Валентина Матвиенко - Разбор полета - 2012-10-29

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Здравствуйте. Это программа «Разбор полета», программа о людях, которые принимают решения, о том, как они эти решения принимают. По традиции ведут эту программу Татьяна Фельгенгауэр и Ирина Воробьева. Добрый вечер.

И. ВОРОБЬЕВА: Добрый вечер. У нас в гостях председатель Совета Федерации, бывший губернатор Санкт-Петербурга Валентина Матвиенко. Валентина Ивановна, здравствуйте.

В. МАТВИЕНКО: Добрый вечер.

И. ВОРОБЬЕВА: Спасибо, что пришли к нам в программу. По традиции наш первый вопрос в программе – какое самое сложное, самое тяжелое решение вам пришлось принимать в своей жизни, и это решение затронуло многих людей, т.е. общественно важное решение.

В. МАТВИЕНКО: Мне приходилось по жизни принимать много таких решений. Если вы просите одно, тогда скажу только одно – когда меня назначили вице-премьером правительства в 1998 году, сразу после дефолта. Вы помните, какое было состояние страны, пенсионеры не получали пенсии по году, учителя, врачи, военнослужащие, накопились огромные долги по пенсиям, по зарплатам, председатель правительства, тогда Евгений Максимович Примаков сказал: «С декабря все будут получать ежемесячно пенсию, и мы в течение года погасим долги». И я начала этим заниматься.

Когда я посмотрела доходы Пенсионного фонда, то для выплаты в декабре пенсий не хватало 4 млрд. Я пришла к Евгению Максимовичу и говорю: «Нам не хватает 4 млрд.». Он говорит: «Это ваша ответственность, идите ищите». Казна была пустая, денег не было. Я должна была найти решение. В это время продали акции «Газпрома», эти средства (как раз около 4 млрд.) должны были пойти в 3 региона. Я пришла и сказала: «Есть решение. Надо эти деньги сейчас направить в Пенсионный фонд, а через 3 месяца, я обещаю, я наполню Пенсионный фонд, и мы вернем эти деньги регионам». Он сказал: «Нет, это незаконно». Я сказала: «Другого выхода нет. Вы пообещали – мы не можем обмануть людей, потому что у людей появилась какая-то надежда, свет в конце тоннеля».

Я не буду долго рассказывать, как это было сложно. Он сказал: «Согласуйте с Минфином». Тогда министром финансов был Михаил Михайлович Задорнов. Я сразу к нему. Он говорит: «Нет, я это решение не согласую». Я тогда приглашаю Христенко Виктора Борисовича, заместителя министра финансов. 40 минут я его уговаривала, чтобы он завизировал это решение правительства. Он не соглашался. Тогда я сказала: «Я ставлю свою подпись ранним числом и всю ответственность беру на себя. У нас нет другого выхода». В общем, я его вынудила. Он сказал: «Ну ладно, я подпишу, но вы понимаете ответственность».

Я с завизированным постановлением правительства на радостях прибегаю к Евгению Максимовичу. «Евгений Максимович, подпишите». Он говорит: «Нет, я это подписывать не буду». Я говорю: «Всё согласовано». – «Это незаконно». Тогда я села и сказала: «Я не выйду из вашего кабинета, пока вы не подпишете это постановление, потому что в декабре пенсионеры не получат в очередной раз пенсию». Он сказал: «Нет, я это не подпишу. Что вы себе позволяете?» Я повторила, что я не уйду из кабинета.

И у меня из глаз хлынули слезу, хотя я никогда не плачу. Мне было так обидно, что я потратила столько усилий! То ли моя настойчивость, то ли эти эмоции… Он сказал: «Ну ладно, я подпишу. Если будут принимать решение по незаконным действиям, то в отношении меня и вас». И тогда впервые в декабре, до Нового года каждый пенсионер – я проследила – Российской Федерации, до самой маленькой деревни, получил пенсию. И в течение года мы вернули 32 млрд. долгов перед пенсионерами.

И. ВОРОБЬЕВА: Чем вы рисковали в этот момент?

В. МАТВИЕНКО: Я рисковала тем, что если бы я до марта не вернула эти деньги регионам, которым они предназначались, то ко мне могли быть приняты самые серьезные меры, в том числе и наказания. Но я не могла поступить по-другому, потому что я понимала, что невозможно в очередной раз обмануть людей.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Когда вы сидели в кабинете у премьер-министра, и уже было очевидно, что вы свое решение приняли и оно непоколебимо, вы о чем думали, как удержаться на том, чтобы настоять, чтобы все-таки было по-вашему?

В. МАТВИЕНКО: Я была уверена в единственно возможном решении, других не было. И я бы до конца стояла, чтобы премьер-министр согласился с этим решением. Потому что цена вопроса была – доверие людей к власти, которого на тот момент вообще не было. И судьба пенсионеров, которые по полгода, по году не получали пенсии. И после заявления премьер-министра в то острое время, что с декабря каждый пенсионер будет получать пенсию, и если бы мы опять обманули, тогда люди бы вообще ни во что не верили. Вы помните, шахтеры у Горбатого моста, учителя, врачи перекрывали железную дорогу, автомобильные дороги. Тогда напряжение зашкаливало, и надо было шаг за шагом развязывать все эти сложные проблемы. Одна из них, самая острая, была – пенсионеры, которых было безумно жалко.

И. ВОРОБЬЕВА: Если честно, я ожидала, что самое тяжелое решение, которое вы назовете, будет как-то связано с Санкт-Петербургом.

В. МАТВИЕНКО: В Санкт-Петербурге мне тоже приходилось принимать очень много решений. Одно из них – я считала несправедливым, что наши уважаемые жители блокадного Ленинграда, блокадники не получали вторую пенсию, так же, как участники Великой Отечественной войны. Я два года потратила на это, выходив все возможные кабинеты. Дошла до президента, который в конечном итоге поддержал. Потому что до этого были все отрицательные заключения. В итоге этот закон был принят, и наши блокадники получили вторую пенсию как участники Великой Отечественной войны. Причем блокадники не только Санкт-Петербурга, но все блокадники, в каких бы городах они ни жили. Я считала, что это социально справедливо, даже не только с материальной точки зрения, потому что они, безусловно, нуждались в этом, но как справедливость – это люди, которые совершили беспримерный подвиг.

И. ВОРОБЬЕВА: Это морально не сложное решение, это внутреннее очень легко себе объясняется. А если мы говорим о самом сложном решении в отношении Санкт-Петербурга, то какое это будет решение?

В. МАТВИЕНКО: Наверное, острая проблема была в городе, когда обсуждалось строительство «Охта-центра». Действительно, очень острая. В городе шло активное обсуждение. Я считала, что такой центр городу нужен, поскольку это притяжение новых инвестиций, это притяжение новых компаний, потому что поднимать такой город, как Санкт-Петербург, не имея достаточных финансовых ресурсов, было крайне сложно. Сгнившая инфраструктура, обветшавшие здания и так далее. Место, которое было предложено, оно юридически было корректно. Но поскольку в городе возникло такое противостояние – я даже сейчас не буду говорить, сколько процентов поддерживало, сколько не поддерживало…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вся страна следила за этим боем вокруг «Охта-центра».

В. МАТВИЕНКО: Это было трудное решение, но мы с «Газпромом» приняли решение, что нельзя дальше устраивать противостояние в городе, если жители против, пусть даже меньшая часть, или большая, это не важно. Это было сложное решение – отменить строительство там. Но оно было правильным, я это сейчас понимаю. И тогда понимала. Это было трудно.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Все-таки в аргументации принимать то или иное решение, в данной ситуации для вас важным было мнение жителей.

В. МАТВИЕНКО: В данном случае, безусловно, решающую роль сыграло мнение жителей, конечно.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как вообще принимать решения под серьезным общественным давлением? Все-таки губернатор, он постоянно находится под давлением со стороны жителей. Вот здесь степень самостоятельности этих решений. Потому что с одной стороны есть жители, с другой стороны – президент, есть правительство – есть масса аспектов и масса людей, каждый из которых давит или настаивает на своей точки зрения. Степень самостоятельности решений в таких ситуациях.

В. МАТВИЕНКО: Губернаторы достаточно самостоятельные люди в плане возможности принятия решений. За 8 лет моей работы губернатором президент, премьер-министр на меня никогда не давили и не давали никаких жестких команд. Если я считала необходимым, я советовалась. Но, принимая то или иное решение, я всегда выслушивала разные точки зрения, я выслушивала мнение экспертов, я всегда советовалась. Если я чего-то не знала, я никогда не стеснялась уточнить, спросить, проверить и принимала решение, исходя из интересов города и исходя из целесообразности. Надо было эти решения объяснить людям, рассказать о них и получить поддержку. Это не всегда получалось.

Любое решение кому-то нравится, кому-то не нравится. Когда мы снимали рекламу с центра города, когда мы очищали город, когда мы боролись с преступностью, естественно, ты всегда наступаешь на чьи-то интересы, кто-то всегда остается обиженным. Но, тем не менее, если я в конечном итоге была убеждена, что это правильно и это решение должно быть принято, я брала на себя ответственность и такое решение принимала. Естественно, мы предварительно всегда обсуждали с коллегами на правительстве. Я выслушивала разные точки зрения, но ответственность за конечное решение всегда лежит на руководителе, она всегда лежала на мне, и я готова была нести ответственность за принятое мной решение.

И. ВОРОБЬЕВА: Валентина Ивановна, расскажите, пожалуйста, как вы принимали решение в начале 2011 года написать на тот момент премьер-министру Путину письмо с просьбой лишить Санкт-Петербург правового статуса исторического поселения.

В. МАТВИЕНКО: Из этой истории люди несведущие разыгрывают, как всегда, обвинительную составляющую. Понимаете, Санкт-Петербург – это огромный, пятимиллионный мегаполис. Есть исторический центр города, а есть Ленинград, тот, который строился после войны, новостройки и так далее. В мире нет такого прецедента, чтобы весь крупный мегаполис был отнесен к категории исторического поселения. Тогда нельзя ни в новостройках, ни в новых кварталах ничего делать, строить, сносить хрущевки и так далее. Поэтому здесь вопрос неточности постановления, которое было принято. И мы с Министерством культуры всё время обсуждали. Нужно выделить только исторический центр города, объявить его историческим поселением, каким угодно. Хотя режимы уже были. Исторический центр охраняется ЮНЕСКО, были приняты все необходимые документы, защищающие исторический центр. Поэтому вопрос только в том, что весь мегаполис нельзя было относить к историческому поселению. Нас же обвинили в то время, что мы против того, чтобы защищали исторический центр. Это от непонимания сути постановки вопроса. В конечном итоге была правительственная комиссия с участием членов правительства, министра культуры, и они согласились с тем, что они неточно прописали весь Санкт-Петербург как историческое поселение.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Если сравнивать решения, которые вам приходилось принимать как дипломату, и решения, которые нужно принимать как политику, какие сложнее?

В. МАТВИЕНКО: Любое решение всегда сложно, потому что оно влечет за собой ответственность. Дипломатам тоже приходилось решать очень сложные вопросы. Когда я работала послом в Греции, это НАТОвская страна, и когда была поставлена задача продать наше российское вооружение в НАТОвскую страну, это очень нелегко было сделать, при сопротивлении, естественно, и США, и Турции, и других стран НАТО, которые предлагали более выгодные условия Греции, лучшие офсетные программы и так далее. Здесь надо было уже кружева плести на самом деле. И добиться этого было очень нелегко. Но нам это удалось на том этапе. Пожалуй, труднее всего – это решения, когда ты отвечаешь за жизнедеятельность такого крупного мегаполиса, 5-миллионного города, вот это самые трудные решения.

Политические решения, на мой взгляд, легче принимать. Дипломатические непросто, это зависит от обстоятельств и от уровня принятия решений. За время моей работы губернатором я подписала почти сто тысяч документов. Можете себе представить, каждый документ, который ты подписываешь, это возможный шаг в прокуратуру. Потому что все живые люди. Иногда надо решить проблему – законодательство запутано, еще что-то, и ты часто берешь на себя ответственность. Поэтому решения принимать непросто. Но если ты руководитель, ты не имеешь права не принимать решения, даже если, может быть, ты в чем-то ошибешься. Потому что такой риск постоянно над тобой висит.

И. ВОРОБЬЕВА: Если говорить о конфликтах принятия решений, как поступать, когда есть конфликт между принятием решения как губернатора и человеком, который очень любит Санкт-Петербург?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Есть две Валентины Матвиенко. Одна Валентина Матвиенко – это житель Петербурга, а вторая Валентина Матвиенко – это губернатор.

И. ВОРОБЬЕВА: Чиновник, руководитель.

В. МАТВИЕНКО: Я все-таки исходила во-первых из своей любви к городу. Кто бы что ни говорил, в чем бы меня ни обвиняли, что там снесли столько-то зданий… Да, действительно, здания в центре сносились. Но если бы правительство Санкт-Петербурга позволило снести хотя бы один реально памятник культуры, федерального или регионального значения, это уголовное дело, оно тут же незамедлительное было бы возбуждено. Здания с неопределенным статусом или здания, которые находятся за парадной стороной этих красивых кварталов, где стояли полуразрушенные здания, без фундамента, признанные экспертизой не подлежащими к восстановлению. Другого выхода нет – даже кирпича не бывает вечного.

Другого выхода в таких случаях нет. Ведь не губернатор принимает решение и даже не правительство. Для этого есть соответствующие службы, специалисты, экспертиза, которые оценивают степень износа здания, возможности его восстановления. Это очень непростой, сложный процесс. Были случаи, когда позволяли себе некоторые застройщики незаконные действия. В таких случаях мы привлекали либо к ответственности, либо подавали на них в прокуратуру. Поверьте, что это не только в это время отдельные здания, которые были построены как доходные дома, даже на ленточных фундаментах, полностью сгнившие. Это происходило на протяжении всех 300 лет существования Петербурга. Такие здания сносились.

Другое дело, что нельзя было ни в коем случае позволить снести здание историческое, ни в коем случае нельзя было позволить застройку, которая бы диссонировала с Петербургом. К сожалению, такие градостроительные ошибки были, и мы это признавали. В силу разных причин: архитекторы проектировали, службы согласовывали, с превышением высоты, со стеклянными куполами, на вписывающимися в архитектуру. Но, к счастью, таких градостроительных ошибок было все-таки не так много. Я думаю, история поставит всё на места, и они будут когда-то снесены.

И. ВОРОБЬЕВА: Согласитесь, Валентина Ивановна, что это довольно обидно и горько осознавать, что в нашей богатой стране самый красивый город нашей страны имеет такие дома, которые нельзя восстановить, и их приходится сносить.

В. МАТВИЕНКО: Еще раз говорю, это дома, которые не представляют никакой исторической ценности, это дома рядовой застройки. У нас был на Шкапина и Розенштейна целый квартал, в котором снимали фильмы о войне – он находился в таком состоянии. И дело даже не в том, есть деньги или нет, хотя, конечно, такого объема средств нет ни в городском бюджете, ни в федеральном, чтобы все здания восстановить. Нужно время. Даже не 10 лет, а 20 лет. Потому что нужны проектные мощности, которые развалились после 90-х годов, нужны реставраторы, специалисты, которых не хватает.

Но всё, что можно было спасти, сохранить, представляющее историческую ценность, в первую очередь это делалось. 3,5 тысячи объектов культурного наследия были отреставрированы, причем такие, которые казались уже потерянными. Скажем, Летний театр на Крестовском острове, он даже получил международную премию за качество реставрации и восстановления. Это Крюковы казармы, это дворец Алексея Михайловича, где открыт Дом музыки, это Ораниенбаум, единственный памятник, действительно уникальный дворцово-парковый ансамбль, который после войны сохранился в подлинном виде. Но там основной дворец просто уже съезжал с мансарды. И мы тогда занялись этим, восстановили к юбилею Ораниенбаума.

Я могу вам перечислить сотни, тысячи объектов, которые были спасены. И объемы финансирования на реставрацию, на восстановление в те годы выделялись в разы больше, чем в предыдущие годы. Но, конечно, ни времени не хватило, ни средств, чтобы всё привести в порядок. Я вам хочу сказать, что и в Париже, и в Риме, и в других городах, там не только власти этим занимаются, там и бизнес привлекают, и инвесторов…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это правда.

В. МАТВИЕНКО: Потому что никаких бюджетных денег не хватит. Я всегда выступала за то, за что меня тоже обвиняли, – не надо бояться привлекать добросовестных инвесторов для восстановления зданий, памятников. Важно, чтобы эти здания получили функцию, новую жизнь. Потому что если просто восстановить и не вдохнуть туда новую жизнь, он будет стоять не используемый. Важно при этом было, чтобы органы охраны памятников выдавали жесткую охранную грамоту, следили за реставрацией, за сохранностью этих зданий. И что мы делали в городе? Мы два раза в год открываем все памятники архитектуры, независимо от форм собственности, для того чтобы жители города приходили, смотрели эти уникальные здания и заодно смотрели, как сохраняются эти здания.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Валентина Ивановна, если все-таки вернуться к процессу принятия решений, к каким-то внутренним конфликтам. Были в вашей жизни решения, когда вы сама с собой не могли договориться долго?

В. МАТВИЕНКО: Были, конечно. Были сомнения. Я никогда не считаю, что я истина в последней инстанции. Были сомнения, нужно было лишний раз посоветоваться, послушать мнения других людей. Колебалась, думала, не сразу принимала решения. Конечно, были, и таких примеров много.

И. ВОРОБЬЕВА: А среди них есть решения, о которых вы жалеете сейчас?

В. МАТВИЕНКО: Таких крупных решений я не могу припомнить. Последнее здание, которое было на Невском, угол Невского, восстановлен разрушенный квартал, там компания Stockmann восстановила все исторические фасады, восстановила внешний облик, но превысила высоту. Конечно, с определенных мест это видно. Что я могу сказать? Комитет по градостроительству, архитекторы, градостроительный совет одобрили этот проект, поэтому он получил жизнь. Причем считалось, что поскольку это в глубине квартала, то ничего не будет видно. Но это ответственность архитекторов и тех, кто принимал это решение. Не может никакой руководитель единолично утверждать каждый проект, это невозможно. Это должны делать профессионалы. Каждым вопросом, каждым делом должен заниматься профессионал. Тем не менее, я считаю, что поскольку я в это время была губернатором, вина тоже на мне лежит.

И. ВОРОБЬЕВА: Т.е. вы жалеете об этом?

В. МАТВИЕНКО: Я жалею, что, в принципе, сделано хорошее, большое дело, восстановлен целый квартал, но вот эта ложка дегтя, она испортила бочку меда. Хотя Венедиктов ваш приезжал, сказал: «Мне очень понравилось. Чем они недовольны?» Есть разные точки зрения. Но если есть часть людей, которые недовольны, я разделяю эту точку зрения.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы в большинстве случаев говорите о тех решениях, которые связаны в Санкт-Петербургом. Сейчас в Совете Федерации решения как-то проще или, может быть, не такие интересные? Или для вас все-таки губернаторство в Санкт-Петербурге – это самое важное в жизни, и решения тоже самые важные?

В. МАТВИЕНКО: Из всех видов работ, которыми я занималась, конечно, это был самый трудный период, сложный, в политическом смысле сложный, потому что у нас город политически активный, очень много примешивалось политики, ярлыков, которые навешивались, всего остального. Но все-таки это был благодатный период, потому что мы так много сделали объективно. Я не хочу отчетов никаких делать. Надо спросить у жителей, спросить у учителей, спросить у врачей, сколько было сделано для образования, для здравоохранения. 250 тысяч семей, кто улучшил жилищные условия.

Спросите у таксистов, они вам скажут, сколько дорог, развязок новых появилось, и какие дороги. Вот у тех людей, кто реально работает в экономике и кто реально знает, что происходило в той или иной сфере. Мы создали целый автомобильный кластер на запущенных пустырях, где были сплошные свалки, которым было по 30 лет. Это новые рабочие места, это новые налоги в бюджет. Я читаю иногда прессу, некоторые пишут: ну вот что, она перетащила сюда налогоплательщиков, теперь они как бы уходят. Но дело в том, что за эти годы мы получили такой объем средств в бюджет… Именно благодаря этому мы построили столько школ, детских садов, театров, дорог.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Т.е. принятые решения получились плодотворными.

В. МАТВИЕНКО: Любой непредвзятый человек может сказать: Петербург 2003 года и Петербург 2011 года – это все-таки…

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Два разных Петербурга.

В. МАТВИЕНКО: Это вы сказали.

И. ВОРОБЬЕВА: Давайте мы прервемся на несколько минут на новости и рекламу, а потом вернемся в программу «Разбор полета».

НОВОСТИ

И. ВОРОБЬЕВА: Продолжается программа «Разбор полета». Я напоминаю, что у нас в гостях председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко. И мы продолжаем задавать вопросы о тех решениях, которые принимала наша гостья в своей жизни.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Меня интересует такой вопрос. Мне кажется, что довольно редко он звучит в нашей студии, потому что к нам редко приходят женщины политики, их очень мало вообще в России. Решения, которые принимает женщина в политике, они должны быть более жесткими, чем если бы эти решения принимал мужчина? Ей приходится больше обосновывать, или нет этого разделения полов?

В. МАТВИЕНКО: Когда ты уже на уровне принятия решений, то разделения полов точно нет. Решения – не важно, мужчина или женщина принимает, – они должны быть в первую очередь правильные, они должны быть обоснованными, не во вред. Я считаю, поскольку любое общество состоит из мужчин и женщин, во власти тоже должны быть представлены разные мнения, разные точки зрения. Все-таки женщины более склонны к компромиссам, они более склонны к гуманной стороне, они, может быть, менее настроены на противостояние. И всё это как в обществе, так и во власти должно балансироваться. Но на уровне принятия решений, когда уже в большой политике, там нет различий.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Какие-то внутренние конфликты, когда есть женское эмоциональное восприятие, даже материнское восприятие, если это касается личной жизни, и есть стена политики, как здесь принимаются решения?

В. МАТВИЕНКО: Безусловно, любой женщине свойственны такие черты, как вы сказали. Наверное, мы более эмоциональные, мы более близко принимаем к сердцу, чем мужчины. Иногда в принятии решений, безусловно, это учитывается. Но когда ты занимаешь высокий пост и ты отвечаешь за ту или иную сферу, то ты должен принимать те решения, которые полезны, которые нужны для страны, для людей. Иногда эти эмоции приходится в себе подавлять.

И. ВОРОБЬЕВА: Валентина Ивановна, мы спрашивали вас про двух Валентин Матвиенко – житель Петербурга и губернатор. А если мы спрашиваем про конфликт в принятии решений – вы как мама, как хранительница семьи и как чиновник, учитывая, что вы, занимая высокий пост, всегда под наблюдением журналистов, вы и ваша семья. Вот здесь конфликт принятия решений – как мама, как член семьи и как политик, как чиновник.

В. МАТВИЕНКО: Я разделяю эти вопросы – семья семьей, а служба службой. У нас так заведено в семье: нам есть о чем поговорить друг с другом, я никогда не вмешивалась в работу моего супруга, он никогда не позволял себе вмешиваться в мою работу, только сопереживал. Что бы кто ни говорил – я видела ряд вопросов, – я не позволяла себе никогда незаконных решений либо лоббистских в чью-либо сторону решений. Вот здесь на меня никто не мог надавить, никто не мог повлиять. Поэтому еще раз говорю – у меня совесть абсолютно чиста. Я много раз отвечала на эти вопросы. Не считаю нужным оправдываться. Потому что те, кто априори считают, что это не так, их не разубедить. Но если у кого-то есть факты, пожалуйста…

И. ВОРОБЬЕВА: Я прошу прощения, но я не могу не задать этот вопрос. Когда вы сейчас отвечали, вы наверняка говорили про своего сына Сергея Матвиенко, про которого постоянно вас спрашивают.

В. МАТВИЕНКО: Это вы имели в виду моего сына.

И. ВОРОБЬЕВА: Безусловно. Я думаю, что вопросы про Сергея Матвиенко нужно задавать самому Сергею Матвиенко, а не вам.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это логично.

И. ВОРОБЬЕВА: Поэтому мы хотели бы, чтобы он пришел к нам в программу. Вас же всё время мучают этим вопросам.

В. МАТВИЕНКО: Еще раз говорю – столько мифов и легенд… Если ты в политике, если ты руководитель такого города, что бы ты ни делал, что бы ты ни говорил, тебе априори не доверяют. У меня достаточно взрослый сын, и вы правы, он должен сам, если нужно, отвечать на любые вопросы, хотя в семье достаточно одного публичного человека, это уже тяжелейшая ноша не только для меня, но и для моей семьи. И столько, сколько мой сын перенес несправедливости, всякой лжи, всяких выдумок… Я не знаю, как он это выдерживает. Наша деятельность – и моя деятельность, и деятельность правительства, и других губернаторов, она находится под такой лупой... У нас прокуратура, правоохранительные органы, финнадзор и так далее. Нас проверяли постоянно, мы были постоянно под контролем. А в таком городе, как Петербург, каждый шаг на виду, ты виден, ты живешь как за стеклом. Поэтому никогда ни одного факта, ничего, только эти общие разговоры, досужие априори обвинения. Давайте закроем эту тему.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я задам свой вопрос по поводу политики и взаимоотношений с политическими оппонентами. Насколько здесь есть конфликт в решениях – вы как губернатор и сейчас как третий человек в государстве, но у вас есть свои политические убеждения, есть партия и есть политические оппоненты, здесь сложно принимаются решения или нет?

В. МАТВИЕНКО: Это только диалог. И у нас в составе Законодательного собрания были 4 партии представлены. Естественно, я, как губернатор, встречалась как в целом с Законодательным собранием, так и с каждой фракцией Законодательного собрания, и всегда была открыта к такому диалогу. Мы спорили, мы доказывали, я слушала аргументы оппонентов. Я вообще по жизни человек очень толерантный. У меня нет амбиций, что я так считаю, только я права. Нет. Я всегда слушала своих оппонентов. Последний год я вела активный диалог с градозащитной общественностью, где были представители разных партий, была градозащитная общественность. Да, неприятно было, когда какие-то вопросы задавали, но я старалась вести диалог.

Вот сегодня я пришла к вам на «Эхо Москвы». Мне ведь не нужна никакая реклама. Я знаю, что есть определенная часть аудитории… Я почитала некоторые вопросы, я поражена, сколько у людей злобы, желчи и ненависти, у людей, которые не знают меня, которые не сталкивались никогда со мной, но у них уже штампы по отношению ко мне. Но я пришла. Я могла этого не делать. Я все-таки считаю, что мы должны слышать друг друга, слушать и слышать друг друга. И пусть оппоненты услышат другую точку зрения, так же как я готова услышать их точку зрения и с ними подискутировать.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: В этом вопросе меня больше поразила ваша сегодняшняя встреча с Алексеем Навальным. Вы сказали, что готовы с ним встретиться и подискутировать.

В. МАТВИЕНКО: Конечно . Я не ухожу от диалога, я открыта для диалога.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Редкое качество для нынешних политиков. Это, может быть, ваша женская черта? Больше любопытства к людям.

В. МАТВИЕНКО: Я всю свою сознательную жизнь в политике, я понимаю важность этого. Нисколько не рисуюсь – я понимаю, не должно быть догматизма, власть не должна быть в тени, в тиши. В последнее время мы идем на диалог, мы встречаемся, мы делаем власть открытой перед обществом. Да, пока не всё получается, не всё так, как хотелось бы. Но это движение очевидно. И пусть это большая или меньшая часть населения, не важно, которая просто ненавидит власть, ненавидит всё, что связано с властью. Но это наши граждане, это жители нашей страны, и мы должны с ними общаться. Нельзя сказать: это нас не интересует, потому что они против нас. Наоборот, надо постараться убедить их, сделать их если не сторонниками, то по крайней мере, чтобы они получили ответы на те вопросы, которые они хотят услышать. Если они хотят, конечно, услышать ответы на эти вопросы.

И. ВОРОБЬЕВА: Мне кажется, мы резко перескочили из Санкт-Петербурга в Совет Федерации. Тяжело далось решение покинуть Санкт-Петербург и пойти в Совет Федерации? Это же было решение.

В. МАТВИЕНКО: Да, тяжело. Мне всегда было тяжело уезжать из Петербурга. Но я абсолютно уверена, что два срока для губернатора, и не только для губернатора, для любого руководителя два срока – это достаточно, для того чтобы максимум реализовать себя, максимум сделать полезного. Дальше нужно людей двигать по горизонтали, по вертикали, если они способны, если они готовы к этой работе, с тем, чтобы глаз не замыливался, чтобы острота восприятия не терялась, чтобы интерес к работе не терялся. Потому что когда уже по третьему кругу, уже не то восприятие. Конечно, было тяжело, было сложно, но это решение было правильное.

И. ВОРОБЬЕВА: Не жалеете?

В. МАТВИЕНКО: Я всегда жалею, что я вне Петербурга.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Скучаете.

В. МАТВИЕНКО: Скучаю, конечно. А то, что касается Совета Федерации, для меня это своего рода новый вызов, это другая работа. Искренне говорю – я с интересом работаю. У меня был опыт парламентской деятельности в Верховном Совете СССР. Сейчас другая ситуация, другой исторический этап развития страны. Но я с удовольствием езжу по регионам, я знакомлюсь не со слов, не с докладов, не с отчетов, я знакомлюсь с положением на местах: как живут регионы, как там живут люди, какие там есть проблемы. Это очень важно, если ты находишься на таком уровне принятия решений. Ты должен понимать от земли ситуацию. Поэтому я в последнее время очень много езжу по регионам. И буду дальше ездить. Я получаю такой массив понимания ситуации на местах, что я доношу свое мнение, свою точку зрения до руководства тоже.

И. ВОРОБЬЕВА: А когда было принято решение уходить из Санкт-Петербурга, переходить в СФ, вот этот механизм, который произошел при переходе (необходимо было пройти некий механизм)… Когда вы принимали это решение, вы же понимали, наверное, что этот механизм люди воспримут не совсем так, как это выглядело на самом деле.

В. МАТВИЕНКО: Так называемая Красная речка, она стала теперь всемирно известным округом, хотя я баллотировалась в двух округах.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Интересно, повлияло ли это на приток инвестиций туда.

В. МАТВИЕНКО: Закон о порядке формирования Совета Федерации. В СФ может быть направлен только депутат любого уровня. Я открыто сказала о том, что целый ряд губернаторов рекомендовали меня на работу в СФ. Я потом встретилась с президентом, он сказал, что поддерживает это решение. Прежде чем принимать внутреннее решение для себя, я встретилась с коллегами по СФ и честно им сказала: «Если вы считаете, что это нужно, что вы меня готовы поддержать, я пойду, как положено по закону, на муниципальные выборы и приду в СФ. Но если вы сейчас скажете, что нет, вы меня не поддерживаете, – никаких обид, я этого шага делать не буду». И дальше надо было выбираться в муниципальном совете.

Опять-таки могут верить, могут не верить, но несколько муниципальных советов предложили избираться по их округу. Два, которые были в ближайший срок, это в Петровском и в Красной речке. Я приняла решение избираться. Я строго поступила, как положено по закону. При этом я ничего не скрывала, не говорила, что я буду работать депутатом муниципального совета. Естественно, люди понимали, что речь идет о выдвижении нашего губернатора города в Совет Федерации. Такого интереса к выборам в этих двух округах в Петербурге никогда не было, и я не знаю, будет ли еще. На муниципальные выборы, как правило, ходило 9-12%.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Мне кажется, практически всегда так бывает, к муниципальным выборам не очень большой интерес.

В. МАТВИЕНКО: На этот раз явка была 37%. Кто сомневается в том, справедливы эти выборы или нет, пусть спросит у многочисленных наблюдателей, которые там были, журналистов, телекамер. Когда приходили представители оппозиционных партий с удостоверением «журналист», чтобы попасть на участок, мне говорили: «Так они на ксероксе распечатали». Я сказала: «Пускайте, пожалуйста, всех, кто хочет, ничего не скрывайте». Считали по головам. Никаких вопросов по явке нет. И когда вскрывали урны, это всё было на глазах у людей, подсчет голосов.

И. ВОРОБЬЕВА: Вы были уверены в своей победе.

В. МАТВИЕНКО: Я была уверена в своей победе. Я знаю поддержку населения, при всех критике, которая была, я знаю, что петербуржцы поддержат меня в этом решении. И получилось так, как получилось, как посчитали, как были результаты. И в одном, и в другом округе (причем это разные округа – один в центральном районе, другой в рабочем Кировском районе) примерно результаты были одинаковые. Если бы хоть у кого-то был один пример недобросовестного подсчета, были бы последствия. А начинали придумывать всякую ерунду и сделали из этой истории какое-то событие.

И. ВОРОБЬЕВА: Мы начали говорить про СФ. Я бы хотела спросить вот о чем. Правозащитники обратились в СФ, я так понимаю, что лично к вам, чтобы отклонить закон о гостайне. У вас есть какое-то решение по этому вопросу? Вы будете их убеждать? Или решение уже принято?

В. МАТВИЕНКО: Я не могу сейчас прокомментировать, потому что я не видела еще обращение, еще с этим законом не работала, поэтому не готова к комментариям. Я посмотрю внимательно.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Тогда к вопросам от наших слушателей. Валентина Матвиенко – скажу я нашим слушателям и зрителям – прочитала значительную часть вопросов, которые вы прислали на сайт.

И. ВОРОБЬЕВА: Притом что их было 400.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Все, включая ругательные и очень ругательные. Несколько вопросов, на которые можно отвечать, потому что это не выражение ваших эмоций, а действительно вопросы. Если касаться работы в СФ, то просят вас прокомментировать ситуацию с сенатором Нарусовой. Ситуация не очень корректная, скажем так.

В. МАТВИЕНКО: Коллеги, в первую очередь, за последний год у нас очень серьезно обновился СФ, этот процесс продолжается. У Людмилы Борисовны 14 октября истек срок ее полномочий. Формированием СФ занимаюсь не я, не СФ, не кто-то другой. По Конституции право делегировать в Сенат есть у органа исполнительной власти региона, то бишь у губернатора, и у органа законодательной власти, законодательного собрания. Господин губернатор Брянской области вел переговоры с Людмилой Борисовной. Я не посвящена в эти переговоры. 10 лет Людмила Борисовна работает в СФ. Естественно, идет обновление. Он, наверное, посчитал, направив вместо нее представителя другой партии, что так может быть лучше для консолидации или политической стабильности. Я не знаю его мотивацию. Но никто, кроме губернатора… Если говорить о качестве состава СФ, то это ответственность губернаторов и законодательных собраний. Потому что это их конституционное право - формировать Верхнюю палату. И никто на это решение влиять не может. И до последнего момента – я читала комментарий Людмилы Борисовны – складывалась ситуация, что он ее повторно направит. Но он принял другое решение. Это его право. Надо ему задать вопрос, чем он руководствовался, принимая такое решение.

И. ВОРОБЬЕВА: У вас были конфликты с Людмилой Нарусовой в Совете Федерации…

В. МАТВИЕНКО: У меня? Господь с вами.

И. ВОРОБЬЕВА: Летом этого года, насколько я понимаю, вы посчитали, что она оскорбила СФ своими заявлениями…

В. МАТВИЕНКО: Меня так многое связывает с Анатолием Александровичем Собчаком и с Людмилой Борисовной Нарусовой, я настолько чту память Анатолия Александровича – мы поставили памятник ему в годы моей работы, у меня всегда были очень хорошие отношения и с ним, и с Людмилой Борисовной. У меня никогда не было с ней личных конфликтов. Что касается высказывания… Когда человек 10 лет работает в СФ и оскорбительно высказывается в адрес сенаторов, мне показалось это некорректным, только в этой части. Нельзя всех называть китайскими болванчиками или как там, не помню, было сказано. Это не так. Поверьте, в СФ есть уникальные люди, прошедшие уникальную школу, опытные, интересные, самодостаточные, состоявшиеся.

Если у кого-то складывается мнение, что там сидят и штампуют законы, это неправда, это не так. По крайней мере, я могу это говорить за последний год моей работы в СФ. Я знаю, какие жаркие дискуссии проходят на комитетах, на парламентских слушаниях, при обсуждении законов. Пять законов мы отклонили. Знаю, что многим это не понравилось. На нас никто не давит.

И каждый сенатор сам по себе голосовать не может, он должен позвонить губернатору и спросить: «Я представитель такой-то области, вот сегодня такой закон. Как мне голосовать?» Потому что он голосует не только он своего имени, он голосует еще от органа власти, который его направил. Поэтому в этой части сенаторы достаточно свободные люди, потому что они зависят от региона, который их делегировал. И только в этой части я высказала свою точку зрения, что нельзя оскорблять коллег, с которыми 10 лет бок о бок работала. Это некорректно. Только в этой части. А так у меня были и есть с Людмилой Борисовной очень хорошие отношения.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Еще один вопрос, тема, которую очень многие затрагивают, – ситуация вокруг стадиона для футбольного клуба «Зенит». Пишет наш слушатель: «Уважаемая Валентина Ивановна, вы как ответственный чиновник на посту губернатора Санкт-Петербурга заявляли, что новый стадион примет первых болельщиков в 2009-2010 году. Воз и ныне там».

В. МАТВИЕНКО: По стадиону надо сказать, потому что и вопросы есть, и в конце концов надо поставить точки над i. Я очень рада, что сейчас Счетная палата приняла решение проверить смету и строительство стадиона. Был проведен международный конкурс, выиграл этот международный конкурс японский архитектор Курокава. После этого началось проектирование и строительство стадиона. Но клуб «Зенит», он любимая команда не только Санкт-Петербурга, но он мощный, его поддерживает «Газпром». По ходу строительства начали появляться новые пожелания.

Первое – надо построить выдвижное поле, чего не было в проекте. Значит, надо было перепроектировать, это удорожало проект. Потом посчитали нужным построить открывающуюся и закрывающуюся кровлю. Вы понимаете, что это дополнительное проектирование и дополнительные серьезные затраты, потому что Санкт-Петербург – это самый северный мегаполис в мире: и снеговые нагрузки, и всё – это очень серьезная тема для проектировщиков, чтобы сделать безопасной эту кровлю. Естественно, снова перепроектирование, снова экспертиза.

Поскольку сделали закрывающимся стадион, в 2009 году, если не ошибаюсь, МЧС изменило требования в целом, пожарные требования к закрытым помещениям после нескольких пожаров. А поскольку теперь стадион стал закрытым помещением, там выставили такие требования… Надо было дополнительно 15 пожарных лестниц, входы и выходы и так далее. Это тоже потребовало уточнения проекта, перепроектирования, повторного согласования – соответственно, удорожания.

Потом дальше приезжает ФИФА. Когда Россия выиграла Чемпионат мира 2018 года, то, конечно, хотелось и ФИФА, и нам, чтобы как минимум полуфинал проходил в Санкт-Петербурге. Для того чтобы проходил полуфинал, надо было, чтобы было не менее 65 тысяч мест. А стадион был спроектирован на 45 тысяч. Значит, надо было перепроектировать на 67 тысяч, надо было изменить трибуны и целый ряд требований к парковкам и так далее. Это вот такая судьба, что называется. Снова пришлось перепроектировать. И это усложнило, сроки затянуло и так далее.

Но всем радиослушателям хочу объяснить, что проектно-сметная стоимость утверждается Главной государственной экспертизой и никем иным. И мы, как правительство, всё время просили Главгосэкспертизу: пожалуйста, ужмите, удешевите, где-то еще раз посмотрите, может быть, проектировщики где-то чего-то лишнего сделали и так далее. Так вот после всех этих переделок, насколько я знаю (за последний год, естественно, я отстала от этой темы), сейчас окончательно проект не вышел из Главгосэкспертизы.

Уже теперь окончательный проект – после ФИФА, после МЧС, после выдвижного поля… Было сначала 180 тысяч квадратных метров подтрибунных площадей. После перепроектировки уже 250 тысяч. Естественно, всё это приводило к удорожанию. Потом каждый год же дорожают материалы, инфляция и всё остальное. Поэтому пусть Счетная палата разберется, чтобы не говорили – распилили эти чиновники, украли, еще что-то. Пусть Счетная палата разберется и даст обществу публичный отчет, что там на самом деле.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Последний традиционный вопрос. Над каким решением сомневаетесь сейчас?

В. МАТВИЕНКО: Сомневаюсь по нескольким законам, которые сейчас мы рассматриваем в СФ, и по тем, над которыми мы работаем еще на начальной стадии концепции.

И. ВОРОБЬЕВА: В первую очередь по какому?

В. МАТВИЕНКО: Есть вопросы по гражданскому кодексу. После баталий Государственная Дума приняла одну нашу поправку, касающуюся дееспособности инвалидов, мы очень настаивали на ней. Еще есть много вопросов по гражданскому кодексу.

И. ВОРОБЬЕВА: Т.е. всё связано с работой в Совете Федерации.

В. МАТВИЕНКО: Конечно. Это сфера моей ответственности сейчас.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Соответственно, все решения там. Спасибо большое. В программе «Разбор полета» была Валентина Матвиенко – председатель Совета Федерации, бывший губернатор Санкт-Петербурга, дипломат. Если мы будем сейчас перечислять, будет много ваших должностей. А программу для вас вели Татьяна Фельгенгауэр и Ирина Воробьева. Всем счастливо.