Александр Коржаков - Разбор полета - 2016-06-20
20.06.2016
О.Чиж
―
21 час и 5 минут в Москве. Это программа "Разбор полета". Ирина Воробьева и Оксана Чиж. Здравствуйте!
И.Воробьева
―
Да, всем здравствуйте. Приветствуем нашего сегодняшнего гостя. Это в свое врем глава службы безопасности президента, а также депутат Александр Коржаков. Здравствуйте, добрый вечер.
А.Коржаков
―
Добрый вечер.
И.Воробьева
―
Хотя сегодня добрым вечером… просто у нас уже привычка говорить, но, конечно, сегодня «добрый вечер» мы говорим с трудом, такой день сегодня. У нас есть традиционный вопрос нашей программы, с которой мы всегда начинаем. Это вопрос о самом тяжелом решении самом трудном, которое возможно в жизни приходилось принимать, которое бы вы сейчас выделили как-то, может быть, дольше всего раздумывали, дольше всего сомневались – как-то так.
А.Коржаков
―
Самое трудное решение касается личного, поэтому я не очень хотел бы об этом на всю Россию рассказывать.
О.Чиж
―
Тогда второй по трудности.
И.Воробьева
―
Если это уже что-то не личное, а касающееся чего-то…
А.Коржаков
―
А, во-вторых, было очень много, даже нельзя сказать точно, какое было второе, какое третье. В свое время и институт бросал, уходил. И было сложно: как родителям объяснить, что ты катаешься в метро по кругу по кольцевой, но не ходишь в институт. Потом пошел на завод. Плюнул и сознался, что я уже на заводе работаю. Я очень часто так решался – раз! – и всё.
И.Воробьева
―
А почему институт бросили?
А.Коржаков
―
Понял, что не мое.
И.Воробьева
―
Вот так просто…
А.Коржаков
―
Да.
А.Коржаков: Когда я начал служить в Кремлевском полку, с первого дня я уже знал, что это 9-е управление
И.Воробьева
―
А на каком курсе поняли, что не ваше?
А.Коржаков
―
На первом.
И.Воробьева
―
На первом курсе?
А.Коржаков
―
Да. Я понял так, что мне надо пойти в армию, а после армии я разберусь.
И.Воробьева
―
А родителям вы сказали, что когда уже…
А.Коржаков
―
Родители мои простые работяги. Матушка ткачиха, отец мастер цеха, и для них слово «инженер» было святое. Я не очень быстро говорю?
И.Воробьева
―
Нет-нет, отлично.
А.Коржаков
―
Поэтому они мечтали, чтобы их сыновья - у них было два сына и дочь – чтобы сыновья были инженерами обязательно. Брат мой Анатолий он стал инженером, закончил авиационный технологический институт и всю жизнь проработал на заводе имени Хруничева. Полгода назад его уволили на пенсию. Без всякой… никаких ни пособий там, ни торжественных венков, цветов, грамоты… Позор.
О.Чиж
―
Буднично.
А.Коржаков
―
Вот богатый завод Хруничева.
О.Чиж
―
А как родители отреагировали, когда вы пришли с известием, что вот, значит, на заводе…, а инженером не будете?
А.Коржаков
―
А я до этого работал в школе киномехаником, но зарплата была очень маленькая, меня это не устраивало, родителей тоже не устраивало. Но они терпели, что зарплата маленькая, только из-за того, чтобы я учился. Я поступил в МАИ на самый сложный факультет. Но спорт всё мне забил, короче. Ну, и когда я пошел на завод, я знал, что я буду зарабатывать больше, чем в школе. В школе мне платили вместо договоренных 60-ти рублей – 45. А на заводе я стал получать с 200 и больше сразу, потому что пахал. Это была большая помощь родителям, поэтому год с лишним я проработал до армии, и матушка моя была очень рада.
И.Воробьева
―
А в армию вы попали в Кремлевский полк, я правильно понимаю?
А.Коржаков
―
Да, меня кидали во многие… Сначала хотели в Морфлот, по росту: в Морфлот же брали, кто повыше – я был 180. Потом – в пограничники. И вдруг неожиданно предложили в Кремлевский полк. Москвичей туда не брали, но нужны были спортсмены, поэтому я попал. А из полка уже судьба распорядилась так, что мне выбирать уже не нужно было работу. Через два года за мной в очередь стояли «купцы», как мы их называли – те, кто хотел брать ребят, которые только что отслужили. Мы же выбирали, куда идти.
О.Чиж
―
А я всегда думала, что Кремлевский полк – это такое элитное место совершенно, и просто так туда путь заказан.
А.Коржаков
―
Элитное место, только единственно, что очень сильно напоминает казематы, потому что там стены больше 5-ти метров толщиной. И окошечки – когда выходите, смотрите на окошечко – думаете, что же там такое? А там просто солдаты в казармах, где в один ярус, где в два яруса – по-разному. И вот, чтобы вы, гуляющие по Александровскому саду их увидели… приличное очень расстояние, и как бы… в оптический прицел.
О.Чиж
―
То есть никакой романтики. Красиво только внешне.
А.Коржаков
―
Абсолютно. Романтика – только, когда ребята в мое время – со всего Союза набирали – одевали кремлевскую форму, синие погоны, и они выходили, гуляли по Красной площади, в ГУМ ходили. Если кто-то ходил на 1-м посту у Мавзолея Ленина, то, естественно, уже с девчонкой переморгались, по пути уже договорились. Можно было телефончик бросить. Всякое было, особенно ночью. Ночью же никто не следит, как они идут: четко или не очень. Сейчас уже этого нет. Сейчас уже 1-го поста у Мавзолея нет.
О.Чиж
―
После службы выстроились «купцы», и дальше возникает 9-е управление – страшная аббревиатура - КГБ.
А.Коржаков
―
Полк, между прочим, в это управление КГБ входил всегда и сейчас входит.
О.Чиж
―
Вы туда хотели?
А.Коржаков: Машина «Волга» 21-я – это самая лучшая машина, не даром Путин и Медведев ее содержат
А.Коржаков
―
Я тогда даже не знал, что это такое.
И.Воробьева
―
Но вы же выбрали, вы же сказали, что «купцы» выстроились. Вам нужно было выбирать.
А.Коржаков
―
Когда я начал служить в Кремлевском полку, с первого дня я уже знал, что это 9-е управление. Я говорю, через два года, не через год, как сейчас служат, а через два года «купцы» пришли. Так что все нормально. Так что я знал, что это 9-е управление, какие там подразделения, и в какое мне лучше пойти.
И.Воробьева
―
Вот. Выбирали все-таки подразделение?
А.Коржаков
―
Конечно. Купцы. Уже я выбирал, а не меня выбирали. Меня уже выбрали.
И.Воробьева
―
А вы выбрали, соответственно, эту охрану высших партийных и государственных деятелей.
А.Коржаков
―
А там всё - охрана высших партийных и государственных деятелей и объектов, которые там находились. Я выбрал «трассу». Мне нравилось, во-первых, то, что ребята на в форме. Форма за два года уже сильно обрыдла. Поэтому ходил в гражданке.
И.Воробьева
―
А что такое «трасса»?
А.Коржаков
―
Вы не можете знать, еще молоденькие. А ведь машина «Волга» 21-я – это самая лучшая машина, не даром Путин и Медведев ее содержат. Это лучшая машина нашего времени, нашего века. Так у нас движки стояли на них от «Чайки», и на этих машинах гонять, да еще с автоматами – такая романтика казалось. Но, когда я пришел туда, то до машины было еще далеко. Я должен был сначала топтать, топтать и топтать по трассе, по трассе, по трассе…
И.Воробьева
―
А что такое «по трассе» я не понимаю?
А.Коржаков
―
По правительственной трасе. Охрана трассы.
О.Чиж
―
То есть физически ходить и за ней наблюдать.
А.Коржаков
―
Да, и стоять можно было. Почему? Не только ходить.
О.Чиж
―
В штатском.
А.Коржаков
―
Просто, когда во времена Брежнева - по 8-10 часов надо было. В любой мороз. И ходили, и стояли. И метель, всё… В жару тоже не очень приятно.
И.Воробьева
―
Слушайте, от кого вы защищали эту трассу?
А.Коржаков
―
Мне хватило этого почти на 8 лет. Потом меня взяли на то, что вы называли личная охрана высших государственных деятелей и зарубежных деятелей, которые приезжали к нам. Это уже было интересней.
О.Чиж
―
А что еще предлагали «купцы»? Вы выбрали это направление, а что еще было?
А.Коржаков
―
Полковник Рушаков был такой замечательный. Он предлагал, чтобы я пошел работать в здание правительства, в первый корпус сенатский, или 14-й. «Вот представьте, Александр Васильевич, мимо вас будут все первые люди государства идти, а вы будете честь отдавать, может быть, даже здороваться…». Кстати, я, между прочим, один из немногих людей в мире, кто здоровался лично за руку с Джорджем Помпиду. Вы, наверное, даже его не знаете, или помните? Джордж Помпиду - после Генерал де Голля, это его преемник. Это был его первый визит сюда, а я был в почетном карауле у него.
О.Чиж
―
А как вы не соблазнились на это предложение? Оно же как-то выглядит более блестяще.
А.Коржаков
―
Знаете, всё тоже форма… В форме хорошо фотографироваться, а работать – ну её! Мне потом приходилось в форме часто работать на парадах, и так далее. Быть негласной охраной, а работать под офицера. В Афганистане тоже мы работали под афганских офицеров.
О.Чиж
―
А вот, когда трассу - всё, оттоптали ногами, как вы выражаетесь, потом уже перешли…
А.Коржаков
―
Да, же был примерно сантиметров на 10 выше ростом, имейте в виду.
И.Воробьева
―
Это, чем сейчас?
А.Коржаков
―
Конечно. Чем сейчас.
И.Воробьева
―
Серьезно?
А.Коржаков
―
Так 8 лет топтать! Знаете, как стираются подошвы и пятки?
О.Чиж
―
Такого сотрудника КГБ, вообще, на трассе, конечно, видно издалека.
А.Коржаков
―
Но я тогда был не таким весомым.
О.Чиж
―
Да я не это имею в виду совершенно. Просто высокий человек, стоит постоянно на одном месте.
А.Коржаков
―
Относительно высокий. У меня мой внук Ваня, ему 14 лет, а у него сейчас – 196. Ботинки носит 47-й размер – мои. Что будет дальше? Мы уже думаем, что искать, где… Так что всё идет… Я выше отца своего сантиметров на 10, вот Ваня выше меня уже на 12, так что.
И.Воробьева
―
Да, тут вопрос.
А.Коржаков: Я, один из немногих людей в мире, кто здоровался лично за руку с Джорджем Помпиду
О.Чиж
―
Пока мы не пошли дальше по этой линии КГБ - не было никогда такого момента, что вы жалели, что бросили институт, что пошли по этому пути: армия, потом КГБ?
А.Коржаков
―
Никогда не жалел, потому что после школы я хотел поступать в юридический сразу. Хотел в юридический, но родители были категорически против, говорили: «Зачем тебе это надо? Будешь рядовым следователем или бегать оперативником с пистолетом – тебя убьют когда-нибудь. Нет - только инженер в заводе, на фабрике. Уважаемый человек всеми».
О.Чиж
―
И никогда даже мысли не было, что вот мог бы быть авиационным инженером?
А.Коржаков
―
Нет. Тем более, когда я видел жизнь своего брата – он всю жизнь на заводе проработал, не просто авиационный инженер, а их всего было два человека на всю страну, испытателей этих наших «Протонов» замечательных. Сколько их запускали – сотни. Он их выпустил. Он был испытателем. По полгода каждый год он на Байконуре жил. Он кроме Казахстана за границей больше не был нигде. И до сих пор.
И.Воробьева
―
Но сейчас-то уже можно будет, секретности нет…
А.Коржаков
―
А сейчас никто не пустит. Секретность на нем.
И.Воробьева
―
Хорошо. После «трассы» вы сказали, была охрана государственных деятелей, в том числе, иностранных. А как это происходит? Вы встречаете его в аэропорту, вы сразу его личный телохранитель или что?
А.Коржаков
―
Сначала нам всем дадут документы, какие-то сведения – их изучить – кто, что, какие привычки. Потом ознакомиться обязательно с его охраной, людьми, кто приезжает оттуда. И мы так же делаем потом. Среди этих служб это однозначно, обязательно. Ведь до сих пор среди американских спецслужб самые лучшие – это между Россией и американцами. Потому что мы, когда занимаемся охраной своих первых лиц, то о политике никто не думает. Думают только о безопасности их. Поэтому я всегда о них тепло отзывался и в своих книгах, своих интервью, и сейчас говорю.Как был первый визит Никсона - я не знаю, как было, когда был Хрущев ездил в Америку, наверное тоже так же хорошо было - но, когда приехал Никсон, мы, действительно, наяву увидели, что это нормальные ребята, порядочные. Сколько было этих визитов туда-сюда – не могу вспомнить ничего плохого. То есть спецслужбы по охране первых лиц – самый лучший контакт.
И.Воробьева
―
Самые дружные.
А.Коржаков
―
Никаких ни шпионов, ни между собой подковырок, ни интриг – нет этого вообще.
О.Чиж
―
И политика не вмешивалась никогда в отношения?
А.Коржаков
―
Вообще не вмешивается, да. Но до этого, конечно, подготовка идет. Если к нам визит, значит, серьезные ребята приезжают, от Госдепартамента приезжают, НРЗБ. С ними контакт полнейший. И, соответственно, от нас. Причем, я могу сказать, что по количеству зависит не от того, что кто-то больше пустит или не пустит. Мы пускаем их, сколько хочешь, и они пускают нас, сколько хочешь людей по количеству. Все решают финансы. Если они могут 30 человек спокойно завести, то мы дай бог 20 человек завезем. Я имею в виду тогда, в то время. Сейчас уже все поменялось. У нас сейчас уже личная охрана 400 тысяч становится.
И.Воробьева
―
Нацгвардия?
А.Коржаков
―
Да.
И.Воробьева
―
Когда только начинали охранять непосредственно людей, как это происходит в том смысле, что, наверное, боишься же всего? То есть кто-то там пошел не там…
А.Коржаков
―
Чего боишься? Ничего не боишься. Наоборот. Каждый из тех, кто когда-нибудь работал в 9-м управлении, на «трассе» или где-нибудь, мечтает, чтобы кто-нибудь бы перелез, что-нибудь бы случилось, кому-нибудь руки заломать бы или морду набить. Ну, потому что года проходят и ничего не можешь… никто не попадается тебе. Да-да. Ведь мужикам, здоровым мужикам, которые кроссы бегают и подтягиваются по 17-20 раз, и боевую подготовку проходят, и стреляют замечательно – и ничего не попадается. Самое серьезное – ничего не делать, стоять на посту и ждать, когда что-нибудь случится. Это очень тяжело. Почему у нас год за полтора шел для тех, кто работал на посту, и сейчас так же. Потому что самое тяжелое для активного человека, сильного – ничего не делать.
И.Воробьева
―
Психологическое давление.
А.Коржаков
―
Конечно. Поэтому многие засыпают. Вот сейчас у нас из многих деятелей, которые у нашего руководителя, на посту спали. Я их выгонял к чертовой матери. Ну ничего, всё прошло.
О.Чиж
―
Мы сейчас до этого еще дойдем…
А.Коржаков
―
Ну, не знаю, дойдем… Может, я не скажу. Сейчас нельзя об этом говорить.
О.Чиж
―
Ай-яй-яй!
А.Коржаков
―
Вообще, чужую охрану ругать неприлично. Лучшее ее хвалить.
И.Воробьева
―
Давайте будем хвалить, не проблема.
А.Коржаков
―
Как о покойнике.
И.Воробьева
―
Либо ничего… мы поняли.
О.Чиж
―
Либо хвалить. Когда человек работает на «трассе», стоит, а потом начинает охранять живого человека, наверное, меняется как-то психология.
А.Коржаков
―
Меняется.
А.Коржаков: Мы просто были личной охраной
О.Чиж
―
Особенно через несколько лет угроза кажется действительной. Вот там идет подозрительный человек…
А.Коржаков
―
Меняется, но мы же тоже постепенно… Тоже 5-й отдел на «трассе» работал. Мы же участвовали, общались лично… в личном контакте с охраняемыми лицами. Тоже Андрея Павловича Кириленко сопровождали не только сотрудники личной охраны, но мы также рядышком. А один эпизод был, когда мы сопровождали Поляцкого Дмитрия Степановича – это первый заместитель был тогда Косыгина по сельскому хозяйству, - и он поехал в охотхозяйство, и мы его сопровождали. Я ехал, впереди – лидер, старшим был, на такой «Волге» с чайковским движком – «восьмерка» - 8 «горшков», как у нас говорили. Там мы на одном повороте должны были улететь. Только благодаря моему водителю Юрию Одинцу, который мастер был, «Волгу» нашу не выкинуло. ЗИЛ бы не выкинуло. ЗИЛ совершенно другая машина, надежней машины в мире нет, чем ЗИЛ наш, какие были у Политбюро. «Членовоз» стали назыаввть. Но «Волга» улетела бы только так. Юра сумел вытянуть буквально с бровки. Спаслись, не перевернулись, слава Богу.И когда приехали Дмитрий Степанович, член Политбюро решил нас похвалить. Ну, хорошо. К нам подходит прикрепленный, человек охраны и говорит: «Так и так, Дмитрий Степанович хочет вас поблагодарить». Подошли все. «Бравые ребята. Ну что, молодцы, хорошо проехали. Спасибо вам». И стал нас награждать. Достал жвачку, которая у него была – по 5 штучек – желтеньких таких, фруктовых, самых дешевых…
И.Воробьева
―
Juicy Fruit.
А.Коржаков
―
Да. И нам – три члена экипажа – дал по одной жвачке. Спасибо. Мы так думали: сейчас наградит нас, позвонит, скажет: «Ребята там кровь проливали…». Вот такой. Каждый по-разному.
О.Чиж
―
Какой это год с Juicy Fruit?
А.Коржаков
―
Вы можете легко узнать. Это было примерно за полгода до того, как он стал послом в Японии. Когда решили из Политбюро его убрать – ну, его послом. У нас всех послами отправили. Меня только одного не отправили послом, хотя нет, хотели послом в НАТО, но я отказался.
И.Воробьева
―
Вы сейчас шутите или серьезно говорите?
А.Коржаков
―
Серьезно.
О.Чиж
―
А почему вы отказались?
А.Коржаков
―
А потому что, чтобы быть настоящим послом в НАТО, надо хотя бы закончить академию Генерального штаба и год хотя бы НРЗБ получить, а не так просто, что кем-нибудь тебя спихнут, а потом через месяц выпрут с позором – так не надо.
И.Воробьева
―
Это подход.
О.Чиж
―
Вы заинтриговали. Когда вам предлагали? В какой период?
А.Коржаков
―
А это предлагали, когда Ельцин испугался со мной встречаться, после той «коробки из-под ксерокса», когда нас сняли. Назначил нам встречу, потом подумал, что он этой встречи не выдержит – нервы все-таки, и так старичок – 6 инфарктов. И давай мне предлагать разную работу. Вот одна из была… последняя должность, которую мне предложили, как вот наш… Дима Рогозин. Но Дима, извините, он французский, английский – два языка знал, поэтому в этом плане легко ему ехать. А я-то язык знал на уровне института юридического. Закончил институт-то уж давно – больше 10-ти лет прошло. Хотя я, когда у них НРЗБ был, я был самый лучший переводчик. Очень хорошо меня в юридическом учили английскому. Единственный, кто из группы пятерку получил.
И.Воробьева
―
То есть вы все-таки потом пошли на юридический-то?
А.Коржаков
―
Да, через 5 лет я поступил. В 75-м году я поступил - в 80-м закончил заочно. Трудно учиться было. То одна дочка родилась, то другая дочка родилась. Уроки делал, как говориться, только в ванной или на кухне, если можно было. Так что тяжело, но закончил хорошо.
О.Чиж
―
Про Афганистан вы сейчас упомянули. А как вы в 81-м году там оказались?
А.Коржаков
―
Когда началась война, когда решили мы поставить туда своего - ну, наше руководство - Политбюро приняло решение – и когда ребята из группы «А» штурмом взяли дворец Амина, уничтожили Амина, тогдашнего главу Афганистана, и был назначен Барак Кармаль, соратник предыдущего – Тараки, - и было принято решение организовать охрану нашу, советскую. Вот нас по 10 человек… Послали сначала ребят опытных, как Владимир Степанович Редкобородый, замечательный мужик, он организовывал охрану. Дальше – каждый полгода по 10 человек мы ездили туда, его охраняли. Под секретом большим. Документы советские оставляли здесь, там выдавали нам афганские. Отращивали усы. Учили, может быть, полтора-два десятка слов, чтобы отвечать, более-менее, изображать из себя, что мы понимаем.А дальше… могли не вернуться. Никто бы сильно не жалел, кроме наших родителей, жен, семьи, детей. А так все было… Личная охрана была первого лица Бабрака Кармаля программа до его окончания работы. Потом, когда был Наджибулла, остался – то же самое продолжалось еще. Потом уже было принято решение – я уже не помню, при Ельцине или при Горбачеве – что сняли охрану. Скорее при Горбачеве. При нем вышли, поэтому… А так мы его охраняли и надежно охраняли, ведь за это время у них волос с головы не упал. Наша охрана считалась… Мы и американцы в мире вообще лучшие сотрудники охраны, имейте в виду.
И.Воробьева
―
А какие решения вы принимали, и как вообще принимать решение, когда в чужой стране чуждого главу государства в стране с другим языком приходится охранять?
А.Коржаков
―
Полковник Редкобородый (потом генералом встал), он так все организовал замечательно. Дальше. У нас были советники и НРЗБ, которые по-русски говорили прекрасно и переводчики. Наше дело было лично не допускать к первому лицу кого-то…
И.Воробьева
―
А он передвигался же, ездил?
А.Коржаков
―
И ездил, передвигался, и выступал – всё что было, то было. И выезжал за границу. Как положено, все было. Лидер государства. Всё было. А мы просто были личной охраной. Точно так же, как у Путина охрана сейчас, точно так же, как у Ельцина личная охрана. Только единственно, что когда официальные были дела, мы обязательно одевали форму.
И.Воробьева
―
Афганскую, да?
А.Коржаков
―
Гвардейскую. Я старший лейтенант был афганской армии. Ну, форма красивая.
О.Чиж
―
А вот этой поездки, ее можно было как-то избежать, если постараться, полавировать или вы хотели сами поехать?
А.Коржаков
―
Я тогда еще был… за то, чтобы все-таки ездить. Кстати, это тоже была одна из вещей. Ведь загранпаспорт в советское время не давали никому, а тот, кто съездил в Афганистан, получал паспорт. И когда уже были следующие поездки наших охраняемых лиц за рубеж, то посылали только тех, у кого загранпаспорт бы. Загранпаспорт не делали. Из этих же ребят. Поэтому это тоже был хороший стимул.
И.Воробьева
―
А ваша супруга не была против поездки в Афганистан, или вы с ней это не обсуждали?
А.Коржаков
―
Во-первых, супруги ездили только те, кто шли советниками туда…
И.Воробьева
―
Нет, не она с вами, а в смысле, что вы поедите. Опасно: Афганистан.
А.Коржаков
―
Конечно, обсуждали. Но что делать? Послали. Не имею права отказаться. Мы же служили. Для этого погоны и одеваешь – куда тебя пошлют. Если Родине надо Афганистан защищать – значит, Афганистан защищать. Надо Сирию защищать – значит, Сирию защищаем.
И.Воробьева
―
Я напомню нашим слушателям, что это программа "Разбор полета". Мы сейчас прервемся на несколько минут. У нас сегодня в гостях Александр Коржаков, бывший глава службы безопасности президента Ельцина.НОВОСТИ
И.Воробьева – 21
―
35 в столице. Продолжается программа "Разбор полета". Здесь, в студии Оксана Чиж, Ирина Воробьева и наш гость – Александр Коржаков, бывший глава службы безопасности президента.
О.Чиж
―
Ну, и понятно, что вопросы, которые приходят, они, конечно, в большинстве своем связаны с временем уже непосредственно Бориса Ельцина. Действительно, вы возвращаетесь из Афганистана, проходит 3 года. И в 85-м году вы попадаете в число телохранителей Бориса Ельцина, который на тот момент первый секретарь городского комитета. Как это вообще произошло? У вас был выбор, не было выбора?
А.Коржаков: Ельцин меня держал у себя почти 11 лет не оттого, что я был очень неинтересный
А.Коржаков
―
У меня выбора не было. Меня другие выбирали – руководство. Просто я до этого уже работал у других, себя где-то, наверное, показал, что не такой уж я противный. Допустим, у Юрия Владимировича Андропова старший выездной охраны был. Виктор Иванов меня выбрал, начальник охраны. Дальше, когда назначили министром обороны Сергея Леонидовича Соколова, тоже пригласили меня.Потом уже я сам по своей инициативе ушел, попросился. Так редко бывает, но начальник оказался такой придурок, что я пришел к руководству высшему, сказал: «Давайте меня… освободите. Лучше меня вообще никуда не отдавайте, но с этим работать не могу». А Соколов-то был замечательный человек, супруга его. Там у меня проблем не было. Просто… У Горбачева даже две недели поработал, когда его сделали генсеком. Там же пока ему охрану меняли прошлую, я в его выездной охране… Так что с Раисой был знаком и с ним тогда еще был знаком. Хотя потом, позже ближе познакомились. Так что я к Ельцину пришел НРЗБ. Помимо этого была работа с иностранными делегациями, с главами государств других стран. Больше всего я подружился с Мауно Койвисто, президентом Финляндии. Мне кажется я ему был дороже, когда мы с ним виделись, чем Борис Николаевич Ельцин, который вместе с ним приехал… Ему со мной была встреча интересней.
О.Чиж
―
Ну, как так получилось? Много разговаривали?
А.Коржаков
―
Много разговаривали с ним, да. А вы что думаете? Ведь Борис Николаевич Ельцин меня держал у себя почти 11 лет не оттого, что я был очень неинтересный. Я никогда не навязывался, но, когда меня просили что-то рассказать или доложить, я рассказывал, докладывал. Не стучал, конечно.
И.Воробьева
―
К началу вашей работы с Ельциным. Когда его ушли из Московского городского комитата КПСС, вы все равно поддерживали с ним дружеские отношения и говорят, что именно из-за этого у вас начались у самого проблемы. Это правда?
А.Коржаков
―
Да, из-за этого. Потому что мне было жаль очень Ельцина. С ним поступили несправедливо, потому что, он, действительно, по 20 часов работал тогда на Москву. Другое дело – какая у него была цель? Может быть, он тогда уже задумал стать президентом России, я этого не мог предвидеть. Но он, действительно, пахал. И болел часто. И когда его так несправедливо кинули, да еще и обгадили, как у нас бывает частенько, как меня обгадили в 96-м году, когда все СМИ, в том числе, и вы поливали меня по чем зря абсолютно незаслуженно; это вот как 20 лет сказки рассказывают, что Чубайс выборы выиграл, так народ верит. Уже целое поколение выросло на этом, верят. На самом деле не так было. И Чубайс отношения к этому не имел никогда.
И.Воробьева
―
А как было?
А.Коржаков
―
Вам про то рассказывать… про Ельцина или про выборы?
И.Воробьева
―
Нет, мы хотим про Ельцина, но 96-й год тоже хочется.
А.Коржаков
―
Я вам могу рассказать, но для этого нужно… Давайте, вы меня лучше отдельно позовете, я вам расскажу, как было по-настоящему в течение передачи, а сейчас это будет то же самое, что по телевидению: полтора часа снимают, а показывают 5 секунд.
И.Воробьева
―
Нет, но у нас же прямой эфир.
А.Коржаков
―
Прямой эфир. А времени-то мало.
И.Воробьева
―
Времени мало, я согласна. И что, и какие у вас проблемы начались, когда Ельцина ушли, а вы его поддерживать начали?
А.Коржаков
―
Я не просто… И домой ходили к нему, и на работу ездили. Подружились с его помощником Львом Сухановым, секретарша была замечательная – выскочило ее имя – хорошая. И мы все время контакты имели. Ему же было очень трудно вообще общаться. Он такой… сверху, с Олимпа спустился до Госстроя. Баталина, своего начальника он не признавал, потому что он когда-то им руководил, будучи в ЦК КПСС и в Политбюро. Он же строительными вопросами занимался, поэтому втык ему давал. А тут, получилось, наоборот. Всё это не очень хорошо.Дальше – его вроде с госдачи 9-го управления его сняли, но дали ему госдачу в Успенском правительственную – тоже хорошо. Квартиру никто у него не отбирал. Но ведь он был там как изгой. Он шел в магазин, становился в очередь. Вроде очередь небольшая, но народ, когда его видал, тихонечко растворялся, уходил, так что он один оставался в магазине. Такая же ситуация была в бане. Он мне жаловался по этому поводу, очень сильно переживал.
И.Воробьева
―
В баню…
А.Коржаков
―
В баню приходил попарится, помыться, поговорить, там пивка выпить с народом. Тоже так же тихо все уходили. Поэтому мы решили: чего ему туда ходить – давайте ко мне приезжать, в Простоквашино. И он, когда один раз приехал, он влюбился в Простоквашино, и мы потом практически все выходные проводили у меня в деревне, в стареньком домишке моей матушки. И хоть там, как говорится, толком и мебели нормальной нет и тараканы ползают, но речка рядом, лес рядом: хочешь – на охоту, хочешь – по бутылкам стрелять, хочешь – просто выпьем. Когда лигачевскяа кампания была, нигде нельзя было купить водку, у нас своей хватало самогонки сколько нужно. Как правило, приезжали с друзьями. Лев Евгеньевич Суханов – это замечательный гитарист, певец. Он такой концерт может устроить, попеть. Владимир Михайлович Михайлов – полковник был – то же самое, чудесный парень был. Вот так спокойно отдыхали, нормально. Но кому-то это не нравилось.
И.Воробьева
―
Вас уволили из КГБ по возрасту? У вас возраст был совсем еще…
А.Коржаков
―
Нет. У меня возраст был совсем маленький. Но хоть и выслуги было много, но не настолько, чтобы меня выгонять в 39 лет.
О.Чиж
―
Почему так? С какой формулировкой-то?
А.Коржаков
―
С формулировкой, что… Был до этого приказ Крючкова, председателя КГБ: на 10% сократить количество НРЗБ. Уже тогда с деньгами было трудно. 400 тысяч кормить – и тут начнутся проблемы когда-нибудь. И тогда – на 10%. Кого? Ну, естественно, у любого начальника есть люди, от кого он хотел бы избавиться. Я был слишком норовистый, я был слишком правдивый. Я, извините, коммунистом был еще с полка, вступил в партию. В партбюро меня никогда начальство не выдвигало, всегда выдвигали на партбюро в комитет партийный, люди выдвигали, потому что знали, что я принципиальный такой был, мог и начальству сказать в глаза, может быть, что-то нелицеприятное. И хоть физически я был там на первом месте – и стрелок, чемпион многократный всего, чего только можно, и волейболист, и спортивное ориентирование – у меня многое чего было по спорту - но когда-то эта капелька последняя пережала, и приняли решение меня уволить.Ну, увольняли – начальнику отдела кадров полковнику Никашину было стыдно. Он в глаза не смотрел: «Саша, мы тебя знаем, но вот поступило такое… Понимаешь вот?» Понятно, что на него надавили. Я не понимал. Потому что - я тогда дежурным работал – поднял журнал на 200 человек, там оказалось, что три пятых журнала люди имели выслугу больше моей и далеко за 40, многим даже за 50. А предложили мне, тому, кто выполнял все спортивные нормативы только на пять. Но прямо никто не сказал, что из-за Ельцина, но говорили только втихаря.
И.Воробьева
―
Хорошо. 90-91 годы – тогда вам какие решения приходилось принимать, какие были самые сложные в это время – 90-й, 91-й в особенности?
А.Коржаков
―
Вообще, когда было принято решение не мной, а ближайшим окружением Ельцина. Из него тогда лепили будущего президента. Его не Таня лепила и не Наина, а те люди, которых сейчас забыли и ни одного человека не пригласили в этот Президент центр. Еще много среди них живых: и Лев Шемаев, Владимир Комчатов, Лева Пономарев наш до сих пор борец за права человека. Я еще много могу называть. Многих нет. Лида Муранова, которая за здоровьем Ельцина следила. Когда у него со спиной было – лечила. Эти люди, они все забыты. Их как будто и не было никогда. Эта семейка, которая должна была их благодарить всю жизнь за Ельцина, которого им вернули, они этих людей забыли навсегда.И могу сказать, что тогда было очень трудно его охранять. Я потом уже много раз в интервью говорил, когда меня спрашивали, что было самое опасное для Ельцина – покушение, чего-то такое – я всегда говорил, что самое опасное – был Ельцин сам для себя. Он сам создавал трудности, проблемы. То он якобы в речку упал, глубина которой полметра. То он в бане заперся, что пришлось дверь выламывать. Он стрелялся… Слав Богу, что я патроны все сварил, поэтому он не мог никак застрелиться. Илюшин с Барсуковым чуть с ума не сошли – думали, сейчас он застрелится. А я-то знал, что не застрелится никогда.
И.Воробьева
―
Кошмар какой!
А.Коржаков
―
Патроны сварены. Да, такой было. Баранников ему подстроил вариант: подарил втихаря пистолет. Но слава Богу, мне ребята подсказали, что что-то он зашел со свертком, ушел без свертка. Я нашел. Поэтому я боролся с Ельциным…
И.Воробьева
―
За него же.
А.Коржаков
―
За него же.
О.Чиж
―
А в этом смысле, вот у вас к этому моменту уже были личные отношение, не просто рабочие, а личные?
А.Коржаков
―
Я вам не ответил, какие трудности…
И.Воробьева
―
Какие решения принимали.
А.Коржаков
―
Так вот, самое трудное решение было – охрану сформировать. И вот в то время, когда в 90-м году его сделали председателем Верховного Совета РСФСР… Представляете, страной руководит Горбачев, его ярый враг. Под Горбачевым – Крючков, который тоже не симпатизирует Ельцину. Дальше- Язов, и так далее – всё такое древнее, что никто Ельцину помогать в этом плане не будет. И вот мне нужно было сформировать ему охрану. Слава богу, что тогда навстречу Хасбулатов мне шел. Он был первый зам и подписывал буквально любой приказ, чтобы по количественному составу, по вооружению, и так далее… Но ведь надо было еще и обучать, надо, чтобы они на посту не спали. Дома у Ельцина, в квартире… сколько людей таких было спящих…
И.Воробьева
―
А как доверять, вообще, людям?
А.Коржаков
―
Потому что, кого брать-то? Если в «девятке» - там поколения складываются… Если я 8 лет работал на «трассе», когда я мог на толпу посмотреть одним взглядом и легко определить, кто из них опасный – легко. А из простых, из молодых ребят…
О.Чиж
―
Кстати, сейчас это работает?
А.Коржаков
―
Сейчас уже почти все на пенсию ушли.
О.Чиж
―
Я понимаю, но рефлексы, наверное, остались – вот так вот, когда видите толпу?
А.Коржаков
―
Если мне надо, я замечу, не волнуйтесь. Тогда надо был опыт передавать. Хорошо, что меня водители выручали, ребята многие, кого на пенсию убрали, но они еще были будь здоров. А вот по личной охране было труднее. Очень сильно мне помог будущим адмирал, тогда капитан 1-го ранга Захаров Геннадий Иванович. Начинали с нуля, не имея ни погон… Как можно было человеку выдавать оружие, заставлять его в случае опасности стрелять – и потом, кто бы за это отвечал? У меня были случаи там неоднократные: три выстрела. Два, слава Богу, выжили, а один погиб парень.
О.Чиж
―
А выстрелы – кого в кого?
А.Коржаков
―
Хулиганили!
О.Чиж – А
―
а, то есть меж собой.
А.Коржаков
―
Да. В том-то и дело. Кто начинал играть в эту… слово-то забыл – когда они «по-македонски» любители были стрелять. Сначала без патронов, а потом нечаянно кто-нибудь засовывал патрон – выстрел получался. Другой балбес, который потом был начальником охраны у Руцкого, тот вообще… патрон в патроннике не должен был быть на посту – нет, он обязательно засовывал втихаря. Подполковник милиции, между прочим, обученный. Ну, уронил - пистолет тот выстрелил – парень год почти руку лечил. НРЗБ посылать операцию делать. Это всё такие мелочи, которые потом, может быть, выясняются. А ведь Ельцин этого знать не должен был. Тут трудности те, которые… Я ведь начальником-то никогда не был и не хотел им быть. Жизнь заставила.
И.Воробьева
―
Нам совсем мало времени остается – 8 минут, а вопросов еще примерно 200. Придется задать только два или три. Перескакиваю очень сильно к 93-му году. Тоже события, все знают какие, все прекрасно понимают опасность и всё такое. Но пишут, что в 93-м году вы были тем человеком, который лично арестовывал Хасбулатов и Руцкого.
А.Коржаков
―
Да.
И.Воробьева
―
Это чье решение было, и каково это – арестовывать людей, которые весьма важные в этой стране.
А.Коржаков
―
Которые подняли, в общем-то, оружие, первыми пустили кровь. 140 человек накануне погибло у Останкино. Решение… как раз было все нормально.
И.Воробьева
―
Нет, а кто принимал решение?
А.Коржаков
―
Как? Ельцин принял решение о штурме Белого дома. А дальше просто… Я мог находится с ним все время. Потому что, когда Ельцин приехал на дачу в Барвиху, Наина сразу подняла вопль: «А где Коржаков!? Почему он не здесь? Почему он не с тобой, Боря!? Это он там за толстенными стенами Кремля, а мы здесь как будем? На нас сейчас «зюгановские» или «макашовцы» налетят сейчас – мы ничего не сможем сделать: ни убежать…». Вот такой был идиотизм. А я вел свою боевую часть, службу безопасности президента так же на штурм Белого дома. Потом многие ребята получили за это ордена даже, медали, потому что непосредственно участвовали в боевых действиях, непосредственно шли на пули. Не только группа «А», не только «Вымпел», не только грачевские ребята.
О.Чиж
―
Когда вы шли их арестовывать, вы абсолютно с холодным разумом шли или все-таки в этот момент эмоции как-то… злость - я на знаю что – раздражение?..
А.Коржаков
―
Знаете, у меня эмоции были до этого, потому что Ельцин мне втихаря сказал: «Если удастся, лучше бы их там кончить, и тему закрыть, и всё». Но я патрон держал в патроннике, но нигде не получилось, чтобы я с ними встретился. С кем только не встречался, только не с ними. А когда мне сказали, что они там, внизу и не хотят идти в автобус, и что их депутаты окружили. Ну, я был вынужден к ним туда спуститься. Действительно, под сто человек там депутатов было - в куче стояли – и где-то там, в глубине были эти два негодяя. Тогда я так считал. Потом, сейчас может кого… Руцкого можно простить было – все-таки контуженый. И потом, все они хотели добра России – добра России хотели все, но другое дело – каким способом.И я, видимо, за это время озверел… потом, закопченный был – побегай по этим этажам, пороху понюхай – лицо было страшное, что, несмотря на то, что у меня голос очень мягкий, тогда, по-моему, жесткий металл прозвучал: «Хасбулатов и Руцкой на выход!» Была пауза такая длинная, может быть, 30 секунд, 50 секунд – и потом медленно все депутаты расступились, остались два эти сироты, стояли…
Ну, и дальше потихонечку начали выходить. Только единственно, что начальник охраны, который очень здорово стрелял от асфальта, тот меня попросил: «Александр Васильевич, можно я за вещами сбегаю Руцкому?». – «Ну, конечно, сбегай». Он принес баул – это примерно как ваш стол. Он еле в автобус залез. Что уж там он набрал у него, начальник охраны. Я фамилию специально не говорю, потому что тоже говорю, что человек хотел добра. И всё. И прошли. Единственное – попал Макашов. Как потом оказалось, что вовремя, потому что я не знал, что он командовал битвой у Останкино. А тут – стоит такая морда, смотрит злыми глазами. Я говорю: «Это тоже в автобус со мной». И всё, и всех троих отвезли в Лефортово, сдали прямо в камеры.
И.Воробьева
―
Я понимаю, что про 96-й год надо делать отдельный эфир, как вы уже сказали.
А.Коржаков
―
Да про все надо делать. У меня полно информации.
О.Чиж
―
Дмитрий спрашивает так: «Тяжело ли вы принимали решение уйти от президента Ельцина, хотя я понимаю, что это не вполне можно так называть, а позже решение – написать книгу? Осознавали ли вы тогда, что тем самым становитесь персоной нон-грата в окружении президента.
А.Коржаков
―
Ну, так они к этому и довели. Я был уверен, что это все очередная его фикция. Он очень часто увольнял, потом снова брал. Сгоряча. Я думал, все пройдет, изберется, успокоится, и так далее. Для этого меня и вызывал к себе, чтобы поговорить об этом, но почему-то, когда вышел из дома решил: «Встречу отменить, я эту встречу не выдержу», - сказал. После этого я только одно просил: отпустите меня на пенсию. Меня уже раз отправили на пенсию. Я получал неплохую пенсию по тем временам – 232 рубля из максимальной 250. Здесь должна была быть пенсия еще больше. - Отпустите меня на пенсию, а работу я дальше найду. Нет, не отпускали, решили меня помурыжить, да еще поиздеваться. Это такие люди… пришел Чубайс и его банда вместе с Таней. Посадить не удалось – давай, значит, мы поиздеваемся. Ну, получили то, что получили. То, что вы хотели, то и получили.
И.Воробьева
―
Какое решение в 96-м году вы бы считали вот в той ситуации, может быть, ошибочным – было такое?
А.Коржаков
―
Решение было самое большое – это у Ельцина, когда он принял указ – к нему Чубайс принес – об упразднении службы безопасности президента. Это была единственная, честная, преданная служба, которая работала только на Ельцина. Причем здесь Коржаков? Коржаков не понравился, надоел – господи, уберите его, слава Богу – назначаете другого: Сидорова, Пидорова… – любого, кого хотите назначайте – это ваше дело. Но службу создавали для него, и она уже имел очень хорошие результаты своей работы.
И.Воробьева
―
Хорошо, а ваше решение в 96-м году? Вы же принимали тогда решение - арестовывать этих, еще что-то…
А.Коржаков
―
Чего же я тех не арестовал… в доме приемов там Березовского-то? Они так ждали меня, так мечтали… НРЗБ Зачем они нужны мне были. Я был уверен, что все-таки Ельцин… Что мы с ним не работали, но он наш, он оставался наш. Но потом понял, что человек, который 2 февраля 96-го года вышел из дома, это был уже другой человек. Это был практически ходячий труп. И вот этот труп повыбирали… И когда, получилось, многие начинают вспоминать – Куликова недавно интервью читал, других ребят – оказывается, многие хотели выборы-то перенести на два года. Только обозначил все это Коржаков, потому что все боялись Ельцину что-то обозначать, а я обозначил: «Давайте перенесем на два года. Не отменим, а перенесем».
И.Воробьева
―
Ну что ж, действительно, очень мало было времени, совсем ничего не успели спросить. Я думаю, что надо, конечно, делать какие-то расширенные эфиры, потому что вспоминать те годы надо более подробно. Спасибо большое! Это была программа "Разбор полета". Так быстро пролетела мимо нас.
А.Коржаков
―
Не за что.
И.Воробьева
―
Александра Коржакова мы благодарим за участие вы эфире. Спасибо большое!