Личный приём - 2021-01-18
И. Воробьева
―
21 час и 6 минут в Москве, 23:06 в Екатеринбурге. Продолжаю я так говорить, несмотря на то что сегодня эта программа идет не из двух городов, и не из двух студий. Евгений Ройзман сегодня в Москве. Женя, добрый вечер.
Е. Ройзман
―
Привет, Ирина. Всем привет.
И. Воробьева
―
Меня зовут Ирина Воробьева. Мы будем с вами здесь до конца часа. Смотрите нас в трансляции на канале «Эхо Москвы», слушайте нас по радио, пишите нам сообщения по номеру +7 985 970 45 45. Как знают многие, кто читают Евгения Ройзмана или меня в социальных сетях или смотрят новости, мы вчера встретились в аэропорту «Внуково». Что ты там делал?
Е. Ройзман
―
Я приехал, как все. С одной стороны, я приехал встретить Навального, потому что это событие, это очень серьезный поступок, это такое новое слово в сегодняшней истории. Но я понимал, что я его, в любом случае, не увижу, потому что я не люблю в толпе быть, лезть. Но даже если бы он вышел, ну вышел и вышел. Мне надо было бы – я б с ним списался да встретился. Для меня это просто декларация позиции. То есть я понимал, что мне очень важно там находиться, что это принципиально. Я там увидел очень много людей. Но я тебе скажу, что если бы я там встретил только одного Диму Быкова, которого я там встретил, мне бы этого было уже достаточно.
И. Воробьева
―
Просто Быков такой величины в переносном смысле человек, что достаточно просто Быкова. Но там действительно было много людей.
Е. Ройзман
―
Много людей было, да.
Е.Ройзман: Людей не свозят, люди сами приезжают. Свозить можно только скот
И. Воробьева
―
Как ты отнесся к вот этой их истории с фанатами якобы Ольги Бузовой, которых мы там все наблюдали?
Е. Ройзман
―
Слушай, на самом деле, то, что самолет посадят в «Шереметьево», они знали еще за неделю до этого.
И. Воробьева
―
То есть ты считаешь, что это было решено давно?
Е. Ройзман
―
Это решено было давно. И поэтому ФСИН туда поехал. И все знали, что прилетит в «Шереметьево». Зачем было делать такой отвод? Ну, сделали отвод. Но с Бузовой, когда раздавали целенаправленно плакаты, потом собирали цветы отдельно… Саму Бузову обманули – именем воспользовались. Кучу народу привезли массовку. Я хочу сказать одну вещь очень серьезную. Людей не свозят, люди сами приезжают. Свозить можно только скот. Я не относительно. Просто люди, которым предлагают участвовать в массовках за деньги, помните, что людей не свозят, люди приезжают, а свозят скот. Поэтому для себя эти вещи надо понимать и помнить. Но кому как нравится.И меня удивило другое. Я наблюдал много совершенно нелепой и невынужденной жестокости. На улице -20, влажность такая, просто холодно. Просто людей выталкивают. Ну зачем? Люди собрались. Пусть они стоят. Они никому плохого не сделали. Зачем выталкивать людей на мороз? Там же огромное количество народу на морозе стояло. Ну, вытолкали на мороз. В результате все услышали кричалки в полную силу несколько вариантов, негодование огромное, кадры такие, которые обошли весь мир, потому что за этим событием наблюдал весь мир. Действительно, на Flightradar полет вот этого самолета столько никогда не наблюдало.
И. Воробьева
―
Да, там около полумиллиона зашло посмотреть.
Е. Ройзман
―
Да. И вся эта история создала очень большое напряжение, на вызвало очень много негатива, разочарования. Она больно бьет по имиджу страны. А имидж страны – это не что-то там, это наш общий имидж. Имидж страны – это очень серьезная вещь, которая, скажем так, конвертируется в международных отношениях, монетизируется в международных отношениях. То есть просто растрачиваем.
И. Воробьева
―
Вот я сегодня много с кем уже говорила про все события вокруг Алексея Навального. Но именно в этом эфире я хочу спросить и поговорить про Юлию Навальную. Мы видели эти фотографии, как они летят в самолете, как они расстаются в аэропорту. Юлия Навальная – это человек, который знал, что ее мужа, скорее всего, арестуют в аэропорту.
Е. Ройзман
―
Да. Я хочу сказать одну очень серьезную вещь. Она с самого начала понимала все. Провести 18 суток рядом со своим мужем, который находится в коме, который откровенно отравлен (и она понимает это), потом все это напряженное время в «Шарите» и потом подготовка к возвращению – это, конечно, невероятные эмоциональные перегрузки. И она человек очень ясный, практичный. Она четко понимала, куда он возвращается. Он возвращается в ту страну, где его пытались убить. И те люди контролируют ситуацию в стране и ждут его возвращения. Сигналов посылалось много, чтобы он не возвращался.Но я хочу сейчас проговорить одну очень важную вещь, на которую, по-моему, ни разу никто не обратил внимание. Да, все говорят, поступок мужественный, это мужественный поступок смелого человека и так далее. Да, действительно, Навальному в мужестве не откажешь. И я считаю, что по русской традиции, по русскому обычаю, надо признавать даже мужество врага. Это надо признавать. Это по-другому не бывает. Так должно быть. Это правильно. Но здесь есть еще один момент. Навальный продемонстрировал порядочность. Ему хватило мужества проявить вот эту порядочность. И ему хватило вот этой своей порядочности, чтобы явить вот это мужество – вернуться в страну.
У него очень сложная ситуация – у него много сотрудников и сторонников, которые находятся под уголовным преследованием; у них огромное количество народу, у которых арестованы все деньги вообще, там бывало вплоть до родительских карточек. И он, будучи порядочным человеком и политическим лидером, он не мог оставить своих людей. И это возвращение – это такой акт мужества и порядочности. Потому что если бы не было такой порядочности, возможно, и не было бы мужества. И это было мужество оставаться порядочным.
И, пользуясь случаем, я хочу сказать очень важную вещь. И надеюсь, те, кто нас слушает, к моим словам присоединится. Людмила Ивановна, Анатолий Иванович, я хочу вам сказать, что вы воспитали достойного сына, настоящего патриота, настоящего гражданина России. И вы можете гордиться своим сыном, потому что он своими поступками показывает, что он достоин уважительного к нему отношения. И я вам очень благодарен. И вы на меня всегда можете рассчитывать. Ваш сын – достойный человек. Спасибо вам.
Что касается Юли Навальной. Юля, мы все видим, что происходит. Мы на твоей стороне. На нас всегда можешь рассчитывать.
И. Воробьева
―
Давай дальше тогда пойдем по событиям. Вот вчера Алексей Навальный прилетел. Мы видели, как его забрали. Сегодня состоялся… Что это было? Вот этот суд внутри УВД по ходатайству УВД. Как это вообще?
Е. Ройзман
―
Он очень нелепый был. Я сейчас разговаривал с юристами. Там до конца никто не мог понять, что написано в решении. Оно противоречит само себе.
Е.Ройзман: История встречи Навального создала очень большое напряжение. Она больно бьет по имиджу страны
Самое важное, что отмечают все юристы. У Навального есть дело «Ив Роше». Это дело 14-го года. Ему по этому делу дали 3,5 года лишения свободы и 5 лет испытательного срока. Испытательный срок кончился в 19-м году. Его неожиданно продлили еще на год. И он истекал, по-моему, 30-го декабря. И неожиданно ФСИН направили повестку, позвонили адвокату, что Навальный должен явиться. Он в это время находился в Германии, физически не мог явиться. И, по сути, есть такое формальное вроде как нарушение испытательного срока. Действительно есть такое формальное нарушение испытательного срока.
И. Воробьева
―
Ты имеешь в виду в законодательстве есть.
Е. Ройзман
―
Да, в законодательстве. Но вдруг все начинают понимать: подождите-подождите, как это нарушение испытательного срока, когда Навального отправил в Германию, дал разрешение, разговаривал с Генпрокуратурой президент России Владимир Путин? Он об этом сказал, что он спрашивал прокуратуру, дал разрешение на выезд. И в данном случае, если он помог Навальному скрыться от ФСИН, от системы исполнения наказаний, в данном случае он тогда, получается, подельник или соучастник. Мало того, сам Навальный в это время находился в коме. И об этом тоже все знают. Какая-то странная ситуация. Но на этом странности не кончаются.На самом деле, Европейский суд по правам человека признал, что приговор по делу «Ив Роше» в отношении братьев Навальных был абсолютно нелегитимен. Это 18-я статья. Она там редко применяется. Мало того, Минюст выплатил Навальному компенсацию, следовательно, признал решение ЕСПЧ. То есть еще один такой подвох.
Но самый большой подвох заключается в другом. Для условно осужденных арест на 30 суток невозможен. Условно осужденного могут задержать только на 48 часов. Нет прецедентов. Не может суд решить арестовать человека условно осужденного. Ну нет такого в практике, ни в одном кодексе нигде это не прописано. И это видят все юристы.
Кроме, собственно, вот таких лобовых нарушений, конечно, обстановка сама, когда судью… Слушайте, это же судья, это не девочка по вызову. И вдруг ее привозят в УВД в Химки. Просто привозят судью, у которой в этот момент 5 дел идет – грабежи, разбой, еще что-то. Все бросает, привозят ее судить Навального.
И. Воробьева
―
А откуда эта вся история с 5 делами?
Е. Ройзман
―
Со Ждановым сейчас разговаривал. Они посмотрели, сколько на сегодняшний день у судьи было дел.
И. Воробьева
―
Там у нее в суде.
Е. Ройзман
―
Да. Там же есть все. Вот эта история, что в Химках в УВД висит портрет Ягоды. И судят Навального, портрет Ягоды. Друзья, я хочу сказать, что Ягода – он в свое время шеф НКВД, он был первый генеральный комиссар государственной безопасности. Он был расстрелян в марте 1938 года. Мало того, Ягода являлся одним из основателем ГУЛАГа. Беломорско-Балтийский канал – одно из самых бессмысленных сооружений – строился под его непосредственным руководством.Но Ягода известен тем, – публиковались расследования, – что он постоянно обогащался, он гулаговский лес, который рубили, умудрялся посылать в Канаду (у него там были открыты счета, куда поступала валюта на его личные счета). Когда его обыскивали, были поражены все. У него какое-то гигантское количество отрезов, какие-то шляпки, шубы – все было забито имуществом. Ну и конечно, там гигантское количество порнографических открыток и резиновый член, что особо было прописано в протоколе. Ягоду не любило до такой степени все Политбюро, потому что, кроме всего прочего, он был таким внутренним шпионом, он на всех доносил.
Но самое главное, в 2015 году Верховный суд подтвердил, что Ягода репрессирован, казнен был без права реабилитации. Это было в 2015 году. И вот он висит на самом видном месте. То есть, видимо, какой-то вдохновитель сегодняшних сотрудников полиции. Я не знаю, для чего он там висит и почему. Совершенно нелепая ситуация.
Е.Ройзман: Возвращение Навального — это такой акт мужества и порядочности
Но я хочу сказать еще одну вещь. Конечно, это к суду настоящему не имеет отношения. Есть статья Уголовного кодекса за заведомо неправосудное решение. Я думаю, что судья эту статью знает. Она у нас не применяется.
И. Воробьева
―
Да, можно подумать, я хотела как раз сказать, что она у нас применяется.
Е. Ройзман
―
Да. Но всему свое время. Очень интересная история. В свое время в Третьем рейхе был министр внутренних дел Вольдемар Фрик. Он в 34-м году дал возможность Гестапо арестовывать без суда и самим назначать наказания. Его казнили, его повесили в 1946 году по приговору Нюрнбергского суда. Ну это просто я вот так, знаете, на всякий случай, чтоб никто не забывал.
И. Воробьева
―
Так давай поговорим немного про линию защиты. Вот у нас была буквально в предыдущем часе Ольга Михайлова, адвокат Алексея Навального, которая сказала, что, во-первых, ФСИН они уведомляли о том, где находится Алексей Навальный, вплоть до адреса его местонахождения после выписки из «Шарите». Но еще она сказала, что у них есть справка из «Шарите» о том, что Алексей Навальный проходил реабилитацию вплоть до 15-го, по-моему, января, но она была без перевода. Вот это как понимать?
Е. Ройзман
―
Смотри, на самом деле, никто до конца не осознает степень отвязанности органов и степень готовности к каким бы то ни было действиям. Никто не представлял, что суд будет прямо вот так сразу с утра. То есть, видимо, не успели подготовиться. Как отсекли адвокатов… Понятно, сейчас умные люди говорят, что нельзя было адвокату идти впереди, нужен был один адвокат впереди, другой сзади и так далее. Ну да, знал бы где упасть, соломки бы подстелил. Невозможно просчитать все эти вещи.Да, можно, наверное, винить, что не успели перевести справку, что не успели заверить ее нотариально. Но я думаю, у них даже времени не было. Потому что сначала не знали, где находится, потом никто не знал, что будет суд. За минуту сообщили, в 12:29 сообщили, что в 12:30 будет суд. Поэтому да, можно, конечно, пенять. Но я думаю, что физически не успели. Очень большая нагрузка. Никто этого не ждал, что будет вот именно так.
И. Воробьева
―
Есть ли у тебя ощущение, что если бы эта справка была и была переведенной и предоставлена суду, то какое-то решение было сегодня другое?
Е. Ройзман
―
Да нет, решение это было принято заранее, решение было оговорено. Это не решение судьи, это не решение УВД, это не решение ФСИН. Еще раз, я думаю, мы все убедились, что решения по Навальному принимаются на другом совершенно уровне, и инициатива и конечное визирование – конечно, это президент России. Во всяком случае, то, что творилось вчера в аэропортах, сколько рейсов держали, сколько машин ради одного прилета – некому больше такие решения принять, на мой взгляд.
И. Воробьева
―
Я напомню, что это программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом. Вы можете писать нам сообщения по номеру +7 985 970 45 45. Я еще напоминаю, что по этому номеру можно присылать не только СМСки в эфир, но и писать по этому номеру из Вотсапа, а теперь еще и из Телеграма тоже можете присылать сообщения по этому номеру. Еще поговорим про Алексея Навального, которого увезли в «Матросскую тишину», насколько я понимаю. По крайней мере, по словам адвокатов, туда уведомление уйдет. «Матросская тишина» – это СИЗО. Это уже не спецприемник ареста 30-сутного, это именно СИЗО.
Е. Ройзман
―
Все, это тюрьма.
И. Воробьева
―
Это тюрьма. Алексей Навальный в тюрьме. Это лучше, чем Алексей Навальный в Германии? Вот как это?
Е. Ройзман
―
Еще раз. Мое мнение. Я считаю, что у Навального как у порядочного человека не было выбора. Он должен был возвращаться. Как у мужественного человека тем более у него не было выбора. Он должен был возвращаться. Ему посылали много сигналов, чтобы он не возвращался. Ему открытым текстом в паблик всеми способами объясняли, что его посадят. Тем не менее он вернулся.Но у него не было другого выхода. Во-первых, невозвращение означает, что они победили, что у них все получилось. Ну и второе – он не мог бросить своих соратников и сторонников. Это очень мужественный, сильный и порядочный поступок, что в сегодняшней, современной политике… В принципе, в современной политике поступок – это роскошь и редкость. А в сегодняшней российской политике такого не бывает. И в данном случае продемонстрирована именно порядочность, за что, конечно, большой респект Алексею.
И. Воробьева
―
Чем, как ты думаешь, можно помочь Алексею Навальному?
Е. Ройзман
―
Единственное, что он же сказал – не надо бояться, нельзя бояться. То есть это наша страна. И если это наша страна, если мы отсюда не собираемся бежать, нельзя бояться.
И. Воробьева
―
Я, кстати, напомню нашим слушателям и зрителям, что СИЗО «Матросская тишина» подключена к системе ФСИН-ПИСЬМО. Это означает, что можно отправлять Алексею Навальному туда в СИЗО электронные письма. Делается это довольно просто: вы заходите на сайт fsin-pismo.ru, выбираете там город Москва, дальше выбираете учреждение «Матросская тишина» СИЗО-1 (оно будет прямо в списке), фамилию получателя, имя, отчество, год рождения – и, пожалуйста, можете отправлять ему электронные письма. И вам на почту будет приходить уведомление что-то вроде «вручен адресату» или «адресат не числится», или что-нибудь такое. Поэтому тут еще можно проверить, если отправить письмо, находится ли Алексей Навальный в СИЗО-1.
Е. Ройзман
―
Два слова еще скажу. Обратите внимание, по Фургалу они старались, чтоб Фургал не знал вообще, что за него выходят люди. Они ему создали вакуум. То есть это еще один из методов такого воздействия.Я отметил еще одну вещь для себя. Решение по Навальному принималось на самом верху и очень узким кругом лиц. Но, судя по репортажам, судя по заголовкам газет, на это событие откликнулись практически все мировые лидеры и мировые правительства. Это очень серьезный имиджевый удар по нашей стране. Я уже говорил, что такие вещи и монетизируются, и конвертируются, и так далее. И то, что упали с утра котировки, рубль повалился, снова начались разговоры о санкциях и по «Северному потоку» – это, конечно, результаты происходящего.
Но надо понимать, что за решение, которое принимал один человек (или очень узкая группа лиц), мы будем рассчитываться все. Это нагрузка будет на нас всех. Мы в этом не виноваты. Мы не принимали в этом никакого участия. Я думаю, что большинство из нас против этих решений. Кому понравится, что человека травят, что пытаются отравить человека, имеющего иное мнение? Но рассчитываться за эти решения придется нам всем.
И. Воробьева
―
Давай немного поговорим про Беларусь, потому что сегодня стало известно, что там не будет Чемпионата мира по хоккею. Но это насколько чувствительная для Лукашенко история, как думаешь?
Е.Ройзман: Путин дал разрешение на выезд. Если он помог Навальному скрыться от ФСИН, получается, он — подельник
Е. Ройзман
―
Послушайте, все диктаторы, что Гитлер, что Лукашенко, им очень важны вот эти вот мощные спортивные праздники – Олимпиады, еще какие-то массовые мероприятия. Для Лукашенко это очень важная история. Но мы сейчас разговаривали с Венедиктовым…
И. Воробьева
―
Обычно Венедиктов в эфире говорит: «Я разговаривал там с кем-то», а теперь Евгений Ройзман так делает.
И. Воробьева
―
«Будем наблюдать» с Евгением Ройзманом.
Е. Ройзман
―
Но интересно, потому что мысль такая. Очень интересная ситуация. Понятно, что цивилизованные страны, сборные не могут поехать в Беларусь, потому что совершенно людоедская диктатура установилась. И то, что там творят силовики и Лукашенко, для европейских лидеров просто немыслимо. Но могли поторговаться, могли сказать: «Хрен с тобой. Нужен тебе Чемпионат? Нет проблем. Вот тебе список политзаключенных. Отпусти политзаключенных, ну и играй в хоккей сколько тебе влезет». Как вариант. Потому что жизнь политзаключенных и свобода политзаключенных дороже любых санкций.И на этом фоне, когда Навального задерживали, я думаю, что в какой-то момент, возможно, его будут расценивать как заложника и возможность для какого-то торга по тому же «Северному потоку». Потому что Навальный – фигура в международном плане сейчас откровенно крупная. За лидерами многих европейских стран и за Америкой смотрят, как они отнесутся к откровенным репрессиям в отношении инакомыслящих, в отношении Навального. И для лидеров всех стран будет очень важна вот эта задекларированная четкая позиция. Поэтому Навальный может здесь играть роль заложника, и как-то будут расторговываться.
И. Воробьева
―
Ну вот, кстати, про расторговываться и про Запад. Как думаешь, они могут вообще что-нибудь сделать, кроме того, чтобы выразить какую-нибудь очередную озабоченность происходящим? Хотя я вижу из заявлений разных лидеров… Например, Меркель сказала довольно жестко, как мне кажется. Ну официальный представитель сказала, что российские власти задержали жертву покушения с применением химического оружия, а не преступника. То есть они так оценивают ситуацию. Но эти заявления же в пустоту?
Е. Ройзман
―
Я не думаю. То есть это все равно имеет какой-то накопительный эффект. Там проблема для нас для всех другая – страдает имидж страны. И это ложится на нас всех. Если мы молчим, если мы это терпим, значит, нас все это устраивает, значит мы все соучастники происходящего. Это в глазах сторонних наблюдателей. Если мы видим, как травят человека просто так за то, что он имеет иное мнение, как его сажают в тюрьму просто так, потому что его боятся, ненавидят и так далее, а мы молчим и терпим, ну, значит, мы соучастники. Но это так оно и есть, получается. Но я не знаю, как это будет выглядеть.Санкции, на самом деле, вещь очень чувствительная. И все это понимают. Это когда отрезаны от денег, отрезаны от быстрых денег, от кредитов, от технологий, когда перестаем добывать нефть на шельфе и так далее. Это очень серьезная история. На самом деле, санкций боятся. Санкции чувствительны.
И. Воробьева
―
То есть чувствительны они не только для нас, но и для этих людей, которые там?
Е. Ройзман
―
Конечно. Они никогда не думали, что придется никуда не ездить дальше Сочи, что их не будут никуда приглашать, сажать за стол, жать руку. Но это болезненно и чувствительно. Можно, конечно, сказать: «Да у нас в России все есть. Да нам никто не нужен». Ну, можно сказать. А дальше-то что? Отставание продолжает быть. Оно нарастает, нарастает, нарастает. И в каких-то вещах становимся откровенно неконкурентоспособными.Но те люди, которые принимают решения – их, может быть, не так много, у них все хорошо, их тысяча человек, они живут значительно лучше, они сохраняют свой уровень. А на всех на нас это ложится. И мы это все ощущаем. Можно, конечно, рассказывать, что не смешите «Искандеры» и так далее, но, на самом деле, санкции – это история серьезная и чувствительная.
И. Воробьева
―
Полминуты до перерыва. Короткий вопрос и очень короткий ответ. 23-го пойдешь?
Е. Ройзман
―
Да.
И. Воробьева
―
Мы продолжим программу «Личный прием» с Евгением Ройзманом через несколько минут. Да, я напомню про 23-е. Это, по крайней мере, объявили какой-то выход на улицу. И также скажу, что мой вопрос и ответ Евгения Ройзмана не являются призывом.НОВОСТИ / РЕКЛАМА
И. Воробьева: 21
―
34. Программа «Личный прием» с Евгением Ройзманом продолжается. Я поймала себя на мысли, что вот эта песня, которая у нас была заставкой все это время, очень сейчас подходит. Она подходила многие разы и до этого, но сейчас просто звучала по-новому. Давайте мы с вами так договоримся. Мы сейчас сменим тему, поговорим и про личный прием, и на другие темы поговорим. Если в конце останется время, я вернусь к вашим вопросам к Евгению Ройзману по поводу Навального. Давай дари книгу скорее. Сидит с книгой и не дарит.
Е. Ройзман
―
Да, это мне надо Ирине подарить книжку свою «Личный прием». Реально это хорошая книжка. Мне не стыдно ее дарить.
И. Воробьева
―
Круто. Спасибо большое.
Е. Ройзман
―
А я вчера Диме Быкову подарил. Там его предисловие. Мне тоже было очень приятно.
И. Воробьева
―
А я фотографию, мне кажется, видела Димы Быкова. У меня тут даже есть надпись. Спасибо большое. У меня теперь есть книга Евгений Ройзмана «Личный прием». Это очень приятно. И нам тут пишут еще. Неделю назад, помнишь, мы говорили о том, чтобы придумать какие-то надписи на мерч Евгения Ройзмана.
Е. Ройзман
―
Да.
И. Воробьева
―
Нам тут кучу придумали уже. Но что-то, честно говоря, просто вчерашние события и сегодняшние настолько вышибли.
Е. Ройзман
―
Вышибли немножко, да.
И. Воробьева
―
Поэтому давайте мы к этой теме вернемся в следующий раз. Я надеюсь, у нас будет чуть получше общее настроение, может быть, или как-то мы все это переварим и проживем и к этому вернемся. Не волнуйтесь, мы ничего не забыли и продолжаем.
Е. Ройзман
―
Давай, наверное, про Мишу Бахтина сразу начнем.
Е.Ройзман: Для условно осужденных арест на 30 суток невозможен
И. Воробьева
―
Да, давай.
Е. Ройзман
―
Смотрите по Мише Бахтину. Это вот та хорошая история, когда мы с вами сумели сделать новогоднее чудо. Прошел федеральный консилиум. Все анализы хорошие. Принято решение ставить укол. Сейчас они на местном уровне решат с «Новартисом», что и когда. И в ближайшее время Мише укол поставят. Там одна проблема обнаружилась совершенно неожиданно – у него температура. Не могли найти источник. Оказалось, что зубы режутся у мальчика. Так бывает. Они его сейчас готовят к уколу. И думаю, что в ближайшее время мы вам все скажем.Но по Мише, как послевкусие такое, несколько историй. У нас в городе есть мощный такой торговый центр «Алатырь», а там – магазин «Карусель». И вот перед Новым годом одна женщина пошла в магазин, взяла корзинку и увидела в корзинке конверт. А в конверте лежит 10 тысяч и написано: «Для Миши Бахтина». То есть у кого-то выпало из сумки. Так она этот конверт взяла, дождалась, пока у нас офис откроется после выходных, пришла и сказала: «Обязательно в эфире “Эха” скажите, потому что кто-то потерял деньги, которые хотел передать Мише Бахтину. Вот я их принесла». И мне очень приятно. И те люди, которые эти деньги потеряли, помните, что их нашли, и они по назначению.
Что касается меня лично. У меня есть железное одно правило, что прежде чем я объявляю какой-то сбор или в тот момент, когда я объявляю какой-то сбор, я вношу какие-то деньги от себя. То есть для меня это правило такое железное. Оно действует всегда. Я не имею право людей призывать жертвовать деньги, если я не дал сам. И вот когда уже ситуация была отчаянная и надо было успевать, я сказал, что я переведу свою зарплату за декабрь, Дима Муратов, Ирина, то есть тоже вот этот новый посыл задать, новый толчок.
А зарплату я получил в январе. Даже не 11-го, а 12-го числа мне выдали мои 60 000 рублей. А по Мише ситуация уже была решена. Я с вашего позволения отправил деньги Ирине Каштановой в Краснодар. Я рассказывал эту историю. У нее муж – бывший военный летчик Сергей Каштанов. Тяжелейший инсульт, парализован. Она увезла его в Краснодар и ухаживает за ним. И у него пенсия 13 900, а у нее – 1200 по уходу. То есть жесточайшая вообще ситуация. Помогают ему несколько сослуживцев, которые еще летают, посылки присылают. Я просто закинул ей деньги сразу на карточку, чтоб какие-то быстрые такие нужды решила.
И мы сейчас договорились с Центром Ирины Волковой в Екатеринбурге – мы этого парня будем перевозить в Екатеринбург. Когда ковидная нагрузка снизится, мы будем перевозить в Екатеринбург. Ирина посмотрела все. Но она очень серьезный специалист. Она сказала, что она сумеет поставить его на ноги и вернуть речь. Поэтому мы за этого парня поборемся. А на сайте Фонда мы поставим по нему сбор. Я скажу, сколько будет стоить реабилитация и какая помощь понадобится. Ну вот первые деньги уже ушли (60 000). Просто это я отчитываюсь.
И. Воробьева
―
Подожди, мне казалось, что по вот этому человеку из Краснодара планировалось как-то попробовать его в Германию отправить.
Е. Ройзман
―
Мы сначала к себе и начинаем работать с Германией. Там есть большая сложность – в Германию можно отправить только в том случае, если он сдаст экзамен по языку. А он не может разговаривать, речи нет. Но он все понимает, в сознании. Не может разговаривать. Поэтому сначала вернуть речь. Пойдем долгим путем. Связались с генконсульством. Начали заниматься.
И. Воробьева
―
Что я могу сказать… Здесь, конечно, люди все в восторге от того, что ты отчитался, что ты сделал, и как все это происходит.
Е. Ройзман
―
Скажи Венедиктову, чтоб мне премию какую-нибудь дали.
И. Воробьева
―
Вот так вот?
Е. Ройзман
―
Он тебя, может, послушает.
И. Воробьева
―
То есть вот так это работает. Понимаете, да? Человек в прямом эфире говорит, что он отдает свою зарплату всю, как обещал.
Е. Ройзман
―
Не, я просто уже пообещал.
И. Воробьева
―
Да, это правда, обещал. И, соответственно, Алексей Алексеевич, похоже, что придется кому-то дать премию. Не знаю. Как решите. Мы потом расскажем. У нас слушатели за этим следят. Еще, конечно, те, кто нас смотрят в Ютубе, а не слушают по радио, видят, какая футболка сейчас на Евгении. И тут просто такое количество восторгов по этой футболке… Просят ее продать.
Е. Ройзман
―
Слушайте, у меня, конечно, сложная ситуация с деньгами, но пока до этого не дошло.
И. Воробьева
―
Подожди, Дима Муратов продает клюшки за много денег и переводит их как раз в помощь детям со СМА, потому что там огромные суммы. Рано или поздно тебе нужно будет кому-то очень сильно помочь. Вот имей в виду, что твою футболку хотят купить.
Е. Ройзман
―
Все, договорились.
И. Воробьева
―
Футболка Евгения Ройзмана – она такая, конечно, жизнерадостная. Это те, кто захочет потом зайти в Ютуб посмотреть. Поехали дальше. Напомню, что у нас вопросы можно присылать по номеру +7 985 970 45 45 – это не только СМСки, но Вотсап и теперь еще из Телеграма можно писать. Кстати, можете попробовать. Я обещала, что мы будем периодически возвращаться к вопросам от слушателей. Тут пишут нам про реакцию Пескова и Лаврова на всю эту историю с Алексеем Навальным: «А зачем они так?»
Е.Ройзман: Это наша страна, если мы отсюда не собираемся бежать, нельзя бояться
Е. Ройзман
―
Лавров озвучивает официальную версию, как они это видят, как понимают. Но я думаю, что они действительно, возможно, так понимают, потому что они все равно комсомольцы 70-х годов, они люди, воспринявшие пропаганду в молодости, когда они формировались, ну и видеть за всем там происки каких-то спецслужб, использование Западом любой ситуации. Но, с другой стороны, если вы понимаете, что Запад будет использовать ситуацию с Навальным, вы зачем ситуацию-то создаете? Проще простого.Ну а что касается Пескова. Ну да, не сообразил. «А что, - говорит, - в Германии задержали?» Ну конечно оно выглядит нелепо. Но то, что нелепо выглядит – это полдела. Это говорит об откровенном неуважении к людям. Ты пресс-секретарь президента. Ты все время не в курсе. Если ты в курсе, ты делаешь вид, что ты не в курсе. И когда про тебя уже президент говорит, что иногда такую пургу несет, то к этому приходится все время возвращаться и думать: «Ну да, действительно». Короче, скажем так, я не завидую ни Пескову, ни Лаврову, потому что никогда в жизни не хотел бы оказаться на их месте.
И. Воробьева
―
Я сейчас немного новостей. Дело в том, что в какой-то момент уже со вчерашнего дня, хотя, на самом деле, это намного раньше произошло, случилась такая большая коллаборация всех журналистов со всеми. Я имею в виду журналистов. Мне сейчас пишет Василий Полонский, журналист «Дождя», который слушает наш эфир. И он мне пишет, что он находится у «Матросской тишины». Был, по крайней мере, у СИЗО-1. И, скорее всего, по его словам, Алексея Навального привезли туда, поскольку Василий Полонский видел, как из «Матросской тишины» выехала машина МВД Московской области.
Е. Ройзман
―
Очень важный момент. Ходорковский написал. Он 4 года сидел в «Матросской тишине». Он говорит, жесточайшая тюрьма, конечно. Большая опасность для человека просто там находиться. И говорит, в «Матросской тишине» убить могут запросто. То есть мне это неприятно говорить…
И. Воробьева
―
Давайте не будем вот это сейчас. Я очень прошу, Женя, пожалуйста. Это очень сложные слова, которые я не хочу слышать, и, мне кажется, никто не хочет слышать.
Е. Ройзман
―
Все. Я согласен. Не, я-то считаю, что в конце концов все равно все будет хорошо. Но предупрежден – значит вооружен.
И. Воробьева
―
Я очень на это надеюсь. Спасибо большое Василию Полонскому с «Дождя». И передаю ему привет. Это человек, который работает второй день подряд на морозе. Видела его вчера в аэропорту «Внуково». В этом смысле, конечно, еще раз скажу, что, как мне кажется, журналисты многих изданий вчера отработали просто на 100%.
Е. Ройзман
―
Я был тому свидетелем. Я видел, как профессионально работают, как лезут в самую гущу, как никого не боятся. И я вчера видел блестящую журналистскую работу. И тебе, Ирина, конечно, спасибо. То есть я сам наблюдал это.
И. Воробьева
―
Все друг друга сами похвалили. Давай еще к приему, потому что я обещала, что мы будем возвращаться от вопросов к приему и к каким-то историям, которые тебе интересны.
Е. Ройзман
―
Слушайте, у меня несколько историй, связанных с женщинами. Они достаточно простые. И вдруг у меня возникли жесточайшие конфликтные ситуации в переписке. И это говорит о том, что какие-то вещи мужчины и женщины по-разному воспринимают, что есть вещи, которые женщины воспринимают очень болезненно и любые какие-то истории проецируют лично на себя.После Нового года у меня доброе, хорошее настроение, все более-менее хорошо. И я после Нового года поставил текстик. У меня была история. Я возвращался с работы откуда-то. Иду, и возле музея стоят девчонка и парень лет по 18, может быть. И девчонка плачет. А поскольку я вообще человек внимательный, я мимо не прохожу, я ей говорю: «Миленькая, что случилось?» Ну я не могу лезть.
И. Воробьева
―
Но вдруг он ее обижает, и она сейчас пожалуется.
Е.Ройзман: Решение по Навальному принималось на самом верху и очень узким кругом лиц
Е. Ройзман
―
Да. И на всякий случай.
И. Воробьева
―
Я помню, ты рассказывал, да.
Е. Ройзман
―
Да. Я говорю: «Миленькая, что случилось? Ты чего плачешь?» Она говорит: «Дак он меня обижает». И я смотрю на него, и я вижу, что ему неловко, он мнется, он растерянный. И он вот так на меня смотрит, и я вдруг говорю: «Да слушай, ну он тебя любит». И он как закричал, обрадовался, что ему какая-то подсказка как-то выйти из ситуации, и он говорит: «Вот видишь, я тебя люблю. Тебе уже даже люди говорят, а ты мне не веришь». И он ее обнял, и она улыбнулась и вот так в плечо ему уткнулась. И мне так приятно стало и тепло и я пошел. И я вот дословно эту ситуацию расписал. Ну и мне было приятно. Думаю, мне приятно – пусть и другим будет приятно.И вдруг говорят: «Так, а вы ушли, а он потом ей челюсть сломал».
И. Воробьева
―
Что?!
Е. Ройзман
―
Да. Я говорю: «Да нет, такого быть не может». – «Да вы не понимаете, она же вам сказала, что он ее обижает». Я говорю: «Ну послушайте, это она сказала. Я этого не увидел». Ну а потом, “обижает” – это же разное. Вполне возможно, что они собирались идти в кино, а потом пошли в театр, и она обиделась. Я таких ситуаций сколько угодно знаю. Они говорят: «Вы не понимаете. Вы обесценили ее страдания». Думаю: «Ой». Слава богу, у меня четыре дочери. Я в девичьих слезах что-то понимаю и стараюсь мимо не проходить. Но мало того, что я стараюсь мимо не проходить, я просто так и не полезу. Людям по 18 лет. Бывает, что люди ссорятся.И мне одна женщина пишет: «Вы проповедник той истины, что бьет – значит любит». Я думаю: «Да нет же. Я же такого не говорил. Вот же текст. Текст кончается словами “и она уткнулась ему в плечо и улыбнулась”». И я так рад был, что они помирились. Потому что бывает у молодых ситуация: ну вот они поссорились не из-за чего. И надо, может быть, просто как-то смодерировать. Но лезть в эту ситуацию нельзя. Я пытаюсь разговаривать. Я говорю: «Слушайте, а как в этой ситуации надо было поступить?» – «Вы должны были вызвать полицию».
И. Воробьева
―
Ха-ха. Извините, вырвалось.
Е. Ройзман
―
Ну с чего вдруг? Какую полицию. И вдруг я увидел, что это невероятная злоба какая-то у людей. Может, кого-то били когда-то сильно в жизни. И я эту ситуацию вижу своими глазами. И куча женщин, которые видят ее совершенно по-другому. Послушайте, если бы я увидел какую-то маломальскую хотя бы опасность для нее, я бы не прошел мимо. Но я видел этого парня, я видел его глаза, я видел ее глаза, я видел, как они прижались друг к другу. Ну бывает у всех такое.И я вдруг вспомнил другую историю. То есть я, конечно, огреб там, мне всяких комментариев наоставляли. Там ветка эта продолжается и продолжается. Я уже перестал в этом участвовать. И мне еще сказали: «Вы не понимаете, это газлайтинг, это абьюз, а вы миогин мизогинный»
И. Воробьева
―
Ничего себе какие слова Евгений Ройзман произносит сейчас в эфире.
Е. Ройзман
―
Я говорю: «Слава богу, что я таких слов не знаю». Мне говорят: «Вот-вот, вы даже таких слов не знаете».
И. Воробьева
―
Вообще-то, да, надо бы знать.
Е. Ройзман
―
Я действительно таких слов не знаю. Но я стараюсь мимо не проходить. Но у меня был невероятный урок в жизни. Я его коротко расскажу. Я учился в университете. Это был 85-й год. Ну и был на тренировке. Я играл за университет тогда. У нас тренировка серьезная в пожарке была. А напротив – Пединститут. Я выхожу с тренировки. Зима, снежок идет, тепло. Так мне хорошо. Я такой довольный. Я потренировался. И я еду к себе в общагу университетскую, где меня Салават ждет, Юля. Мы там Галича печатали тогда. И стою на остановке.И вдруг вижу – здоровенный мужик датый, на кураже просто мордует свою бабу. Вот откровенно. Мало того, он что-то над ней издевается. А потом просто начал ее тыкать в лицо. А чтобы она от него не могла уклониться, он ей волосы на кулак намотал и бьет ее. Я говорю: «Э, ты че?» И он так увидел, что какая-то реакция. Он ее отбросил и ко мне. Ну и все. Я уже увидел, что все всерьез. Я его треснул, он упал. Он упал, ударился затылком, шапка откатилась. И я еще не понимая, что происходит… И вдруг она бросается на меня, старается расцарапать лицо и кричит истошным громким голосом: «Убил! Убил! Мужа моего убил!»
Е.Ройзман: Навальный – фигура в международном плане сейчас откровенно крупная
И я не успеваю даже ничего понять. Я троллейбуса ждал. Я никуда не собирался. И вдруг едет милиция. Вот когда надо – их нету, а когда не надо – вот они. Все, милиция едет. Я здоровый, молодой. Этот лежит там. Шапка откатилась. Она говорит: «Он хотел шапку с него снять». Она еще исцарапанная вся – он ее нормально так бил. Ну и все. И меня сажают в машину. Я говорю: «Э, я тут это». Они говорят: «Давай-давай». Никого свидетелей, получается, ничего. Меня сажают в машину. И они по рации: «Первый-первый, я второй. У нас тут разбойное нападение. Потерпевшего сейчас в травму повезли, там освидетельствование». И меня увезли в «Октябрьский».
Меня ждут в общаге университетской. Я с тренировки. Я такой нормальный, довольный. Меня увезли в «Октябрьский» – там на Декабристов такой был в глубине дворов и посадили меня в обезьянник. Ну что, ну посадили и посадили. Я спать лег. А что я буду делать? И я понимаю, что все серьезно.
А утром меня выводят на опознание. И меня опознают, что я хотел ограбить, избил мужика. Ну это разбойное нападение. И я растерялся. Я не понимаю, что делать. Мужик толком ничего не помнит. Баба агрессивная совершенно. И я пытаюсь что-то сказать. Мне не дают сказать. И меня уводят в камеру. А я не так давно освободился. Я в 83-м году освободился. Я понимаю, что я в университет-то чудом поступил, и сейчас вся моя жизнь закончится. Но больше всего я в тот момент боялся, что сообщат в университет. То есть у меня был такой страх.
Меня отвезли обратно в камеру. Я сижу. Я понимаю. Я начинаю считать, сколько мне дадут. И вдруг меня вызывают к дознавателю. Руки за спиной. Я захожу. А там сидит мой декан Юрий Сергеевич Кирьяков. И он мне говорит: «Женя, что случилось?» И я хочу ему сказать, что случилось, и не могу – у меня горло перехватывает. И я понимаю, что я сейчас начну говорить и заплачу. Я не могу себе это позволить. И я стою и молчу. И он, видимо, понял, что происходит. Он говорит: «Это правда, что они говорят?» Я вот так головой мотаю, а заговорить не могу, потому что сейчас это… Ну что, мне там 23 года.
И. Воробьева
―
Ну эмоции, конечно.
Е. Ройзман
―
И он говорит дознавателю: «Давайте я с вашим руководством поговорю. Пусть меня Женя здесь подождет». Он ушел. Потом они вернулись с начальником уголовного розыска. В конце концов они ему на поруки меня отдали. И уже на улице я говорю: «Юрий Сергеевич, я шел с тренировки, вот такое…». Он говорит: «А кто может подтвердить?» Я говорю: «Ну вон все на тренировке были. Я просто вышел уже после душа, в общагу поехал». Ну и рассказал все как было.И, в общем, эта история закончилась ничем. За меня вступился университет, как потом на протяжении 20 лет много раз бывало. За меня университет всегда заступался. И Юрию Сергеевичу я очень благодарен, что просто поверил. И я на голом месте мог получить срок просто потому, что я вот так заступился за женщину. Ну и на этом фоне понятно, что я никогда не прохожу мимо, но я сто раз думаю, слежу за ситуацией, смотрю. Потому что в той истории, в которую я попал, мог оказаться любой нормальный человек.
И. Воробьева
―
Давай уточним, что про сломанную челюсть – это не в смысле того, что произошло, а в смысле, что тебе написали, что так могло произойти. А то перепугались все.
Е. Ройзман
―
Да, да, да. Когда мне написали, что да, вы сказали, ушли, она вам сказала, что он ее обижает, а вы не обратили внимание, а потом они пришли домой, а он ей челюсть сломал или он дальше стал издеваться, я говорю: «Послушайте, если бы я увидел, что-то подобное, я бы не прошел. Но я увидел, что им, может быть, надо просто помочь смодерировать ситуацию. У молодых такое бывает». Они говорят: «Вот вы поборник “бьет – значит любит”». Я говорю: «Нет, есть другая русская пословица, что милые бранятся – только тешатся. Ну разные бывают ситуации в жизни. Бывает, люди просто ссорятся».
И. Воробьева
―
Да. Я хочу просто здесь вступиться за Евгения Ройзмана. Потому что сколько бы раз мы в этом эфире ни обсуждали закон о профилактике домашнего насилия, который так и не принят, каждый раз неизменно, здесь у нас нет никаких разногласий, мы оба считаем, что этот закон обязательно нужно принимать. И никогда Евгений Ройзман не был за домашнее насилие. Ну что вы вообще?
Е. Ройзман
―
Послушайте, еще одну очень серьезную историю расскажу, которая мне не дает покоя. Я однажды вел прием, и ко мне пришла девчонка с ребенком, ей лет под 30, с фингалом под глазом. И она пришла ко мне. Вот я глава города. Я веду прием. И ко мне пришла эта девчонка. Я говорю: «Что у тебя случилось? Кто тебя?» Она говорит: «Отец». Я говорю: «Как это получилось?»Оказалось, они живут на Компрессорном. Отец работал на Компрессорном заводе. Ему дали двушку. А в этой двушке живет отец, который продолжает работать (причем он в 3 смены работает), мать, она с ребенком. У нее был таджик муж. Она родила ребенка. Таджик ушел. Вот она с ребенком вернулась к родителям. И еще старшая сестра с ребенком. И они все живут в двушке. И вот отец пришел со смены, выпил водки и лег спать. А у нее капризничал ребенок. Она начала на него кричать. Шум подняли. Отец проснулся. Началась ругань. И он засветил ей в глаз.
Е.Ройзман: Я не завидую ни Пескову, ни Лаврову, потому что никогда в жизни не хотел бы оказаться на их месте
Я говорю: «Ну, серьезно все. Что ты хочешь?» Она говорит: «Я хочу написать на него заявление». Я говорю: «Знаешь что, я тебе в этой ситуации не советчик. Ну представь себе, если ты напишешь на него заявление… Эта квартира принадлежит отцу. Ты напишешь на него заявление – жить ты в этой квартире не сможешь. Я не думаю, что ты напишешь на него заявление и пойдешь туда же к нему в квартиру. Это первое. Второе. Ты напишешь заявление на своего родного отца – это муж твоей матери, это отец твоей сестры, это дедушка твоего ребенка. Ты попадаешь в очень сложную ситуацию».
Она говорит: «Я не хочу ему прощать, раз он поднял на меня руку. Я на него напишу заявление». Я говорю: «Это твое право. Но я думаю, что это неверный ход». В результате она ушла, написала заявление. Я там связался с «Аистенком», говорю: «Видимо, жить будет негде». Дал ей контакты. Говорю: «Ну, придешь там поживешь».
Я не знаю, чем закончилась эта история. Но она для меня такая серьезная была. Я ее расписал. И мне очень много пеняли: «Вот вы не понимаете. Домашнее насилие. Она должна была обратиться в полицию. Вы должны были ее отвезти в полицию». Я ничего никому не должен. И я считаю, что есть ситуации, которые должны решаться как-то по-другому, искать какие-то ходы. Нельзя отсекать. Но иначе это вон как история с Павликом Морозовым.
И. Воробьева
―
В этой истории я с тобой не согласна. Но я имею право просто быть с тобой не согласной и никак не разделять твое мнение.
Е. Ройзман
―
Подожди-подожди. Все, хорошо, согласен. Вот представь себе, что она пришла к тебе. Твои действия.
И. Воробьева
―
Я не могу советовать человеку. Но если она сказала, что она хочет написать заявление, я считаю, что она имеет полное моральное право писать заявление на человека, который ее ударил. Все.
Е. Ройзман
―
Хорошо, она имеет полное моральное право. Но я вдвое ее старше и я чуть-чуть дальше могу просмотреть. После того, как ты написала заявление на своего родного отца, тебе очень сложно будет туда вернуться. У тебя даже жилья своего нет. Сложная ситуация.
И. Воробьева
―
Да. Окей. Просто у этой ситуации два шага вперед. Они в разные стороны могут быть. Потому что ты смотришь на два шага, условно, вправо. А если посмотреть влево – она не напишет заявление, ему никто не объяснит, что так делать нельзя, и в следующий раз, безнаказанно оставшись после первого удара, он ударит так, что кто-нибудь погибнет или останется инвалидом. Тут, извини меня, две развилки.
Е. Ройзман
―
Вторая ситуация. Ей негде жить. Это у нее единственное жилье у своих родителей. И она готова написать заявление. Сложно. Я не берусь здесь судить.
И. Воробьева
―
Поэтому я и говорю, что я не согласна. Я считаю, что один раз ударил, надо прощать – нет, так делать нельзя. Тем более что именно это было в тех самых поправках, когда декриминализовывали домашнее насилие.
Е. Ройзман
―
А я считаю, что в этой ситуации было бы правильно просто, прекратить общение, забрать внучку, уйти и ждать извинений и так далее. И в конце концов кто-то может покаяться, кого-то совесть будет мучать, кто-то соскучится по дочери. Всякие бывают ситуации. Но я, слава богу, никогда, ни разу в жизни ни одну свою дочку пальцем не тронул и не обижал, я надеюсь.
И. Воробьева
―
В общем, давайте дальше пойдем. Тут чат у нас тут же раскололся: кто-то считает, что прав Евгений Ройзман; кто-то считает, что права я. Давайте не будем. Это, в конце концов, история, которая уже произошла. И, к сожалению, тут ничего уже не поделаешь. Буквально пара минут у нас остается до конца эфира.
Е.Ройзман: В «Матросской тишине» убить могут запросто
Е. Ройзман
―
Про Азата Мифтахова.
И. Воробьева
―
Все вопросы у нас про Алексея Навального. Ну вот давай. Ты же сам уже сказал про Азата Мифтахова. Конечно, давай обязательно скажем. Потому что за сегодняшними событиями этот приговор остался немного в тени. А дело ужасное совершенно.
Е. Ройзман
―
Да. Парень молодой, аспирант за разбитое стекло в офисе «Единой России» получил 6 лет лишения свободы. За него написали письма 2500 математиков со всего мира и среди них мировые светила, ведущие математики. И он получает, несмотря на эти поручительства, несмотря на нелепость происходящего. У него в деле секретные свидетели, которые проходили секретными свидетелями еще и по другим делам. А еще и умер один секретный свидетель при странных обстоятельствах. Я считаю, что на показаниях секретных свидетелей вообще судить нельзя.Но обратите внимание, молодому парню дают 6 лет за разбитое стекло. Кроме этого, 2500 математиков, я уже сказал, ведущих ученых за него подписались. Представляете, какой резонанс в научном мире, какие издержки для страны, для имиджа страны, для нашего общего имиджа, для нашей репутации. Ну не стоит этого. И для меня вот эта нелепость, неоправданная жестокость – на мой взгляд, это дико.
И. Воробьева
―
Ну что, у нас остается буквально минута до конца эфира. Полминуты - твои, полминуты – мои. Давай.
Е. Ройзман
―
Все равно я считаю, что в конце концов все будет хорошо. Во всяком случае, мы будем стараться для этого делать все возможное. Всем добра и удачи.
И. Воробьева
―
Все равно в результате все будет хорошо, говорит нам Евгений Ройзман. Давайте на следующей неделе, еще раз повторюсь, будем рассчитывать на то, что нам всем станет чуть полегче. Мы немного проживем вот то, что происходит сейчас, и все-таки поговорим с вами про мерч. И нам тут пишут, что футболки. Мне, кстати, нарисовала даже дизайн футболок какая-то прекрасная девушка из Екатеринбурга. Спасибо большое. В общем, все ужасно вдохновлены этим. И мы обязательно это сделаем в следующей программе. После 22 часов в нашем эфире повтор программы «Разбор полета», гостем которой был Борис Грачевский. Счастливо.