Галина Тимченко - Разбор полета - 2015-08-17
Т.Фельгенгауэр
―
Здравствуйте! Это программа "Разбор полета", программа о людях, которые принимают решения, о том, как они их принимают. Ирина Воробьева и Татьяна Фельгенгауэр, как всегда, для вас в этой студии. Здравствуйте!
И.Воробьева
―
Да, здравствуйте! И сегодня у нас в гостях программы "Разбор полета" главный редактор издания Meduza, а на протяжении десяти лет – с 4-го по 14-й – главный редактор сайта Lenta.ru Галина Тимченко. Здравствуйте!
Г.Тимченко
―
Здравствуйте!
И.Воробьева
―
У нас есть традиционный вопрос, с которого мы начинаем программу "Разбор полета". Это вопрос о самом тяжелом решении, которое вам приходилось в жизни принимать, самое-самое сложное.
Г.Тимченко
―
Вообще, в жизни или за последний год, или профессиональное?
И.Воробьева
―
Давайте про жизнь в целом сначала.
Г.Тимченко
―
Самое тяжелое… Вы меня повергли в ужас. Какое же у меня было самое тяжелое?
И.Воробьева
―
Ну, может быть, их было несколько, и мы можем их…
Г.Тимченко
―
Нет, ну тяжелых решений было очень много. Были совсем семейные решения, но я думаю, что это не очень интересно. Наверное, тяжелее всего мне давался в юности уход из института, в смысле нежелание дальше продолжать отношения с медициной. Потому что после этого со мной полгода не разговаривала мама и сестра. А мои научные руководители тоже на меня так сильно обиделись… Я была в полной изоляции.
И.Воробьева
―
А это, на каком курсе произошло?
Г.Тимченко
―
Это произошло на 5-м курсе. Мне сказали: «Государство потратило на тебя деньги - ты обязана доучиться. Дальше ты можешь не делать ничего, но ты для нас перестаешь существовать». Было такое. Это было тяжелое решение.
И.Воробьева
―
А почему было принято такое решение? Ну, чего там, 5-й курс – осталось-то, действительно…
Г.Тимченко
―
Понимаете, в чем дело. Я в этом смысле как была, так и осталась максималистской. Потому что, ну а какой смысл тратить время жизни на то, чем ты точно знаешь, что ты заниматься не будешь? Чтобы получить бумажку? Вот до сих пор рассуждаю так же абсолютно. И обходится мне вот такими историями. Это было тяжелое решение.
Т.Фельгенгауэр
―
То есть вам понадобилось 5 лет для того, чтобы понять, что…
Г.Тимченко
―
Нет, нет, мне понадобилось 5 лет… я точно так же и в профессиональной другой жизни, когда уже в «Ленте» была… Я очень долго запрягаю, как все русские. Но, если я чего решила, «то выпью обязательно».
И.Воробьева
―
А вот этот момент, когда медицины нет, сразу там появилась журналистика?
Г.Тимченко
―
Нет, я всегда знала, что я буду ни каким не журналистом – я буду редактором. Я хотела быть редактором, когда мне было 10 лет, 12 лет, 17 лет, 25 лет…
Т.Фельгенгауэр
―
Но вы пошли в медицину.
Г.Тимченко
―
Потому что у меня была очень строгая мама, и я ослушаться права не имела. Меня, собственно, и не спрашивал никто. Надо мной смеялись друзья: «Ты читаешь все, включая надписи на заборах». Ну, правда, я всю жизнь читаю всё…
Т.Фельгенгауэр
―
Вы редактировали все? Подошел - неправильно слово матом…
Г.Тимченко
―
У меня был прекрасный знакомый, который, когда видел расклеенную в метро рекламу: «Снимаю порчу» - он ставил запятую.
И.Воробьева
―
Понятно.
Т.Фельгенгауэр
―
Это прекрасно.
И.Воробьева
―
Хорошо О’кей. Значит, с медициной завершили на 5-м курсе, а дальше – в пустоту, в никуда?
Г.Тимченко
―
Нет, дальше – замуж: дети и все такое. Но это как бы не про жизнь, а про решения. А еще такое же точно решение было, правда, я приняла его за две минуты, за две секунды точнее – когда уходил Антон Носик из «Ленты.Ру». И много уже появилось всяких вариаций на тему, как это все происходило. Но он пришел и сказал, что он больше не будет здесь работать и, что нам пришлют главного редактора или генерального директора - Рамблер.Мы как-то очень сильно возмутились, сказали, что это неправильно. И к нам пришел владелец тогдашний Рамблера Юрий Лопатинский разговаривать с нами. Он сказал: «А как вы считаете, что будет правильно?» Я говорю: «Правильно, простите меня, сделал "Forbes", когда Хлебникова не стало, когда его убили, "Forbes" произвел, собственно, техническую замену: просто поставил его заместителя». Имея в виду, что мой напарник и директор будущий по развитию Слава Варванин и будет главным редактором. И Лопатинский сказал: «Так что, вы считаете, что вы лучшая кандидатура, чем та, которую предлагаю я?» И я посмотрела на Славу и на Юлю – они сделали так… они кивнули резко. И выдохнула и сказала: «Да». И он сказал: «Дайте мне время подумать». И через пять минут мне Юля позвонила по местному телефону и сказала: «Ну, я тебя поздравляю!»
Г.Тимченко: Мою формулу успеха можно назвать ДДИ: друзья, дураки, идеалисты
Т.Фельгенгауэр
―
Юлия Миндер, да? – надо пояснить.
Г.Тимченко
―
Да, генеральный директор «Ленты. Ру», она мне перезвонила, сказала: «Я тебя поздравляю!».
И.Воробьева
―
То есть так вы стали главным редактором «Ленты. Ру»?
Г.Тимченко
―
Да, так я стала главным редактором.
Т.Фельгенгауэр
―
А Варванин ничего потом не говорил?
Г.Тимченко
―
Нет. Он сидел у меня за спиной в этот момент. Он сказал: «Я не хочу разговаривать с этими людьми, они капиталисты, я их не понимаю».
Т.Фельгенгауэр
―
А не пожалели об этом решении?
Г.Тимченко
―
Нет, ни разу не пожалела.
Т.Фельгенгауэр
―
А насколько вам, вообще, свойственно решения принимать вот так, за две секунды? Вы же обычно долго запрягаете.
Г.Тимченко
―
Нет, вот решение принимается за две секунды, абсолютно, оно всегда принимается даже за долю секунды. Иногда даже принимается решение раньше, чем я успела вербализовать. Я понимаю, что да - да, нет – нет. Так же было с увольнением, так же было с учреждением «Медузы».
И.Воробьева
―
В вот, когда вы стали главным редактором «Ленты. Ру», вы так зашли, осмотрелись, сказали: «Так. Сейчас мы будем все менять»…
Г.Тимченко
―
Нет. Я же работала там с самого начала, с 99-го года. И надо отдать Антону Борисовичу должное: он запустил «Ленту» и дальше появлялся все реже и реже. Ну, то есть там есть смешная история, что мы даже специально в его кабинет не ставили кондиционер, потому что нам было жалко каких-то денег, а он появлялся так редко, что тратить деньги на то, чтобы поставить в его кабинет какие-то удобства, чтобы пустую комнату охлаждало или обогревало…А потом, когда Носик ушел, и мы сели в этот кабинет, тут я поняла, что там зимой-то плюс 12, а летом плюс 40.
Поэтому мы же были все время внутри. Мы командовали, мы были – я и мой напарник Слава Варванин – мы были шеф-редакторами. Тогда не было должности заместителя. Мы были шеф-редакторами, занимались оперативным управлением. И ничего нового не было. И более того, я даже следующие 9 месяцев получала ту же зарплату, потому что владелец как-то забыл, что должность главного редактора предусматривает еще некоторое повышение оклада.
Т.Фельгенгауэр
―
Но, тем не менее, хотя вы и так в «Ленте» были с самого начала, должность главного редактора, она ведь предполагает другую степень ответственности и другой уровень решений.
Г.Тимченко
―
Совершенно.
Г.Тимченко: Он сказал: «У меня для тебя предложение, от которого честная девушка отказаться не может: оставайся»
Т.Фельгенгауэр
―
И в этом плане ваше отношение и к работе и с сотрудниками изменились?
Г.Тимченко
―
С сотрудниками отношения менялись постепенно, и для меня это было очень драматично, потому что первые 8 лет я сидела в общем зале в ньюсруме и не понимала, что такое отдельный кабинет. Потом, даже, когда у нас появился отдельный кабинет, это был проходной двор, потому что там были настежь открыты двери, и никогда не было такого, чтобы ко мне нужно было зайти.А вот, когда мы за два года до конца переехали на «Даниловскую мануфактуру», и тогдашний командир Рамблера Николай Молибог пришел ко мне и сказал: «Мне не нравится, что ты так сидишь, и тут куча народу. Я прихожу, мы обсуждаем какие-то бизнесовые вопросы, какие-то деловые вопросы. Мне либо тебя к себе вызывать, либо садись одна». Для меня это было очень драматично, потому что я привыкла работать вместе со всеми. И… я забыла, про что спросили.
Т.Фельгенгауэр
―
Про отношения с сотрудниками.
Г.Тимченко
―
С сотрудниками, да. И вот в какой-то момент я поняла, что Галя, пора посмотреть в зеркало, потому что, когда меня начали называть Галина Викторовна, я поняла, что что-то идет, наверное, не так. А потом поняла, что просто, наверное, время идет. Потому что, сначала это была общая история, и меня называли иногда по фамилии, иногда по имени. Но ощущение, что ко мне в кабинет нужно зайти – его в какой-то момент уже прозвали «учительской» - кабинет: «Белкин, тебя вызывают в учительскую…».
Т.Фельгенгауэр
―
Куда же его еще вызывать-то, боже мой!
Г.Тимченко
―
И в какой-то момент кабинет стали называть учительской. Я поняла, что ситуация поменялась. Она как-то очень постепенно менялась.
Т.Фельгенгауэр
―
В целом это для вас был естественный процесс или приходилось себя немножко ломать?
Г.Тимченко
―
Есть две истории. Первая – когда я поняла, что я мать взрослой девушки. Мне не понравилось это ощущение. И второе – когда я поняла, что я уже такая взрослая. Как говорит Дуня Смирнова: «Не страшно, что мы взрослые, страшно, что взрослые – это мы». И вот, когда я поняла, что взрослые – это мы, и что люди, которых я нанимаю, начинают называть Галина Викторовна, и мне приходится с ними выстраивать уже отношения уже «начальник – подчиненный» уже, а не сотрудники просто – вот это было очень драматично. Мне не нравится это ощущение.
Т.Фельгенгауэр
―
И до сих пор не нравится?
Г.Тимченко
―
И до сих пор не нравится.
И.Воробьева
―
То есть 10 лет главным редактором «Ленты.Ру» дальше…
Т.Фельгенгауэр
―
Сейчас главный редактор «Медузы»…
И.Воробьева
―
И все еще не нравится…
Г.Тимченко
―
Мне не нравится… то есть мне нравится, когда это происходит несерьезно, потому что, например, мой заместитель в «Медузе» Иван Колпаков, он издевательски называем меня шефик. И в этом смысле это нормально. А вот, когда говорит: «Галина Викторовна, можно ли к вам зайти?» - мне кажется, это что-то неправильно.
Г.Тимченко: И в этот момент я понимаю, что всё! Это мы уже в прыжке, а денег нет, а мои деньги уже кончились
И.Воробьева
―
Когда стали главным редактором «Ленты.Ру», по какому принципу принимали людей на работу? Как получился тот самый коллектив, который, когда в 14-м году разогнали, мы все так… переживали?..
Г.Тимченко
―
Любознательные, не ленивые. Ну, и люди, которые точно знают что-то больше других в одной области.
И.Воробьева
―
Некоторые люди, работавшие в «Ленте.Ру», они такие, довольно рисковые в том смысле, что они очень свободные…
Т.Фельгенгауэр
―
Без тормозов.
Г.Тимченко
―
Абсолютно.
И.Воробьева
―
Это же риск. Как вы это делали?
Г.Тимченко
―
Да, конечно. Тормозила по-разному. Я придерживалась всегда такого… Простите, это в каком-то 90… страшно сказать, каком году сказала Хакамада – не знаю, может быть, врала, может быть, правду говорила, - что все люди, которые работали вокруг нее на ММВБ, они были сильнее ее в чем-то. Вот мне хотелось, чтобы я набрала такую команду, каждый в которой сильнее меня в чем-то основном. То есть кто-то лучше меня знает, как делаются новости и как собирается картина для так, чтобы прямо было «Ух!». Кто-то очень быстро реагирует, даже быстрей меня. Кто-то обладает какими-то энциклопедическими знаниями в любой из областей, которую «Лента.Ру», так или иначе, освещала. Кто-то совершенно потрясающий стилист. То есть, каждый из которых должен быть сильней меня много. Но картинку вижу только я. В этом смысле как бы мозаику собираю я из них.И тоже это был сложный разговор с одной моей приятельницей – по-моему, я уже где-то это рассказывала, - когда я стала главным редактором, я пришла к ней и сказала: «У меня ощущение, что я бездельничаю. Потому что, я не придумываю заголовки, то есть редко теперь стала придумывать, я не проверяю тексты, в смысле не вычитываю прямо перед публикацией; я не выстраиваю в тот момент, когда что-то взорвалось, я не говорю: Ты идешь туда-то и делаешь то-то…». И она, глядя на меня так сказала: «Ну, наверное, Гус Хиддинк или – тогда еще не было Гвардиолы, ну не важно – вот он же бездельник». Я говорю: «Нет». – «Но он же не бегает с мячиком по полю. Значит, он бездельник». Я говорю: «Нет». – «Ну, вот ты и есть тот самый Гус Хиддинк, который должен тренировать команду».
И тогда как бы все и сложилось с футболом, потому что, ты знаешь, что это защита, это нападение, это вратарь стоит и так далее. И ты понимаешь, где что, каких людей ты должен собрать в эту команду, чтобы она заиграла.
И.Воробьева
―
Но при этом это же вопрос доверия людям, которые, если их отпустить, они же что-то пишут… вы же не видите тексты, которые… вы же видите заголовки, вы же не проверяете, они там, действительно, достоверный источник взяли или какую-то фигню.
Г.Тимченко
―
Рано или поздно же всё всплывает, потому что новости – это же такая история… сами знаете. Пара дней – и вы уже понимаете, чего этот человек стоит. А еще неделька, и ты понимаешь, где его слабые места, где он подведет тебя, а где нет. Поэтому у нас всегда была очень короткая стажировка, потому что примерно за два дня понимаем, сработаемся или нет, а еще за неделю понимаем, где можно работать, а где нет; стал наращивать – нет, ленится – нет.Были проколы, конечно. У нас был прокол… Сейчас он уже не знаменит, а когда-то был звезда ЖЖ – приходил наниматься. Выяснилось, что он меня обманул, он вообще не знал английского языка. И тоже это через неделю выяснилось, потому что я понимаю, что что-то не так. Вычитывала какие-то его тексты, смотрела: выяснилось, что он своей девушке отправляет по мессенджеру текст, она ему переводит, кратко пересказывает – он потом это переписывает. Было очень стыдно. Выгнали, конечно. Но это очень редко бывало. На самом деле быстро довольно понимаешь, чего человек стоит.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, и в связи с этим вопрос: Каково расставаться с людьми? Потому что главный редактор не только человек, который нанимает на работу, но и тот, который увольняет.
Г.Тимченко
―
Таня, вы знаете, я с ними до сих пор не рассталась. У меня удивительная история сейчас, что я всех их ревную и на всех их злюсь. Я сегодня прочитала, например, материал одной своей сотрудницы, которая сейчас работает в крупном холдинге, и вижу, что плохо написано, вот плохо написано: недокрутила - я вижу - лентяйка. И я злюсь на нее. Такое впечатление, что она работает не в холдинге, которого я даже еще к конкурентам не могу причислить, потому что они очень высоко…И точно так же, когда я вижу своего начальника отдела «Наука» Андрея Коняева, который такой солидный человек, у него свой проект, и он мне говорит: «Ну, как у вас там?» -Это я у тебя должна спрашивать, как, что, когда… То есть они все равно, конечно, для меня остались моими сотрудниками. И когда они начинают какие-то свои дела, с одной стороны, я за них радуюсь, а с другой стороны, я понимаю, что я с ними не рассталась, то есть я все равно на них смотрю, как на своих.
Г.Тимченко: Это был единственный раз, когда я заплакала. Сутки не подходила к гаджетам, потом открыла и увидела...
И.Воробьева
―
Но, тем не менее, если продолжать тему с увольнениями, что человек должен был сделать, чтобы его прямо уволили из «Ленты.Ру»?
Г.Тимченко
―
О! Да это легко! Легко очень вылететь. Не нужно, во-первых, врать. Если ты соврал, и я тебя поймала один раз – предупредила, если соврал второй раз, прямо – я это называла «откусывать голову торжественно на площади» - то есть собирается редколлегия, говорится: Вот этот человек так-то и так-то поступил.
Т.Фельгенгауэр
―
То есть прямо публичная казнь.
Г.Тимченко
―
Абсолютно публичная казнь. Судя по всему, наши власти это просекли: уличные казни, вообще, очень сильно воздействуют. Потом такой прямо порядок царит: все перепроверяют источники.
Т.Фельгенгауэр
―
Но вы же себе врагов называли по факту. Публичная казнь – это же болезненная история.
Г.Тимченко
―
Нет. Ну как? Это же по справедливости: я же предупреждала. Я же не нападала из-за угла. Я сказала: Вот ты соврал здесь, здесь и здесь. Пожалуйста, если ты еще раз это сделаешь, то будет происходить это, это и это. Пожалуйста, не нужно так больше делать.Еще такая история была очень неприятная с халтурой. Ненавижу я халтурщиков, ненавижу. Когда у нас было интервью с одним церковным деятелем, ныне тоже таким, очень реакционным, и мой сотрудник отправил ему на вычитку не вычитанное интервью. Там было кошмарной количество опечаток, грамматических ошибок, и я получила от этого церковного деятеля, конечно, письмо такое… как следует письмо.
А еще один товарищ, не посоветовавшись с нами – они занимался спецпроектами, – отправил заказчику рекламного спецпроекта проект контента, план, не показав никому, и там тоже были просто фактические ошибки. Это, конечно, под запретом сразу…
Т.Фельгенгауэр
―
Еще одна история, которой тоже занимается главные редактор – это внутренние конфликты. Если внутри редакции есть проблемы между сотрудниками, тот тут как вы принимали решение?
Г.Тимченко
―
Зависит от участников конфликта. У меня был один конфликт, очень некрасивый между двумя девочками. И я их вызывала в кабинет и сказала: «Или вы сейчас миритесь при мне и обещаете никогда в жизни так больше не делать и не выносить ничего в публичное пространство, и не оскорблять друг друга или вы увольняетесь обе». Потому что никогда у нас таких женских конфликтов не было. Такой прямо классический женский конфликт.А вторая ситуация была как раз абсолютно профессиональная, когда два специальных корреспондента – один начал разрабатывать тему, а второй ее перехватил.
Т.Фельгенгауэр
―
Ой, а вот тут придется занять сторону, наверное, да?
Г.Тимченко
―
Как бы, поскольку материал был уже готов, то мне пришлось выгораживать человека, который перехватил, потому что материал был сильный. Человек, который начал эту тему, он начал и… как бы подзабыл. А тут перехватили… Хотя это был очень некрасиво. Я извинялась перед первым участником, я укоряла второго участника, и моя задача, была, собственно - их помирить, чтобы они друг друга простили.
И.Воробьева
―
Хорошо. А, если с внешней стороны: вам, как к главному редактору «Ленты.Ру» из Кремля же звонили?
Г.Тимченко
―
Нет.
И.Воробьева
―
Нет?
Г.Тимченко: Да, была написана фамилия Пиписькин. Позвонили мерзавцу, вызывали его. Разговор был довольно короткий
Г.Тимченко
―
Никогда.
Т.Фельгенгауэр
―
Переписку мы читали: «Ну а к Тимченко мы не пошли, потому что говорить-то с ней бесполезно».
Г.Тимченко
―
Да. Мне никогда не звонили… Нет, мне звонили из Кремля в тот момент, когда освободили Дениса Синякова, и мне просто позвонили и сказали: «Твой парень в порядке». Спасибо им, кстати, за это. Мне звонил когда-то господин Сеславинский, который возглавлял…
И.Воробьева
―
Минсвязь…
Г.Тимченко
―
Роском… в общем, не помню. Вот один раз он мне звонил. Ну, иногда олигархи звонили.
И.Воробьева
―
Что хотели?
Г.Тимченко
―
А хотели… У нас был такой проект «Лентапедия», в котором были их…
Т.Фельгенгауэр
―
Профайлы.
Г.Тимченко
―
Профайлы, то, как они отражались в медиа. Это был медиа-портрет, а не реальный портрет. Ну, и хотели внести какие-то изменения. Господин Сурков хотел внести изменения на своей женитьбе. Господин Дерипаска вообще хотел заменить свою биографию на официальную.
Т.Фельгенгауэр
―
Это очень смешно, извините.
Г.Тимченко
―
Кто-то там еще, такие же люди…
И.Воробьева
―
Но вы же им отказывали. Страшно же, наверное.
Г.Тимченко
―
Отказывала, конечно. Нет, вообще не страшно. Вы понимаете, «Лентапедия» делалась по открытым источникам. Я несколько раз разговаривала с олигархами, я говорила, что посмотрите, откройте свою биографию, вы понимаете, что сначала написано, что это медиа-портрет – это то, как о вас писали в прессе сначала. Теперь идем вниз и видим, например, в Олеге Дерипаске 297 источников открытых. Пожалуйста, представьте мне 297 источников к вашей официальной биографии. Не вопрос – заменим.
Т.Фельгенгауэр
―
Когда владелец СМИ появляется в вашей жизни, тут как принимать решение со своим видением того, как должна выглядеть «Лента. Ру» или любое СМИ, которым вы занимаетесь?
Г.Тимченко
―
Как он появляется…
Г.Тимченко: Можно, конечно, рулить то, что рулится и без тебя хорошо, но тогда это какой-то глупый человек
Т.Фельгенгауэр
―
Нет, как он последний раз появился, мы все видели.
Г.Тимченко
―
Нет, появился сначала даже не Потанин, а господин Акопов в моей жизни появился. Это было очень смешно. Появился с просьбой провести для него «курс молодого бойца». Он появился с просьбой рассказать, кто наши главные конкуренты, в чем наша сила, в чем наша слабость, и как мы будем дальше жить, какие у нас планы. И после этого он у меня появлялся примерно раз в два месяца или раз в месяц. Я нему приезжала на Остоженку, рассказывала о том, что происходит у нас, выслушивала от него какие-то его замечания. Но мне очень сильно повезло, потому что каждый раз он говорил: «Галя, я не редактор. Я сейчас это говорю как ваш читатель». Вот.
Т.Фельгенгауэр
―
То есть какого-то осмысленного, осознанного и сформулированного решения для самой себя: «как я выстраиваю отношения с владельцем…».
Г.Тимченко
―
Нет, у меня такого не было, потому что никогда в жизни мне не приходило в голову, что как-то нужно отдельно выстраивать отношения. Ну, то есть, когда «Ленту.Ру» купила «ПрофМедия», ей до «Ленты. Ру» не было дела, потому что «Лента» была по сравнению с их активами довольно маленькая. Но потом, когда «Лента» стала играть большую роль в медиа-пространстве и не только в медиа-пространстве, они обратили на нас внимание. И я пришла, собственно, со своим видением, потому что я понимала, что мы успешный проект. И можно, конечно, рулить то, что рулится и без тебя хорошо, но тогда это какой-то глупый человек.
Т.Фельгенгауэр
―
А, если говорить про образ главного редактора. Потому что мы знаем, что главный редактор – лицо СМИ, и у него есть определенный образ… Что ты смеешься? Про главного редактора Галю Тимченко…
Г.Тимченко
―
А ругаться-то у вас можно в эфире?
Т.Фельгенгауэр
―
Матом нельзя, другими – можно. А про главного редактора Галину Тимченко как-то мало что… ничего не было известно. Только прекрасная история про то, как на встречу главных редакторов вы приехали на своем автомобили и не знали, куда…
Г.Тимченко
―
Меня запарковали на тротуаре, потому что не положено главным редакторам на своих машинах ездить – нужно с водителем. Как сказала наша бывшая фото-директор Ирина Неглинская, «Тебе, Галя, сильно не повезло: ты попал под софиты в тот момент, когда включили вентилятор и набросили на него то, что не едят». Я сознательно уходила от всякой публичности.
Т.Фельгенгауэр
―
То есть это решение.
Г.Тимченко
―
Абсолютно. Это точно решение.
И.Воробьева
―
Но почему? Главный редактор – это же лицо СМИ.
Г.Тимченко
―
Нет, лицо СМИ – это тот продукт, который производит. Понимаете, в чем дело. Я думаю, очень многие люди в мире сейчас не назовут главного редактора «Нью-Йорк Таймс».
И.Воробьева
―
Согласна.
Т.Фельгенгауэр
―
Срезала!
Г.Тимченко
―
И главного редактора «Гардиан», который только что уволился и который написал потрясающее прощальное письмо. Я была потрясена, что за 170 лет у «Гардиан» было что-то 11 редакторов, что ли, какая-то такая цифра.
И.Воробьева
―
Долгая история.
Г.Тимченко
―
Да. Тоже не вспомнят, но он сделал «Гардиан». Это знают люди внутри, а публике-то зачем? Пусть они лучше знают журналистов, потому что журналисты на переднем крае. Мы-то, что называется бек-энд или бек-офис. А журналисты – на переднем крае. Мне кажется, что нужно журналистов как бы вперед выпихивать.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну и журналистов можно выпихивать вперед и скажут, что у вас Илья Азар тут понаписал такого, что мы вас, пожалуй…
Г.Тимченко
―
Илья Азар-то может написать все что угодно – выпускаю-то это я и мои заместители. Поэтому все равно ответственность наша. И по закону о СМИ ответственность за контент несет главный редактор, а не журналист.
И.Воробьева
―
Про ответственность, кстати, за контент и за журналистов сейчас еще поговорим. У нас буквально несколько минут перерыв в программе "Разбор полета". Я напомню, что у нас в гостях главный редактор издания «Медуза», в прошлом 10 лет главный редактор издания «Лента. Ру» Галина Тимченко. И через несколько минут вернемся.НОВОСТИ
Г.Тимченко: Я их вызывала в кабинет и сказала: «Или вы сейчас миритесь при мне, или вы увольняетесь обе»
Т.Фельгенгауэр
―
Продолжается программа "Разбор полета". Ирина Воробьева, Татьяна Фельгенгауэр и Галина Тимченко, которую мы продолжаем мучить вопросами про решения в качестве главного редактора. Но я надеюсь, что мы про редакторскую работу потом поговорим.
И.Воробьева
―
Да, по поводу ответственности главного редактора. Была такая история в истории «Ленты.Ру», которую сотрудники «Ленты.Ру», очень не любят вспоминать, и с которыми мы очень дружим, они всегда очень переживают, когда мы вспоминаем. Это история, когда вместо фамилии Зубков…
Г.Тимченко
―
Да, была написана фамилия Пиписькин.
И.Воробьева
―
Пиписькин, да. Вот как вы принимали решение в данной ситуации? Вот вы утром проснулись…
Г.Тимченко
―
У меня не было возможности принять решение. Понимаете, в чем дело, это была история такая, что я – как-то, получается, что это программа не про решения, а про какие-то байки – я прихожу утром в редакцию, открываю дверь и вижу лицо выпускающего редактора, который на меня так смотрит и говорит: «Лучше ты это узнаешь от меня. Пойдем». И мы с ним вышли в коридор, и он рассказала, что ночная смена сделала вот так.Но, поскольку у нас в «Ленте. Ру» всегда был до последнего времени шаг кэшевый, то есть ты публикуешь новость, и ее видят только внутри, а снаружи ее в течение трех минут еще никто не видит. То в этот момент редактор, которая вела смену, увидела, закричала – быстро сняла. Но в этот момент роботы Яндекса и Рамблера засосали это в экспорт, и это появилось на Рамблере. В «Ленте» ни у кого нет ни одного скриншота, что это появилось на «Ленте», просто физически не могло появиться. Но на Рамблере это висело. – «Что будем делать?» Я говорю: «Ну, звони мерзавцу». Позвонили мерзавцу, вызывали его. Разговор был довольно короткий. И все, я его уволила, и на этом закончилось. Но следующие пять лет, в какую бы компанию я не приходила, при слове «Лента.Ру» мне говорили: «А-а!..»
Т.Фельгенгауэр
―
Галя из «Ленты.Ру»… Я всегда вспоминаю «плоских прямоугольных летающих котов», которые Тема Ефимов подписал.
Г.Тимченко
―
Да. Так было с Пиписькиным. А тут у нас уже – мы все про «Ленту», про «Ленту» - и в «Медузе» было, понятно, история с «телочками».
Т.Фельгенгауэр
―
Нет, с телочками – это другая история. Это к вопросу о границах, в которые вы ставите своих журналистов или нет, потому что, если Пиписькин – это ошибка и конкретный человек, то «телочки» - это такая уже редакционная политика.
Г.Тимченко
―
Нет, абсолютно точно так же ошибка, с моей точки зрения. Такой же конкретный человек, который работал, 8 часов писал новости и одновременно вел Твиттер, и наконец мы вымучили эту карточку. При всем при том, что понятно, что - мы... тогда сидели Медуза – это все сопровождалось каким-то скандалом, недовольством экспертов, и он слышал все время это по телефону, бесконечные переговоры. И, когда наконец эту карточку выложили и сказали: Пожалуйста, в соцсетки ее кинь – вот он и кинул.
И.Воробьева
―
Кстати говоря, про Твиттер. Вот был Твиттер lentaruofficial, который мы все страшно любили, но который тоже, в общем, честно говоря, часто ходил по грани и за гранью.
Т.Фельгенгауэр
―
За гранью - чаще.
Г.Тимченко: Если ты соврал, и я поймала один раз – предупредила, второй раз – «откусывать голову на площади»
И.Воробьева
―
А вы, вообще, этот Твиттер читали, как-то ужасались, там… волосы дыбом, вот это: «Белкин, прекратите писать!»?
Г.Тимченко
―
Нет. Были другие времена. Я вот даже думаю… мне послезавтра читать лекцию на «Дожде», и я думаю, может быть, про это поговорить, как менялось наше отношение к тому, что этично и не этично; как интернет становится таким мейнстримом с довольно жесткими правилами внутри. Потому что раньше мы могли себе позволить шутить и сказать lentaruofficial – это не «Лента.Ру», это абсолютно другая история. Это тот продукт, который мы делаем для этой части нашей аудитории. Если вам нужны истории всерьез и все такое – расследования, интервью – идите на сайт. Если вы хотите в соцсетях, то мы живем здесь по правилам соцсетей: наша площадка – наши правила. Сейчас все изменилось, уже так нельзя. То есть прошло два года и совсем все по-другому.
Т.Фельгенгауэр
―
Да, и к тому же есть же этот закон о блогерах.
Г.Тимченко
―
Да, есть закон о блогерах. И вообще, отношение изменилось к рискованным шуткам. Мне кажется, что происходит эффект соленого огурца. Понимаете, мы все сначала смеялись над всеми запретами, а когда они вошли в ткань жизни, мы стали воспринимать и сами – я себя на этом ловлю – если раньше мы бы посмеялись над этим, что сейчас говоришь: да, ну это, наверное, как-то неправильно… Ты понимаешь, что слишком много запретов, ты во все сужающемся пространстве пытаешься двигаться и волей-неволей делаешь более осторожные движения, потому что пространство вокруг тебя сужается.
Т.Фельгенгауэр
―
Решение уехать в Латвию и делать «Медузу», насколько для вас было тоже из формата: долго запрягать – быстро принимать? Я просто помню, как вы после окончания «Ленты.Ру» - а она закончилась с уходом команды вашей – сказали, что пока, наверное, все.
Г.Тимченко
―
Я была уверена, что все. Более того, все умные люди, с которыми я дружу, говорили мне: «Ни в коем случае не начинай всё сразу». И даже, я помню, получила – могу, наверное, об этом сказать – получила сообщение от Светы Миронюк, которая сказала, что «я тебе могу сказать, что три месяца вообще лучше не шевелиться, а еще три месяца нужно думать, и только потом ты станешь думать ясно». Потому что ну как бы довольно тяжелая жизненная ситуация: у тебя отобрали дело твоей жизни, собственно, как у Светы случилось так же.Но я вернулась. Я вот уезжала на пять дней, я вернулась, и мне прямо в Шереметьево пришла эсэмэска от Ивана Колпакова, моего заместителя: «Шефа, вы уже приземлились? Заезжайте за нами». Я мимо «Даниловской мануфактуры» проехала, они вышли ко мне, сели в машину - еще один выпускающий редактор был, Дима Томилов – и сказали: «Это вам подарок». И вручил мне плакат с Дартом Вейдером. А все знают, что у меня Дарт Вейдер был везде: на компьютере, на ключах. Вручил мне плакат с Дартом Вейдером, где было написано: You are need you.
И мы собрались у меня, потом приехали остальные. И я говорю: «Парни, ну, что мы будем делать? Можем разойтись все по своим жизням, - это было не мое решение, - можем попробовать сделать что-то другое». И вот как раз Дима и Ваня, они сказали: «Есть очень маленький шанс, что мы проскочим, практически несуществующий, но он есть. Давайте попробуем проскочить».
И.Воробьева
―
Если на шаг вернуться, когда вас увольняют с должности главного редактора, и вы понимаете, что команда решила уходить вслед…
Г.Тимченко
―
Не поняла я этого.
И.Воробьева
―
Не было понятно.
Г.Тимченко
―
Не поняла я этого. И их уговаривала всячески оставаться.
Т.Фельгенгауэр
―
А как вы это аргументировали, когда вы разговаривали?
Г.Тимченко
―
Я сказала, что издание – это не главный редактор. Понимаете, в чем дело, ты, когда работаешь начальником, ты не всегда понимаешь, искренне с тобой говорят или нет. И, когда человек, который возглавляет один из отделов, говорит: «Ну, ты же понимаешь, что с твоим уходом закончится всё?» - ты искренне ему говоришь: «Нет, не так. Нас 80 человек. Мы все сильно работали…»
Т.Фельгенгауэр
―
Мы держим площадку.
Г.Тимченко
―
Да, мы держим площадку, мы не сдаемся. Если отстрелили, предположим, командира корабля или капитана судна, это не значит, что команда должна впадать в панику. Это нужно продолжать, нужно пытаться бороться. Но, когда они увидели, как это всё происходит, тут это человеческое их решение было. Я говорю, это был, пожалуй, единственный раз, когда я прямо заплакала. Потому что я была в Венгрии и сутки не подходила ни к каким гаджетам, а потом открыла и увидела вот это, когда они подписывают заявление об уходе.
Т.Фельгенгауэр
―
Тогда еще давайте обратно вперед: решение переехать.
Г.Тимченко
―
Решение переехать. Понимаете, опять получается, это было решение вынужден8ное. Потому что мы сделали большую таблицу, мы понимали, что мы в России не будем работать. Ну, и это требовали наши потенциальные первые инвесторы – чтобы мы были не зарегистрированы в России, которые потом… инвесторы ушли, а регистрация вне России осталась. Мы составили гигантскую таблицу из 13 стран, куда мы можем переехать с наименьшими потерями для работы. А потом пришли к хорошим адвокатам, у которых есть большая практика везде, и они сказали: «Ребята, у вас нет выбора. У вас есть Латвия или Литва. Ну, иногда Эстония – но там просто с климатом совсем беда». А в Литве очень мало людей говорят по-русски – 9%. В Латвии 70% семей внутри семьи говорят по-русски. Там много смешанных семей. Вот всё.Г.Тимченко: Он своей девушке отправлял текст, она ему переводила, он переписывал. Было очень стыдно. Выгнали, конечно
Т.Фельгенгауэр
―
И тогда расскажите, как это делать новости про Россию не в России?
Г.Тимченко
―
Да точно так же. А чем отличается: мы сидели в «Даниловской мануфактуре» и делали новости про Россию – чем отличается?
Т.Фельгенгауэр
―
Отличается близостью и возможностью взаимодействия между, условно, редактором и спецкором.
Г.Тимченко
―
Сейчас этой проблемы нет же совсем, потому что мессенджеры есть, огромное количество способов работать. Единственное, что сложно было – это проводить совещания по Скайпу – ну, невозможно! И я не хочу ругать Скайп, но, во-первых, качество связи все хуже и хуже. Нет ощущения присутствия.
Т.Фельгенгауэр
―
Как вы выходите из этой ситуации? Ездите все время туда и сюда?
Г.Тимченко
―
Ездим все время мы туда и сюда, и она туда и сюда.
И.Воробьева
―
А, когда этот разговор по поводу «проскочим – не проскочим, нужно делать – не нужно делать», вы же как-то принимали решение – к кому-то еще идти за деньгами надо. Или у вас были предложения?
Г.Тимченко
―
Нет, мы сказали: Давайте попробуем. Вот вы будете думать над тем, что это будет, а мы будем думать, где взять деньги, как. И в этот момент так просто сложилось, что мне позвонила пресс-секретарь Ходорковского и сказала: «Вы знаете, Михаил Борисович хотел бы с вами встретиться. Не могли бы вы приехать?» Я сказала: Опа!
Т.Фельгенгауэр
―
Удачненько.
Г.Тимченко
―
Удачненько. Но, правда, «удачненько» – это не то слово. А потом ко мне в Сахаровском центре подошел такой смешной лохматый человек симпатичный и сказал: «Вы знаете, меня зовут Борис Зимин. Я просил Носика вас представить – он как-то всё никак. Давайте сами кофе попьем». Опа! – сказала я, - вот и второй.
И.Воробьева
―
То есть по факту «Медузу» запускали – ну, по деньгам – Ходорковский и Зимин.
Г.Тимченко
―
По факту они предложили нам запуск «Медузы». Но в тот момент, когда мы начали договариваться о том, что это такое и как это управляется…
Т.Фельгенгауэр
―
Не договорились.
Г.Тимченко
―
Не договорились. И это было самое страшное решение в моей жизни. Мы наконец-то подошли к этому. После разговора с ними, когда мы же четко определили позиции, я схватившись за голову просидела, не вставая перед монитором. Потом просто уже решила, что пора встать и лечь. И даже, когда отошла к дивану, упала – и еще шесть часов смотрела в стенку. Потому что это было страшное ощущение. У меня уже почти готов движок, у меня готов дизайн, и мне нужно расплачиваться. Я прошла все процедуры по вызову сотрудников сюда, все собеседования, все там… тра-та-та. У меня – по-моему, еще не было подписано – но договор на аренду офиса есть. И в этот момент я понимаю, что всё! Это мы уже в прыжке, а денег нет, а мои деньги уже кончились. Спасибо Александру Леонидовичу Мамуту, он мне выплатил годовое возмещение, мой парашют так называемый, и на эти деньги все это и делалось. А денег нет, и тут надо принимать решение: бежим дальше или не бежим?
И.Воробьева
―
И как вы приняли решение побежать-то?
Г.Тимченко
―
Это такое, когда ты сам себе говоришь: Да будь, что будет! И я утром встала, умылась, запихнула себя в джинсы, села за руль – поехала в Москву. Понимаете, в чем дело: сдаться всегда можно. Но как бы… чего сдаваться-то?
И.Воробьева
―
Нет, я не про сдаваться, я про то, что вы же как-то выбирали тех людей или те структуры, у которых вы могли взять деньги.Г.Тимченко: Когда меня начали называть Галина Викторовна, я поняла, что что-то идет, наверное, не так
Г.Тимченко
―
Да, когда я понимаю вдруг внезапно в последний момент… это, конечно, наивно – сейчас слушатели наверняка скажут: «Господи, какая идиотка!». Когда я уже увидела финальные… мы же предоставляли какие-то документы: свое видение, план – все, что необходимо было – бизнес-план, все цифры, все принципы, доли и так далее – когда ты видишь в финальном документе, который тебе присылают, абсолютно противоположные вещи, то ты понимаешь, что тебе нужно либо сдаваться в этот момент и говорить: Да, я наивный менеджер, это не мой проект, вы владельцы этого проекта, вы можете меня так же уволить через год, через два, через три, и я беру для себя обязательства таскать каштаны из огня; либо ты говоришь: Ну, нет, ты же хотел сделать все правильно.
Знаете, у меня есть любимая сцена очень смешная, правда – я даже в книжке про это написала – я все время собираю дурацкие цитаты. Вот есть фильм «Рокки-3», где он с таким ужасным афроамериканцем, который весь в перьях, с черепом, который сначала его побил. И вот он тренируется на пляже с Аполло, бегает по пляжу туда-сюда и все время отстает. И жена его в конце концов спрашивает: «Что ты делаешь, почему ты не бежишь?» И Сталлоне, понятно, известно, какой артист – примерно как я, может быть, даже я получше – он говорит: «Хочешь это услышать? Да, боюсь. Я боюсь, что я снова проиграю». Она говорит: «Но ты, по крайней мере, скажешь себе, что я сделал все, чтобы выиграть, но так сложилось…». Вот это у меня такой девиз висит прямо как золотом в небесах. По крайней мере, я сделала все, чтобы так не случилось. Ну, случилось – значит уже тогда… ну вот так. Но я не буду себя потом грызть, что я испугалась, что я не пошла, что я не сделала, не доделала. Сделай все, что нужно – а дальше как везет…
И.Воробьева
―
Как вы нашли людей, которые на тех условиях, которые вы сейчас описали, дали вам деньги на запуск?
Г.Тимченко
―
Принцип трех «Д»: друзья, дураки, dreamers – мечтатели. ДДМ пусть будет. Или ДДИ: друзья, дураки, идеалисты. Дураков нету, друзья, идеалисты есть.
Т.Фельгенгауэр
―
То есть вы для себя решили, что раз прыжок уже идет, значит, мы ищем друзей и идеалистов.
Г.Тимченко
―
Да, друзей и идеалистов. Понимаете, как бы в истории с Ходорковским, если это интересно, история была в том, что, когда его посадили, «Лента» еще ничего особенного из себя не представляла. А, когда его выпустили, нас как раз тут быстро закрыли. Мы с ним разминулись в десятилетии. И мне пришлось ему объяснять, что такое «Лента. Ру» уже на пальцах фактически. Но и в процессе объяснения сказала, что понимаете, что у меня ничего кроме имени нет. У меня за плечами ни денег, ни славы – ничего. У меня есть только имя и продукт, который я делаю 10 лет. Потом мне пришло в голову, что есть люди, которые все эти 10 лет нас читали, их много.
И.Воробьева
―
Их, действительно, много – это правда. Последний вопрос про деньги, извините. Почему, когда вас спрашивают про деньги, на какие деньги существует «Медуза», вы либо не отвечаете, либо очень остро реагируете? Я была одной из последних, кто вообще… я просто помню все эти истории в Фейсбуке и в других соцсетях – я была одной из последних, кто заинтересовался, но мне стала интересна реакция – почему?
Г.Тимченко
―
Понимаете, в чем дело, когда у тебя стоит вопрос – это тоже вопрос решения – или ты называешь людей, которые тебе дали деньги, и ты совершенно необоснованно их подставляешь под удар – таково было условие финансирования – либо ты их подставляешь по удар, либо ты принимаешь на себя всю ответственность и говоришь: «Ребята, у меня за спинами 15 лет беспорочной службы. Я вам гарантирую, что это хорошие, чистые деньги. Я не могу вам называть. То есть, когда на кону стоит вопрос существования проекта или несуществования проекта, давайте мы вам попробуем доказать, что мы ничем не куплены своей работой».История про деньги в медиа, она, безусловно, интересная, но, мне кажется, ей придается слишком много значения. Потому что, исходя из этого, можно говорить, что, если, например, Sanoma была такая, прости господи, неповоротливая и туповатая, вообще-то, как инвестор в отношении «Ведомостей», то и «Ведомости» туповаты. Неправда, это не так. «Ведомости» - лучшая газета на сегодняшний день.
Вот если Алишер Бурханович такой хитрый – то и «Коммерсант» хитрый. Да нет, не так это. Ну, что меняется? История о владельце и о его договоренностях с людьми. Мне кажется, так. В этом смысле мне было неприятно, потому что мне бы хотелось, чтобы оценивали форматы, подход к новостям. Мне бы хотелось, чтобы они оценили динамическую верстку, еще что-то, чтобы они на продукт смотрели. Они говорят: «Не, продукт потом, потом…». Ну, хорошо я скажу: «Аграфена Петровна Помидорова…» - вам что-то это скажет, нет?
Т.Фельгенгауэр
―
Вы упомянули «Коммерсант» и пару лет там проработали.
Г.Тимченко
―
Да. с 97-го по 2000-й. Три с половиной.
Т.Фельгенгауэр
―
Как он вообще появился?
Г.Тимченко
―
«Коммерсант» в моей жизни?
Т.Фельгенгауэр
―
Да.
Г.Тимченко
―
«Коммерсант» в моей жизни получился случайно. Я искала работу, и «Коммерсант» расширялся тогда, и моя подруга, которая делала товарные рынки в «Коммерсанте», она работала в отделе переводчиков, делала полосу товарных рынков. Она сказала: «Приходи к нам попробовать». Я пришла, попробовала. Через неделю - мне сказали, что неделя испытательный срок, может, с того и пошла эта неделя «ленточная» - к своему будущему начальнику, говорю: «Саша, я неделю отработала. Мне приходить завтра, не приходить?» Он сказал: «У меня для тебя предложение, от которого честная девушка отказаться не может: оставайся». Ну и все, так и осталась.
Т.Фельгенгауэр
―
Вы, как редактор, какие решение принимали, насколько для вас это было… Ну, раз с детства вы любили все подряд редактировать и читать.
Г.Тимченко: Владелец как-то забыл, что должность главного редактора предусматривает еще некоторое повышение оклада
Г.Тимченко
―
В смысле в «Коммерсанте»?
Т.Фельгенгауэр
―
Да.
Г.Тимченко
―
В «Коммерсанте мы были информационный центр, мы принимали решения: важно, не важно - это то, что пригодилось в «Ленте» - топовая новость, не топовая новость, кому их отдать и как их разбросать. Это же информационный центр – это такой конвейер, когда тебе на монитор падают… Я не знаю, где еще есть такая система…
Т.Фельгенгауэр
―
У нас есть выпускающий редактор, она этим занимается.
Г.Тимченко
―
Когда у тебя падает все, и ты чему-то ставишь приоритет, чему-то красную строку, и это разлетается в отделы, если с красной строкой, то, значит, срочно. Что-то выделяешь для региональных корреспондентов, что они должны проверить перепроверить, сделать как бы исходник. А что-то валится по разделам. Это первое.И второе: мы делали каждая редколлегия «список прососов» - это коммерсантовский сленг – что написали конкуренты, а не написали мы, что тоже очень важно. И я вела то, что для редколлегии всегда было нужно, это карта ожидаемых событий и исторические даты, календарь – вот это всё. Вот это были мои обязанности.
Т.Фельгенгауэр
―
Это решение: что важно, что не важно, что топ, что не топ – это на уровне ощущений: я вот так чувствую?
Г.Тимченко
―
Опыт.
Т.Фельгенгауэр
―
Опыт?
Г.Тимченко
―
Опыт. Это как вождение автомобиля. Ты понимаешь принципы отбора, но все приходит только с опытом. У меня один из самых моих ужасных провалов… Меня Носик спас каким-то чудом совершенно – потому что, когда Путин подписал закон об изменении избирательной системы в стране, я пролистнула его глазами, и у меня даже ничего не ёкнуло. Через минуту раздался телефонный звонок, и страшный крик оттуда раздался: «Вы что там, сидите, спите?! Вы что не понимаете, что в стране изменилось избирательная система?!» А я не понимал. То есть я просто пролистала: «подписал указ…». Только опыт. Ты можешь знать отлично, как автомобиль движется – но только часы и часы, и часы за рулем дают тебе уверенность.
И.Воробьева
―
Про «Медузу» хочу спросить. Простите, что я все время шагаю такими большими шагами. «Медуза» уже существует, «Медуза» есть. Она сейчас зачем? И соответствует ли она той идеологии и тем принципам, которые вы закладывали, когда команда…?
Г.Тимченко
―
Да, мне кажется, что… Я пока, к сожалению, не приняла этого решения, у меня нет критерия, я не могу себе придумать критерий успеха, не могу себе придумать медаль. Вот, когда мы что… чтобы я сказала: да, все получилось. Вот этого я пока придумать не могу. Но то, что мне нравится, то, что получилось, во-первых, то, что она в отличие от «Ленты» работает автономно от меня, и это у нас получилось отстроить. Во-вторых, мне очень нравится то, что в «Ленте» достигалось присутствием в соцсетях – как бы сказать… иногда не очень серьезное отношение, вдумчивое, но не очень серьезное к очень серьезным вещам – вот этот звездных гул и пафос – его нет совсем.
И.Воробьева
―
То есть «котики», где только можно и нельзя…
Г.Тимченко
―
Есть «котики», безусловно. Мы так и планировали, что у нас есть новостная повестка, есть там таймкиллер. А то, что, например, четырехчасовую речь общения Путина с журналистами можно пересказать в десяти предложениях, мне кажется, это правильный подход. То есть она легче, она мобильнее.
Г.Тимченко: «Вы считаете, что вы лучшая кандидатура, чем та, которую предлагаю я?» Я выдохнула и сказала: «Да»
Т.Фельгенгауэр
―
Последний вопрос – как-то у нас время закончилось…
Г.Тимченко
―
О, как внезапно кончился диван!
Т.Фельгенгауэр
―
Да, да. Вишневский, кажется? Над каким решением сомневаетесь сейчас?
Г.Тимченко
―
Сейчас у меня такой момент – это называется в медицине «точка бифуркации», - когда «раздвояица». У нас есть некий технологический продукт, который мы производим, и я понимаю, что он очень хороший. И заниматься ли и сервисами и технологическими продуктами или заниматься только этим. И никто кроме меня этого не решит.
Т.Фельгенгауэр
―
Спасибо большое! Сегодня в "Разбор полета" в гостях была Галина Тимченко, главный редактор «Медузы», главный редактор «Ленты» с 2004 по 2014 год.
Г.Тимченко
―
Спасибо!