Личный приём - 2021-04-19
И. Воробьева
―
21 час и 6 минут в Москве, 23:06 в Екатеринбурге, говорю я по привычке. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Обычно эта программа идет из двух городов, из двух студий, но сегодня Евгений Ройзман здесь в Москве. Добрый вечер.
Е. Ройзман
―
Всем привет.
И. Воробьева
―
Да, понятно, что «добрый вечер» говорить сейчас как-то не получается, да?
Е. Ройзман
―
Слушай, как-то не получается. Но вот песню «Я остаюсь» слушаешь, и вроде как-то подкрепляет немножечко.
И. Воробьева
―
Тогда про Алексея Навального для начала.
Е. Ройзман
―
Слушай, очень интересно. Мне позвонил посол Латвии в России Марис. Он мой ровесник, он 63-го года. То есть все-таки он учился в Советском Союзе, общее понимание. Он говорит: «Мы хотим встретиться». Я говорю: «Кто?» Он говорит: «Ну, несколько послов европейских. Мы хотим понять какие-то вещи, спросить». Я говорю: «Да какие проблемы…». А я с послами европейскими со многими лично знаком. У нас в городе было 30 генеральных консульств. Я со всеми встречался. Я прилетел специально, встретились. Был посол Латвии, посол Эстонии, Норвегии, Швеции, посол Евросоюза был. То есть такая очень представительная встреча. Но в таких ситуациях обеды такие, что, естественно, пообедать ничего не успеваешь.
И. Воробьева
―
То есть тебя не покормили?
Е. Ройзман
―
Нет, кормят. Это обед настоящий с ножом и вилкой, то есть надо красиво. Я пиджак надел.
И. Воробьева
―
Евгений Ройзман в пиджаке.
Е. Ройзман
―
Да.
И. Воробьева
―
Но для нас, заметьте.
Е. Ройзман
―
Да. Но ничего же не получается, потому что ты разговариваешь, разговариваешь напряженно. Очень интересно. 2 часа у нас продолжалась встреча. И я хочу сказать, что у европейских послов основный вопрос: Алексей Навальный, здоровье Алексея Навального, семья Алексея Навального. И я хочу сказать, что это вопросы не в политическом, а в человеческом аспекте. И я не могу сказать, что я был этому удивлен, но меня это тронуло.Насколько я понимаю, вообще в сознании европейского политика то, что где-то отравили оппозиционного политика по заказу властей – это дико вообще. Для них эта история страшная. Кто-то из них знал Навального, кто-то не знал, кто-то, может, вообще не знал о его существовании, но сейчас, конечно, это фигура мирового уровня. Я для себя тоже пытаюсь понять. И я понимаю, что для них уже это чисто человеческая история, это какая-то гамлетовская, шекспировская, макбетовская такая серьезная история со страстями, с историей любви, с отравлением, с ревностями политическими. Потому что вроде ситуация с Отелло. Что такого? Ну, удавили женщину. Их столько там из ревности убивают. А весь мир содрогается, весь мир эту трагедию знает.
Е.Ройзман: У европейских послов основный вопрос: Алексей Навальный, здоровье Навального, семья Навального
И здесь, похоже, такая же история. То есть это обычное человеческое участие, обычная человеческая эмпатия. Они говорят: «Чем мы можем помочь?» А там два посла – посол Эстонии и посол Латвии – они взрослые, они в Советском Союзе воспитывались, и они понимают, что при нынешней ситуации любая помощь извне будет трактоваться против Алексея. Но тем не менее просто участвуют, просто переживают, спрашивают, как родители, как семья. Очень много вопросов по личным качествам Навального. То есть чисто человеческие, мужские вопросы. Была посол Швеции женщина Малена – она по-своему задавала эти вопросы. И видно, что это не политический совершенно интерес, а вот такой человеческий. Меня эта ситуация тронула.
И. Воробьева
―
Вот удивительно. Обычно политики скрывают, что они встречались с какими-нибудь иностранными послами. А Евгений Ройзман говорит об этом открыто в эфире.
Е. Ройзман
―
Послушайте, для меня это очень серьезный вопрос. Поскольку я историк, мне доводилось много работать с источниками. И я понимаю, в чем задача любого иностранного посла. Все историки знают, что донесение послов – это один из самых важных источников, потому что у посла задача – не врать, у посла задача – разобраться в том, что происходит, и максимально достоверно донести до руководства своей страны и, следовательно, до народа своей страны подлинную ситуацию, чтобы его правительство, его народ могли выстраивать нормальные отношения с народом той страны, где он является послом. Это задача любого посла – доносить информацию подлинную, не искажая. Поэтому я к посольской работе отношусь всерьез.Мало того, я считаю, что мы должны пользоваться каждым случаем, просто чтоб показывать свою страну в наиболее человеческом, выгодном свете, показывать, что здесь живут сильные, нормальные, думающие люди, которые умеют дружить с соседями, ценить великодушные поступки, умеют добром отвечать на добро, что русские вообще помнят добро и умеют быть благодарными. И точно так же способны прийти на помощь, как нам на помощь приходили. Для меня это очень важная часть моей работы. И конечно, я никогда не буду отказываться.
А потом, а мне-то чего бояться? Смотрите, у меня ситуация. Я гражданин России. Я меня никогда в жизни не было никакого другого паспорта. У меня нет ни одной копейки ни в одном западном банке. И открою страшную тайну: у меня вообще нет ни одной копейки ни в каком банке. Так получилось. Я ни разу в своей жизни не получал ни одного гранта и никогда их не просил. Я не понимаю, как они получаются, и не имел к этому отношения. Мало того, я ни одного раза в жизни ни на один свой проект не попросил и не потратил ни одной копейки государственных денег, бюджетных. Поэтому я могу очень спокойно встречаться с любыми послами, с любыми дипломатами лицом к лицу. И мне скрывать-то нечего. Вот он я.
И. Воробьева
―
Если мы продолжим говорить про Алексея Навального состояние, я даже не знаю как… Я не врач и у меня нет данных, но все что мы видим в открытых источниках – это очень страшно наблюдать.
Е. Ройзман
―
Смотрите, разговоры разные. С одной стороны, говорят, что перевели его в больницу. Но надо понимать, что это тюремная больница и тюремная больница не в Москве, а во Владимире.
И. Воробьева
―
То есть в исправительной колонии №3. Там просто есть больница.
Е. Ройзман
―
Да. То есть это первое. Второе, что я знаю. Я знаю, что он при этапировании потерял сознание. Это моя информация. Я об этом знаю. Конечно, личное мужество, которое он демонстрирует – он не снимает голодовку, не прекращает голодовку. Все эти разговоры, что он там согласился якобы на какую-то витаминную подпитку – это только разговоры. Но, насколько я понимаю, достаточно большую роль сыграло вот это письмо, подписанное пятью писателями Нобелевскими лауреатами, известными актерами, режиссерами.
И. Воробьева
―
Это 70 с чем-то человек, да?
Е. Ройзман
―
Да. Подписи прибавляются. Это действительно мировое сообщество включилось. И я хочу сказать, что Навальный на наших глазах становится фигурой уровня Леха Валенсы, Ганди, Мартина Лютера Кинга. Это очень серьезная история. Это простой русский парень. Вот на наших глазах вот так меняется ситуация. И залогом всему является его честное, мужественное поведение. Я, конечно, желаю Алексею здоровья. Я хочу Людмиле Ивановне, маме его, Анатолию Ивановичу и Юле Навальной передать слова поддержки. Мы все переживаем. Я, конечно, надеюсь, что все будет хорошо.
Е.Ройзман: Навальный на наших глазах становится фигурой уровня Леха Валенсы, Ганди, Мартина Лютера Кинга
И. Воробьева
―
Если бы сейчас была возможность поговорить с Алексеем Навальным, стали бы отговаривать от голодовки?
Е. Ройзман
―
Я мог Любу Соболь отговаривать от голодовки, помочь, подсказать какие-то ходы, как выйти без потери лица, потому что это сложно, если ты настроился. Но я думаю, что если бы я объявил голодовку и настроился, мне бы любой человек, который попытался бы меня отговорить, он бы мне только помешал. Потому что это шаг продуманный совершенно. Это Алексей Навальный. Это даже не Сенцов. Поэтому я даже не знаю, как бы я себя вел. Понятно, что нет ничего дороже человеческой жизни, но бывают ситуации, как у него, когда он свою репутацию, свои принципы поставил выше жизни. И я ничего не буду говорить.
И. Воробьева
―
Есть люди, которые из солидарности с Алексеем Навальным тоже объявили голодовку. Мы знаем, что сегодня матери Беслана объявили голодовку. Довольно много дней – я не помню, с какого числа – держит голодовку профессор Николай Формозов. Насколько это работает?
Е. Ройзман
―
Послушай, мы не знаем, как это работает. Но это очень сильный человеческий ход. И то, что Николай Формозов, которого очень многие знают, то, что матери Беслана – это очень сильная моральная поддержка. Никто не знает, что сработает. Никто не знает, что будет той последней каплей, которая подействует. Каждый делает то, что он может. Я не понимаю, что делать. Но я выйду в среду, потому что для меня это принципиально. Ты же тоже выйдешь?
И. Воробьева
―
Я работать буду 21-го.
Е. Ройзман
―
Видишь, у тебя два в одном. Я просто так выйду, потому что это принципиально. И еще раз скажу, даже если бы я знал, что я буду один, я все равно выйду, потому что мне надо, чтобы мне было, за что себя уважать.
И. Воробьева
―
Я так спрошу. Команда Навального, когда у них спрашиваешь: «А как же так, вот вы там, а вы людям говорите куда-то выходить?», они утверждают, что это было в ответ на просьбу сторонников Навального хоть что-то сделать, потому что очень тяжело всем сидеть на месте.
Е. Ройзман
―
Да. Я хочу сказать, что на руководство ФБК* давление сторонников было очень сильное, потому что все понимают, что что-то надо делать, и никто не понимает, что надо делать. Но что-то надо делать. Нельзя молчать, нельзя сидеть. У меня нет никаких иллюзий. Допустим, история была по обнулению Конституции. Когда там кто-то звал выходить, я понимал, что в той ситуации не выйдет никто.Потому что только что против поднятия пенсионного возраста… Казалось, больнее уже ничего не придумать. Унизительнее, чем поднятие пенсионного возраста, там где клялись, что его не поднимут, сложно унизительнее что-либо придумать в той стране, где большая часть мужчин не доживает до пенсионного возраста, взять и поднять пенсионный возраст. Дак за пенсионный возраст за свой не вышли. Понятно, что за Конституцию не выйдут. Но здесь немножко другая аудитория – здесь много молодых, много дерзких, людей, которые не хотят смириться. Они будут выходить.
Есть очень серьезный момент. Поскольку аудитория взрослая, аудитория понимающая, люди начинают просто считать риски. Один парень написал. Серьезный парень, помоложе меня, под 50 лет. Он говорит: «Я свои риски понимаю. Я готов до 3 лет лишения свободы, до миллиона рублей штраф. Я готов. Вот мои риски». У меня свои риски, может, более серьезные, но я тоже готов. На самом деле, выбор-то небольшой. Выбор, если у тебя есть своя позиция: или идти в тюрьму, или уезжать, или вставать на колени. Мне подходит ни один из этих вариантов. Поэтому надо искать какой-то четвертый. Пока еще у меня идей особых нет.
И. Воробьева
―
Про молодых хочу спросить. Мы знаем, что пошел какой-то невероятный прессинг на журнал DOXA, который пишут нынешние и бывшие студенты Вышки. И у четверых из них были обыски. Им суд очень странное решение вынес.
Е. Ройзман
―
Очень быстрое, главное, решение.
И. Воробьева
―
Да. То есть это даже не домашний арест, это запрет выходить из дома все сутки, кроме 1 минуты. Это издевательство такое по большому счету.
Е. Ройзман
―
Там немножко другая ситуация с этим. Там другого не предусмотрено, не получается. Но они это сделали. На самом деле, просто молодые, дерзкие, думающие. Понятно, что они влияли на умы. Ну и правильно, что они влияли на умы. Кто-то же должен влиять. Это русская очень давняя традиция – студенческие газеты, когда студенческие сообщества декларируют свою позицию, спорят со своими преподавателями. Молодым свойственно спорить со старшими. Это нормально. И вдруг такие санкции против студенческой газеты. И первый момент. Меня очень сильно напрягло, что Вышка не заступилась. Потому что я сам попадал в такую ситуацию.
И. Воробьева
―
Но потом-то преподаватели…
Е. Ройзман
―
Да, потом. Очень важный сейчас момент – то, что Ирина говорит. Сначала тишина, сначала Вышка не заступается. И меня это очень сильно задело, потому что за меня университет заступался всегда. То есть писали все письма вплоть до Путина, причем жестко, вставали на мою сторону. Я понимаю, что русская интеллигенция – это не пустой звук, это мощнейший такой мировой бренд, который имеет право быть таким брендом. И меня очень сильно это задело. А потом, когда преподаватели Вышки один за другим в индивидуальном порядке начали заступаться, мне стало немножечко полегче. Это нормально, когда старшие, когда преподаватели заступаются за своих студентов. Это хорошая, настоящая традиция.
Е.Ройзман: Меня очень сильно напрягло, что Вышка не заступилась
И. Воробьева
―
Тут в чате трансляции… Я, кстати, напомню, что нас можно смотреть в Ютубе на канале «Эхо Москвы», а еще в Яндекс.Эфире, и писать нам СМСки по номеру +7 985 970 45 45. Ваши вопросы Евгению Ройзману, любые вопросы, даже личные вопросы, можно задавать. Тут пара вопросов была по темам, которые мы уже обсуждали. Во-первых, тут очень просили узнать, вернется ли Евгений Ройзман в Екатеринбург как можно быстрее. Потому что тут все переживают каждый раз, когда Ройзман приезжает в Москву.
Е. Ройзман
―
Все нормально. Я не уеду. Ирин, несколько приятных слов. Короче, по Мише Бахтину. Просто чтоб вам всем было приятно. Миша начал дрыгать ногой, поднимать ногу, держать ее на весу. Сейчас им занимается «Дом с маяком». Родители там живут на их квартире. Реабилитологи помогают. Врачи его смотрели. «Преднизолон», гормональные препараты отменили. «Золгенсма» прошло без негативных последствий. И говорят, просто у мальчика здоровье, как у космонавта. То есть видео очень доброе, хорошее. Мы потом зальем, покажем. Все, дрыгает ногами, одну ногу держал на весу – это невероятный прогресс.Еще одна приятная новость. Два эфира мы говорили про маленькую девочку Тасю Ларионову, которой насобирали почти 150 млн и не хватало 12 млн. Потом не хватало 9 млн. И вот после последнего эфира что-то тронулось с места. Все участвовали изо всей силы. Тасе Ларионовой собрали деньги. Она здесь в Институте Вельтищева. В ближайшее время поставят укол.
И. Воробьева
―
Это про «Золгенсма» речь идет.
Е. Ройзман
―
«Золгенсма», да. И сейчас в России 37 сборов по 160 млн на наших детей. Но я сейчас произнесу еще одну фамилию, запомните – Саша Лабутин. Мальчик, которому 2 года и 6 месяцев. У него по килограммам остается… То есть до 13,5 кг можно, а у него – 9,5 кг. И вот эти 4 кг – вот есть пауза. Но там надо будет собирать 140 млн. И если будет принято решение, я вам всем скажу. Потому что начали предварительные разговоры с врачами. Они говорят: «У него такие же шансы, как у Миши Бахтина, как у Ани Новожиловой, как у Лизы Краюхиной. Есть шансы». Если мы соберемся, я всем объявлю. Это надо будет тоже доводить до конца. Так что у нас получается. Вам всем огромное спасибо.
И. Воробьева
―
Да, это минутка хороших новостей. Они тоже бывают у нас в программе.
Е. Ройзман
―
У нас много хороших, Ирин. У нас же много хороших, конечно.
И. Воробьева
―
Ну да. я думаю, что пора переходить к приему, потому что еще много событий. И в следующей части я еще задам вопросы по событиям. Но хочется про прием поговорить.
Е. Ройзман
―
Слушайте про прием историю, которая меня просто зацепила. Она уже сейчас потихонечку решается. Пришел парень. Причем видно, парень такой работящий, руки такие. Женя зовут. Он говорит: «Слушайте, у меня история. У меня трое детей – 13, 11 и 4. Жили в квартире на первом этаже. И у нас произошел пожар. Вообще выгорело все. Оказались на улице с тремя детьми».
И. Воробьева
―
Хорошо, что живы остались.
Е. Ройзман
―
Да. – «Ничего нету. Вот остались. Но я ничего. Я все могу своими руками, но нужны стройматериалы. Вот строители то-то, то-то расписали». Я говорю: «А что случилось?» Он говорит: «Я даже не знаю, как рассказать. Это мистика какая-то». Я говорю: «Ну расскажи как есть». Он говорит: «Понимаешь, с нами теща жила. Она нормальная баба. Но с возрастом начал портиться характер, и она начала просто нас мучить. Она завела отдельный холодильник и запрещала всем туда смотреть. Ну что, в доме дети… Запрещала всем заглядывать в холодильник. Стояла насмерть возле холодильника. Не дай бог кто туда заглянет. Это вот мой холодильник.А еще у нее была кошка. И она все время угрожала: «Я от вас уйду. Я от вас уйду. Уйду в чем есть, но заберу только холодильник и кошку». Все: «Да-да, бывает. Возраст. Мама, успокойтесь. Все нормально». – «Нет, уйду и заберу только кошку и холодильник». И вот она умерла. И на 9-й день ночью загорелся холодильник. Полыхнуло разом все. Они давай спасаться все. Спаслись все, кроме кошки. Умерла только кошка. Сгорела.
И. Воробьева
―
Боже мой. Ужас.
Е. Ройзман
―
Сгорел холодильник, и сгорела кошка. И получилась так, что она, действительно, как сказала, так и сделала – забрала холодильник и забрала кошку. Но семья осталась на улице. Семья нормальная, работящая. Я написал об этом у себя в Фейсбуке, в Инстике поставил. Поэтому зайдите посмотрите. Номер карточки есть этого парня. Телефоны есть – можно с ним самим поговорить. Кто захочет помочь, мы можем просто помочь быстро-быстро своими руками восстановить квартиру семье с тремя детьми. Парня Женя зовут тоже.
И. Воробьева
―
Там была еще история про бабушку.
Е. Ройзман
―
История про бабушку – вообще.
И. Воробьева
―
Я видела в Фейсбуке. Она потрясающая.
Е. Ройзман
―
Я таких историй уже особо-то и не помню. Но эта история была просто волшебная. Приходит бабушка метр пятьдесят ростом. Такая довольная, в очках. Такая бабушка. Улыбается. И говорит: «Слушайте, я в ситуацию попала. У меня несчастье». Я говорю: «Что случилось?» Она говорит: «У меня долги. У меня пенсия – 9950». Я говорю: «Это маленькая пенсия. А что такая маленькая?» Она говорит: «Слушайте, я педагог-дошкольник. У меня сколь большая зарплата-то была? Вот какая была зарплата, такую и пенсию дали. Но я бы справилась. Но у меня получилось так, что у меня кредит 6900 вычитается. И я плачу 6900, а на оставшиеся деньги должна жить». Я говорю: «Дак там денег-то не остается».Она говорит: «Понимаете, я тысячу за коммунальные услуги плачу, а себе оставляю 2400». Я говорю: «Подождите, давайте сначала. Как у вас образовался долг?» Она говорит: «Понимаете, у меня сестра была, у сестры – сын. У сестры сын умер от рака. Боролись сколько могли, но он умер. И я ее взяла жить к себе. И вот мы с ней живем. У меня однокомнатная квартира. И нам две пенсии хватало выше головы. Но потом она умерла. Я на похороны назанимала денег, кредиты взяла. Вот 60 тысяч взяла. Вот я сейчас за них плачу. Вынуждена платить. И у меня все время подкапливается задолженность. И они мне, представляете, отключили свет».
Я говорю: «А что, вот так критично?» Она говорит: «Понимаете, я на 1000 рублей забила морозильник. Вообще, я живу на 2400. А я на 1000 рублей забила морозильник, и они у меня погубили все продукты». Я говорю: «Нина Владимировна, а как дальше? Вот тысяча рублей – морозильник. Что там?»
Она говорит: «Ну вот несколько котлет. Но я только по акции». 12 котлет она покупает по акции. – «Масло башкирское по акции – 59 рублей. Минтай 3 кг покупаю. И блинчики замороженные. Я так блинчики люблю. Тоже 12 блинчиков. А на тысячу я покупаю крупу, еще. Но я картошку сейчас не беру – картошка дорогая. Но морковку, лук… Каждую луковку, каждую морковку смотрю. Только все по акции. У меня основное – хлеб. Почти на 400 рублей хлеб. Ну и литр молока на 3 дня еще. И хлеб – основное». И говорит: «Питаюсь-то я, в общем-то, неплохо». А у меня рядом сидит Света помощница, у которой пенсия – 12 тысяч. Она так смотрит и говорит: «Слушай, я-то просто жирую по сравнению с ней». Ну и все.
И мы позвонили в управляющую компанию. И я уже говорю нашим: «Скажите, под наше слово. Пусть прямо сейчас ей все включат. Мы рассчитаемся. Под мое слово включите». Они говорят: «Все, прямо сейчас включаем». Я говорю: «Все, Нина Владимировна». Мы ей там собрали гостинцев всяких. Я говорю: «Бегите домой».
Я написал эту историю, потому что она меня просто поразила. Я не представлял, что человек может выживать. Но я наконец-то понял, почему пенсионеры дерутся за просрочку, почему показывают постоянно эти кадры. И я эту историю написал. Очень важный момент. Что меня поразило. До меня вдруг дошла одна вещь.
И. Воробьева
―
За полминуты успеем договорить или нет?
Е. Ройзман
―
Нет.
И. Воробьева
―
Тогда так. Тогда здесь поставим запятую и вернемся к истории с бабушкой и бабушками (уже, очевидно, не одной бабушкой). Мне тут сказали, что нельзя называть пожилую женщину бабушкой, потому что бабушка – это та, у которой есть внуки. Я не знаю, как правильно.
Е. Ройзман
―
Тетушка.
И. Воробьева
―
К тетушке, блинчикам и 12 котлетам в морозилке мы вернемся буквально через несколько минут после кратких новостей и небольшой рекламы.НОВОСТИ / РЕКЛАМА
И. Воробьева: 21
―
35 в Москве. Продолжается программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Сегодня мы из московской студии оба. Но Екатеринбурге в любом случае передаем привет и говорим, что там 23:35. И мы продолжаем. Перед перерывом была история про бабушку. И она продолжается.
Е. Ройзман
―
Про Нину Владимировну. Ей 74 года. Я начинаю просто про нее думать, и вдруг до меня доходит одна простая вещь. Она говорит: «В аптеку я не захожу вообще – мне болеть нельзя. В аптеку зашла – это уже тысяча рублей».
И. Воробьева
―
Просто на входе можно сдать.
Е. Ройзман: «Я,
―
говорит, - не могу себе позволить болеть вообще». Ну, дай бог доброго здоровья. Но обратите внимание, однокомнатная квартира на окраине города. Она не покупает книг, хотя она человек читающий. Она не ходит в кино, хотя она в этом что-то понимает и когда-то ходила. Она не ходит в театры. Она не покупает себе никаких лакомств – она не может себе этого позволить. Она не может пойти и купить себе что-то в магазине, просто сделать какую-то покупку, безделушку не может себе позволить – нет возможности. Она не ездит в другие города, она не ездит отдыхать. У нее мир сузился до размеров ее однокомнатной квартирки.
Е.Ройзман: Величие страны определяется отношением к старикам, медициной, образованием, но не ядерной бомбой
И меня это очень сильно задело. У меня когда мама вышла на пенсию… Моя мама тоже воспитательницей работала в детском саду. Ее все дети любили. И моя сестра, поскольку она женщина, она меня умнее, она по-другому этот мир видит, она маме сделала все что можно. У меня мама ходила в магазины, покупала разные модные шляпки (у нее их много всяких), разные бусы, ходила на все выставки, на все концерты. И у нее жизнь превратилась в удовольствие. И я думаю, что кто был за рубежом, те видели, сколько туристов из Германии, из Японии, из Евросоюза, которые могут себе позволить на свою пенсию 3-4 тысячи евро ездить по всему миру.
И меня эта так задела история. И я написал. И мне вдруг пишет женщина: «А что вы про нее написали? Да вот мы московские пенсионеры. У нас у всех такая же история. Мы тоже ничего не можем себе позволить, тоже впритирку». Я вдруг подумал, что действительно таких людей много. И я еще раз хочу сказать, что величие страны определяется не наличием ядерной бомбы (сейчас много у кого есть ядерное оружие), не величиной армии. Величие страны определяется отношением к старикам, благосостоянием стариков, определяется медициной, здравоохранением, образованием, культурой, но ни в коем случае не ядерной бомбой.
Очень сильно меня задела история. Кому интересно, в Фейсбуке она у нас расписана. Можете посмотреть. Кто-то может поучаствовать. Понятно, что уже все долги там закрыли. Какое-то шефство мы над ней возьмем. У нее дома две собаки. Нашла где-то. Живут нормальные такие собаки. Еще два голубя. Ей говорят: «Ну голубей-то уж можно отпустить». Она говорит: «Нет, сейчас подлечу еще немножко. Ну, со сломанным крылом. Потом отпущу». Такая веселая, жизнерадостная. Вообще ни на что не жалуется. Вот бывают такие люди.
И. Воробьева
―
Я тут еще про пожилых хотела добавить историю. Я когда ездила сейчас на пожар… Я просто не буду называть этот населенный пункт – хочу оставить немножечко места для местных властей, чтоб они все-таки повели себя как люди. Сейчас там много горит. Ну, пал травы пускают, и он доходит до деревни. И вот мы приезжаем в деревню, где чуть не сгорел крайний дом в деревне. Там пожар подошел очень близко. Там сгорел колодец, какая-то постройка. И вот уже непосредственно около дома остановили.И вот мы смотрим, как там огонь шел. И я смотрю – на доме табличка. А на табличке написано, что в этом доме живет ветеран труда. Я смотрю – на лавочке сидит дедушка очень уже пожилой. Я спрашиваю: «Это вы?» Он говорит: «Да». Я говорю: «Сколько вам лет?» Он говорить: «90». Я говорю: «А почему у вас тут вот это все произошло?» Он говорит: «Так мы просили местную власть сделать нам опашку трактором вокруг населенного пункта, чтобы к нам пожар не пришел». Я говорю: «И чего местная власть ответила?» – «Что это не их задача, что косите траву сами. А у нас нет трактора. Есть трактор – нет плуга. Есть плуг и есть трактор – нет денег».
Так что вот, собственно. И крутитесь, как хотите. Там вот этот дедушка 90-летний, бабушка его и внук у них инвалид. Отличная история.
Е. Ройзман
―
Про сельские поселения, про финансирование я в следующей передаче, если Ирина напомнит, расскажу, до каких казусов доходит. Но я вам объясню. У них действительно нет денег. Мало того, если, не дай бог, он потратит деньги на что-то не то, что заложено в бюджете – это нецелевое использование бюджетных средств сразу же. Они в очень жестких рамках. И когда кто-то говорит: «Ну вот люди же живут. Можно же сделать», я вам скажу как в прошлом мэр полуторамиллионного города: «Нельзя. Нет денег».И страна внутри себя очень небогатая. У страны есть огромные деньги на освоение того, на освоение сего, на армию, на Росгвардию, на что угодно, на дворцы в Геленджике и просто нет денег на обычную человеческую нормальную жизнь. Примите это как данность.
И. Воробьева
―
Я вот хочу поспорить здесь. Вот я знаю, как работает наше государство, и как икается чиновникам разным. Я уверена, что если бы глава поселения пошла бы куда-то повыше и сказала: «Знаете что, у меня там живет ветеран. Ветеранов осталось очень-очень мало. Их единицы. У нас тут живет ветеран. У него дом крайний в деревне. К нему придет пожар. Дайте денег на опашку. Можно я потрачу денег из бюджета на опашку?» Можно найти денег. Главное, чтобы был человеческий подход. Я в этом абсолютно уверена.
Е. Ройзман
―
Слушай, да и соседи могли бы, на самом деле, помочь.
И. Воробьева
―
Да там сосед сказал: «Это не мое дело. Я не буду ничего косить».
Е. Ройзман
―
Насчет того, что не мое дело, сейчас к этому вернемся. Просто люди уже устали. И вот эти главы сельских поселений, вы не представляете, их просто рвут на части. И я видел ситуацию, когда приезжают и начинают их кого-нибудь ругать. А он вот так берет удостоверение, кидает на стол и говорит: «Ты что думаешь? Все. Я пошел. Давай сам. Ты тут орешь на меня. Сам давай поработай, попробуй». Я такое тоже видел.Ситуация, которая говорит об отношении друг к другу. Молодые рассказали. Когда подняли пенсионный возраст… А поднятие пенсионного возраста – для России это очень серьезно. Потому что есть устоявшаяся традиция: женщины в 55, мужчины в 60 выходят на пенсию, начинают помогать детям своим, детей к себе брать и так далее. Ну, жизнь меняется. Вот есть такая уже традиция. И когда подняли пенсионный возраст, вступились молодые, выходить начали молодые на митинги, собирать подписи против повышения пенсионного возраста. И встретили бабушку пожилую и говорят: «Бабушка, вот подпишитесь против повышения пенсионного возраста». Она говорит: «Не буду подписываться. Пусть работают». И так бывает в жизни.
И. Воробьева
―
Еще по приему нужно.
Е. Ройзман
―
Слушайте, у меня по приему очень интересная история. В 16-м году ко мне приходили женщины – 50 многодетных семей. И им с таким трудом выделили 50 участков. Район города называется Калиновка. Калиновские разрезы. Там лес вокруг, торфяники. Надо было проложить дорогу там, вывезти мусор. Что-то делали. 50 семей получили землю под индивидуальное строительство. Начали строиться многодетные семьи. Им в этой жизни повезло, у них получилось.И вдруг не из тучи гром – в 21-м говорят: «Здесь будет торгово-логистический центр “Урал”. Огромный центр. В общем, ваши коттеджи все идут под снос». Ну заодно там еще весь сосновый лес, огромная территория. Они пришли и говорят: «Подождите, вот только что дали. Как же так? Мы тут только начали благоустраиваться». Вот такая история совершенно на голом месте. Порой или чьи-то коммерческие интересы, или правая рука не знает, что делает левая. Но 50 многодетных семей с детьми попадают под выселение. Это не факт, что где-то дадут что-то лучше. Это не факт, что что-то скомпенсируют. Ну вот такая история. Люди в панике.
И. Воробьева
―
Эта история причем уже была у нас в эфире. Я так понимаю, что эту историю не получилось ни решить, ни как-то…
Е. Ройзман
―
Они готовы сопротивляться. Ну, 50 человек. Посмотрим. Я буду им помогать в любом случае. Слушайте, еще интересно. Ко мне пришел парняга, тренер. Его привела Рафиля с Динаром. Рафиля – она такая невысокая, которая своего Динара все время таскала на руках. Он уже такой бутуз был и продолжал расти, становился все тяжелее, а она его таскала на руках. И не было коляски. И нам из Японии Артур Шомахов привез коляску для Динара.Но почему я всегда Рафиле старался помогать: она для того, чтобы сделать своему сыну операцию (у него ДЦП), она продала единственное жилье и на эти деньги сделала ему две операции. И осталась, естественно, без жилья. Я когда написал эту историю, один парень сразу ей привез ключи, квартира практически в центре города. Говорит: «Все, живите». И она вот там живет уже с 14-го года. Но это полдела. Договорились в Москве с реабилитацией. Гоша Куценко их пустил в свою квартиру пожить, договаривался здесь обо всем.
И. Воробьева
―
Серьезно?
Е. Ройзман
―
Да. Куча народу включилась. Есть люди, которым приятно помогать. Она рубится, ни на что не жалуется, старается. А Динар такой непростой, хороший парень, веселый, довольный всем. Начал играть в следж-хоккей. Что такое следж-хоккей? Это на таких саночках дети ездят, у них в руке толкалки и эти же толкалки являются клюшками. Очень азартная история. А для детей с ДЦП она очень важная. Во-первых, там не убиться. Во-вторых, весь плечевой корпус работает. Очень азартно. Для них это очень важно – это и реабилитация, и социализация.И пришел тренер. Парень – мастер спорта по хоккею. Он говорит: «Я готов тренировать, я готов заниматься. Мне нужны деньги на лед». А самая большая проблема, даже в городах-миллионниках – это лед. Лед занят все время, потому что фигурное катание, шорт-трек, хоккей. Лед начинается с 5 утра. И он говорит: «Если будут деньги на лед – я буду заниматься. Я готов заниматься, потому что я вижу, какие результаты у детей».
А там началось то же самое, что в настоящем хоккее: самые перспективные остаются, а которые кажутся неперспективными, им говорят: «Ну вы там посидите». Когда это происходит со здоровыми детьми – ну да, это жестко, но это конкуренция и так далее. А когда это происходит с детьми с ДЦП – это совсем другая история. И конечно, надо по-честному давать возможность всем. Может, на группы разбивать и еще. Он сейчас подготовит мне письмо-обоснование. Мы, наверное, или под Фонд это возьмем, Фондом Ройзмана будем заниматься. Но следж-хоккей – это красивая история. Я посмотрел несколько раз.
И. Воробьева
―
То есть нужно собрать денег на лед?
Е. Ройзман
―
Да. Но мы сначала просчитаем, сколько это будет обходиться в месяц, и поставим на сбор. В Фонд Ройзмана на сайт заходите и смотрите. В любом поисковике. Дадим знать, если включимся. Мы обязательно будем этим заниматься.
И. Воробьева
―
А тренер готов бесплатно?
Е. Ройзман
―
Да, он готов работать. Нет, ему надо будет платить зарплату, потому что это дело его жизни. Все равно жить-то на что-то надо. Вот.
И. Воробьева
―
Мне кажется, это была бы отличная история.
Е. Ройзман
―
Конечно.
И. Воробьева
―
Мой друг Ваня Бакаидов из Санкт-Петербурга, у него тоже ДЦП, он программист, и он занимается такой штукой, которая называется бочча. Я, честно говоря, никогда не видела, но ему нравится. И когда есть возможность заниматься спортом… У нас у всех есть возможность заниматься спортом. А у людей с разными особенностями – не всегда.
Е. Ройзман
―
Что еще с этим вот хоккеем для детей с ДЦП. Включаются совершенно иные адаптационные возможности организма. То есть спорт, вот это все – возможности сопротивления, другой азарт, другой огонь в глазах. Дай бог. Я надеюсь, что у нас все получится.Слушайте сильную историю. У меня несколько историй подряд: родители-дети. Есть ситуации, где дети рубятся за родителей. Есть обратные совершенно ситуации. И вот одна меня потрясла особенно. Семья жила в Узбекистане. Алмалыкский комбинат уехали в свое время строить. Жили в Узбекистане. У них двое сыновей. Один уехал, по-моему, в Томск, а один – в Екатеринбург. И они понимают, что все равно на старость, на пенсию надо возвращаться в Россию из Узбекистана. Ну и старшему сыну выслали денег и говорят: «Купи квартиру. Мы будем переезжать». Он купил хорошую квартиру, большую. А пока родители там дорабатывают до пенсии, он стал там жить.
А потом родители приехали. Он уже женился, он уже с женой. А тут приехали родители и еще привезли старенькую бабушку с собой. А он уже так привык, что эта квартира-то его. А тут приехали родители. Ну ладно родители, но бабушка еще. Потом, тоже родители. Денег у них особо нет. Люди пожилые. Работать уже не могут. Пользы никакой от них.
И. Воробьева
―
Все сели, короче, на шею ему.
Е. Ройзман
―
И начались конфликты. Он говорит: «Давайте как-то делить». Они говорят: «Слушай, зарабатывай, а мы тебе поможем». – «Нет, эту квартиру я покупал. Вы доказать все равно не сможете». Они ему говорят: «Ты же на наши деньги ее купил по нашей просьбе». А он им говорит: «Вы доказать-то не сможете». Пока пытались мирно, он взял купил квартиру гораздо меньше, отселил их в хрущевку. Бабушка умерла. А потом у него появились претензии на хрущевку, и он вышел в суд. Его зовут Денис.
И. Воробьева
―
И это его родители.
Е. Ройзман
―
Это его родные родители. Он в суде с ними встречается, смотрит в глаза. Они говорят: «Да как же так?» Он говорит: «А вы докажите». И судья принимает решение в его пользу, потому что он собственник, и их будут выселять по суду. Парня этого зовут Денис. Фамилия мне известна. Мы сейчас будем смотреть. Но мы разговаривали с юристами. Они говорят: «Ничего не сделать. Он собственник. Он имеет полное право их выселить».То есть волшебная совершенно ситуация. Я всякое видел, но вот такого прямого не видел. Я не видел, чтобы сын вот так судился с родителями в такой ситуации. А они в Узбекистан уже возвращаться не будут. Здесь у них особой опоры нет. Ну, младший сын есть, который тоже смотрит на это все, пытается разговаривать, а разговаривать не получается. Вот такая история.
Но у меня есть еще одна интересная история. Ко мне приехала женщина на коляске. Она инвалид 1 группы, а муж ее был полковник авиации. А у них сын младший непутевый. Ну, 2 раза сидел (разбойное нападение). Продуманный достаточно. И родителям сказал: «Я тут попал в беду. У меня проблемы. Дайте 150 тысяч, иначе мне тут вообще». Денег у них уже нет. Видимо, он уже высосал из них. И они взяли кредит 150 тысяч и отдали ему.
Они взяли кредит на двоих с мужем, и муж умер во время коронавируса. И она осталась одна с этим кредитом. Пенсия у нее – 15 тысяч. Кредит на ней висит. Мало того, у нее умерла мама и оставила ей в наследство квартиру. Сын живет в ее квартире. А поскольку квартира мамина, сын не платит, потому что ей деться некуда. Она платит за квартиру. Она говорит: «Все, хоть в петлю. Я понимаю, что жить мне осталось совсем недолго. Он меня кончит». Я говорю: «Что вы собираетесь делать?» Она говорит: «Я продам ту квартиру, где сейчас живет сын, закрою кредит и мне денег хватит до конца жизни». А ей 60 лет. Она на коляске, но она красивая женщина откровенно.
Она говорит: «Мне 60 лет. Мне денег хватит до конца жизни». Я говорю: «Будет по-другому. Как вы только соберетесь это сделать, он придет к вам и скажет: “Мама, ты что? Я тебя люблю”. И вы сломаетесь опять. И снова все пойдет именно так. А прийти к нам вы уже постесняетесь, потому что вам будет неловко». Такая серьезная достаточно история. Смотрим со стороны, чтобы он ее хотя бы не обидел нигде.
И. Воробьева
―
Тут Владимир в чате нам пишет: «Каждая история заставляет задуматься, кто ты сам в этих историях». Потому что истории разные, действительно, и каждый пытается себя ставить на место других.
Е. Ройзман
―
Смотрите, я эти истории расписываю специально, потому что они заставляют думать. И многие говорят: «Где была сделана ошибка, что дети себя так повели?» И я в отношении этой женщины думаю: «Ну где была сделана ошибка?» Ну кто знает, где она была сделана эта ошибка? Они всю жизнь по дальним гарнизонам. Никто не знает, как жизнь сложится.У меня одна история была такая. Девочка пришла и рассказала, как мать ее оставила в детдоме. «Я, - говорит, - помню, что мама меня поцеловала. Мне 4 года. Она меня куда-то привела и говорит: “Подожди меня. Скоро пойдем домой”. Поцеловала и ушла. И меня пытались увести в группу, а я не уходила никуда, потому что я знала, что за мной придет мама. Я ждала ее много лет. Я ждала, что она за мной придет. Потом я уже вышла из детдома, уже устроила свою жизнь. И я всю жизнь так мечтала найти свою маму. И я так ее искала». Я говорю: «Нашла?» Она говорит: «Нашла. Но она освободилась. Парализованная. Вот сейчас ухаживаю за ней». И такое бывает.
И. Воробьева
―
Да, и такое тоже бывает. Могу задать несколько вопросов.
Е. Ройзман
―
Давай поотвечаем.
Е.Ройзман: Это надо, конечно, исхитриться со всеми соседями, со всеми друзьями так выстроить отношения
И. Воробьева
―
Тут просто я собираю из СМСок. Очень просят прокомментировать историю из Чехии. Наши уже знакомые Петров и Боширов (Чепига и Мишкин).
Е. Ройзман
―
Слушайте, на самом деле, у нас с Чехией своя история с 68-го года. Прага, которую освобождала, скажем так, советская армия… На самом деле, с Прагой гораздо более серьезная история. Ее освобождали власовцы, вышибали немцев. Советская армия подошла позднее. Потом этих власовцев уничтожили. Но тем не менее Прагу освобождали русские люди. И у чехов была благодарность такая. И 9 мая они отмечают наравне с нами. Но в 68-м году то, что произошло – это, конечно, чудовищная была история. Это было подорвано доверие. И у чехов, кто эти события пережил, у них все это остается в памяти.Но как-то начало сглаживаться. Россия стала другой. И вдруг на тебе вот эта история новая. По сути, то, что произошло, то, о чем пишут, то, что сейчас известно – это теракт, который произведен силами России на территории дружественной страны. А Чехия для нас откровенно дружественная страна. И все наши люди, которые бывают в Чехии, они себя там комфортно и уютно чувствуют. Русских там живет очень много. История очень плохая. История некрасивая. История вероломная такая. И высылка дипломатов – это известно. Там наших высылают 18 человек, а по факту оказывается 68, потому что члены семей, дети и так далее. Наши решили побольше выслать – высылают 20.
Ну вот такая история. Дружественный народ, дружественная страна. Это надо, конечно, исхитриться со всеми соседями, со всеми друзьями и со всем славянскими странами так выстроить отношения. Подобная история имеет место в Болгарии, подобная история место имеет в Сербии, в Черногории. Про Украину и Беларусь я даже не говорю.
И. Воробьева
―
А про Беларусь, кстати, очень спрашивают. Очень много разных новостей про Беларусь и про Лукашенко, и про Путина. И вот послание будет в один день. Некоторые уже чувствуют себя предварительно белорусами.
Е. Ройзман
―
Есть ситуация такая. Многие подозревают, что Лукашенко приедет сдаваться, потому что ситуация нагревается. Все эти истории про готовящееся покушение на Лукашенко – это, конечно, поджог Рейхстага. Где Америка и где Лукашенко? Натурально это неуловимый Джо. Но у Лукашенко вариантов немного: ему или продаваться на Запад – в конфронтацию здесь заходить, или продаваться здесь – получать какие-то гарантии. Он же не вечный. Он все понимает и предпочитает скорее всего гарантии получить какие-то здесь. Будет какая-то интеграция. Возможно, его назначат губернатором Белорусской области. Я не знаю, как народ Беларуси это воспримет. Но Лукашенко вынужден сдаваться.У него другая проблема – что здесь ему тоже не верят ни одному слову. И для местных он тоже ополоумевший диктатор, который пересидел свой срок. Но его не бросят, потому что невозможно создать прецедент. Но мы скоро все поймем. Эту историю долго скрывать будет невозможно.
И. Воробьева
―
Немного про Украину все-таки тоже хочется поговорить. Как-то более-менее остыла ситуация с возможной войной. Или нет?
Е. Ройзман
―
Ирин, мы не понимаем. Там сейчас до 150 тысяч группировка. Подготовка к войне, подведение сил к границе в качестве демонстрации силы… А демонстрация и декларация силы, бряцание оружием – это лучший способ подготовиться к войне и сосредоточить силы. Никто не знает. Просто власть сегодняшняя – ее никто не выбирал. И она такова, что никто не может прогнозировать ее действия. Я надеюсь, что они сами хотя бы могут. Вот у нас нет понимания. Мы до конца не понимаем, что происходит. Но это самое страшное, что может быть, если будет война с Украиной. Это наши братья, это наши ближайшие соседи. И страшнее сейчас ничего не придумаешь.
И. Воробьева
―
И последний вопрос на актуальные темы. Еще просили прокомментировать желание прокуратуры. Вот 26-го числа будет суд о признании ФБК* не только иноагентом, но и экстремистской организацией.
Е. Ройзман
―
Как только ФБК* будет признан экстремистской организацией, будет понятно, что в России на официальном уровне запрещено бороться с воровством и коррупцией. По-другому это не прокомментировать.
И. Воробьева
―
То есть политическая деятельность – вне закона, борьба с коррупцией – экстремизм.
Е. Ройзман
―
Получается, любая активная политическая деятельность – вне закона, и страна окончательно скатывается в диктатуру и уподобляется Третьему рейху. Самое страшное, что может быть.
И. Воробьева
―
Две минуты у нас еще до конца эфира. Тут наши слушатели и зрители задают вопрос: «Можно ли открыть филиалы Фонда Ройзмана в других городах?»
Е. Ройзман
―
Слушайте, можно работать с Фондом Ройзмана. Потому что если от вас будет информация, мы можем другую мощность вообще развить. Фонд один из самых мощных у нас в регионе. Можем развить другую мощность, если будем все участвовать. Кто если хочет в своих городах как-то вести приемы, пользоваться своим ресурсом для помощи людям, я подскажу и научу, то есть какие-то основные алгоритмы расскажу.
И. Воробьева
―
Интересно, кстати, вдруг кто-нибудь правда захочет.
Е. Ройзман
―
Но этом можно, Ирина, только в своем городе. Это можно делать только в том городе, где ты родился и вырос, где ты все понимаешь.
И. Воробьева
―
Да. И это очень непростая, конечно, история, потому что люди, у которых беда, с ними нельзя просто попрощаться и сказать: «Мне полегче какую-нибудь историю принесите, пожалуйста». У нас минутка до конца. Полминуты, как всегда, принадлежат Евгению Ройзману.
Е. Ройзман
―
Еще раз. Россия – это наша страна, наша Родина. Другой Родины у нас не будет. И наша страна достойная того, чтобы за нее бороться. Нельзя сдаваться. Все равно темные времена не навсегда. И мы обязаны сопротивляться этим темным временам. Поэтому я желаю вам всем добра, удачи и доброго здоровья. Всем политзаключенным желаю свободы. И в конце концов все равно все будет хорошо.
И. Воробьева
―
Я напомню, что далее в эфирах «Эха Москвы» после 22 часов в программе «Разбор полета» – режиссер документального кино, продюсер, президент фестиваля «Артдокфест» Виталий Манский. После 23 – программа «Футбольный клуб», которую ведут Станислав Минин и Максим Курников. Ну а после полуночи – «Битловский час» с Владимиром Ильинским. Мы с Евгением Ройзманом вернемся ровно через неделю. Пока.
* - ФБК, Фонд борьбы с коррупцией, признан российскими властями иностранным агентом