Мемуары художника Бориса Жутовского. Часть 5 - Ночное рандеву - 2011-09-21
М. ПЕШКОВА: Три десятка лет ушло у художника Бориса Жутовского, чтобы создать панно, висящее в его мастерской. О заповеднике в Непале, о том, как Жутовский купал слона, расскажем тогда, когда Борис Иосифович вернется из странствий по Уралу, где он нынче. Это из цикла «Годы», который наравне с «Гениями» и «Памятью» (всего шесть циклов), воплощены в этой работе художника. Борис Жутовский о друге.
Б. ЖУТОВСКИЙ: Сегодня я хотел бы рассказать вам историю своего школьного приятеля. Мы познакомились с ним еще в 110 школе много-много-много лет тому назад. Это такой писатель, историк и очень любопытно интересный человек Натан Яковлевич Эйдельман. История его жизни кратка. Его отец Яков Наумович Эйдельман из города Одессы в гимназии дал по морде учителю за то, что тот обозвал его жиденком. Вырос, стал журналистом, ушел на фронт. В конце войны его собирались наградить орденом Богдана Хмельницкого. Он положил орден на стол и сказал, что орден этого погромщика и антисемита он носить на груди не будет, за что тут же загремел в лагерь.
Вернувшись из лагеря, он сказал, что он не будет работать, а будет воспитывать внучку, что и делал до конца своей жизни. Но одновременно с этим он писал дневник. Как человек отсидевший, с одной стороны, литературно образованный, оснащенный и грамотный, с другой стороны, он писал один из самых поразительных дневников, которые я видел в своей жизни. Он год читал Гоголя и выписывал цитаты из Гоголя. Потом он год читал Сатлыкова-Щедрина и выписывал цитаты из Салтыкова-Щедрина. Год читал Чехова. Вот такой был дневник Якова Наумовича Эйдельмана.
Тоник – так называли Натана Эйдельмана всего его друзья. Тоник окончил в 52 году истфак Московского университета, там оказался в числе людей, которые в силу перемен в нашей стране со смертью Сталина и с приходом Хрущева… Группа историков собиралась с идеей пересмотра поведения и учения народа и власти, адресуясь к первоисточнику, к Ленину, к марксизму и всему прочему. Тем не менее, это было расценено властью как ревизионизм. Это была такая знаменитая группа Ренделя и Краснопевцева. Тоник буквально в ней не участвовал, поэтому его не посадили. А часть группы посадили, и на много лет.
Но Тоник лишился возможности преподавать в школе. А он, как сын репрессированного человека, не мог рассчитывать ни на что, кроме как преподавание в средней школе. Он лишился преподавания в средней школе. С большим трудом ему удалось устроиться в районный краеведческий музей в городе Истра. На всем этом процессе вел себя в высшей степени достойно, долгие годы после этого мучился и фактически не работал. Он стал писателем – это фактически был выход из своего трудного человеческого поведения, людского поведения. Он был одним из моих близких друзей, мы многие годы прожили рядышком и вместе. Многие его книжки я иллюстрировал.
Я хочу рассказать сегодня одну из любимых мною им рассказанных и им раскопанных историй. Это история Брауншвейгского семейства. После смерти Петра I по генеалогическим обстоятельствам на престол был призван внук Ивана, старшего брата Петра I, полуторагодовалый Иоанн Леопольдович. Он был сыном Анны и герцога Брауншвейгского. Они были призваны на царствование, приехали в Престольную. Она была назначена регентшей, потому что ему было всего лишь полтора года. Гуляли, веселились, радовались.
За эти год с небольшим, сколько они позволяли себе это удовольствие, она родила ребенка, следующего ребенка, девочку. Родила ее по пьяному делу в коридоре. И гвардеец, стоявший на часах, приняв у нее роды, уронил девочку. И она была глуховата, косноязычна. Вскоре после этого последовал, как нам всем известно, переворот Елизаветы, и семейство было сослано. Елизавете пришла в голову грамотная мысль о том, что это претенденты на престол, которые имеют на престол такое же право, как и она. А они уже помазаны на престол, а он по мужской линии, она по женской.
Тогда они были схвачены и переправлены в Холмогоры, те самые Холмогоры, где родился Ломоносов. Они были помещены там в маленький так называемый дворец за гигантским забором. И это семейство продолжало там жить. Это был сам Генрих Брауншвейгский, Анна Леопольдовна и двое детей. Забегая вперед, скажу, что они в этом заключении родили еще детей. Так что жизнь их там была в высшей степени тяжела.
Этой историей впервые заинтересовался Александр Сергеевич Пушкин, когда ему Николай позволил рыться и готовить документы о пугачевском восстании. У него в записках всего лишь две строчки – Брауншвейгское семейство, не более того. А Тоник продолжил эти изыскания.
В ночь с 25 ноября 1741 года Елизавета Петровна захватила власть. И эти четверо арестованных – он, она и двое детей были сначала сосланы в Ригу, а потом помещены в Холмогоры. Иоанн Антонович, по сути, был Иваном VI, если считать от Калиты, или Иваном V, если считать от Ивана Грозного. Екатерине, второй дочке, в это время было четыре месяца. За 14 дней до ареста сам Ульрих Брауншвейгский стал генералиссимусом.
И они поместились в Холмогоры. Это в 70 верстах от Архангельска. В 1762 году, когда уже на престол вступила Екатерина, туда с ревизией был отправлен Александр Ильич Бибиков, придворный генерал-майор, важный человек при дворе, чтобы проверить что, как и почему. К тому времени Брауншвейгское семейство находилось в Холмогорах уже 17 лет. За это время она родила еще троих детей, она родила еще Елизавету, Петра и Алексея, двух принцев и одну принцессу.
Накануне своего 16-летия Иван Антонович, старший сын, бывший император, был забран из Холмогор и помещен в Шлиссельбургскую крепость. С тех пор семья о нем вообще никогда больше ничего не знала. Судьба его была достаточно трагичной. Он просидел в Шлиссельбурге достаточно долго. По-моему, где-то в районе 25 лет была попытка капитана Маневича его освободить. Капитан Маневич был казнен, а Иоанн был задушен.
Жизнь их была очень тяжелой, потому что они не имели права выходить даже за ограду этого так называемого дворца. Они не общались ни с кем даже из местных жителей. И все депеши, которые шли от императрицы туда, всем людям, которые следили там за ними и охраняли их, запрещались любые контакты с кем бы то ни было. Более того, это никогда не называлось Брауншвейгское семейство. Тайное семейство – таким образом это упоминалось в документах, крайне осторожно. Потому что у Екатерины была одна ясная проблема – это были наследники. Екатерина-то захватила власть, а это были помазанные наследники. И это всё продолжалось довольно долго. В 1762 году впервые туда приехал Александр Ильич Бибиков, который тщательнейшим образом разбирался в их житие-бытие, обсуждал с ними что и как. Они ему жаловались, что им привозят дурные продукты и вместо Гданьской водки комендант дает им поддельную местную водку.
М. ПЕШКОВА: Самогон?
Б. ЖУТОВСКИЙ: Конечно. Бибиков, приехавши после этой ревизии, написал очень эмоциональную записку Екатерине о том, что надо бы повнимательнее, посердобольнее относиться к этому семейству. Это вызвало крайнее неудовольствие Екатерины, и Бибиков вынужден был уехать на несколько лет в свое имение в Рязанской области. Как утверждает Александр Сергеевич Пушкин, Бибиков был без ума влюблен в одну из принцесс – в Елизавету. Екатерина была ушиблена, глуха, косноязычна.
А Елизавета была удивительно хороша, легка, эмоциональна. У нее был роман с сержантом, который ее охранял. Она играла с ним в карты, играла с ним в прятки, за что, при внимательном рассмотрении этих обстоятельств, комендант сначала сделал ему реприманд и не пускал уже в покои. Тогда Елизавета зачастила в нужник. Потому что из окна нужника было видно окно его сторожки. Он был рыж и крив на один глаз. Но всегда, когда он с ней общался, он к ней поворачивался только той стороной, которая была не кривая. Поэтому и возникла влюбленность. Потом его убрали оттуда вообще. Он, как было написано у Александра Сергеевича, одумался, женился и сделал среднюю, неплохую военную карьеру. Но Елизавета впала в невероятную истерик у, около года худела, не чесалась, мрачнела, не ела. Была настоящая любовная трагедия.
В 1764 году, т.е. через два года после того, как приезжал к ним Бибиков, Иоанн погиб, его удушили в тюрьме на 25 году жизни. В это время в мире-то что происходит? Французское просвещение – Руссо, Вольтер, Дидро. Американская революция. Кук и Бугенвиль открывают в Тихом океане кучу островов. Идут постоянные депеши к императрице от них, времени от времени от отца. Рожая четвертого ребенка Алексея, Анна Леопольдовна умерла. Мать умерла, и остался он с тремя детьми.
Помимо водки, они жалуются на то, что им присылают какие-то корсеты (по-нашему лифчики, бюстгальтеры), но они не знают, как ими пользоваться. Поэтому нельзя ли прислать кого-нибудь, кто бы научил, как ими пользоваться. Он обращается с просьбой к императрице, чтобы им позволили учиться, хотя бы какой-то грамоте. Никаких ответов. Как потом выясняется, они выучились грамоте по счетам, рескриптам, государственным бумажкам, которые к ним приходили. Говорили они только на том языке, на каком было принято в этих краях, т.е. с северным акцентом.
В 1770 году происходит пугачевская канитель, уже не до них. Через год умирает Бибиков. К 76 году у Екатерины уже трое детей. А те сидят уже 35 лет. Как я говорю, это первые политические заключенные в истории России. Вскорости умирает и отец. Умирает отец, остаются трое детей. И Екатерина решает отпустить их к тетке, к королеве Швеции и Дании и пишет ей письмо о то, что, матушка, хочу племянничков тебе подкинуть, но с условием, чтобы они жили у тебя в замке, как можно более удаленном от моря. На что королева датская робко отвечает, что ни в Дании, ни в Швеции замков, удаленных от моря, нет. И она предлагает поселить их в маленьком-маленьком городке Хорсенс.
Их сажают на корабль. Они плачут криком – они никогда не видели корабля, они не знают, что это такое. Тогда губернатор архангельский сажает к ним на пароход свою жену, чтобы они понимали, что ничего страшного. Она с ними едет до устья Двины, там сходит с корабля. Но за это от Екатерины II он получает серьезный реприманд. Они отправляются на корабле, прибывают в Данию. Королева их не принимает, поселяет их в замке, и они начинают писать письма. Они выучились грамоте по тем самым бумажкам. Они пишут на русском языке, но с невероятными бюрократическими формами письма.
Пишут письма королеве и Екатерине с просьбой вернуть их в Холмогоры. Они не видятся с местным населением, они не понимают языка, в замке им тесно, а там они хоть на волю выходили. Летом они гуляли, там было озеро, на лодочках катались. Эта сумасшедшая милая сестра рисует по памяти рисуночек замка Холмогор. Он нарисован у меня в картинке.
Когда мы с Тоником начали думать о том, как оформить это, он мне говорит: «Борька, я помню, в очень старых журналах – в старые годы выходили такие журналы, до революции и в начале революции – там были силуэты этих двух принцесс и двух принцев». Нарисованы они были доктором, который был им представлен. А доктор этот был отцом агента третьего отделения, который потом следил за Александром Сергеевичем Пушкиным. Мы с ним потратили неделю в пушкинском доме, листая журналы. Нашли. Вот четыре силуэта и рисунок принцессы этого замка в Холмогорах на картинке, посвященной Тонику.
Эти принцы и принцессы умирают один за другим в Дании, в крошечном городке Хорсенс. Последней умерла вот эта больная, глухонемая, косноязычная Екатерина в возрасте 67 или 68 лет. Т.е. это первые политические заключенные в России, проведшие по-нашему в лагерях больше 40 лет.
На этом история не кончается. Прошли годы. В наше время я покупаю книжку. Автор этой книжки Оуэн Мэтьюз, называется она «Антисоветский роман». Я начинаю читать эту книжку и, как говорят охотники, шерсть на загривке встала у меня дыбом. Он рассказывает о своей семье. Это молодой английский журналист. Его дед Борис Бибиков, начальник строительства Харьковского тракторного завода, коммунист, большевик, яростный, старательный. Биография всё та же. Через некоторое время большевика сажают и расстреливают. Двое его дочерей отправляются в чудовищное советское странствование по детским домам.
Война. Голод. Караул. Выживают эти две девочки только потому, что директор одного из детских домов в Приуралье принял в них участие, подкармливал, обихаживал и заботился. Как эти две девочки не потерялись, как они выжили, он об этом не рассказывает, а рассказывает историю своей семьи дальше. Девочки выросли, вернулись в Москву, потому что в Москве жила их тетка, поступили учиться. Одна из них кончила филологический факультет Московского университета и стала работать в одной из московских газет, сейчас запамятовал в какой, но не в этом суть.
Она познакомилась с молодым английским журналистом, приехавшим в Москву. У них начался роман. Журналиста немедленно выслали из страны, и роман этот превратился в эпистолярный – они писали дуг другу письма каждый день. Молодой журналист, автор этой книжки, сын этого брака. В какой-то период нашей истории – вы это, конечно, помните, слушатели наши этого, конечно, не помнят – в силу разных политических обстоятельств Хрущевым был разрешен брак трех пар: это Камилла Грей и Жилинский, наш художник, еще одна пара и вот эта самая пара журналиста и нашей матери автора этой книжки.
М. ПЕШКОВА: Какой это был год?
Б. ЖУТОВСКИЙ: 61-й или 62-й. Она уехала в Англию. Сын иронизирует по поводу того, что роман весь вылился в эпистолярный жанр. Но, тем не менее, они жили вместе и живут еще до сегодняшнего дня, родили сына, и сын приехал в Москву. Сын приехал в Москву как журналист какой-то газеты, и первым делом он отправился в город Харьков, чтобы зайти в местный КГБ и посмотреть дела своего деда Бориса Бибикова. Три бумажки: ордер на арест, первый допрос, приговор, расстрел. Его жена, бабушка, тоже погибла.
И он находит в Москве свою тетку, младшую сестру своей матери, которая живет на Фрунзенской набережной. Целый год он живет в Москве и описывает нашу с вами жизнь в начале 90-х годов. Он описывает общественные туалеты, он описывает грязные рынки, он описывает всю ту чудовищную для английского молодого мальчика жизнь, которую он здесь видит. Он ходит к тетке, он общается с людьми. Слава тебе, господи, его никто не выгоняет ни откуда. После чего он пишет вот эту книжку – «Антисоветский роман», которую я очень советую прочитать нашим слушателям, потому что она крайне любопытна.
М. ПЕШКОВА: Еще раз назовем его имя.
Б. ЖУТОВСКИЙ: Оуэн Мэтьюз, «Антисоветский роман». А фамилия его матери – Бибикова. Она прямая наследница, потомок того самого Бибикова, который был влюблен в одну из принцесс, сидевших в Холмогорах почти 40 лет.
М. ПЕШКОВА: Вновь в гостях у художника Бориса Жутовского, вновь сижу перед его огромной работой. Три десятилетия отданы ей. А литературным воплощением этого труда стал двухтомник «Как один день». Видела его только в магазине «Москва» на Тверской и больше нигде. Да еще у самого Жутовского. Ох, до чего ж тяжел, пять килограммов весит. Но чертовски захватывает. Звукорежиссеры Марина Лилякова и Александр Смирнов. Я Майя Пешкова, программа «Ночное рандеву». До встречи ровно через неделю.