехали. Ну, дома, конечно, волнение, и прочее. Поехали.

Садимся в машину – два колеса проколоты, прорезаны ножом. Это вот мой товарищ. Он не знал просто, как поступать, поэтому решил вот так.

Что делать? Где колеса взять? Побежали в Дом кино, там взяли вторую какую-то машину, что-то такое, в общем, помчались к Собчаку. И дал я слово жене, что я в эту ночь вернусь обратно, чтобы как-то их устроить. Я помчался к Собчаку, говорю: Анатолий Александрович, где мне быть лучше, в Москве или здесь, как посоветуете? Он говорит: поезжайте в Москву, а здесь мы справимся. Хорошо. Я поехал обратно домой, на дачу, своих устроил, успокоил. На следующее утро за мной приехала машина, мы сели в нее и с места съехать не могли. Двигатель не заводился и все. Часа 2-3 мы мучились, потом увидели, что в выхлопную трубу забит картофель.

О.Басилашвили: Россия сейчас находится в состоянии большего охреневания, чем тогда

И. Воробьева

Я смотрю, ваш сосед…

О. Басилашвили

Сосед работает. Но все-таки мы поехали, я приехал в Москву.

Вот штурмовая ночь, вот я был в Питере, но я приехал на следующее утро, и мы были настолько не в курсе всего – я помню, Молоствов у нас такой был замечательный человек, ссыльный, потом он работал почтальоном в деревне, высокообразованный человек, был демократом, диссидентом, и вот он с нами был. Я помню, мы едем, мы приехали утром, в 8 утра «Стрелой», и он звонит в дом правительства, в Белый дом, и говорит: вот приехали депутаты такие-то, нам, пожалуйста, автомашину… Не соображали ничего. А нам говорят: какая автомашина – вы понимаете, что мы в кольце? – Да, какое кольцо? А народ в метро едет на работу, все нормально, как будто ничего не было. Тогда мы поняли, в метро поехали. Когда мы застали внизу уже пятна крови около дома, и мы поняли, что происходило.

Попали туда – это вообще незабываемая была совершенно вещь. Как я помню – громадный зал, забитый едой. Это все москвичи приносили туда кто колбасу, кто хлеба, кто чем богат, ящики с консервами и так далее. Вот это я был просто…

И когда победили мы, из Фороса прибыл Михаил Сергеевич, все, конечно, его ждали, что он к нам приедет, потому что мы освободили его фактически, Ельцин оказал сопротивление ГКЧП и так далее.

Я никогда не забуду этих людей, которые стояли по щиколотку в воде, взявшись за руки… Да, мы ждали Горбачева, но он не приехал. Поехал к себе домой, а нас даже не поблагодарил.

Но вот в эту ночь ожидался еще второй штурм. Я помню, как раздался клич: идут танки! И как эти люди вокруг стали опять баррикады складывать из каких-то железных балок, из ящиков, из стульев каких-то и так далее. Но оказалась тревога ложной, танки куда-то в другое место пошли.

И помню, когда Борис Николаевич выступал перед громадным количеством народа – несколько сот тысяч там, по-моему, было, площадь Свободы с задней стороны Белого дома на балконе, а мы стояли в зале, из которого двери на балкон были. Ждали, когда Борис выйдет, чтобы, значит, поздравляем... Вышел первый Никита Сергеевич Михалков в белом костюме, а за ним уже Борис Николаевич Ельцин.

И. Воробьева

Ничего не меняется. Я просто представила себе картину…

О. Чиж

А с тех времен, ну, вот в этом политическом поле новые люди, новые знакомые, новые коллеги так или иначе – во многих пришлось разочароваться с годами? Или кто был тогда не очень, тот и остался не очень?..

О. Басилашвили

Вы знаете, все остались такими, какими они были. Мало того, и среди коммунистов я видел порядочных и честных людей. Я их глубоко уважаю. Они глубоко веруют в коммунистическую идею и ее отстаивают. Но если поглядеть – 99% (неразб.).

Вот мой отец был коммунистом. Он безумно смеялся над всякими глупостями, которые происходят в стране. Он был такой артистический человек. Но он был верующим коммунистом. Он на фронт пошел в 41-м году добровольцем, вступил там в партию, для того чтобы доказать, что он, так сказать…

А был

О.Басилашвили: По поводу культуры вообще не надо ничего делать

и и другие люди. Вот они когда освободились от партийных обязательств, они стали покупать дома в Лондоне, футбольные команды, банки, предприятия, открывать подпольные бордели, ну, и так далее. Вот те самые коммунисты.

Искусство, которое жило в основном до переворота, революции 91-го года, до 90-х годов, оно жило борьбой вот с этой неправдой. Все, каждый по-своему – Любимов так, Товстоногов иначе, а еще кто-то иначе – Эфрос, там, и другие. Когда случилась эта наша демократическая революция – а с кем бороться, и театр как бы все – нечего делать, ребята, все сделано.

А потом, сейчас мы понимаем, что люди те же самые, они даже еще сильнее стали. Потому что если раньше они боялись, что у них отнимут партийный билет, лишат их номенклатурных благ, то теперь они ничего не боятся – у них чековая книжка в кармане и офшорные счета на Бермудах. Ну, правда, они покупают музыкальные инструменты – это идет им в зачет. Но все-таки это не совсем то.

И. Воробьева

Оксана и я, на самом деле я тоже хотела спросить именно про ваших коллег – про режиссеров, про актеров, про людей творческих.

О. Басилашвили

Я бы не хотел называть фамилии.

И. Воробьева

А можно без фамилий, нас совершенно не интересует…

О. Басилашвили

Есть такие люди, да. Но должен вам сказать, что среди них… я не могу назвать их подлецами. Я говорю: это их убеждения. Может быть, во многом они правы. Может быть. Я с ними не согласен, иногда сомневаюсь, прислушиваюсь к их словам. Может быть, кое в чем они и правы, обвиняя нас во многих грехах. Может быть. Не согласен с ними. Иногда бывает – да, это правда, но как бы вы поступили на нашем месте?

Но эти люди, они остаются моими приятелями, и не глядя ни на что, я с ними общаюсь, и даже кино снимаем, понимаете? Поэтому я не могу сказать: он подлец, я не хочу с ним работать.

Но есть люди, которых я даже подлецом не могу назвать. Таких вы видите часто. Бывшие демократы, ваши коллеги, кстати, многие из них.

И. Воробьева

Да. Вот как вы считаете, то поколение, которые сейчас молодые – ну, вот чуть помладше нас, скажем, с Оксаной, на них театр влияет? Вы видите в зале эти лица?

О. Басилашвили

Сейчас я отвечу на этот вопрос. Я вспомнил, как в фильме «Курьер» замечательная актриса Уварова, которая играла тещу, говорила по поводу молодого человека, который вел себя нехорошо. Она говорила: у нас замечательная молодежь, я каждый день смотрю телевизор, и вижу, что молодежь замечательная.

Так вот: у нас замечательная молодежь.

О. Чиж

Это программа «Разбор полета», продолжение через несколько минут.

НОВОСТИ

О. Чиж

Добрый вечер. В эфире радиостанции «Эхо Москвы» «Разбор полета». Это вторая часть программы, главным героем которой стал актер Олег Басилашвили.

И. Воробьева

То поколение, которое сейчас молодые, на них театр влияет?

О. Басилашвили

Вы знаете, по поводу театра. Вот мы играем «Лето одного года». У меня сейчас в театре осталось три спектакля – «Квартет», «Дядюшкин сон» и «Лето одного года». Мне достаточно, и играю 4-5 раз в месяц.

Вот стоят люди в зале – ну, никто же не заставляет их вставать и плакать. Вот они стоят и плачут, кричат: «спасибо!» А мне больше ничего не надо. Мне не надо цветов, ничего не надо. Если они кричат «спасибо!»… Ну, встать вроде – ну, тот встал, и я встану. А вот «спасибо!» – это значит, что-то очень тронуло. Очень. И спасибо за это, что вы как-то нам помогли понять самих себя и так далее и так далее.

И среди этих кричащих «спасибо!» есть и молодые люди, очень много. Но есть такие люди, которые устраивают побоище в Марселе и пытаются прорваться с красными флагами на чужие деньги – гигантской стоимости, мотоцикл стоит дороже, чем «Плимут». Он едет воевать.

О.Басилашвили: Мне больше ничего не надо, если люди в театре кричат «спасибо!»

Вот это не те люди. А вот те, которые кричат «спасибо!» в зрительном зале, или те, которые не могут попасть в театр, потому что нет денег у них и так далее, вот это настоящая молодежь, на которую мы должны ориентироваться. Но театр есть театр. А я вот еще играю в концертах. Я не люблю играть концерты, знаете, в больших залах, где скажут: вот видите, как он… Нет, а вот лучше Филиппенко… нет… а Юрский… Вот я не хочу этих сравнений, мне они не нужны.

Я хочу, например, читать «Медный всадник» Пушкина, чтобы люди поняли, о чем он говорит. Чтобы не показывать, какой я талантливый, а вот о той проблеме взаимоотношений человека маленького и государства. Не решаемой проблеме, о которой «печален будет мой рассказ», как говорит Пушкин. Ничего с этим не сделать. Есть «Медный всадник» на коне, который Россию поднял на дыбы, и есть маленький человек, у которого утонула невеста. Ну, и что тут делать? Понимаете?

Вот это меня волнует, и мне хочется ехать в Уфу, в Вологду, в Самару, вот куда-то туда, чтобы с ними на эту тему поговорить. И одновременно читать и Маяковского, которого я очень люблю по-своему – вот, кстати, Быкова книга очень хорошая. И, там, Пушкина, Евтушенко, кстати говоря, для чтения там есть ряд рассказов, стихов просто замечательных.

Я, наверное, уже вышел за рамки?..

И. Воробьева

Нет-нет!

О. Басилашвили

Был недавно вечер, организованный Евгением Александровичем Евтушенко в Москве в Лужниках в большом крытом спортивном дворце. До этого он проехал от Владивостока до Москвы, и в каждом городе были творческие концерты. И он меня в этот концерт пригласил, который был в Лужниках. Я забыл, когда это было, но год назад или что-то, в качестве чтеца. Там выступало очень много артистов, и я в том числе. И я читал маленький стишок Маяковского «Скрипка и немножко нервно».

(звучит запись)

Скрипка издергалась, упрашивая, и вдруг разревелась так по-детски, что барабан не выдержал: «Хорошо, хорошо, хорошо!» А сам устал, не дослушал скрипкиной речи, шмыгнул на горящий Кузнецкий и ушел. Оркестр чужо смотрел, как выплакивалась скрипка без слов, без такта, и только где-то глупая тарелка вылязгивала: «Что это?» «Как это?» А когда геликон - меднорожий, потный, крикнул: «Дура, плакса, вытри!» - я встал, шатаясь, полез через ноты, сгибающиеся под ужасом пюпитры, зачем-то крикнул: «Боже!», бросился на деревянную шею: «Знаете что, скрипка? Мы ужасно похожи: я вот тоже ору - а доказать ничего не умею!» Музыканты смеются: «Влип как! Пришел к деревянной невесте! Голова!» А мне - наплевать! Я - хороший. «Знаете что, скрипка? Давайте - будем жить вместе! А?»

Вот. Многие там читали, очень много артистов. Начали в 6 часов вечера. Полный набитый дворец спорта. Сколько там? Тысяч 5?..

И. Воробьева

Больше, наверное.

О. Басилашвили: … 6

не знаю. Кончили – я уезжал в половине 11-го, еще не было концерта, акта не было – никто не ушел. А это называлось «Поэт в России больше, чем поэт». «Евтух» это придумал, понимаете? Так что, надежды у меня живы, и не надежда, а твердое убеждение в том, что за этими людьми будущее, а не за теми, кто как на этих экранах телевизоров подпрыгивает, крича с армянским акцентом, что «Крым наш»

И. Воробьева

Но все-таки, про политику понятно, про депутатство понятно. Про то, как происходит – понятно. Но дальше же были митинги, на которые вы приходили, открытые письма, которые вы подписывали в защиту тех или иных людей…

О. Басилашвили

Но, понимаете, когда вас просят подписать письмо в защиту дела, которое вы считаете необходимым – ну, как же можно не подписать?

И. Воробьева

Но таких дел миллион.

О. Басилашвили

Нет, я не все подписываю.

И. Воробьева

Вот как вы решаете: вот это, здесь я…

О. Басилашвили

Вот, например, в пользу этих самых сборов в фонд в пользу адвокатов – ну, эти деньги нужны, это нужно и «Единой России», если их посадят в результате, им тоже адвокат нужен. Ну, почему, чем это плохое дело, чтобы адвокат мог знать, что он не за свои деньги поедет в тюрьму защищать, а за наши, чтобы был фонд. И мы сказали: пожалуйста, если вам не нравится, то мы обратно вам вышлем. Это в фонде. И сейчас все-таки он начинает действовать. Уже работают адвокаты, как-то очень плохо, но оплачивается и дорога от дома до тюрьмы и так далее, ему платят за такси, за это, за то, чтобы он мог приехать. Вот в присутствии адвоката – бутылкой от шампанского не будут пользоваться в его присутствии. Разве это плохо?

И. Воробьева

Нет, это скорее какая-то такая условная, но благотворительность. А вот когда речь идет о политических фигурах, таких, как Михаил Ходорковский, Светлана Бахмина, Pussy Riot и так далее, Олег Навальный – это же совсем другая история, это политика.

О. Басилашвили

Это совсем другая история. Вот вы знаете – буду абсолютно искренен с вами. Вот Навальный – для того чтобы защищать или не защищать, надо знать, что я защищаю. Вот это мобильный телефон довольно плохой. Он часто выключается сам. Но там у меня пятьсот тысяч всяких номеров, я не могу его заменить другим. Я знаю ему цену.

Что такое Навальный – я не знаю. Просто не знаю. Я знаю, что вот он призывает, что вот он открыл какие-то злоупотребления. Дай бог ему здоровья и так далее, но пока я не узнаю конкретно его цели, его желания, его видения будущего, я не могу ни защищать, ни протестовать – ничего. Вот о чем я, абсолютно искренне, потому что я говорю в ваш микрофон.

Я ему желаю всего самого доброго и очень тепло к нему отношусь. Но для того, чтобы я был его последователем, я должен знать, чего он хочет в результате. Вот людей, выступавших на Болотной площади, я прекрасно знаю, они хотели только одного – честных выборов, добивались честных выборов и больше ничего. Ни долой, там… Бывали те, которые кричали «долой», но это не было лозунгом всего митинга. Дайте нам честные выборы. Я целиком за это.

А в данном случае мне трудно разобраться, так же как трудно разобраться с историей Михаила Сергеевича Горбачева, который был арестован в Крыму, потому что передо мной нет документов. Хотелось бы верить и этому, и тому, очень бы хотелось верить Ельцину. А я бы хотел… но хотел – это еще не основание, для того чтобы встать на ту или иную сторону. Понимаете, о чем я говорю? Хотя я к Навальному испытываю глубочайшее уважение и снимаю шляпу перед его мужественностью и действиями, которые он производит.

О. Чиж

Скажите, пожалуйста, а у вас не бывает соблазна не выражать, скажем, политическую оценку по сегодняшним событиям последние пару лет? Потому что все-таки как бы отношения сейчас такие, что вот это «с кем вы, мастера культуры», вот вы национальные предатели, вы – наоборот, и все друг с другом по этому поводу воюют. Как-то хочется от этого отстраниться?..

О. Басилашвили

По поводу культуры вообще не надо ничего делать. Культура – она сама зовет и все. Мы, понимаете ли, 75 лет руководили культурой. В результате дошло до того, до нынешнего положения в театре.

Я помню, как Георгия Александровича Товстоногова объявляли жидомасоном, антисоветчиком и прочее. Уже не говоря о том, что творили с Эфросом, с Любимовым, ну, и так далее. Не надо руководить культурой. Руководить ею можно определенным образом только. Вот есть театры – такие, сякие, пятые, десятые. Дай им свободу. Ребята, денег – фиг, что вы, с ума сошли?..

О.Басилашвили: Мы ждали Горбачева, но он не приехал. Поехал к себе домой, а нас даже не поблагодарил

И. Воробьева

Сами зарабатывайте.

О. Басилашвили

Сами зарабатывайте деньги. Но я – допустим, я президент, да? Я люблю Московский художественный театр того времени, я хочу его создать. Вот вам, ребята, деньги, найдите лучших режиссеров, лучших актеров, декорации, только вот это нельзя ставить. И тут я могу диктовать. Я этим воспитывать пытаюсь вот эту массу. А иначе как? Воспитывали. Мейерхольда убили, Таирова выгнали, этих замучили, Михаила Чехова выгнали. Ну и что? Это не руководство культурой. А иначе бороться с нежелательными явлениями, на мой взгляд, и с меня шокирующими, нельзя. Можно только либо в диспуте – что мало чего дает, либо в постановке такого рода зрелища, которое бы было противопоставлено этому, и зритель сказал: нет, вот это хочу. Вот и все.

О. Чиж

Это правильный путь.

О. Басилашвили

Это правильный путь. Другого пути в демократическом государстве не должно быть. Не должно. Вот, пожалуйста, книги. Ведь миллионы книг продают. Это наша заслуга. Все можно купить что угодно. Я могу выбрать. Я вот покупаю этого, а этого я не покупаю, и никто не покупает. У этого – второе издание, третье издание, четвертое издание… а этого не делают. Вот и вся борьба. И тогда приходится на свои деньги издавать. Ну, и прочее. Вот моя книжка четыре издания выдержала, сейчас будет пятое.

И. Воробьева

Но это честные выборы во всем.

О. Чиж

Честная конкуренция.

О. Басилашвили

Да. Но во главе страны должны стоять люди, понимающие эту проблему, понимающие, что эту нацию – русскую, советскую – необходимо приобщать к общемировым ценностям, что такое хорошо и что такое плохо. И что расстреливать собственную мать, с удовольствием крича в подвале КГБ: «Да здравствует товарищ Сталин!» не совсем красиво. Хотя бы это. Понимаете? Надо воспитывать в людях те качества, которые 75 лет в них уничтожались. Уничтожались павликами морозовыми, корчагиными и прочими товарищами. Ленин же говорил: все нравственно, что служит делу победы пролетариата. Все. Я могу сейчас убить – и все, и меня будут на мавзолей ставить, и я буду рукой махать. Потому что вы были противниками построения диктатуры пролетариата в нашей стране.

Но это же безнравственно. Ведь существует же закон, Библия, Евангелие, и любая религия не является религией убийц, это уже ответвления. Надо это воспитывать. Вот это должны понимать наши руководители. Но для этого надо обладать определенной культурой, знанием истории и так далее.

О. Чиж

У нас есть как традиционный начальный вопрос, так есть и традиционный завершающий всегда эту программу.

И. Воробьева

Да, есть такой вопрос о решении, над которым вы сейчас раздумываете, может быть, сомневаетесь и как-то вот именно об этом думаете.

О. Басилашвили

Понимаете ли, в чем дело, я как-то в последнее время пришел к выводу, что все то, что мы хотим быстро, это убыстрять не надо. Вот у Трифонова замечательный есть роман, называется «Нетерпение». Это история Халтурина, его любимой, взрывы, эти террористические акты против царя – нетерпение скорей все изменить.

Ну, и что они изменили? Взорвали Зимний дворец, убили царя – дальше что?

Егор Тимурович Гайдар мне говорил: я мечтаю о демократических преобразованиях подлинных в нашей стране, но я делаю все для того, чтобы революция в ней не совершилась. Потому что еще одной революции страна не выдержит – она рухнет. Я с ним согласен.

Поэтому я полагаю, что тот эволюционный процесс, который сейчас происходит – да, с борьбой мнений, со всем, что сейчас есть – он должен происходить и дальше. Да, конечно, демократически настроенная часть общества должна влиять более сильно на принимаемые центром решения. Да, несомненно. Но это в рамках вот этого процесса спора.

Мне очень жаль, что Болотная площадь вот таким образом захлебнулась, напуганная репрессиями, спровоцированными нашей властью. До сих пор люди находятся в заключении. Это очень жаль. Вот я пришел к этому выводу, что надо прежде всего заниматься своим делом – мне лично, мне – своим делом. Потому что я в этом отношении профессионал. Может быть, я плохой артист, средний – неважно. Но я – профессионал. Я могу как-то повлиять, чем-то, на зрительный зал. Не криками со сцены: «долой Путина!» – нет, совсем другими эмоциями, которые возникают, зрители которые тут же почти теряют, выходя из театра, но в них что-то остается все-таки, что-то остается.

И. Воробьева

Спасибо вам большое. Спасибо! Это была программа «Разбор полета» из Санкт-Петербурга, и наш гость – Олег Басилашвили. Мы с Оксаной Чиж вам еще раз говорим спасибо за то, что вы уделили нам время и нашим слушателям тоже, получается. Спасибо.

О. Басилашвили

До свидания.

О. Чиж

Спасибо.

(звучит песня)


Напишите нам
echo@echofm.online
Купить мерч «Эха»:

Боитесь пропустить интересное? Подпишитесь на рассылку «Эха»

Это еженедельный дайджест ключевых материалов сайта

© Radio Echo GmbH, 2025