Эммануил Виторган - Разбор полета - 2014-12-22
Т.Фельгенгауэр
―
Добрый вечер! Это программа "Разбор полета", программа о людях, которые принимают решения, о том, как они эти решения принимают. Мы сегодня в гостях.
И.Воробьева
―
Мы сегодня в гостях, и я хочу представить нашего сегодняшнего гостя программы "Разбор полета". Это актер театра и кино, народный артист России Эммануил Виторган. Эммануил Гедеонович, добрый вечер!
Э.Виторган
―
Добрый вечер, добро пожаловать!
И.Воробьева
―
Спасибо большое! На самом деле мы находимся в «Культурном центре Эммануила Виторгана». Здесь очень уютно и очень красиво.
Т.Фельгенгауэр
―
И мало того, что находимся в культурном центре, так еще отвлекаем Эммануила Гедеоновича пот подготовке к премьере. Я так понимаю, что у вас тут сейчас самая горячая пора.
Э.Виторган
―
Да, сейчас самая горячая. Вообще, для меня должен быть юбилей. А юбилей мне всегда хочется отметить… эти цифры не собственными прелестями по отношению к себе, а отблагодарить тех людей, с которыми я встречался, с которыми я провожу эту жизнь, и даже с теми, с кем я не встречался. Потому что огромное количество людей видели меня и на экране и на сцене. Поэтому хочется сказать что-то, спасибо за все, что делается и для нас и для вас, и для них. Поэтому решили отметить этот день новым спектаклем, новым произведением. Кстати, это новый и для меня жанр, такого у меня еще не было, чтобы было как бы три в одном буквально.
И.Воробьева
―
Что такое «три в одном»?
Э.Виторган
―
Это музыка, это и кино, это и спектакль-драма. Так что тут… Называется он «Король Треф – карта любви». Написана одним человеком, и режиссер тот же самый человек у нас - Александр Герасимов. И я очень благодарен своим партнерам, которые согласились побыть в этом воздухе этого спектакля, этого фильма, и в этой музыке, моим партнерам, конечно. Это и Анжелика Агурбаш, это и Людмила Максакова, потрясающая, замечательная артистка театра Вахтангова.
Т.Фельгенгауэр -
―
Слушайте, а ведь это на самом деле тоже решение, такой эксперимент, такое, чего вы раньше не делали - совместить все на одной сцене. Как человеку заслуженному, известному, популярному решиться…
Э.Виторган
―
Обзывайте меня, обзывайте!
Т.Фельгенгауэр
―
Да, я могу долго так обзывать. …Решиться на что-то неожиданное, и в общем, никогда же не можешь гарантировать успех какого-то эксперимента. Вы чем руководствуетесь, когда решаетесь на эксперименты?
Э.Виторган
―
Во-первых, хочется чего-то новенького пощупать в себе и на себе – это первое. И второе. Понятно, что когда-то было отдельно: я и драма – это уж точно 50 с лишним лет, и кино – это тоже примерно этот же возраст, а вот, что касается музыкальных вещей, такие отдельные номера, что ли, у меня были в моей программе, в творческом вечере и так далее. Поэтому то, что сегодня объединилось, я очень благодарен этому, потому что для меня это что-то новое. Очень хочется и в этом поучаствовать, в этом поплавать, заплыть куда-нибудь.
И.Воробьева
―
А для тех, кого вы зовете в гости, зрители - это когда все будет, когда можно прийти?
Э.Виторган
―
Это будет так. 28 декабря у нас первый прогон.
Т.Фельгенгауэр
―
Это считанные дни.
Э.Виторган
―
Это такой мандраж! Ужас, кошмар. Надо же – я играю некоторые спектакли пятисотый раз, и все равно волнение, никуда от этого не денешься. Так вот 28 декабря будет такой первый нас прогон, что ли. Мы обычно в театре называем его: «Для пап и мам». Естественно, будет и зритель какой-то, но это делается как бы для пап и мам, чтобы они нас похвалили, поддержали. А вот все остальные наши дни, они, разбросаны, причем очень емко. И 26 января, и 9 февраля, потому что очень многие разъезжаются, и перед Новым годом и после Нового года, поэтому поймать тех людей, которых бы хотелось, чтобы они были рядышком, чтобы я имел возможность их поблагодарить… поэтому мы так и распределили. И еще колоссальнейшая благодарность театру имени Маяковского.
И.Воробьева
―
Там все будет?
Э.Виторган
―
Да, все будет там. …Дому, в котором я прожил энное количество лет, и помню его всегда и обо всем с любовью и с почитанием. Поэтому благодарен и дирекции, безусловно, и художественному руководителю,которые согласились предоставить мне такие площадки, как филиал и основную сцену. Так что 26 января и 9февраля будет на основной сцене.
Т.Фельгенгауэр
―
Вы сказали, что у вас каждый раз мандраж перед выходом на сцену. А бывало так, что вы стоите за кулисами и не можете решиться выйти на сцену, потому что страшно?
Э.Виторган
―
Нет, такого адского страха не бывает, потому что, во-первых, мы репетируем энное количество времени, во-вторых, уже есть и опыт, в том числе. Это, когда были помоложе совсем, конечно, было очень сложно вступить ногой из кулис на сцену. Сейчас уже знаешь, что ты никуда без этого не денешься, тебе все равно необходимо быть там.
И.Воробьева
―
Несмотря на то, что мы начали программу несколько нестандартно, все равно у нас есть вопросы, с которых мы начинаем программу. И я, конечно же, их хочу задать. Эммануил Гедеонович, мы всегда спрашиваем наших гостей в программе "Разбор полета" о самом тяжелом решении, самом тяжелом решении в жизни, о котором вы больше всего сомневались, думали об этом.
Э.Виторган
―
Я вам должен сказать, что я очень везучий человек, я даже не сплевываю уже три раза по этому поводу – это действительно так. У меня были прекрасные родители. Все технари, все родные и близкие – технари. Но вот в семье не без урода. Просто я встретился в детском возрасте с мальчиком. У него родители были театральные люди: и мама и папа – актеры. Я часто стал бывать у них в доме, часто стал бывать в театре, и эта зараз вошла в мою кровушку, в мои нервы, и я уже без этого не мог существовать. Если до 4-го класса в школе я получал похвальные грамоты за то, что учился, то после того, как я стал заниматься во Дворце пионеров, - после этого я стал заниматься не тем, чем следовало заниматься в школе постоянно.
И.Воробьева
―
Не учебой.
Э.Виторган
―
Так что я окончил школу с аттестатом, где были и тройки даже. Но эти тройки были: физика, химия, математика – вот эти предметы. Я в них очень плохо разбирался. И я очень благодарен педагогам, которые понимали, что все равно от меня толку не будет по этому поводу, и поэтому они знали, куда я все равно пойду после 10-го класса.
И.Воробьева
―
А родители – технари: математика, физика – как же?
Э.Виторган
―
Родители – технари, да. Мой старший брат – он старше меня на три года – Володя, он окончил школу с золотой медалью, и по тем временам с золотой медалью можно было поступить в любой вуз в любом городе без экзамена. Но, к сожалению, огромному ни Ленинград, ни Москва, куда они приезжал поступать, не приняли. Здесь опять-таки, к огромному сожалению, я надеюсь, что это исчезло уже навсегда и надолго – это пятый пункт в паспорте. Наша семья – евреи все, просто без всяких половинок, четвертинок. И то, что я видел от своих родителей, от своих родных и близких, - а их было неимоверное количество, причем все одесситы, и папа и мама тоже одесситы. У папы было 10 сестер и братьев, у мамы 11 сестер и братьев. Я, когда приезжал в Одессу, я не успевал за два месяца обойти всех. Поэтому иногда собирались такой кучкой, чтобы хотя бы поздороваться.Так что это история нашего пребывания в этом мире, и моих родных и близких – я знаю абсолютно точно – что никакого желания, кроме того, чтобы людям, рядом с ними сидящим, идущим – я не знаю, - лежащим, бегущим было получше – иного желания ни у кого не было. Поэтому это у меня впитано просто в крови. У меня ни на секунду нет каких-то сомнений по этому поводу, ни на секунду. Я понимаю, со стороны сейчас можно подумать: «Во, какой пижон – разговаривает, какой он хороший». Нет, не такой он и хороший, он бывает разный, между прочим. Иногда срывается, иногда повышает голос, но, если я понимаю после того, как повысил голос, что я его напрасно повысил – я обязательно извинюсь. Если нет, - то так оно и должно быть. Нет-нет, все по-разному. Я и мальчишкой был разным, действительно разным. Но это действительно, наверное, появление во Дворце пионеров в драматическом кружке –вот отсюда началась вся дисциплина по отношению к людям и по отношению к самому себе.
Т.Фельгенгауэр
―
То есть вы же там совсем мальчиком оказались и пропитались этим духом театра или театрального кружка, и в течение жизни ни разу не возникала ситуаций, когда вы колебались, стоит ли продолжать или не стоит продолжать? Это удивительно редкая штука, когда человек, в общем-то, еще в несознательном возрасте делает свой выбор и остается ему верен.
Э.Виторган
―
Вот видите, я тоже вас этом смысле разочаровать особенно не могу, потому что та профессия, которую я получил и те люди, от которых я получил эту профессию, и те люди, которые были рядом со мной: и на съемках, и на репетициях в театрах – эти люди для меня были и навсегда остались людьми, которым я очень благодарен, очень. Безусловно, была история нашего большого-большого клуба, в котором собралось огромное количество людей, и туда вошли люди, которые решили с теми людьми тем или иным способом покончить, если не будут выполнены те приказы, которые они отдают и в правительство российское и так далее. Я думаю, что вы догадываетесь, о чем я говорю, да?Вот после того, как это произошло, мне позвонили сразу же рано-рано утром на телевидение, по-моему, это было НТВ, чтобы я сказал по поводу этого то, что я думаю. Должен вам сказать, что я долго собирался – не, что мне сказать, а просто сказать. У меня был такой комок в горле, я так был потрясен происшедшим, и не только потому что это происходило в театральном зале, нет – потому что люди, люди. Вот это для меня история была чрезвычайно необычайная. А во всем остальном, что-то в этом роде или такого мощного удара мне по нервам, я не знаю, почему ущемило.
Сегодня это происходит, к огромному сожалению, тоже. Я очень, очень печален по поводу того, что происходит в Украине, необычайно. То ли потому, что все мои близкие оттуда, то ли потому, что полкладбища одесского в моих родственниках, то ли оттого, что у меня там масса знакомых, масса людей, которым я очень благодарен, и когда мы встречались, никогда не было никакого конфликта. Я даже не мог себе предположить, что это может произойти в Украине. В стране, где так тепло всегда было, так все по-дружески, так замечательно. Я не намерен никого, что ли, персонально осуждать, никого: ни та сторона, эта сторона. Я знаю только одно – что чем быстрее это закончится, чем быстрее и те и другие остановятся, тем будет большая польза для тех и для других.
И.Воробьева
―
Я прошу прощения. Я как раз на тему Украины хочу спросить. Как вы считаете, есть возможность нам или украинцам вернуть к этому теплому отношению друг к другу, вот к тому самому солнечному, которое мы знаем?
Э.Виторган
―
Вы знаете, я на это очень надеюсь, очень. Потому что то количество людей, которое я знал, - а их были просто десятки тысяч – масса же гастролей было и съемок там, всего – я думаю, что те люди, с которыми мы встречались, вряд ли они сегодня проклянут тех, кто был с ними тогда, я имею в виду и себя, в том числе, вряд ли. Потому что то тепло, которое было, оно осталось и во мне, осталось. И это желание, чтобы люди были рядышком. Ой, как мы не понимаем, что мы не вечно живем. Таков этот путь нашей жизни, так он краток, что единственное, что можно и нужно делать, безусловно, ̀это только помогать друг другу, помогать и ничего более.
Т.Фельгенгауэр
―
Эммануил Гедеонович, вся эта ситуация, она как-то людей разделила, в том числе, разделила и людей творческих. Вы для себя принимали какое-то решение, что вы не будете публично высказываться, что вы не будете занимать какую-то сторону?
Э.Виторган
―
Вы знаете, наша просто профессия такова, что мы в ней в этом профессии делаем все, что происходит в мире, и в тех профессиях, которые существуют в мире. Я трижды играл оберштурмбанфюреров СС, предположим, в трех фильма… Я редчайшее давал согласие на так называемых положительных героев, особенно ранее. Тогда была просто катастрофа какая-то, было такое впечатление, что положительный герой даже не подозревал, по какому поводу происходит дети, например. Вот такие они были тогда. А вот отрицательные персонажи – они всегда были такие мясистые, с кровью, и, конечно, их надо было обязательно проживать, этих людей, чтобы те, сидящие люди в зале театров, кинотеатров понимали, что это не лучший вариант жизни, не лучший. Еще и еще раз повторяю: не так долго живем, ей богу, чтобы делать еще и гадости друг другу.
И.Воробьева
―
А если мы вернемся к вопросу Татьяны по поводу того, не сомневались по поводу того, что театр, это ваша жизнь, вы же, когда приехали в Москву, если я ничего не путаю, вы же сначала не поступили в театральный вуз и уехали в Питер.
Э.Виторган
―
Точно.
И.Воробьева
―
И вот этот момент, когда вы не поступили…
Т.Фельгенгауэр
―
Ничего не шевельнулось?
И.Воробьева
―
Да. …вы не подумали: ну, может быть, тогда мне поменять профессию, желание и так далее?
Кино для артиста – это такой прыжок, что ли, ну куда-нибудь в середину горы, а потом уже от тебя зависит, поднимешься ты дальше или нет
Э.Виторган
―
Нет-нет, не подумал об этом, потому что сроки были очень кратковременные и очень быстрые. И пройти этих пять театральных институтов в Москве и дойти до третьей степени… И, когда говорят нет…, конечно, это обидно, ужасно и больно, безусловно, но знал, что существуют еще какие-то театральные вузы. Где существуют? В Ленинграде. Вот надо было в Ленинград и поехать, и я поступил там, и просто бесконечно благодарен тому, что произошло. Потрясающие педагоги, потрясающие педагоги в то время. Новые педагоги, которые и по фехтованию, и по сцендвижению, и по голосу – просто ну высочайшего класса. Не зря этот институт родил огромное количество талантливейших людей. Одна Алиса Бруновна Фрейндлих чего стоит. Мы можем перечислять еще десятки этих замечательных совершенно людей, которые окончили Ленинградский театральный институт. Когда меня пригласили в Москву, и я дал на это согласие – там по определенным причинам просто, не знаю, может быть, потом я расскажу, а может, не стоит об этом говорить – то прошло уже какое-то энное количество уже, будучи в театре… Начал с театра Станиславского, и там я проработал 11 лет. Замечательное было время, замечательное. Разное, но энное количество лет, проведенных в театре Станиславского были замечательными, просто замечательными. Ну и, конечно же…
И.Воробьева
―
Такое ощущение, что вы сейчас уплыли по своим воспоминаниям и пытаетесь…
Э.Виторган
―
Я все время сбиваюсь, безусловно. Извините, со мной, наверное очень трудно говорить.
Т.Фельгенгауэр
―
Нет-нет, нам наоборот, ужасно интересно, потому что это же…
Э.Виторган
―
Повторите мне еще раз – сейчас постараюсь ответить точно на этот вопрос.
Т.Фельгенгауэр
―
Это утвердительный вопрос, вы уже ответили на ваш вопрос. Тогда вопрос, который… у нас просто уже несколько раз были эфиры с известными актерами, и мы каждый раз их мучаем вопросами: как выбирают роли? Потому что мы-то зрители, мы не понимаем этот процесс, но мы каждый раз верим актеры, который играет. Наверное, он не просто так это играет, наверное, он как-то выбрал, он к этому пришел, или нет, мы все романтизируем с Ирой, как обычно?
Э.Виторган
―
Мои дорогие, роли, конечно, так же, как и пьесы, актеры не выбирают. Их назначают. Их назначают: художественный руководитель, режиссер того спектакля, который ставит этот спектакль. Поэтому, если тебе нравится – даешь согласие. Если не нравится – все равно даешь согласие. Это приказ.
Т.Фельгенгауэр
―
Вы не отказывались никогда от роли?
Э.Виторган
―
Особенно в молодом возрасте. Там нет это возможности отказаться. Сегодня, когда я… ну не сегодня буквально – энное количество лет тому назад, когда я был в театре, то, безусловно, я имел, как бы мне было дано это право сказать: «Ребята не надо. Можно я в другом спектакле поработаю». Когда я чувствую: либо режиссура, либо пьеса, которую не вытянуть, ну и так далее. Бывали такие случаи, они, правда, не очень частые, но бывали.
И.Воробьева
―
Хорошо. Тогда продолжим с персонажами вашими, которых вы играли, роли. Вот вас назначили на эту роль, а дальше вы же знакомитесь с вашим героем, а потом вы как-то соединяетесь в одно и получается то, что мы видим. Как это происходит? Неужели не происходило таких вещей, когда вы не могли срастись с этим героем, он настолько не ваш, и настолько противоречит…
Э.Виторган
―
Я думаю, что как и у каждого из нас существует профессия, правда же? Вот в этом вся профессия: ты просто обязан в силу своей профессии проживать те жизни, которые тебе предлагаются. В силу своей профессии только. При этом может быть желание и более активное и менее активное, но оно существует обязательно.
И.Воробьева
―
Хорошо, тогда по-другому: наоборот, какие роли были, какие персонажи ваши, кого вы играли, сильно похожи на вас? Кто из героев так сильно похож на вас, что вы могли сказать: «Ну это вот да, почти что я?
Э.Виторган
―
Не знаю, не могу ответить на этот вопрос, я даже об этом никогда не задумывался. Я никогда не соотносил свою личную жизнь с персонажем. То есть я, безусловно, питался тем, чем я напитан за эту жизнь. И если есть режиссура нормальная, предполагал делать то, что во мне уже было что-то, и это нужно то ли подчеркнуть, то ли, наоборот, это выбросить и так далее. А такое, чтобы персонально об этом говорить. Вы знаете, прожита ведь огромная жизнь, спектаклей неимоверное количество, фильм за 150 – хотел сказать «штук» - ужасно! Нет-нет, я с уважением отношусь к тому, что делалось…
Т.Фельгенгауэр
―
К кинематографу.
Э.Виторган
―
И к кинематографу,в том числе. Хотя должен вам сказать, не в обиду режиссуре, с которой я встречался в кинематографе, не в обиду ни в коем случае – я кроме благодарности никаких не имею претензий – но то, что я получил, находясь на театре, ту режиссуру, которая была – об этом можно было только мечтать всю жизни, и это случилось. Вот видите, вы опять видите перед собой человека, который вот таков. И Георгий Александрович Товстоногов, Андрей Александрович Гончаров, а Леонид Викторович Варпаховский, а Мария Иосифовна Кнебель – это я беру старшее поколение. Я же со всеми ними работал, представляете? И последующие поколения более молодые: и Анатолий Васильев, Борис Морозов, Хейфец и так далее.
Т.Фельгенгауэр
―
А, когда работаешь с такими великими людьми, есть ли возможность отстоять свое мнение, решение и видение героя, или вы полностью отдаете себя во власть режиссеру и не спорите с ним?
Я никогда не соотносил свою личную жизнь с персонажем
Э.Виторган
―
Нет, по-разному бывает, безусловно. И каков режиссер, таково к нему и отношение. Хотя можно и ошибаться, безусловно, конечно. Мы же люди все. Поэтому такого, чтобы конфликта, который был бы у меня когда-то с режиссурой или с партнерами не дай бог, такого практически не было. Поэтому те встречи, которые проходят с режиссурой, с бывшей ли, когда-то встречались, и с теми партнерами, с которыми когда-то встречались, всегда это встречи очень теплые. Всегда эти встречи, всегда это – ох, память какая! – начинаешь вспоминать: «А ты помнишь?» «А я помню…» - хорошо.
Т.Фельгенгауэр
―
А зритель вас как воспринимает: он видит в вас ваших персонажей или все-таки люди пытаются отделить вас Эммануила Виторгана от всех героев, которых вы играли.
Э.Виторган
―
У меня такое довольно сложные имя, отчество и фамилия: Эммануил Гедеонович Виторган – сложно для человека. И поэтому довольно часто, когда я встречаюсь с людьми, они говорят: «А-а! Это «чтобы костюмчик сидел»». То есть они вспоминают те фильмы, спектакли, в которых были острые фразы, они это запомнили навсегда.
И.Воробьева
―
Но на самом деле, конечно, Эммануил Гедеонович – это имя отчество, которые неразрывно теперь связано с радио, вы уж меня простите. Сейчас мы сделаем перерыв буквально на несколько минут на новости и небольшую рекламу, а потом вернемся эфир, который мы ведем из «Культурного центра Эммануила Виторгана»НОВОСТИ
Т.Фельгенгауэр
―
Продолжаем программу "Разбор полета". Ирина Воробьева, Татьяна Фельгенгауэр. Мы в гостях у Эммануила Виторгана, чем объясняются некоторые дополнительные шумы в нашем эфире, потому что нас тут набилось много людей. Все хотелось послушать, о чем мы тут разговариваем-то.
И.Воробьева
―
Я хотела спросить про кино вот, в каком смысле. Это же тоже было решение – сыграть в кино, правильно я понимаю? Вы как-то приняли решение…
Э.Виторган
―
Не столько решение, сколько согласие, конечно.
И.Воробьева
―
Хорошо, вы приняли решение: О’кей, я соглашаюсь, или я не соглашаюсь. Ведь многие театральные актеры никогда не будут сниматься в кино по своим внутренним, видимо, причинам. Они говорят: «Нет, кино не для меня. Я только с театром». Вы решили, что вы в кино тоже. Как это было? Кто вам это предложил?
Э.Виторган
―
Вы знаете, чем разнообразнее та работа твоя в жанре в любом ином жанре – это всегда очень интересно. И, безусловно, кино для артиста – это такой прыжок, что ли, ну куда-нибудь в середину горы, а потом уже от тебя зависит, поднимешься ты дальше или нет. Этот прыжок точно существует.
И.Воробьева
―
И первая ваша роль, там по-моему, был эпизод, что вы даже не говорили ничего или я ошибаюсь?
Э.Виторган
―
Правильно-правильно. Вы правы. Только, если вы думаете, что я помню название фильма… Я помню, что героиню играла Людмила Чурсина.
Т.Фельгенгауэр
―
Уже неплохо!
Э.Виторган
―
Да, это уже неплохо, безусловно, и это действительно было так, потому что я играл ее мужа, а он появляется в самом конце первого фильма. Должен был состояться и второй фильм…
И.Воробьева
―
«Два билета на дневной сеанс».
Э.Виторган
―
Совершенно верно «Два билета на дневной сеанс». И второй фильм должен был быть, вторая серия как бы. Но произошел какой-то конфликт внутри этого предприятия, так что второй серии не было.
И.Воробьева
―
Зато потом был «Кортик».
Э.Виторган
―
Да уж.
И.Воробьева
―
О! Все были влюблены в вашего героя.
Э.Виторган
―
В такого мерзавца!
И.Воробьева
―
Это был красавец-мерзавец, и все, и ничего не сделаешь.
Э.Виторган
―
Да-да, я много слышал по этому поводу.
Т.Фельгенгауэр
―
Если кино – это прыжок в середину горы, а что на вершине горы для актера?
Э.Виторган
―
Я думаю, что эта гора по своей высоте бесконечна, и поэтому достигнуть ее вершины практически, я думаю, никому не удастся, потому что годы берут свое,естественно. Если бы остановились годы на месте, тогда можно было бы еще допрыгнуть туда. Но приближаться к этому, безусловно, важно очень, безусловно.
Роли, конечно, так же, как и пьесы, актеры не выбирают. Их назначают
Т.Фельгенгауэр
―
А, когда у вас появляется уже собственный культурный центр, когда от вас зависят какие-то молодые актеры, какие-то молодые люди, вы же становитесь не только и не столько актером, но к этому всему примешиваются уже и какие-то административные обязанности. Это сильно мешает или нет?
Э.Виторган
―
Я должен сказать, что мне очень повезло. Мне бесконечно повезло, что рядом со мной моя супруга Ирина, бесконечно повезло. Это я говорю, как лентяй колоссальнейший. Она сказала: «Ты делаешь только то, что ты умеешь. Ни в какие иные дела, пожалуйста не вмешивайся. Я все сделаю за тебя». У нее консерваторское образование, он скрипачка, но этот мозг бизнес-вумен в ней точно присутствует, потому что она делает колоссальнейшую работу. И даже собрать людей хотя бы раз в зале, а там сто с лишним человек в нашем зале - это с утра до ночи. Каждый вечер и каждую ночь я застаю ее… в три часа ночи, когда сидит и еще что-то добавляет, придумывает,кому позвонить, с кем поговорить и так далее.Это происходит ежедневно, несмотря на то, что я ворчу. Но я понимаю, что я несправедлив. Она такова, и в этом смысле я думаю, что я получил то, что дало мне возможность продолжать жизнь, поэтому, когда ушла из жизни Аллочка, с которой я прожил 30 с лишним лет, я стал подумывать о том, что мне не стоит уже существовать в этим мире. Есть уже сын, даже внучка появилась, так что все нормально. Но вот… Мы с Ириной были знакомы, и Аллочка была с ней знакома, долго общались. Потом Ирина куда-то исчезала на энное количество даже лет – два, три года ее могло не быть.
Но, когда произошла эта беда с Аллочкой, с ее болезнью, должен вам сказать, что Аллочка меня вытащила из этой болезни. У меня был рак, и Аллочка знала столько, что я думаю, врачи многие об этом не знали. Так она влезла в этот материал, и так она была рядышком, но к огромному сожалению и несчастью, наступил тот момент, когда и у нее та же болезнь появилась. Три года мы бились, но не смогли ничего сделать. И должен вам сказать, что для того, чтобы вернуться в эту жизнь, безусловно, это присутствие такого человека как Ирина, безусловно. Это она мне дала понять, что я даже сам лично не имею права распоряжаться своей жизнью. Я должен пребывать до того времени, пока кто-то – каждый из нас может подумать, кто – может сказать: «Хватит, давай к нам».
Поэтому сегодня уже 12 лет мы вместе, но никогда мы не забываем о том, что существовали те люди, благодаря которым мы продолжаем эту жизнь. Я имею в виду и Аллочку, в том числе. Каждый день рождения мы отмечаем здесь. Каждый день ее ухода из жизни, мы тоже встречаемся. И мы бесконечно благодарны и друзьям, и родным и близким, которые помнят об этом. Я вам должен сказать, что Ириша иногда бывает чаще чем я на кладбище. О чем они говорят, я не знаю, но она бывает чаще.
Т.Фельгенгауэр
―
Я прошу прощения, если говорить о семье, то, когда вы смотрите на своего сына Максима, человека тоже публичного, вы ка-то, как любой отец, хотите его как-то поправить, направить, отрегулировать, посоветовать настоятельно или нет?
Э.Виторган
―
Нет-нет, никогда.
Т.Фельгенгауэр
―
Или вы как-то между собой договорились?
Э.Виторган
―
Никогда, никогда. Даже в детском возрасте мы не настаивали на том, что это должно быть так, как мы это считаем нужным. Мы старались как-то понять друг друга. Поэтому я даже не помню случая, когда он был наказан за что-то, я это не помню. Максим бы, если бы сидел здесь, может быть, и вспомнил что-то. Я об это не помню совершенно. Его присутствие с мамой дало ему такую благодать в этой жизни. Мама, по сравнению со мной… мама, которая отказалась от участия в фильмах. Для нее было наиважнейшее – это сын. Безусловнейшее – это театр. Ну и я там, где-то рядышком.
Т.Фельгенгауэр
―
Эммануил Гедеонович, а когда Максим уже стал взрослым и более публичным человеком, активно начал выступать, в том числе, и на каких-то акциях и прочем, все равно вы никак с ним ничего не пытаетесь обсудить?
Э.Виторган
―
Безусловно, мы с ним встречаемся, безусловно, мы с ним общаемся. К сожалению, не так часто, как хотелось бы. Оба заняты очень мощно, поэтому и с внуками-то крайне редко встречаемся, к сожалению, огромному. Ночью они уже спят, рано утром они спят, а к репетиции надо часикам к одиннадцати проснуться. Так что это бывает. Но, безусловно, мы встречаемся, и я и Иришка, в том числе. Обожаем своих внуков, и своих детей. И у Ирины есть и мама и сестра, и племянница, так что там целый набор замечательных людей, ради которых и для которых хочется жить.
Т.Фельгенгауэр
―
А в культурном центре у вас тоже выстраиваются отношения между теми, кто тут находится, я так понимаю, в практически в круглосуточном режиме – отношения именно по типу семейных, или вы все-такистараетесь выстроить субординацию?
Э.Виторган
―
Я понял. Всем этим занимается Ириша, всей административной частью, и добычей разных документов, фотографий и так далее. Мы же готовимся очень тщательно к любым вечерам, к любым. Идет ли речь о ком-то персонально… идет ли речь о ком-то персонально, обязательно разыскиваются и фотографии и радио, и съемки – все это монтируется. Этим занимается один человек, ну и так далее. И поэтому Ириша, которая не отходит ни от кого до сих пор… Я говорю: «Ну отойди, пусть они уже сами, ребята…». Нет, все равно она должна присутствовать и все видеть, чтобы потом не огорчаться и не переделывать.
И.Воробьева
―
Хочу спросить про города. Даже у вас на сайте вы пишете о том, что столько городов объездили, когда были ребенком из-за того, что ваш отец ездил: Баку, Ставрополь, Астрахань, Ленинград и так далее. Все-таки, какой город для вас - родина?
Э.Виторган
―
Вы знаете, для меня самый родной и самый близкий город тот, в котором сегодня лежат мои родители на кладбище. Это Астрахань. Я должен вам сказать, что, безусловно, любой город из названных вами, очень близкий мне. Я бесконечно благодарен всем в Одессе моим родным – они меня обожали просто. Я был такой просто избалованный мальчик. И моему брату старшему, вообще, всегда попадало и из-за меня, в том числе. Кошмар!
И.Воробьева
―
Именно в Астрахани вы ведь заразились этим театром, там?
Э.Виторган
―
Именно там, да. Нет, начал я в Ставрополе, когда был в четвертом классе.
И.Воробьева
―
А Дворец пионеров…
Э.Виторган
―
Это уже была Астрахань, да.
Т.Фельгенгауэр
―
Мы сейчас еще вынуждены прерваться на минуточку, и после этого продолжим программу "Разбор полета", которую, я напомню, мы ведем из «Культурного центра Эммануила Виторгана», и у нас в эфире, конечно же, Эммануил Гедеонович Виторган. Сейчас вернемся.РЕКЛАМА
И.Воробьева
―
Продолжается программа "Разбор полета". Татьяна Фельгенгауэр, Ирина Воробьева. Мы здесь, в «Культурном центре Эммануила Виторгана» ведем этот эфир.
Т.Фельгенгауэр
―
У меня вопрос по поводу взаимоотношений с культурными властями, если можно так сказать, потому что ведь постоянно кто-то пытается зарегулировать людей искусства. Мы за этим наблюдаем уже много-много лет. Как вы здесь принимаете решение. Я понимаю, что рядом есть Ирина, которая помогает, наверняка с этим, но в целом, как тут быть?
Э.Виторган
―
Вы знаете, к огромному сожалению, сегодня кроме огорчения никаких иных чувств мы здесь в доме не испытываем. Этот дом был создан нами с нуля, здесь была полная разруха. Здесь вывезли сотню машин буквально грязи и мусора. Остались только несущее стены. Все, что вы видите сегодня, это все проделано за наш счет, личный наш счет.
Т.Фельгенгауэр
―
Я поясню просто для наших слушателей, которые, возможно, слышат много всяких шумов, переглядываний, перестукиваний. Просто Ирина сидит рядом с нами и ассистирует нам в эфире, за что, кстати, большое спасибо.
Если тебе нравится роль – даешь согласие. Если не нравится – все равно даешь согласие. Это приказ
Э.Виторган
―
Да, спасибо, Ирина, это действительно так. Четыре года мы ремонтировали этот дом, и вот уже пять лет работаем в нем и делаем это с огромнейшим удовольствием. Потому что этому дому отдано все: мы продали дачу нашу любимую, которую вроде недавно только сделали и такое удовольствие получали; продали квартиру, которую я обожал. Я всю жизнь мечтал, чтобы у меня была двухъярусная квартира, чтобы там была лестница, кабинет отдельно и так далее. Сделали, в конце концов, но пришлось все-таки уйти в этот дом. При этом мы совсем не жалеем, нет-нет. То наслаждение, удовольствие, которое мы получаем, - поверьте мне, я не преувеличиваю, - от присутствия в этом доме людей, которые приходят сюда… стены пропитаны уже добром, и ничего здесь никогда конфликта, ни одного никогда за все эти годы.
Т.Фельгенгауэр
―
Я просто расскажу нашим слушателям, которые, к сожалению, не имеют возможности увидеть эту студию, это помещение: вы входите сюда, и здесь повсюду цветы, здесь все в цветах.
И.Воробьева
―
На самом деле здесь очень много фотографий, здесь очень много цветов, и от этого становится как-то очень хорошо.
Э.Виторган
―
Да-да, и мы очень благодарны этим людям, как я уже говорил не раз, наверное, общаясь с вами сейчас, бесконечно, действительно, это так. Так что все это было сделано не просто, поэтому то, что сейчас мы имеем, к огромному неудовольствию с нашей стороны, когда повышается аренда дома, повышается неимоверно… Мы не сможем обманывать этот дом.
Т.Фельгенгауэр
―
Московские власти повышают.
Э.Виторган
―
Да, это мэрия наша. Поэтому, как объяснить людям, что здесь происходит? Несмотря на то, что приходят, смотрят, говорят: «Замечательно!» Больше того, если придут на какой-то вечер, говорят: «Потрясающе!» Но, к огромному сожалению, пока что мы никак не можем добиться того, чтобы нам сказали: «Мы оставляем вас в покое. Пожалуйста, живите для людей, как вы жили». Пожалуйста, сделайте это. Я очень жду этого. Вы себе представить, как для меня болезненно идти к кому-то в кабинеты и говорить на эту тему. У меня такое ощущение… пусть я повышаю свой уровень, но мне иногда кажется иногда, что та жизнь, которая была мною проделана в этой жизни – я имею в виду театр, кино, больше того, а сколько концертов бесплатных в той же мэрии, сколько их было за эту жизнь… Неужели нельзя дать возможность продолжить эту жизнь в удовольствие всем и вся?
И.Воробьева
―
Я надеюсь, что нас сейчас услышат в том эфире московские власти и услышат вас, то, о чем вы говорите. Наши слушатели пишут нам отличные sms-сообщения. Вот из Пензы Александр пишет нам в эфир: «Глядя на вас в кино, я забыл, что это актер, что вы актер, я искренне любил или ненавидел ваших персонажей». Вот вы говорили о вершине горы. Может быть именно это и есть вершина горы, когда искренне любят или ненавидят тех, кого вы играете.
Э.Виторган
―
Безусловно, это результат, конечно, моего пребывания в профессии, безусловно. Но как-то на пик горы чего-то не очень хочется… пока влезать.
Т.Фельгенгауэр
―
А если возвращаться к принятию решений, как вы каждый раз для себя решаете, что вы будете делать, где вы будете играть или сниматься. Потому что сейчас все-таки больше акцент идет на кино. Потому что вы же уже себе можете позволить отказываться?
Э.Виторган
―
Безусловно, и потом это мое личное теперь дело. Существует этот культурный центр, и поэтому та пьеса, которая мне нравится, она и репетируется. Тот режиссер, который мне нравится, - мы приглашаем его репетировать. Те артисты, которых мне нравятся, - мы приглашаем, чтобы они были рядышком.
Т.Фельгенгауэр
―
А в кино?
Э.Виторган
―
А в кино – там посложнее, естественно. Там приглашают меня, чтобы я зашел к ним, поговорил… Я ненавижу пробы, кинопробы. У меня за эти годы – уже пробы некуда ставить. Когда мне говорят: «Делаем пробы», даже если я вижу, что материал хороший, я понимаю, что я буду врать. Я еще вне материала. Мне дают листочек с энным количеством слов, а я еще ничего не знаю по поводу этого человека, даже если я прочел сценарий. Хотя довольно часто сейчас еще сценарий даже не готов.
Т.Фельгенгауэр
―
Тем не менее, в кино вы сейчас снимаетесь активно. Для вас это все-таки больше хобби или нет?
Э.Виторган
―
Нет-нет, для меня это, безусловно, удовольствие и желание быть рядом и еще чему-то научиться. Поэтому, когда меня приглашают, предположим, эти «Елки» – вот сегодня премьера.
И.Воробьева
―
О! Как удачно мы сегодня…
Э.Виторган
―
«Ёлки» и замечательный режиссер Тимур Бекмамбетов. Мне очень было интересно. Я много о нем слышал, но никогда не работал с ним. И, когда пригласили меня, и потом он пришел, разговаривал со мной – мне было очень интересно посмотреть, как он работает. Поэтому та роль, которую вы увидите в этом фильме, она настолько мала, что боюсь даже, что кто-то может не заметить, что я там был. Но это не важно для меня, мне важно, что я увидел, как профессионален этот режиссер, как интересно он работает с актерами. И если выпадет когда-нибудь какой-то случай работать с ним, я бесконечно буду ему за это благодарен, безусловно. Потом сейчас было энное количество фильмов. Там есть фильм Бориса Грачевского, нашего замечательного…
Т.Фельгенгауэр
―
Знаем все прекрасно его.
Э.Виторган
―
Да, «Ералаш» - это очень мощная его команда.
Т.Фельгенгауэр
―
Тогда сейчас уже режиссеры больше привлекают, а не роли, то есть вам интересней с каким-нибудь режиссером поработать, а не какую-то роль сыграть.
Э.Виторган
―
Нет-нет, наверное, все-таки мне интересней какую-нибудь роль сыграть, безусловно, если хороший материал. А если рядом еще и замечательный актер… то есть режиссер! Оговорка.
Т.Фельгенгауэр
―
Тогда вопрос – полминутки у нас осталось – внезапно они не успели обсудить вообще ничего практически: «Над каким решением вы сомневаетесь сейчас, над чем раздумываете?
Э.Виторган
―
Я раздумываю над тем, если сейчас говорить, то крайне мало времени дает ваш аппарат, чтобы мы с вами разговаривали, крайне мало. Очень хочется многое сказать, и финале я все равно скажу слова человека, которому мы должны быть благодарны всю жизнь, это драматург и сценарист Александр Моисеевич Володин, удивительный человек, потрясающий! Это и «Осенний Марафон» и «Пять вечеров», «Фабричная девчонка» и так далее. Я счастлив, что я с ним был знаком тридцать с лишним лет, и продолжаю быть с ним знакомым, хотя он ушел из жизни. И когда-то он написал: «Правда почему-то потом торжествует. Почему-то торжествует почему-то потом. Почему торжествует правда, правда, потом, но почему-то обязательно. Человечеству она почему-то нужна, хотя бы потом, почему-то потом, но почему-то обязательно». Спасибо, всего вам доброго!
И.Воробьева
―
Торжествует. Потрясающе!
Т.Фельгенгауэр
―
Спасибо огромное! Эммануил Виторган в программе "Разбор полета". Татьяна Фельгенгауэр, Ирина Воробьева…
И.Воробьева
―
И мы с вами, к сожалению, прощаемся и напоминаем, что мы здесь были в «Культурном центре Эммануила Виторгана», и отсюда вели программу "Разбор полета".
Т.Фельгенгауэр
―
Всем пока!