Евгений Ройзман - Личный приём - 2021-03-29
И. Воробьева
―
21 час и 5 минут в Москве. В этот раз не говорю, что 23:05 в Екатеринбурге, потому что программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом в этот раз выходит из одной студии из Москвы. И добрый вечер, Евгений.
Е. Ройзман
―
Здравствуйте.
И. Воробьева
―
Да, мы сегодня в студии радиостанции «Эхо Москвы», работаем отсюда. Поэтому у нас не будет проблемы никакой со связью. И вы можете смотреть нас в Ютубе на канале «Эхо Москвы», а можете слушать нас по радио (наверняка вы это тоже делаете) и писать нам сообщения по номеру +7 985 970 45 45. Начинаем с хороших новостей.
Е. Ройзман
―
Да. Первая хорошая новость. Вы только не подумайте, что я в Москву-то переехал. Я сюда на книжную ярмарку приезжал на Non/fiction. Я обратно возвращаюсь.
И. Воробьева
―
Мне кажется, в Екатеринбурге просто обеспокоились.
Е. Ройзман
―
Да. И в пятницу мы будем вести прием у себя на Толмачева, 11. Все, ковидные ограничения снимают. Поэтому очный прием уже будем вести, настраиваемся.
И. Воробьева
―
Ладно. В общем, я хотел, конечно, немножко потроллить общественность и сказать, что есть ощущение, что Евгений Ройзман в Москву переехал. Но раз Евгений Ройзман решил сам опровергнуть…
Е. Ройзман
―
Да. Я даже когда был депутатом Госдумы, я не переезжал в Москву и всегда возвращался при первой возможности. Где родился, там и пригодился.
И. Воробьева
―
Но тогда все-таки надо про хорошие новости сказать, потому что Миша Бахтин – это хорошая новость.
Е.Ройзман: Никто не имеет права запретить гражданину России выходить мирно и без оружия
Е. Ройзман
―
Поскольку мы все в этой хорошей, красивой истории участвовали. Миша нормально, шевелит лапками – и руками, и ногами – потихонечку. И очень приятно еще. Его родители попросили. «Дом с маяком» сейчас им предоставил приют. То есть он там проходит реабилитацию. Там есть даже бассейн. Все анализы замечательные. Все получается. Давайте так аккуратно, чтоб не спугнуть. В общем, слава богу, у нас получилось пока все.
И. Воробьева
―
Тут нам иногда пишут, мол, зачем вы каждый раз рассказываете про Мишу Бахтина? Но ведь история в том, что очень много слушателей этой программы поучаствовали в спасении Миши. Поэтому мы вам рассказываем, как все сейчас выглядит, чтоб вы знали, куда пошла ваша помощь.
Е. Ройзман
―
Да, что не в пустоту, что у нас получилось. И очень важный момент. Меня попросили сказать, и я присоединяюсь. Маленькая девочка, 9 месяцев, Тася Ларионова. По ней начали сбор на «Золгенсма» и собрали 90%. И родители повезли ее в Москву, привезли в Центр Вельтищева. Им не хватает 10%. И они начали обращаться к серьезным людям. Говорят: «А мы уже переводили в фонд “Круг добра”». А «Круг добра» пока еще никому ничего не оплатил. И вот сейчас маленькая девочка находится в Центре Вельтищева, где у нас Миша находился. И не хватает 10%. Пожалуйста, нагуглите. Просто запомните. Пусть у вас в ушах это будет. Тася Ларионова. Посмотрите, пожалуйста, ситуацию.И у нас своя история. Саша Лабутин. Сложнейшая история с парнем. Когда узнали, что у мальчика СМА, отец просто ушел, и мать осталась. У нее одному ребенку – 10, другому – 12. И вот Саша Лабутин болен. Мать там на трех работах работает. Дети помогают. И, видимо, нам придется собирать на «Золгенсма». Мама договорилась с какой-то программой, и на нем проводят клинические испытания какой-то новой вакцины. И все-таки придется собирать, видимо, на «Золгенсма». И если мы включимся в этот процесс, я дам знать. Но так хотя бы просто маме помочь.
И. Воробьева
―
Тут вот буквально пока мы готовились к эфиру, мне написали адвокаты, что в Питере происходит вот эта история с повторным отклонением иска мамы, которая просила обязать местный комитет по здравоохранению обеспечить сына со СМА препаратом «Золгенсма». И ей отказали уже второй раз. И я так понимаю, что ссылаются на возраст. Но это очень странная какая-то отсылка.
Е. Ройзман
―
Да, сослались на возраст, что вышел возраст.
И. Воробьева
―
Ему 2 годика, если что
Е. Ройзман
―
Да. На самом деле, по законам Российской Федерации, если ребенок нуждается в жизненно необходимом дорогостоящем лекарстве, то страна обязана своему ребенку предоставить это лекарство, даже если оно не зарегистрировано. Поэтому я думаю, что следующие суды они справятся.
И. Воробьева
―
Я вам так скажу. Если вы хотите подробнее почитать именно эту историю, то маму зовут Светлана Гепалова. Можете найти ее везде в интернете. Более того, в этом году во Вконтакте была даже заблокирована группа сбора средства на это лекарство. В общем, тема СМА, которая была у нас в прошлом году, никуда не уходит. И вряд ли уйдет очень скоро. А это плохие новости, разумеется.Тут очень многие наши слушатели и зрители спрашивают, а что там с Евгением Ройзманом-то произошло? Как там суды прошли?
Е.Ройзман: Все, что они могут делать против Навального по закону, они делают против него по закону
Е. Ройзман
―
Знаете, мои проблемы по сравнению с проблемами того же Алексея Навального, его сторонников – это не проблемы. У меня два выхода на митинги 23 января и 31 января. По двум выходам составлены протоколы, два административных дела. У меня позиция очень простая. Я даже защищаться не могу, потому что да, я ничего не отрицаю, я выходил, выходил абсолютно осознанно. Мало того, я совершенно искренне считаю, что никто не имеет права запретить гражданину России собираться с другими людьми мирно и без оружия. Кто мне может запретить гулять по своему городу?Но тем не менее мне в одном случае выписали штраф 20 тысяч, в другом случае выписали штраф 20 тысяч. Но поскольку у меня зарплата на «Эхе» 60 тысяч, то, в принципе, я могу где-то 3 раза в месяц на такие митинги выходить. Журналисты спрашивают: «Знаете, там предусмотрено 40 часов обязательных работ. А если вам дадут обязательные работы?» Я говорю: «Слушайте, если мне дадут обязательные работы, со мной выйдет полгорода мне помогать. Я работы никакой не боюсь. Но я сделаю так, что это всем будет интересно, и все захотят мне помочь». Поэтому они предпочли не связываться и взяли деньгами.
Но это не меняет мою позицию. Я считаю, что это абсолютно незаконное было решение суда. Будем отстаивать вплоть до ЕСПЧ просто по принципиальным соображениям. Я считаю, никто не имеет права запретить гражданину России выходить мирно и без оружия. Это наше право. Я вообще считаю, что это по праву рождения для любого человека. Это наше право закреплено Конституцией Российской Федерации, 31 статьей.
И. Воробьева
―
Ну и конечно тут сразу пишут: «А давайте мы вам поможем погасить штрафы».
Е. Ройзман
―
Нет, это не те штрафы. Я справлюсь. Я Ирине сказал, мне было очень приятно. Я зашел позавчера в ресторан в центре Москвы…
И. Воробьева
―
Только не называй какой, пожалуйста.
Е. Ройзман
―
Да, я не буду. Голодный был. Сел. Потом ко мне подошли и говорят: «Евгений, ваш счет закрыт. И всегда в любой момент, когда вы будете приезжать, приходите в ресторан. Ваш счет всегда будет оплачен». Мне было, конечно, очень приятно. Я никогда не буду злоупотреблять. Но мне сам факт был очень приятен.
И. Воробьева
―
Ладно, поехали дальше. Напомню всем, что это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Можете смотреть нас в Ютубе на канале «Эхо Москвы» или слушать по радио, писать нам сообщения: +7 985 970 45 45. Надо поговорить про Алексея Навального. Надо не в смысле того, что у нас тут разнарядка и вот это все. Но просто не поговорить про Навального невозможно. Вот буквально на минувшей неделе мы узнали, что происходит с Навальным в колонии в части здоровья.
Е. Ройзман
―
Смотрите, очень важный момент. Я здесь полностью согласен с Алексеем Венедиктовым по той причине, что он знает то же, что знаю я. Действительно, я считаю, что Алексей недореабилитировался, Алексей сорвался с реабилитации, уехал в Россию. Его никто уже не мог там удержать. Он хотел приехать домой. Почему я это знаю? Я имею право сейчас об этом говорить. Я разговаривал с Венедиктовым. Он попал в такую же ситуацию, как и я.Я в декабре разговаривал с Навальным и говорю: «Давай приедешь – пробежимся». Он говорит: «Представляешь, не могу бегать начать. Ходить могу – нога успевает сориентироваться, опору почувствовать, а бегать не могу – нога не чувствует опору. Сигнал не успевает, видимо, поступать. Ну и с рукой та же самая проблема – не могу, не получается». Я про это знал. Но он меня попросил: «Не говори никому». Я говорю: «Ну конечно». И он разговаривал с Венедиктовым. Тоже Венедиктов его порасспрашивал, и он там какие-то вещи сказал, но попросил не говорить.
И когда вот это у него в колонии началось, я Навального знаю достаточно близко, и я понимаю, что он никогда бы не стал жаловаться. Просто уже ситуация такая, что она уже становится очень серьезной.
И. Воробьева
―
Тем более, что это не он сказал, это адвокаты рассказали.
Е.Ройзман: Мы должны понимать, что у нас у всех взяли заложника, и жизнь нашего заложника подвергается опасности
Е. Ройзман
―
Да, действительно, это сказали адвокаты. И я счел своим долгом написать, что я понимаю, что происходит. И Венедиктов написал приблизительно то же самое. И суть сейчас состоит в том, чтобы, конечно, в этой ситуации его должны наблюдать врачи из клиники «Шарите». Но я думаю, что уже и международное сообщество подключится. И молодцы врачи, что написали открытое письмо. То есть ситуация такая. За ней наблюдает полмира.
И. Воробьева
―
А вот то, что Навальному, несмотря на то, как он себя чувствует (боли в спине, история с ногой), дают две таблетки, по крайней мере, как сказали нам адвокаты, обезболивающего, еще и будят каждый час, с учетом того, что у него эта красная рамочка, это вообще можно считать пытками?
Е. Ройзман
―
Смотри, это устав. Все, что они могут делать против него по закону, они делают против него по закону. У них задница прикрыта. К ним не прикопаться. Но человека они откровенно мордуют. При этом, конечно, надо отдать должное Навальному, что он человек стойкий, что он умеет ко всему с юмором относиться. Но это не шутки уже. Это серьезная действительно ситуация. Потому что в лагере человеку даже деться некуда.
И. Воробьева
―
Много вопросов от наших слушателей, как помочь Алексею Навальному?
Е. Ройзман
―
Единственное консолидированное общественное мнение. Единственное, что готовить большой выход, большой митинг готовить, потому что эта власть очень чутко реагирует на выход людей на улицы, на готовность людей выходить. Мы должны понимать, что у нас у всех взяли заложника, и жизнь нашего заложника подвергается опасности. Консолидированное общественное мнение – и международное сообщество, и внутренняя позиция. Здесь очень много факторов.
И. Воробьева
―
Несколько слов, поскольку мы в этой теме, о том, что происходит с Иваном Ждановым, а точнее уголовное дело в отношении его отца. Получилось ли как-то вникнуть, что произошло?
Е. Ройзман
―
Я посмотрел. Послушайте, вот Иван Жданов – это ФБК, это Навальный, близкий сторонник, это очень упертый, серьезный парень. Его отцу 66 лет. И он где-то был каким-то небольшим чиновником на Севере в каком-то поселке. По распределению жилья везде в муниципалитетах маленьких, в поселковых советах собирается комиссия, ну и рекомендации выделить жилье социальное, не выделить. Ну и у него один из нескольких голосов. Там женщина, сложная ситуация. Он порекомендовал выделить ей социальное жилье. Это социальное жилье. Это не в собственность. То есть это не как здесь Сергуниной выделяет Собянин и многим другим.Ну и все. И нашли эту ситуацию. Это было, по-моему, в 16-м году. Возбудили уголовное дело и посадили в СИЗО. Слушайте, это каннибализм, это людоедство. Пожилого человека, больного просто так, не за что, по факту, за доброе сердце закрывают. Причем даже не человека, который принимал решение, а человека, который просто рекомендовал в составе комиссии. И совершенно понятно, что это направлено против Жданова. Ситуация дикая, но подобная ситуация может коснутся каждого из нас, когда захотят найти какие-то болевые точки, как с Яшиным было – за его бабушкой охотились. А что с бабушкой… У него и против жены.
Иллюзий нет никаких вообще. Поэтому я и отцу Ивана Жданова, и самому могу только стойкости пожелать. И надеюсь, что эти темные времена не навсегда.
И. Воробьева
―
Законодательство требует от меня, чтобы я сделала ремарку и сказала, что власти считают ФБК иностранным агентом. Не могу этого не сделать, к сожалению, по закону. Но мне кажется, что все всё понимают.Давайте к личному приему, потому что всегда ругаются, что мы очень много времени уделяем новостям. У меня есть еще ряд вопросов по текущим.
Е. Ройзман
―
Да, по федеральной повестке. Слушайте по личному приему. Совершенно случайно наткнулся на старые свои записи. Вот слушайте историю. В Екатеринбурге в середине 90-х годов с завода ОЦМ (Завод обработки цветных металлов) в самом центре города пропало 32 с лишним тонны драгоценных металлов. Это два КАМАЗа. Мало того, золота там было мало совсем – всего 700 килограмм. Но зато там было платины больше 11 тонн. Слушайте просто цифры. Плюс там были металлы платиновой группы – палладий и всякая другая чепуха. Видимо, остальное – тонн 20 серебра оставалось.По нынешним деньгам это даже не посчитать. Ну, кто хочет, нагуглите цену тройской унции (33 грамма), сколько стоит золото 700 килограмм, сколько стоит 20 тонн серебра, сколько стоит 11 тонн платины и еще тонна платиновой группы.
Е.Ройзман: Я полностью на стороне Карагодин и, где можно, буду поддерживать
Долго шло уголовное дело, до 2000-х годов. И уголовное дело было прекращено заместителем генерального прокурора Российской Федерации в Уральском федеральном округе за неустановлением виновных. Ну прекратили уголовное дело.
И. Воробьева
―
Не нашли, в общем.
Е. Ройзман
―
32 с лишним тонны. Прекратили уголовное дело.
И. Воробьева
―
Раз и исчезли.
Е. Ройзман
―
Но там ситуация, конечно, непростая. Человек, который в то время был директором завода, он умер. Он находился в очень большом напряжении. Он уже умер. С него попросили в какой-то момент 300 млн, чтобы дело закрыть. Он дал 300 млн. Потом попросили еще 500. Это рассказывают люди, которые его знали. Его инсульт хватил. Ну, тяжелая ситуация. То есть эти деньги счастья-то, похоже, во всяком случае, ему никакого не принесли.И я вдруг вспомнил про эти 32 тонны. Я об этом писал когда-то. И вдруг вспомнил, что у нас в это время был бунт в колонии Кировградской. А это малолетка. Там постоянные были бунты. Они все время сжигали колонию. Это традиционная совершенно история. И там сидел один парень. Вадик его звали. Он украл сотовый телефон когда-то. И мама обнаружила, что он украл сотовый телефон, и решила его припугнуть. Пошла к начальнику милиции, поговорила с ним, они возбудили дело, чтобы его припугнуть. Но неожиданно он получил 3 года по этому делу. Нормально припугнула.
И в лагере, куда он попал, полыхнул бунт. А когда в лагере полыхнул бунт, там очень быстро сложно сориентироваться – или тебе надо к бунту примыкать (тогда у тебя во врагах вся администрация колонии), или примыкать к администрации колонии (тогда у тебя во врагах вся оставшаяся колония).
Но он был парень такой продвинутый, умнее многих. Он умудрился вывести двух человек за пределы колонии, чтобы не изнасиловали. Там повариха одна была и еще кто-то. В общем, вел себя геройски. Его хотели наградить. В результате потом дали тоже 7 лет. То есть он за сотовый телефон получил 3 года, потом получил еще 7 лет. Отсидел полностью. Но я к тому, что вот там большинство колонии вот этой малолетской сидели именно за сотовые телефоны. И малолетки, которые сидели в те годы, они сидели за украденные один, два, три сотовых телефона.
И в это же время расследовалось дело о похищении 32 тонн с ОЦМа. Причем надо понимать, что такое ОЦМ. Туда когда заходят, полностью раздеваются, голыми и выходят тоже голыми. Там такие обыски, что ни в каком лагере не снилось.
И. Воробьева
―
Чтоб ничего не унести.
Е. Ройзман
―
Да. Ну вот упустили. Какая-то прореха. Ну, два КАМАЗа с драгметаллами.
И. Воробьева
―
Всего-то.
Е. Ройзман
―
И вот такая история. На одной стороне – 11 тонн платины, 700 килограмм золота, 20 тонн серебра, а вот здесь – сотовые телефоны. Там никто не понес никакой ответственности, а здесь за сотовые телефоны получали сроки. Я это к тому говорю, что огромная проблема, конечно, заключается во всеобщей бедности. Ну кому бы в нормальной стране нужны были эти сотовые телефоны кнопочные воровать? Это, конечно, от бедности.Кстати, у меня интересная ситуация. Мужик обратился, в личку написал: «Евгений Вадимович, вы можете мне помочь? Я сломал позвоночник. Я инвалид 1 группы. Я не могу передвигаться. Мне вообще не на что жить. И единственный актив у меня в жизни, что я когда-то сидел с Ходорковским в лагере. Я знаю Мишу. Он мужик справедливый. Мне не к кому вообще обратиться». А я Ходорковского видел один раз в жизни: где я и где Ходорковский. Ну я ему в личку перебросил все. Там сидят бедолаги в основном. Действительно, обратиться не к кому. Я думаю, что он поможет.
И. Воробьева
―
Мы, конечно, не будем рассказывать дальнейшую историю без разрешения Ходорковского. Мне кажется, это будет не очень правильно.
Е. Ройзман
―
Слушай, мы будем ее знать не от Михаила Борисовича, а от этого мужика, который мне написал в личку и остался на контакте. Посмотрим. Но, знаешь, старый зек с уважением отзывается. Все-таки Ходорковский 10 лет отсидел на общих основаниях. И для России эта история серьезная. Это иди еще отсиди.
И. Воробьева
―
Ну и с другой стороны, конечно, очень грустно, когда человек попал в такую ситуацию и его единственный актив – это что он сидел с Ходорковским.
Е.Ройзман: Если вам нечего скрывать, зачем вы пытаетесь это засекретить?
Е. Ройзман
―
Слушайте, это, может быть, не самый худший актив в жизни.
И. Воробьева
―
Может быть, и не самый худший. Да, я согласна. Напомню, что это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Сейчас буквально пару тем из событий, а потом обратно к личному приему вернемся. История с Денисом Карагодиным, в отношении которого уже начали разворачиваться все вот эти действия, эта история имеет хоть какие-то хорошие стороны?
Е. Ройзман
―
Слушайте, эта история имеет… Вот есть вещи, которые нельзя забывать. Кто читал Шарля Де Костера «Тиля Уленшпигеля», помните, ключевая фраза: «Пепел Клааса стучит в мое сердце». И то, что Карагодин начал делать по томскому НКВД – это очень сильно, потому что он не хотел успокоиться, он хотел понять, кто и за что убил его деда. Никто не смеет у человека отнять право вот в этом разобраться. И конечно, Карагодин начал публиковать наткнулся на отцов тех, которые сейчас, видимо, у власти. Их это очень сильно задевает, что он показывает их фотографии, он показывает, как они убивали людей, он показывает, кто они такие.И я считаю, что он имеет полное право это делать. И конечно, в этой ситуации ему надо максимум выносить с портретами, со всеми историями. Просто выносить, потому что из интернета это уже никто ничего никогда не сотрет. И максимально успевать выносить. Я его с удовольствием поддержку, потому что страна должна знать людей и невинно убиенных, и страна должна знать людей, которые убивали. Это очень важно. Поэтому я полностью на его стороне и где можно буду поддерживать. Ну и думаю, что на моем месте любой честный историк примет его сторону.
И. Воробьева
―
Мне кажется, вообще-то, все нормальные люди должны принять сторону Дениса Карагодина, потому что он же фактически делает то, что должна была сделать власть, государство. Они должны были все открыть, они должны были рассказать нам, кто где погиб, они должны были рассказать нам, кто кого казнил, кто принимал решения, кто подписывал. Вот это все они должны были нам рассказать. Но не рассказали. Поэтому тут все, мне кажется, должны быть на его стороне.
Е. Ройзман
―
Мало того, то, что сейчас пытаются снова засекретить военные архивы… Слушайте, если вам нечего скрывать, зачем вы пытаетесь это засекретить? Я вам скажу, что сейчас стало гораздо сложнее. И порой вообще доступ прекратился к делам по репрессированным, по расстрельным делам. Невозможно получить информацию. Это стало все сложнее и сложнее. В 90-х открывали, давали возможность.У меня была история. Зам. генерального прокурора Российской Федерации по УФО в свое время был прокурором в Ульяновске. И он мне рассказал: «Мне на стол легло в 91-м году 10 тысяч расстрельных дел. И я сидел их разбирал. Я просто схватился за голову. Там была одна семья. Я увидел, что происходило. Там, допустим, одна жена чекиста увидела какую-то дорогую доху на какой-то женщине. Она написала донос на ее мужа. И в результате у них забрали все имущество, посадили, расстреляли. А ей досталась эта доха. И это в материалах дела есть. Но самое страшное было другое. Там было два свидетеля…»
И. Воробьева
―
То есть в материалах дела есть, кто писал донос, и как все дальше было?
Е. Ройзман
―
Да. Ну конечно. Все показания в материалах дела есть. Но самое страшное другое. Он говорит: «Там была семья – муж с женой. Их привлекали давать показания по любой ситуации. Они давали любые показания, подписывали любые показания. Представляешь, одна семья муж с женой 63 человека отправили на тот свет».И он мне рассказал еще одну историю, которая меня поразила. Это чудовищная история. Там в Ульяновске расстреливали – по-моему, Воронья балка какая-то. И сторож, который там, где трупы сваливали. И он побухивал. И местные ульяновские приспособились там, что ему принесут спирта, водки, и он разрешает труп забрать. И женщина пришла с дочкой и с санками. Дочка совсем маленькая держит ее за ногу и санки, чтобы труп везти.
И. Воробьева
―
Ой…
Е. Ройзман
―
Ирин, нет, давай договорим. И к сторожу подходят. А он датый уже. И говорит: «Нашего бы нам забрать». А он говорит: «Да вашего еще не исполняли». И они стоят ждут. Мороз. И она говорит: «Мам, ну что папку-то не исполняют? Ну пусть исполнят скорее, да мы его…».
Е.Ройзман: Страна должна признавать свои преступления против своих граждан, просто чтобы не делать этого впредь
И. Воробьева
―
Она ж не понимает, о чем идет речь. Ну конечно. Они приехали, а он еще жив. И вот ты стоишь и ждешь, когда он… Это ужасно. Нет, чудовищно. Именно поэтому я и говорю, что, мне кажется, все нормальные люди должны быть на стороне Дениса Карагодина, который нам рассказывает вот эти вещи. Они очень важны. И важны не только для тех, кто потерял членов семьи, в чьих семьях были репрессии и расстрелы, но и в чьих семьях были те, кто принимал эти решения. Мне кажется, если вы об этом не знаете, то вам об этом знать обязательно нужно.Что бы ты сделал, если б выяснилось, что кто-то из твоих родственников принимал такие решения?
Е. Ройзман
―
Надо выяснять, потому что когда-то надо подводить черту и ставить точку. И страна должна признавать свои преступления против своих граждан, просто чтобы не делать этого впредь. Если страна замалчивает и не признает, это прямые ворота возвратиться в это прошлое.
И. Воробьева
―
Мы продолжим буквально через несколько минут программу «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Напомню, что сегодня эта программа идет из одной студии, из московской, поскольку Евгений Ройзман в Москве. Но говорит, что планирует вернуться обратно и уже в пятницу провести личный прием в Екатеринбурге, как всегда, и уже даже очно, поскольку снимают часть ковидных ограничений. Вы смотрите нас в Ютубе на канале «Эхо Москвы», вы смотрите нас в Яндекс.Эфире, слушаете нас по радио. И пишите тогда сообщения и ваши вопросы по номеру +7 985 970 45 45. Не только СМСки, но даже Вотсап и Телеграм.НОВОСТИ / РЕКЛАМА
И. Воробьева
―
21 час и 35 минут в Москве. Продолжается программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. И мы много времени в прошлой части уделили событиям. В этой части все-таки побольше про личный прием поговорим, потому что личный прием уже круглосуточный во все соцсети, я так понимаю, во все личные сообщения и так далее.
Е. Ройзман
―
Мы сейчас снова будем вести очно прием. И больше возможностей сконцентрироваться. Соцсети – цепляет только что-то, а когда личный прием – смотришь глаза в глаза, и задача – решить ситуацию прямо сейчас, пока человек от тебя не ушел. И очень интересно. Когда говорят, что нельзя принимать близко к сердцу, я возражаю, что такая работа работается только в том случае, если ты принимаешь близко к сердцу, то есть ты должен включиться и потратить свою энергию.Слушайте, у нас ситуация интересная. Вот просто показательная ситуация. Действительно, абсолютное большинство людских проблем в стране, конечно, связано с бедностью, причем порой с беспросветной бедностью. У нас приехала семья из Тавды. Надо понимать, что такое Тавда. Там был гидролизный завод, там лес вокруг, ну и все.
И. Воробьева
―
Это в Свердловской области?
Е. Ройзман
―
Ну да. Ну и люди потихонечку выезжают. И приехали муж с женой, и у них дети: одному – 4, другому – 7. Поселились в комнате в общаге. Снимают комнату в общаге вчетвером. И муж с детьми там, потому что детей не с кем оставить. А жена нашла работу. Мужик-то не нашел работу, а она нашла работу кассиром в магазине. Ну и у нее там в магазине случилась авария и перелом руки. И ей говорят: «Не надо в травмпункт. Никуда не ходи. Потому что пойдешь – там больничный, то-се, работу еще потеряешь. Давай за своей счет тихонечко дома посиди».Она сидит дома. Неделю сидит, вторую неделю. Рука все хуже. Рука распухает. Денег нет. И в общаге пришли и говорят: «Вы за комнату платить собираетесь?» У них нет ни копейки платить. Руку разбарабанило. Вообще тоска. Ну и ладно догадались нас найти. Ну и все. Ее пригласили, посмотрели руку и говорят: «Вы что?» Договорились, в травмпункт поехала. Двойной перелом. Уже начал криво срастаться. В общагу позвонили, договорились, что мы за них заплатим. Но вот просто сама ситуация, представляешь?
И буквально только разобрали ситуацию, парняга звонит и говорит: «Понимаете, я делаю ремонты. У меня нормальные руки. Своя маленькая конторка. Я делаю ремонты. Найдите мне, кому надо из пожилых, немощных. Вот я хоть время от времени буду делать ремонты, хоть как-то в этой работе поучаствую». Ну и сразу можно уже состыковать. Я очень рад, потому что время от времени на нас выходят люди, у которых не бог весть какие деньги, не бог весть какие возможности, но они говорят: «Давайте. Подключайте. Мы готовы поучаствовать».
И конечно, для меня показательная история с Мишей Бахтиным, когда пенсионеры по 500 рублей, по 1000 рублей, одна женщина 5000 рублей… Просто последнее отдавали, старались, чтобы хоть как-то. Кстати, про Мишу мы рассказывали. Слава богу, все нормально. Пожалуйста, запомните, Тася Ларионова – маленькая девочка, которая сейчас в Центре Вельтищева. Не могут насобирать для нее последние 16 млн. Не хватает денег. А вот этот фонд, который президент анонсировал, «Круг добра» пока еще никому ничего не проплатил.
И. Воробьева
―
Возвращаясь к истории с двойным переломом руки. А там как помочь-то можно?
Е.Ройзман: Я стараюсь никогда не судиться с врачами, ухожу от этого, если чего-то вопиющего нет
Е. Ройзман
―
Мы им проплатим. Мы сейчас с медиками договоримся. Мы им аренду комнаты проплатим. Ну и посмотрим, что там можем по работе и для нее, и для мужа нормально. Ну, постараемся.
И. Воробьева
―
Я так понимаю, что сейчас вопросы уже не Свердловской области и не Екатеринбурга, а прямо со всей страны бегут.
Е. Ройзман
―
Да. Соцсети же такая связь. Из других стран пишут. Много всего. Знаешь, когда у родственников проблемы, могут написать и из Америки, и из Канады.По Ульяновску у нас передача была. Был известный врач в Ульяновске Михаил Четин. И у него на работе случился инфаркт, его привезли в реабилитационный центр «Радуга». Привезли человека с инфарктом. Страшная боль. Он сам врач. Он был на дежурстве. Ему свои же коллеги оказали первую помощь и бегом отправили его в этот реабилитационный центр. Его туда привезли по скорой, а они говорят: «Нет, мы его не примем. Давайте сначала на КТ». Им говорят: «Какое КТ? У человека инфаркт». Они говорят: «Нет, нет, пусть сначала КТ». Ну и все. Пока КТ, пока то-се… И он умер вот этот Михаил Четин.
И мы с Ириной в эфире эту историю озвучили. И пошел очень серьезный резонанс. И губернатор Ульяновской области выступил. В общем, сейчас возбудили уголовное дело по этому факту. И там, судя по всему, это не единственный случай был вот такого отношения. Всяко бывает, но когда вашего коллегу привезли… Он одет-то был как врач. Он прямо с дежурства. И не оказали помощи. Ну, удивительное дело. Люди бы на улице мимо не прошли, а тут врачи. То есть что-то подгнило в Датском королевстве.
И. Воробьева
―
Но нужны какие-то подробности этой истории. Потому что, с одной стороны, у нас есть дела врачей, и мы видим, как эти дела расследуются, мы видим, как это все происходит. По большей части либо врачи не виноваты, либо потом они боятся оказывать помощь. Это с одной стороны. А с другой стороны, вот история с Ульяновском.
Е. Ройзман
―
Слушай, на самом деле, вот представляешь, я попадаю в ситуации, когда кто-то там приходит судиться с врачами. И я стараюсь дистанцироваться. Мне это все не нравится, потому что врачи – это последняя преграда между человеком и смертью. И я столько раз ко всем обращался по разным поводам, мне помогали. Я стараюсь никогда не судиться с врачами, ухожу от этого, если чего-то вопиющего нет.А у нас ситуация. Девочка маленькая. Неправильный диагноз поставили по зрению и начали лечить неправильно. Потом им говорят: «Да вы что-то не то делаете». Они говорят: «Не лезьте. Не ваше дело». В результате девочка ходит, сейчас у нее очки с такими линзами. И выправить ничего не могут. И отец этой девочки пришел и говорит: «Я готов судиться. Экспертизу в области не делают против своих врачей. Не получается нормальной экспертизы. Судиться никто не хочет. Проиграли один суд, проиграли другой». А я им говорю: «За что вы рубитесь?» Они говорят: «Это несправедливость, потому что действительно виноваты был врачи».
Ну и приехал парень очень серьезный, Женя его зовут, юрист из Пензы, который много выигрывал таких судов. Суд следующей инстанции был в Челябинске. И в Челябинске врачей признали виноватыми. И сейчас будет еще один суд – там только сумму компенсации определить. Они говорят: «Мы не хотим никого казнить, но нам нужны деньги просто на восстановление зрения». И вот эта история получила продолжение. Бывает и так.
Но я не люблю этих дел. Хотя у меня была история, куда я в свое время погрузился. В Красноуфимске парень, телевизионщик местный. Все знали его. Простой аппендицит. Привезли к врачу в Красноуфимске. Врач говорит: «Да не, мы не будем делать. Везите в Екатеринбург». Им говорят: «Да как? Аппендицит!» Он говорит: «Не, специалистов нет. Везите в Екатеринбург». Ну, он умер. И пришла его жена. Ну, вдова, двое детей. Я говорю: «Чего ты хочешь добиться?» А мы учились в университете вместе, друг друга знаем. Она говорит: «Я не хочу, чтобы этот человек работал врачом, потому что он побоялся взять на себя ответственность, он просто побоялся, он вел себя не как врач». Ну и мы тогда всерьез этим делом занимались.
И. Воробьева
―
И что выяснилось? Что это был не хирург или что?
Е. Ройзман
―
Приезжий был человек, который именно случайно попал на эту должность. Не тот врач, которых мы привыкли видеть. Но там получилось все.
И. Воробьева
―
В общем, в каждом деле, конечно, необходимо знать детали.
Е. Ройзман
―
Да.
И. Воробьева
―
Без этого никак.
Е. Ройзман
―
Слушай, ну у меня одна из самых страшных историй – когда знаменитый доктор Вайман, который 25 лет проработал в травме на Уралмаше, спас столько людей и попал с инсультом в свою же больницу. Лежит грузный пожилой мужик. Там молодые медсестры, которые не знают, что он 25 лет отработал, что он вместе со знаменитым хирургом Константином Ивановичем Шаровариным создавал это травматологическое отделение, 25 лет жизни отдал, руководил им. И они не знают, что это тот самый знаменитый доктор Вайман, который вынянчил все это. И он попал. И молодые медсестры. Им неохота с ним возиться. Ну какой-то мужик кряхтит от боли, лежит, мычит что-то. Ну что им? И все. И он вот так вот там…
И. Воробьева
―
Загнулся.
Е. Ройзман
―
Да. И это чудовищная была история. В своей же больнице, где четверть века отдал. Бывает и такое. Слушай, по приему давай расскажу серьезную историю, которая может для кого-то стать поучительной. Наш сейчас юрист Саша Шумилов за нее взялся, просто вцепился, потому что она для нас очень принципиальная. Мужик, 63 года. 2 года до пенсии. Нормальный мужик, воспитывался при советской власти, доверчивый в меру.И вдруг ему с какого-то московского телефона… Он берет телефон, там с Москвы звонят. Он берет трубку и говорят: «На ваше имя хотят оформить гигантский кредит. Но мы сейчас этих мошенников попытаемся поймать. Сейчас вам с Ленина,17 позвонят из уголовного розыска. Надо им помочь». Тут же перезванивают с екатеринбургского номера якобы из уголовного розыска и говорят: «На вас хотят оформить кредит. Нужно будет сейчас взять в Сбере кредит 600 тысяч и переведите наличкой через банкомат Тинькофф на указанный счет. Мы вам укажем. А мы там с этого счета обратно в Сбер вернем».
Е.Ройзман: Деньги нужны прямо здесь и сейчас, а репутация — это вроде далекое
Он делает все эти действия. В пятницу он помогает уголовному розыску задержать преступников.
И. Воробьева
―
Боже, какой ужас.
Е. Ройзман
―
Делает в пятницу. Ему звонят из уголовного розыска и говорят: «Вообще здорово. Идем по следу. Вот-вот будем брать». И в понедельник звонок: «Так, сейчас в Почта Банке еще берите 400. Мы их установили». Тот идет в Почта Банк, берет 400 тысяч кредит. И ему тут же звонят еще и говорят: «Сейчас надо взять в Альфа-Банке». Вот когда он услышал слово «Альфа-Банк», что-то у него екнуло.
И. Воробьева
―
То есть на третьем только.
Е. Ройзман
―
Да.
И. Воробьева
―
Потрясающе.
Е. Ройзман
―
Что-то у него екнуло. Ну и он пошел с нами связался. И наш юрист сейчас вцепился. Он говорит: «Я установлю все адреса, куда он переводил деньги». То есть мы попробуем найти. Но стало известно, что клиентская база утекла из Сбера. И одновременно сегодня стало известно, что в Екатеринбурге задержали менеджера одного из Альфа-Банка – продавал клиентскую базу.И вот понимаете, по-другому какому-то принципу развивается общество. Денег не хватает. Это бедность. Вот такие вещи – от бедности. Получал бы другую зарплату, были бы другие перспективы – никогда бы не стал человек.
И. Воробьева
―
Одну секундочку. От бедности кого из участников этой истории это происходит?
Е. Ройзман
―
Нет, в данном случае я считаю, что утечки базы данных, когда ими торгуют. Человек понимает, что у него есть какая-то репутация, что если его поймают, то он лишится этой репутации. Но его эти деньги интересуют. Репутацию же руками не потрогать. То есть молодые, не понимают. Деньги важнее. Деньги нужны прямо здесь и сейчас, а репутация – это вроде далекое. Непонятно, пригодится она в жизни или не пригодится. А деньги-то вот они. Вот это все – от бедности, от безысходности. Это я так считаю, потому что я это вижу.Понятно, нам всем доводилось встречать людей, которые даже в бедности сохраняют порядочность, честность. И так бывает. Но в целом это не про всех. Знаешь, есть русская поговорка: «Голодный, и архимандрит украдет». Видимо, тот самый случай.
И. Воробьева
―
Но все-таки эта реплика касается тех, кто базу продает. Но не тех, кто звонит якобы из уголовного розыска и просит взять кредит. Вот в их поступки из бедности я вообще не верю.
Е. Ройзман
―
Это из лагерей. И хочу вам сказать, что при желании такие преступления возможно раскрывать в дежурные сутки и в течение недели оформлять документы. Но мы с Ириной когда-то начинали эту передачу 2 с лишним года назад, рассказали историю, как у нас вдове известного изобретателя, которой 80 лет, позвонили, и она все деньги, все что они с мужем скопили за всю жизнь… Ну, люди с высшим образованием, проработавшие всю жизнь. Куча патентов, изобретений. У них всего было денег 830 тысяч рублей. На сегодняшний день это 11-12 тысяч долларов. Представляете? За всю жизнь два 80-летних человека скопили 12 тысяч долларов. И она все эти деньги перевела мошенникам.Занимался мой помощник Степан Чиганцев. Установили, через какие банкоматы, куда уходили деньги, видео людей, которые эти деньги снимали. Все есть. МВД занималось, у Колокольцева на контроле. И все. И тишина. Говорят: «Да, всех установили. Да, будем брать. И все, с концами». И когда мы на первой передаче эту историю рассказали, нам позвонили из МВД сюда и говорят: «Дайте еще дополнительные данные». Мы им все напомнили, дали данные. Они говорят: «Да, да, да. Все. Занимаемся». Ну вот еще 2 года прошло.
И. Воробьева
―
И ничего?
Е. Ройзман
―
И ничего вообще. И вот это, кстати, демонстрирует отношение к старшим по-настоящему.
И. Воробьева
―
Это, конечно, удивительная история, что даже спустя 2 года ничего не произошло. За людей сделали всю работу, а они так и не сделали ничего. Это каждый раз меня удивляет гораздо больше, чем когда люди ведутся на эти разводки до сих пор. Хотя уже везде все сказали 30 тысяч раз, что это разводки и что так нельзя, нельзя верить этим людям, все равно старшее поколение предпочитает верить людям, потому что не верить нельзя.
Е.Ройзман: Нельзя жить в состоянии неверия людям
Е. Ройзман
―
Нельзя не верить, нельзя жить в состоянии неверия людям. Это все равно что ты живешь тогда по ощущениям в волчьей стае, что смотришь все время по сторонами, чтоб никто не укусил, не украл, не утащил. Но человек не может жить в постоянном недоверии к окружающим. Человеку свойственно раскрываться, слышать. Ну невозможно жить в таком состоянии. Поэтому я понимаю людей, которые доверчивые. Это нормально для человека быть доверчивым.
И. Воробьева
―
Ваши вопросы Евгению Ройзману по номеру +7 985 970 45 45. Пишите СМСки или из Вотсапа и даже Телеграма, или в чат трансляции на канале «Эхо Москвы» в Ютубе. Еще истории с приема или по новостям?
Е. Ройзман
―
Давай поотвечаем на вопросы. Еще раз скажу, что в пятницу будем вести прием на Толмачева, 11. Уже такой личный прием. Найдем возможность, как разместить, развести, чтобы люди в одном помещении не скапливались у нас. Анонс дадим в четверг, наверное.
И. Воробьева
―
Я напомню, что это Екатеринбург. Это не в Москве будет все. Тут просили, конечно, Памфилову прокомментировать. Но я не очень понимаю, что комментировать-то.
Е. Ройзман
―
Послушайте меня, все что касается Эллы Александровны Памфиловой. Я Чурова знал лично. И когда он уже стал председателем ЦИКа, я, конечно, схватился за голову, когда я видел, что происходит. И я считал, что уже дальше не может ничего быть. И я очень сильно переживал, потому что когда-то я к Чурову относился хорошо. И то, что с ним произошло – это, на мой взгляд, было чудовищно.Но когда пришла Памфилова, я вдруг понял, что на ее фоне Чуров – это такой тихий русский интеллигент, добрый, хороший человек по сравнению с Памфиловой. Потому что то, что делает Памфилова, Чурову не снилось, Чурову бы в голову это не пришло. Если Чурову доводилось делать некрасивые вещи, он хотя бы отмалчивался. А Памфилова о них рапортует и получает удовольствие. Короче, понятно все, да?
И. Воробьева
―
А мне просто кажется, что глава ЦИК – это настолько подневольный человек, что, в общем… Просто от Чурова на тот момент этого и не требовали. Его же Медведев называл «волшебником». Ну вот, собственно, к нему приклеилось и все. Хотя «волшебником» мы же тоже понимаем, за что его называли.
Е. Ройзман
―
Понимаете, момент такой интересный. Страна очень сильно изменилась за эти 20 лет. И если раньше ты мог сказать: «Ну, хорошо, вы занимаетесь своим. Меня это не устраивает. Я в этом участвовать не буду. Я буду заниматься своим делом. Я вас не трогаю, и вы ко мне не лезьте», то есть можно было вот так задекларировать и заниматься своим делом, то сейчас нет. Ситуация поменялась.И для всех, кто попадает в эту орбиту, требуют как-то декларировать лояльность, показывать – или высказывания какие-то публичные, или подписание каких-то писем, или участие в каких-то стыдных мероприятиях. То есть людей «замазывают». Ну ладно хоть не кровью. Но хотя где-то, возможно, и кровью. Я допускаю. Ну а где-то вот так чернилами и все что отсюда следует. Понятно говорю, да?
И поэтому я считаю, что то же самое происходит с Памфиловой. Мало того, что она делает, она вынуждена, обязана еще это декларировать и изображать радость, что она делает это с радостью.
И. Воробьева
―
Конечно, то, что сделали с выборами в последнее время, это даже не знаю, как можно назвать, кроме как «голосованием на пеньках». В общем, мне кажется, это самая гениальная формулировка. И вот как после этого участвовать в выборах?
Е. Ройзман
―
Слушай, ну только «умное голосование». Причем, не все понимают, что происходит. «Умное голосование» – это голосование не за кого-то, это голосование против «Единой России». Это голосование, которое смешивает им все карты, вносит расколбас такой. На этом этапе это единственный путь какого-то сопротивления. На самом деле, задумка остроумная. И все власти в регионах ее очень боятся. И если вы нагуглите «умное голосование», кто как высказывался, вы увидите, что больше всего «умного голосования» боится именно «Единая Россия».
И. Воробьева
―
Тут много вопросов задают про реновацию Екатеринбурга. А что, в Екатеринбурге реновацию объявили?
Е. Ройзман
―
Да, в Екатеринбурге подписали. На самом деле, называют немножечко по-другому – комплексное освоение застроенных территорий. Но в целом здесь есть очень серьезный подвох. Подвох заключается в следующем. Люди, которые работали всю свою жизнь, получили какое-то жилье. А поскольку город разрастался, то это жилье оказалось в центре города. Это не ахти какое жилье, это, как правило, какие-то хрущевки.
Е.Ройзман: То, что делает Памфилова, Чурову не снилось, Чурову бы в голову это не пришло
И вдруг эта территория понадобилась. Подросли молодые, дерзкие, хищные. Им понадобилась эта территория. Земля в центре города дорогая. Город разросся. Эти хрущевки оказываются сейчас в центре города. Инфраструктура там вся есть, коммуникации есть. И вместо одной хрущевки можно построить огромное новое здание, под него дать территорию. Это будет значительно дороже. На этом можно зарабатывать большие деньги. Ну и они (строители) заходят везде через власть, лоббируют.
Ну а что с этими пенсионерами делать? Ну что с ними церемониться? И их потихонечку отселяют туда на окраины, сюда. Им оценивают их жилье в какую-то сумму и на эту сумму или выкупают, или дают какое-то другое жилье на эту сумму.
Но представьте себе, вот человек живет. У него поблизости магазин, у него где-то там внуки поблизости. Вот он выстроил свою жизнь. А ему говорят: «Все, до свидания. Ты переезжаешь, потому что здесь будут жить богатые люди, потому что это центр города». Он говорит: «Подождите, у меня 50 лет стажа. Я этот город строил, я его создавал. Почему я должен на старости лет переезжать? У меня вот скамейка здесь, у меня садик здесь, деревья растут. Почему я должен переезжать?» Ему говорят: «Знаешь что, не твое дело. Есть закон о реновации. Все, давай до свидания».
И я считаю, что понятие «реновация» – это такая скрытая форма отъема жилья в пользу сильных и богатых застройщиков. Вот я так это вижу.
И. Воробьева
―
Какая-то прям адская несправедливость, конечно,
Е. Ройзман
―
В Москве же с этим столкнулись. Никто никогда не получит лучше, чем у него было. Никто никому никогда ничего не переплатит. Но дело даже не в этом. Ну представляете человека, у которого налажен быт, вдруг его заставляют сниматься с места. Он привык по этим улицам ходить. Он здесь родился и вырос. Он здесь живет. Он заработал это жилье. И вдруг его заставляют сниматься с места и куда-то переезжать.Мало того, очень интересная ситуация. Вот старые дома, там хрущевки, еще что-то. Живут пожилые люди. И если появляется новый дом, туда заезжают молодые, дерзкие, которые богаче, у которых много машин. И они отхапывают все время. Они отнимают территорию у этих домов. Эти же дома, которые были хрущевки, там когда-то было голым-голо, а потом выросли деревья. То есть они сумели обустроить свой быт. И если туда втыкают высотку новую, дорогу, то у них отнимают еще к этому и территорию.
И. Воробьева
―
Я так понимаю, что ничего сделать нельзя.
Е. Ройзман
―
Да. И потому что люди пожилые. Они не способны за себя стоять. Их не так много. И это сплошь и рядом. И это несправедливость такая. Представьте себе, у нас территорию девать некуда. У нас столько территории. И мы вот так жмемся, экономим на всем. У застройщиков тоже ситуация – туда отдай, сюда отдай. Реально понятие «откаты» официально не оформлено, но оно существует. И у них накладников в виде вот таких откатов тоже очень много. Им есть что сказать, если будет прямой диалог. Но все знают, что происходит. Все всё понимают. Ну вот ситуация выглядит так. Это откровенная несправедливость.
И. Воробьева
―
Ну вот Нина пишет: «А вот возьмите во внимание переуплотнение проживания людей. На месте 5-этажек будут 30-этажки. И там больше людей поместится».
Е.Ройзман: «Умное голосование» смешивает им все карты, вносит расколбас такой
Е. Ройзман
―
Ну, поместится больше людей. Можно же сделать новый район. Вот у нас в Екатеринбурге, как бы ни относиться, но это проект Вексельберга был. Мощнейший проект. У нас появился новый район Академический, который продуман максимально. Это район, в котором очень редко случаются кражи, редко случаются преступления, потому что он весь просматривается. И новый район с совершенно иным выстроенным бытом. Это совершенно другая логика событий.
И. Воробьева
―
Остается у нас буквально пара минут. Есть личные вопросы, которые задают Евгению Ройзману. Вот тут очень просят спросить о соревновательных планах по бегу и триатлону.
Е. Ройзман
―
Слушайте, мне сейчас надо пробежать просто половинку нормально, попробовать, как я себя буду чувствовать. Потом я хочу в Геленджике с Ironstar половинку Ironman сделать. Потом наш екатеринбургский международный марафон. Мне его надо пробежать. И буду готовиться к Ironman большому в Сочи в октябре. Мне надо. Приблизительно у меня такие планы. Ну а потом мы собрались еще в Москве сделать пробежку хорошую, собрать людей. Может, в Лужниках. Ну так, километров 5, не торопясь, а потом чаю с пирогами попьем. А пока в субботу в Екатеринбурге в 10 утра начинаем снова бегать.
И. Воробьева
―
Быстро не побежим, потом попьем чай с пирогами. Тут, кстати, Влад спрашивает: «Евгений, когда уже все будет хорошо?»
Е. Ройзман
―
Слушайте, ну всегда будет хорошо. На самом деле, все равно будет хорошо.
И. Воробьева
―
Собственно, это подводка к тому, что осталось полминуты. И они все принадлежат Евгению Ройзману.
Е. Ройзман
―
Я хочу пожелать стойкости и мужества всем политическим заключенным в России, которых, к сожалению, становится больше. Я хочу пожелать стойкости и мужества Алексею Навальному и терпения его семье, его детям. И в конце концов все равно наша страна достойна того, чтобы за нее бороться. И я считаю, что в конце концов от нас зависит и все будет хорошо.
И. Воробьева
―
Это была программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Далее в эфирах «Эха Москвы» после 22 часов в программе «Разбора полета» – художник, классик соц-арта Дмитрий Врубель, после 23 часов – «Футбольный клуб» с Василием Уткиным и Алексеем Дурново, ну а после полуночи – «Битловский час» с Владимиром Ильинским. Я напомню, что это была программа «Личный прием». Ровно через неделю ровно в то же время услышимся, увидимся. Пока.