Личный приём - 2021-04-12
И. Воробьева
―
21 час и 4 минуты в Москве, 23:04 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Как всегда, эта программа идет из двух городов, из двух студий. Здесь в студии «Эха Москвы» – я, Ирина Воробьева, ну а в Екатеринбурге – Евгений Ройзман. Женя, добрый вечер.
Е. Ройзман
―
Всем привет.
И. Воробьева
―
Ну что, с Днем космонавтики!
Е. Ройзман
―
Ну, ты же понимаешь.
И. Воробьева
―
Так это праздник?
Е. Ройзман
―
Слушай, это память, на самом деле. Это действительно очень важная веха в истории человечества.
И. Воробьева
―
То есть маленький шаг человека, огромный шаг для человечества, вот это все?
Е. Ройзман
―
Ну конечно.
И. Воробьева
―
И что, до сих пор День космонавтики прям великий праздник? Мне казалось, что это в советские годы было таким суперпраздником, потому что были успехи, потому что это было все в первый раз, и мы были впереди планеты всей. А сейчас как-то даже не знаю, что отмечать.
Е. Ройзман
―
Слушай, я сегодня записал ролик и с Днем космонавтики решил всех поздравить. И поставил песню «Элизиум» про Навального. Ну, раз так, дак так.
И. Воробьева
―
А, вот так вот. Хорошо.
Е. Ройзман
―
Ну а потом, знаешь, в свете последних событий само слово «космонавт» умудрились испоганить. И сегодня пошли новости, что Путин предложил повысить космонавтам зарплату в 1,5 раза. А там сразу же комментарии такие: «Чтоб людей что ли сильней били на митингах?» Первая мысль, первая ассоциация: космонавты – это те, которые людей бьют. Так бывает.
И. Воробьева
―
Да, действительно, все испортили. Я согласна. Тут нам слушатели пишут, что это в советское время была памятная дата, а потом все пошло не в ту сторону, скажем так. Раз уж заговорили про Алексея Навального, надо поговорить про Алексея Навального, потому что он в тюрьме уже 84 дня и держит голодовку уже, по-моему, 12 дней, если я ничего не путаю. И это уже очень много. А что дальше?
Е. Ройзман
―
Ирин, там есть одна проблема серьезная. Я уже об этом говорил. Навальный находится в той ситуации, что для него репутация важнее жизни. Это уже так. Выбрал дорогу – не сворачивай. Ну и зная его еще лично, то есть упертость, стойкость, мужество, можно предполагать. По инструкциям внутренним насильно начинают кормить, принудительное кормление на 17-е сутки голодовки. Правда, перед этим должны отсаживать в одиночку, наблюдать. Принудительное кормление начинается на 17-е сутки. Принудительное кормление – это история такая крайне унизительная, жестокая.
И. Воробьева
―
Ну это пытки. Оно приравнивается к пыткам, по европейским стандартам.
Е. Ройзман
―
По сути, это пытки. Это специальным зажимом зажимают нос, связывают, фиксируют руки, и человек вынужден дышать через рот. Только открывает рот – начинают впихивать. Ну, через зонд и все что отсюда следует. В свое время так поступали с академиком Сахаровым. Но внимание всего мирового сообщества – и в России куча народа наблюдает, и в мире все политики наблюдают за этим. Я надеюсь, что до этого не дойдет. Должны просто допустить врача всего-навсего. Понимаешь, у него самое простое человеческое требование. Он имеет на это право, как, кстати, и любой заключенный. Он это поддерживает, он это тоже проговаривает. Любой заключенный имеет право пригласить профессионального врача со свободы.Что меня настораживает. У него идет резкое падение веса. То есть он честно голодает. Это не Надежда Савченко, не доктор Хайдер. Он честно, по-настоящему, по-мужски голодает. И потеря веса очень большая. С момента поступления в колонию -15 кг – это очень много. И с момента голодовки уже больше 8 кг потерял. Конечно, это серьезно.
И. Воробьева
―
А как относиться к этим странным заявлениям, что вот, мол, паспорта нет, и к этим историям с жареной курицей, какими-то конфетками подброшенными?
Е. Ройзман
―
Это очень подлые такие мелкие истории. Там же администрация начинает действовать не сама, а через других заключенных. Это те заключенные, которых там козлами называют и еще совершенно заслуженно. Администрация действует руками заключенных. Надо понимать, что заключенные – народ такой, они все равно понимают масштаб личности. Но для многих это вопрос УДО, еще чего-то. Поэтому всегда кто-то находится, способный на предательство. Мы это тоже наблюдаем. Но еще раз скажу, зеки всегда понимают масштаб личности. В целом все равно будут относиться с уважением. Тем более человек, который честно держит голодовку.
Е.Ройзман: Эти осколки комсомольцев 70-х годов не понимают, что основные расследования строятся на открытых источниках
Я переживаю, конечно, так же, как и все. Специально сегодня в ролике сказал, что в этой ситуации делать. А что делать? Ну, записываться, регистрироваться на акцию, потому что все равно только массовый выход, декларация своей позиции плюс общественное давление изнутри, общественное давление на власть снаружи. Никто ничего другого не придумал. Потому что все же понимают, что Навальный сидит только за то, что он не умер после отравления, он сидит только за то, что он не побоялся вернуться в Россию.
Ну и конечно, пользуясь случаем, и Юле Навальной хочу сказать, что Юля, твой муж – достойный человек, настоящий гражданин России. И Людмила Ивановна Навальная, и Анатолий Иванович, я хочу сказать, что ваш сын – порядочный, сильный и мужественный человек. И конечно, темные времена не навсегда,
И. Воробьева
―
Тут Екатерина из Москвы спрашивает. Вот вы упомянули Надежду Савченко. Она спрашивает: «А в каком смысле не Надежда Савченко? А что, она не по-настоящему голодала?»
Е. Ройзман
―
Слушай, считай, что я ничего не говорил. Мне неохота в эти темы углубляться. Давай на докторе Хайдере остановимся тогда.
И. Воробьева
―
В общем, снимается реплика про Надежду Савченко.
Е. Ройзман
―
Настоящая голодовка – это билет в один конец, это медленное самоубийство, чем, в общем-то, сейчас Навальный и занимается.
И. Воробьева
―
Я очень надеюсь, что к Алексею пустят врача, потому что я не понимаю, в чем здесь сложность, если честно, совершенно. И конечно, пост Юлии Навальной в Инстаграме – он сильнее многих слов, о том, что вас никто прикрывать не будет. И мы это видим по многим другим делам. Поэтому думайте и о себе тоже. Мне кажется, это важно. Это я сейчас про тюремных начальников.Раз уж заговорили про уличные протесты. Вот сегодня, что называется, открываю интернет, а там Евгений Ройзман, которого опять вызвали в полицию. А что происходит?
Е. Ройзман
―
Слушай, обычная история. На меня написали донос по двум твитам. Первый твит в поддержку Любы Соболь, когда начали обыски, это уголовное дело. Я написал: «Дебилам главное не мешать». Но, вообще, кто знает, я когда-то сумел сформулировать это первое правило политической борьбы: когда начинается все всерьез, дебилам главное не мешать, они сами за тебя все сделают. Это как старт любой полноценной избирательной кампании, когда тебя начинают мочить, когда тебя пытаются оболгать. Это вот лучший старт. Ну и дебилам главное не мешать. Вот с Соболь происходит ровно то же самое.А второй твит – когда пришли к Юле Навальной с обыском. Представьте себе, вот женщина, мать двоих детей. Муж сидит. Мужа попытались убить, отравить, потом посадили не за что. И еще приходят с обыском. Ну и я написал: «Твари. Надо выходить». Ну и какая-то организация, я не знаю, как она называлась (или «Пламенные казаки», или «Матери Урала», или еще что-нибудь – они мне не показали), написали на меня донос. Попросили обратить внимание на эти твиты, нет ли там оскорбления власти, нет ли там призывов на несанкционированную акцию, не пошли ли по этому призыву на акцию несовершеннолетние.
И моментально это разложилось на три дела: два заявления в административный отдел поступило (призыв на несанкционированную акцию и оскорбление власти) и третье – нет ли призыва к несовершеннолетним. Я им говорю: «Ну слушайте, здесь ничего не высосать из этой истории. Там нет ни одного слова про несовершеннолетних». А они мне говорят: «Да. А вы же понимали, что ваш твит могут читать несовершеннолетние».
Я говорю: «Ну слушайте, во-первых, я это писал не в каких-то малолетских пабликах, а на своей странице. Совершенно ясный текст, где нет никакого обращения. А по лексике, по тону это, конечно, обращение к взрослым, но в том числе и к самому себе. Это декларация своей позиции. Во-вторых, если несовершеннолетние, они могут и в щелку подглядывать, и порнофильмы смотреть. Я же в этом не участвую». Ну и попытались сказать: «А почему вы значок не поставили 18+?» Я говорю: «Во-первых, я не обязан это делать. Во-вторых, если б я поставил значок 18+, вы бы мне сейчас сказали: “Вы специально поставили значок 18+, чтобы возбудить у несовершеннолетних интерес”».
Я разговариваю и вдруг понимаю, что нет никакой разницы, что бы я сейчас ни сказал. Это решается не здесь, не этими людьми и даже не судьей это решается. Поэтому я просто говорю: «Мне скучно разговаривать. Когда до суда дойдет, буду там показания давать и так далее». Так что вот впереди еще несколько судов. Кто написал донос, я не знаю. Но все мои искренние пожелания в отношении этих людей пусть сбудутся.
Ирин, нас слушает очень много народу. Я хочу сказать, я при советской власти не боялся говорить то, что я думал. Ну этих-то я точно не боюсь. Все риски я понимаю. То есть сидеть за свою позицию… Ну, если надо будет сидеть, я буду сидеть за свою позицию. Я не боюсь. Это моя страна. Меня отсюда никто ни на миллиметр не подвинет. И я буду говорить ровно то, что я думаю, и делать то, что считаю нужным, потому что я люблю свою страну, и моя страна стоит того, чтобы за нее бороться.
И. Воробьева
―
Вот что происходит. Я напомню нашим слушателям и зрителям, что вы можете нам писать вопросы и ваши какие-то реплики. Если вы слушаете нас по радио, то для вас есть номер +7 985 970 45 45. Туда можно писать как с помощью СМС, так и Вотсапа, Телеграма и так далее. Ну а если вы смотрите нас в Ютубе на канале «Эхо Москвы», то пишите, пожалуйста, в чат.Еще одна очень важная история произошла с главредом «Важных историй» Романом Аниным. Простите за тавтологию. Никак не могла удержаться. Наш коллега Рома Анин – один из лучших журналистов страны. На прошлой неделе в пятницу и в редакцию «Важных историй», и домой к главному редактору пришли с обысками. И вот сегодня был допрос Ромы. И он сейчас в статусе свидетеля по делу о нарушении неприкосновенности частной жизни. Речь идет о публикации, если я правильно понимаю, про яхту «Принцесса Ольга», про жену Сечина. Как оцениваете то, что происходит с журналистами?
Е.Ройзман: С одной стороны, надо включать задний ход. Но пацаны не поймут
Е. Ройзман
―
Ирина, первое. Больше всего меня поражает, что идут с обыском к свидетелю. Свидетелей обыскивают и, мало того, из дома выносят все. То есть просто пользуясь случаем, человека грабят, потом в этом во всем ковыряются, ломают ему все работу. Но в истории с журналисткой нижегородской Ириной Славиной это привело к ее самосожжению. Потому что у человека вот так забрать всё, все инструменты работы – это просто откровенная подлость.
И. Воробьева
―
И она тоже была свидетелем в деле.
Е. Ройзман
―
Да, мало того, она тоже была свидетелем вообще по выдуманному делу. Что касается Романа Анина. Я разговаривал с Димой Муратовым. Он говорит: «Я с ним работал 15 лет. Это очень сильный журналист. Он работал в “Новой газете”. В 20-м году ушел, сделал свой проект “Важные истории”». И когда к журналисту приходят с обысками – это всегда говорит о том, что его публикации правдивы и попали в цель. Поэтому те, кто нас слушают, для того чтобы снять свои вопросы. А у людей они, естественно, появляются: ну с чего вдруг к журналисту пришли с обыском?Поэтому надо просто посмотреть. Нагуглить, во-первых, надо, посмотреть вот это расследование про яхту Сечина и вообще посмотреть, что делали «Важные истории». Прямо нагуглите «Важные истории», расследования. И просто их имеет смысл посмотреть, чтобы у тебя появилось понимание. А про этого парня все говорят, что это один из лучших русских журналистов на сегодня с очень сильным именем.
И. Воробьева
―
И абсолютно кристальной репутацией. Рома – один из самых честных людей из всех, что я вообще знаю. И тут есть еще два момента. Во-первых, посмотрите, на сайте «Новой газеты» есть заявление редакции по поводу происходящего с Романом Аниным. А там ниже чуть подборка всех его расследований, которые были опубликованы и в «Новой газете» (история с «Принцессой Ольгой», например, была опубликована именно в «Новой газете»), и все его публикации в «Важных историях». Я скину. Можно будет опубликовать. Если вы еще не видели, у Евгения Ройзмана потом посмотрите.И вторая история заключается в том, что «Роснефть» сегодня сделала заявление. Эта компания утверждает, что против «Роснефти» и ее руководства ведут масштабную информационную войну, клеветническую кампанию, что, мол, обыски в редакции издания стали поводом. И «Роснефть» считает, что недобросовестные медиа использовали эти сообщения для очернения компании. Будет какой-то комментарий на эту тему?
Е. Ройзман
―
На самом деле, это загорелась шапка откровенно. Но к журналисту пришли с обыском, и журналист же еще и виноват. Нормально все. Теперь «Роснефть» должна быть готова к тому, что вспомнят все эти истории и ее снова начнут разглядывать в увеличительное стекло. Я думаю, что если копаться и смотреть, там можно докопаться до многого. Но я хочу сказать еще одну важную вещь. Когда говорят, что дело возбуждено по ч.2 ст.137 «Нарушение неприкосновенности частной жизни», я хочу сказать, что вся мировая журналистика выстроена на нарушениях именно неприкосновенности частной жизни. То есть это вот такие издержки существуют. Поэтому эта статья должна работать как-то по-другому.
И. Воробьева
―
Я прошу прощения. Здесь я вынуждена как-то прокомментировать и сказать, что судя по тому, что сегодня рассказывал Рома после допроса в СК, в том числе ему там предъявляют, что были использованы фотографии из Инстаграма жены Сечина. Это был, видимо, закрытый аккаунт, но это все-таки Инстаграм, это социальная сеть, то есть это открытое все равно в любом случае, как ни крути. Это не взламывание ничего. Это во-первых.А во-вторых, я когда с Ромой делала интервью, они как раз выпустили расследование про Кирилла Шамалова, и они отдельно оговаривались, что к ним попало множество разных данных, но они сознательно опустили ту часть, которая является личной жизнью, частной жизнью, которая не является общественно важной историей. Поэтому здесь просто совсем не к чему прикопаться, как мне кажется.
Е. Ройзман
―
Ирин, очень важный момент хочу проговорить сейчас. Обратите внимание, те люди, которые сейчас у власти, вот эти осколки комсомольцев 70-х годов, они никак не понимают, что основные расследования строятся на открытых источниках, на изучении и анализе открытых источников. И даже то, что «Bellingcat», «Insider», Навальный, «Spiegel» сумели найти отравителей – это по открытым источникам искали. Умеют это искать. Это есть все в доступе. И здесь то же самое. Здесь все расследования сделаны по открытым источникам. Мир изменился. Они просто этого не заметили. Они пытаются удержать страну в этих 70-х – 80-х годах. Но мир изменился.
И. Воробьева
―
Я согласна, большинство расследований, действительно, делается по открытым источникам. Но вот в части, которая была упомянута, про Христо Грозева и «Bellingcat», все-таки там были использованы биллинги и данные билетов – это не совсем открытые данные.
Е. Ройзман
―
Послушай, они не получали эти данные от спецслужб, они их искали сами. И их найти можно. И все эти базы существуют и продаются.
И. Воробьева
―
Тут нам пишут уже: «Сколько можно про своих? Давайте про нас, про личный прием». Это довольно странный комментарий, честно говоря, потому что, вообще-то, мы тут все в этом смысле в одной лодке сидим.
Е. Ройзман
―
Да, это нас касается всех вообще. Сейчас поговорим. Ирин, очень важный один момент. Мне писали разные благодарственные письма, грамоты, а я так все это не люблю, меня все это задевает. Но в какой-то момент – я человек опытный – начал это складывать в стопочки. Потому что потом, когда доходит до судов, это материалы, характеризующие личность подсудимого, то есть адвокаты очень любят, они это все приобщают и так далее. Если что, ты же мне напишешь характеристику?
Е.Ройзман: Обычная история. На меня написали донос по двум твитам
И. Воробьева
―
Конечно. Я причем коллективную напишу от всех слушателей программы «Личный прием» с Евгением Ройзманом на «Эхо Москвы». Выходит каждый понедельник с 21 часа по московскому времени. Ну конечно напишу. Я буду только рада.
Е. Ройзман
―
Смотри, первое, с чего начать по личному приему. Просто мы с тобой как ответственные за Мишу Бахтина, мы должны сказать, что Миша ходит в бассейн, Миша там плавает, булькается руками и ногами. Мало того, сейчас кураторство над ним взял «Дом с маяком». Они умеют с этим работать. Слушайте меня внимательно, Миша уже сидит без корсета и держит спину. Вот сработали мы все, вот так сработал «Золгенсма». И дай бог Мише доброго здоровья. Пусть растет большой и пусть у него все получается.
И. Воробьева
―
Присоединяюсь абсолютно. Это радостные новости. Каждый раз я очень радуюсь за Мишу и каждый раз я, к сожалению, вспоминаю, что есть множество других семей, в которых такая же беда. И мы вот в прошлый раз неделю назад говорили про фонд «Круг добра». И это была такая гневная история. Вот буквально на прошлой неделе Ольга Германенко, которая возглавляет фонд «Семьи СМА», написала пост о том, что первые поставки лекарственных препаратов от «Круга добра» начали поступать в регионы. Но речь идет про «Спинразу».
Е. Ройзман
―
Смотри, мы сейчас разговаривали с Александром Курмышкиным, который за эту тему отвечает, занимается судами. Он говорит: «Не торопитесь. Пока только “Спинраза”. И поступает только в те регионы, где выиграны суды. Там, где суды не выиграны, ничего еще не поступает. Сейчас получается, что каждому ребенку, которому нужна «Спинраза», приходится проходить через суды. Ладно, есть богатые регионы, как наш регион. У нас само по себе все равно закупают, потому что есть какие-то деньги. Есть регионы, где нет никаких денег. И даже через суды не хотят. И вот сейчас там, где выиграны суды, через «Круг добра» начали что-то давать.Смотрите, очень важно. По «Спинразе». Из Тувы сообщения, из Бурятии сообщения, в Краснодаре несколько детей. Сейчас очень важный момент. 38 сборов в России ведется на детей одновременно по 160 млн каждый. Самый близкий к нам сейчас – Тася Ларионова. После нашей передачи там несколько миллионов закинули. Она уже находится в Институте имени Вельтищева в Москве. И ей чтобы закупить укол не хватает 11 млн. Не хватало 16 млн, сейчас не хватает 11 млн. Я просто принципиально завтра от себя 10 тысяч переведу. У меня нет больше возможности. Но кто понимает, Тася Ларионова. Прямо нагуглите, посмотрите. Надо дособирать 11 млн.
И. Воробьева
―
Можно я от себя тоже добавлю, что еще мне пишут родители Кирилла Петрова. Ему буквально несколько месяцев. У него тоже СМА. И они перепробовали уже все. Они собрали много денег, они собрали 17 млн. Но впереди еще очень, очень, очень много сборов. Они в полном отчаянии. Пожалуйста, помогите. Информацию про Кирилла можно найти прямо на сайте, например, «Дома с маяком». Петров Кирилл. Пожалуйста, если найдете этот сбор, знайте, что Кириллу очень нужна помощь. Несколько месяцев мальчику. Совсем маленький.
Е. Ройзман
―
Ирина, самая большая проблема, что если у тебя идет один сбор, ты форсированно объявляешь второй – ты обнуляешь первый сбор. Это самая большая этическая проблема.
И. Воробьева
―
Я просто не понимаю. Вот я тоже не понимаю. Мне сыпятся эти просьбы от родителей.
Е. Ройзман
―
Ирина, я точно так же.
И. Воробьева
―
Я не понимаю, как быть. Потому что не понятно, как помочь.
Е. Ройзман
―
У меня сейчас в душе алгоритм есть. Если родители сумели развить какую-то энергию, выскочить за какую-то сумму, то это можно подхватывать. С нуля очень сложно вести. Почему я говорю Тася Ларионова? Потому что собрано уже порядка 150 млн и до укола осталось совсем чуть-чуть (11 млн) дособирать. По Кириллу Петрову помню. Еще раз, 38 сборов идет в России.У меня своя ситуация с приема. Пришла наконец-то ко мне Юля, мама Саши Лабутина. Вот так посмотрели друг другу в глаза.
И. Воробьева
―
Нужно напомнить тоже эту историю. Это тоже СМА.
Е. Ройзман
―
Да, тоже СМА. 2,8 года парню. И у него есть запас по времени. И он сейчас 9 с небольшим килограммов. А у него есть запас до 13 килограммов. Собран 21 млн. Все. И у меня ситуация стоит. Если я включаюсь в этот сбор, я могу ввалить всю энергию. Здесь только как эффект лазера: я бросаю все и занимаюсь только этим. И надо доводить до конца. Но я могу этим заниматься только в том случае, если несколько независимых врачей скажут: «Да, есть шанс». Вот если у нас сейчас идут переговоры с врачами, если врачи говорят, что есть шанс, я буду вынужден вздохнуть, собраться с силами и, видимо, включиться в эту ситуацию. Но вот сейчас у нас такая пауза по Саше Лабутину.А там семейная тяжелая ситуация. Там еще двое детей двойняшки 11 лет. И они двое рубятся за своего брата (мальчик и девочка). Ну, плюс мама, которая на трех работах работает. Сложнейшая ситуация. Помогать мы будем в любом случае, хотя бы просто выживать. Ну вот такой сбор еще на 160 млн. Только если уже шанс дадут, то тогда попытаемся его использовать. Ну вот так жестоко звучит.
И. Воробьева
―
Звучит отвратительно, чудовищно, жестоко. И мы каждый раз с этим сталкиваемся. И поверьте, это очень-очень сложно. И я никогда не забуду слова Муратова, которые он произнес у рас в эфире, когда он рассказывал, как он подходит к редакции, а там стоят родители с ребенком: «Ну и вот что вы скажете этим родителям и этому ребенку?» Я бы очень хотела, чтобы люди, которые отвечают за распределение всех этих средств в стране и выбирают немножко другие, скажем так, приоритеты, посмотрели бы в глаза родителям. Не знаю, как по-другому решить эту проблему и каким образом сделать так, чтобы этим детям помогали. Потому что вы же видите, что детей можно спасти, они будут жить.
Е.Ройзман: Настоящая голодовка – это билет в один конец, это медленное самоубийство, чем сейчас Навальный и занимается
Е. Ройзман
―
Ирина, вот проблема здесь. Если власть выбирают, то люди могут посмотреть в глаза тем, кого они выбирают, и с них требовать. А если власть самоназначается, захватила власть, пролонгирует, меняет Конституцию, эта власть уже людям в глаза не смотрит, и у людей нет возможности посмотреть им в глаза и хоть как-то воспользоваться механизмом выборов, чтобы на эту власть повлиять. Вот где проблема, вот почему нужны честные всенародные выборы. Хотя бы для этого.
И. Воробьева
―
Мы продолжим буквально через несколько минут программу «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Ваши вопросы можно в чат трансляции в Ютубе на канале «Эхо Москвы» либо по номеру +7 985 970 45 45.НОВОСТИ
И. Воробьева
―
21 час 35 минут в Москве. 23:35 в Екатеринбурге. Это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Мы продолжаем. И здесь многие слушатели просят поговорить о таком военном нагнетании. Как-то так, наверное, можно сказать обо всем этом стягивании войск, этих заявлениях. Что происходит?
Е. Ройзман
―
Слушай, происходит какая-то демонстрация силы. И это происходит не от силы. И это видно. Когда человек сильный и уверенный в себе, он лишний раз не будет вот так мускулы показывать, красоваться, еще что-то. На мой взгляд, вся эта демонстрация происходит от какой-то неуверенности и от непонимания, что делать. И кроме этого, взять со всей страны стянуть 40 тысяч в Крым, 40 тысяч стянуть вдоль границы – выглядит это достаточно нелепо. Тем более совершенно точно все понимают, что нападать на нас никто не собирается.
И. Воробьева
―
Окей, просто по ощущениям, кому это нужно в первую очередь? Или никому не нужно? Или всем нужно?
Е. Ройзман
―
Слушай, мне кажется, это никому не нужно. Из этой ситуации сложно выйти. В какой-то момент ты должен остановиться. Если ты начинаешь кому-то угрожать, глядя в глаза, и вдруг останавливаешься и делаешь шаг назад – это примут за твою слабость. Дальше идти и угрожать тоже нельзя, потому что любые угрозы должны идти по нарастающей. Нарастающее понятно к чему приведет. Это никому не надо. И ситуация идиотская. С одной стороны, надо включать задний ход. Но пацаны не поймут. И как-то продолжается вот это нагнетание. Ни до чего хорошего эти вещи не доводят. То есть мы во всю стену развешали огромное количество ружей. Что-нибудь долбанет.И воевать, ругаться с самым близким, с самым братским народом – это верх идиотизма. Представь себе, у нас с Беларусью, с народом, нарушены отношения, потому что мы поддержали кровавого упыря и людоеда Лукашенко. У нас нарушены отношения с Украиной на долгие-долгие десятилетия. У нас нарушены отношения с Болгарией, где нас называли братушками. У нас нарушены отношения с Черногорией, где мы поучаствовали, попытались создать государственный переворот. Мы умудрились оскорбить сербов. И так далее. Это можно очень долго перечислять. Это все наши друзья и соседи. Это какие-то особо талантливые внешние отношения.
И. Воробьева
―
Насколько оправдан с человеческой точки зрения вот этот порыв, который мы слышим все время в заявлениях защищать русских по всей планете?
Е. Ройзман
―
Послушай, вот Славянск, где нет русского мира, где есть стадион, аэропорт, фонтаны, дети в школы ходят. Вот же рядом совершенно. Оттуда вышибли стрелковских, оттуда вышибли этих ополченцев. И вот Славянск живет. И никто не трогает русских. Я проехал пол-Украины. Я разговариваю на русском языке, и все нормальные люди это понимают. Я не встречал никакого вообще. Люди везде люди. И если ты приходишь в гости без оружия с открытым сердцем, к тебе так и относятся. Но если ты в гости пытаешься на танках ездить, как к тебе будут относиться?Никто в Донбассе на русских не нападал. Я там когда-то работал. Я очень хорошо знаю и Донбасс, и все прилегающее там к Донецку. Всю жизнь все нормально относились. Это выдуманная совершенно абсолютно геббельсовская история, как история с распятым мальчиком. И участвовать в этом нам как великой державе просто не следует.
И. Воробьева
―
Сейчас тоже есть история про погибшего ребенка. Но там история в том, что ребенок действительно погиб. Но мы знаем, почему, причина какая, потому что одна сторона говорит, что якобы это был удар дрона, другая сторона говорит о том, что, возможно, там был снаряд где-то во дворе, и это был несчастный случай. В общем, мы не знаем причину. Знаем только, что ребенок действительно погиб. И это очень трагично.
Е. Ройзман
―
Но основная версия, что дедушка в свое время спрятал у себя то ли мины какие-то, то ли что-то из снарядов, и ребенок на это наткнулся. Это пока основная версия.
И. Воробьева
―
Я напомню, что это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. И мы продолжаем. Про личный прием уже надо, мне кажется, начинать, потому что почти ничего не успели.
Е. Ройзман
―
На самом деле, прием такой очень плотный был. И еще раз скажу, что личный прием не заменить никогда приемом по телефону. И если у нас сейчас не будет расти заболеваемость, мы со всеми мерами предосторожности прием будем вести.
Е.Ройзман: Все же понимают, что Навальный сидит только за то, что он не умер после отравления
У меня очень интересная история. Я когда-то ее рассказывал. В Челябинске было автономное некоммерческое объединение дошкольного образования «Урало-Сибирская ассоциация преподавателей ВУЗов». Там был такой директор Сиволапов. И у него была бухгалтер Будыгина Галина Михайловна, ей 70 лет. И они работали: директор ей скидывал деньги на карточку, а она с карточки посылала кураторам, и кураторы наличкой раздавали преподавателям. Мощная организация. Куча народа работало.
А потом начали бороться всерьез с обналичкой. Бухгалтер – человек опытный, зрелый. Пришла к директору и говорит: «Слушай, так нельзя. Все, только официально можем». Он ее заставлял работать так. Она уволилась. Он написал на бухгалтера заявление, что она все эти деньги украла; ей на карточку перечисляли, и она украла. Начались суды. Бедную женщину судят. И вот здесь уже пришлось включиться в полную силу. Там уже дошло до прений. И вдруг на этого Сиволапова наконец-то возбуждают уголовное дело об уклонении от налогов и незаконное предпринимательство. То есть ситуация выровнялась, и глядишь сейчас женщина останется на свободе. Ну, 70 лет с лишним человеку.
И представляешь, параллельно еще одна история. 73 года мужику. Служил в армейском спецназе. Прапорщик. И у него жена, двое детей. И жена погибла. И он остался с двумя детьми. А садика не было в части. И ему пришлось выйти в отставку. Он приехал сюда. Воспитывал детей, снова женился, еще двое детей у него. И вот ему выходить на пенсию. И ему насчитывают 8800. Он говорит: «Вы что творите? Какие 8800? Да как же это так?» А ему говорят: «Понимаешь, Минобороны подтверждает, что ты служил в армии, но Минобороны не подтверждает, что ты получал зарплату». Ну представляешь, вот нестыковка.
У нас Саша Шумилов сейчас во все суды выйдет, потому что на 8800 жить невозможно. Но с Минобороны бывают разные истории. Но Минобороны когда зацепки какие-то находит, можно с ними разговаривать. Всегда можно разговаривать с Минобороны. Дай бог все получится, и настанет какая-то справедливость.
И. Воробьева
―
Тут Вера из Москвы спрашивает про старую историю. Она действительно была у нас больше года назад. Но я что-то тоже запамятовала. Наверное, она закончилась хорошо. Но на всякий случай спрошу. Вера спрашивает: «Спросите, пожалуйста, про маму и детей, которых больше года назад отобрали и поместили в интернат. Удалось ли вернуть детей?» Насколько я помню, да.
Е. Ройзман
―
Нет-нет, этих детей мы вернули. Слава богу, они счастливы. Мать там ими занимается. Про дочку сегодня разговаривали - бегать любит, в секцию отдаст. Детей получилось вернуть. Все нормально.Слушай, у меня серьезнейшая ситуация. Пишет женщина в Фейсбук в личку. Времени 11 часов. У меня две тренировки за день. Я уже очумевший, уже спать охота. Пишет в личку: «Я сижу не чемоданах. Сейчас за мной приедет машина, и я уезжаю из квартиры». Я ей пишу: «Что случилось?»
Она говорит: «Мой сын – наркоман. Сидевший. Отношения сложные. Освободился и начал требовать, чтоб я на него переписала полквартиры. Я полквартиры переписала на него. Я не поняла, что сделала. Он тут же свои полквартиры продал. И я попала в ситуацию. Я попыталась побороться за квартиру, попыталась выкупить, все деньги потратила, какие могла. Вот сейчас продала свои полквартиры, рассчиталась с долгами и уезжаю в неизвестность».
Я говорю: «Слушай, так нельзя». Она говорит: «Я уже пожилая. Мне почти 50». Я тогда вообще древний. Я говорю: «Надо как-то сопротивляться». Она мне пишет: «А как сопротивляться? Я уже 37 килограмм вешу». Представляешь? – «Ну все, сын выпил из меня все». И представляешь, я ей не могу сказать: «Ладно, я спать пошел, а ты там как-нибудь это».
И вот я сижу думаю. И вдруг мне мысль пришла в голову. Я написал Наташе Авиловой, которая сейчас фонд «Доктор Лиза». Наташа еще с Лизой работала, то есть она все понимает. Я написал: «Наташа, вот такая ситуация». А женщине говорю: «Кинь телефон». Она мне кидает телефон, я Наташе это. Через полчаса она говорит: «Меня нет в городе. Наши с ней связались. Сейчас мы с ней придумаем жилье». А у женщины медицинское образование. Она говорит: «Все, мы ей сейчас поможем восстановиться, припашем ее к работе, чтобы ей как-то выйти из депрессии. Будем решать ее вопросы и постараемся помочь».
И это вот так вот для меня доктор Лиза, уже которой нет давно, вдруг вот такой привет через Наташу Авилову. И дай бог все получится. Я очень доволен. Но у меня подряд несколько ситуаций, где сыновья с матерями, вот такие сложные истории.
Слушай еще. Представляешь, тоже на ночь глядя пишет женщина: «Она сама живет в Москве. Она говорит: «У меня племянник в Нижнем Тагиле. У меня свой сын погиб. Нас никого не осталось. Племянник в Нижнем Тагиле. У него передозировка. Его сейчас увезли в больницу. Есть ли что-то, где ему помочь?» Ночь. Она мне пишет. Я говорю: «Давайте завтра. Я займусь, узнаю, что как». Она говорит: «Врачи говорят, до завтра не доживет». И знаешь, если бы речь шла, если бы мне кто-то позвонил и сказал, что умирает ребенок, я бы нашел телефон министра здравоохранения вплоть до федерального, включился бы. Просто я умею эту сирену врубать.
А речь идет о наркомане. Ну, нарколыга, передозировка. Среди ночи людей поднимать ради этого я не могу себе позволить. Я мог за инфарктника рубиться, там еще что-то. Я говорю: «Сколько лет?» – «30». Я говорю: «Давайте так. Утром займемся, узнаем, можно ли перенести». Утром пишет: «Спасибо за участие. Но он умер». И я сижу. Ну вот он умер. С другой стороны, сам себе выбрал этот путь. Никто его не тянул туда. Кстати, пошел рост смертей по синтетическим наркотикам, рост передозировок. У меня есть мысли свои по этому поводу.
И. Воробьева
―
Я хотела спросить про людей, которым либо нельзя помочь, либо никак не поможешь. Это же часто бывает. Потому что я представляю, какое количество обращений идет со всей страны. Наверняка есть люди, которым приходится либо отказывать, либо объяснять, что тут ничем не поможешь.
Е.Ройзман: Принудительное кормление – это история такая крайне унизительная, жестокая
Е. Ройзман
―
Опыт большой. И я вижу, как пишут. Вот эта женщина, которая осталась без квартиры и сидела ждала машину, чтобы ее увезли, она честно писала, она искренне писала без приукрашивания, просто что с ней произошло. И по той причине, что я перекинул совершенно внятный ее текст, и Наташа Авилова включилась, фонд «Доктор Лиза».Когда люди нормально пишут и нормально говорят, и особенно если ты сквозь строчки видишь, что у человека такая ситуация, что он готов на себя руки наложить, когда он пишет без восклицательных знаков, не капслоком, не кричит… Особенно, знаешь, еще есть такое: срочный репост, максимальное распространите и так далее. Это сразу тормозит. Когда человек пишет искренне, на это реагируешь. И понятно, что когда ты чувствуешь, что это вопрос жизни и смерти, как не включиться?
Очень сложный прием был. Я, наверное, не поленюсь и завтра его распишу. У меня очень интересная ситуация. Ко мне пришла моя давняя сторонница. Перед тем, как пришла давняя сторонница, пришла женщина. Ее зовут Виктория Михайловна. Пожилая женщина, 80 лет. Всю жизнь проработала на Приборостроительном заводе. Пришла и принесла тысячу рублей. – «Я, - говорит, - очень переживаю за Алексея Навального. И я хоть что-то могу помочь – вот тысяча рублей. Потому что мы за него переживаем и понимаем, как парень страдает, мучается, ведет себя достойно». Принесла тысячу рублей для Алексея Навального.
Ну вот такая вот история. Знаешь, тот самый случай, как лепта вдовицы: кто-то 100 млн даст – это одно, а кто-то от себя последнее оторвет – это большую ценность имеет.
Очень интересная еще этическая ситуация. Пришла ко мне моя давняя сторонница Полина Петровна. Она говорит: «Женя, ты в прошлой передаче на всю страну сказал, что бесплатную операцию катаракты ставят в очередь на 5 лет до 26-го года, а если делать платную, то это стоит 62-64 тысячи. Женя, так нельзя. Тебя не поймут». Я говорю: «Почему?» Она говорит: «Ну вот у меня была операция. Меня на 5 лет поставили в очередь. Да, у меня катаракта. Ну, очки другие надела, меньше читать стала. Но я же дотерпела. Можно терпеть». Я говорю: «Э, Полина Петровна, а зачем? А зачем терпеть? Есть замечательная русская поговорка: если смолоду терпеть, то жизнь долгой покажется».
А она мне говорит: «Женя, это нормально, если такая очередь. Почему бы не потерпеть? А что сразу за деньги?» И вдруг до меня доходит, что даже 60 тысяч – это 800 долларов на сегодняшний день. Это что, за 800 долларов мы не можем пожилому 80-летнему человеку катаракту исправить, когда, особенно, человек читающий? Почему 5 лет ждать? И представляешь, я друг понимаю, она обычная женщина и она искренне считает, что это нормально 5 лет ждать операции на глаза. Ну да, эту страну не победить.
И. Воробьева
―
Это, конечно, интересно. Взгляды действительно разные у разных поколений.
Е. Ройзман
―
Дак она совершенно искренне считает, что можно терпеть. А я не понимаю, зачем терпеть. У страны достаточно ресурса, чтобы своим пенсионерам обеспечить бесплатные операции. Понятно, что там один центр, огромная очередь туда. Но государство может себе позволить или дать возможность частным образом поставить еще один центр, или ввалить государственные деньги и еще один поставить. Потому что у нас Центр микрохирургии глаза высочайшего уровня. Действительно, люди туда идут. И операции бесплатные на 5 лет оттягивают.
И. Воробьева
―
Вообще, с Фондом обязательного медицинского страхования что-то происходит последние полгода как минимум. Потому что у меня были в эфире люди, которые занимаются диализом, то есть это помощь больным, которые вынуждены на диализе быть по 2-3 раза в неделю, а иначе они умрут. То есть у них нет выбора, они не могут ждать. Это частные центры, которым Фонд обязательного медицинского страхования выплачивает деньги за диализ, проведенный пациентам. Это все абсолютно через государство. И вот он перестал просто платить. А центры что могут сделать? Они должны сказать пациенту «уходи»? Это уголовное дело, вообще-то.Все это происходит в Московской области. Вот у меня это было в эфире буквально несколько недель назад. Чудовищная история просто абсолютно. И не понятно, что с этим делать. Они реально не могут не принять пациента, а им за это не выплачивают денег. Вот так.
Е. Ройзман
―
Удивительная ситуация. На самом деле, к сожалению, такого много. Еще раз, это вопрос приоритетов власти. И если власть выборная, если они четко будут понимать, что если они не заботятся о своем народе, то их снесут и выбирать не будут на следующих выборах, поверь, они будут шевелиться. Но они знают, что от людей на выборах не зависит ничего, совершенно другие механизмы оставаться у власти. И конечно, они их используют.
И. Воробьева
―
Тут еще очень просили прокомментировать историю с тем, что россиян обломали по поводу майских праздников и поездок в Турцию.
Е. Ройзман
―
Это очень некрасивая история. Она абсолютно политическая. Запретили все рейсы в Турцию до 1 июня. А до 31 мая 533 тысячи человек забронировали поездки в Турцию. Понятно, что это жест абсолютно политический, типа «помидорами не отделаетесь». Но это абсолютно точно ударили по своим, потому что свои бессловесные, потому что свои будут терпеть, хотя бы потому, что им деться некуда, хотя бы потому, что нет выборов, и они на выборах не сумеют сказать: «Вы что с нами делаете?»
И. Воробьева
―
А почему политическая история?
Е. Ройзман
―
Потому что Эрдоган, видимо, открыл Босфор, дал пройти в Черное море американским кораблям. Но Эрдоган – он член НАТО. Как бы он не смог это сделать? Но и то, что он поддержал Зеленского, то, что Эрдоган сказал, что Крым никогда не будет считать российским. Я думаю, что это в целом вот так выглядит. Огромное количество народу в этой политике никак не участвует и не собирается за эти слова мстить Эрдогану, потому что там просто солнце и теплое море и там значительно дешевле, чем в Крыму, чем в Сочи. И туда с детьми принято ездить.И вот эти 533 тысячи человек – это удар откровенно по своим. И эти люди даже не смогут выразить свое возмущение. Я считаю, что это некрасиво. Воспользовались беспомощным состоянием потерпевших. Вот есть такая формулировка.
Е.Ройзман: Навальный находится в той ситуации, что для него репутация важнее жизни
И. Воробьева
―
Есть такая формулировка. А как насчет того, что цифры по заболеваемости опять растут и вот это все? Мы же помним, как в прошлый раз привезли – реально же привезли – новую волну все отдыхающие.
Е. Ройзман
―
Ирин, это никак не связано, это никак совершенно не коррелируется, это совершенно иная история. Это не стыкуется вообще. У нас с тобой перед глазами есть «санитарное дело», когда Кире Ярмыш, Косте Янкаускасу, Алехиной нельзя, а Собянину можно, Путину можно собирать «Лужники» полные собирать без масок, где 80 тысяч человек плечом к плечу. И в то же время «санитарное дело» московское. Но это верх лицемерия.
И. Воробьева
―
То есть с коронавирусом это не связано?
Е. Ройзман
―
Да нет, конечно.
И. Воробьева
―
У нас есть еще 5 минуточек на истории с приема.
Е. Ройзман
―
Слушай, пришла девчонка, 33 года. Говорит: «Вообще не знаю, что делать. У меня сыну 11 лет, а дочке 5 лет. Сын перестал ходить в школу. Сын не слушается». Я говорю: «Что с ним происходит, объясни мне?» Она говорит: «Вообще ничего не могу понять». Я говорю: «Отец у него есть?» Она говорит: «У него есть отец. Он платит 4000 алиментов. Но он с ним даже не разговаривает, потому что у него своя семья, двое детей растут». И я говорю: «А вторая дочка от другого отца?» Она говорит: «Да». Я говорю: «А что тот отец?» Она говорит: «Ему вообще пожизненное дали». Я говорю: «Здорово».Я говорю: «С кем вы живете?» Она говорит: «У меня живет моя бабушка, моя мама, я, моя дочка и мой сын». Я говорю: «Здорово. Можешь сына привести сейчас?» Она говорит: «Вроде, его в школу сумела отправить». Я говорю: «Съезди и просто привези к нам. Поговорим». Приехали, посмотрели на парня. Ну, действительно, представь себе, у него прабабушка, бабушка, мама и сестра. То есть такое женское царство. У него какой-то свой бунт.
Ну и у нас Саша Шумилов с ним поговорил. Там по спорту договорились, договорились соревнования сделать, кто больше подтянется и еще. Ну просто с ним будем на контакте. И наш парень, который боксом занимался, который Ironman бегал, будет с ним просто контактировать, перезваниваться, разговаривать. Ну хоть так попытаемся его в какой-то орбите удержать. Ну, потому что просто не хватает мужчин.
Кстати, одна из очень больших проблем страны вообще, что огромное количество мальчиков воспитывалось в неполных семьях. И огромное количество вообще неполных семей в России. Это действительно большая проблема. Это идет после революции, гражданской войны, репрессий, Великой отечественной войны. Ну вот такая традиция в России есть. Конечно, это сказывается.
И. Воробьева
―
Есть несколько вопросов от слушателей.
Е. Ройзман
―
Давай ответим.
И. Воробьева
―
Но они, честно говоря, обычные. Во-первых, спрашивали про Шиес опять, просят обратить внимание на ситуацию, давление и так далее.
Е. Ройзман
―
Я с Шиесом абсолютно спокоен, потому что там очень сильные и вменяемые люди. Если что-то будет серьезное, они это вынесут моментально.
И. Воробьева
―
Ну вот один из пользователей пишет, что там что-то опять происходит. Ну, просто просит обратить внимание и просит передать. Я передаю.
Е. Ройзман
―
Да, конечно.
И. Воробьева
―
В этом смысле моя задача – передавать послания всякие Евгению Ройзману.
Е. Ройзман
―
Давай коротко историю расскажу еще.
И. Воробьева
―
Да.
Е.Ройзман: В свете последних событий само слово «космонавт» умудрились испоганить
Е. Ройзман
―
Звонит мне Лариса Лазарева («Аистенок»). У них очень хорошая организация. Я ее знаю 20 лет. Она сначала занималась тем, что отговаривала женщин от абортов. Сумела разрекламировать организацию. К ней приходили женщины, которые на грани делать или не делать. И она уговаривала их не делать, а потом им помогала. 180 человек отговорила в те годы. То есть на ее счету 180 детей, которые родились. А потом создала целую инфраструктуру: и квартира, где можно пересидеть, и вещи можно собрать и так далее. Сделала большой благотворительный магазин в «Меге». Магазин называется «Аистенок».А там рядом цыганский поселок. И туда начали ходить цыгане молодые – там что-нибудь утащат, что-нибудь сломают. Она мне звонит и говорит: «Слушай, что-то надо делать». А я знаю цыган, которые никогда не торговали наркотиками и живут там рядом. И я их люблю уже за то, что они никогда не торговали наркотиками. И я позвонил их старшему: «Миша, вот такая ситуация». Он говорит: «Женя, прямо пусть ко мне идет прямо сейчас».
И Лариса пошла туда. И он ее принял цыганский барон и сказал: «Все, я сейчас соберу всех. Мы решим, потому что мы не хотим этого стыдиться. Потому что если что-то делает цыган, то говорят, что цыгане плохие. Если русский украл – говорят, что вор украл, а цыган украл – говорят, что цыган украл». И действительно, представляешь, они обо всем договорились. Он мне тоже позвонил и сказал. И вдруг оказалось, что это Всемирный день цыган. Вот оно так сложилось. И вот мы его так приятно очень отметили. Я думаю, что в следующей передаче я расскажу, чем это закончилось. Но я их знаю. И совершенно точно, что они там сами наведут порядок.
И. Воробьева
―
У нас буквально остается полминуточки. И как всегда, эти полминуточки принадлежат Евгению Ройзману.
Е. Ройзман
―
Конечно, еще раз Алексей Навальный и все наши политические заключенные, которых, к сожалению, много. Во глубине сибирских руд храните гордое терпенье и все что отсюда следует. Стойкости и мужества. Вас никто не забывает. Кто сейчас нас слышит, не поленитесь, Алексею Навальному и другим политзаключенным напишите письма просто в поддержку. Регистрируйтесь на сайте акции – тоже важно. Всем родственникам заключенных, все близким… Мы все понимаем. И наше сердце на вашей стороне. Что касается нашей страны. Все равно мы будем за нее бороться. И в конце концов все равно Россия будет свободной, и Россия будет счастливой. Все будет хорошо. Всем добра и удачи.
И. Воробьева
―
Ну а в следующем часе в программе «Разбор полета» – Александр Пушной. Пока.