Вячеслав Фетисов - Разбор полета - 2015-02-16
Т.Фельгенгауэр
―
Здравствуйте! Это программа "Разбор полета", программа о людях, которые принимают решения, о том, как они эти решения принимают. Ирина Воробьева, Татьяна Фельгенгауэр, как всегда, эту программу ведут. Добрый вечер!
И.Воробьева
―
Добрый вечер! И мы представляем нашего сегодняшнего гостя. Это легендарный хоккеист, сенатор, 1-й заместитель комитета Совета Федераций по социальной политике Вячеслав Фетисов. Вячеслав Александрович, добрый вечер!
В.Фетисов
―
Добрый вечер, девушки!
И.Воробьева -
―
Мы начинаем нашу программу с традиционного вопроса всем нашим гостям, и ждет очень откровенных ответов на эти вопросы. Это вопрос о самом сложном, самом тяжелом решении, которое вам приходилось принимать, о котором вы больше всего думали, мучились.
В.Фетисов
―
Это у вас лейтмотив программы, да?
И.Воробьева
―
Конечно. Про решения.
В.Фетисов
―
Я смотрю, вы подготовились прилично к разговору.
И.Воробьева
―
Но у вас уже есть это решение?
В.Фетисов
―
Конечно. Я могу сказать, что я очень счастливый человек, и я благодарен своим родителям за то, что они меня воспитали именно тем, кем я сейчас стал. Все-такигламурность хоккея того времени, когда я играл за сборную страны, за ЦСК, конечно, она какой-то образ все равно создала, что все легко и просто. На самом деле судьба меня поколбасила. Может быть, радиослушатели посмотрят тот фильм, который сделан сейчас Первым каналом про мою жизнь. Кстати, так совпало, что в этому году еще два фильма американских продюсеров вышли в экран. Один -«RedArmy», который от Каннского фестиваля до нью-йоркского прошел с успехом. Сейчас идет показ в Америке и Канаде уже в кинотеатрах. Колоссальный успех. О той жизни, о тех преодолениях, которые нам пришлось, в общем, испытать.
И.Воробьева
―
Это документальный фильм?
В.Фетисов
―
Документальные фильмы. Там из песни слов не выбросишь. И совсем недавно вышел фильм на SPN. Они как бы перебросили мостик от 80-го года, когда мы умудрились проиграть студентам американским, и дальнейший успех в 90-х годах этой RedMachine. Могу вам сказать честь, что я никогда не думал, что будет завтра. Но там получилось, что отец, когда меня воспитывал, сказал: «Сынок, чтобы выбраться из той дыры, - из бараков, где я воспитывался и рос – и стать человеком, надо хорошо учиться». Поэтому для меня это было основополагающим направлением. Но все равно, когда я уже стал чуть повзрослее, он говорил: «Сынок, делай свое дело хорошо, и тебя все получиться». Поэтому я никогда не думал, кем я буду завтра, хотя я, как хоккеист состоялся, и как тренер, я успел полюбить эту работу. Считаю, что она самая нужная в мире – тренер, учитель. Четыре года поработал тренером. Я руководил федеральным органом исполнительной власти 7 с половиной лет. Сегодня больше 6 лет я уже сенатор, представляю красивый край удивительный людей из Приморского края. Поэтому решений особо трудных принимать не приходилось.
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, ничего себе! Вы сейчас перечислили невероятные по степени ответственности вещи и сегменты работы: и как сенатор, и как тренер, и как участник легендарной хоккейной пятерки – это невероятно ответственные вещи. И сразу после этого вы говорит: «Ну вообще, сложных решений не приходилось принимать». Как это так уживается внутри, что все-таки груз ответственности большой?В.Фетисов: Если ты занимался спортом, ты был не первого уровня человек, по большому счету
В.Фетисов
―
Так получилось. Но, знаешь, когда ты делаешь свое дело хорошо, я надеюсь, и ответственность особенно такая, за результат… Я не только член той легендарной пятерки…
Т.Фельгенгауэр
―
Ну, если мы сейчас хоккейные титулы будем перечислять…
В.Фетисов
―
Я был капитаном сборной страны, стал самым юным капитаном в истории советского хоккея - 24 года. Это, на всякий случай, напомню, была номенклатурная должность, ее утверждали в ЦК ВЛКСМ, потом в ЦК партии, поэтому ответственность, она была за результат. А принятие решения – это, еще раз говорю: трехразовые, в то время четырехразовые тренировки, это отношение к семье. Я никогда… в общем, всем рассказываю, что в то время, когда не было мобильных телефонов каждый день звонил маме, где бы я ни был и говорил, что «все нормально, не переживай». То есть какие-то вещи, которые сами собой сложились.
И.Воробьева
―
Хорошо. А если про хоккей. Вот вам папа говорил, что нужно хорошо учиться. Но, мне кажется, многие родители воспринимают, когда мальчишки играют во дворе в «коробке» в хоккей, - ну это вот такое ребячество – как в прятки играть. Как у вас получилось убедить родителей, что это серьезно?
В.Фетисов
―
Да так и было. Я считают, что и должно быть. Во всем мире и в то время, и вообще, спорт. И если вспомнить, что спорт в то время был таким, не очень хорошим делом по мнению Коммунистической партии Советского Союза, хотя они этим хвастались. На самом деле, если ты занимался спортом, ты где-то был, может быть, не первого уровня человек, по большому счету. К счастью, все поменялось в нашей жизни. Поэтому здесь…
И.Воробьева
―
Вот в какой момент вы пришли домой и сказали родителям, что будете…
В.Фетисов
―
И могу сказать, что сейчас, когда я вижу: родители уже в 5 лет мечтают, чтобы их сын зарабатывал кучу денег и играл в национальной хоккейной лиге или ЦСК и, как Ковальчук и Овечкин получал десятки миллионов долларов в год, - я понимаю, что это исковерканы уже судьбы, по большому счету. Нельзя отнимать детство у детей. Я могу сказать, что когда я рос, я играл во все игры. Я получал радость от всего, что ребенок мог получить в то время. И родители мне этот шанс при скудности возможностей, они предоставляли. Я был счастливый человек, хотя жил в бараке. Это 20-метровая комната без тепла, без воды, без туалета - без всего. И мы – папа, мама, бабушка и дедушка, и я – без отопления, в общем, зоны были разгорожены занавесками, - но жили как-то. Жили и были счастливы, и радовались тому, что какая-то гармония, любовь в семье есть.Вот, таким образом, я рос и в какой-то момент, когда отец понял, что для меня хоккей стал чем-то очень важным, на 13-летний мой день рождения они вместе с мамой – они, оказывается целый год копили деньги, - они подарили мне за 250 рублей (в то время) – купили на черном рынке шлем, перчатки и коньки. И тем самым они мне сделали самый дорогой подарок в жизни: они меня поддержали в том, что мне больше всего в тот момент понравилось. То есть я уже к тому времени созрел. Я сказал самому себе: я хочу стать лучшим в том деле, которому я хочу себя посвятить. То есть здесь, конечно, поддержка в этот момент была просто определяющей.
И.Воробьева
―
Вот сейчас дети, даже если не так как вы рассказываете, когда родители хотят, чтобы их дети зарабатывали десятки миллионов, а просто ребенок, который очень любит играть в хоккей, у него все это получается – сейчас дети понимают, как стать игроком той или иной лиги, той или иной команды… примерно понять. А тогда, как это было? Вот вы решили: я хочу стать хоккеистом – а дальше?
В.Фетисов
―
Я попал к счастью своему в детскую спортивную школу Центрального спортивного клуба армии, которую создавал великий Тарасов. И я понял, что я попал в то место, которое даст мне шанс стать тем, кем я хочу стать. Я понял это со временем. Вы можете представить, великий Тарасов в то время – это конец 60-х годов – приходил в детскую спортивную школу ЦСК на открытие сезона, на закрытие; приглашал все эти команды от 3-х мальчиков до молодежной команды, приглашал родителей, чтобы они понимали, каким важным делом занимался их ребенок; приводил с собой кумиров – тех, которые играли, они сидели перед нами. То есть это уникальное место. Это человек, который просто тренер, если так взять, оказывается, являлся и философом и теоретиком, и практиком, и оратором сумасшедшим. Он просто понимал, что воспитание – это, что требует комплексного подхода, что вложишь – то и получишь.Я могу похвастаться, что с 10-летнего возраста до 31 года в майке ЦСК не проиграл ни одного турнира. То есть для меня это было особой честью. Я понимал, что придя в клуб ЦСК – и огромный транспарант висел перед входом, где боец в треуголке такой: «Ты записался в ЦСК?» - то есть сразу, когда заходишь, уже мурашки по коже. Получилось так, что судьба мне с третьего раза дала шанс попасть в большой хоккей, я имею в виду детскую спортивную школу. Но, тем не менее, это говорит, что когда система дает не одни, а два или три шанса любому человеку, то он с благодарностью это все воспринимает.
Т.Фельгенгауэр
―
Когда в 23 года вы стали самым молодым капитаном, да еще и учитывая, что еще политическая история…, голова-то кругом от успеха не шла? Не мешала играть?
В.Фетисов
―
Татьяна, понимаешь, многие специалисты отмечают, что много что у меня эта должность отобрала. Я сразу на себя и ответственность сразу взвалил. Хотя и такой, удалой были игрок и старался быть очень жестким во время игры, тем более, по отношению к своим партнерам. Здесь как-то вот букву «К» - это, кстати, тоже некий символ. Все же во всем мире капитан – это «си»,captain, а нас был капитан - «кей», поэтому с недоумением все время смотрели, что это такое, зачем? На самом деле это колоссальная ответственность. И, когда Тихонов после того, как мне предложили это сделать, сказал, что «все, утвердили тебя, ты капитан команды». Я говорю: «Нет, я не буду, не хочу». Он говорит: «Ты сумасшедший!» Я говорю: «Ну, можете считать меня, кем угодно».
И.Воробьева
―
Почему вы не хотели?
В.Фетисов
―
Ну, потому что тогда играли еще более старшие, еще более уважаемые люди в команде. Я понимал, что быть назначенным сверху и не получить подтверждения от своих коллег – это неправильно. В то время этого и не было принято. И я отказался. И мы провели четвертую тренировку, я помню, пришли на ужин. Это в Новогорске было, на базе сборной страны. И ребята мне – я помню, там Витька Шалимов, Витя Жлуктов, - они говорят: «Ну зайди в комнату». Зашли в комнату. Мне говорят: «Мы слышали, что ты отказался быть капитаном?» Я говорю: «Ну, конечно. Вы более заслуженные для того, чтобы быть капитаном и достойны, поэтому…». Кто-то достал бутылку шампанского, открыл, сказал: «Мы тебя поддерживаем, ты наш капитан…». Поэтому совсем другая была ситуация сразу. Я понял, что я должен делать все, чтобы вести ребят за собой. Может быть, это тоже тот самый момент, который серьезно повлиял на мою жизнь, но это не мое решение было. Это так сложилось.
Т.Фельгенгауэр
―
Решение отказаться наверняка было сложным решением, нет?
В.Фетисов
―
Оно было естественным. Все хватаются за какие-то звания, должности, не понимая, смогут ли они все это на себя примерить, тем более, все это осуществить. Но самое главное, что капитан сборной Советского Союза, в моем понимании, это человек очень уважаемый, то естьон должен быть беспрекословно уважаем всеми, и тот человек, который может спрашивать с игроков даже старших в любой момент, если что-то не так. И перед глазами тот же Борис Михайлов, с которым мне посчастливилось играть в одной команде, и какой-то период короткий Валера Васильев после того, как Бориса проводили, был капитаном. Для меня это были мужики, для меня это были люди, которых я бесконечно уважал; и, конечно, во всем соответствовать вот так вот сразу этому великому званию было непросто.
Т.Фельгенгауэр
―
А взаимоотношение между капитаном и тренером – здесь были какие-то моменты, когда у вас разные решения и разные представления о том, как должна проходить игра?В.Фетисов: Я считаю, что спорт сегодня единственная альтернатива вызовам улицы
В.Фетисов
―
Ну, это, вообще, команда, но могу сказать, что приходилось постоянно защищать интересы игроков. Если сейчас огромные деньги и что хочешь, то и делай, - в то время тренер имел в рукаве, так скажем, решение о разрешении на покупку холодильника, допустим, или поменять машину после пяти лет: сдаешь старую – покупаешь новую, не говоря уже о квартире, что для нас было каким-то нереальным достижением. То есть вот и ходил там: «Давайте Вовке Крутову – у него там двое детей родилось, уже в двушке ему тесно – давайте ему… делайте все, что угодно, чтобы ему трехкомнатную дали». В общем, такие… Кому-то машину уже пора было менять – дырявая была. То есть бытовые вопросы в основном – это мостик капитана и тренера. А так как у нас единоначалие было, и тренер был и бог и воинский начальник в прямом смысле. Приходилось отстаивать, в общем, интересы своих друзей.
И.Воробьева
―
А, когда выходите на лед, какие решения на льду принимает капитан команды? Как это выглядит в вашей голове?
В.Фетисов
―
Решение одно – быть на сто процентов готовым в любой момент, даже не задумываясь…
И.Воробьева
―
Да, но вы же играете в команде, то есть вы наверняка кричите друг другу: «Ты делай это…»
В.Фетисов
―
Это уже игровые моменты, здесь к решению никакого отношения не имеют…
Т.Фельгенгауэр
―
На уровне инстинкта.
В.Фетисов
―
В том-то сейчас и прелесть, что весь мир увидел советский хоккей через два фильма – что мы не смогли сделать – вот удивительно, в это непростое геополитическое время как раз два фильма. И они показывают, что мы играли даже в самый агрессивный вид спорта артистично. Мы из них делали дураков, потому что у нас во-первых, было полное взаимопонимание, во-вторых, старались все время что-нибудь придумывать. И, конечно, ты можешь спрашивать со своих товарищей в том случае, когда ты отдаешься своему делу на сто процентов. Здесь нельзя лукавить. Здесь та раздевалка, в которой человек, хоть он и одет, виден полностью, как под рентгеном: как он, что из себя представляет. Поэтому самое главное – не лукавить, а отдаваться полностью, биться. Ну а лед – он такая вещь - там сложно что-нибудь заранее спрогнозировать. Это та игра, которая заставляет тебя реагировать и на действия партнеров, соперников. И как говорил великий Тарасов, ты должен видеть всех своих партнеров, всех своих соперников и блондинку в 5-м ряду в 5-м сектора на 5-м месте. То есть, когда ты это все видишь, то у тебя все это получится.
И.Воробьева
―
Когда проигрывает команда игру, кто виноват: команда или тренер?
В.Фетисов
―
Ну это аксиома: выигрывают игроки, проигрывает тренер. На Западе вообще – я проработал там 4 года и достаточно успешно проработал и понимал – на Западе тренер назначается для того, чтобы быть уволенным. В советское время все было наоборот: если ты успешный тренер - ты небожитель, и ты, в общем, уже без всякой конкуренции иногда делаешь то, что больше вредит, чем помогает.
Т.Фельгенгауэр
―
А, если говорить про игрока. Вот после поражения, как психологически себя ощущаешь и думаешь: ну, как я… вот у меня была такая серия выигрышная, а сейчас… поражение?
В.Фетисов
―
Я могу сказать, что если это последняя игра сезона, то, конечно, переживаешь больше. А если это игра, которая дает тебе шанс на следующей игре исправиться, то, естественно, ты анализируешь, тренер собирает собрание, он показывает тебе видео, он тыкает тебя носом туда, где ты что-то не так сделал. Поэтому, как Анатолий Владимирович Тарасов говорил...один приходит на лавку. К нему подбегает: «Ну что ты там!» – не то сделал или что-то напорол. Он говорит: «А меня на льду не было». – «Не было? Ну все равно провалы были». Поэтому как-то нам зациклиться на каких-то вещах и с этим жить дальше – это неправильно. Это как раз тот вид спорта, когда до ста игр в сезоне, когда ты должен… Вот, когда я в Северной Америке играл, было три игры за четыре дня. Если я теряю до 5 килограмм за игру, то за ночь надо восстановиться, потому что два дня подряд – потом перелет и игра,- то здесь, в общем, нет никаких сентиментальностей в плане усомниться в чем-то, что ты не можешь и не так хорошо делаешь - нет. Просто ты должен доказывать каждый раз – в том-то и прелесть спорта, - что ты должен доказывать каждый раз, что ты лучше, чем ты сделал в предыдущей игре.
Т.Фельгенгауэр
―
А вот, кстати, про переезд в США. Насколько для вас это было решение логичным и понятным?
В.Фетисов
―
Знаете, до сих пор никто не мог понять, вообще, что произошло, хотя я написал в своей книге «Овертайм» в конце 90-х годов, что мне пришлось пережить. И как раз сейчас в фильме «Красная армия» американский продюсер ГейбПольски как раз сумел эту историю полностью показать. В конце 80-х, уже с середины начали уже продавать наших игроков, потому что денег не было в спорткомитете Советского Союза, валюты я имею в виду. Мы видели, как ребята, которые великие футболисты – их первых стали продавать – потом кто-то из хоккеистов ездил – получали там какие-то копейки, все остальное сдавали в посольство, жили впроголодь, красили заборы у соседей, чтобы что-то заработать. Ну, такова жизнь была.Ну и вдруг мне предлагают после 88-го года уехать. Я этого не просил – мне предложили. Ну хорошо, вернулись в Москву. Мне говорят: «Вот ты поедешь в Нью-Джерси. Будешь получать миллионы долларов, все остальное… Тысяча тебе будет оставаться, потому что больше посла Советского Союза ты получать не можешь. А все остальное будешь сдавать». Я сказал: «Знаете, - что-то сработало такое, я понял, что я слуга, что меня опять продали куда-то и я с казал, что – нет, я не поеду». Но как бы была уже договоренность, начали меня уговаривать сначала, потом прессовать, ну, в общем, целая история.
И могу сказать, что решение, может быть, такое непростое – я даже не думал, что оно такое сложное, когда ты встаешь против системы и говоришь «нет». А это было в 89-м году в январе месяце, когда мы вернулись из очередного турне, в котором я мог убежать, кстати, из страны. И я знал, что меня не отпустят, по сути дела. И мне там уже и дом показали и машину и контракт, говорят: «Подпиши и оставайся». Я им сказал, что я не могу убежать из своей страны - тем самым у меня на Западе особый авторитет в этом плане, что попытались меня купить, но они поняли, что не получится.
И вернувшись в Москву… в аэропорту Петя Спектр, мой друг, в то время юный корреспондент, начал задавать вопросы и, в общем, вышел заголовок со статьей на следующей день: «Я больше не буду играть в команде Тихонова». То есть это была как разорвавшаяся бомба во время мирных дней. На самом деле я понял, что дальше терпеть эти игры, и каким-то образом улыбаться тому, что на самом деле происходит, нет смысла. И я, в общем, бросил вызов системе, но это отдельный разговор. В итоге попал под серьезнейший пресс…
И.Воробьева
―
Как это было, в чем заключался серьезный пресс?
В.Фетисов
―
После этого мне не разрешали тренироваться даже. Я ходил как майор Советской Армии каждый день на работу. Вызывали меня в политотдел, скажем, каждый день и просили извиниться, забрать свои слова обратно, прессовали маму с папой, жену, тещу. Как обычно. Как-то тема эта вся ушла, хотя в то время пресса была полностью системной и, конечно, конфликт «игрок – тренер» было проще преподнести, чем саму ситуацию «системы и человека»: борьба за свои права, за свою какую-то независимость, за демократические какие-то вещи. В то время это было какими-то далекими, непонятными вещами. Но я на себе полностью ощутил все, что происходило.
И.Воробьева
―
В итоге вы уехали.
В.Фетисов
―
Да, я не убежал. Мне дали паспорт, мне открыли выездную визу. Было такое тоже у нас интересное дело: ты не мог уехать, не получив выездную визу. Паспортов у нас на руках не было. У офицеров Советской Армии были только офицерские книжки. Мы даже не имели права жить в гостинице «Ялта», так как это была интуристская гостиница - нужно было особое разрешение. Вот удивительная вещь: огромный отель «Ялта», самый современный в то время; после чемпионата мира, обыгрывая чехов тех же, финнов, приезжали отдыхать для всей страны героями национальными – интуристовские бары – все для них. А вот народные артисты, заслуженные спортсмены, космонавты – у нас был такой небольшой клочок пляжа, где мы ютились и смотрели через забор, как эти все крутые чехи с финнами отдыхают. На контрасте, когда ты видишь: ты приехал, ты воевал против всего мира – ты приехал, и ты у себя в гостях – ну, конечно, такая вещь… не очень.
И.Воробьева
―
Продолжим программу "Разбор полета" с Вячеславом Фетисовым буквально через несколько минут.НОВОСТИ
Т.Фельгенгауэр
―
Продолжается программа "Разбор полета". Ирина Воробьева, Татьяна Фельгенгауэр. Напоминаю, что легендарный хоккеист Вячеслав Фетисов у нас в гостях. Остальные всякие регалии мы в ходе беседы еще напомним.
И.Воробьева
―
Да, смотрите, вот вы уезжаете в конце 80-х все-таки в другую страну. И, соответственно, события 91-го года вы наблюдаете оттуда – я правильно понимаю?
В.Фетисов
―
Нет.В.Фетисов: Мы общались с народом и поняли, что крымчане хотят вернуться, и я здесь с совестью на сделку не шел
И.Воробьева
―
Вы здесь были?
В.Фетисов
―
Я был на баррикадах, дорогая моя.
И.Воробьева
―
Расскажите, как вы оказались на баррикадах.
В.Фетисов
―
Так получилось, что родилась дочь у нас, мы не планировали приехать в Москву. Родилась 10 июля. И 19 августа у моего отца был 60-летний юбилей. Мы поговорили с докторами со всеми: «Вы можете вести ребенка». Мы прыгнули в самолет, взяли Настю…
Т.Фельгенгауэр
―
С новорожденным ребеночком!
В.Фетисов
―
… В такое… ну как лукошко такое…
И.Воробьева
―
Переноска.
В.Фетисов
―
Переноска, да. И полетели. Прилетели где-то 17-го, наверное, или 16-го – что-то такое, за три дня на юбилей к отцу. Назвали гостей, заказали «Узбекистан». А лето перед этим мы не приезжали, так как были какие-то дела, и в общем, полтора года не был в Москве – колоссальный интерес. Я как раз, как сейчас помню, договорился на 19-е число в «Советском спорте» дать интервью обширное о том, что происходит. И у нас квартира на Тверском бульваре, напротив ИТАР ТАСС. Мы просыпаемся рано утром 19-го – разница во времени. Звонок. Подруга жены, такая интеллигентная девочка звонит, говорит: «Чего вы сюда приехали? Посмотрите, что на улице творится». Выглядываем, смотрим: в общем, танки. Сразу телевизор включили, смотрим: все эти заставки…
И.Воробьева
―
«Лебединое озеро».
В.Фетисов
―
Да. Потом увидели ГКЧП во главе с министром обороны, с которым у меня был некий разговор перед тем, как я уехал. Я понимаю, что ему не до меня в первую очередь, в любом случае… В общем, так получилось, что мы поехали отмечать день рождения отца. Кто-то добрался – это был в «Узбекистане» - не так много людей. Потом у меня был друг, который полком здесь командовал под Москвой. Он дал нам ВАИ-шную машину, и мы, в общем, обратно вернулись на Тверскую себе домой. Вернулись, и пошли сразу на баррикады. И мы, в общем, оставили Настю с 90-летней прабабушкой, и я, жена и теща пошли на баррикады и много интересных моментов во время баррикады, всех этих вещей… Выходили люди с разных сторон, просили автографы. В то время этих айфонов не было, пришлось фотографироваться всю ночь. И мы до тех пор, пока не вернулся Борис Николаевич в Белый дом, провели с людьми.Никогда не забуду это ощущение, когда ты стоишь, темно. Шрапнели все эти, которые видно… трассирующие все эти пули летающие, взрывы где-то. Это люди, которые уже перестали пригибаться. И ты понимаешь, что в этом состоянии больше не хочешь быть, потому что ты не понимаешь, кто с той стороны? Может быть, твой друг, твой брат, твой сосед и задаешься вопросом: мы уже проходили этот эксперимент в 17-м году и до сих пор не можем дать ответ: зачем и почему?
Поэтому у меня есть полное право, когда я разговариваю с молодыми людьми, и у меня очень много встреч, порядка 60 встреч провел с разными вузами, со студентами – я понимаю, что если с ними разговаривать языком, скажем, примера, то они где-то начинают это воспринимать. Самое страшное, когда ты у себя в стране за вновь созданными баррикадами можешь не заметить близких людей. Страшное состояние и могу вам сказать, что я его пережил, и это очень страшная вещь.
И.Воробьева
―
А вы приняли решение идти на баррикады, чтобы что? Что защищать?
В.Фетисов
―
Ну, защищать демократию – не знаю – в то время было же все спонтанно, эйфория. Все говорили, что танки пришли, чтобы эту демократию…
И.Воробьева
―
Подавить.
В.Фетисов
―
…Подавить. Вот все и пошли, взявшись за руки. И я все это помню, как будто это было вчера. И уже был большой контракт, были деньги, было все. А ощущение того, что надо идти, оно не дало мне даже секунды сомневаться. Потом жена пошла и теща. Я говорю: «Ты-то, блин, останься с ребенком». Тем более она кормящая. Она говорит: «Я не могу тебя бросить». В общем, так мы втроем пошли защищать демократию в то время.
Т.Фельгенгауэр
―
Защитили, надо сказать.
В.Фетисов
―
Не знаю, как получилось. Здесь же я не беру какие-то себе регалии, но я могу сказать, что я там был. Я никогда не забуду, когда с точно такими же фамилией и отчеством подбежал пацан откуда-то с Урала и говорит: «Ой, никогда в жизни не думал, что могу вас увидеть!» Я чего-то ему написал на паспорте, обнялись там и так далее. То есть непонятно, что он защищал или на кого он нападал. Здесь странные, очень страшные ситуации и это все окружение вокруг… Мы подошли вплотную практически к Белому дому, шли с Тверской пешком, естественно – видели все эти в тоннеле моменты, когда там раздавили пацана.
И.Воробьева
―
Усов, Комарь и Кричевский.
В.Фетисов
―
Да. То есть все это я вижу, как будто это произошло вчера.
Т.Фельгенгауэр
―
Вы потом вернулись в Америку, где у вас был контракт, дом…
В.Фетисов
―
Еще играл 8 лет, еще тренировал 4 года.
Т.Фельгенгауэр
―
Следили за тем, что происходит в России?
В.Фетисов
―
Конечно. Я могу сказать, что те, кто живут в дали от России, очень внимательно следят затем, что происходит. И на зря говорят, что близкое видится на расстоянии – это совершенно очевидно.
Т.Фельгенгауэр
―
А были какие-то моменты, когда вы хотели вернуться в Россию?
В.Фетисов
―
Ну, когда обстрел Белого дома был.
Т.Фельгенгауэр – В 93
―
м.
В.Фетисов
―
Да. Я как раз включил телевизор, я смотрю картинку: не верю своим глазам. С этого момента, где CNN показывал Белый дом, я по диагонали видел дом своего отца. Он у меня на Зоологической живет. И мама и отец, мама еще жива была. И я вижу дом своего отца и слышу все эти комментарии, что стреляют и разбиваются окна. Я звоню отцу - не так просто дозвониться было – на домашний телефон: всю ночь мы с женой названиваем, и он не берет трубку. Вы представляете мое состояние? И соседям всем звоним, стучимся – и никто не отвечает. Три дня в таком состоянии.
Т.Фельгенгауэр
―
Три дня?
В.Фетисов
―
Да. И, оказывается, он уехал в деревню накануне. Вместе с мамой они поехали в Рязань. И как ни в чем не было как раз вернулся после того, что произошло. Я ему звоню – он берет трубку, я говорю: «Папа, как это вообще возможно?!» Он говорит: «Сынок, так получилось…». Конечно, эти сумасшедшие дни заставили задуматься о многом, что пришлось пережить. Но, слава богу, все обошлось.
Т.Фельгенгауэр
―
И все же решение вернуться в Россию уже в 2000-м…
В.Фетисов
―
Нет, не в 2000-м, это был 2002 года.
Т.Фельгенгауэр
―
Да, 2002-й.
В.Фетисов
―
Меня пригласил президент моей страны, я считаю, на очень ответственную должность – возглавлять российский спорт. До этого мы провели несколько встреч, в том числе, следя за тем, что происходит в России. И, когда пришел новый молодой президент, и как-то на Западе все по-другому стали относиться, что происходит в России. Я никогда не забуду, когда я позвонил ему… Я решил провести прощальный матч в 2000-м году в Москве, поблагодарить болельщиков. И он, конечно, был ажиотажный, много людей было. Ну и позвонил президенту, сказал: «Можно вас пригласить на матч». Он говорит: «Слава, с удовольствием, - но как раз «Курск», вся эта ситуация с «Курском», - меня никто не поймет, если я приду на мероприятие». Хотя на следующий день пригласил меня в Кремль, вручил мне орден очередной, поздравил с завершением карьеры, пожелал удачи дальнейшей.Потом еще какое-то время спустя еще раз встретились, и мне предложили возглавить сборную России на олимпийских играх 2002 года. После этого сентябрь 11-го – мы виделись в Нью-Йорке, куда пригласили всех известных русских людей во время приезда Путина в поддержку американского народа. Конечно, ажиотаж был колоссальный. Никогда не забуду огромное количество тех общественных организаций – приехали в Вашингтон, в посольство, чтобы пожать ему руку.
И после олимпиады мне позвонили, пригласили на встречу олимпийцев с президентом, и он меня потом пригласил к себе в кабинет, и мы долго разговаривали о том, что происходит, почему так неудачно выступили, позорной была олимпиада. И он мне сделал предложение возглавить российский спорт, хотя у меня уже другая жизнь была. У меня было все в порядке со всем: и огромных дом, и семья, и все тихо спокойно, большая перспектива тренерская. У меня было три предложения возглавить клубы национальной хоккейной лиги. Но увидев то, что я увидел в олимпийской деревне – это совок в таком, извращенном еще виде, умирающий, я понял, что спорт – это, в любом случае, визитная карточка. Если такая ситуация со спортом, то нам Россию не поднять. И, в общем, принял решение вернуться.
И.Воробьева
―
Вячеслав Александрович, а как, вообще, так вышло, что вы, который в 80-х годах - человек против системы, в 91-м - человек на баррикадах за демократию, превратились в абсолютно системного чиновника?
В.Фетисов
―
Что такое системный чиновник, можете мне объяснить?
И.Воробьева
―
Это вот вы сейчас внутри этой системы.
В.Фетисов
―
Системный, и что? Есть плохие, есть хорошие, есть всякие. Я могу сказать, что я сделал, я это говорю открыто. То, что мне удалось как чиновнику. Хотя понимаете, что я не чиновник, я понимал, что мое имя какое-то время даст мне шанс в той мере войти в эту ситуацию. Я не забуду, когда пришел в Минфин, когда бюджет был сверстан, ходил по кабинетам, захожу – женщины все: «А-а! Сам Фетисов пришел!» - и в общем, таким образом, подписали все бумаги. И что мы на эти деньги сделали. Мы возродили спартакиадное движение, мы создали федеральную целевую программу, которая построила по стране 4 тысячи объектов, мы поддержали ветеранов, мы подняли спорт.В.Фетисов: Я нахожусь в оппозиции к тем, кто принимает решение, не понимая, что на самом деле нужно стране
Я считаю, что спорт сегодня единственная альтернатива вызовам улицы. Это единственная возможность формировать успешных молодых людей, это единственная возможность через здоровое поколение построить здоровую экономику. В общем, все это – то, чем я занимался все это время – я строил, я возрождал вместе с президентом, вместе с губернаторами на местах. Это все можно потрогать, это все можно посмотреть. Это проект олимпиады в Сочи 2014 год, это универсиада в Казани, и много-много чего. Поэтому не знаю, что плохого в том, что я все эти 7 с половиной лет делал, чтобы каким-то образом, в общем, негативно ко мне относиться.
И.Воробьева
―
А зачем вы в «Единую Россию» пошли?
В.Фетисов
―
Что такого с «Единой Россией»?
И.Воробьева
―
Вы же приняли решение вступить в партию, быть с этой партией. Это с чем связано решение?
В.Фетисов
―
Вы знаете, вот меня пригласили в партию очень уважаемые мною люди: Сергей Шойгу, Минтимер Шаймиев, Юрий Лужков. Надо было возрождать, надо было строить то, что нужно людям - и я занимал очень важный пост – инфраструктурные проекты для молодежи, для детей. Я могу сказать, что если вы проедите по стране и посмотрите, что было построено за это время, вы все поймете. То есть без поддержки сегодня на самом верху… Я помню, как буквально за 4 недели согласовали проект строительства спортивных объектов. Вот Сергей Шойгу, будучи министром по чрезвычайным ситуациям, сказал, что «я за месяц построю каток под крышей». И тем самым мы собрали всех губернаторов: «Готовьте площадки, мы будем по всей стране строить объекты для детей: бассейны, эти все дела».И я считаю, что это те люди, которые сегодня делают и делали в то время все, чтобы инфраструктуры социальные и все, что связано с улучшением образа жизни... Если вы поедите по стране, то вы поймете, что было, допустим, 12 лет назад… Я могу сказать, что я объехал всю страну, и что происходит сейчас – это две большие разницы.
И.Воробьева
―
Все понятно, но вы как сенатор или как чиновник… ну давайте как сенатор – вы же принимаете решения как сенатор не только о спорте. Вы же принимаете решения, голосуете, в том числе, по законам и принимаете решения, которые совершенно не про спорт – про детей, например, про введение войск и так далее. Вот вы как эти решения принимаете?
В.Фетисов
―
Я могу сказать, что я все решения принимаю в соответствии со своим внутренним сознанием. Закон «Димы Яковлева» я не голосовал, чтобы вы понимали. А ситуация с Крымом – я там провел детство, молодость всю, у меня там много друзей. И пару раз я ездил туда в то время, когда он был иностранным государством, и я понимал, что что-то произошло то, что, в общем, у меня отобрали, как у того мальчишки, который, в общем… Вы же знаете – молодежь, может быть, не знает, - что в советское время не могли ездить за границу: в Турцию, Грецию… Два варианта: или Сочи – Сочи я не любил, в Крым мы ездили с удовольствием. Это выдающееся место было, это замечательные люди. У меня там столько много чего хорошего произошло. Кстати, я был перед референдумом там, один из немногих, кто был там. Мне просто надо было убедиться в том, что… Это для меня тоже непростое решение. Все-таки я тоже имею авторитет на Западе, должен отвечать за свои слова.Я полетел туда. Мы летели с Маратом Сафиным в самолете, который полностью на сто процентов был оккупирован западной прессой: телекамеры, и все к нам подходили: «А вы-то зачем?» Нам надо посмотреть, нам надо убедиться на самом деле, нам надо пообщаться с людьми. И мы ходили, мы общались с народом, и поняли, что крымчане хотят вернуться, и в этом смысле я здесь с совестью никаким образом на сделку ни шел. Все остальные законы – это рабочие моменты. Я думаю, что любой сенатор, любой конгрессмен в любой точке мира, в общем, для того, чтобы не бузить, а что-то делать, берет на себя ответственность, чтобы голосовать за тот или иной закон, по крайней мере, в динамике. С другой стороны, ты должен отвечать за то, что ты делаешь. Это совсем разные вещи. Поэтому я еще раз могу сказать, что никогда на сделку с совестью при принятии мной решений, в общем, не шел.
Т.Фельгенгауэр
―
Вячеслав Александрович, а когда вы приняли для себя решение, что вы сначала возглавляете Росспорт, потом, так или иначе, участвуете в принципе в управлении страной, вы думали о том, что вы попытаетесь вывести спорт за рамки политического поля? Потому что у нас, так или иначе, постоянно пытаются смешать спорт и политику. Для вас принципиально важно, наоборот, развести эти вещи?
В.Фетисов
―
Девушки, мы путаем две вещи. Спорт высших достижений – это всегда политика. Моя сейчас задача как сенатора – это создать все условия для всех мальчишек, для девчонок, где бы они ни жили в нашей стране, чтобы у них была возможность кататься в крытом катке и плавать в крытом бассейне, и играть в футбол на современном поле. Вот, когда пришел еще в 2002-м году, я первым делом собрал всех своих друзей, и мы вложили деньги, чтобы построить лучшее футбольное поле в детском доме. Это 24-й дом на Каховке. Туда я пригласил… Пелевин прилетел с удовольствием… То есть мы сделали посыл, что спорт высших достижений… я со многим не согласен. Я согласен с тем, что колоссальные деньги тратятся сегодня на иностранных футболистов. Я считаю, что это безобразие – не создав условия для детей, тратить колоссальные деньги на тех ребят, которые тебе спасибо никогда не скажут. И в общем, это для меня очень больной вопрос, поэтому я всегда как бы нахожусь в оппозиции к тем, кто сегодня принимает решение, не понимая, что на самом деле стране нужно.И я как-то сказал десять лет назад, что если нам закрыть на год три лиги – ну, образно говоря – все-таки в НХЛ локаут происходил: два раза закрывали сезон на целый год – если мы закроем лиги на один год, мы высвободим 2 миллиарда долларов для того, чтобы построить футбольные поля, хоккейные площадки для детей, и тем самым через 10 лет получим совершенно другой результат. То есть система отбора, поощрения тренеров.
Мне не удалось один закон еще принять, не хватило мне года – закон о спортивной подготовки, который бы разделял спорт высших достижений от массового спорта. Я до сих пор считаю, что школьный спорт – это основа здоровья нации, что сегодня надо вкладывать не в строительство даже хоккейных коробок на улице, а в реконструкцию и строительство новых школьных залов, создание школьных команд, чтобы детей вовлечь в процесс. Я в свое время проводил очень интересный эксперимент, когда наука дала нам очень точные показатели, что к 12 годам ребенок систематически занимающийся спортом, вырабатывает у себя иммунитет ко всем стимуляторам, то есть не притронется ни а алкоголю, ни к табаку, ни к наркотикам. А сегодня 12-летний алкоголик-ребенок у нас уже не секрет. То есть мы должны как государство, как общество принять решение: или мы будем вкладываться в строительство этих дорогостоящих сооружений и строить наркодиспансеры и тюрьмы для несовершеннолетних или будем вкладываться в строительство спортивных объектов, поддержку детского тренера, учителя физкультуры, создание сети спортивных школ по всей стране и создание равных условий для всех детей во всей стране.
И.Воробьева
―
Сейчас спорт стал более доступным для детей, чем, когда вы были ребенком?
В.Фетисов
―
Здесь, наверное, сравнивать не совсем правильно. Но могу сказать, что произошло за последние 12 лет. Могу сказать, что колоссальный прорыв, и здесь это видно. Я сам открывал спортивные объекты, бассейны в малых городах. Никогда не забуду, когда вот… город Скопин такой в Рязанской области есть, форпост России – там 20 Героев Советского Союза родилось. Ко мне приехал глава – я сам рязанский наполовину – говорит: «Вячеслав Александрович, ты нам не поможешь? Мы никогда в жизни не имели ни одного спортивного сооружения в городе». Представьте себе! Я говорю: «Конечно, я вам помогу». У них была народная стройка.И вот я приезжаю вместе со Шпаком, тогда губернатором на открытие. Под одной крышей: бассейн, зал и еще четыре зала для занятия разными видами спорта. Весь город пришел. Бабушка забегает – бассейн такой, большие витражи, голубая вода – она так всех отталкивает, пробежала – там туалетные, душевые, сушилка для волос. У нее валенки такие были, короткие – она их сняла, потом пробежала – одела обратно, подходит, говорит: «Ну теперь я могу спокойно умереть, потому что мои внуки могут заниматься тем, что я вижу по телевизору. То есть это все можно проверить, можно пощупать, это никуда не делось. И, конечно, я понимаю, что чиновник в любой случае плохой, но кто-то должен для себя это решение принять. Доверие людей – это очень важно. И, мне кажется, мне удалось поменять менталитет коммунистических наших правителей, что спорт это только политика – но на самом деле сегодня в России спорт является и социальным феноменом.
Т.Фельгенгауэр
―
Не остается у нас, к сожалению, времени на наш традиционный последний вопрос, но нам с самого начала объяснили принцип принятия решения, так что можем и без него обойтись. Спасибо большое! Вячеслав Фетисов был главным героем программы "Разбор полета".
В.Фетисов
―
Спасибо, девушки! Очень приятно. Удачи!