Евгений Ройзман - Личный приём - 2021-06-14
И. Воробьева
―
21 час и 6 минут в Москве, 23:06 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Как всегда, идет из двух городов, из двух студий. Здесь в студии «Эха Москвы» – я, Ирина Воробьева, ну а в Екатеринбурге – Евгений Ройзман. Добрый вечер.
Е. Ройзман
―
Здравствуйте.
И. Воробьева
―
Мы, конечно, перейдем к разным политическим история, но я хочу начать с хорошего и спросить. Я знаю ответ про Сашу Лабутина, но хочу, чтобы Евгений Ройзман озвучил.
Е. Ройзман
―
Слушайте, у нас случилось очередное чудо. Слышно?
И. Воробьева
―
Надо еще раз попробовать. Вот сейчас слышно, да.
Е. Ройзман
―
У нас случилось очередное чудо. Мы общими усилиями закрыли сбор более чем 150-миллионный по Саше Лабутину. Очень сильно включился Игорь Алтушкин – более 100 млн он перевел. Чуть больше 10 млн добавил Фонд. А остальное – порядка 40 млн – собрали общими усилиями, то есть опять, как обычно, по 100, по 200, по 500, по 1000 рублей. Огромное количество народу принимали участие.
И. Воробьева
―
Тут периодически пропадает связь немножечко. Я предлагаю пока продолжить. Давайте попробуем продолжить. То есть собрали ребенка на «Золгенсма». Для тех, кто первый раз слышит, например.
Е. Ройзман
―
Да, больше 150 млн.
И. Воробьева
―
Нет, не получится. Прошу прощения. Не получается. Связь очень плохая. В этот раз вот так. Ничего страшного. Сейчас мы попросим перенабрать сначала. И если не получится, то будем звонить по телефону и таким образом связываться. Пока попробуем перенабрать в Скайпе и, соответственно, переподключить Евгения Ройзмана.Я напомню тем временем, что в эту программу «Личный прием» с Евгением Ройзманом вы можете присылать свои вопросы. И вообще, в этой программе он отвечает на ваши вопросы, на мои вопросы, и мы обсуждаем не только, разумеется, текущую повестку, но и разные личные вопросы, которые вы можете задавать Евгению Ройзману. Мы переподключились. И, как всегда, спрашивают: «150 млн всего лишь на один укол?»
Е. Ройзман
―
Да, более 150 млн на один укол. Но это означает, что мальчик будет жить. И для всех еще говорю, такие гигантские сборы – это собираются деньги не для какого-то богатея-спекулянта, а это собираются деньги для разработчиков. Это самые последние достижения генной инженерии. Это работает несколько лабораторий. И еще 2 года назад этого лекарства не было. И сейчас, когда мы собираем деньги для какого-то ребенка, считайте, что вы инвестируете в жизни следующих детей, потому что это лекарство будет более совершенным, будет более дешевым в конце концов. То есть мы просто все участвуем в этом цивилизационном процессе.
И. Воробьева
―
Я напомню нашим слушателям и зрителям, что вопросы можно задавать по номеру +7 985 970 45 45 – это СМСки, Вотсап и даже Телеграм. Либо в чате трансляции прямо в Ютубе «Эха Москвы» можете задавать. Разумеется, спрашивают про расследование, которое на прошлой неделе выкатили «Insider» и «Bellingcat» про отравление Дмитрия Быкова. Что думает Евгений Ройзман? Удивился, не удивился, как это все воспринял?
Е.Ройзман: Первые подозрения после того, как Быков вышел из комы, появились у него самого
Е. Ройзман
―
У меня своя история, связанная с Димой Быковым. Накануне его отравления я был последним человеком, кто с ним разговаривал, здоровался, провожал. И вот когда с ним это произошло, мы не понимали. Еще не было отравления Навального. Мы не понимали. Включился больше всех в эту ситуацию Дмитрий Муратов, главный редактор «Новой». С Быковым произошло ровно то же самое, что через год с небольшим произошло с Навальным – он потерял сознание в самолете. И ему просто повезло – яд был нанесен футболку. Диму бросило в жар, и он успел эту футболку снять. Ну и у него вес побольше. И вот большой его вес тоже сыграл положительную роль.Никто не понимал, что произошло в то время. И первые подозрения после того, как Быков вышел из комы, появились у него самого. Ну и, пожалуй, самый первый, кто понял, что его отравили – это Дмитрий Муратов. Он договорился с санитарным самолетом, лучшие специалисты полетели. И вдруг возле Уфы самолет попытались развернуть. И все было очень похоже на ситуацию с Навальным. А потом созвонились Дима Быков с Навальным, когда уже через долгое время Навальный вышел из комы. И у них ну просто вся симптоматика, все ощущения совпадали до мелочей.
И вот сейчас вот это расследование «Bellingcat» и «Insider» – я знаю точно, что принимала участие еще «Новая газета» в этом – показало, что летали за Быковым, когда он ездил по стране, те же самые люди, что и за Навальным. У меня нет никаких иллюзий. Я не мог в это верить. И я хватался за что угодно. Потому что Дима Быков – один из крупнейших национальных поэтов. И отравить поэта в России – это неслыханное злодеяние. И я не хотел в это верить. Я звоню Диме и говорю: «Дима, знаешь, говорят, что это диабет, кома диабетическая». Он мне говорит: «Ты что, дурак что ли? У меня нет диабета». Я говорю: «Дима, вдруг это алкоголь?» Он говорит: «Ты что, смеешься? Я год вообще не пью».
И у меня было понимание после Навального. Я увидел, что ровно то же самое. Но когда вышло расследование – они просто разложили все по полочкам. У меня нет никаких иллюзий. Но мне очень нравится, интересно, как ведет себя сам Дима. Он говорит: «Я не хочу об этом говорить. Я не хочу об этом вспоминать». Но, вчера выйдя на лекцию в Ельцин Центре – он читал замечательную лекцию по этике, – он вдруг начал весело подпрыгивать и смеяться. И говорит: «Я вам показываю, что я живой». А потом когда его в лоб спросили, он говорит: «Покушение на меня говорит мне о том, что я на правильной стороне». То есть очень достойно сформулировал и не стал продолжать эту тему. Но у него понимание есть.
И я хочу сказать, что он не сломался, он не сдался. Это тот же самый Дима Быков. И в свое время мне понравилось, как я Муратову говорю, когда Дима впал в кому: «Смотри, нельзя, чтобы хоть что-то. У него в голове компьютер». Он говорит: «Какой компьютер? У него в голове цивилизация».
И. Воробьева
―
Да, целая Вселенная.
Е. Ройзман
―
Да. Дима Быков для русской культуры…
И. Воробьева
―
Совсем связь заканчивается. Я просто вынуждена. Давайте переходить на телефон. Женя, я прошу прощения. Связи вообще почти нет. Тебя почти неслышно. Мы сейчас перенаберем в телефон и продолжим либо с фотографией, либо с видео. Договоритесь, пожалуйста, с Евгением Ройзманом, чтоб мы могли на него смотреть желательно прямо через видео и по телефону, то есть чтобы был и Скайп с картинкой, и телефон, чтоб мы могли и видеть его, и слышать, и он в Скайпе выключил звук, а по телефону говорил с нами.Я вижу все ваши вопросы, которые вы присылаете сейчас к эфиру с Евгением Ройзманом. И напомню еще, что можно это делать по номеру +7 985 970 45 45 – это для СМСок, Вотсапа и Телеграма. И еще можно задавать вопросы в чате трансляции в Ютубе прямо на канале «Эхо Москвы» там, где идет трансляция. И напомню, что задавать вопросы можно не только по тем темам актуальным политическим, общественно важным, которые вас интересуют и волнуют, не только про Екатеринбург и Свердловскую область, но и личные какие-то вопросы, которые вы хотите задать Евгению Ройзману.
Я, кстати, сейчас спрошу у него, как там с ответами на вопросы из прошлого эфира. Я все вопросы ваши из прошлого эфира переслала Евгению Ройзману. И обязательно сейчас спрошу, как там с ответами, потому что я, честно сказать, не уследила.
Да, нам тут пишут, что, может быть, Зум. На самом деле, вы же понимаете, что дело в качестве интернета. И поэтому что Зум, что Скайп – в целом совершенно неважно будет, на самом деле, куда звонить. Поэтому мы стараемся сейчас наладить связь и вывести Евгения Ройзмана к нам по телефону. Может быть, получится у нас с ним все наладить правильно и сделать все как надо. Постараемся сейчас все сделать. Я очень надеюсь, что картинка будет все-таки через Скайп, через видео, а звук – через телефон.
А можно в Скайп набрать Евгению, чтобы мы могли видеть видео? Он там внутри Скайпа выключит звук. Вот у нас есть по телефону Евгений Ройзман. Слышно меня?
Е. Ройзман
―
Да, Ирин, конечно слышно.
И. Воробьева
―
Да. Сейчас еще в Скайп наберут, чтобы можно было видео все-таки смотреть. Просто в Скайпе нужно будет выключить звук, чтобы у нас не двоилось, не троилось. И по телефону продолжим. У меня вопрос про Быкова. Когда ты говорил, что нет иллюзий никаких – это имелось в виду, что вот это расследование «Bellingcat» и «Insider» ни к чему не приведет? То есть люди, которых они обвиняют в попытке отравления, они не понесут наказание?
Е. Ройзман
―
Ирин, на самом деле, иллюзий никаких нет именно в том, что его отравили. То есть у меня нет никаких иллюзий, потому что я в этой истории был с самого начала. И я видел, как она развивалась. Я видел, как по крупице собирается информация. Но а потом было расследование по Навальному, которое практически не оставило никаких лакун. Вдруг, когда те же самые люди появляются на тех же самых маршрутах, только с Димой Быковым, конечно нет иллюзий никаких. Расследования никакого не будет. Тоже не должно быть здесь никаких иллюзий. Но, знаешь, моим глазам свидетелей не надо. Зачем доказывать очевидное? Мне все понятно.Единственное, что я переживаю за Диму, потому что это действительно достояние русской культуры. Я понимаю, почему так произошло. Даже расследование Навального для тех, кто у власти, да, им болезненно, им не нравится, когда их вытаскивают на божий свет. Но они это еще как-то могут пережить. А у них же желание остаться в учебниках истории, остаться в виде памятников. И вдруг появляется какой-то поэт, который в несколько слов может все это обнулить. А вес поэзии в русской культуре очень высок. И это остается на столетия. И я понимаю, какую он для них опасность вот такую представлял.
Но я надеюсь, что все будет хорошо. Бомба два раза в одну воронку не падает, я так думаю. Но а Диме Быкову я желаю доброго здоровья и долголетия творческого. И хочу сказать, если сейчас нас Дмитрий Быков слышит или кто-то ему может передать, я хочу сказать, что Дима, тебя все любят и уважают, ты один из лучших русских поэтов. И пожалуйста, оставайся на ногах и оставайся с нами. И пусть у тебя все получается. И пусть у тебя задуманные книги получаются.
И. Воробьева
―
Я думаю, тут многие подпишутся под этими словами. Но я-то совершенно точно подпишусь. Мы действительно все очень любим Дмитрия Быкова. Есть вопрос организационный. Тут люди спрашивают. Вот неделю назад было озвучено, что, мол, перешлите мне все вопросы, я потом в Инстаграме на все отвечу. Были ответы? Я пересылала.
Е. Ройзман
―
Ирин, я винюсь перед всеми. Я двинул, потому что мы еще насобирали вопросов. Но готовились к приему, куча информации по Саше Лабутину. Потому что с момента, когда стало ясно, когда Фонд Святой Екатерины связались и сказали, что Игорь Алтушкин переводит еще 50 млн, нужна была быстрая коммуникация с «Новартисом», со всеми клиниками. То есть это определенный кусок работы еще. Плюс прием. И было чуть-чуть не до этого. Я обещаю, что на этой неделе мы сделаем.
И. Воробьева
―
Все. Сразу чтоб было понимание, а то понимания не было. Хорошо. Тут, конечно же, много вопросов про ФБК, который был признан иностранным агентом, а потом еще экстремистской организацией. Я видела видео, которое на канале Евгения Ройзмана. Там было написано, что они не сдаются. Что это значит?
Е.Ройзман: Прямые угрозы начали поступать людям Соболь, прямые угрозы начали поступать волонтерам
Е. Ройзман
―
Смотри, они не расформировываются, они не сдаются, они продолжают свою работу. Они нашли формат, как можно продолжать получать финансирование и со всеми контрагентами своими быть на контакте. И они не собираются сдаваться. У них куча информации, они ее будут оформлять в новые расследования. Они не расходятся. Они продолжают работать.
И. Воробьева
―
При этом Любовь Соболь сегодня написала о том, что несмотря на то что она собиралась идти в Госдуму, несмотря на то что уже было столько работы проделано, она отказывается от этой идеи, в Госдуму не пойдет. Но это, видимо, правильное решение. Ее же не зарегистрируют просто.
Е. Ройзман
―
Слушай, во-первых, это решение правильное. Она поступила очень честно. То есть она вошла в кампанию. Это такая разведка боем. Посмотрела. Она была готова. Я разговаривал с ней сегодня. Прямые угрозы начали поступать ее людям, прямые угрозы начали поступать волонтерам. И она говорит: «Понимаешь, я вижу, что нет шансов зарегистрироваться. Ну нельзя просто уже людьми рисковать. Понятно, я буду до конца. Я не боюсь. Мой путь выбран. Я не боюсь. Но я переживаю за людей».Но я хочу сказать, Ирина, то же самое, что сделала Соболь, я сделал еще в апреле – я отказался от кампании этой в Госдуму. Я отказался, потому что нет шансов зарегистрироваться, особенно с принятием последних законов. Ну нет шансов зарегистрироваться. Если бы у меня был шанс зарегистрироваться, я бы боролся, я бы сделал все возможное. Шансов нет зарегистрироваться. Она дольше продержалась. Ну, Люба вообще очень стойкая. Я надеюсь, что это не последние выборы в ее жизни.
И. Воробьева
―
Тут нам напоминают, что уже буквально завтра, если я не ошибаюсь, или послезавтра состоится встреча двух президентов – Владимира Путина и Джо Байдена. И, разумеется, спрашивают: «Как считаете, прозвучит ли фамилия Навального на этой встрече?»
Е. Ройзман
―
Однозначно фамилия прозвучит. Я не берусь делать какие-то прогнозы. Я не знаю истинного настроя. Я вижу, какая идет подготовительная работа. И G7 обозначились со своей позицией, что будет Байден принимать участие в саммите ЕС и НАТО. То есть идет подготовка, идет сверение позиций такое. Посмотрим, как это будет. Нашим немножко проще здесь, потому что для нашего президента в первую очередь важен сам факт встречи, важна картинка, которую можно будет долго показывать, долго говорить. В принципе, сам факт встречи показывает, что президенты двух стран общаются на одном уровне.Ну а что там прозвучит уже внутри – это пропаганда обыграет любую совершенно информацию. Поэтому для нашего президента важен сам факт встречи.
И. Воробьева
―
Я хочу сказать, что у нас немножко наладилась связь, и можно положить трубку телефона. Мы через Скайп сейчас вывели уже звук. Я надеюсь, что он так и останется. Если что, мы позвоним. Там все нормально. Уже через Скайп идет звук. Все в порядке.
Е. Ройзман
―
Отлично. Ирин, несколько слов буквально. Как только мы озвучили, что у нас получился этот сбор по Саше Лабутину… Он тоже был трудный. Он шел тяжело. И по нему оставалось мало времени – почему Игорь Алтушкин включился. Просто напрямую уже связались с родителями, он сам позвонил. И когда узнал, что времени осталось всего ничего, он уже включился. Но тем не менее я уже говорил, что Фонд святой Екатерины (Игорь Алексеевич Алтушкин) перевел 105 млн, мы от Фонда дали чуть больше 10 млн, а остальное тысячи людей, как обычно, собирали. И поэтому я еще раз хотел всех поблагодарить.
Е.Ройзман: Я могу объяснить, почему волонтерское движение растет. Потому что нет на государство надежды
Но после того, как это произошло, в пятницу на прием приехали ребята из Чебоксар. В Чебоксарах у них маленький мальчик Паша Серейкин (9 месяцев). У них начался сбор. Они за 10 месяцев насобирали 25 млн. Понимаешь, это Чувашия. Я говорю: «Вы можете этот сбор вытянуть. У вас нет олигархов. Ладно у нас горнозаводской Урал, тут есть 5 форбсовских парней в одном городе, могут помочь. У вас никого нет. Вы можете это сделать своим национальным проектом. Вы можете сказать: это наш мальчик чувашский, мы всем народом можем его спасти. Вот такой способ есть».
Потом Саша Гращенко. Это Новокузнецк. 6 месяцев парню. Тоже огромная проблема. Новокузнецк – не самый богатый город. Им тоже там собирать. Сейчас в Коми мальчик Мустафа Камаллы. Еще один мальчик в Республике Коми. И представляешь, сразу три сбора вот таких еще добавилось. Один сбор вытащили снова, там Матвея Куликовского вытащили и вдруг еще добавилось. Поэтому сложная ситуация.
Фонд «Круг добра» сделали заявление, что на 10 млрд назакупали. Но нам пока этого ничего невидно, мы это руками потрогать не можем, не ощущаем и продолжаем вот так же вести сборы.
И. Воробьева
―
Пока мы еще не знаем, что они там напокупали. У меня нет подробностей. Я поэтому не знаю. Не в том смысле, что неизвестно. Просто я не знаю. Но вот и Станислав спрашивает: «А сколько еще мы будем собирать такие безумные деньги – много-много людей и ряд богатых людей?»
Е. Ройзман
―
Знаешь, президент озвучил, что в России растет волонтерское движение и так далее. Я могу объяснить, почему оно растет. Потому что нет на государство надежды. Попадаем в ситуацию, что сам не сделаешь – никто не сделает. Но так долго продолжаться не может, потому что у людей просто нет денег, не хватает. Знаешь, ты можешь в одном сборе душу вложить, энергию свою, в другом, а постоянно это делать невозможно. И еще я вижу, как люди отдают практически последнее, из пенсий своих отдают. Женщина пришла и принесла 2000. Муж в больнице лежит. Говорит: «Тысячу за себя и тысячу за мужа». Знаешь, 500 рублей приносят. То есть люди искренне к этому относятся.И конечно, знаешь, есть очень хорошая черта сострадание у русского народа. Я в свое время книгу хотел назвать «Уважаю русских» – вспомнить все эти истории. То есть это лучшее чувство, лучшее качество русского народа здесь проявляется. Но не вытянуть все это.
И. Воробьева
―
Но вот, кстати, удивительно, почему, как ты думаешь, когда про Россию мы говорим, что вот рост добровольцев и волонтеров и некоммерческих организаций – это означает провал государства по всем фронтам, просто государство не справляется, а когда мы говорим про Европу, про Америку, где волонтерство – это часть жизни, это культурный код уже давно, там это нормально, там это не означает провал государства? Почему так?
Е. Ройзман
―
Слушай, они на другом уровне немножечко находятся. И там некоммерческие вот эти организации работают вместе с государством, и государство на них опирается. У нас каждая некоммерческая организация – это просто событие. Здесь некоммерческие организации работают не вместе, а как-то вопреки. То есть разный совершенно подход.
И. Воробьева
―
Я, кстати, обращаю ваше внимание, что, например, в Америке это не некоммерческие организации, они называются негосударственными (non-governmental). У нас есть еще пара минут. Надо про прием начать уже, потому что тут уже все переживают.
Е. Ройзман
―
Слушай, интересная история. Пришел взрослый мужик. Он ушел из семьи, когда сыну было 10 лет. Ну, расстались с женой. И вот сыну стало 32 года. И сын – лудоман. Это игромания. Проигрывает вообще все. Живет с мамой. И он говорит: «Меня совесть мучает, что я в свое время ушел из семьи. Но старший-то нормальный вырос, а этот вот такой».Я говорю: «Понимаешь, вся проблема, что он живет с мамой. Если вы сделаете первый шаг, если мама скажет: все, давай до свидания, что у тебя нет больше ни обеда, ни постиранного белья, ни заправленной постели, ни ночлега, ни постоянных денег, которые за тебя платят в микрокредиты и в ломбарды, все, у него будет первый посыл к тому, чтобы бросить играть. До тех пор, пока он живет с мамой, и мама и ты готовы за него закрывать его кредиты, а че ему бросать-то? Ему все нормально. У него вот такая страсть. Он знает, что ему все равно есть где переночевать, где взять деньги, где рассчитаться с долгами и так далее. То есть первый шаг – выгонять, просто выгонять. Пусть ищет себе сам».
Он говорит: «А если у него долги?» Я говорю: «Дак это его долги, а не твои. Он уже большенький. Ему четвертый десяток. Сколько ты за него собираешься платить долги?» Ну так достаточно жесткий разговор был. Но я думаю, что все-таки он меня услышал.
И. Воробьева
―
То есть это такой способ помочь, на самом деле, человеку. Но жестокий.
Е. Ройзман
―
Это единственный способ. Потому что игроман, как любой наркоман, он в свою игру будет превращать все – и ночлег, и еду, и доброе к себе отношение. Единственный способ.
И. Воробьева
―
Мы продолжим буквально через несколько минут программу «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Пожалуйста, присылайте свои вопросы по номеру +7 985 970 45 45. Мы обязательно обсудим еще массу разных тем. И про журналистов обязательно спрошу. Тут есть несколько очень интересных историй. Пожалуйста, никуда не уходите. Евгений Ройзман здесь. Я тоже пока никуда не собираюсь уходить. У нас еще полпрограммы остается.НОВОСТИ / РЕКЛАМА
И. Воробьева
―
21 час и 34 минуты в Москве. Всем здравствуйте еще раз. 23:34 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Как всегда, я в Москве, Евгений Ройзман в Екатеринбурге. Мы продолжаем. У нас еще куча тем, много вопросов. Разумеется, очень много вопросов про коронавирус и про третью, четвертую, я даже не знаю, как ее назвать… Видимо, третьей волной ее сейчас называют. Очень много вопросов по этому поводу. Вот в Москве продлили нерабочие дни для тех, для кого они будут нерабочими. И все забоялись снова. Или боятся не надо? Что делать вообще?
Е. Ройзман
―
Ирин, ситуация очень сложная. Давай будем называть вещи своими именами. Действительно, все перестали беречься. Началось это все: обнуление, парады, сейчас Чемпионат Европы по футболу, здесь президент собирал полные «Лужники» народа. Я бегал в День России. Ну нагнали, в автобусах навезли. Какие-то кадеты, Юнармия, молодняк. Они битком, плечом к плечу. Картинку, массовку создавали. Ни одной маски не видел.Проблема на самом деле очень большая. Объясняю всем. Будут отменяться разные мероприятия, будут вводиться разные ограничения. У нас перепрофилировали под ковид один из самых больших вообще госпиталей – Госпиталь ветеранов всех войн. У нас забиты больницы, причем очень много тяжелых. Протокол предыдущий под лечение уже не всегда подходит. Вирус изменился. Врачи очень переживают. Врачи просто просят, чтобы люди надевали маски, избегали скопления народу, вакцинировались обязательно. Потому что все страны, где хотя бы за 50% вакцинация перешагнула, все страны дают очень маленький прирост. У многих наших соседей получилось, вакцинация работает. Но для этого надо вакцинироваться.
Сейчас локдауна жесткого не будет, потому что у России нет денежной подушки, у населения, у граждан России нет денежной подушки. Никто не может сидеть на карантине. Всем надо работать. И власть решила: выживут – выживут, не выживут – не выживут. Всем предложено носить маски, всем предложено избегать скоплений народа и всем предложено вакцинироваться. Власть считает, что она сделала все, ну а дальше кто выживет – тот выживет, кто не выживет – тот не выживет. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Поэтому, я считаю, каждый здравомыслящий человек должен предпринять все меры, чтобы не заразиться самому, не заразить близких и как-то выжить.
Я полагаю, что ситуация дойдет до того, что 1 сентября дети могут не пойти в школу, потому что все только начинается. Прирост идет очень большой. Поэтому предупрежден – значит вооружен. Все взрослые, все всё понимают.
И. Воробьева
―
А если начнут говорить о принудительной вакцинации?
Е. Ройзман
―
Слушай, в истории России бывала принудительная вакцинация. Причем в 18 веке она была достаточно деликатная: тем, кто прививался от чумы, от оспы, еще разные ситуации были, им предлагали и денежное вознаграждение, и еще какие-то льготы. То есть достаточно деликатно это было. Но я считаю, что до этого дойдет. Во всяком случае, обяжут всех бюджетников, будут смотреть все сколько-то зависимые категории граждан. Я думаю, что будут заставлять вакцинироваться какими-то самыми разными способами. Но, вообще, я считаю, это такие вещи, которые надо не заставлять, а люди должны просто пользоваться этой возможностью.
Е.Ройзман: Каждый здравомыслящий человек должен предпринять все меры, чтобы не заразиться самому, не заразить близких
И. Воробьева
―
А есть ощущение, что российские граждане могут как-то откликнуться, если им не просто вот вакцину, пожалуйста, вам классную, а что-нибудь еще: льготный проезд, еще какие-нибудь плюшки?
Е. Ройзман
―
Ирин, это должно идти не от властей. Люди не верят властям. И люди не верят этой власти. Мало того, любое предложение, исходящее от власти – начинают искать подвох. То есть люди, настроенные лояльно, просто не верят. А люди, настроенные критически, понимают, что власть даже эту ситуацию использует для каких-то своих гнусных целей: еще последние гражданские свободы задушить, снова нагнуть и так далее.Поэтому это должно исходить не от властей, а от лидеров общественного мнения, от людей, которым другие люди доверяют. Но их тоже выкосили. Их остается все меньше и меньше. Поэтому здесь пропагандистская машина сама себя загоняет в ловушку. Но власть считает, что она сделала все: «Вакцина есть, маски есть. Что вам еще надо? Выживайте».
И. Воробьева
―
И сразу же быстро задам вопрос про «ЭпиВакКорону», про которую в «Новой газете» вышла довольно большая скандальная, в общем, статья о том, что антитела – я не знаю, мне кажется, я мягко сейчас скажу – не всегда вырабатываются. Но там какие-то данные ужасные. По крайней мере, среди тех людей, которые поговорили с «Новой газетой». Как на это реагировать, с учетом того, что там замешаны, судя по тем данным, которая приводит «Новая газета», в том числе и глава Роспотребнадзора? Я имею в виду в создании вакцины, простите.
Е. Ройзман
―
Я разговаривал с врачами. И они говорят: «Послушайте, наши чиновники, администрации региональные многие закупают “ЭпиВакКорону” для своих. И она легче переносится». Но вот сейчас в связи с этой информацией, может, как-то они подкорректируются. Посмотрим. «Спутник», понятно, жесткий, не до конца выверенный, но он работает. Уже жизнь показала, что он работает. Я разговаривал с врачами. Врачи, которые в тот раз лежали в лежку, переболели все, а некоторые по два раза. В этот раз они все привитые, и у них совсем другая ситуация.Мы можем не доверять президенту, мы можем не доверять «Единой России», мы не доверяем власти в целом, но врачам-то своим мы можем доверять. Поэтому разговаривайте со своими врачами, кто кого знает. Но вот я со всеми главврачами разговариваю. Они за вакцинацию, за немедленную вакцинацию, за всеобщую вакцинацию.
И. Воробьева
―
Много вопросов задают про Протасевича. Но давайте мы сейчас сначала про прием поговорим, а потом, я обещаю, задам.
Е. Ройзман
―
Давай про прием еще немножко. Ирин, дашь мне в конце несколько минут – я расскажу, как ко мне священник один пришел. Интересная ситуация очень.
И. Воробьева
―
Хорошо.
Е. Ройзман
―
Слушай, я уже сказал, что очень много народу сразу пошло. Вот трех мальчиков, трех детей мне еще обозначили. Ко мне пришла одна пожилая женщина, которой я доверяю. Интеллигентная, серьезная женщина. Ей за 80. Она говорит: «Женя, обрати внимание. В СИЗО закрыли мужика. Ему 83-й год. Фамилия его Бажутин. Он жил с женщиной. У них любовь была, хорошие такие отношения. А у нее внучка маленькая. А сын ее и невестка сидели за наркотики. И он за внучкой ухаживал, он в школу водил. Ну, близкие хорошие отношения. Они освободились и решили как-то это. Написали на него заявление. И не разбираясь вообще, мужика закрыли». И сидит сейчас в СИЗО человек, которому 82 года.
И. Воробьева
―
За что? В смысле заявление? Какое заявление?
Е. Ройзман
―
Заявление за педофилию, как обычно.
И. Воробьева
―
Кошмар.
Е. Ройзман
―
При этом у нас только что была история, когда известный тренер, которому за 80 лет, на него девочка написала заявление, и человека посадили в СИЗО. И все поняли, что неправда, просто уже все включились, его из СИЗО вытащили. Суд был по конференции по мере пресечения. Я его видел на конференции. Он не понимал, за что его посадили. А если бы он понял, за что его посадили, он бы повесился, потому что он из советского времени, он не представляет, что вообще такое может быть.Ну и у нас еще дела аспиранта Каюмова, которое суд передал обратно. На парня возбудили уголовное дело по домогательствам до собственной дочери, которую он очень любил. Все понимают, что это неправда. Но его закрыли. Потом уже видят, что уж совсем неправда, отпустили. Но дело возбуждала прокуратура. И суд не принимает это дело и возвращает. А прокуратура его возбуждала, она его не может прекратить, потому что надо как-то задницу прикрыть. В результате парень 2 года с дочкой не общается. Его родители 2 года не общаются с дочкой. Стыда и позора натерпелись. Семью весь Екатеринбург знает. Жена с другим каким-то уехала. И вот такая история осталась. Человек остался без дочери, дочь осталась без отца.
Но у нас еще одна история с Петей Дьяченко. То же самое. Никто не может понять, за что парня посадили в СИЗО. Но потом опомнились, хотя бы из СИЗО выпустили. И сейчас тоже вот такое дело по педофилии. У нас несколько таких дел. У нас этим занимается сейчас Татьяна Георгиевна Мерзлякова, Уполномоченный по правам человека. Она сейчас в Совете по правам человека при президенте. Она говорит: «Я не знаю, что делать. Пять дел абсолютно очевидных, что люди ни в чем невиноваты. И машина обратного хода не дает». Тоже есть о чем подумать. Занимаемся.
И. Воробьева
―
Возвращаясь к первой истории. Вот они вернулись, написали заявление, его посадили в СИЗО. А дальше что?
Е. Ройзман
―
Ну и все. Вот сидит в СИЗО. Вот люди пришли и говорят: «Обрати внимание на ситуацию». И я буду связываться. Слушай по педофилии. Вон у меня история, я написал в Фейсбуке – там такое поднялось. Ко мне пришла женщина и плачет: «У меня беда». Я говорю: «Что такое?» – «У меня дочь родила. Ей 14 лет». Я говорю: «Охренеть. А кто этот Ромео?» Она говорит: «Да парень. Ему 18. Понимаете, я виновата сама. Я где-то дочь упустила. У меня умерла мама, потом умер муж. Видимо, я упустила. Она такая фактуристая. Если бы она не сказала, ему бы в голову не пришло, что ей 14 лет.И он когда узнал… А ему 18. А у него ушел отец из семьи, мать пьющая, и он один воспитывал двух своих маленьких брата и сестру. То есть он парень ответственный. Он когда узнал, что она забеременела, он говорит: “Не надо. Рожай. Я хочу ребенка. Поженимся”. Она родила. Она в роддоме. К ней пришли следователи». Естественно, это же сразу передают информацию. И на него возбудили дело – ст.134 ч.3.
И мать пришла и говорит: «Я сначала хотела его убить. А потом я познакомилась. Он заботливый, честный парень. Он о ней заботится, он о ребенке заботится, он своих поднял. Но у меня еще один плюс. У меня старшей дочери 21, и она с младшей не дружила вообще. И вдруг она включилась в ситуацию, ей начала помогать, племяннику стала помогать, расцвела вообще по-другому, вышла замуж и родила ребенка только засчет этой ситуации». Я писал ходатайство, связывался со следствием, писал поручительство в суд. В результате он отделался условным сроком, и семья сохранилась. Все нормально. Они живут все вместе.
Ну и я написал об этом. И мне начали писать: «Да вы не понимаете. Да это педофил». Ну и так далее. И мне позвонил очень серьезный чиновник один частным образом и говорит: «Женя, на будущее подскажу». Я говорю: «Что?» Он говорит: «У нас в нашей области возраст согласия – 16 лет. 300 км в Тюмени – 14 лет».
И. Воробьева
―
Да ладно.
Е. Ройзман
―
Да. – «И если они переезжают в Тюмень, делают там прописку, регистрируют брак и спокойно возвращаются сюда». Такой хороший способ подсказал.
И. Воробьева
―
А как так возраст согласия 14 лет? Я что-то, извините, не поняла.
Е. Ройзман
―
Да, несколько регионов в России такие есть. Но тем не менее я очень доволен, потому что у нас получилось сохранить семью. Ну, посадили бы его в тюрьму. Ну, осталась бы она с ребенком. Неизвестно что бы было и так далее. А так вот есть семья, и люди друг друга любят. И слава богу, все нормально.
И. Воробьева
―
Про 14 лет я немножечко, конечно, так обалдела, честно скажу, не знала об этом. Это очень странно. Ну правда, это очень странно. По закону, 14 лет – возраст согласия. Кошмар.
Е. Ройзман
―
Да. В Тюменской области, да.
Е.Ройзман: Интервью Протасевича и особенно когда он на пресс-конференции – как наблюдать изнасилование в прямом эфире
И. Воробьева
―
Тут спрашивали про Протасевича. И вот о чем. Сегодня был брифинг белорусского МИДа. И туда внезапно привели Протасевича. Он там, конечно, сказал, что он прекрасно чувствует себя, что его никто не бил. Ну вот это все. И журналисты «BBC» ушли в знак протеста, потому что они сказали, что нам привели заложника, мы не хотим на это смотреть.
Е. Ройзман
―
Слушай, они очень правильно поступили. Еще раз говорю, все эти интервью Протасевича и особенно когда он сидит на пресс-конференции – это как наблюдать изнасилование в прямом эфире. Мало того, появилась информация из белорусских источников – они это подтверждают тем, что кортеж Лукашенко приезжал в СИЗО – нос Протасевичу сломал Лукашенко лично.
И. Воробьева
―
Это вот какая-то странная история, конечно.
Е. Ройзман
―
Слушай, Ирин, а я доверяю. Я знаю, что интересанты приходили вот в свое время у нас в 37-м году в камеры и помогали допрашивать. И такое было. Но вот эта история с Протасевичем, которого вывели на пресс-конференцию, она напоминает те процессы у нас – Шахтинское дело (конец 20-х годов), процесс Промпартии, процесс бухаринцев, – когда старые большевики-ленинцы сидели и рассказывали, как они шпионили в пользу Японии, как они пытались отравить, как они предавали рабочий класс. И просто рассказывали. Это все снимали и показывали во всех газетах. И это очень напоминает.И вот Лукашенко и вся его свора – они родом оттуда, они родом из ЧК-ОГПУ-НКВД 30-х годов. Они родом оттуда. И приемы все такие. И когда Протасевич говорят: «Вот говорят, что в заложниках находится этот – это неправда, то, что меня бил Лукашенко – это неправда», и становится понятно, что это правда. И молодцы они, что ушли. Но это чудовищная совершенно история. Но мне кажется, что они не понимают, что они живут в другом мире, в открытом мире, мир изменился. И каждое их желание вот так вот или Протасевича вытащить на пресс-конференцию, или его интервью – оно усугубляет ситуацию. Все видят, что в Беларуси у власти находится обезумевший людоед. То есть каждый вот этот штрих подтверждает.
И. Воробьева
―
Даже в чате пишут, что сегодняшний брифинг смотреть было страшнее, чем предыдущие видео, которые опубликовали с Протасевичем. Но я вот предыдущие не смотрела специально, только кусочек для работы.
Е. Ройзман
―
Я тоже.
И. Воробьева
―
И это тоже смотреть не собираюсь. Но там было много журналистов, в том числе из России, и иностранных журналистов. Я думаю, что они еще расскажут, что они увидели на этом брифинге и что им показалось правильным. Все пишут про заложника. Тут еще про журналистов спрашивали. Я тоже хочу знать мнение. Вот стало известно, что телеканал «Дождь» исключили из кремлевского пула журналистов. Причем Песков абсолютно открыто говорит, что это произошло из-за того, что, по мнению Пескова, «Дождь» поддерживал митинги в поддержку Алексея Навального.
Е. Ройзман
―
Слушай, я сам как частное лицо, как человек, глядящий со стороны, я не вижу, в чем подвох и в чем опасность, что исключили из кремлевского пула. Но я видел, как тяжело приходится журналистам, которых лишают аккредитации. Официальные СМИ, которые лишены аккредитации даже на уровне областных, региональных администраций, они попадают в очень сложную ситуацию. Им очень сложно. Я просто видел, как это происходит с журналистами. Если «Дождь» бьет по этому поводу тревогу, то значит они понимают все минусы, все опасности и все риски.Но я бы в этой ситуации просто «Дождь» бы поддержал. Это как дополнительный информационный повод для поддержки «Дождя» как одного из последних свободных сколько-то СМИ.
И. Воробьева
―
Да. Я напомню, что телеканал «Дождь» существует на покупку подписки. Если вы хотите ее оформить, это можно сделать на сайте телеканала «Дождь». И, в общем, «Дождю», конечно, все лучи поддержки возможные. Да, и тут кто-то задавал вопрос про пул. Но речь идет как раз о брифингах пресс-секретаря президента России Дмитрия Пескова, которые по телефону он проводит с разными журналистами, в том числе с журналистами «Эха Москвы». И вот корреспондент «Дождя» там не принимал участие с 13 мая.
Е. Ройзман
―
Ирин, послушай, ну вот для чего журналистам слушать Пескова? Это удивительный пресс-секретарь, который не в курсе ничего вообще. И участвовать в брифингах с Песковым зачем? Можно на кого-то сослаться, если уж дойдет, что сообщило такое-то агентство. Можно на кого-то сослаться. Это не принижает, не обнуляет информацию.
И. Воробьева
―
Да, но просто на этих брифингах есть возможность задать вопрос и поднять еще раз тему. Даже если Песков не ответит, то потом можно будет это как-то в новости дать, что Кремль не ответил, Песков не ответил или ответил это. То есть это еще один способ как-то поднимать разные вопросы. Мне кажется, это важно.
Е. Ройзман
―
Можно сказать: «Новая газета» задала вопрос, но Песков не ответил. И тоже эта новость ниже не станет от этого.
И. Воробьева
―
В общем, да. Ладно. Тут еще напоминают, что в Женеве, где состоится встреча двух президентов – я вот спрашивала, прозвучит ли там фамилия Навального – там же граффити нарисовали с Навальным. Причем такое же, как в Питере, которое закрасили. По крайней мере, там Алексей тоже делает пальцами сердечко. И там то же самое все написано. Это, конечно, удивительно.
Е. Ройзман
―
На самом деле, в Женеве будут и пикеты, и митинги по этому поводу. Пользуясь случаем, Алексею пожелаю стойкости, мужества и доброго здоровья. И всем политзаключенным пожелаем доброго здоровья. И надеемся, что когда-то они будут на свободе и встретятся со своими любимыми, со своими семьями. А всем политэмигрантам, которых становится все больше, давайте пожелаем когда-нибудь вернуться на Родину.
И. Воробьева
―
Согласна. И тут еще интервью Владимир Путин дал телеканалу «NBC». И там, конечно, журналист спросил в том числе и про Навального, и про отравление Навального. И вот отвечая на вопрос, отдавал ли приказ Владимир Путин убивать Навального, он сказал: «У нас нет такой привычки кого-то убивать».
Е. Ройзман
―
Ирин, давай о чем-нибудь другом поговорим. Давай о приеме поговорим.
И. Воробьева
―
То есть про Путина не хотим говорить? Ладно, хорошо. Давай про прием.
Е. Ройзман
―
Смотри, у меня интересная ситуация. Пришла женщина пожилая со своей сестрой и говорит: «У меня проблема. У меня невестка жила с нами. У моего сына две дочери. Жила с нами, а потом взяла и уехала в 17-м году. То есть прошло 4 года. Не в 17-м году. В 17-м родила. Девчонки-двойняшки, им 4 года. И она уехала 2 года назад. И мы не видим. Мы не знаем, где она находится. Мы уже начали просто тревогу бить, пытаться ее искать всеми способами. А она уехала на Кубань. Ну, Кубань, Краснодарский край – там же совершенно своя юриспруденция, свое правосудие. И все. И мы не видим детей. И он переживает, и мы переживаем. Они развелись».Я говорю: «Из-за чего?» Она говорит: «Мы не видели причины». Я говорю: «Может, он ее бил?» Она говорит: «Нет. Мы бы знали об этом. Жили все вместе». Ну просто не залюбили друг друга. Уехала. Я говорю: «Послушайте, я попробую вам помочь. Я попробую подсказать. Я вам могу найти. Но сначала я хочу поговорить с ним». Она говорит: «Он на работе. Он бы пришел сам». Я, если честно, не очень люблю, когда матери приходят за взрослых сыновей. То есть я в этом вижу подвох. Но бывает. Человек на работе.
Договорились. Я с ним встречусь, посмотрю в глаза, послушаю, внимательно порасспрашиваю. Потом буду принимать решение, как я могу им помочь. Но понятно, что каждый раз в чужие семи залезать… Но я как-то деликатно посмотрю сам ситуацию, приму какое-то решение. Там включатся наши юристы, не включатся. Но потом расскажу, потому что это одна из самых болезненных историй, когда людей лишают возможности видеться со своими детьми.
И. Воробьева
―
С чем еще приходят сейчас на прием, кроме того, что нет денег, например, и все плохо?
Е. Ройзман
―
Ирин, нет денег. Несмотря на это, человек 5 приходили. Одна женщина пришла, оставила 20 тысяч рублей. Приехала из Москвы в Екатеринбург на несколько дней, 20 тысяч рублей оставила. Принесли 500 рублей, 1000, 2000 за себя и за мужа. Вот несколько таких человек за день. Пришли хорошие ребята, там предложили помощь, здесь предложили помощь. Пришел парень и говорит: «У меня грузовик есть. Если что-то надо возить и так далее, на меня всегда рассчитывайте». Очень много людей с предложением помощи идут, потому что у людей что-то доброе в душе есть, и они хотят это как-то реализовать.Кстати, знаешь, Дима Быков сказал красивую вещь. Он когда читал лекцию по этике, он говорит: «Что этика? Новая этика, старая этика… Этика – это пустое. Есть такое выражение: этика сдаст, а эстестика вывезет. Это к тому, что зло красивым не бывает, зло всегда некрасиво». И я вынужден сейчас думать, думать, потому что это очень интересную мысль он высказал. Лекция, кстати, блестящая была. И вот видна и сила духа, и интеллект, и эрудиция. Приятно было. Народу очень много было. Вот на Диму пришло очень много народу.
И. Воробьева
―
Можно не про прием? Тут очень просят про Дудя сказать и про дело, которое на него завели про пропаганду наркотиков.
Е.Ройзман: С Дудем просто не знают, что делать
Е. Ройзман
―
Слушай, это, конечно, дело возбуждено по доносу. У Дудя к наркотикам отношение абсолютно однозначное. Я с ним разговаривал не раз об этом. И это просто зацепка. И мало того, что Мизулина сама такая вредоносная, она еще и дочь такую же вредоносную воспитала. Я считаю, конечно, не было никакой пропаганды наркотиков. Но когда ты разговариваешь с рэперами, тебе приходится об этом говорить, ты никуда не денешься.И я считаю, с Дудем просто не знают, что делать. У Дудя гигантская аудитория и очень талантливые фильмы. Я думаю, что основная месть за Беслан в первую очередь, за Колыму и за многое другое. Я надеюсь, что все закончится нормально, потому что там административка, может быть гигантский штраф какой-то. Но я думаю, что Юра справится. Мы его все поддержим.
И. Воробьева
―
Я бы, кстати, хотела посоветовать людям посмотреть интервью Дудя с Мишей Козыревым. Вот там про наркотики и про алкоголь отлично вообще. В том смысле, что последствия.
Е. Ройзман
―
Слушай, Миша Козырев родом из Екатеринбурга. Миша в этой жизни насмотрелся. Он видел, как здесь поднимали восстание против наркоторговцев. То есть ему тоже есть что сказать.
И. Воробьева
―
Это правда было отличное интервью. Я прям советую посмотреть всем, кто не смотрел. У нас 2,5 минуты. Обещала на священника время отдать.
Е. Ройзман
―
Слушайте, интересная история. Ко мне приехал священник отец Иоанн Парамонов. И большая очередь. Он сидит там тихо-тихо, скромно сидит в уголке своем священническом облачении. Я его завел и говорю: «Батюшка, что у вас?» Он говорит: «Женя, у меня ситуация. Мы хотим построить храм. У нас есть община, приход. Но нам надо строить храм». Я говорю: «А в честь кого?» Он говорит: «В честь страстотерпца Евгения Боткина». Я говорю: «Батюшка, вам надо с этого начинать».Евгений Боткин – это сын знаменитого профессора русского Сергея Боткина, лейб-медика царской семьи. Евгений Боткин – замечательный врач, который бесплатно во время ссылки всегда лечил всех бедных людей и ни с кого не брал никаких денег. И это человек, который добровольно остался с царской семьей, и его в конце концов вместе с царской семьей и расстреляли. То есть очень достойный русский человек.
И я говорю: «Отец Иоанна, сколько стоит храм?» Он говорит: «Нам надо 120 млн. У нас есть место. Мы должны его построить. Вот 120 млн». Я говорю: «Понимаете, в Свердловской области вот у вас два человека. Вы можете обратиться к Игорю Алтушкину, к Андрею Козицыну. Но вы должны понимать, что жизнь ребенка со СМА… Вот сейчас перед вами еще трое человек. Жизнь ребенка со СМА – это 160 млн. Это очень большие деньги. Это, по сути, цена храма». И вдруг он мне говорит: «Женя, жизнь ребенка важнее храма. Жизнь одного ребенка важнее храма. И я все понимаю. И конечно, пусть мы будем в очереди за этими детьми».
Понимаешь, мне стало так приятно, что человек с совершенно ясным взглядом таким. Я говорю: «Батюшка, а кто вы по образованию?» А он говорит: «Я заканчивал пединститут. Кандидат наук, педагог». И так интересно мне было. И теплое чувство у меня такое.
И. Воробьева
―
Хорошая история. 10 секунд до конца. Коронная фраза должна прозвучать.
Е. Ройзман
―
Да. Я надеюсь, что все узники будут освобождены, все эмигранты политические вернутся на Родину. Россия будет свободной и счастливой. И в конце концов все будет хорошо. Всем доброго здоровья.
И. Воробьева
―
Счастливо.
Е. Ройзман
―
Удачи.