Вячеслав Полунин - Разбор полета - 2015-12-21
Т.Фельгенгауэр
―
Это программа "Разбор полета". Сегодня у нас выездная сессия. Мы в Петербург приехали. Открываем серию интервью. Посчастливилось нам начать со Славы Полунина.
И.Воробьева
―
Да, и у нас, действительно… точнее, мы в гостях у Славы Полунина.
Т.Фельгенгауэр
―
Мы в гостях…
И.Воробьева
―
Это народный артист России, вообще, очень известный человек, самый известный клоун, мне кажется, не только в России, по крайней мере, точно. Спасибо большое, что вы согласились с нами встретиться, здравствуйте!
В.Полунин
―
Здравствуйте!
И.Воробьева
―
У нас есть традиционный вопрос нашей программы, с которого мы всегда начинаем…
Т.Фельгенгауэр
―
Ты, как обычно, растерялась, не сказала, что, в общем, у нас тут Татьяна Фельгенгауэр, Ирина Воробьева…
И.Воробьева
―
А, точно!
Т.Фельгенгауэр
―
Мы же тоже тут присутствуем, не только Слава Полунин.
И.Воробьева
―
Мы тоже здесь, да. Есть у нас традиция – начинать нашу программу "Разбор полета" с вопроса о самом тяжелом решении, самом сложном, которое вам в жизни приходилось принимать.
В.Полунин
―
Самое сложное решение – это расставание с близкими людьми. Когда ты так лет 10-20 пройдешь вместе, а потом приходишь к такой ситуации, когда вы должны дальше двигаться каждый сам по себе.
И.Воробьева
―
Речь идет о семейных или просто о любых отношениях?
В.Полунин
―
О любых отношениях. И раза четыре в жизни это было.
Т.Фельгенгауэр
―
Как приходить к такому решению?
В.Полунин
―
Годами. Когда понимаешь, что другого выхода нет, тогда приходится решаться на это. И важно, чтобы все стороны этого события пришли к тому же решению.
И.Воробьева
―
А как потом жить дальше, когда вся твоя жизнь закручена вокруг одного, второго, третьего – не важно – одного и того же человека: ты с ним работаешь, живешь, а потом – раз! – и что?
В.Полунин
―
Самое идеальное, чтобы в ваших отношениях не было финала, а был бы другой способ, то есть ты переходишь к другому принципу отношений. Но все равно я думаю, что стараюсь, надеюсь, что я практически ни с кем ни в ссоре с теми, с кем пошел разными путями. То есть продолжаю что-то делать вместе с ними, участвовать в каких-то идеях.
Т.Фельгенгауэр
―
А вы готовите к своему решению этого человека как-то? Чтобы у него в голове было, что вы вместе приняли это решение.
В.Полунин
―
Что такое - вместе? Это совместное решение обязательно. Оно годами принимается вами вместе, потому что вы вместе ищете способ, как обойти это, чтобы не прийти к этому, и пробуете другие варианты, как продлить ваше движение вместе. А потом выясняется постепенно шаг за шагом, что это единственно правильный путь. И вы все равно остаетесь на принципе, что давайте годочек попробуем, и если это ошибка, вернемся к изначальному.И это вот несколько раз было, и это самое страшное события в жизни.
И.Воробьева
―
Не любит расставаться с близкими людьми наш гость.
В.Полунин
―
Со мной команды мои по 30, по 40 лет вместе. Если один раз мы начали вместе, это значит, очень близкие люди, понимающие друг друга. И только тогда, когда понимается, что этот человек, и этот человек вместе уже не могут сделать ничего реального, и только способ, когда отдельно для каждого из них лучше, то приходится к этому решению…
Т.Фельгенгауэр
―
То есть для вас это ощущение команды и общности, оно важнее?
В.Полунин
―
Ни в коем случае не может быть что-то главное, что-то второстепенное. Это как весы: ты не можешь сюда все бросить – а другое всё взлетит. Это обязательно часть тебя, и ты должен одинаково как хотеть вперед, так и хотеть назад.
Т.Фельгенгауэр
―
Люди обижаются?
В.Полунин
―
Болеешь долго, и они, наверное, болеют. Потом, в конце концов, приходят к тому, что это было правильное решение. И несколько раз иногда возвращаешься. У меня много раз так было: через много лет опять возвращаешься, пробуешь опять – не получается, опять возвращаешься – опять не получается…
И.Воробьева
―
Ну, то есть люди, которые заняли в вашем сердце какое-то место, они, в общем, там навсегда так или иначе?
В.Полунин
―
Я думаю, что да, потому что как люди, они всегда остаются там. Просто у каждого человека много сторон, и какие-то стороны превалируют в какой-то момент, какие-то другие превалируют и так далее.Вот условно, у меня замечательный был просто партнер и он есть у меня в памяти, в моем сердце – Саша Скворцов. Мы с ним лет 15-20 прошли вместе, были великолепнейшей просто парой. У нас на сцене считалось, просто идеальные партнеры, комики, клоуны. И в конце концов мы пришли к тому, что мы остановились, не можем развиваться. То есть нам пришлось к этому решению прийти. Потом лет через пять еще раз попробовали, потом лет через пять о пять попробовали. То есть это вещи, которые очень непростые.
И.Воробьева
―
Если начинать говорить про вашу профессию, вы учились же в институте культуры на эстрадном отделении.
В.Полунин
―
Нет, там какое-то такое… массовых чего-то… праздников, каких-то событий – я не помню точно.
И.Воробьева
―
Но вы с творчеством, с эстрадой, со сценой, культурой – решили с самого начала, что вы будете именно этим заниматься или были какие-то метания?
В.Полунин
―
Когда я поехал в Питер, мне мамочка сказала: «Будешь инженером». Я поехал быть инженером. Просто место было параллельное, и я вечера посвящал сцене. А потом, когда почувствовал уже силу, мамочку пригласил, она посмотрела, что я делаю, говорит: «Ну ладно, ты за счет этого сможешь прожить». Тогда она вроде бы разрешила не быть инженером.
Т.Фельгенгауэр
―
То есть эта развилка, которую вам пришлось пройти, вам в ней было необходимо одобрение мамы?
В.Полунин
―
Конечно. Ну как?
Т.Фельгенгауэр
―
Я объясню. Просто у нас многие гости программы "Разбор полета", как раз рассказывают про свои юношеские годы, что они часто делали что-то наперекор воле родителей.
В.Полунин
―
Разные у всех судьбы, разные ситуации…
Т.Фельгенгауэр
―
Иногда были правы, иногда нет.
В.Полунин
―
Да, это каждый раз непросто, это каждый раз особо. Но как-то у меня при всей сложности моей семьи – у меня отец - донской казак, так что все жестко: ложкой в лоб, если разговариваешь за столом. Но это любимая моя семья, и я им просто благодарен каждым шагом. И когда ты что-то решаешь, это обязательно должно принять всей семьей решение.
И.Воробьева
―
Интересно, то есть вы приехали быть инженером, потом искали, где учиться выступать, и, когда мама разрешила, вы пошли учиться уже вот… в культуру.
В.Полунин
―
Да. Потому что я пошел в экономический институт. Через пару лет, когда мама сказала – да, согласна, я перешел в культуру.
И.Воробьева
―
Потрясающе! Хорошо. А именно вот что вы будете делать то, что делаете… культура – это тоже разное творчество, это очень разные вещи. Там бывает эстрада, там… это огромный спектр. Почему именно актер мим, клоун и так далее – как так вышло?
В.Полунин: Идеально, чтобы в отношениях не было финала, а был бы способ переходить к другому принципу отношений
В.Полунин
―
Сначала в детстве совсем была влюбленность в Чаплина, в то, что он собой представлял. Фильмы просто проглатывались. Ну и другие – Никулин, Фюнес и так далее – все то, что в кинотеатрах можно было увидеть и по телевидению. Но Чаплин просто стопроцентный мой идеал. И его глубина и тонкость, и нежность, и глупость – все вперемешку – и движенческая часть. Я заниматься хотел тем же, чем Чаплин. И потом вдруг появился Марсель Марсо на экране, и я подумал: Нет, вот чем я хочу заниматься, потому что что-то такое тайное, непонятное и все такое новое, что-то такое необъяснимое – пантомима. И я увлекся пантомимой. И потом вспомнил про Чаплина лет через 5-10, когда мне посоветовал мой хороший педагог, и он сказал: «Ты клоун. Чего ты пантомимой занимаешься?» А я кому времени был уже лауреатом всяких конкурсов и так далее. И я подумал: да, чего это я бросил любовь-то свою главную – к клоунаде. И отправился в клоунаду и сразу же стал Асисяем, через месяц.
Т.Фельгенгауэр
―
То есть на самом деле все эти годы Асисяем…
В.Полунин
―
Он рос, он рос, да. И вот пришел к тому, что… Ему надо было только сказать: «Эй, выходи!» - и он появился в Новый годы.
Т.Фельгенгауэр
―
Но это тоже же решение – сказать ему: «Эй, выходи!»
В.Полунин
―
Не такое сложное, потому что ты старое не бросаешь. Сложности всегда бывают, когда нужно одно бросить и перейти в другое место. А здесь не надо ничего бросать, здесь пантомима со мной рядом, никуда не ушла. Просто оказалось, что клоунада настолько захватила меня, что пантомим – подвинься. Поэтому это произошло очень легко, естественно, и оказалось, не только мне интересно, но и бесконечному количеству людей. И сразу стала куча людей приходить ко мне в студию заниматься, и фестивали появились. Ну, просто шквал такой, какую-то форточку открыли со свежим воздухом.
Т.Фельгенгауэр
―
А как вы считаете, вы пытались для себя как-то объяснить, людям нужен повод, чтобы улыбнуться, чтобы засмеяться…
В.Полунин
―
Я просто, это называю… так педантичен к анархии… Педантичен и анархичен одновременно.
Т.Фельгенгауэр
―
Вы педантичны в своей анархии.
В.Полунин
―
Одновременно. Я люблю фразу Мейерхольда «Если хочешь достать НРЗБ. Иначе не достанешь». Это необходимость равновесия. Тебе необходимо учитывать НРЗБ сторону, одновременно двигаясь куда-то. И поэтому для того, чтобы быть анархичным, надо быть педантичным и наоборот. Иначе будешь НРЗБ и упадешь, не дотянешься и так далее. Поэтому эта тема: почему клоун…
Т.Фельгенгауэр
―
Да, что людям нужно - это, что это была для них форточка.
В.Полунин
―
Выяснилось, что пантомима была: я – совершенство. Показать идеал, вот он идеал: вы все маленькие, а вот это – Марсель Марсо. Он великий, у него нет костей, он вообще может всё. Это вот тяга и идеалу до 70-х годов. А потом появление хиппи с 68-го года. Вдруг оказалось, что самое главное – это искренность и открытость, и контакт. То есть стремление к совершенству не так важно. Стремление к чувственному погружению в мир, наверное. Хиппи не зря в то время…, не зря все эти молодежные революции 68-го года, потому что это летел какой-то новый дух на планету – и ее начало ворошить. И уже не посторонние идеалы, а наши близкие и искренние отношения стали важней.И поэтому клоунада оказалась стопроцентным способом, потому что клоун никогда не говорит: «Я самый совершенный». Он говорит: «Я самый дурак, я самый примитивный, самый тупой, самый растяпа. А ты немножко лучше». И поэтому человек не становится на позицию: «Смотрите на меня», а на позицию, что каждый пришел, посмотрел на клоуна и сказал: «Ой, слушайте, мои все эти глупости – еще ничего. Вон – полный недотепа и то как-то живет нормально, значит, и я проживу».
И.Воробьева
―
Слушайте, а когда вы шли в этот мир, выпускались, вам не обидно было? Слово «клоун», оно не сразу воспринимается в таком великом, в котором это может быть НРЗБ.
В.Полунин
―
Тут наоборот. Дело в том, что я влюбился в клоунаду, потому что ненавидел клоунов.
Т.Фельгенгауэр
―
Слава Полунин – человек-парадокс!
В.Полунин
―
Это я так специально… для того, чтобы открыть дверцу, иначе не откроется. Я очень любил клоунаду в ее глубине, в ее возможностях, ее величии, в ее истории, в ее вершинах. Но видел вокруг огромное количество просто глупого, пустого и так далее. К этому времени клоунада пришла к уровню выступающих на детском дне рождения. То есть как великое искусство очень редко оно достигало… Последние ее всплески были – конечно, Енгибаров. Енгибаров просто был великой звездой – пролетел над землей. И я подумал, вот всё - вот это не могу смотреть, не могу… Даже пришел в цирковое училище, думаю: сейчас буду здесь учиться на клоуна. Посмотрел: не то, что-то не так, что-то неправда, что-то ненастоящее – где-то не здесь надо учиться. Поехал сюда и постепенно собрал свою группу и так далее. Медленно-медленно… Если бы я в институт пошел – 3-5 лет, а тут – лет 15 посвятил, чтобы разыскать все тонкие корни и суть этого искусства. А иначе - мне бы дали то, что я превратился бы в одного их тех, кто на днях рождения выступает у детей.То есть я влюбился в клоунаду, в ее мечту, а не в то, какой она была, в каком состоянии. И слава богу, был у нас Леня Енгибаров, который показал, что это может быть.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну а потом появились вы и показываете, что это не только может быть, но и должно быть. Это буквально пару недель назад видела большое шоу цирка Дю Солей «О» - водное шоу совершенно невероятное. Но знаете, кому больше всего хлопали? Клоунам, которые три или четыре раза появляются… А это наши клоуны.
В.Полунин
―
Вы в курсе, да, что это мои ученики?
Т.Фельгенгауэр
―
Да. Просто это к тому, что вы же проложили путь остальным. Как-то не даете этому исчезнуть.
В.Полунин
―
Цирк Дю Солей вообще… так как они были очень внимательны к новому пониманию цирка, к этому миру фантастическому, и они постарались все заново осознать, всё превратить…, все построить. И они добились очень много. И когда они начали искать в клоунаде, они в конце концов наткнулись на меня. И я в одном из их проектов участвовал. Я делал персонажей и все клоунады НРЗБ. И они очень хотели, чтобы я продолжал. А я уже больше не мог. Полтора года проработал и понял, что мне там трудно. Это все-таки такой большой завод.
В.Полунин: В детстве была влюбленность в Чаплина, в то, что он собой представлял. Он просто стопроцентный мой идеал
Т.Фельгенгауэр
―
Ну да, это поставленный на поток…
В.Полунин
―
У каждой вещи есть разные свои формы. Это одна из них. Но больше люблю мастерскую, где человек делает сапоги свои личные, индивидуальные, где он каждый раз ошибается, ищет и так далее. Поэтому НРЗБ в этом. Но они стали постоянно брать всех моих учеников в свои программы. По-моему, пять программ с моими учениками.
И.Воробьева
―
Слушайте, а если возвращаться сильно назад, вот вы избрали клоунаду, клоунада избрала вас, потом Асисяй, которого знала вся страна НРЗБ, а потом вы уезжаете в другую страну. Как это так? Как вы приняли такое решение?
В.Полунин
―
Это же был какой – 93-й, наверное год?
И.Воробьева
―
То есть после 91-го года.
В.Полунин
―
Это 93-й год был, когда уже практически невозможно было выступать, то есть не было места, где можно было выступить.
Т.Фельгенгауэр
―
Физически.
В.Полунин
―
Физически. Потому что у людей такой был стресс, что они думали о том, как сохранить семью, как прокормить детей, о том, как найти работу и так далее. В этот момент вообще вся культура была в каком-то необъяснимом состоянии. То есть у меня просто не было даже возможности этим заниматься. То есть мои попытки – в это время я уже открыл «Академию дураков» - и по всей стране сначала пытался сделать такие «Академии дураков» и так далее, потом оставил только в Москве и Санкт-Петербурге. И мы пару лет, напрягаясь, сопели и пытались сделать наши праздники, карнавалы и тому подобное, и это было страшно тяжело. То есть это был такой замкнутый круг близких людей НРЗБ не мог его бросить и так далее.И в конце концов стало понятно, что не все получается. И тогда подумал, что нужна пауза, и я тогда должен это время использовать правильно. И я думаю: поеду-ка я учится в цирк Дю Солей. Так как я считал, что они самый лучший менеджмент в мире по шоу-бизнесу, я подумал: Ну, мне надо пару лет просто получить уроки. И я поехал, получил уроки. За полтора года освоил то, что они знали, и потом подумал: этого недостаточно, я хочу знать, что такое Лондон как бродвейские продукции… Большинство настоящего Бродвея рождено в Лондоне, а потом уже перекочевывает туда. То есть публика, критика Лондона более мощная, чем бродвейская, поэтому они поставляют идеи, поставляют все как бы принципы на Бродвей. И я приехал в Лондон еще на несколько лет, чтобы просто осознать эту форму и вообще традицию театральную Англии.
Считаю, что это великая традиция. И особенно для меня. Мир Лондона – это родитель мюзик-холла настоящего и родитель «Алисы в стране чудес» и так далее. То есть много всего того, на чем я существую. Поэтому я туда погрузился на много лет, и слава богу, что-то у нас опять сошлось, я получил премию Лоренса Оливье, вообще, самую великую театральную премию мира за работу свою в Лондоне. И я понял, что в Лондоне тоже уже неинтересно. И поэтому все время так бегаю по миру за самым интересным.
И.Воробьева
―
Я прошу прощения, когда вы принимали решение, что «поеду в Лондон, поучусь» - у вас уже была семья на тот момент?
В.Полунин
―
Конечно. И вот это, наверное, самое главное и самое сильное, что мне помогает все эти годы – что у меня такая семья, на которую я могу всегда опереться; то есть я всегда всей семьей двигаюсь по миру, по своим проектам. Все вместе. Я помню фантастические такие ситуации, когда мы сняли самый дешевый отель – минус одна звезда - четыре кровати в одной маленькой комнате; только один проход, один маленький столик, тумбочка, на которых уроки делают и так далее. И мы покупаем ножку, курицу на целый день на всю семью. И это много месяцев подряд, пока вдруг успех в Лондоне все как бы на место не поставил.
И.Воробьева
―
Они понимают, что это они делают для вас или для себя или для семьи?
В.Полунин
―
Я думаю, что вся моя семья через это раскрывается. Все, кто мою семью составляет – и моя жена и мои дети – они через это раскрываются. В дальнейшем не обязательно следовать, но какие-то самые сложные моменты жизни, мы как одно целое делаем… Ну, условно, «Снежное шоу» наше – сейчас такой мощнейший организм, одно из самых крепких шоу в мире – 25 лет уже существует, 36 стран проехало и так далее – так оно начиналось с того, что мы всей семьей сидели, ножницами резали этот снег перед каждым спектаклем. И мы вчетвером играли наш спектакль. Еще наш Ленкин брат НРЗБ и мы все это сами, то есть начиналось с того, что это все семья и всегда есть на что опереться, и ты всегда знаешь, что чтобы ни было – это основа, которая тебя всегда поддерживает, которой ты поможешь НРЗБ.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, собственно, и семья помогает вам придерживаться того решения, которое вы приняли и не отказываться от него.
В.Полунин: Клоунада настолько захватила меня, что пантомим – подвинься
В.Полунин
―
Конечно. И все, кто в состоянии хоть что-то членораздельно высказать, обязательно высказывают по любому поводу. И в семье не я главный шутник, а моя жена и мои дети меня намного, что называется, перескакивают, потому что ни одного слова в простоте, ни одного движения просто так. Поэтому это хорошая команда. И теперь, когда мы уже получили успех, работу любимую и так далее, мы имеем возможность всем элементам нашей семьи дать возможность делать все, что хочешь в любую сторону. То есть мы стараемся, чтобы у каждого были проекты не только мои, но и любого другого. Сын одно захотел – мы все вместе ему помогаем. Жена захотела что-то - мы все вместе помогаем. То есть у нас клоунада как бы не есть царица мира. Она помогла нам стать на ноги, и мы ее любим, продолжаем, но каждый из участников конференции каждый год выдвигает новые идеи, и мы все отправляемся помогать ему.
Т.Фельгенгауэр
―
Всей конференцией.
В.Полунин
―
Да.
Т.Фельгенгауэр
―
Это Слава Полунин в программе "Разбор полета". Мы в Санкт-Петербурге в гостях у великого клоуна, мима, участника конференции, которая решает, как будет жить дальше вся семья. Нам сейчас нужно прерваться буквально на несколько минут, после чего мы продолжим.НОВОСТИ
Т.Фельгенгауэр
―
Продолжаем программу "Разбор полета". Ирина Воробьева и Татьяна Фельгенгауэр, мы в гостях у Славы Полунина. Хотелось бы поговорить про взрослых, про детей – про ваших зрителей, для которых, собственно, вы устраиваете свои шоу. Как вы видите? Разные люди разных возрастов из разных стран, - потому что вы же гастролируете по всему миру – они по-разному улыбаются, по-разному реагируют. И как вы тогда решаете, где и как людей заставить улыбнуться?
В.Полунин
―
Ну, это как бы профессия. В каждой профессии есть свои крючочки. У нас есть тоже. Поэтому, если ты не будешь внимателен к психологии людей и так далее, ничего у тебя не получится. Поэтому это часть подробно продуманной системы. Каждый раз, когда ты приезжаешь в новую страну, ты сначала несколько лет готовишься к этому. То есть изучаешь страну, пытаешься понять, что за люди. Приезжаешь с какими-то маленькими такими уколами, с номерами или просто с каким-то посещением…
Т.Фельгенгауэр
―
Пробные.
В.Полунин
―
Поэтому сначала предощущение… А потом уже полностью переделываешь весь спектакль под публику этой страны.
И.Воробьева
―
Потому что НРЗБ другое или что?
В.Полунин
―
Ну как? Это же мы не просто говорим о том, что «вот я такой – смотрите на меня». У меня есть что-то сказать, и я должен сделать, чтобы это поняли. А для этого тебе нужно найти форму. Ну, условно, ты приходишь в семью. Там бабушка, там кто-то сосед, ребенок… Ты к каждому по-другому подходишь. К бабушке: «Ну, как дела, как здоровье?..» С ребенком: «Держи игрушку!..», все это самое… Ты с каждым в семье разговариваешь… Страна – как семья. Эта страна – ребенок, эта страна – бабушка, эта страна –НРЗБ и тебе нужно с каждым найти как бы эти отношения.И бывает, просто… приехали там в Англию. Сначала полспектакля идет – ни одного смешка. Думаю, что такое, вообще? Ужас! Еще тогда мы не готовились. И вдруг финал – и, действительно, на полчаса аплодисменты – они стоят! То есть ты-то ждешь прямых реакций, как у нас здесь, а тут по-другому: впечатления, а потом - выброс. То есть другие принципы вообще существования. В Испанию приезжаем – мы из Англии приехали, все у нас как бы стилизовано, все у нас гротесково, у нас везде все кверху ногами, такие тонкие соотношения - испанцы сидят, смотрят на нас: кто это мелькает перед ними? Думаю: ой-ей-ей, успеха нет, второй день – надо что-то искать. Они любят страсти, они любят корриду, они любят эмоции. Что-то надо делать. Видно, мешает нам преграда между сценой и залом. Тогда – все в зал! И вся команда - в зал, начала их месить топтать, таскать – и они раскрылись. НРЗБ мы лазили по балконам как скалолазы. Это Испания. Все нашлось.
Приезжаем в Индию. И так и сяк – бесполезно! Ничего не работает. Вдруг – бамс! – что-то прозвучало и опять исчезло. Повторяем это. Повторяй там, где ты находишь. Если ты нашел место какое-то, хороший жест – для индийца ты не должен ничего больше делать, будь там, где ты поймал. Для мексиканца нужен сюжет… Для индийца нужно состояние. Поэтому, если ты нашел какое-то место, и ты в этом месте должен записывать, находится в нем. То есть для каждой страны тебе нужно изучать бесконечно принцип существования этого народа, и на этом языке пытаться сказать то, что ты делаешь.
Т.Фельгенгауэр
―
А возраст играет здесь роль? Взрослых сложнее заставить улыбнуться, чем детей?
В.Полунин
―
У меня как бы принцип. Я очень много-много лет не работал для детей, то есть просто категорически не работаю для детей. У меня был принцип: дети уже счастливые, а взрослым нужно помочь. Поэтому как бы все мои спектакли были построены для взрослых. Я считал как бы, я – ребенок, я – представитель детства в виде взрослых. Я должен их в нашу религию детскую обратить, чтобы они начали понимать всё нормально, не как кверху ногами. И поэтому этот принцип был долго, поэтому я старался, чтобы в аудитории только взрослая аудитория.Но, когда внучки появились, почувствовал, что что что-то надо мне для внучек, поэтому начал делать праздники и постепенно начал понимать, что нужно как-то… Просто дети всегда любили наши работы, все спектакли. Но как только ты впускаешь в зал одновременно со взрослыми, происходит взрыв, где куча-мала получается. Для ребенка - одно, для взрослого – другое. И поэтому я никак не мог найти это решение, потому что как только дети оказываются в зале, мне приходилось снижать, упрощать, уменьшать глубину спектакля. И мне было жалко. И тогда я понял, что нужно отдельное делать дневные спектакли, где царствуют дети. И взрослые – как хотите: приходите терпите, получайте то, что получают дети и так далее. Поэтому теперь делаю систему, что дневные спектакли я делаю для детей в их атмосфере, в их принципах. А вечерние делаю уже для взрослых.
В.Полунин: Каждый пришел, посмотрел на клоуна и сказал: «Ой, мои все эти глупости – еще ничего. Вон – полный недотепа»
И.Воробьева
―
Вы сейчас рассказывали про разные страны, когда в зале ни одного смешка. Как продолжать работать, когда аудитория вообще не реагирует? Это же важно для человек, который на сцене стоит наверняка.
В.Полунин
―
Понятно. У каждой профессии есть свои сложности. В профессии клоуна – если не смешно, значит, приходится страдать, плакать, думать, ворочаться во сне, ходить как бука пока не найдешь.
Т.Фельгенгауэр
―
А спектакль-то как доиграть? На морально-волевых.
В.Полунин
―
Ну как? Это ладно. Иногда закусишь удила и год прешь против ветра, и уж один день-то – это…
Т.Фельгенгауэр
―
А часто приходится доказывать и, вообще, для вас бывает такая развилка, что «я докажу зрителям, что это хороший спектакль, даже если пока они не поняли его»?
В.Полунин
―
Я не так говорю. Я считаю, что, наоборот, что-то я не так сделал, что не может до них дойти. То есть я всегда принимаю публику как идеальную. Хотя понимаю, что мне будет с этой публикой легче с этой…, но я должен найти каждый раз сам, это ко мне вопрос. То есть я должен найти способ для этих людей стать необходимым, понятным.
И.Воробьева
―
Насколько сильно отличается Полунин на сцене от Полунина в жизни?
В.Полунин
―
Ну, там, наверное, концентрированней. Там, на сцене ты должен в секунду выдавать то, что, может быть, годами копится здесь. Поэтому там плотность увеличивается. Здесь больше свободы в жизни, потому что на сцене – я так отношусь – каждая секунда моего существования на сцене – это концентрация смыслов в жизни, то есть ты не можешь просто так там болтаться; тебе там нужно реализовывать вещи ради которых ты живешь.
Т.Фельгенгауэр
―
А часто бывают ситуации и были ли они в жизни, когда вам хочется спрятаться за Асисяем?
В.Полунин
―
Не очень себе представляю.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, в реакциях на что-то происходящее, вот включить свое сценическое альтер-эго в том, как отреагировать на что-то происходящее вокруг.
В.Полунин
―
Я в жизни не применяю то, что я на сцене делаю совершенно. Наверное, наоборот, я накапливаю что-то в жизни, что мне может в конце концов пригодится на сцене.
И.Воробьева
―
А если наоборот, может быть, в жизни бывали случаи, когда люди, от которых что-то зависело или которые вам были нужны, не воспринимали вас всерьез, говорили: Да, это ж клоун!
В.Полунин
―
Я нормально к этому отношусь. Часть людей называются «рыжие клоуны», они участвуют во всех глупостях. А часть людей называются «белые клоуны», они свысока смотрят на игры шалопаев. Это нормально. Поэтому, я просто смотрю: это рыжий или белый. Оп! – рыжий – значит, мне с ним легко. Белый – посложнее.
Т.Фельгенгауэр
―
То есть вы всех можете разделить на рыжих и белых?
В.Полунин
―
Конечно, это очень просто.
И.Воробьева
―
Вообще всех людей, не только клоунов?
В.Полунин
―
Рыжие и белые клоуны – это философия. Это концентрация в жизни. Человек уверенный – это «белый клоун». Человек, которому все равно и радость в жизни главное – «Ой, а что здесь, а что там?..» - это «рыжий клоун».
Т.Фельгенгауэр
―
С рыжими проще?
В.Полунин
―
Ближе мне просто, они стихийные. А другим ближе белые, потому что иначе как, без твердой руки, без системы?
Т.Фельгенгауэр
―
Вы сами все-таки «белый клоун»?
В.Полунин
―
Нет, я сто процентов рыжий.
Т.Фельгенгауэр
―
А как же ваша педантичность?
В.Полунин
―
А педантичность – я время от времени ворую у «белого клоуна» его какие-то штучки, которые мне пригождаются.
В.Полунин: Я влюбился в клоунаду, потому что ненавидел клоунов
Т.Фельгенгауэр
―
Подворовываете. Да, у нас тоже такое бывает, что у коллег что-нибудь подворовываешь, какие-нибудь удачные приемы, так немножечко, чуть-чуть.
И.Воробьева
―
Ну, несмотря на твой рыжий цвет волос, ты не «рыжий клоун».
Т.Фельгенгауэр
―
Что ты обзываешься.
В.Полунин
―
«Рыжий клоун» способен на всякие – как же их называть… – хулиганства, безрассудства…
Т.Фельгенгауэр
―
Кто сегодня опоздал на поезд: ты или я?
И.Воробьева
―
Слушайте, есть такие ребята – они у нас тоже были в эфире – больничные клоуны, вы знаете. Для них это уже какая-то совсем философия. Ведь они же общаются с больными людьми и к каждому ребенку они пытаются найти какой-то подход. Во-первых, знаете ли вы про них, общаетесь ли вы с ними? И, как вы считаете, что, действительно ли, в данном случае это терапия для данных детей?
В.Полунин
―
Понятно. Уже лет двадцать назад я пытался ввести это в России. То есть это появилось в Америке. И очень сильное движение, потом перекинулось в Англию и так далее, в разные страны. И это очень много помогает. Это социальная клоунада. Считаю, что просто удивительное направление. Есть такие клоуны… им не важно - выступить на сцене, доказать что-то, - а сердечность, которая присутствует, желание помочь слабому, больному. Просто есть такое тип людей, очень к этому сдвинутых. И даже я знаю – Володя Ольшанский, такой замечательный клоун в России. Он очень успешно выступал в те еще годы, в 80-е. Но потом его что-то не стало видно. Он в Америку сначала уехал. И вдруг он нашел себя в этом. Он поехал к папе римскому, добился от него и сделал по всей Италии все эти школы, обучает и так далее. Оказалось, что клоунада такая удивительная профессия, которая может дать посох помощи слабому и больному.Вообще, любой юмор, он как смазывает все детали, которые скрежещут, не могут никак состоятся – встреча двух людей, а вдруг – шутка – и они уже нормально… И то же самое и шутка с ребенком, и он забыл про свою болезнь и так далее. Поэтому считаю, что это потрясающая вещь. И мы же делаем сейчас уже третий культурный форму здесь с разделом «Цирк и уличный театр», у нас отдельное направление посвящено только социальным вещам. И на втором форуме мы сделали, посвятили это доктор-клоуну, и все, кто хотел научиться… и собрали со всего мира всех лучших представителей здесь, и они начали делать методическую литературу, свои какие-то организации. То, что вы сказали, это параллельно тоже группа людей, которая тоже пытается…
И.Воробьева
―
У вас в Питере же есть еще Упсала-Цирк, прекрасные совершенно, которые вас очень любят.
В.Полунин
―
Наши партнеры.
И.Воробьева
―
Они у нас прошлый были, они вас очень любят.
В.Полунин
―
Просто Упсала-Цирк, считаю, вот одно из направлений цирка будущего. И вот через этих ребят, через этих детей вырастает новое понимание цирка.
Т.Фельгенгауэр
―
Кстати, о том, как меняется понимание цирка и как меняется или не меняется клоунада. Вы для себя принимали какое-то решение, что вот есть незыблемые основы, которые священны, или вы, наоборот, стремитесь как-то все модернизировать, пробовать что-то новое, экспериментировать? И в какую сторону меняется цирк: в лучшую или в худшую?
В.Полунин
―
Как я сказал, что я педант, то есть такой, в общем, скрупулезный человек, поэтому первое, что сделал, это начал собирать все, что в мире об этом известно. У меня просто огромная библиотека, фонотека, картотека, в общем, все клоуны учтены, все видео там лежат на полочках, все книги чистые одна к одной – я их перебирают просто как над златом чахну. И поэтому все это огромное богатство - это обязательно… Я специально еду в Италию, чтобы там разобраться, что ставят итальянцы. Я специально еду к каким-то шаманам в Якутию для того, чтобы понять, как они с этим связаны. Это огромная память и золото, на котором мы как бы основываемся. Но для меня это только для того, чтобы двинуться дальше.И поэтому для меня главное было – что же такое, почему клоунада находится в 18-м веке, а мир уже в 21-м? И это было нехорошо. Я поэтому начал: а что же с другими искусствами? А вот в живописи - сюрреализм, символизм и так далее. Я туда закопался – все, что там богатство - отложил. Потом полез в музыку, в минималистов и так далее… Потом полез в мультипликацию… То есть во все искусства, которые проскочили уже… В театре: НРЗБ. Пина Бауш, Роберт Уилсон – это я уже 20 лет назад, и всех уже знал просто по всем их элементикам. У меня даже у Пины Бауш был свой шпион, который мне тут же высылал любой фильм, спектакль, который только появлялся. Она все годы запрещала… не показывали, не видели, - а у меня все это дома уже было. Поэтому я слежу за всем тем, что происходит в других видах искусства, и это богатство я перетаскиваю в клоунаду. Поэтому, конечно, же мой театр клоунады уже полуметафизический, полусюрреалистический. То есть он говорит на всех тех языках, которые разработаны в других параллельных искусствах, которые продвинулись дальше, чем клоунада.
В.Полунин: Я влюбился в клоунаду, в ее мечту, а не в то, какой она была, в каком состоянии
Т.Фельгенгауэр
―
Зритель. По прошествии вы видите, как меняется зритель. Он стал более серьезным?
В.Полунин
―
Не могу сказать. Через свое «Снежное шоу»… У меня сорок спектаклей, но «Снежное шоу» - когда я выбрал из разных спектаклей все самое лучшее и соединил в единый сюжет. То есть по «Снежному шоу» мне не понять, потому что язык искусства… слова серьезность, несерьезность, наверное, не так важны. Ну, наверное, есть интеллектуальное направление в искусстве, есть, условно, холодный джаз и так далее. Но я человек рок-н-ролла. Мне чувственность, она более естественна. Поэтому я всегда любил, как любили мои работы в клоунаде в то время или сейчас. Я не могу отделить. И в то время, может быть, тогда интуитивно, сейчас – более основательно, потому что уже увидели много всего другого, и могу сравнивать, но не думаю, что это отражается на восприятии. Если что настоящее, оно откликается. Серьезный ты, не серьезный – все равно же ты человек, и в тебе настоящее должно откликаться.
Т.Фельгенгауэр
―
Просто в 93-м году, вы сказали, вы уехали от всеобщей депрессии. Сейчас она возвращается, или вы не чувствуете этого?
В.Полунин
―
«Снежное шоу»… и вообще клоуны, наверное, это те люди, которые в любые века… что происходит за пределами наших оазисов, оно всегда стихийно: то шумно, то гам, то жестко, то нежно. Но искусство иногда существует вопреки, независимо от того, совпадает или не совпадает. Оно сохраняет человечность. И поэтому что бы там не было – брежневские времена, сталинские, хрущевские, любые другие – это есть оазис, в котором человек может опять прикоснуться а главному.
И.Воробьева
―
Скажите, а как вы приняли решение возвращаться в Россию, вот прямо совсем возвращаться из поездок в Англию и там работа, и там работа, и тут работа…? Вот, в Россию как вернулись?
В.Полунин
―
Я каждые пару лет приезжал и пробовал.
И.Воробьева
―
Здесь?
В.Полунин
―
Да, обязательно. Как ритуал. И когда мне вдруг позвонили по поводу «Триумфа» - это премия, - я подумал: там еще, наверное, сложно… Ну, приехал со своим спектаклем. И вдруг – взрыв такой в аудитории. То есть публике опять понадобилось искусство для того, чтобы что-то с душой своей производить. И я понял, что опять вернулась необходимость в искусстве. Это был 2001 год, наверное. И я понял, что можно тогда уже опять выступать в России. И тогда я провел анализ всего этого продюсерства, клана в России – кто мог бы спектакли мои показывать. И мне все говорили: «Хорошо, я могу провести один-два спектакля, ну три-три четыре могу провести». Я говорю: «Хорошо, если кто-то найдется, кто десять спектакль возьмет, значит, я с тем буду работать». Нашелся такой сумасшедший и десять спектаклей – и билетов было не достать, по тысяче долларов за билет было. И это нереально. Мы продавали билеты за 5 долларов, но их тут же все скупали и перепродавали за тысячу долларов. Но это было такое возвращение. Так к этому времени накопилась необходимость вернуться к духовному, что ли, началу.
Т.Фельгенгауэр
―
Вы, чем больше в России выступаете – для вас это главная площадка?
В.Полунин
―
Я сделал принцип на ближайшие годы и буду смотреть, менять или не менять, но принцип сейчас такой: я обязательно в январе-феврале приезжаю в Москву, Питер и обязательно осенью отправляюсь – «Транссибирский экспресс» я называю - через всю Сибирь по всем миллионникам, городам с миллионным населениям. Вот это для меня ритуал такой ежегодный. И время от времени какие-то неожиданности: то Орел, то Воронеж, то еще где-то…
Т.Фельгенгауэр
―
То есть в январе мы вас увидим в Москве.
В.Полунин
―
Как всегда, да. И очень красивая история – с Гидоном Кремером, мы с ним сделали «Снежную симфонию», то есть соединили музыку и клоунаду. И он к этому стремился, и я к этому стремился. И что-то вышло чудесно необыкновенное. Мы просто влюблены в эту историю. Я все жду какого-нибудь события в Москве, когда наконец-то эта вещь представится там. Но пока мы с ним сейчас, в январе делаем огромное просто событие в Мюнхене. Со всего мира люди слетаются на это представление. «Снежная симфония» будет в Мюнхенской опере.
И.Воробьева
―
Потрясающе! А если говорить о том, с какими людьми вы работаете, - про семью мы уже поняли, - ну а сотрудники: как сказать человеку… как вы решаете, что он не клоун на самом деле никакой и никогда им не станет? Как вы это определяете и определяете ли вы это вообще как-то?
В.Полунин
―
Это сложная история, потому что в старые времена у меня было больше времени в студии. Я человек сто принимал в год, и человек один, два три если к концу года оставалось, я считал – замечательный год. Они сами постепенно…
И.Воробьева
―
Уходили сами.
В.Полунин: Когда «Дю Солей» начали искать в клоунаде, они в конце концов наткнулись на меня
В.Полунин
―
Ну, потому что это или гармония или не гармония – каждый человек чувствует. Этому давал больше времени. Сейчас сложнее, но все равно я как минимум… вот, условно, моя последняя команда, набранная по всей России – я сообщил об этом – и приехали ко мне сотни, тысячи людей и осталось человек пять, наверное, а то и меньше – три, наверное, осталось. Мы на целый месяца отправились на корабле по Волге. Школа, хэппенинги какие-то, перфомансы. На улицу вываливаемся в портах, публику к себе запускаем и так далее. То есть это такая жизнь… Потому что то, что я сейчас делаю, уже не называется клоунада, называется чем-то совсем другим. Я условно дал бы название «Академия дураков». Это академия, в которой люди знают, как жить счастливо. Дураки… дети сначала, а вслед за ними подтягиваются дураки, которые точно знают, когда счастливы, когда несчастливы. И стараются ничего другого не делать, только, чтобы в счастливом состоянии находиться. Поэтому такая жизнь дураков, она включает в себя клоунов, но уже эти клоуны - это не профессионалы, которые делают шутки, а которые живут особым способом.
Т.Фельгенгауэр
―
Это, по-моему, очень сложно – сохранять это ощущение и счастья и свободы, потому что это же определенная свобода от всяких забот, проблем. Но вы же при этом еще и менеджер, простите мне это ругательное слово. Как это все совместить?
В.Полунин
―
Самое сложное. Вот мы сейчас сидим с Наташей Табачниковой вместе, которая со мной лет 20-30, уже не знаю… 50, наверное, проектов вместе, а сейчас мы открываем цирк. Вы не представляете, какая это огромная махина, тяжесть, глупость прекрасная, ужасная, наивная, ироничная. Такой моток, клубок страстей человеческих. И это так сложно выдержать. Через пять минут ты уже не помнишь, что ты делал пять минут назад и так далее. Когда одно время несет. И ты через это проходишь, выдыхаешь. Ну, может быть, недели две после этого говоришь: Никогда больше! А после этого говоришь: Вот бы еще что-нибудь такое заворотить!
Т.Фельгенгауэр
―
Да, никогда не бывает достаточно.
В.Полунин
―
И сейчас мы открываем наш цирк спектаклем «Золушка», удивительным спектаклем, где мы попытались все лучшее, что сегодня представляет цирк соединить с тем, что мы предполагаем, каким он мог бы быть. То есть соединили клоунов с цирковыми шикарными номерами. И клоунов со всем мира стащили. То есть у нас такие сумасшедшие экземпляры, удивительные просто. Принца Жульен Кутеро будет играть. Это одна из находок вообще. За последнее десятилетие не появилось ни одного нового интересного клоуна в мире. А Жульен Кутеро – считается, что это просто новоявленный Пьеро. Удивительно тонкое и нежное существо, одновременно фантастически смешное и поэтичное. Это для меня большое событие…
И.Воробьева
―
Это вот больше событие – Большой Санкт-Петербургский государственный цирк на Фонтанке. Спектакль «Золушка».
В.Полунин
―
Да.
Т.Фельгенгауэр
―
А до Москвы-то довезете потом?
В.Полунин
―
Мы надеемся.
Т.Фельгенгауэр
―
Я посмотрела афишу. Вот в конце января будет «Снежное шоу» в Москве. Вы уж тогда и «Золушку» везите.Как вы для себя поняли или не поняли: все можно без слов и лучше без слов донести и сказать?
В.Полунин
―
Тут есть разные темы. Во-первых, то, что конечно же, огромная часть личности человека не может прорваться через слово. Через взгляд, через паузу, через сопение, через унылые глаза – через все это оно вылезает, и эту часть почему-то мы не очень-то знаем, понимаем. Литература развилась очень мощно, а визуально, жреческий, что ли, способ пробить человека не так сильно выявлен. И вот я посвятил свою жизнь этом, потому что считаю вещи очень тонкие, глубокие, удивительно работающие, которые надо, чтобы точно так же имели право на существование. Потому что я смотрю: сейчас есть «Хрестоматия литературы». А где хрестоматия не литературы? Вот я сейчас занимаюсь «Хрестоматией не литературы».
Т.Фельгенгауэр
―
Ну тогда последний вопрос, традиционный для нашей программы: Над каким решением вы сомневаетесь сейчас, над чем раздумываете?
В.Полунин
―
Ой, последний год у меня просто прорыв: книги и фильмы. Вы не представляете, сколько все прекрасного удивительного я получил в жизни и чем бы хотел поделиться с теми, кто интересуется этим. И поэтому я пытаюсь сейчас десятками просто книги выпускать и фильмы. Мы выпускаем сейчас книгу, посвященную Чинизелли. Это был просто такой фантазер, такой просто фантастический деятель! Он каждый дел новую премьеру в этом цирке. У него там водопады… у него там было просто насыщено фантастическим… конюшня там 150 лошадей, НРЗБ двор все время в конюшнях приходит и пасется, потому что не уйти от того, какие прекрасные кони. Все офицеры Петербурга все свои праздники отмечали в этом цирке. Вот это богатство мы пытаемся опять вернуть людям, чтобы на примере этого человека учиться.Сейчас новая книжка выходит у меня замечательная просто, называется «Конгресс дураков», где я собрал всю мировую театральную традицию клоунов, потому что в какие-то моменты 60-х, 70-х годов клоуны в «хипповое время» ушли из цирка. Они начали просто десятками покидать это место, потому что оно стало таким, очень определенно академично бетонным, и поэзию трудно было ухватить. И они все - на улицу, театр, во все щели полезли, где только можно искры жизненности поймать. И народилось целое поколение удивительных просто людей. Ну таких, как НРЗБ. Это просто великий клоун… Вот сейчас мы на страницах этой книги все эти великие и мастера этого театрального поколения со мной вместе, – потому что я считаю себя частью этого рожденного в 68-м году, – поэтому мы все представляем... Я даже не могу всех перечислить. Сейчас вышла книжка новая, альбом «Снежное шоу», где весь мир фотографов мировых свой взгляд на это «Снежное шоу». Перед этим только что вышла «Алхимия снежности», про философию. Сейчас я готовлю… у нас внутри… как называется?.. переполненная жизнь. Потому что «Снежное шоу» - главное не то, что на сцене, а то, что за сценой. Там самое интересное. Я хочу, чтобы это тоже публика узнала.
И.Воробьева
―
На самом деле, отвечая на этот вопрос, Таня, Слава Полунин вообще ничем не занимается. У него просто нет времени. НРЗБ.
Т.Фельгенгауэр
―
Спасибо большое! Внезапно закончилось у нас время. Больше спасибо, что пригласили нас в гости! Слава Полунин в программе "Разбор полета". Я очень надеюсь, что мы с вами еще встретимся в эфире радиостанции "Эхо Москвы".
И.Воробьева
―
Спасибо!