Личный приём - 2021-07-26
И. Воробьева
―
21 час и 4 минуты в Москве, 23:04 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Как всегда, идет из двух городов. Здесь в Москве – я, Ирина Воробьева, ну а в Екатеринбурге – Евгений Ройзман. Добрый вечер.
Е. Ройзман
―
Всем привет.
И. Воробьева
―
Простите, что я пропустила предыдущую программу. Пришлось очень быстро и очень срочно скататься в командировку. Но я вернулась и вот здесь с вами. Надеюсь, у вас все было хорошо. Я бы хотела спросить о ситуации, конечно, с ковидом и с прививками в регионе, потому что здесь у нас тоже какие-то очень странные истории. Никак мы психологическую отметку 800 не можем преодолеть, все время одинаковые цифры, хотя цифры все равно жутко пугающие.
Е. Ройзман
―
На самом деле, смертность продолжает оставаться высокой. В регионе 50 тысяч доз вакцины поступило, но это капля в море. Не хватает. На конец августа идет запись, то есть через месяц только. Но народу хотят прививаться все больше и больше, потому что реально мест в больницах нет, смертность угрожающая, болеет очень много народу. Сейчас только что с главврачом одной ковидной больницы разговаривал. Он говорит: «Рекомендации остаются все те же: дистанция, маски, стараться не посещать особо, не быть в толпе и, конечно, по возможности вакцинация». Все. Пока вот такие рекомендации. Самое главное – не заболеть.
И. Воробьева
―
А с чем приходят в основном на прием в последнее время?
Е. Ройзман
―
Услуги ЖКХ. Люди не справляются. Очень много пенсионеров пошло по продуктовым наборам. Просят, чтобы помогли с продуктами. Вот вынуждены заниматься. Ну и по самым разным. Ты же понимаешь, очень много связано с ковидом: там скорая не едет, там положить, там на КТ помочь записать. Но это везде так. Почему мы четко ситуацию и понимаем, что очень много обращений. Но, вообще, обращений вал. Обращений стало очень много. Ну, вполне возможно, связано с тем, что Фонд знают, Фонд на слуху. По самым разным случаям обращаются.Но я тебе скажу интересную одну вещь. У меня опыт приемов с 1999 года. И я, в общем-то, никогда не останавливался. Опыт огромный. И самое сложное в этом – когда люди не могут сформулировать, чем им можно помочь, и пытаются вывалить все свои беды и проблемы одновременно. И вот это неумение формулировать очень мешает.
И конечно, очень сильно задевает, когда пытаются обмануть. А ты эти вещи уже понимаешь издалека, видишь издалека. И как только тебя пытаются обмануть, у тебя руки опускаются. И, может быть, даже и надо помогать, а помогать неохота. Ну, приходится какие-то вещи делать через силу. Пришла женщина и говорит: «Вот у меня там такая ситуация. Ребенок болеет. У меня огромная задолженность за жилищно-коммунальные услуги. Помогите оплатить». Ну а мы же Фонд официально. Давай все вычислять, узнавать. Ей говорим: «Ну все, мы вам оплатим, официально оплатим». Она говорит: «Нет, дайте мне наличными деньгами. Я сама оплачу».
И мне становится понятно, что она меня обманывает. Но мне понятно, что у нее есть что-то более важное, на что ей сейчас нужны деньги. И если б сказала открытым текстом, проще бы было. К сожалению, такого много. Но когда ситуация в экономике ухудшается, то конечно идет больше народу.
И. Воробьева
―
Кстати, по поводу скорой помощи. Тут издание «Важные истории», на которое тоже написали донос и потребовали признать иностранным агентом… Кстати, посмотрите по этому поводу колонку у главного редактора «Важных историй» Ромы Анина. Они провели целое исследование по поводу того, сколько скорая помощь едет до россиян. И получилось, что миллионы россиян, по их подсчетам, могут просто ее не дождаться из-за того, что они живут в таких населенных пунктах, где скорая помощь очень далеко.
Е. Ройзман
―
Ирин, я в этой теме достаточно глубоко в силу обстоятельств. Ну вот сейчас со скорой помощью вообще проблема в больших городах. И бывает, что сутки не едут и двое не едут. Очень сложно. А в маленьких населенных пунктах, наоборот, стараются доезжать до всех. Потому что скорая помощь и медицина в регионах в принципе не столько, может быть, медицина, как возможность какой-то коммуникации для людей. И скорую вызывают по самым разным поводам: и голова заболела, и давление скакнуло. И привыкли, что она приезжает. Но это действительно единственный способ коммуникации для сел и деревень. Поэтому совершенно разная ситуация.
Е.Ройзман: Единственный мой рецепт – не сдаваться, не участвовать, оставаться при своем мнении, уметь его отстаивать
Но проблема есть. Им действительно работать тяжело. Сейчас они с ног сбиваются. Их очень много по два и по три раза переболели. Но они сейчас все вакцинируются, потому что они понимают ситуацию.
И. Воробьева
―
Очень просят поговорить про голосование, которое предстоит в сентябре, и вокруг этого происходящую кучу всяких разных историй. Вот буквально за полчаса до начала нашей программы со встречи с избирателями задержали Кирилла Гончарова. Это политик от «Яблока», если я ничего не путаю. И я так понимаю, что его оставляют на ночь в отделении полиции. И довольно много самых разных накатов на разных кандидатов: кого-то снимают, кого-то давят. И, в общем, и так довольно мало осталось людей, которые не от «Единой России».
Е. Ройзман
―
Ирин, ну поменялась страна. Они просто перестали стесняться. Их задача – просто оставаться у власти. Государственная дума – это один из институтов легитимизации сегодняшней власти. Поэтому их задача – чтобы без всяких фокусов, без всяких интриг прямо так по-конски Дума была такая, какая им нужна. И они не стесняются ничего. Они перестали стесняться. Правоохранительной системы нет, судов нет, общественного мнения нет, люди на улицу не выходят. Им кого стесняться? Они делают так, как им надо. И они будут полностью зачищать поляну. Неизвестно, где будет та соломинка, которая переломит спину верблюду.Ну вот сейчас единственное, что я вижу – это, действительно, «умное голосование». Знаешь, некоторые говорят: «Да в этих выборах участвовать… Да это цирк». Нет проблем. Мы согласны, это действительно цирк. Но можно сейчас вмешаться в ситуацию так, что там все эти акробаты, которые пытаются что-то исполнять, они упадут с трапеции и поломают себе копчики, львы набросятся на крокодилов, кордебалет начнет громить кассу и требовать денег. Единственное, что можно сделать – это «умное голосование». И просто создать там у них пожар в публичном доме, чтобы все забегали. Других вариантов пока не вижу никаких.
И. Воробьева
―
Я вот этот вопрос задаю многим людям, которые ратуют за «умное голосование». Объясните мне, пожалуйста, я не понимаю до сих пор. Если призывают голосовать за любого кандидата сильного против «Единой России», с каких пор вообще КПРФ, ЛДПР и «Справедливая Россия» перестали быть сателлитами «Единой России»?
Е. Ройзман
―
Послушай, они не перестали быть сателлитами «Единой России». Но это другие партии. И еще раз расскажу. Вот «Единая Россия». Вот договорились, расписали все, расставили фишки, кто куда идет. Один за это должен заплатить в партийную кассу. Допустим, вопрос 5 млн долларов. Другой говорит: «Я пройду паровозом, протащу еще несколько человек. Но мне за это надо землеотвод: вот этот парк и еще что-то». Другая история. У них стройная система и они понимают, сколько народу пройдет, кому что надо отдать, кто сколько заплатит.И вдруг заходит совершенно посторонний человек, который говорит: «А со мной никто не договаривался. Вот я выиграл», как это было с Фургалом, как это было в Приморье тогда. И перестали быть сателлитами «Единой России»? И «умное голосование» сбивает все. Они вынуждены снова договариваться. А там неизвестно, кто что за это попросит, кто как себя поведет, как поведут себя избиратели, которые голосовали совсем за другое. «Умное голосование» – это голосование не за, это голосование против «Единой России».
И это действительно единственный механизм, который реально смешивает им все карты, всю игру. Это остроумная достаточно история. Если получится, это будет красиво. Но оно уже получалось. И вот Фургал – это итог «умного голосования». Видели, как за него стоял Хабаровск.
И. Воробьева
―
А почему такой накат именно на КПРФ сейчас? Мы видим, и Грудинин, и Ступин. Вот эта вся история. Почему вдруг КПРФ?
Е. Ройзман
―
По Ступину я немножко не знаю, чуть-чуть в стороне. А вот Грудинин – абсолютно понятная история. Грудинин – это самая простая история. Грудинин шел на выборы президента. Другое дело, что там были договоренности определенные. Он участвовал в такой подтанцовке, как все остальные на этих выборах, кроме Путина. Единственный был кандидат в президенты – это Путин, все остальные – это была подтанцовка. Грудинин согласился поучаствовать в этой роли. И неожиданно, поскольку у него такие усы, осанка, он может нормально говорить без бумажки, 9 млн человек за него проголосовали, и он стал вторым.И, естественно, в АП вздрогнули. И они понимают, что будет 2024 год. Грудинин будет еще достаточно молод. Неизвестно, что ему еще придет в голову. И они на всякий случай на дальних подступах начинают его отсекать.
История с депутатом Бондаренко, который умеет разговаривать, который умеет пользоваться соцсетями, которые, в отличие от всей это мертвечины, совершенно нормальный, живой человек. Тоже опасаются. Тоже пытаются сначала как-то договориться, потом как-то отсечь на дальних подступах. Совершенно понятная история.
И. Воробьева
―
И еще уточнение. Мне просто интересно. Почему когда Явлинский говорит про Навального – это считается, что это позиция партии «Яблоко», и тень падает на всех яблочников, а когда Зюганов высказывается в гораздо более неприятных выражениях, называя его подлецом, шпионом четырех разведок и так далее, то, в общем, на КПРФ это никакого влияния не имеет?
Е.Ройзман: Ну не может быть со стороны государства заботы о народе, когда нет заботы о конкретном человеке
Е. Ройзман
―
Абсолютно никакого. Потому что Зюганов, по ощущениям, если его слушать, у него последнее, что осталось в голове – это материалы XXIV Съезда КПСС. И у него время от времени эта пластинка включается про советские корабли, которые бороздят просторы Вселенной и так далее. Его не воспринимают всерьез. А Явлинского воспринимали как приличного человека и «Яблоко» тоже. К коммунистам нет никаких вопросов. Они могут говорить все что угодно. Они могут Сталина в задницу целовать и сапоги ему вылизывать. Отношение к ним от этого уже не поменяется. Про них все понятно.Когда вдруг сталкиваются с Явлинским, вот с такими заходами, когда Григорий Алексеевич говорит о человеке, который сидит в тюрьме, который рисковал жизнью и свободой, возвращаясь сюда, ну конечно это нехорошая история, и конечно это многих задело. Ирин, неохота об этом говорить. Давай про что-нибудь другое.
И. Воробьева
―
Да. Просто одну секунду. Просят прокомментировать фильм, который выпустили про Володина.
Е. Ройзман
―
Да, на первом месте в трендах Ютуба фильм. То, что продолжают делать расследования и как-то умудряются их выдавать – тоже молодцы. Но, на мой взгляд, там была допущена одна ошибка. Ну что я буду говорить? Люди работают и стараются. Я со стороны просто смотрю. Я понимаю, где была допущена ошибка. И где-то Володину это даже некий подарок такой серьезный. Но я не хочу это обсуждать. Я, в любом случае, к команде Навального отношусь с огромным уважением. Они стараются. Но это расследование не лучшее получилось, хотя работает как-то.
И. Воробьева
―
Просто некоторым нашим слушателям, которые попросили прокомментировать этот фильм, вот эта история с народностью кандидата, который очень помогает простым людям и очень много благотворительных проектов делает, напомнила немножечко Евгения Ройзмана, который в Екатеринбурге такой народный мэр, всем помогает и так далее.
Е. Ройзман
―
Не-не, минуточку, это разные совершенно вещи. Володин затаскивает бюджетные деньги. Он не вваливает свое. Он своим не рискует, со своим не расстается. Они правильно показали благосостояние семьи. Он затаскивает бюджетные деньги. Он такой лоббист. Они говорят: «Был бы в другом регионе, был бы чужой лоббист. Здесь он наш лоббист». Но надо понимать, что это деньги не его, это деньги чужие. Из-за того, что такой сильный Володин, не хватает Воронежу, не хватает Оренбургу, другим не хватает.Ну и то, что Люба Соболь подловила очень четко: когда полетел отдавать документы, регистрироваться, полетел на самолете за бюджетные деньги. Знаешь, есть замечательная русская поговорка (она жесткая, но она очень точная): «Блинами жопу вытирают». Вот это ровно тот самый случай. И правильно подловили. И правильно, что заявление написала.
И. Воробьева
―
Я напомню, что это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Вы можете задавать свои вопросы по номеру +7 985 970 45 45. Или приходите в чат трансляции на Ютубе, канал «Эхо Москвы».Давайте про прием, потому что много времени.
Е. Ройзман
―
Интересное про прием, что нас касается. Очень много пошло обращений по радиоточкам. Все пожилые люди знают, все старшие люди знают, что раньше в домах была радиорозетка. И у очень многих людей, кто старше 60, 70, есть некоторые, у кого радио вообще не выключается: начинается с утра и до конца. И они там переключают на свои программы. И вдруг эти радиоточки стали работать все хуже и хуже. Их передали, насколько я понимаю, «Ростелекому». И оно то работает, то не работает, то отключается.Люди вызывают мастера, а к ним никто не идет, потому что ну что будут мастера? Там 90 рублей в месяц стоит эта радиоточка. В новых домах ее нет вообще. Она только в старых домах у пожилых людей. И никому неохота идти. Они лучше пойдут, когда что-нибудь с компьютером происходит, еще что-то. А на эти даже не выходят – неохота им, ну лень.
И таких людей становится все больше, у кого радиоточки работают все хуже и хуже. Интернета у них дома нет. Радио – это связь с миром. Например, они могут послушать «Эхо Москвы» и понять, что вообще происходит. Многие причем слушают. Именно ко мне-то из-за «Эха» приходили. У меня уже несколько таких обращений. Тоже надо иметь в виду, что для кого-то это такая связь с миром.
И. Воробьева
―
То есть сделать с этим ничего нельзя, кроме как подарить этим людям радиоприемник, я так понимаю.
Е. Ройзман
―
Слушай, ну им уже надо немножечко другое. Это когда у кого-то есть молодые, они могут настроить интернет, и любое радио через интернет можно слушать. Но есть люди, которые даже не знают, что есть интернет. Знаешь, это как сейчас пользоваться почтовыми голубями. Люди немножечко остались в прошлом. Но тем не менее это же не повод их как-то лишать радио, гнобить и так далее. Потому что они же думали, что радиорозетка так же, как советская власть, будет всегда. А оно вон как получилось. Но тем не менее проблема есть. Тоже буду связываться, буду разговаривать. Ну вот хотя бы озвучил.
И. Воробьева
―
Да. Но это интересный, конечно, запрос. Неожиданный, по крайней мере. Я помню, у нас тоже была радиоточка в какой-то из старых квартир.
Е. Ройзман
―
Слушай, ну у всех была, Ирина.
И. Воробьева
―
Я ее воспринимала вообще как штуку, которую, если что-то глобальное произошло, ты включаешь, и тебе говорят, что делать: выходить из дома, не выходить из дома, окна открывать, закрывать и так далее.Тогда еще пара вопросов по новостям. Не хочется спрашивать про голосование. На самом деле, действительно, совсем нечего… В смысле есть что обсуждать, но оно все вокруг да около. А тут еще Роскомнадзор сегодня выступил и заблокировал кучу сайтов команды Навального, соратников, штабов, которые тоже признаны иноагентами и экстремистскими и запрещены. Там, в общем, по-моему, полусотня сразу. И вот это все опять перед выборами?
Е. Ройзман
―
Слушай, ну конечно, в первую очередь это перед выборами. Но когда выборы закончатся, никто эти сайты не разблокирует. То есть это тоже надо понимать. И в данном случае это билет в один конец. Все понятно. Но сегодня блокируют сайты ФБК, Навального и так далее, завтра будут блокировать любые другие. Посмотри историю с Бондаренко, историю с Грудининым. Только что громили несистемную оппозицию. Называли несистемную оппозицию и всех думающих людей, всех инакомыслящих громили. Вот пришли уже к системной оппозиции. Ну, потихонечку начнут здесь выкашивать, пойдут дальше.Машина, созданная для репрессий, выстроенная под репрессии, она не останавливается. И ей все время нужно вот это топливо. Ей надо кого-то мочить, закрывать – оправдывать свое существование. И она выкашивает очень много. И никто не будет дальше разбираться. Вот эта вещь может идти только по нарастающей. И это надо понимать уже сейчас.
Е.Ройзман: Хоть какие-то дыры залатают перед выборами. Это обычная в России сейчас практика уже
И. Воробьева
―
Честно говоря, не помню, до этого звучал ли ФБК и нужно ли повторить про то, что власти считают их экстремистами, иноагентами, запрещены. Я, честно говоря, уже запуталась. Но я на всякий случай должна это сказать.Тут про радиоточку, кстати, многие отозвались. Вот Андрей пишет: «У меня есть такая радиоточка (Йошкар-Ола). 120 рублей в месяц плачу. Специально оставил, когда ремонт делал. Ностальгия. Мне 40 лет». Так что вот эта радиоточка не только у пожилых, но и у вполне себе молодых людей все еще есть.
Я еще хотела спросить про дело Ивана Сафронова, потому что, как мы знаем, его адвокат Иван Павлов тоже является фигурантом уголовного дела. И теперь уже Иван не имеет права общаться с Иваном, поскольку его допросили по делу, которое завели в отношении его адвоката. То есть обложили со всех сторон.
Е. Ройзман
―
Смотри, дело Сафронова вообще лежит вне юридической плоскости. Поэтому о нем очень сложно говорить. Но, вообще, это некоторая такая новация правоохранительной системы, что подзащитного допрашивают свидетелем по делу адвоката, в результате адвокат не может больше выступать адвокатом своего подзащитного. Ну, волшебная история. Слушай, мы привыкли уже ничему не удивляться. Уже ничего нового такого не произойдет. Помнишь, как Салтыков-Щедрин сказал, что у российской власти только одна задача – держать свой народ в состоянии постоянного изумления. Вот они эту задачу выполняют.
И. Воробьева
―
Слишком усердно, очевидно, выполняют эту задачу, потому что изумление в последнее время в буквальном смысле ежедневное.
Е. Ройзман
―
Да.
И. Воробьева
―
Еще очень просят спросить про якутского шамана Габышева, которого суд направил на принудительное лечение в медицинскую организацию. И, в общем, принудительное лечение. Давно мы такого не слышали.
Е. Ройзман
―
Да, Ирин, на самом деле, ситуация очень подлая. Вот этот якутский шаман, на мой взгляд, этот человек немножко блаженный. Понятно, что никакой он вообще нахрен не шаман, самый простой парень, который был комсомольцем когда-то. Все время, когда есть люди, которые узурпировали власть, у которых есть ощущение собственной нелегитимности и нет ощущения собственной правоты, они боятся всего. Мало того, вот в таких закрытых режимах всегда тяга к разным оккультным историям: и ниточки на руке, и разные обереги, ну и вообще астрологи и прочая хрень. И то, что они испугались бедного маленького парня, который объявил себя шаманом… Эта история очень показательная.Но его просто закатывают. Откровенно этого маленького мужика уничтожают. И вот этот диагноз вялотекущая шизофрения – это изобретение советской карательной психиатрии, которое позволяет человека держать в условиях психушки сколь угодно долго. Мало того, в психушке же находиться значительно тяжелее, чем в любой самой режимной тюрьме. Непонятно, чем его там будут закалывать. Вполне возможно, что на нем будут испытывать новые препараты, условно говоря. И это очень некрасивая, нехорошая ситуация, когда вся государственная машина от страха уничтожает одного маленького человека.
И я увидел на «Эхе» голосовалку: верите вы шаману или не верите шаману? Понимаешь, суть такая. Все понимают, что никто никого никуда не изгонит, что это все несерьезно, но у каждого такая мысль далеко: «Ну а вдруг? А почему бы нет?» Видимо, так. Я, конечно, этому парню желаю стойкости, просто отсидеться, отмолчаться, как-то пережить эти времена. Мне очень его жалко, потому что он, судя по всему, совершенно безобидный человек и немножко блаженный.
И. Воробьева
―
Да. И в отличие от тюремного срока, если я правильно понимаю ситуацию, принудительное лечение – это бессрочная история.
Е. Ройзман
―
Это бессрочная история. Она позволяет пожизненное заключение применить к человеку. Но я знаешь еще что подумал, самые свирепые русские цари, даже тот же Иван Грозный, они не трогали блаженных, ну просто не трогали, они позволяли им говорить при всем народе, втягивали головы в плечи, молчали и терпели. Они не трогали блаженных. Не было такого обычая, чтоб блаженных трогать. А здесь переступили какую-то грань.
И. Воробьева
―
Вернемся к приему и потом снова перейдем к вопросам и от слушателей, и от зрителей, и от меня.
Е. Ройзман
―
Слушай про прием. У нас есть Дима Головин, хороший парень, писатель. На семинаре у Димы Быкова был. И у него единственный бизнес (25 лет уже этому бизнесу) – прокат строительных инструментов. И у него засчет этого бизнеса несколько пунктов живет, несколько человек. Ну, самозанятые серьезные парни, которые просто дают в прокат эти инструменты. И у них огромная проблема, что эти инструменты время от времени пытаются украсть по подложным паспортам. И они все время вынуждены работать с полицией.И вот к Диме пришли. У него взял мужик один шлифовальную машину. Такая серьезная фрезеровальная машина по бетону. Она дорогая. И не возвращают. Год проходит. Не возвращают.
Дима начинает писать в полицию. Полиция говорит: «Да, мы его нашли. Поговорили по телефону. Он обещал вернуть». И отказывают в возбуждении уголовного дела. А машина дорогая. Парни работают за свои деньги. Дима идет в прокуратуру и говорит: «Вот у меня такой мерзавец по фамилии Абабков, 1978 года рождения, живет в Серове, забрал машину. Отказной материал, не хотят возбуждать уголовное дело». Прокуратура отменяет отказной материал, возвращает в отдел полиции №1 в Екатеринбурге. Те перезванивают Диме и говорят: «Слушай, мы с ним поговорили по телефону. Он обещал отдать». И снова отказывают в возбуждении дела. Он снова идет в прокуратуру.
Три раза отказали в возбуждении дела, три раза прокуратура вернула. И он уже позвонил и говорит: «Слушай, расскажи. Я уже не понимаю. И так тяжело жить. Ну полиция не заступается. Я плачу все налоги. Я предприниматель. Я хоть что-то делаю. Вот мой такой просто бизнес. И мне некуда обратиться вообще за помощью». Вот такая простая, примитивная история. А если кто-то знает Абабкова в Серове, скажите, чтобы он Диме эту фрезу вернул.
Е.Ройзман: Не было такого обычая, чтоб блаженных трогать. А здесь переступили какую-то грань
И. Воробьева
―
Господи, какая чудовищная история.
Е. Ройзман
―
Ирина, таких много.
И. Воробьева
―
Кстати, у нас есть полторы минутки до перерыва. И просят прокомментировать историю с журналисткой «Ленты.ру», которая снимала, как задерживают ребенка, и ее саму задержали. И все это как-то похоже на то, что в целом любой человек, который столкнется с правоохранительными органами, в общем, рискует многим.
Е. Ройзман
―
Ирин, смотри, сколько за последнее время девчонок только сказало о том, что будут уезжать. Потому что когда сталкиваются с правоохранительной машиной… Ну все понимают, обычно к женщинам другое отношение. Ну не принято, не должны мужчины бить женщин ни при каких обстоятельствах. А у нас, помнишь, ситуация с Дарьей Сосновской – держали за руки два здоровенных росгвардейца просто со всей дури ударили в живот. И никто не знает, кто они. Или как пнули вот эту женщину в живот так, что она упала, ударилась головой. И таких ситуаций море. И просто они перестали отличать. Знаешь, у волков, у любых хищников самок не трогают. Но эти-то хуже животных. Они бьют женщин точно так же.И когда Никульшина, вот эта Настя сказала, что будут уезжать, я их понимаю. Ну, целее будут. Пусть лучше уезжают. Но когда мужики начинают бросаться на женщин, точно зная, что им за это ничего не будет, я считаю, что это импотенты и у них реализация каких-то своих комплексов.
И. Воробьева
―
То есть это уже не политические репрессии, это уже какая-то повсеместная история.
Е. Ройзман
―
А это от безнаказанности. Им можно. И они это ощущают.
И. Воробьева
―
Мы вернемся через несколько минут и продолжим программу «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Напомню, что смотреть нас можно в Ютубе на канале «Эхо Москвы».НОВОСТИ
И. Воробьева
―
21 час 34 минуты в Москве, 23:34 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Мы продолжаем. Можете смотреть нас в Ютубе на канале «Эхо Москвы» или слушать по радио и писать нам СМСки по номеру +7 985 970 45 45.Тут пишут, что диспетчер, который сажал самолет с Протасевичем (тот самый рейс «Ryanair») пропал из виду, почистил все свои соцсети и вроде как покинул Беларусь. У меня нет достоверной информации. Но сейчас это во многих соцсетях есть. Хотелось бы спросить, что это значит, на ваш взгляд?
Е. Ройзман
―
Ирин, я не знаю, что это значит. Единственное, что я точно понимаю, что это дело пахнет международным трибуналом. И вполне возможно, что его спрятали. И такое тоже может быть. Поэтому сложно об этом судить. Если человек убежал, то его можно понять. Если его спрятали, то это тоже понятная история. Главное, чтоб жив был. Это же Беларусь.
И. Воробьева
―
Мы все очень ждем результатов расследования международных авиационных властей этого инцидента. Насколько я помню, пока каких-то официальных данных от них нет. Ну вот была информация, что «Ryanair» передали информацию Светлане Тихановской. Но от именно авиационных властей европейских пока ничего не было.Тогда к приему.
Е. Ройзман
―
Слушай, две интересные истории расскажу. У нас парень здесь был. Ну, учился в университете. Помоложе нас. И он очень сильно вкладывался в сына. И у него сын такой толковый. Он здесь у нас в Екатеринбурге 100 баллов набрал по ЕГЭ. И решил поступать не куда-нибудь, а в Нью-Йорк. А в Нью-Йорке есть – я не помню, как он называется, – Институт режиссуры или Нью-Йоркский государственный университет или государственный институт. Там 22 режиссера вышло из этого университета, которые Оскар получили. Там Вуди Аллен учился, Оливер Стоун учился и еще другие.И этот парень туда поступил в Нью-Йорк. Но там обучение платное. Но поскольку он умудрился первый курс учиться отлично, то ему сделали скидку 20%. Но 100 тысяч долларов в год. Отец – нормальный парняга, когда-то университет закончил. У него была квартира. Он продал квартиру, все отдал, чтобы сын мог там учиться. Но на второй курс уже денег нет.
А у парня фамилия Иванов, простая русская фамилия. И он никогда не собирался переезжать в Америку, он хотел закончить, вернуться в Россию. Ему говорили: «А почему?» Он говорит: «Понимаешь, все равно режиссером лучше всего быть на русской фактуре. Здесь столько фактуры, столько всего. Нигде в мире нет столько интересного». И он собирался закончить и возвращаться. Но закончить у него не получается, потому что нет денег.
И вот они начали звонить во ВГИК в приемную и говорят: «Я в Нью-Йорке закончил первый курс. У меня отличные отметки. Могу я перевестись во ВГИК?» Ему говорят: «Ну, не знаем, не знаем. Вам надо договариваться с мастером. Если вас какой-то мастер возьмет». Он говорит: «А какой мастер?» – «Ну, не знаем. У мастеров уже мест нет в этом году». И вот парень сидит в Нью-Йорке. Ему надо возвращаться. Собирается здесь учиться. У мастеров во ВГИКе нет мест. Поэтому если кто-то в теме, кто-то позвонит, я дам все контакты. Может быть, талантливого человека затащим на Родину, чтоб здесь нормально учился.
И. Воробьева
―
То есть чтобы он продолжил обучение там, то есть найти денег ему на обучение там – этот вариант не рассматривается?
Е. Ройзман
―
Ирин, 100 тысяч долларов в год. Это большие деньги. Отец и так продал квартиру. Он не может продать единственную квартиру, где они живут уже. Ну нет денег. Не могут придумать.
Е.Ройзман: Они могут Сталина в задницу целовать и сапоги ему вылизывать. Отношение к ним уже не поменяется
И. Воробьева
―
Но, может быть, нас сейчас слушают какие-то люди, которые заинтересованы в образовании молодых людей за рубежом. Потому что я знаю, что есть благотворительные фонды в России, которые занимаются образованием, которые оплачивают образование. Да, может быть, не в колледже или как там называется это учебное заведение в Нью-Йорке, но вдруг нас слушают люди, которым бы хотелось, чтобы мальчик из Екатеринбурга по фамилии Иванов продолжил учиться на режиссера в Нью-Йорке, поскольку он собирается снимать кино про Россию.
Е. Ройзман
―
Да. Или вернется сюда, если его возьмут. Он готов. Он именно трудяга. Такой хороший русский парень.
И. Воробьева
―
Да. Или вдруг кто-то из мастеров ВГИКа слушает нас сейчас и внезапно понимает, что место у него есть. Ну, вдруг место найдется.
Е. Ройзман
―
Да. Или через Ирину, или через меня. В соцсети напишите. Дадим все контакты.Слушай еще одну историю. Очень интересная история. Еще один парень из Екатеринбурга. Поступил учиться в Высшее летное училище в Челябинске. Отучился 4 года и 9 месяцев практически и заболел коронавирусом. Он 1998 года рождения. Здоровенный хороший парняга. Заболел коронавирусом. И у него последствие коронавируса – инсульт. Его приводили в порядок, в чувства. Все нормально. Чуть-чуть заикается. Но его сразу же комиссовали без разговоров.
Все понятно, комиссовали. Но 4 года прошло. Его ЕГЭ не действует. Раз. Второе. Он учился на бюджете. Он не может второй раз учиться на бюджете. Он пришел после болезни, и они ему сказали: «Давай, до свидания». И вот здесь просто какая-то чудовищная несправедливость. А он, кстати, на красный диплом учился. Он очень хорошо учился. Чудовищная несправедливость.
На мой взгляд, в этой ситуации просто ректор, начальник мог взять телефон, позвонить в любой из технических вузов и сказать: «Знаете, у меня парень толковый, хороший. Мы его вынуждены комиссовать. Посмотрите. Может, вы возьмете». Он мог не делать ничего. Он мог попросить секретаря сказать: «Знаешь, обзвони профильные вузы, поговори. Может, кто-то возьмет парня». Ничего не сказали. И все, он просто уехал в Екатеринбург. И вот попал в такую ситуацию.
Так я вам расскажу, как эта ситуация разрешилась. Куда мы можем обратиться в такой ситуации? Естественно, в альма-матер, где мы всех знаем, со всеми учились. Позвонили в УрФУ и поговорили там с ректором, со всеми. Они говорят: «Слушайте, это какая-то крайне несправедливая ситуация. Давайте мы посмотрим, что можно сделать. Тем более наш, екатеринбуржец».
Встретились, поговорили, посмотрели и нашли способы перевести его. Да, его переведут на 3 курс, но зачтут все и дадут ему возможность учиться. Дак это только потому, что ректор нормальный и проректор нормальный. Просто взялись, посмотрели на ситуацию и сказали: «Это несправедливо. И так оставлять эту историю нельзя». И сумели исправить. Представляешь? Вот так бывает. Просто другие люди.
И. Воробьева
―
Ну вот тут действительно исключительно от людей зависит, потому что, действительно, если человек вдруг внезапно на 5 курсе не проходит ВЛЭК, комиссию, которая его бортанула (понятно почему – пилотом, они считают, он не может стать), но нелетающий инструктор, но человек, который может учить курсантов...
Е. Ройзман
―
Да, конечно.
И. Воробьева
―
Но, в общем, вариантов была просто масса. Зачем выбрасывать 5 лет образования человека на помойку вообще непонятно.
Е. Ройзман
―
Слушай, да не просто 5 лет образования, а еще и самого человека. А он пришел ко мне на пробежку. Мы пробежали десятку. Но в форме, нормально совершенно. Здоровенный хороший парняга. И я хочу, пользуясь случаем, передать привет своему родному университету и всем выпускникам. У меня не было случая, чтобы университет в каких-то таких ситуациях не включился и не помог. То есть большое уважение. Видимо, правильные люди нас когда-то учили.
И. Воробьева
―
Да, спасибо большое, действительно, вузу, потому что очень обидно за парня. Тут все тоже запереживали за него, когда услышали начало истории. Ну, действительно отвратительно повели себя там. Ну, про авиацию мы тоже не будем, потому что меня про авиацию сейчас тоже, скорее всего понесет, и это до конца программы. Поэтому давайте дальше пойдем.
Е. Ройзман
―
Слушай историю. Многие рассказывают историю. В Тюмени просто невероятная история. Женщина, 53 года. Живет со СМА. И у нее постепенно ухудшается. Она могла передвигаться на коляске, работать на компьютере. Ей 53 года. Она обеспечивала сама. На ее шее 80-летняя мама. Но ситуация ухудшается. И ей сказали: «Если вам “Спинразу” выпишут, то она затормозит этот процесс, и вы нормально доживете, будете так же активно работать и так далее». А «Спинраза» – это 40 млн. И, естественно, Минздрав тюменский предпринял все усилия, чтобы ей не выписывали «Спинразу». Мало того, дали справку, что она здорова и не нуждается.Туда приехал Курмышкин Александр. Ты его знаешь. Он невролог. У него сильный фонд. Он очень многим детям помог. Он сам лично участвовал в этой ситуации. Он вышел с пикетом перед администраций губернатора: «Дайте человеку “Спинразу”». Потому что для нее это вопрос жизни. Ну, вышел человек. Говорят: «Да, мы займемся». Но теперь тишина целую неделю. Он говорит: «Я поеду туда. Я встану с пикетом. Пусть меня арестовывают, пусть меня сажают, но я должен добиться». И он говорит, там 5 человек таких.
И надо понимать, что это дорогое лекарство. И все минздравы всеми силами стараются как-то уйти от этих трат. Но от этих трат можно уйти. Но за этими тратами стоят люди. И этим людям не выжить. И вот такая вот ситуация.
И. Воробьева
―
Да, в Москве тоже был пикет около Минздрава. Если я ничего не путаю, молодой человек выходил. И это проблема взрослых со СМА. Сейчас вся страна смотрит на детей со спинальной мышечной атрофией, поскольку про детей мы говорим все время в каждом эфире. И это, действительно, правда постоянно звучит. А вот про взрослых говорим очень мало. У меня даже была программа про взрослых со спинальной мышечной атрофией. Это, конечно, ужасно, когда сидит человек и говорит: «Я не буду объявлять никакой благотворительный сбор, потому что пусть лучше эти деньги пойдут детям. Им нужнее. Детям со СМА».
Е. Ройзман
―
Да.
И. Воробьева
―
Сидит взрослый человек и понимает, что если ему выпишут «Спинразу», то он сохранит все то, что у него сейчас есть, и сможет дальше жить, а если не выпишут, то все будет хуже-хуже, и он, скорее всего, умрет. В общем, это чудовищная история. Собственно, в историях со СМА, как мы уже поняли за все это время, нет ни одной хорошей истории в этом смысле. И что с детьми, что со взрослыми. Ну вот правда.
Е.Ройзман: Они просто перестали стесняться. Их задача – просто оставаться у власти
Е. Ройзман
―
Ирина, смотри, я просто сейчас еще озвучу, вслух скажу. Я не могу озвучивать всех, потому что я даже в памяти не могу удержать. Но меня сейчас нашли родители Саввы Бойко. Маленький мальчик тоже нуждается. Тоже объявили сбор, стараются.Но я считаю, все сборы надо начинать территориально. То есть идея каждого такого сбора по маленьким детям должна быть – спасти своего. Вот Екатеринбург должен собирать на своих стараться, Челябинск – на своих, Тюмень – на своих. То есть здесь вот этот момент местного патриотизма может сыграть очень серьезную роль. Как ни странно, тяжело собирается в Москве, потому что в Москве вот такого местного патриотизма не получается.
И больше 70 сборов сейчас в стране. По Саше Лабутину, я уже говорил, мы сбор закончили. В начале августа ему будут ставить «Золгенсма». И как только поставят, мы освободимся, будем смотреть дальше, кому помогать. Но этого стало очень много, потому что люди увидели, что есть шансы. И понимаешь, очень много сборов открыто. Люди собрали 20 млн, 30 млн, 40 млн есть, а дальше не могут продвинуться. Надо помогать.
И. Воробьева
―
Да, надо помогать. Еще с приема или по вопросам от слушателей и зрителей?
Е. Ройзман
―
Давай несколько еще с приема. Несколько интересных ситуаций. Есть такое село Нижняя Павловка в Оренбургской области. Позвонили родители. У них там есть школа. Звонят родители и говорят: «Помогите нам, пожалуйста. Нам надо в школе сделать ремонт». Мы говорим: «Сложно. Оренбургская область. Мы все равно, может, хоть что-то поможем. Но если вы обращаетесь в Фонд, тогда надо официально, чтоб директор школы написал обращение».Они говорят: «Не, директор школы не напишет. Его ругать будут, если он напишет. Но у нас проблема. Детям надо идти в школу, а там то полоток отвалится, то еще что-нибудь. Но он не напишет». Мы говорим: «А как мы можем вам помочь в этой ситуации, когда вы боитесь попросить?»
И мы вдруг вспомнили, у нас куча историй с больницами. Когда люди попадают в больницы, лежат со своими детьми, смотрят, что там происходит, выходят из больницы и говорят: «Знаете что, туда нужны памперсы, туда нужно что-то еще, какие-то лекарства». Мы говорим: «Мы готовы. Но они ведь скажут, что нам ничего не надо. Потому что они боятся сказать, что им что-то надо». И это на каждом шагу. А если скажут, что надо, они скажут: «Только давайте тихо, конспиративно. Ночью привозите, чтоб никто не видел». И вот это на каждом шагу.
И. Воробьева
―
Напомню, что это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Вы можете присылать свои вопросы по номеру +7 985 970 45 45. Или пишите, пожалуйста, в чат в Ютубе (там, конечно, сложнее).
Е. Ройзман
―
Ирина, смотри, раз уж я заговорили про Оренбургскую область. Я специально говорю. Денис Паслер, губернатор Оренбургской области, он человек продвинутый такой, серьезный. Если кто-то слышит, передайте ему, пожалуйста, что школе в Нижней Павловке требуется срочный ремонт перед учебным годом.
И. Воробьева
―
Вообще, серьезно, есть ощущение, что сейчас перед выборами можно успеть хотя бы заполучить ремонт в школу, колодец, пандус. Какие-то такие вещи. Ну хоть что-то.
Е. Ройзман
―
Абсолютно правильно. Это будет, конечно, прямой, совершенно неприкрытый подкуп избирателей. Но хоть так. Хоть какие-то дыры залатают перед выборами. Это обычная в России сейчас практика уже.Слушай, интересно. Женщина пришла и говорит: «Вот смотрите, мы дети войны, у нас отцы погибли. Ну ладно, у кого погибли, тем хотя бы что-то выплачивали. Но мы росли без отцов – это очень тяжело. Те, у кого отцы пропали без вести, им вообще ничего не выплачивали. И они вплоть до 80-х годов никому не рассказывали, что отцы пропали без вести, потому что скажут, что пропал без вести, а им скажут: “А как мы вам будем выплачивать? Может, он на сторону врага перешел или в плен попал?” Те-то вообще ничего не получали, у которых отцы без вести пропали. Их пропало очень много».
И я когда был депутатом, ко мне много народу с этим подходило: «Дайте какой-то статус детям войны. Они такие лишения пережили, безотцовщину. Еле-еле выжили. Ну хоть что-то им, хоть символически, хоть просто признать». И я в свое время подошел к Грызлову и говорю: «Борис Вячеславович, вот у меня куча обращений». А он говорит: «Понимаешь, это, похоже, самая массовая категория граждан – дети войны. И никакой бюджет не потянет никаких выплат». Но, с другой стороны, бюджет тянет все что угодно, а вот здесь не хватает.
Хочу сказать одну очень простую вещь. Ну не может быть со стороны государства заботы о народе, когда нет заботы о конкретном человеке. Конкретный человек никого не интересует, а народ интересует всех. И вот так не бывает.
И. Воробьева
―
Нет, так бывает в России.
Е. Ройзман
―
Мы видим, что так бывает, да.
И. Воробьева
―
Может быть, так не должно быть, но так точно бывает. Я бы хотела вернуться к губернаторам. С томским губернатором хотелось бы…
Е. Ройзман
―
Слушай, хорошая история, конечно, с томским губернатором. Не хотел я бы в этой ситуации оказаться на его месте. Представляете, у тебя резиденция губернатора, тебя зовут Сережа и перед тобой вывеска на Драмтеатре «Сережа очень тупой». А это, оказывается, постановка какая-то.
И. Воробьева
―
Нет-нет, не какая-то. Это не просто какая-то. Это Дмитрий Данилов. Это прекрасная пьеса, чудесная, очень знаменитая.
Е. Ройзман
―
Ирина, я представляю себя в такой ситуации. Чтобы понять ситуацию, надо представить себя. Вот я сижу в мэрии, а передо мной вывеска какой-то постановки «Женя очень тупой». Что я могу в этой ситуации сделать? Единственное, что я могу сделать – я могу над этим посмеяться, потому что это действительно смешно. И над этим надо посмеяться, улыбнуться. Но улыбка твоя не должна быть кривая. Ему кто-то не сумел подсказать. Это делать было нельзя. Вот мы сейчас об этом говорим на всю страну. Ему надо было пойти туда.
И. Воробьева
―
Конечно.
Е. Ройзман
―
Просто пойти и посмотреть. Я в этой ситуации не завидую. Это, конечно, не дай бог попасть. А еще бывают люди мнительные. Когда человек проходил через процедуру выборов, а не назначения, он становится толстокожий, он умеет держать удар, он понимает, как реагировать. А они же все назначенцы. Они настоящих выборов-то никто не видели. И конечно это сказывается.
И. Воробьева
―
Да. Но там все всё отрицают, конечно, в пресс-службе губернатора и говорят, что ничего не трогали. В театре говорят: «Да-да, это мы сняли, потому что перенесли премьеру». Ну и так далее. Формально, конечно, все отовсюду открестились. Но ситуация совершенно прекрасная. И, кстати говоря, пользуясь возможностью, пожалуйста, если у вас где-то идет эта пьеса, сходите. Это совершенно чудесная пьеса «Сережа очень тупой». Никакого отношения к политике она не имеет и уж тем более ни к каким губернаторам. А если у вас не идет она нигде, найдите просто. В Театре.doc была совершенно чудесная читка этой пьесы. Ее можно найти в интернете и там ее посмотреть.
Е. Ройзман
―
Представляешь, как сейчас насторожился Сергей Лавров, Сергей Миронов, еще куча народу.
И. Воробьева
―
Этой пьесе уже столько лет… Я, честно говоря, не знаю, чего они раньше не засуетились. Потому что Сергей – это очень-очень распространенное имя в России. В 2017 году пьеса написана.
Е. Ройзман
―
Ладно, не оправдывайся.
И. Воробьева
―
Я вообще не оправдываюсь. Правда, мне очень нравится эта пьеса. Мне дико понравилось, как Театр.doc делал читку. Там еще Михаил Угаров участвовал, художественный руководитель, который тогда еще был жив. В общем, это действительно стоит посмотреть. Все, я перестала спрашивать про губернаторов. Могу спрашивать про что-нибудь еще, про губернаторов больше не буду.А, вот еще. Кстати, правда не про губернаторов. Про «ОВД-Инфо» хотела спросить. А точнее, не про «ОВД-Инфо», а про вот эту какую-то участившуюся историю с доносами. Потому что «ОВД-Инфо» требует признать иностранным агентом не кто-нибудь, а РИА ФАН. Человек, который накатал другую заяву, он был раньше в ОНК.
Е. Ройзман
―
Ирин, люди перестали стесняться писать доносы. Мало того, они гордятся тем, что они пишут доносы. В этом плане, конечно, чудовищно выглядят «Офицеры России», которые напали на Ахеджакову. Ну не стыдно? Вы мужики, вы офицеры России. Вы напали на Лию Ахеджакову, которой 80 лет. Не стыдно вам? Но доносы – это вошло просто в повседневную практику. Доносы пишут и пишут. И еще умудряются этим гордиться. Но это стыдная история. Я не хочу об этих людях говорить.
И. Воробьева
―
Можно, конечно, про спектакль…
Е.Ройзман: Cо Cкорой помощью проблема в больших городах. Бывает, что сутки не едут и двое
Е. Ройзман
―
Подожди, Ирин, про «ОВД-Инфо». «ОВД-Инфо» – это эталонная, это блестящая форма самоорганизации российских граждан. Это один из лучших проектов, когда люди просто собрались, поскольку репрессии набирают ход, когда людей развозят по ОВД, когда нужно следить, чтобы не начали пытать, чтобы был адвокат, чтоб была вода, продукты, еще что-то. Это очень сильная форма человеческой самоорганизации.Я видел, как они работают, когда меня самого задерживали. Им просто честь и хвала. Вот такая организация, что в России граждане вот так сами собрались – этим гордиться можно. Я тебе скажу, это одно из лучших качеств у русского человека – вот такое сострадание, реакция на чужую беду. И признать их иностранным агентом – это просто скотство и свинство. А писать на них донос – это надо быть конченым подонком.
И. Воробьева
―
Но при этом мы видим, что иностранными агентами признают уже все больше и больше и организаций, и людей. Вот тут список пополнился еще и журналистами не так давно. В общем, списки растут.
Е. Ройзман
―
Слушай, прямо это можно кальку на 30-е годы в Германии. Это враги рейха. То есть это откровенно штамп такой «враги рейха». Ну вот такие параллели.
И. Воробьева
―
Тут сразу спрашивают: «Что же делать людям, у которых вообще нет никакой защиты, даже публичной?»
Е. Ройзман
―
Знаешь, раньше в таких сложных ситуациях огласка – это был некий щит, это было какое-то спасение. Чем больше огласка, тем больше шансов остаться на свободе, остаться в живых. Сейчас это так не работает. Это в одну сторону только. Эта машина не останавливается сама. У меня нет никаких рецептов. Единственный мой рецепт – не сдаваться, не участвовать, оставаться при своем мнении, уметь его отстаивать. Но у меня нет рецептов. Я вижу, что происходит.
И. Воробьева
―
Проект «Сетевые свободы» – это проект правозащитной группы «Агора», которая тоже все хорошо известна – они выпустили доклад и призывают ограничить работу системы распознавания лиц в России, поскольку это может нанести серьезный ущерб правам граждан. И эти данные, к сожалению, могут попасть в интернет и продаваться и покупаться на рынке. Но, я так понимаю, это ни к чему не приведет.
Е. Ройзман
―
Да нет. Хотя бы они задекларировали свою позицию. То есть озвучили свою позицию. Но у власти другие задачи.
И. Воробьева
―
Я просто напомню, что это не только Москва. По данным «Агоры», система наружного видеонаблюдения активно используется в 40 регионах страны. Так что, в общем, это не только тут у нас такая история в Москве и на каждом углу камеры, но и у вас, скорее всего, тоже. Не знаю, есть, конечно, у этого и плюсы, разумеется, потому что раскрывать преступления и искать пропавших с таким видеонаблюдением должно быть легче.
Е. Ройзман
―
Ирина, это хотя бы как-то можно было оправдать, если бы они использовали эту систему для быстрого раскрытия преступлений.
И. Воробьева
―
А мы не знаем, используют или нет. У нас нет данных. То есть они в этом смысле не рассказывают же каждый день, что мы раскрыли сегодня столько-то преступлений, и в этом нам помогло видеонаблюдение. Мы предполагаем, что так и есть. Но мы не знаем точно, потому что они ничего не рассказывают.Есть еще три минутки буквально. Есть ли что-нибудь еще важное с приема, что осталось за бортом и необходимо совершенно об этом рассказать?
Е. Ройзман
―
Слушай, очень интересная ситуация. Я уже рассказывал. Обратилась женщина. Ей 66 лет. Мужу ее 80, он ее старше. Она на инвалидной коляске на 3 этаже. Она несколько лет не бывала на улице. И она говорит: «У меня 25-го день рождения. Можете меня просто свозить на улицу погулять?» Ну и все, занялись. Все-таки день рождения у человека. Договорились. Хотели по городу экскурсию прокатить. Она говорит: «Не, мне в парк лучше». И свозили в парк. Очень довольна. Людмила Валентиновна Коханова. Прокатили ее в парке, погуляли. С ней парень хороший, журналист «Знака» Кирилл несколько часов провел, поговорил, посмотрел. Материал хороший сделали. Человек так попал на улицу.Но когда мы об этом написали, нам позвонила Ирина Волкова из клиники Волковой, замечательный врач-реабилитолог. Она говорит: «Женя, давайте посмотрим, что с ней. Может быть, я сумею поставить ее на ноги». Ну вот такая вот история. Может, оно вот так замкнется.
И. Воробьева
―
Я просто слышала уже эту историю и видела фотографии. Конечно, тот факт, что человек несколько лет, и она не одна такая, к сожалению, в России и даже в Москве, где, в общем, строят уже все дома со всеми пандусами (ну, должны, по крайней мере), не выходит из дома, потому что не могут. И ничего с этим… Ну, в смысле можно сделать, если заботиться о каждом из них.
Е. Ройзман
―
Смотри, на самом деле, просто ей повезло. Она позвонила, попала на нашу Лейлу. Лейла занялась и поехала сама ей цветов купила. Ну просто на доброго человека попала, поэтому оно вот так получилось.
И. Воробьева
―
Ну что же, минутка до конца эфира. Не всю, конечно, но секунд 40 готова отдать Евгению Ройзману на традиционные слова, которые венчают и завершают наши эфиры всегда.
Е. Ройзман
―
Да, еще у нас у Юли Навальной был день рождения. Юля замечательная. Юля, я тебя поздравляю и желаю тебе дождаться Алексея. Желаю тебе, чтоб вы никогда с ним больше не разлучались.
И. Воробьева
―
Присоединяюсь.
Е. Ройзман
―
И конечно же свободу всем политзаключенным, свободу Навальному. И когда-нибудь все равно Россия будет свободной и счастливой. И хочу сказать, что все равно я надеюсь и рассчитываю, и буду делать все для того, чтобы когда-нибудь все стало хорошо.
И. Воробьева
―
Спасибо большое. Это была программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Напомню, что далее в программах «Эха Москвы» после 22 часов в «Разборе полета» – Наталья Аветисян и Григорий Ерицян, основатели и руководители издательства «Слово». После 23 часов – «Футбольный клуб». Ну а после полуночи – «Битловский час» с Владимиром Ильинским. Мы с Евгением Ройзманом прощаемся с вами на неделю. Пока.
Е. Ройзман
―
Удачи.